Птица Чабос. В погоне за мечтой Ходяков Руслан
– По штатному расписанию… – робко проговорила стюардесса.
– Э-э-э-э! – Мамука заметил совсем нерадостное настроение девушки. – Гога, ты, что расстроилась, да? Из-за того, что вторая, да? Вах! Не надо расстраиваться! Какое еще расписание!? С сегодняшнего дня – ты первая бортпроводница! – Мамука победоносно поднял голову. – В конце концов, это мой самолет или где?
– Но так нельзя, Мамука Вахтангович, – попыталась возразить девушка. – Таня обидится. А мы с ней подруги… Да и нет ее сейчас. Заболела она. Одна я на весь самолет… А мне на самом деле все равно первая или вторая, – поспешила добавить она.
Мамука нахмурился. Девушка сжалась.
«Уволит! Сейчас точно уволит!» – со страхом подумала она.
– Обидится, говоришь? – серьезно спросил Багратиони. – Нельзя, да? Подруги, да? – он неожиданно улыбнулся, да так весело, что на сердце у девушки моментально отлегло. – Это ты, гога, правильно делаешь! – воскликнул он. – Вах! Совсем нехорошо подругу обижать! Совсем плохо, вах! Я знаю! Мамука Багратиони все знает! – он снова повторил свой жест рукой перед лицом. Ну не хочешь быть первой… – он на долю секунду задумался. Тогда тебе дорогой подарок сделаю! Протяни руку!
Девушка послушно протянула руку Мамуке.
– Раздвинь пальцы, да? Закрой глаза, да!? – приказал Багратиони.
Девушка выполнила его просьбу.
Мамука в ответ поднял левую руку вровень с ладонью девушки и растопырил короткие волосатые пальцы, каждый из которых был увенчан массивным перстнем с каким-нибудь драгоценным камешком. – Раз, два, три, четыре, пять, – он стал считать кольца на руке. – Вышел заяц погулять!
Считалка закончилась. Мамука остановил счет на мизинце, снял с него колечко украшенное изумрудом и с возгласом «Оп-па!» ловко одел его на средний палец девушки.
– Ой! – воскликнула она и машинально убрала руку за спину и открыла глазки полные недоумения, но было уже поздно…
– Держи, Сашенька, да? Вот мой подарок!
– Извините, – девушка вернула руку в прежнее положение. – Я не хотела… – и увидев колечко, воскликнула. – Это же очень дорого!
– Вах, как дорого!? Почему дорого? Для Мамуки это недорого!
– Я не могу… – бедная бортпроводница сделал попытку снять кольцо с пальца.
– Носи, я сказал! – приказал Мамука. – Считай, что это премия от руководства, да!? Я ведь руководство на этом самолете, правда?
– Правда, – кивнула стюардесса.
– Гога, вах! – восхитился Мамука. – Правильно говоришь! Ты довольна, да? Не будешь грустить больше, правда?
– Нет, – девушка покачала головой из стороны в сторону.
– Ну и молодец, Сашенька! – Мамука хлопнул себя по ляжкам. – Вах, какой молодец! Можно я тебя поцелую?
– Ну… Хорошо, – кивнула стюардесса и, поскольку Мамука Багратиони был на голову ее ниже ростом, нагнулась, подставляя ему щеку для поцелуя.
– Вах! – запротестовал Мамука. – Не нагибайся, слушай! Такая красивая девушка не должна нагибаться перед мужчинами. Я сам к тебе поднимусь! – воскликнул Багратиони. – Мцыри! Чемодан! – крикнул он в тамбур салона.
В дверях появился высоченный черноволосый красавец, которого Родик принял сначала за самого Багратиони, и поставил здоровый, толстый чемодан между девушкой и Мамукой.
Мамука сделал шаг назад и приказал:
– Положи боком!
Мцыри опустил чемодан плашмя. Мамука встал на него и оказался одного роста со стюардессой.
– Вах! – воскликнул Багратиони, заворожено глядя в глаза девушки. – Прекрасная моя! Подари бедному грузину свой волшебный, действительно дорогой поцелуй!
«Ну и загнул! – подумал Родион Оболенский, с восхищением наблюдая всю эту сцену. – Не удивлюсь, если эта белокурая газель втрескается в грузинского недоростка без памяти!»
Оторопевшая девушка смотрела в глаза Мамуки, наверное, с тем же самым выражением, с каким кролик смотрит в глаза удава. Она опустила веки и трепетно потянулась алым ротиком навстречу к грузинским губам. Мамука, не мешкая, страстно притянул девушку за шею и отвесил ей такой жаркий поцелуй, какому позавидовал бы Ален Делон в лучшие свои годы.
– Ох, – качнувшись от легкого головокружения, только и смогла вздохнуть она, когда Мамука ее отпусти.
– Вах! – воскликнул Мамука, глядя в губы девушки и облизывая свои. – Мцыри! Шампанского нам! – он снова вскинул руку, на этот раз так, как будто в ней должен находиться бокал.
– В чемодане… – в вполголоса, как бы напомнил ординарец Багратиони.
В отличие от Мамуки Мцыри говорил без грузинского акцента.
– Что в чемодане, слушай!? – Мамука с легким раздражением посмотрел на ординарца.
– Шампанское в чемодане, Мамука Вахтангович, – извиняясь, ответил тот.
– Так достань, вах!!! Слушай, сколько можно повторять!?
– Вы на нем стоите, Мамука Вахтангович…
– На чем я стою, дарагой? – не понял Мамука.
– На чемодане, в котором шампанское, – спокойно и уважительно сказал Мцыри.
– Правда? – Мамука посмотрел себе под ноги.
– Вах! Точно стою!!! – развел он руками, глядя на чемодан. – Ты, что, я тебя спрашиваю, не мог мне другой чемодан дать!? Вах?
– Мамука Вахтангович, я же не знал… – попытался оправдаться Мцыри.
– Ничего, ничего, – стюардесса Сашенька, наконец, пришла в себя после грузинского поцелуя. – Мамука Вахтангович, вы садитесь на место, а я вам сейчас принесу… У нас в баре есть. Какое вы предпочитаете?
– Вах, вах, вах! – покачал головой Мамука и назидательно проговорил. – Мамука Багратиони пьет только французское шампанское и настоящее грузинское вино! Из собственного винограда! Мы попробуем и то и другое! Надеюсь, на моем самолете есть и то и другое, да, хозяйка моя? – спросил он у девушки.
– Конечно, конечно, – поспешно заверила стюардесса, проскальзывая мимо Мамуки и Мцыри в тамбур. – И французское шампанское есть… И вино…
В противоположных дверях салона появился усатый, широкоплечий человек в форме летчика гражданской авиации.
– Мамука Вахтангович! – воскликнул он. – Здравствуйте! Ну, что же вы!
– А-а-а-а! – лицо Багратиони расплылось в улыбке. – Вах, вах, вах! Гамарджобад! Сережа, дарагой! – он, широко раскинув руки, сделал шаг навстречу летчику и чуть не упал на ковровую дорожку самолета, оступившись с чемодана. – О, дьявол, задери меня, козел! Опять про этот чертов чемодан забыл, вах!
– Здравствуйте, Мамука Вахтангович! – воскликнул летчик, по-дружески, но с почтением заключая Мамуку в объятия. – Вы бы еще нас в воздухе развернули, – с укором добавил он.
– Здравствуй, дарагой! – Мамука, оказавшись у летчика где-то под мышками, замолотил его по спине, обнимая. – Не сердись, дарагой! Не ругайся, слушай, биджё! Не ругайся на Мамуку, вах! Очень мне захотелось с тобой снова полетать!
– Уж так уж и со мной: – усмехнулся летчик в усы.
– Вах! Конечно с тобой, дарагой! – рассмеялся Мамука Багратиони и, высвободившись из объятий, впервые окинул взглядом салон бизнес-класса. – Ну и еще с одним хорошим человеком, вах! – воскликнул он, встретившись взглядом с Вероникой, сидевшей через два ряда от него.
– Здрасьте, – кивнула она. – Очень рада вас видеть. Вы меня здорово выручили с этим рейсом… Извините, что встать не могу, – добавила она. – Велели ремни пока не взлетим не расстегивать!
– Ничего, гога! Вах! Ничего, Вероника моя дорогая! – просиял Мамука. – Не надо ничего расстегивать! Сиди себе! Я сам сейчас на свое место присяду!
– Хорошо бы, Мамука Вахтангович, – нервничая, проговорил летчик. – Мы уже двадцать минут лишних взлетную полосу задерживаем… Диспетчер наш борт на все лады по радио чуть ли не матом кроет! Присаживайтесь. Ваши шесть кресел в начале салона всегда свободны.
Мамука встрепенулся.
– Подожди Сережа! Подожди дарагой! – он схватил летчика за руку. – Я сейчас тебя с такой девушкой познакомлю! Вероника зовут. Вах, Сережа, какая девушка! Ты представляешь, биджё!? – он потянул несмело сопротивляющегося летчика к креслу Хомки. – Вероника – это Сережа, мой старый друг! Командир экипажа! Самый главный на этом самолете! Даже главнее меня – Мамуки Багратиони, потому, что у него штурвал есть! – он показал какой у командира экипажа есть штурвал. – Вот такой, вах!
– Да мы уже познакомились, Мамука Вахтангович! – запротестовал летчик, виновато и смущенно глядя на остальных пассажиров салона. Мы с ней договор фрахта подписывали два часа назад с вашего согласия! А сейчас, Мамука Вахтангович, отпустите меня и давайте, наконец, взлетать ради бога, а то меня после сегодняшнего случая к Домодедовской полосе ниже пятого эшелона не подпустят!
– Отпустите его, Мамука, – попросила Хомка.
– Хорошо, гога! – послушно согласился Багратиони. – Уже взлетаем! – он хлопнул в ладоши и кивнул своей свите, продолжающей толпится в тамбуре. – Все по местам! И я тоже по местам! – он задорно подмигнул Хомке и повернулся к командиру экипажа. – Давай, Сережа, делай свое дело, биджё! Вах! А когда взлетим, приходи ко мне! По стаканчику наа-а-астоящего грузинского вина выпьем!
– Маму-у-ука Вахта-а-а-ангович, – осуждающе протянул летчик. – Пассажиры ведь слышат! Еще подумают, что…
– Вах, вах, вах! – воскликнул Багратиони и обратился ко всему салону. – Дорогие мои пассажиры, – он обернулся кругом, подняв вверх руки так, чтобы все его видели. – Мамука Багратиони берет свои слова обратно! Сережа Золотухин, мой хороший друг и командир моего самолета в воздухе настоящее грузинское вино не пьет! Пьет он настоящее грузинское вино на земле, когда самолет приземляется. А в воздухе он его так… – Багратиони легкомысленно махнул ладонью. – Только нюхает! Ничего страшного, ведь, правда, вах?
– Веселенький у нас, похоже, будет перелетик, – шепнул Родион Веронике и усмехнулся.
Глава восьмая
В которой самолет, наконец, набирает высоту, а Мамука Багратиони берется утверждать, что между Рио-де-Жанейро и грузинской столицей нет никакой разницы.
Мамука прошествовал в начало салона. Следом за ним гуськом потянулась его свита. Вторым шел Мцыри, бросая цепкие взгляды на сидевших в бизнес-классе пассажиров, словно выискивая подозрительные элементы, готовые причинить неудобство его хозяину.
– Это верный пес Мамуки. Цербер, – наклонив голову к Родику, проговорила Хомка. – Телохранитель, секретарь, юрист, администратор и поверенный во всех делах. Очень умный мальчик. Личность странная и загадочная. Где его Мамука нашел я не знаю, но, похоже, ему он доверяет больше, чем своей матери, – Хомка усмехнулась. – Да, его действительно зовут Мцыри. Ты угадал.
Следом за ординарцем Багратиони, как два зеркальных отражения, одинаковым жестом подобрав полы длинных, по-модному скроенных плащей, одинаково покачивая бедрами, проплыли девушки-близняшки уже не юного возраста, но еще и не ступившие в пору настоящей женской зрелости.
– А я то думал, что у меня в глазах двоится! – сказал Родик.
– Не двоится, – усмехнулась Хомка. – Близняшки. Бригада скорой помощи. Даже здесь Мамука выпендрился.
– Какой еще скорой помощи? – спросил Родион. – Сексуальной, что ли?
– Неа, – отрицательно качнула головой Хомка. – Медицинской. У всех богатых людей почему-то обязательно, через какое-то время, начинает ехать крыша на собственном здоровье. Мамука не исключение. Он всюду, в ресторан, в театр, в зарубежные поездки таскает за собой целый штат медиков. Эти девочки, не сексуальный, как ты выразился, эскорт, а обыкновенные медички. Хотя, одно другому, наверное, не мешает… А этот полноватый дядечка с пластиковым чемоданчиком, – Вероника указала взглядом на прошедшего мимо пожилого серьезного мужчину. – Профессор общей терапии, Иван Петрович Рублев, известный, между прочим, не только у нас в стране. Да ты его должен был по телевизору видеть!
– Не смотрю телевизор, – отмахнулся Родик. – Принципиально.
– И правильно, – согласилась Хомка. – Чего там смотреть… В общем, Мамука платит Рублеву столько, что на эти деньги можно целый реанимационный центр содержать. Вот Рублев за ним и таскается по городам и весям.
– И откуда вам, барышня, все известно!? – улыбнулся Родион и с интересом посмотрел на Хомку.
– Как откуда? – с усмешкой ответила девушка. – Мое самое любимое занятие заполнять анкеты. Разве ты не помнишь?
– А… Ну, да. Конечно. Полезное занятие. Согласен. Как говорил мой друг – Костя Остенбакин: «Моя анкета – цела жизнь. От первой графы до последней!»
– Философ, наверное, был твой Костя Остенбакин, – проговорила Хомка. – А кстати, кто это такой? Ты на него уже в который раз ссылаешься.
– Потом как-нибудь расскажу, – пообещал Родик.
Самолет продолжил разбег и, наконец, оторвался от взлетной полосы. Мир за стеклом иллюминатора как-то моментально превратился в огромный, бутафорский макет, поражающий своей детальностью и подернутый легким туманчиком перьевых облаков. Крохотные машинки катились по асфальтовым полоскам автострад. Коробочки многоэтажек жались к окраинам большого города, словно чья-то огромная рука одним махом сдвинула их в кучу большого города, как разлинованные картонные кубики.
– Наконец-то взлетели, – с удовлетворением прошептала Хомка.
– Прощай Родина, – хмыкнул Оболенский. – Здравствуй город солнечной мечты Рио-де-Жанейро!
– Подожди радоваться, – сказала вероника. – Ох, чует мое сердце, что все еще только начинается.
– Ну, что ж, – пожал плечами Родион. – Разве я не говорил, что больше всего на свете я обожаю приключения?
– Ты – да, – Хомка поджала губки. – Но я-то ведь на работе! Мне главное всю эту компанию доставить на другой берег океана и вернуть обратно в родные пенаты в целости и сохранности.
– Сочувствую, – согласился Родик. – Прими мои самые искренние соболезнования.
– Типун тебе на язык!
Рядом с их креслами, как фея из туманного облачка, материализовалась бортпроводница Сашенька с подносом, на котором стройными рядами красовались бокалы шампанского и красного вина.
– Пожалуйста, – елейно проговорила она, Шампанское или Хванчкара?
– Но мы ничего пока еще не заказывали, – возразила Хомка.
– Это Мамука Вахтангович угощает, – пояснил стюардесса. – Всех пассажиров самолета. От лица, так сказать, авиакомпании и от себя лично.
Хомка посмотрела в просвет между кресел, туда, где сидел Мамука со своей свитой, и увидела его улыбающуюся физиономию между спинками. Над Мамукой суетилась одна из медсестер близняшек, наматывая на крохотный, но упругий бицепс Мамуки хрустящую ленту тонометра.
– Мне вино, – сказал Родион.
– Передайте Мамуке Вахтанговичу огромное спасибо, попросила Хомка стюардессу, принимая у нее с подноса один бокал шампанского для себя и один бокал красненького для Родиона. – Хорошо?
– Хорошо, – кивнула та. – Еще, что-нибудь желаете? Кофе? Шоколад? Сэндвичи? Может быть легкий завтрак?
– У вас соленые огурцы есть? – с чрезвычайно серьезным видом спросил Родик, делая глоток
– Есть.
– А маринованные?
– Есть.
– А квашеная капуста?
– Тоже.
– А моченые яблоки?
– Моченых нет… – Сашенька, недоумевая, посмотрела на Родика.
– Черт, – расстроено покачал головой Родик. – Я так и знал! Ну не бывает так, что бы было все! Сейчас же принесите жалобную книгу!
– А моченые это как? – спросила стюардесса. – Есть свежие, но если надо я намочу, – девушка растерянно захлопала густо накрашенными ресничками.
Хомка чуть не поперхнулась шампанским от смеха.
– Ничего, Сашенька, – успокоила она девушку. – Это молодой человек так шутит. Он у нас шутник, – Хомка локотком ткнула Родика в бок. – Ничего пока не надо. Спасибо.
– Ладно, – стюардесса покосилась на Родиона и отплыла с подносом к соседнему ряду кресел.
– И вы туда же, дядя Родик! – ехидно заметила Вероника.
– Куда, туда же? – спросил Родион.
– Как и любому другому мужчине, вам нужно передо мной порисоваться!
– Вот еще! – Родион пожал плечами. – Не имею привычки рисоваться! Как говорил мой друг…
– Костя Остенбакин, – с улыбкой продолжила за него Хомка.
– Вот именно, – кивнул Родион. Как говорил Мой друг Костя Остенбакин: «Ребята, главное, что бы было весело!» – Родик улыбнулся. – А рисоваться перед вами, Вероника, сейчас будет Мамука, – Оболенский кивнул в сторону ставки Багратиони в начале салона. – Вот, пожалуйста! Что я говорил!
В проходе уже стоял Мамука Великолепный с большим фужером красного вина наперевес.
– Минуточка внимания! – громко проговорил он и сразу же взял паузу, подняв вверх руку, словно давая возможность стихнуть аплодисментам, хотя ему никто аплодировать пока и не собирался. – Волею богов, – продолжил он. – Вы все оказались сегодня здесь на моем самолете, и я оказался вместе с вами, – Мамука опять сделал паузу.
– Надо понимать, – чуть слышно проговорил Родик. – Сейчас последует длинный грузинский тост, в котором, как всегда, будут фигурировать високие гори, красивие девушка, отважние джигиты, и гордие орли! Вах! – он спародировал коронный жест Мамуки.
– Только не надо пошлить, – так же чуть слышно посоветовала ему Хомка.
Мамука разогревал сам себя.
– Я думаю, что вы думаете, – Мамука очертил бокалом в воздухе полукруг. – Будто это просто всего лишь самолет, который принадлежит маленькому богатому грузину… Вах! Вы неправильно думаете! Это не просто самолет, который принадлежит маленькому богатому грузину! Это мой дом, в котором я принимаю самых дорогих своих гостей! – Багратиони покачал головой. – И это правда, вах!
Я вам так скажу, дорогие мои гости. Я простой грузин. Моя бедная мама родила меня в далеком высокогорном ауле, где берет свои истоки великолепная грузинская речка – Кура. Мой папа был простой зоотехник и растил колхозного барашка. Я не стал растить колхозного барашка. Я спустился с гор, как велел мне мой отец и стал торговать, эээ…– протянул Мамука и покрутил в воздухе свободной ладонью. – Эээ… Короче, стал торговать разные маленькие вещи и заработал много денег… Но! – воскликнул он, взмахнув рукой с бокалом так, что чуть не расплескал вино. – Я понял очень простой вещь.
Один, наверное, очень мудрый человек сказал: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей!» Вах! Я с ним категорически не согласен! Знаете, что бы я сказал этому очень мудрому человеку? Я бы ему сказал: «Вах, биджё, дорогой! Зачем так говоришь? Не надо так говорить! Имей и то и другое, вах! Кто тебе мешает, слушай! Дай каждому другу по рублю – будешь иметь сто довольных друзей! Я правильно, говорю, да? – Мамука вопросительно посмотрел на внимающих ему пассажиров. – Если твои друзья будут довольны, значит, и ты будешь доволен! Я правильно говорю, да? За это я и хочу выпить этот бокал прекрасного грузинского вина! За то, что бы вы были довольны! Потому, что вы все с этого часа мои друзья, и я хочу, что бы вы были довольны! За друзей! – Багратиони залпом осушил бокал. – И знаете, что я скажу вам еще, друзья мои?
– Вот вы все здесь собравшиеся летите через целый океан в теплый город Рио-де-Жанейро. Вах! Не спорю! Это, наверное, очень красивый город! Но есть еще другой очень красивый и очень теплый город. Называется Тбилиси или Тбилисо по-грузински. У меня там есть очень красивый дом на улице великого грузинского поэта Шота Руставели. И я приглашаю вас всех в Тбилисо прямо… – он на секунду задумался, и тут лицо Мамуки озарила идея. – Вах! Прямо на этом самолете, слушай! Сейчас я скажу моему хорошему другу Сереже Дугину – командиру этого самолета и мы прямо отсюда полетим в Тбилисо, в гости к Мамуке Багратиони. Вах, как я хорошо придумал! Эээ… Сашенька, гога, ясная моя! – поманил он стюардессу, собирающую по салону пустые бокалы. – Позови, пожалуйста, Сережу! Скажи, Мамука Багратиони его видеть хочет!
Хомка с ненавистью посмотрела на Мамуку.
– Этого мне еще только не хватало! – проговорила она и завертелась в кресле, наблюдая за реакцией пассажиров.
– Новатор, твой Мамука, – усмехнулся Родик. – Скажу тебе по секрету, Вероника, был я в этом Тбилисо. Действительно неплохой городишко…
– Я его убью, – сказала Хомка.
– Кого?
– Мамуку! Или клиенты «Атлантиса» убьют меня! Выбросят к черту за борт с этого самолета!
– Прямо в открытый космос! – многообещающе добавил Родион и кивнул в сторону иллюминатора.
Пассажиры самолета действительно стали бросать на Веронику нервные взгляды. Сидевшая через проход та самая «Дама» неопределенного возраста, что, еще в аэропорту, пыталась оказывать Родику недвусмысленные знаки внимания, повернулась к Хомке и серьезно проговорила:
– Вероника Валерьевна, неужели вы позволите ему развернуть самолет и отправить нас вместо Бразилии в какой-то захолустный грузинский городишко?
– Успокойтесь, – Хомка соорудила на лице очаровательную улыбку в тридцать два зуба. – Во-первых, это не какой-то захолустный городишко, а столица Грузии. А во-вторых, естественно, мы туда не полетим! – уверенно отстегнув привязной ремень, Хомка поднялась с кресла. – Мамука Вахтангович! – крикнула она. – Я не сомневаюсь, что это прекрасная идея! Но давайте мы отложим ее воплощение до более удобного случая?
– Вах! Как до более удобного случая? – Мамука, недоумевая, развел руками. – Почему до более удобного случая, слушай? Это и есть самый удобный случай! Вероника, радость моя!
– Мамука Вахтангович! Я имею в виду до того момента, когда туристическое агентство «Атлантис» выполнит свою программу и мы вернемся в Москву. Если, кто-нибудь из наших клиентов, и, конечно, ваших друзей, по окончании тура захочет отправиться к вам в гости, то я, разумеется, возражать не буду.
– Эээ… – Багратиони взмахнул рукой перед лицом. – Не правильно говоришь! Зачем так долго ждать, слушай, вах? Знаешь, как Мамука Багратиони умеет гостей принимать? Гулять будем! Вино пить будем! Барашка жарить будем! Целого быка жарить будем! Вах!
– Все это прекрасно, Мамука Вахтангович, – терпеливо проговорила Вероника. – Но давайте, я сначала сделаю свою работу… Вы ведь не станете спорить с женщиной? – лукаво добавила она.
– Вах, какой хитрый, гога! – восхитился Мамука. – Хорошо! – сказал он. Мамука Багратиони согласен! Летим в Рио-де-Жанейро, а потом ко мне в Тбилисо! Пить вино и барашка кушать. Я так хочу!
– Спасибо, Мамука Вахтангович, – кивнула Хомка и со вздохом облегчения опустилась в кресло. – Фу, вот и славненько! – улыбнулась она Родику – Кажется, подействовало.
– На этот раз тебе повезло, – сказал Родион. – Только, что-то мне подсказывает…
– Спокойно, – отрезала Вероника. – Еще одно слово и я за себя не ручаюсь!
– Все, – с улыбкой капитулировал Родик. – Молчу, молчу…
Глава девятая
В которой Родион танцует самбу,
пока Мамука объясняется Веронике в любви и не подозревает,
что уже оказался в «зоне взлома».
Мамука вернулся на свое место. Самолет набрал нужную высоту и табло «Не курить. Пристегнуть ремни» погасло.
– Сколько нам лететь до Рио? – спросил Родион проходившую мимо стюардессу.
– До Фритауна шесть часов, – ответила она. – Там дозаправка и десять часов через океан до Рио-де-Жанейро… Мы прилетим рано утром по местному времени, – добавила она.
– Спасибо, – кивнул Родион, расстегнул свой привязной ремень и сказал Хомке. – Пойду прогуляюсь…
– Зонтик не забудь, – усмехнулась она, кивнув в сторону иллюминатора, где под крылом самолета от края до края горизонта распласталась плотная, ватная скатерть серых грозовых облаков
– Смешно, – улыбнулся Родик. – Не волнуйся. Я тут недалеко. В булочную и обратно.
– Остряк, – хмыкнула Вероника.
Родик вышел в проход и пошел к тамбуру. Прежде чем открыть дверь клозета он заглянул в соседний салон.
Веселье, царившее там трудно описать словами. Оболенскому показалось, что он уже ступил одной ногой на благодатную землю далекого музыкального Рио, где на каждом углу, подобно горячим ирландским гейзерам бьют восхитительные фонтаны кипящей самбы.
Группа молодых ребят, еще на земле развлекавшая все Домодедово зажигательными танцами, и здесь развернулась во всей свое красе.
Прямо в проходе они организовали, что-то вроде танцплощадки. Ритмичная музыка, льющаяся из колонок переносного магнитофончика, заполняла все пространство эконом-класса. Казалось, что воздух просто таки искрится радужными блестками будоражащих латиноамериканских мелодий. Родион застыл в дверях, любуясь танцующими в проходе меж кресел парами, и незаметно для себя стал притопывать ногой в такт ритму самбы.
– Что же вы стоите!? – к Родику, изящно освободившись от своего партнера, подскочила юркая девица и взяла Оболенского за руку. – Давайте танцевать! – она вытянула сопротивляющегося Родиона на середину прохода. – Не бойтесь! Я вас научу! – девушка, обхватив Родика за талию, вовлекла его в танец.
– А ваш партнер не расстроится? – Поинтересовался Родион.
– Ничего! Он тоже кого-нибудь научит!
И действительно. Партнер девушки, нисколько не теряясь, тут же нашел себе пару из числа пассажирок.
Танцевать с девушкой оказалось довольно легко. Несмотря на то, что поначалу Родион почувствовал себя неуклюжим медведем посреди цирковой арены, спустя несколько тактов он уже довольно сносно передвигался в танце, ловя каждое движение своей партнерши.
– Мы Московская школа самбы, – радостно объяснила девушка. – Летим в Рио на карнавал! Пусть эти бразильцы знают, что мы можем лучше их не только в футбол играть, но и танцевать самбу!
– У вас действительно неплохо получается, – Родик сделал заслуженный комплимент девушке.
– У вас тоже! Вы раньше никогда не танцевали?
– Самбу? Никогда.
– В таком случае у вас талант! – воскликнула девушка и втянула Родиона в такой пируэт, какого он сам от себя не ожидал.
Дальше события развивались по схеме «Танцуют все!»
Самбу танцевали не только ребята из школы танцев. Самбу танцевали все пассажиры салона!
Самбу танцевала мама-Таня – воспитательница семейного детского дом, вместе со всем своим выводком ребятишек.
Впервые, неподдельно и радостно улыбаясь, самбу танцевала сногсшибательная юная «барышня с бриллиантами», которую Родик заприметил еще в кафе аэропорта.
И даже парочка «одинаково одетых» странных молодых парней «неопределенной ориентации» тоже самозабвенно танцевали самбу, преданно глядя в губы друг другу.
Родик вернулся на свое место довольный и разгоряченный, как будто он уже побывал на знойной бразильской земле в компании темпераментных мулатов, и, что особенно важно, мулаток. Но к удивлению Оболенского его место рядом с Вероникой у иллюминатора уже было занято не кем иным, как Мамукой Багратиони.
Мамука сидел с кислым видом возле Хомки и от досады пересчитывал кольца на своих пальцах. Место перстня с изумрудом, который он подарил стюардессе, на мизинце Мамуки уже было занято другим, не менее дорогим колечком. Хомка, откинувшись на спинку кресла, смотрела прямо перед собой, напряженно скрестив на груди руки и поджав губки.
– Я не помешал? – поинтересовался Родион.
– Нет, – коротко ответила Хомка.
Мамука поднял голову и тоскливо посмотрел на Родика.
– Извини, биджё, – сказал он. – Я твое место занял.
– Получается, что так, – ответил Родик.
Мамука встал и вышел в проход, пропуская Родиона. Родик хотел было сесть на свое место, но Мамука удержал его за локоть.
– Извини, дарагой, – проговорил Мамука. – Ты давно эту девушку знаешь?
Хомка с мольбой во взгляде посмотрела на Родика и еле заметно кивнула.
– Ну, – сказал Оболенский. – Относительно… Давно.
– Хороший девушка, правда? – сказал Багратиони.
– Очень хороший девушка, – согласился Родик.
– Ну почему она меня не любит, слушай, да?
– Вот это да! – восхищенно проговорил Родик. – Похоже, я пропустил самое интересное!
– Представь себе, – сказала Хомка. – Мамука Вахтангович только, что объяснился мне в любви!
– Ну, почему она меня не любит, слушай, да? – чрезвычайно расстроенный Багратиони, как капризный ребенок дернул Оболенского за локоть.
– Сейчас я вам все объясню, – с дружеской интонацией в голосе проговорил Родион.
– Правда, биджё? – с надеждой спросил Мамука.
– О чем речь, слушай! – улыбнулся Родик. – Кстати, – он протянул Мамуке ладонь для рукопожатия. – Меня зовут Родион Оболенский!
– Мамука Багратиони, вах! – Мамука пожал руку Родику. – Для друзей – просто Мамука! – он многозначительно поднял вверх указательный палец с перстнем, на котором в оправе, выполненной в виде оскаленной пасти тигра, красовался огромный голубой бриллиант.
– Понимаете, Мамука Вахтангович, – начал Родик. – Как говорил мой друг, Костя Остенбакин…
Хомка фыркнула и отвернулась к иллюминатору.
– Как говорил мой друг, Костя Остенбакин, – Родион осторожно, что бы не показалось, будто он ведет себя по-панибратски, обнял Мамуку за плечо. – «Женщины – это очень странный предмет! То они любят, то уже нет!» И соответственно наоборот, – добавил Оболенский уже от себя. – Мамука, никогда не надо терять надежды!
– Вах! – воскликнул Багратиони. – Какой мудрый человек был этот твой Костя! Думаешь, мне стоит попробовать еще немножко попозже? – он покосился на Веронику, которая нахохлившись, как ворона на морозе, делала вид, что с интересом рассматривает гигантские нагромождения облаков под крылом самолета.
– Конечно, стоит, Мамука Вахтангович! – воскликнул Родик.
– Слушай, какие правильные слова говоришь, биджё! – восхитился Мамука и с надеждой взглянул на Хомку. – Слушай, дарагой, – он потянул Родика за локоть. – Пойдем к нам, вах! Красное вино выпьем. Сулугуни поедим! А потом я еще раз попробую, вах! Вдруг она не откажет!?