О боли Алнашев Алексей
Сынок, наступит день, когда каждый человек осветит своим светом мир, в котором он живет, и порадуется каждому шевелению своего пальца, каждому своему глотку, каждому своему вздоху, каждому запаху, каждому звуку, дому своему ощущению, каждой своей мысли, у тому, что он сотворил сам.
И сойдут с небес Не6есные Батюшка с Матушкой. И благословят они своих детей на новые творения, на новые чудеса света.
Все это непременно настанет.
Старец
ДОРОГОМУ ЧИТАТЕЛЮ
Боль…
Мы так боимся этого слова и хотим как можно меньше произносить его и встречаться с ней в нашей жизни. Но тем не менее изо дня в день мы продолжаем жить, находясь именно в ней. То нас оскорбят в общественном транспорте, то начальник накричит, то сердце прихватит… Или сын расстроит своей неуспеваемостью в школе, или опять денег не хватит до зарплаты, или муж скажет обидное слово…
За повседневной суетой мы не замечаем, как боль всасывается в нас сызмала и по капле сосет из нас наши жизненные силы. Мы не замечаем или просто закрываем на это глаза в надежде, что время все вылечит, по легкомыслию своему полагая, что боль как пришла, так и уйдет. Или хотим видеть себя сильнее боли, говоря себе, стиснув зубы, что я смогу это пережить, вместе с тем прекрасно понимая, что ничего в мире нет такого, что появляется, а тем более уходит просто так. Да и кричат об этом уже чуть ли не на каждом перекрестке, и книг на эту тему написано немало.
Так неужели мы смеем даже предположить, что боль в нас появляется просто так?! И, что еще важнее, что избавиться от нее можно, закрыв на нее глаза?
И тем из нас, кто найдет в себе силы сказать, что боль душевная ли, физическая в нем все-таки есть, не пора ли задать себе своевременный вопрос: а как от нее избавиться? Согласитесь, глупо полагать, что аффирмации, самоубеждения, наши представления и мечты о лучшей жизни, таблетки, бегство от проблемы, отказ видеть и признавать сам факт присутствия в нас боли не спасут нас от нее, не покажут способ избавления. Мы так и будем медленно, но регулярно каждый день помаленьку умирать, или вечно бегать по кругу, либо в лабиринте, пока жизнь не оставит нас.
Способов избавления от боли великое множество – это факт. И здесь оспаривать первенство и утверждать, что мы – первопроходцы в этом деле, и наши способы сильнее действуют, нет никакого смысла. В этом случае к читателям этой книги и серии в целом есть только одна просьба – обратиться к СВОЕЙ душе. Если вы по каким-то причинам уже заведомо не доверяете новой информации, или боитесь попасть под влияние нового авторитета – обратитесь к себе, спросите свою душу. Ведь душа человека есть его проводник во всем разнообразии мира, в котором мы живем. Душа, и только душа может подсказать нам, что есть для нас благо, а что принесет нам смерть. Она вам подскажет, что делать со знаниями, изложенными в этой книге. И если вы – не враг сами себе, то вы услышите ее вам ответ.
Спрашивать, советоваться, слиться со своей душой – именно это необходимо будет для читателей этой книги, тех, кто желает признать боль в себе, увидеть: какая она? и что она в нас делает с нами же? и происследовать как возможно от нее избавиться.
Кто как ни наша душа знает в нас ответы на эти вопросы?! И кому как ни нам услышать ее многовековой стон?! Когда как ни сейчас нам начать отлаживать нашу жизнь?! Сейчас это отнюдь не риторические вопросы, а своего рода пропускной билет в мир этой книги, которая может полностью изменить вашу жизнь. Но изменить тогда, когда вы сможете позволить себе читать сердцем, видеть образы между строк и быть искренним перед самим собой.
И помните: слова этой книги – не пища для ваших дум: так это на самом деле или нет? Знания Хранителей словянской народной культуры, изложенные в этой книге Алексеем Алнашевым – это Свет, Небесный огонь, который они раскрыли в себе и благодаря которому живое еще живет на Земле. И они щедро одаривают нас им, чтобы мы приняли его и раскрыли в себе такой же, но свой. И чтобы от этого Белый Свет на Матушке Земле засиял ярче и сильнее от еще одного раскрытия человеческой души – Вашей души!
Елена Дектерева,
Главный редактор
Издательского дома «Лада»
ОТ AВТОPA
Как-то меня пригласили в одну семью помочь им – поговорить с их сыном. Парень сбегал из дома и из школы. И родители ничего не могли с ним поделать.
Я пришел, но мальчика дома не застал – он в очередной раз сбежал. Его мать знала, где его можно найти, и попросила меня сходить с ней за сыном. Ее сын с утра до ночи пропадал в компьютерном центре. Зимой спал в подвалах, да на чердаках, а летом – под открытым небом.
Когда мы пришли с ним домой, я спросил его: «Отчего ты сбегаешь?» Он ответил: «Меня никто не понимает, с моими желаниями дома и в школе никто не считается. Я – изгой. Я – никому не нужен». Постепенно я разговорил его и дал ему возможность излить из себя злость на своих родителей да других людей. И вот что он сказал:
– Кем я вижу для себя своих родителей да остальных людей? Когда я обращался к ним за помощью или теплом, то видел их трусливыми, брезгливыми, болтунами, обидчиками, шакалами, гнидами, треплунами, уродами, собаками, сволочами, насильниками, уродами, извращенцами, мазохистами, насильниками, убийцами, сволочами, уродами, гнидами, убийцами, убийцами, убийцами, убийцами, убийцами, сволочами, сволочами, сволочами, сволочами, сволочами, сволочами, сволочами, сволочами, сволочами, сволочами, сволочами, сволочами, гнидами, свиньями, свиньями, толстокожими верблюдами, суками и казначеями…
Спрашиваю его:
– Отчего ты видишь взрослых трусливыми?
– Они сами видят, что не правы. В глубине души хотят мне помочь, но сами же бояться того, что скажут про них окружающие. Да и помогают только тем, что дают мне еду, да и то, чтоб никто этого не видел.
– А отчего брезгливыми?
– Мои родители, родители моих друзей, воспитатели, учителя… все считают меня отбросом общества. Все только и твердят, что со мной водиться нельзя. Еще наслежу у них в доме, какую-нибудь заразу принесу, от меня, мол, другие дети плохого наберутся. При встрече у них со мной аж рожа кривится. Такое ощущение, что эти взрослые просто хотят взять меня двумя пальчиками и убрать со своего пути.
– А болтунами?
– Да они только обещают, добиваясь, чтобы я скорее сделал то, о чем они меня просят, а сами своих обещаний никогда не выполняют.
– Обидчиками?
– Они меня все время обижают, оскорбляют всякими словами.
– Шакалами?
– Они на меня всегда нападают по поводу и без повода, как шакалы на падаль.
– Гнидами?
– Появятся вдруг откуда ни возьмись и стараются меня укусить, когда я этого не ожидаю.
– Треплунами?
– Наговаривают на меня, обвиняют в том, чего я не делал, да постоянно сваливают на меня все свои беды.
– А уродами?
– Да они живут какой-то непонятной мне жизнью… Радуются своей и чужой боли, таким ситуациям, при которых нормальный бы человек задумался: что-то здесь не так, надо что-то менять. Что стоит это исправить и сделать все ладным, чтобы всем было хорошо. А они… У них какое-то уродливое восприятие жизни…
– Собаками?
– Не знаю, просто вылетело… Они вначале говорят, что все, мол, хорошо, все нормально, мы тебе поможем. А сами при этом меня обвиняют во всех грехах… Лаются со мной да меж собой, как собаки, когда обо всем можно мирно договориться и сделать. С тобой ведь я нормально говорю, и ты со мной не лаешься, мне ничего не навязываешь. Со мной делишься и мне от души помогаешь. Ты направляешь меня, как дальше жить, а что им мешает это сделать, как делаешь это ты?… Да, я где-то ошибаюсь, но это ведь не преступление. Все можно исправить. А если они видят, что я что-то делаю не так, то могут мне спокойно сказать об этом, а не орать на меня, как будто бы я преступник какой-то. Верно?
– Верно… А сволочами?
– Все внимание только на себя собирают. Говорят: вот, я в твоем возрасте совсем не такой был… А на самом деле – еще поспорить можно… По их делам видно обратное… Себя выгораживают, а других – во всех бедах обвиняют.
– Насильниками?
– От того, что они сами себя насилуют, делают все через силу и меня заставляют делать то же самое. А я не хочу!
– Извращенцами?
– Взрослые все с ног на голову переворачивают: свиду у них вроде бы все хорошо, а на самом деле? Они все подают совсем по-другому: не так, как на самом деле было или есть. Все у них как-то вывернуто, сложно и запутано, когда все просто… Че им мешает сказать так, как оно есть на самом деле, даже если это больно?… Че они себя выгораживают, а других во всем обвиняют?… Че они чем-то вечно прикрываются, а сами живут по-другому?… Че они врут сами себе и другим: говорят, что все у них хорошо, а на самом деле – выть хочется и на стенку лезть?… Извращенцы! Извращенцы!! Извращенцы!!! – с глубинной болью и матом выкрикивает ребенок.
Немного погодя я спрашиваю его дальше:
– Отчего – мазохистами?
– Они очень любят себя мучить. Взять самый простой пример: у мамы болят зубы. Ей трудно есть жесткое, но она все равно берет сухари и ест их, а ведь есть свежий хлеб. Я смотрю на нее, и у меня дрожь идет по телу. Она мучается, стонет, но продолжает есть сухари. Я ей говорю: «Возьми свежий хлеб». А она мне в ответ: «Не твое дело, сопляк». И таких случаев много. Как тут жить?
– Убийцами отчего?
– Они убивают в себе любовь. И другим навязывают насилие.
– Свиньями?
– Они роются в том, в чем нет никакого смысла копаться… Только выбирай и все.
– А отчего толстокожими верблюдами?
– Их кусаешь, кусаешь, а им все нипочем.
– А казначеями?
– Постоянно распределяют да делят то, что им самим не принадлежит.
… Мальчик проговорил все это, и ему стало намного легче. После слез и внутренней истерики он стал улыбаться и смеяться, как дитя. Вдохнул жизнь полной грудью и увидел людей – людьми, а не зверьем.
И такое произошло с семилетним ребенком!.. Его мать – преподаватель, психолог. В семье – достаток.
Это ли не повод задать себе вопрос: кто есть мы на самом деле сами для себя, да для своей семьи? Ведь это боль. Боль, которая и создает в нас хронические заболевания, слепоту и глухоту, бессилие и паническое состояние, бездействие и суету, страдания и мучения, гнев и ненависть. Она ведет нас к одиночеству, к накаленным взаимоотношениям. Она создает проблемы в семье между родителями, между родителями и детьми, между детьми и стариками. Проблемы на работе между руководителем и подчиненными.
Боль эта – одна, и она одна рушит всю нашу Жизнь – напрочь, не оставляя от нее и следа!
Вы спросите: «Откуда берется в нас боль?»
Ответу на этот вопрос и посвящена эта книга.
Вы спросите: «Как увидеть в себе боль?»
Возможно стоит посмотреть на себя со стороны – глазами ребенка… так, как смотрит на нас дитя… Тогда можно увидеть в себе много такого, чего мы обычно не замечаем, поглощенные однообразным течением обыденной жизни.
Возможно оглянуться на то, что окружает нас: живое и мертвое, их мышление и поступки, их действия и бездействия – это наши зеркала, зеркала нашего внутреннего состояния, того, как мы мыслим сейчас и мыслили когда-то.
Возможно задать себе вопросы: «Кто я сам или сама для себя? Кто для меня тот-то, тот-то? Кто я для того-то, того-то?» Да не кривить душой, а отвечать для себя на эти вопросы так, как есть на самом деле, и тогда выйдет то, ЧТО мы пока есть на самом деле. Да все это выписать на листок бумаги да сжечь. Или выговорить на проточную воду или на открытый огонь… Это и описано в каждой книге этой серии в главе: «Как убрать боль?».
А пока мы сами не изменимся, мир – окружающий нас, тоже останется прежним.
Часть 1
ПРИРОДА БОЛИ
Первая глава
ОТКУДА БОЛЬ И КАКАЯ ОНА?
В одно прекрасное утро я просыпаюсь от мычания проходящего за окном стада. «Видно его уже в поле погнали», – думаю я про себя и лениво потягиваюсь. Погода – солнечная. Птицы весело щебечут, словно говорят мне: «Вставай, вставай! Утро уже давно наступило. Солнышко поднялось высоко!» Нежный ветерок, залетая в окно, щедро одаривает меня всеми ароматами природы, доносящихся ко мне с улицы. Я нехотя встаю, умываюсь, быстро завтракаю и выскакиваю на улицу. Сегодня на соседней улице хотят класть асфальт. Грейдеры уже ровняют дорогу, машины возят гравий. И мне не терпится посмотреть, как строители кладут асфальт на улице.
Я бегу туда сломя голову и не замечаю на дороге вылезшую из-под земли проволоку. И со всего разбега налетаю на нее да раню себе ногу. Проволока разрывает мне кожу правой ноги между пальцами вверх сантиметров на десять. Кровь как хлынет ручьем! Я быстро беру с дороги свежую глину и замазываю ею свою рану. Кровь останавливается, и я, расстроенный, что не посмотрю на новый асфальт, тихонько ковыляю к бабе Альфие. Она живет ближе всех из знакомых мне бабушек-целительниц.
Тихонько доковыляв до ее дома, я сажусь на лавку у ее ворот и кричу сколько есть мочи:
– Баба Альфия!!! Баба Альфия!!! Выйди поскорей!!!
Баба Альфия выбегает за ворота, глядит на мою израненную ногу, удивленно хлопает руками о свои бедра да приговаривает:
– Э-это где тебя так угораздило ногу-то разорвать?!
Я рассказываю ей, что со мной случилось. И она меня спрашивает:
– И сколько времени прошло с тех пор?
– Часа три.
– А как ты так быстро до меня добрался?
– До соседней деревни меня дядя Вася на лошади подвез. А оттуда я пешком дошел.
Она мне улыбается, и начинает осматривать мою рану. Рана – глубокая, но на мое счастье проволока прошла вдоль мышечных волокон, не разорвав их.
Баба Альфия промывает мне рану ключевой водой, да присыпает ее табачной золой, а сверху прикладывает к ране подорожник. Затем перевязывает ногу тугой повязкой и говорит:
– Ну, станешь жить, гусиный лапоть. До свадьбы заживет. На свадьбу-то пригласишь?
– Конечно, приглашу. Как я без вас – стариков? Без вас ведь, как без рук, жизнь пуста и свадьба не та. Так что ждите приглашенья.
– Хорошо погуляем, повеселимся, порадуемся за тебя!
– Да-а… Вы на свадьбе всех на свете просмеете. И ребятам не надо будет воздерживаться от выпивки, чтобы на ней порядок поддерживать. Уродивые[1] гости сами уйдут.
– Ясно говоришь… Сынок, скажи, а что произошло с тобой до того, как ты поранился?
– Ничего не произошло… – вначале бормочу в ответ.
И после подробно рассказываю бабуле, что да как было.
– А ты знаешь, что в жизни нет случайностей? – не унимается баба Альфия.
– Да.
– Ведь твоя рана – это урок. И его следует разобрать, увидеть, чтобы он не обернулся для тебя чем-нибудь серьезным. Как ты считаешь?
– Я согласен с тобой. И баба Соня мне часто говорила, что каждое наше действие происходит из-за чего-то и во имя чего-то. Да, наблюдая за своей жизнью, я и сам это вижу. Что я каждое действие совершаю во имя чего-то и ради чего-то, и то, что со мной происходит, тоже не просто так.
– Хорошо. Тогда давай разберем, ради чего сейчас у тебя поранилась нога?
– Чтобы научить меня чему-то да что-то показать мне.
– А что показать?
– Наверное, что я что-то не доделал… – говорю я первое, что приходит мне на ум.
И тут я вспоминаю:
– Вчера я не доделал корзинку из прутьев ивы и оставил свеженарезанные прутья до следующего раза. Вот и все.
– И что из этого вытекает?
– А то, что в природе все происходит ради чего-то и для чего-то. А тут получается, что я не все прутья по назначению использовал. Они высохнут и ни на что больше не сгодятся. А когда я нарезал прутья, иве сказал, что каждый прутик, который она мне дала, пойдет на изготовление корзинки. А я их оставил – в дело не пустил. И мне сейчас срочно необходимо пойти к дяде Ване и доделать корзинку, чтобы использовать прутики, которые остались.
– Молодец, сынок. Понапрасну не обижай природу, ведь она к тебе благосклонна. А сейчас ступай, да сильно не беги – дай ране затянуться. Через два дня приходи, посмотрим ранку.
Я выбегаю на улицу. На краю деревни подсаживаюсь на почтовую телегу и доезжаю до дома дяди Вани.
Через два дня рано утром я снова прихожу к бабе Альфие. Застаю ее на огороде.
Увидев меня, она радуется и тут же приглашает меня в дом позавтракать. Она накрывает на стол, и мимоходом заводит разговор да спрашивает:
– Сынок, как твоя нога?
– Все в порядке, – отвечаю. – В тот раз я от тебя сразу же поехал к дяде Ване и там доделал корзинку.
Ивовых прутьев мне хватило тик-в-тик. И ногу сразу же отпустило: перестала ныть. Кровь вообще не бежала. А дядя Ваня как рад был! Он уж не знал, что с ними делать: прутья стали подсыхать. В воду положить – запреют, самому использовать – рука не подымается: ведь я их для себя готовил. Я сам их нарезал – да ровно столько, сколько мне необходимо было на эту корзинку.
А как я все доделал – мы с дедом и отпраздновали. Он – самодельным вином, а я – холодненьким квасом. Вот…
– Очень хорошо! Теперь ешь.
Я завтракаю. Баба Альфия разбинтовывает мне ногу. Видит: ранка затянулась. Она ладит, поправляет мою ногу, потом спрашивает:
– Сынок, а ты знаешь, что такое боль?
– Не знаю. Я знаю, какая бывает боль, но ЧТО такое боль – не знаю.
– И какая бывает боль?
– Режущая, разрывающая, обжигающая, ноющая, колющая, резкая, пронизывающая.
– То, что ты сейчас назвал – это симптомы боли, ее проявления. А боль бывает физической и душевной.
– А какая между ними разница? – спрашиваю я.
– Как ты сам видишь, что такое физическая боль?
– Ну-у-у, физическая боль – это ушибы, порезы, переломы, синяки, шишки…
– Это тоже последствия. А сама физическая боль все же – это что?
– Не знаю.
– Это последствие боли душевной.
– Ясно. А что такое душевная боль? – загораюсь я.
– А ты как сам мыслишь?
– Не знаю.
– Посмотри, спроси себя.
Я задаю себе вопрос: «Что такое душевная боль?» И изнутри себя получаю ответ: «Пустота, дыра», что повергло меня в полное недоумение.
– Какая-то белиберда!.. – кричу я бабе Альфие.
– Отчего белиберда?
– Разве может быть пустота или дыра в душе? – возмущаюсь я.
– Да, и еще какая!
– Ты слышал выражения: черств душой, беден душой, пустая душа, злая душа, каменное сердце, бессердечный, бездушный?… – продолжает бабуля.
– Да, слышал.
– А как ты мыслишь, что они обозначают?
– Что у человека что-то не в порядке с душой и сердцем.
– А что конкретно?
– Не знаю, – стону я в ответ.
– Хорошо. Давай разберем по отдельности.
– Давай.
– Когда в народе говорят: «Ну, и черствый же ты душой!», что это обозначает?
– Ну, так называют человека, который не имеет чувств.
– Так. А почто у него нет чувств?
– Потому что у этого человека что-то не в порядке с душой.
– А что конкретно не в порядке с душой?
– Не знаю.
– Хорошо, – не останавливается баба Альфия. – Тогда давай разберем через пример: отчего ты временами не чувствуешь запаха?
– Из-за насморка.
– Насморк – это последствие. А почто ты не чувствуешь запаха?
Я вдруг действительно чувствую, что у меня забит нос, и я дышу ртом.
– Так, – замечает баба Альфия, – у тебя забит нос. Но чем?
– Соплями, конечно.
– Ну, наконец-то! А сопли – это что?
– Слизь, которая заложила мне нос, и из-за нее я сейчас не могу дышать через нос, а только дышу через рот. Поэтому я и не могу почувствовать запах.
– А слизь – это что?
– Слизь, как слизь, что еще можно про нее сказать?… Ничего… Н-не знаю… Разве, что она соленая и подходит по моему вкусу…
– Это проявление боли? – спрашивает меня бабуля.
Я задумался и ответил:
– Да-а-а.
– А отчего появилось это проявление?
– От какой-то боли.
– А от какой? – не унимается баба Альфия.
– Душевной.
– Да! От того, что ты сейчас чего-то не хочешь видеть! Глаза слезятся и заполняют нос жидкостью, которая смывает с глаз те образы, которые ты накладываешь на свою жизнь в своем сознании здесь и сейчас. И что ты чувствуешь при этом?
– Удушье… ничего неохота делать…
– Насморком ты смываешь то, что тебе сейчас необходимо сделать и то, что тебе принесет сейчас радость. Давай посмотрим, а из-за чего ты ощущаешь удушье?
– Из-за того, что не могу сделать. И не могу об этом сказать.
– А что ты не можешь сейчас сделать?
– Ответить на твои вопросы.
– А отчего ты не можешь ответить?
– Не хватает сил. И что-то мешает.
– А что мешает? – не отстает от меня баба Альфия.
– Тяжесть.
– Так. Уже что-то проясняется. А что это за тяжесть?
– Не знаю.
– Не можешь признаться себе, что есть пустоты и дыры в душе?
– Да.
– Дак они есть?
– Не знаю…
– Хорошо, – не унимается баба Альфия. – А что тебе сейчас неохота делать?
– Отвечать на твои вопросы, они мне делают больно.
– Вот еще одно – у тебя сейчас нет желания видеть боль, которая тебя терзает. Давай посмотрим: кто тебе сейчас делает больно?
– Хм, это как?
– Задай себе вопрос: «Кто мне сейчас делает больно?» Я задаю себе этот вопрос и получаю ответ:
– Я сам.
– А чем ты сам себе сейчас делаешь больно?
– Упорством, тем, что хочу отстоять свои права.
– Какие права?
– Быть оболтусом.
– Так. А это чьи права?
– Того, кто и что меня сейчас изнутри разрушает, да мной помыкает.
– Так тебе сейчас хочется быть оболтусом?
– Нет.
– А кому этого хочется?
– Чему-то во мне.
– А чему?
– Какой-то гнили…