Легенды московских кладбищ Оболенский Игорь

«Аллилуевскую» аллею продолжают захоронения членов семьи Микоян. Самым известным представителем этого клана является Анастас МИКОЯН (1895–1978), в разные годы занимавший самые высокие должности в советском правительстве. Вершиной стал пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР.

Карьера Микояна началась при Ленине, а завершилась при Брежневе. Не случайно об Анастасе Ивановиче в советские годы была популярна поговорка: «От Ильича до Ильича без инфаркта и паралича».

Рассказывали, что Анастас Микоян был единственным членом сталинского окружения, кто умел более-менее достойно танцевать во время поздних ужинов на ближней даче «отца народов». Была у Сталина такая привычка — после обильного угощения он заводил патефон и заставлял приглашенных, среди которых были министры и военачальники, танцевать друг с другом. Микоян танцевал один, демонстрируя шедевры кавказского танца. Как и Сталин, он провел несколько лет в Тифлисе и знал, как угодить хозяину.

Неожиданный штрих к биографии умудренного царедворца: когда его сын Серго решил связать свою жизнь с Аллой Кузнецовой, дочерью опального секретаря ЦК, Анастас Иванович возражать не стал. Мало того, настоял на том, чтобы на свадьбе присутствовал и сам Алексей Кузнецов. Тот пытался отказаться, предвидя свою судьбу — до «ленинградского дела» и расстрела оставались считаные месяцы — и не желая портить своим присутствием репутацию семьи Микоян. Но Анастас Иванович, повторюсь, настоял, что по тем временам было Поступком.

В тридцатых годах именно благодаря наркому пищевой промышленности Микояну в советских заведениях общественного питания (легендарном «общепите») появились «рыбные дни». Тогда же увидело свет первое издание не менее легендарной «Книги о вкусной и здоровой пище».

Анастас Микоян был редким примером мудрой дипломатии, возможной и при советской власти. Не случайно именно Микояну доверили урегулирование отношений с Югославией и восстановление дружбы с Иосипом Броз Тито, и поездку на Кубу во время Карибского кризиса 1962 года.

Микоян находился за океаном, когда скончалась его жена. Ашхен Микоян в последний путь провожало трое сыновей и брат Микояна, известный авиаконструктор Артем Микоян. На могилу супруги, с которой он прожил четыре десятка лет, Анастас Иванович смог прийти лишь после возвращения с Кубы.

Памятник Микояну заметен издалека — словно выступающий с трибуны очередного партийного съезда, бронзовый Анастас Иванович стоит спиной к монастырским храмам и внимательно вглядывается во входящих на Старую территорию Новодевичьего.

Другой иллюстрацией человеческого и политического долголетия могла бы послужить судьба Вячеслава МОЛОТОВА (1890–1986). Гранитная стела многолетнему наркому, а затем министру иностранных дел СССР находится «спина к спине» с памятником Микояну.

Настоящая фамилия нашего героя — Скрябин, рабочим псевдонимом он обзавелся лишь в 1915 году. Один из самых своеобразных подарков Молотов получил к своему 60-му дню рождения — город Пермь отныне носил имя юбиляра.

Последние годы верный сталинский министр доживал на подмосковной Рублевке. Когда же Молотов оказывался в столице и решал прогуляться по Гоголевскому бульвару, то, случалось, слышал от игравших в домино весельчаков: «Ну что, Молотов, как поживает твой друг Риббентроп?» В виду имелся печально знаменитый Пакт о ненападении между Германией и Россией, подписанный в 1939 году Вячеславом Молотовым и Иоахимом Риббентропом. Вячеслав Васильевич на подобные вопросы отвечал коротко: «Я спешу и не намерен вступать в разговоры».

Вместе с Молотовым на Новодевичьем похоронена и его жена Полина ЖЕМЧУЖИНА (подлинное имя — Перл, отсюда и появление псевдонима «Жемчужина») (1897–1970). В свое время Полина Семеновна занимала пост наркома рыбной промышленности и даже стояла у истоков создания отечественной парфюмерной промышленности. Сталин говорил: «Так вот, Полина, почему от тебя так приятно пахнет!» А Надежда Аллилуева, ближайшая подруга Жемчужной, шептала мужу на ухо: «Ты что, от нее пахнет «Шанель номер 5».

В 1939 году Полина Жемчужина была репрессирована и несколько лет провела в сталинских лагерях. На второй день после смерти Сталина Берия обратился к Молотову с вопросом: «Что я могу для тебя сделать?» — «Верни Полину», — был ответ. Сама Жемчужина, несмотря на арест и ссылку, до последнего дня оставалась яростной сталинисткой.

Незадолго перед смертью Молотов, свидетель и соучастник эпохи, успел надиктовать книгу воспоминаний, в которой, среди прочего, охотно обсуждал и личную жизнь Сталина.

В день похорон Молотова государственный траур был объявлен в Албании.

Вместе с родителями похоронена и Светлана МОЛОТОВА (1929–1989). Именно она, а вовсе не дочь Сталина Светлана, могла бы носить титул настоящей «кремлевской принцессы». Дочь Молотова доставляли в школу на автомобиле, ей доверяли принимать делегации иностранных школьников и студентов, приезжавших в Москву.

В монастырской стене похоронен родной брат Ленина Дмитрий УЛЬЯНОВ (1874–1943). Дмитрий Ильич по образованию был врачом, одно время работал в народном комиссариате здравоохранения. Младший брат Ильича был дважды женат, во втором браке у него родилась дочь Ольга (1922–2011), которая тоже похоронена на Новодевичьем.

Даты жизни племянницы Ленина могут показаться невероятными! Получается, еще совсем недавно в центре Москвы жила женщина, которая могла называть «дядей Володей» человека, изменившего весь ход мировой истории.

Ольга Дмитриевна самого Ленина не помнила в силу возраста — его не стало, когда племяннице было всего два года. А вот Надежду Константиновну, вдову «вечного живого», Ольга Дмитриевна действительно называла в разговорах «тетей» и передавала, среди прочего, рассказы Крупской о том, как скромно жила семья первого советского правителя.

Как-то во время прогулки по Новодевичьему одна из моих слушательниц, заметив «свежую» могилу Ольги Ульяновой, разволновалась: «А что же теперь будет с Мавзолеем? Кто за ним следить будет?» Как мог, успокоил, сказав, что племянница Ленина к усыпальнице никакого отношения не имела. Правда, выступала категорически против выноса тела Ленина и бывала в Мавзолее на все дни рождения знаменитого дяди.

Для меня прогулки по Новодевичьему — это не только повод вспомнить легендарных персонажей прошлого и, возможно, приоткрыть какие-то неизвестные штрихи в истории. Каждый раз, оказываясь подле старых монастырских стен, я жду новых открытий. И они происходят.

Возле самой стены, неподалеку от семейного захоронения Ульяновых, стоит небольшая белая урна. На ней выбито имя, которое сегодня, скорее всего, уже мало кому известно. Вера ФИГНЕР (1852–1942). Зато даты жизни впечатлят любого, кто потрудится не только подсчитать возраст, но и представить количество эпох, пережитых этим человеком.

Вера Фигнер успела принять участие в двух покушениях на Александра Второго — в 1880 году в Одессе, и год спустя в Петербурге. 1 марта 1881 года император был убит. Фигнер была единственным из участников убийства, кому удалось остаться на свободе. Ее арестовали только через два года, а в 1884 году приговорили к смертной казни. Правда, в итоге смертная казнь была заменена на бессрочную каторгу, которая со временем тоже была заменена на простую ссылку. На удивление гуманной была власть, с которой так пыталась бороться Вера.

Но и это еще не все. Революцию 1917 года Фигнер не приняла. И была одной из главных противниц политических репрессий, которые проводил Сталин. Никаких последствий выступление против линии партии для Веры Николаевны не имело. Наоборот, ее 80-летний юбилей был отмечен публикацией семи томов ее сочинений.

До своего следующего юбилея Вера Фигнер не дожила всего десять дней. 89-летняя народница скончалась от пневмонии.

Еще один легендарный персонаж из советской истории — Николай ОСТРОВСКИЙ (1904–1936). Автор культового, говоря современным языком, романа «Как закалялась сталь» прожил всего 32 года. По биографии Островского в советские годы молодежь учили жизни: в 15 лет вступил в комсомол, тогда же отправился добровольцем на гражданскую войну. В 18 лет участвовал в строительстве железнодорожной ветки, переболел тифом. А в 23 года пришла страшная болезнь, диагноз звучал как приговор — прогрессирующий анкилозирующий полиартрит, проще говоря — постепенное окостенение суставов.

Тогда же Островский начал писать свой первый автобиографический роман, он назывался «Повесть о котовцах». Рукопись никогда не была опубликована, так как ее попросту потеряли. Но Островский сдаваться не собирался и спустя три года, уже будучи прикованным к постели, с помощью трафарета, начинает работать над своим знаменитым романом — «Как закалялась сталь».

Когда роман был отправлен в журнал «Молодая гвардия», то его не только отказались печатать, но и «разгромили» критикой, заявив, что все написанное в нем — неправда. Но Островский вновь не сдавался и еще раз отправил рукопись в журнал. В этот раз все сложилось: произведение было повторно отрецензировано и роман получил «зеленый свет».

Потом появилось много разговоров о том, кто же является истинным автором романа, ведь в рукописи можно заметить почерк девятнадцати человек. Сам Островский объяснял это тем, что диктовал свою книгу добровольным секретарям. И то, что некоторые из них потом стали называть себя соавторами, оставлял исключительно на их совести. В итоге официальным автором романа считается именно Николай Островский. «Как закалялась сталь» опубликовали в 1932 году в журнале «Молодая гвардия». Роман сразу же стал большим событием.

В 1935 году Островского наградили орденом Ленина и выделили квартиру на главной улице Москвы — улице Горького. В статусе главного комсомольского писателя Островский прожил еще один год, работая над новым произведением «Рожденные бурей». Первые экземпляры романа были отпечатаны уже после смерти автора, их раздавали на его похоронах.

Юная мраморная девушка в кресле — памятник Александре КОЛЛОНТАЙ (1872–1952). Советский дипломат, посол СССР в Швеции, в историю Александра Михайловна вошла прежде всего как сторонница свободной любви и борец за права женщин.

Еще в 1913 году Коллонтай опубликовала статью «Новая женщина», в которой описала женщину нового времени. По мнению Александры Михайловны, среди прочего, ее героиня должна требовать от мужчины не материального обеспечения, а уважения собственной личности; отказаться от ревности и уважать свободу мужчины, ну и так далее.

Спустя годы именно Коллонтай припишут авторство «теории стакана воды» — идеи о свободных отношениях мужчины и женщины, при которых удовлетворение сексуальных потребностей схоже с удовлетворением жажды.

Коллонтай была не только красивой женщиной, но и довольно яркой личностью. Несколько строк о ней в своих мемуарах оставил лауреат Нобелевской премии Иван Бунин: «Я ее знаю очень хорошо. Была когда-то похожа на ангела. С утра надевала самое простенькое платьице и скакала в рабочие трущобы — „на работу“. А воротясь домой, брала ванну, надевала голубенькую рубашечку — и шмыг с коробкой конфет в кровать к подруге: „Ну давай, дружок, поболтаем теперь всласть!“ Судебная и психиатрическая медицина давно знает и этот (ангелоподобный) тип среди прирожденных преступниц и проституток».

Кстати, саму Коллонтай тоже выдвигали на соискание Нобелевской премии мира, ее кандидатуру поддержали Швеция и Норвегия. Но идея не была поддержана Нобелевским комитетом.

Биографом советского посланника можно назвать Зою ВОСКРЕСЕНСКУЮ (1907–1992), чей прах тоже покоится на Новодевичьем. Зоя Ивановна служила пресс-секретарем в посольстве СССР в Швеции, в реальности выполняя функции агента разведки. Александра Коллонтай — героиня ее книги «Девочка в бурном море».

О том, каким разведчиком была полковник Воскресенская — судить не мне. А вот писательницей Зоя Ивановна была великолепной, я зачитывался ее книгами. В конце жизни, когда писательница смогла поведать не только о своей литературной деятельности, она написала книгу «Теперь я могу сказать правду». На ее страницах появляется и Александра Коллонтай.

«Александра Михайловна глянула на часы и сказала:

— Через пару минут ко мне придет Генеральный консул оккупированной Бельгии. Его эмигрантское правительство в Лондоне. Вы оставайтесь здесь. Этот визит вежливости продлится не более пяти минут, и мы с вами продолжим работу.

…В назначенное время порог кабинета переступил высокий элегантный старик. Представился. Александра Михайловна сразу завязывает разговор не о погоде, не о театре, как принято на таких приемах, a о жгучем вопросе объединения сил против фашизма, о Втором фронте.

Аудиенция закончена. А старый консул замялся. У него еще личный вопрос. Он извлекает из нагрудного кармана небольшую фотографию и протягивает ее Александре Михайловне.

Она вскидывает лорнет:

— Как? Это моя фотография. Здесь мне, наверное, лет семнадцать, но у меня нет такой. Откуда она у вас?

Консул широко улыбается:

— О, мадам, с тех пор прошло более полувека, a точнее — 53 года. Ваш папа был тогда начальником иностранного отдела Генерального штаба. Я был всего адъютантом у нашего военного атташе. Вы иногда появлялись на балах.

— Да, но это бывало редко, я уже тогда бежала от светской жизни.

— Я же был на каждом балу, искал вас. Имел дерзость посылать вам цветы, часами ходил возле вашего дома в надежде увидеть вас. Перед отъездом из России мне посчастливилось купить у фотографа этот ваш портрет. И сейчас, когда мое правительство предложило мне пост Генерального консула, я просил направить меня в Швецию, зная, что вы здесь. Я всю жизнь следил за вами. Читал ваши статьи и книги о рабочих, о социалистическом движении, не понимал вас. Когда узнал, что вы стали министром большевистского правительства, просто ужаснулся. Мне казалось, что вам уготована другая судьба. Увы, должен признаться, что в числе многих я не верил в прочность Советского государства. Сожалел о вас. А теперь пришел к вам, чтобы низко поклониться и высказать свое восхищение и глубокую признательность вам, вашей стране, вашему народу, который выносит на своих плечах судьбу нашей планеты.

Александра Михайловна протягивает консулу руку:

— В большой жизни какие только дороги не перекрещиваются, какие только встречи не происходят.

Консул ушел. Александра Михайловна сидит, задумавшись, постукивает лорнетом по столу, улыбается своей далекой юности…».

И в завершение — несколько слов о самой Воскресенской. После окончания Второй мировой Зоя Ивановна возглавила немецкий отдел центрального аппарата разведки. После того как был арестован генерал Павел Судоплатов, под чьим руководством она работала, карьера Воскресенской в разведке была кончена. До выхода на пенсию она служила начальником спецчасти лагеря в Воркуте, входившего в систему ГУЛАГ.

О секретной деятельности известной детской писательницы (общий тираж ее книг составляет более 20 млн экземпляров) стало известно лишь в 1990 году, когда председатель КГБ Владимир Крючков поведал о ней шведским журналистам.

Черный мраморный крест установлен на могиле Марии БУДЕННОЙ (1916–2006), третьей жены знаменитого советского маршала.

Первая супруга Буденного ушла из жизни при таких же обстоятельствах, что и Надежда Аллилуева. Вторая жена была арестована. Причем, как говорили, на Лубянку ее отвез сам маршал. Ну а потом случилось и вовсе невероятное событие — теща маршала, мать той самой арестованной жены, которая осталась жить с зятем, предложила Буденному внимательнее присмотреться… к ее племяннице. Создатель Конной Армии присмотрелся и сделал предложение.

О том, как это произошло, Мария Васильевна, бывшая на 33 года моложе супруга, рассказала известной писательнице Ларисе Васильевой, записавшей ее монолог: «Семен Михайлович спрашивает меня за обедом: “Как вы ко мне относитесь?” Ничего не подозревая, отвечаю: “Вы мой любимый герой”. — “Замуж за меня пойдете?” Я опешила. Долго молчала. И говорю: “Я боюсь”. Он засмеялся: “Съездите к родителям, посоветуйтесь…”

Вернулась я в Москву, пришла в квартиру к Буденному, подаю ему суп за обедом, он поздоровался и молчит, ничего не говорит о своем предложении. Мне как-то не по себе. Пообедал и спрашивает: “Ну что вы решили?” — “Положительно”, — говорю, а у самой даже уши красные от стыда. Он тоже весь вспыхнул: “Боялся спросить. Вдруг откажешь!”»

В общем, зажили «молодые» одной семьей. Мария Васильевна первое время стеснялась знаменитого мужа и постоянно сбивалась — то Семеном Михайловичем назовет, то Семой, а то и вообще товарищем Буденным. В конце концов маршал не выдержал и строго сказал супруге: «Я тебе муж, а Семен Михайлович на коне сидит!»

Через год после свадьбы (и после ареста второй жены соответственно) у Буденных родился сын. Сбылась главная мечта красного маршала. В одном из писем с фронта он писал юной жене: «Здравствуй, дорогая моя мамулька! Получил твое письмо и вспомнил 20 сентября, которое нас связало на всю жизнь. Мне кажется, что мы с тобой с детства вместе росли и живем до настоящего времени. Люблю я тебя беспредельно и до конца моего последнего удара сердца буду любить. Ты у меня самое любимое существо, ты, которая принесла счастье — это наших родных деточек. Думаю, что все кончится хорошо и мы снова будем вместе. Привет тебе, моя родная, крепко тебя целую, твой Семен».

Начавшаяся столь необычным образом семейная жизнь оказалась счастливой. На 60-летний юбилей мужу Мария Васильевна подарила Буденному еще одного, уже третьего, ребенка.

В 1955 году Буденный написал письмо в КГБ с просьбой пересмотреть дело своей второй жены. Ольгу Стефановну освободили. Но после девятнадцати лет тюрьмы это уже была совсем другая женщина — старая, больная, психически нездоровая. В доме бывшего мужа она бывала редко.

Сам маршал от сталинских репрессий не пострадал. Рассказывают, что его однажды все-таки попытались арестовать. Но бравый командир открыл огонь и, расстреляв пришедших за ним чекистов, бросился звонить Сталину: «Иосиф, контрреволюция! Меня пришли арестовывать! Живым не сдамся!» После чего Сталин дал команду оставить Буденного в покое: «Этот старый дуралей не опасен».

Однако на самом деле никаким дуралеем Семен Михайлович не был. У него хватало ума хитро вести себя с ненавидящими друг друга коллегами, строить из себя дурачка при Сталине, позаботиться о будущем своего большого семейства. Еще будучи в силе и при власти, Буденный отказался от казенной государственной дачи и построил собственную. «Когда я умру, тебя с государственной дачи в один миг выгонят», — говорил он жене.

Мария Васильевна пережила Буденного на 33 года.

Прямо за могилой матери и жены Буденного — захоронение близких другого легендарного сталинского маршала — Ворошилова. Сам Климент Ефремович, как и Семен Буденный, похоронен в Кремлевской стене. А на Новодевичьем — его жена Екатерина Давидовна (1887–1959).

Это была красивая и непростая история любви. Отец Екатерины, которую тогда звали Голда, был категорически против брака дочери с православным слесарем из Луганска. Но Голда не испугалась отцовского проклятия. Приняв при крещении имя Екатерина, она стала женой молодого Клима, и никогда об этом не пожалела.

Единственной бедой супружеской пары было отсутствие детей. Но дом маршала не был пуст. Климент Ефремович и Екатерина Давидовна воспитывали детей Михаила Фрунзе — сына Тимура, погибшего в 1942 году, и дочь Татьяну. Сегодня рядом с Екатериной Ворошиловой похоронен и еще один приемный сын — Петр ВОРОШИЛОВ (1914–1969), тоже ставший военным и дослужившийся до генеральских погон.

Екатерина Давидовна ушла из жизни первой. Она уже была тяжело больна и лежала в Кремлевской больнице, а ее каждое утро начиналось с визита мужа. Врачи и медсестры «Кремлевки» потом признавались, как были удивлены чуткостью маршала. Ведь в сознании миллионов бывший нарком обороны СССР являлся прежде всего человеком-машиной из песни («Ведь с нами Ворошилов, первый красный офицер, сумеем постоять за СССР»). И вдруг его потребность находиться рядом с больной женой. Когда Ворошилову говорили, что она уже без сознания и не знает, что он рядом, маршал отвечал, что на самом деле его Екатерина все чувствует. Наверное, так оно и было…

Как удивительно — гуляем по дорожкам некрополя, а говорить хочется о любви. Мы возле могилы Ольги ЧКАЛОВОЙ (1901–1997), вдовы самого, пожалуй, известного советского летчика Валерия Чкалова. Их роман начался в 1924 году, когда Ольга подарила Валерию фотографию с надписью: «Тому, в кого я верю, кто оправдает мои надежды».

Из уст в уста вся страна передавала историю о том, как влюбленный сталинский ас пролетел под Троицким мостом, чтобы заставить молодую девушку обратить на себя внимание.

Семья Ольги жила возле аэродрома, где часто случались катастрофы. Ее родителям казалось, что все летчики просто обречены на гибель, и они категорически возражали против того, чтобы у дочери были отношения с Чкаловым. Поначалу девушка прислушалась к мнению отца, а потом все равно поступила так, как ей подсказывало сердце.

В феврале 1927 года состоялась свадьба. На день свадьбы Чкалов подарил жене книгу Есенина с подписью: «Твою мечту иметь библиотеку постараюсь осуществить». Дочери летчика не так давно раскрыли неожиданную деталь биографии своих родителей — Валерий и Ольга венчались в Ленинграде в церкви Рождества Иоанна Предтечи на Каменном острове.

Чкалов был невероятно популярен среди женского населения страны. Случалось, на домашний телефон звонили женщины и заявляли, что воспитывают детей летчика. Один раз к трубке подошла Ольга Чкалова. Услышав привычный текст о ребенке, она сказала: «Как это прекрасно! Привозите, будем растить вместе!»

Впрочем, поклонницы Чкалова встречались и за границей. Однажды он оказался в одном поезде с Марлен Дитрих. Когда состав прибыл на перрон, героя из Советского Союза встречала толпа восторженных французов. Каково же было удивление Дитрих, которая считала, что ждут ее, когда все цветы были вручены Чкалову. Валерий Павлович оказался настоящим джентльменом — он достал из букета самую красивую розу и преподнес ее Марлен.

Летчика связывали дружеские отношения со Сталиным, который предлагал ему занять пост народного комиссара внутренних дел. Но от кабинета на Лубянке Чкалов отказался. При этом сам не исключал ареста. По воспоминанию дочерей, последнее время он спал, держа пистолет под подушкой.

Чкалов погиб в 1938 году при выполнении испытательного полета. Его прах был захоронен в Кремлевской стене.

Сталин не оставлял семью Чкалова без внимания. Его вдову приглашали на все кремлевские приемы, где сажали за столом по правую руку от Сталина. По левую руку сидела вдова другого погибшего летчика, будущая кинозвезда Валентина Серова.

Чкалов был удостоен звания «Герой Советского Союза», когда самой золотой медали еще не существовало.

Награду детям летчика вручили только в 2004 году. Сегодня рядом с матерью похоронена старшая дочь Чкалова Валерия Валерьевна (1935–2013).

А вот бюст поэта Владимира МАЯКОВСКОГО (1893–1930). После самоубийства 14 апреля 1930 года, тело главного советского поэта было выставлено для прощания в Доме писателей, а затем кремировано в единственном тогда московском крематории, который находился в Донском монастыре.

В последние дни Маяковский все время жаловался на одиночество. Так получилось, что и когда гроб везли в крематорий, водитель грузовика, по неопытности, слишком сильно нажал на газ, и машина оторвалась от многотысячной толпы провожающих. Даже в последние минуты своего пребывания на земле Маяковский вновь оказался один.

По тем временам кремирование было для москвичей в новинку. А потому избранным участникам похорон Маяковского выдали специальные пропуска, по которым они могли подойти к печи и через глазок увидеть происходящее. О своих впечатлениях от увиденного мне рассказывал художник Борис Ефимов. Борис Ефимович несколько дней потом не мог ни есть, ни спать.

Там же, в колумбарии Донского кладбища, Маяковского и похоронили. Лишь в 1952 году его прах был перенесен на Новодевичье.

Рядом с поэтом похоронили членов его семьи: мать, Александру Алексеевну (1867–1954), и сестер — Ольгу Владимировну (1890–1949) и Людмилу Владимировну (1884–1972).

Мне бы хотелось чуть подробнее рассказать именно о старшей сестре поэта, Людмиле Владимировне Маяковской. По профессии она была художником, но своей главной целью считала служение памяти брата и сделала все, чтобы из истории его жизни исчезло имя Лили Брик.

Доходило до грустных курьезов. Когда Лиля Юрьевна захотела открыть музей поэта в Гендриковом переулке, где в свое время они жили втроем — Осип Брик, Лиля Юрьевна и Владимир Владимирович, то Людмила Владимировна выступила категорически против, высказав мысль, что это будет не музей Маяковского, а музей странного образа жизни. И в итоге на высшем государственном уровне было принято решение об открытии музея в доме на Лубянском проезде, где у Маяковского была одна комната.

Когда в девяностых годах из Америки в Москву приезжала дочь Маяковского, Патриция Томпсон, ее конечно же отвезли на Новодевичье. Затем был обед в доме Лили Брик. Самой хозяйки уже не было в живых, гостью принимала Инна Генс, жена Василия Катаняна, ее приемного сына. Инна Юлиусовна рассказывала мне, как была удивлена, заметив под ногтями Патриции грязь. Однако когда Томпсон предложили пройти в ванную, то услышали ответ: «Это земля с могилы моего отца. Я хочу, чтобы она как можно дольше оставалась на моих руках». Оказалось, что в могиле отца Патриция оставила частицу праха своей матери Элен Джонс, похороненной в Америке.

В разговоре с корреспондентом американской газеты «Русский базар» Владимиром Нузовым Патриция говорила: «На могиле отца на Новодевичьем кладбище, у его надгробного памятника, я опустилась на колени и перекрестилась в русской манере. Я принесла с собой небольшую часть материнского праха. Голыми руками я раскопала землю между могилами отца и его сестры. Там я поместила пепел, покрыла его землей и травой и полила место слезами. Я целовала русскую землю, которая пристала к моим пальцам.

Со дня смерти матери я надеялась, что когда-нибудь ее частица воссоединится с человеком, которого она любила, с Россией, которую она любила до конца своих дней. Никакая сила на земле не могла остановить меня от внесения пепла моей матери в российскую землю на семейной могиле Маяковского! Не прошло и месяца после моего возвращения в Москву, как я была шокирована, узнав, что советское правительство собрало коллекцию “великих мозгов” для продолжающегося уже 67 лет научного исследования, имеющего целью определить анатомические корни гениальности моего отца. Мозг Маяковского был среди них, однако никто в России не сказал мне об этом…»

Прах Павла ТРЕТЬЯКОВА (1832–1898), создателя одного из самых прекрасных музеев мира, был перенесен с Даниловского кладбища в 1948 году, на котором изначально Третьяков был похоронен рядом с родителями и братом Сергеем.

За шесть лет до смерти Павел Михайлович завещал свою галерею в дар городу. Тогда, в 1892 году, из жизни ушел его родной брат Сергей, вместе с которым он сегодня покоится на Новодевичьем.

Поводом для переноса праха стало неудовлетворительное состояние могил Третьяковых на Даниловском кладбище. Председатель Комитета по делам искусств при Совете министров СССР М. Храпченко писал управляющему похоронным трестом Моссовета: «Учитывая ходатайство Дирекции Государственной Третьяковской Галереи, а также просьбу ближайших родственников основателей Галереи, Комитет по делам искусств при Совете Министров СССР со своей стороны ходатайствует о перенесении останков Павла Михайловича, Веры Николаевны и Сергея Михайловича Третьяковых, а также их художественных надгробий с кладбища Даниловского монастыря на кладбище Новодевичьего монастыря, где захоронены виднейшие деятели русской культуры и искусства».

При этом останки родителей Третьяковых так и остались на Даниловском кладбище. На Новодевичьем братьям установили общий памятник — тот, который раньше стоял у Павла Михайловича. Его создал художник Илья Остроухов.

А спустя годы здесь же похоронили и потомков создателя великой галереи. Я говорю про звезду немого кино Александру ХОХЛОВУ (1897–1985), внучку Третьякова. Рядом с Хохловой похоронен и ее муж, режиссер Лев КУЛЕШОВ (1989–1970).

Бюст мужчины с окладистой бородой — памятник академику Отто ШМИДТУ (1891–1956).

Академик, исследователь Севера, важную роль в истории страны сыграл именно благодаря своей бороде. Как мне рассказывала внучка Горького, в тридцатых годах под Новый год в Советском Союзе в домах не было принято устанавливать елку. Праздник для своих внучек и окрестной детворы устраивал лишь Максим Горький. На роль Деда Мороза приглашали соседа по Николиной Горе — Отто Шмидта. Потому что, по словам Марфы Пешковой, ему было достаточно надеть на себя вывернутую наизнанку дубленку, и костюм Деда Мороза был готов. Борода у Шмидта была своя, да какая!

Однажды на веселый праздник к Горьким приехала Светлана Аллилуева. Вернувшись домой, дочь Сталина рассказала о чудесном празднике, который произвел на нее неизгладимое впечатление, отцу. На следующий год елку стали ставить по всем городам и весям СССР.

Запомнилась борода Отто Шмидта и Майе Плисецкой. Великая балерина вспоминала о роли ученого в судьбе ее семьи: «Отец работал в “Арктикугле”. В 1932 году Отто Юльевич Шмидт — типаж большевистского просветителя — с бородой похлеще Марксовой, “великий путаник”, как обозвал его Ленин, чем спас от кровожадных лап Сталина, — назначил отца генеральным консулом и начальником угольных рудников на Шпицбергене».

Еще один долгожитель, среди сталинских наркомов, наряду с Вячеславом Молотовым, о котором мы уже вспоминали — Лазарь КАГАНОВИЧ (1893–1991). Именно имя Лазаря Моисеевича с 1935 по 1955 год носило московское метро, а в течение двух лет — с 1955 по 1957 год нынешняя станция «Охотный ряд» называлась станцией имени Кагановича.

Каганович занимал множество постов — был генеральным секретарем Компартии Украины, первым секретарем московского обкома партии, народным комиссаром тяжелой промышленности, народным комиссаром путей сообщения, и так далее, и тому подобное. Вершиной карьеры стала должность первого заместителя Председателя Совета Министров СССР. Активный участник сталинских репрессий (его подпись фигурирует на множестве «расстрельных» бумаг), Каганович принимал участие в устранении Берии, а затем оказался в рядах сторонников свержения Хрущева. В тот раз заговор не удался, и Лазарь Моисеевич был отправлен в отставку.

Одним словом, во многом именно благодаря этому человеку жизнь в стране была такой, какой сам Лазарь Моисеевич видел ее из окон своей квартиры в доме на Фрунзенской набережной, готовясь встретить столетний юбилей в ранге персонального пенсионера.

Невероятно, но в начале девяностых по набережной Москвы-реки можно было видеть прогуливающимся человека, который входил в состав высшего руководства страны еще при Сталине и помнил самого Ленина. Лазарь Моисеевич был одет в неизменную шляпу и длинное пальто.

Каганович на сорок лет пережил свою жену, Марию Марковну. Жил вместе с дочерью и приемным сыном.

Одна из самых известных пар Советского Союза — писатель Александр ФАДЕЕВ (1901–1956) и актриса Художественного театра Ангелина СТЕПАНОВА (1905–2000).

Автор романа «Молодая гвардия» добровольно ушел из жизни на своей даче в Переделкино. Фадеев сказал сыну, который в тот день тоже был на даче: «Миша, иди обедать». Юноша спустился на первый этаж, и в этот момент раздался выстрел. Ангелина Степанова в это время находилась на гастролях в Югославии. Никто не знал, как ей сообщить, что Фадеев застрелился и необходимо лететь на похороны. Решили просто сказать, что ей надо срочно в Москву, заболел Фадеев. В машине доставили в Будапешт, так как прямых рейсов в Советский Союз тогда не было.

Встречающие в аэропорту по-прежнему не знали, как сказать актрисе о смерти мужа. Ангелина Иосифовна появилась на трапе самолета, держа в руках газету «Правда» с фотографией Фадеева в траурной рамке. Эту газету она купила в Киеве — рейс был через этот город. Когда все пассажиры начали покупать газеты, Степанова вдруг поняла, что у нее нет советских денег. Одолжила несколько копеек у стюардессы, купила свежий номер и на третьей странице увидела некролог. Официальной причиной самоубийства власти назвали алкоголизм. На самом деле причины выстрела были гораздо серьезнее.

Через два дня после похорон Фадеева Ангелина Степанова вернулась в Белград, где продолжались гастроли Художественного театра. Когда она вышла на сцену в «Трех сестрах» и произнесла первую фразу Ирины: «Зачем вспоминать?» — зал вздрогнул…

Александр Фадеев был личностью неоднозначной. С одной стороны — выдающийся писатель, автор «Разгрома» и «Молодой гвардии», заслуженно считавшихся классикой советской литературы. А с другой — руководитель сталинского Союза писателей, вольно или невольно принимавший участие в репрессиях своих коллег. Так, именно при Фадееве проходила травля Анны Ахматовой и Михаила Зощенко.

Но при этом говорить о Фадееве только в осуждающем тоне неверно. Тот же руководитель Союза писателей старался помогать оставшимся без средств к существованию коллегам, в числе которых был и Михаил Зощенко.

Еще один штрих к биографии писателя. В 1938 году писателя Михаила Шолохова предупредили в местном управлении НКВД, что его собираются арестовать. Шолохов тут же уехал в Москву и спрятался у Александра Фадеева. Время они проводили соответственно, тем более что обстоятельства заставляли задуматься о «народной анестезии». Как бывает, звонок из Кремля раздался в самое неподходящее время: Шолохова вызвал Сталин.

На встречу с вождем отправился и Фадеев. Потом сам Шолохов рассказывал, как Сталин какое-то время молча ходил вокруг писателей. А от них, естественно, заметно пахло алкоголем. В итоге вождь обратился с вопросом: «Почему пьете?» Шолохов ответил почти афоризмом: «Запьешь с такой жизни, товарищ Сталин». Хозяин кабинета продолжил интересоваться: «А сколько времени у вас продолжается запой?» Тут уже подал голос Фадеев: «Неделю, товарищ Сталин». И тогда вождь, то ли в шутку, то ли всерьез сказал: «Предлагаю решением Политбюро установить, что запой великих писателей Шолохова и Фадеева длится три дня, а четыре дня они пишут». Как бы то ни было, а та встреча спасла Шолохову жизнь, больше об аресте автора «Тихого Дона» никто даже не помышлял.

После прихода к власти Хрущева и его доклада о культе личности Сталина Фадеев не счел возможным жить дальше. Его предсмертное письмо — один из самых достойных документов эпохи лжи и предательства. Сразу же после самоубийство записка Фадеева (как и в случае Маяковского, написанная за несколько дней до выстрела) была спрятана в архивы КГБ. Познакомиться с ее текстом стало возможно лишь в 1990 году.

«…Жизнь моя, как писателя, теряет всякий смысл, и я с превеликой радостью, как избавление от этого гнусного существования, где на тебя обрушивается подлость, ложь и клевета, ухожу из жизни. Последняя надежда была хоть сказать это людям, которые правят государством, но в течение уже 3-х лет, несмотря на мои просьбы, меня даже не могут принять. Прошу похоронить меня рядом с матерью моей».

Последнюю просьбу Фадеева — похоронить рядом с матерью на Введенском кладбище — власти не услышали и отдали распоряжение похоронить писателя на Новодевичьем. Через сорок четыре года в могиле мужа была похоронена и Ангелина Степанова.

Это были своеобразные отношения. Ангелина Иосифовна знала о романе Фадеева с Еленой Сергеевной Булгаковой. А сам Фадеев был в курсе былых отношений Степановой с драматургом Николаем Эрдманом.

Виталий Вульф, близко друживший с актрисой, много рассказывал мне об этой яркой и достойной женщине. В 1995 году на сцене Художественного театра отметили ее 90-летний юбилей. А наутро Ангелина Иосифовна пригласила домой Вульфа и попросила отвезти все цветы, которые ей вручили накануне, на Новодевичье — на могилу Фадеева и ее коллег по Художественному театру.

Незадолго до ухода Степанова потеряла старшего сына Александра, рожденного еще до ее встречи с Фадеевым. Через сына Ангелина Иосифовна была в родстве с семьей Сталина — Александр был женат на Надежде Сталиной, внучке генералиссимуса (Надежда была дочерью Василия Сталина, младшего сына вождя).

Актриса жила в доме в районе арбатских переулков, в эту квартиру она переехала уже после смерти Фадеева. Но в кабинете была сохранена обстановка, помнившая еще самого Александра Александровича — мебель карельской березы и портрет Станиславского кисти Андреева. Виталий Вульф рассказывал, что этот портрет был приобретен Степановой почти случайно: ей позвонил директор музея МХАТ Федор Михальский и сказал, что на продажу выставлен портрет Станиславского, но у театра на такую покупку денег нет. Ангелина Иосифовна обратилась к мужу — Фадеева тогда печатали многомиллионными тиражами и недостатка в средствах не было — и портрет был куплен.

Виталий Яковлевич был своим человеком в доме Степановой, многое слышал и многое знал. Когда на Новодевичьем хоронили Олега Ефремова, мы с Вульфом подошли к свежей могиле Ангелины Иосифовны, она ушла из жизни всего за несколько дней до Ефремова. И Вульф поведал мне историю отношений Ангелины Степановой и Николая Эрдмана, о которой он был осведомлен из первых уст. В свое время Виталий Яковлевич даже записал воспоминания актрисы о встрече с Эрдманом, случившейся уже после смерти Фадеева:

«Мы встретились через двадцать два года. 1956 год был для меня тяжелым, я потеряла близкого, дорогого мне человека, моего мужа, с которым прожила 19 лет, Александра Александровича Фадеева. Театр включил в репертуар трагедию Шиллера “Мария Стюарт”. Мне поручили роль английской королевы Елизаветы. Репетиции начались 28 декабря 1955 года и шли ежедневно. Роль замечательная, многогранная, полная больших мыслей, больших чувств. Работа была трудная, требовала от меня упорства, силы воли, преодоления жизненных невзгод. Но она и спасала, вводила в мир прекрасного, в мир искусства. Художником спектакля был Борис Робертович Эрдман. Мы часто встречались на репетициях. Однажды он сказал мне, что рассказывал Николаю о нашей работе, и тот просил узнать у меня, согласна ли я повидаться с ним, ему хочется меня видеть. Я согласилась. Я еще не подошла к двери его квартиры, как она отворилась, — с таким нетерпением Николай Робертович ждал нас. Когда мы с Борисом вошли, он взял мои руки и долго вглядывался в мое лицо. Я тоже смотрела на измененные временем знакомые, милые черты. Мы оба были взволнованы. Потом сидели за столом, пили кофе и говорили о театре, искусстве прошлых лет и настоящего времени. Оба брата расспрашивали меня о Фадееве — видимо, его уход из жизни изменил их представление о нем. Когда Борис вышел, чтобы поговорить по телефону, я спросила: далеко ушло наше время, и все стерлось в памяти или не совсем? Нет, не стерлось, ответил он. Когда происходят какие-то события, явления, особенно в искусстве, да и в жизни, память возвращается к тебе. Ангелине бы это понравилось, она бы это оценила! А это было бы Лине чуждо. Я ответила, что тоже возвращаюсь памятью к нему, к далеким молодым годам нашей дружбы и любви, и мы улыбнулись друг другу. Уже дома я подумала: как хорошо, что состоялась наша встреча! Что она была такой теплой, человечной и что была наша улыбка, сказавшая так много!»

Когда Ангелины Иосифовны не стало, предполагалось похоронить ее на МХАТовской аллее, рядом с учителем, Константином Станиславским. В последние годы Степанова с удовольствием вспоминала о своем служении в «Художественном театре», появились «Сказки Старого МХАТа» — рассказы актрисы о великом и великих, сдобренные ее знаменитым чувством юмора.

Но близкие прочли в завещании Степановой о ее последнем желании — быть похороненной «вместе с Сашей». Воля великой актрисы была исполнена.

Художник Федор ФЕДОРОВСКИЙ (1883–1955) вошел в историю не только как автор знаменитого золотого занавеса Большого. Федоровский придумал и нарисовал проекты рубиновых звезд на башнях Кремля, которые пришли на смену двуглавым орлам.

Лауреат пяти Сталинских премий, Федор Федорович дважды становился главным художником Большого театра. Его проект роскошного занавеса, расшитого золотом и украшенного советскими гербами, был принят в 1955 году за несколько месяцев до начала борьбы с «излишками» сталинского искусства.

Писатель и драматург, автор пьес «Страх», «Машенька» Александр АФИНОГЕНОВ (1904–1941) стал первой жертвой налета немецкой авиации на Москву.

Планировалось, что Афиногенов, после начала войны возглавивший Литературный отдел Совинформбюро, поплывет за океан и станет агитировать американцев за открытие Второго фронта. Писатель был женат на американке, и лучшей кандидатуры для воплощения данного проекта у властей не было.

Для получения последних инструкций Афиногенов направился в здание ЦК партии на Старую площадь. Когда началась бомбежка, один из осколков смертельно ранил писателя. В итоге в Америку отправилась уже его вдова, Дженни Мерлинг. Женщина погибла, когда после войны возвращалась на пароходе обратно в Советский Союз.

Единственный склеп на территории Новодевичьего некрополя — это захоронение Николая ЧАЙКОВСКОГО (1838–1911), родного брата гениального композитора. Николай Ильич служил инженером путей сообщения и имел чин действительного статского советника. После смерти младшего брата принимал участие в издании критических и биографических статей о нем.

Возможно, новостью для многих станет известие о том, что на Новодевичьем похоронен Ленин. Я говорю совершенно серьезно и имею в виду Михаила ЛЕНИНА (1880–1951), ведущего актера Малого театра.

Свою актерскую карьеру Михаил Францевич начинал на сцене императорского Малого театра. Ленин — это тоже псевдоним, который Михаил Игнатюк счел более благозвучным именем для афиш. Впрочем, есть и другая версия о происхождении новой фамилии. Согласно ей, Лениным Михаил Францевич стал в память о первой жене, которую звали Лена. Когда все чаще стало звучать имя Владимира Ленина, наш герой тут же дал объявление в газете: «Ничего общего с политическим авантюристом Лениным я не имею».

Рассказывали, что когда в 1924 году о смерти советского вождя сообщили Станиславскому, тот воскликнул: «Какое горе! Михаил Францевича больше нет!» Ему ответили: «Нет, мы говорим про Владимира Ильича». Станиславский облегченно вздохнул: «Ну тогда слава Богу!»

После революции Михаилу Францевичу стали намекать, не хочет ли он поменять имя. Мол, как Ленин может выходить на сцену? Но Михаил Францевич был мудрым человеком, он понимал, что Ленин на сцену выходить может. А вот отрицательных рецензий на игру Ленина быть не может. И действительно, был один из самых восхваляемых актеров советского театра, вполне возможно, заслуженно. Единственное, что в его жизни не случилось, — он не получил орден Ленина. Сталин будто бы сказал: «Я не могу дать орден Ленина Ленину».

Уже в двадцатых годах Новодевичье кладбище закрыли для обычных захоронений, оно стало неформальным погостом для лиц «с общественным положением». А с 1932 года, после похорон Надежды Аллилуевой, Новодевичье и вовсе обрело статус режимного. Совсем изредка здесь еще хоронили жителей ближайших районов, но со временем некрополь для простых захоронений закрыли официально. Решение о том, кто достоин покоиться на Новодевичьем, принимал исполком Московского совета народных депутатов.

Когда на съемках фильма «Они сражались за Родину» скоропостижно скончался Василий ШУКШИН (1929–1974), вопрос о месте похорон решался в течение нескольких дней. Мать режиссера и писателя Мария Сергеевна хотела, чтобы сына похоронили на родном Алтае, в селе Сростки. Ей так хотелось, чтобы он вернулся на родину. В свое время для того, чтобы Василий смог купить билет до Москвы, матери пришлось продать корову.

Друзья же думали о месте на Ваганьковском или Новодевичьем.

Рассказывали, что место на самом престижном кладбище страны помог «выбить» Сергей Бондарчук, который отправился к председателю Совета министров СССР Алексею Косыгину. Согласно другой версии, всё решила реакция на смерть Шукшина Леонида Брежнева. Когда генеральному секретарю сообщили о том, что умер Шукшин, он будто бы вздохнул: «Ой, как я люблю его “Печки-лавочки”». Ну а где же хоронить любимого режиссера дорогого товарища Леонида Ильича, как не на Новодевичьем. При том, что Василий Шукшин был тогда лишь обладателем звания «заслуженного деятеля искусств» и никак, согласно протоколу тех лет, не мог претендовать на главный погост Союза.

Дочери Шукшина на момент смерти отца были совсем маленькие — Марии семь лет, Ольге шесть. Их взяли только на панихиду в Дом кино, сказав, что в гробу папа лежит из-за очередных съемок в кино, такая у него роль. Весь гроб Шукшина под конец панихиды был укрыт гроздьями красной калины.

Несмотря на то, что с момента смерти Шукшина минуло вот уже больше четырех десятков лет, не умолкают разговоры об истинных причинах ухода из жизни сорокапятилетнего мастера. Официально смерть наступила из-за сердечной недостаточности. Но поговаривают, что на самом деле Шукшина убили, пустив в его каюту — актеры жили на борту теплохода «Дунай» — «инфарктный» газ.

Об этом же вспоминал и близкий друг и оператор фильмов Шукшина Анатолий Заболоцкий, который принимал активное участие в проводах Василия Макаровича: «Утром в день похорон приехали в морг. Коля Губенко распоряжался везти гроб прямо в Дом кино, но мы настояли провезти гроб по проспекту Мира, по улице Бочкова, мимо квартиры, в которой и пожил-то Макарыч немногим больше года…

К концу панихиды Мария Сергеевна (мать В. Шукшина) просит меня вытащить из гроба калину, от нее сырости много: ее действительно много нанесли, и я, убирая маленькие веточки, под белым покрывалом нащупал много крестиков, иконок и узелков… Много прошло возле гроба россиян, и они положили заветное Шукшину в гроб. Его хоронили как христианина. Во время последнего прощания Лидия Федосеевна отдала мне скомканную прядь его волос, ничего не сказала. Я опустил в гроб и эти волосы (а может, по ним-то можно было определить, от какой же “интоксикации” наступила смерть. Ведь говорил же врач в Волгограде: смерть от интоксикации кофейной или табачной).

Еще помню четко: когда несли гроб уже после прощального митинга на кладбище к месту захоронения, сбоку, через нагромождения могил, пробирался рысцой испуганный директор студии имени Горького Григорий Бритиков. Он походил на возбужденного школьника, совершившего шалость. И мне вдруг вспомнились слова Макарыча на кухне: “Ну мне конец, я расшифровался Григорию. Я ему о геноциде против России все свои думы выговорил…”»

Актер Шукшин успел сняться в 28 фильмах; как режиссер, снял шесть лент; как сценарист, создал одиннадцать сценариев. Но все же для большинства поклонников Василий Макарович прежде всего — автор фильма «Калина красная». И в наши дни каждую осень на гранитном памятнике режиссеру, писателю и актеру обязательно лежит гроздь калины.

На центральной аллее старого Новодевичьего, прямо возле монастырских ворот, могила писателя Юрия ОЛЕШИ (1899–1960). Одним из самых известных произведений Юрия Карловича, кроме конечно же романа «Зависть» и дневника «Ни дня без строчки», являются «Три толстяка».

Героиня этой сказки — кукла по имени Суок. Необычным именем девочка-циркачка была обязана фамилии, которую носила первая жена Олеши — Серафима СУОК (1902–1982). Серафима Густавовна стала первой любовью Олеши, они жили гражданским браком.

Всего в семье было три сестры, три дочери эмигранта из Австрии Густава Суок. Семейная жизнь с Серафимой, которую Олеша называл «дружочек» (под этим же именем она выведена в воспоминаниях Валентина Катаева), продолжалась недолго. Сначала она ушла к одному бухгалтеру, а затем стала спутницей писателя Владимира Нарбута и переехала с ним из Одессы в Москву. Вскоре в столицу приехал и Олеша, отыскал Серафиму и попытался вернуть. Но Серафима Густавовна все-таки осталась с Нарбутом.

В 1936 году Нарбута арестовали. Серафима Суок потом вышла замуж за писателя Виктора Шкловского.

А второй женой Олеши стала ее сестра, Ольга СУОК (1899–1978). Именно ей посвящены «Три толстяка». Хотя ни для кого не было секретом, кто из сестер стал истинным прообразом Суок. Но это не имело никакого значения. Сам Юрий Карлович называл сестер — «две половинки моей души».

Через третью сестру Олеша состоял в родстве с поэтом Эдуардом БАГРИЦКИМ (1895–1934), тот был женат на Лидии СУОК (1895–1969).

В последние годы Олеша называл себя «Князем “Националя”». Проводя все дни в ресторане отеля с видом на Кремль, литературой гениальный писатель больше не занимался. Лишь делал на клочках бумаги обрывочные записки, из которых позже родится «Ни дня без строчки», так записи Юрия Карловича назовут после его смерти. У Олеши было другое назание — «Прощание с жизнью».

Однажды у некогда знаменитого и обеспеченного писателя закончились деньги, и он отправился в Союз писателей, где задал вопрос, как его будут хоронить. Олеше ответили, что существует три разряда похорон, в зависимости от ранга писателя. И заверили, что его похоронят по первому, самому лучшему, разряду. Юрий Карлович попросил похоронить его по третьему, а разницу в деньгах выплатить сейчас.

Остается только догадываться, каково Суок было жить с Олешей. Глядя на последние портреты писательской жены, мне кажется, можно понять, что все между ними было непросто.

Дочь Ильи Ильфа Александра Ильинична рассказала мне, как однажды зашла в гости к Ольге Густавовне, но ее не оказалось дома, в квартире был только Олеша. Тот предложил девушке выпить чай и прямо за столом стал вести себя… совсем не так, как должен был вести друг отца. Александра Ильинична попыталась встать из-за стола, но Олеша удержал ее, затушив о ее руку сигарету.

После смерти мужа Ольга Густавовна нашла записку: «Милая, дорогая Оля! Прости меня, я тебя очень любил. Всю жизнь. Прости меня и не забывай! Твой вечный друг Юрий Олеша».

Три сестры Суок переживут своих мужей. Как-то три вдовы вместе пришли в поликлинику Литфонда, и медсестра, оформляющая их карты, не удержалась от восторга: «Вы были женами таких писателей! Какое, наверное, счастье!» В ответ сестры ответят: «Трудное счастье».

Сегодня все они — на Новодевичьем.

Хочется вспомнить Виталия ЛАЗАРЕНКО (1890–1939). Памятник ему — почти напротив могилы Юрия Олеши. Увы, не будет преувеличением сказать, что сегодня имя Лазаренко неизвестно практически никому. А меж тем это был большой цирковой артист, на выступления которого собирались полные залы не только в Союзе, но и по всему миру.

Обелиск Георгию ЧИЧЕРИНУ (1872–1936), первому Народному комиссару иностранных дел СССР. Родственник знаменитого царского премьер-министра Столыпина, Чичерин вовремя ушел в отставку и сумел умереть своей смертью. Учитывая почти поголовные репрессии среди высшего руководства страны в середине тридцатых, уже это можно считать большой удачей.

Квартира Чичерина находилась в доме военачальников в Старопесковском переулке, где вместе с ним квартиры получили многие генералы. Среди соседей дипломата был Виталий Примаков, второй муж Лили Брик. Так получилось, что новое жилье Примакова располагалось на втором этаже, а квартира Чичерина — на четвертом. Лифта в доме не было, и главный советский дипломат предложил Примакову и Брик поменяться. Лиля Юрьевна категорически отказалась, сказав, что тоже не испытывает большого желания подниматься пешком на четвертый этаж.

Наступило лето, и обладатели завидной квартиры уехали отдыхать на юг. Когда жильцы вернулись и попытались вставить ключ в замок, то обнаружили, что войти в квартиру невозможно. Домоуправ, к которому они обратились, сообщил, что «в связи с государственной необходимостью» отныне их квартира находится на 4 этаже.

Когда Примаков с Брик поднялись, то увидели, что вся их обстановка, включая пепельницу с оставленной в ней сигаретой, перенесена в новую квартиру, ранее принадлежавшую Чичерину. А сам нарком благополучно перебрался на второй этаж.

А вот могила «Товарища феномена» — именно эти слова выбиты на памятнике Марии АНДРЕЕВОЙ (1868–1953), гражданской спутницы Максима Горького. Так Андрееву называл Владимир Ленин.

В начале прошлого века в Художественном театре было две «крайне необходимые» актрисы — Ольга Леонардовна Книппер, жена Чехова, и Мария Федоровна Андреева, считавшаяся женой Горького, при том, что на самом деле они никогда не расписывались. Театр дорожил Книппер и Андреевой, так как ради них главные драматурги страны приносили свои пьесы именно Станиславскому.

«Андреева» — это псевдоним, который Мария Федоровна взяла по фамилии своего мужа. Вернувшись в Москву, в 1894 году актриса вышла на сцену в одном спектакле вместе с самим Станиславским. Тогда-то и началась ее дружба с основателем Художественного театра, в котором она прослужит семь блистательных лет. Ну а затем свою жизнь Андреева решит посвятить Горькому, который был тронут ее игрой в «На дне».

При этом Мария Федоровна была не только хорошей актрисой, но и выдающейся красавицей. Как не вспомнить ее портрет работы Ильи Репина. Великий художник изобразил на полотне одну Андрееву, хотя в те дни вместе с ней у него гостил и Максим Горький.

Мария Федоровна официально оставила мужа (хотя и до этого ее роман с Саввой Морозовым не был ни для кого секретом) и перебралась жить в квартиру Горького.

Как мне рассказала внучка писателя Марфа Пешкова, Андреева была не чужда интриг. Решала, кого допустить до Горького, а кого — нет. К тому же большие суммы денег, которые перечислялись писателю в Италии, отправляла своему сыну, Юрию Желябужскому. Когда обо всем стало известно Алексею Максимовичу, тот потребовал, чтобы Андреева оставила его дом.

По возвращении писателя в Москву Мария Федоровна просила, чтобы ее пропустили к Горькому. Этого не случилось: сам писатель говорил, что примет кого угодно, только не Андрееву.

В конце жизни актриса работала директором Дома ученых. Марфа Пешкова навещала бывшую подругу своего деда. Та с благодарностью принимала помощь.

А мы тем временем подошли к памятнику, на котором не указаны даты жизни. На Новодевичьем два таких «секретных» захоронения. Первое — это плита Осипа Брика. А второе надгробие — могила самого известного министра культуры Советского Союза Екатерины ФУРЦЕВОЙ (1910–1974).

Почему под горельефом работы скульптора Льва Кербеля не указано ни одной цифры? Это, как мне рассказывала дочь Фурцевой Светлана, было личным пожеланием самой Екатерины Алексеевны. Когда она бывала на чьих-то похоронах, а по долгу службы это происходило довольно часто, то говорила, вернувшись домой: «Ну для чего на памятниках у женщин пишут годы? Да еще и фотографию ставят! Все же сразу начинают высчитывать ее возраст!»

Правда, возле имени Матрены Николаевны (1890–1972), матери министра, первой из Фурцевых оказавшейся на Новодевичьем, даты стоят.

Впрочем, и в отношении самой Фурцевой для всей страны не было секретом, что министр успела отпраздновать свой 63-й день рождения. Но ее волю услышали: на Новодевичьем кладбище на надгробии бывшего 1-го секретаря МГК КПСС, затем секретаря ЦК КПСС, члена Президиума ЦК КПСС, министра культуры СССР выбито просто три слова: «Екатерина Алексеевна ФУРЦЕВА».

Панихида проходила на сцене Художественного театра на Тверском бульваре, проститься с министром пришла, казалось, вся Москва. Конечно же всех волновала причина неожиданного ухода Екатерины Алексеевны из жизни. Официально Фурцева умерла “из-за острой сердечной недостаточности”. Но самой распространенной версией было самоубийство.

Единственная дочь министра, любимая и отдалившаяся от нее в последние годы, Светлана категорически протестовала против разговоров о добровольном уходе матери из жизни.

Светлана Петровна тоже успеет отметить лишь 63 дня рождения. Она была серьезно больна, но не придавала лечению болезни должного внимания. Посему и ее уход тоже стал отчасти осознанным. В 2005 году на белоснежном надгробии Фурцевых добавилось еще три слова — «Светлана Петровна Фурцева». Возле них тоже не проставлены даты…

А перед этим памятником в советские годы всегда было многолюдно: возле него принимали в октябрята, в пионеры, в комсомол. Здесь похоронена Зоя КОСМОДЕМЬЯНСКАЯ (1923–1941) — первая женщина, ставшая Героем Советского Союза.

Зоя погибла и была похоронена в районе села Петрищево. Сохранились воспоминания очевидцев страшной казни:

«До самой виселицы вели её под руки. Шла ровно, с поднятой головой, молча, гордо. Довели до виселицы. Вокруг виселицы было много немцев и гражданских. Подвели к виселице, скомандовали расширить круг вокруг виселицы и стали её фотографировать… При ней была сумка с бутылками. Она крикнула: “Граждане! Вы не стойте, не смотрите, а надо помогать воевать! Эта моя смерть — это моё достижение”. После этого один офицер замахнулся, а другие закричали на неё. Затем она сказала: “Товарищи, победа будет за нами. Немецкие солдаты, пока не поздно, сдавайтесь в плен”. Офицер злобно заорал: “Русь!” “Советский Союз непобедим и не будет побеждён”, — всё это она говорила в момент, когда её фотографировали… Потом подставили ящик. Она без всякой команды стала сама на ящик. Подошёл немец и стал надевать петлю. Она в это время крикнула: “Сколько нас ни вешайте, всех не перевешаете, нас 170 миллионов. Но за меня вам наши товарищи отомстят”. Это она сказала уже с петлёй на шее. Она хотела ещё что-то сказать, но в этот момент ящик убрали из-под ног, и она повисла. Она взялась за верёвку рукой, но немец ударил её по рукам. После этого все разошлись».

Первой о подвиге Зои Космодемьянской написала «Правда», очерк назывался «Таня» — именно этим именем назвалась юная героиня.

О жизни и подвиге Зои Космодемьянской издавались книги; стихи героине посвящали Маргарита Алигер, Агния Барто, Роберт Рождественский; рождались оперы и балеты; снимались фильмы.

Мама Зои, Любовь Тимофеевна, написала о дочери и сыне, тоже ставшем Героем, книгу воспоминаний — «Повесть о Зое и Шуре».

Строки, как мать узнала о судьбе дочери, невозможно спокойно читать и сейчас, даже спустя столько лет:

«Однажды — это было в конце января — я возвращалась домой поздно. Как часто бывает, когда очень устанешь, машинально слушала обрывки разговоров. В этот вечер на улице то и дело слышалось:

— Читали сегодня “Правду”?

— Читали статью Лидова?

И в трамвае молодая женщина с огромными глазами на исхудалом лице говорила своему спутнику:

— Какая потрясающая статья!.. Какая девушка!..

Я поняла, что в газете сегодня что-то необычное.

— Шурик, — сказала я Дома, — ты читал сегодня “Правду”? Говорят, там очень интересная статья.

— Да, — сдержанно ответил Шура, не глядя на меня.

— О чем же?

— О молодой партизанке Тане. Ее повесили гитлеровцы.

В комнате было холодно, мы привыкли к этому. Но тут мне показалось, что и внутри у меня все похолодело и сжалось. “Тоже чья-то девочка, — подумалось мне. — И ее ждут дома, и о ней тревожатся…”

Позже я услышала радио. Сообщения о боях, вести с трудового фронта. И вдруг диктор сказал:

— Передаем статью Лидова “Таня”, напечатанную в “Правде” сегодня, двадцать седьмого января.

Скорбный и гневный голос стал рассказывать о том, как в первых числах декабря в селе Петрищеве фашисты казнили партизанку-комсомолку по имени Таня.

— Мама, — вдруг сказал Шура, — можно, я выключу? Мне завтра рано вставать.

Я удивилась: Шура всегда спал крепко, обычно ему не мешали ни громкий разговор, ни радио. Мне хотелось дослушать, но я выключила громкоговоритель, сказав только: “Ну что ж, спи…”