Пиранья. Война олигархов Бушков Александр

Глава первая

НАЗВАЛСЯ ГРУЗДЕМ…

Утро выдалось препаршивейшим, да и настроение к утру стало соответствовать погоде более чем. Снаружи – пронизывающая до костей сырость, холод, туман; в душе – раздражение, усталость, обида на судьбинушку… Нет, блин, ну надо ж, чтоб такая невезуха, а? Середина ясного, солнечного в этих широтах июня – и вдруг именно вчера зарядил к ночи дождь, поначалу не дождь даже, а так, просто морось, но противная, осенняя, никакими синоптиками не спрогнозированная. Резко похолодало, лес стал наполняться влагой, как губка… Абыдно, да? Ну почему не завтра, почему не на прошлой неделе?

Он смахнул с носа каплю, упавшую с ярко-зеленого глянцевого листа. Весь вечер накануне Мазур, уже втянувшись в ритм, мужественно пер к цели, напролом через лес, сквозь заросли и сгущавшиеся сумерки, сквозь сыпавшуюся с неба водяную пыль, наплевав на маскировку, на предательский хруст веточек под ногами, силясь лишь не сбиться, выдержать направление и темп. Пер, сжав зубы, не обращая внимания на гудящие ноги и заходящееся сердечко.

Потому что – надо. Однако из-за обложивших небо туч стемнело значительно быстрее, нежели он рассчитывал, да и морось чуть погодя усилилась, превратилась в настоящий дождь, несильный, но мерзкий, унылый, монотонно шуршащий в листве над головой. Видимость упала метров до пяти, скорость продвижения замедлилась – и вот только тогда Мазур остановился. Огляделся, шумно втягивая воздух через ноздри и выпуская через рот, успокаивая сердчишко. Темнота, тишина и безлюдье вокруг. Только скотский дождь по-прежнему шебуршит в кронах деревьев.

И он сдался. Ладно, так и быть. Привал. Все равно в такую сволочную погоду ни одного ориентира не разглядишь, да и эти вряд ли решатся продолжить погоню. Наверняка уже поставили, гады, палатку и сейчас жрут разогретые на бездымном костерке консервы, в тепле и сухости…

Впрочем, нет, одернул он себя. Эт-то вряд ли. Эт-то вы, товарищ адмирал, просто-напросто брюзжите по-стариковски. Не могут преследователи двигаться кучно, одной группой, сколько бы их ни было – ну не совсем же они идиоты. Наверняка растянулись цепью и неторопливо просеивают лес. И палатки у них нет… А вот рации, в отличие от Мазура, есть стопудово. И, может быть, автоматы. И, вероятно, приборы ночного видения. И прочие хитрые штучки, предназначенные для обнаружения незваных гостей хоть в град, хоть в пургу… Почему бы и нет?

Главное – сигареты у них точно есть, бли-и-н. Курить хотелось зверски. Особливо в дождик. Он проглотил слюну и постарался вытеснить упаднические мысли о табаке другими, успокаивающими. «А ежели с другой – с оптимистической стороны, товарищ адмирал, глянуть, – думал он, – так ведь преследователи тоже люди, не роботы, им такая погода аналогично не в кайф. И ребята они подневольные, трудятся исключительно по долгу службы, а не из идейных соображений, не по велению сердца и не в надежде на премию. У них имеется приказ – найти и обезвредить, зато материального стимула никакого нет, откуда стимулу-то взяться… Так что появляется стойкое подозрение: охоту ребятки продолжат только утром, когда распогодится. Тем более что лес большой, а точного месторасположения диверсанта по имени Кирилл Мазур они не знают, чего ж зря под дождем-то мокнуть, у Мазура фора часов пять есть…»

В общем, надо делать привал. Устраиваться на ночлег. Все равно ни хрена не видно, с направления сбиться – раз плюнуть, да и чай не мальчик уже, организм роздыху требует. Да и утро помудренее вечера будет.

Времени для того, чтобы диверсанту Мазуру подобраться к объекту, подлежащему уничтожению, оставалось – до завтрашних четырнадцати ноль-ноль.

Успеем, ежели с утреца пораньше выдвинемся?

Должны.

Пока лес не пропитался влагой насквозь, он в темноте наломал достаточно сухого лапника, устроил себе ночлежку под прикрытием корней заранее присмотренного огромного вывортня, перед отбоем машинально проверил, на месте ли скудные запасы, не растерял ли во время рывка от места высадки.

Так, все на месте. Соль, спички, аптечка – во влагонепроницаемых пакетах, нож, покрытый густой смазкой, – в ножнах на бедре, в кармане – пакетик соды и три метра фала, сиречь тросика из тонких кевларовых нитей в синтетической оплетке… А больше у него ничего и не было. Ни часов, ни компаса, ни, тем более, карты.

Он вздохнул, залез под выворотень, поворочался малость, завел «биологические часы» и – отключился в момент. Отключился в ту же секунду, как только его голова в бандане коснулась локтя, устроенного на камуфляжной куртке, брошенной поверх наломанных ветвей.

А что вы хотите, товарищи мои дорогие? Сказались и изматывающий полуторасуточный, практически непрерывный марш-бросок, и единственная за сутки с половиной трапеза из корешков и с трудом пойманной малосъедобной рыбешки, и… И возраст, знаете ли, сказался, чего уж скрывать.

А приснилось Мазуру, что он сидит в китайском ресторанчике, почему-то возле метро «Войковская», перед ним стоит шкворчащий тъепан, и девушки в расписанных драконами и журавлями нарядах наливают в бокалы сливовое вино. Вот только ногам холодно отчего-то. И вроде бы напротив кто-то сидит, кто – непонятно, но существо явно женского пола. Мазур неторопливо достает из свежевскрытой пачки белый цилиндрик сигаретки, предварительно проводит им под носом, с предвкушением вдыхая аромат табака, потом чиркает спичкой (никаких зажигалок, господа, только спички!), потом подносит треугольничек пламени к кончику сигареты, вдыхает, а потом…

А потом он проснулся. Очнулся резко, и сон как корова языком слизнула. Вместо шкворчания тъепана – унылый шелест листвы над головой, вместо запаха сливового вина – благоухание прелых листьев. А вокруг лес, лес, лес.

Э-хе-хе…

Мазур поежился, возвращаясь к реальности, зябко клацнул зубами и выбрался из-под выворотня. Сторожко осмотрелся. Вокруг все тихо, спокойно и туманно. Дождь закончился. Никто не кричит: «руки вверх!» и прочее «фойер!»

Ну и слава богу. Ну и хорошо.

Лениво сделал несколько упражнений, призванных восстановить бодрость в теле и в духе.

Ни в том, ни в другом бодрости не прибавилось.

Зато хотелось пить, курить, есть и никуда дальше не ходить. Первое желание он более-менее удовлетворил росой с листьев, а на остальные требования организма пришлось прикрикнуть: заткнитесь, дескать. Но затыкаться они напрочь не желали. В брюхе сердито заурчало.

На востоке серело небо, солнце уже встало над невидимым горизонтом, но определить по нему, сколько сейчас времени, не представлялось ни малейшей возможности. Если доверяться «будильнику», было не больше восьми утра. Подсвеченный желтыми лучами восходящего солнца туман, будь он неладен, поднимался выше человеческого роста, путал перспективу, скрывал ямки и кочки…

В общем, утро выдалось пренеприятнейшим. Однако дальше все пошло не так уж плохо.

Вскоре туман рассеялся, окружающий мир приобрел-таки утраченные за ночь яркие краски… и вообще стало не так уж плохо. Более-менее сносно стало. Начало припекать солнце, день обещал выдаться погожим и даже обещал забыть о ночной сырости.

А через час стало жарить так, что пришлось сначала расстегнуть камуфляжную куртку до пупа, а потом и вовсе снять ее: и легче, и просушится быстрей.

Он быстро продвигался по густому лесу, лишь изредка останавливаясь, чтобы прислушаться, не нарушает ли монотонный шум листвы посторонний звук. Внимательно оглядывался по сторонам – нет ли на земле сломанной неловким движением ветки и прочих следов присутствия нежелательных персон. Ветра совсем не было, и потому игра света и тени на листьях и стволах была естественной и спокойной. Похоже, человек сюда забредал редко. И все же, выйдя к небольшому болотцу, он зачерпнул тины и провел рукой по лицу – для боевой раскраски. Привычка, знаете ли, вторая натура…

Перескакивая с кочки на кочку, Мазур добрался до неглубокого, ожившего после ночного дождя ручейка, остановился, поднял глаза к небу, синевшему в просветах между кронами деревьев, еще раз с тоской подумал о куреве и перемахнул на другой берег.

Настроение было не то чтобы веселым, но вполне сносным. Выражаясь заковыристо, его настроение улучшалось вместе с ростом температуры окружающей среды и одновременным уменьшением уровня влажности… А по мере приближения к замаскированному командному пункту настроение так и вовсе скакнуло до верхней отметки.

ЗКП располагался на бережку крошечного лесного озера. Мазур поднялся на пригорок и сразу увидел его – метров сто оставалось. Собственно, это было даже не озеро – так, озерцо, лесная лужица площадью с половину школьного футбольного поля и метра полтора глубиной, не больше. По темной, подернутой ряской глади водоема плавал будущий завтрак…

Мазур определил приближение незваных гостей задолго до того, как увидел их – по крикам всполошившихся птиц. Вот это скорость! Летают, они что ли? Вчера он их минимум на пять часов опережал. Неужто всю ночь шли? Мазур посмотрел на небо. До двух еще время есть, если обойти их сзади, все равно к месту вовремя поспеет. А топают-то как! Будто не диверсанта выслеживают, а на прогулку вышли…

Он углубился в лес и принялся описывать петлю, постепенно приближаясь к преследователям. Когда до тех оставалось не больше полукилометра, стараясь не шуметь, полез напрямик, через бурелом. Бурелом, впрочем, быстро закончился, и тут послышались голоса. Он прикорнул за здоровенным, сплошь покрытым мхом валуном, выглянул и увидел между деревьями лужайку, заросшую высокой травой. На лужайке расположились трое.

Так называемые преследователи выглядели хоть и крепенькими, но, на первый взгляд, вполне безобидными. Они вольготно раскинулись на уже подсохшей траве и деловито трапезничали, запивая поздний завтрак весьма подозрительной мутной жидкостью из литровой бутыли. Один в «комке», сиречь в камуфляже, прислонившись к ближайшему стволу дерева, беспечно пускал вверх клубы сигаретного дыма. Двое других были в гражданском. Тот, что постарше, скинул плащ и болотные сапоги и блаженно вытянулся на земле поближе к бутылке. А самый молодой с остервенением крутил ручку допотопного портативного приемничка. Рядом валялись явно самодельные корзины, с какими за ходят грибами. Корзины были пустыми.

Мазур затаил дыхание и вжался в траву, слился с ней – хотя куда уж, казалось бы, сильнее вжиматься, сливаться-то… Жары и сырости он уже не замечал, привык за двое суток лесного бродяжничества. Нет, вот режьте меня, но на преследователей эти трое никак не походили. Они никуда не торопились, они ни от кого не таились. Одно смущало: какие на хрен грибники в Подмосковье в середине июня? Разве что – по сыроежки пришли?

Сквозь скрипы и хрипы из динамика приемника продирался задорный голос:

Хозяин говорящего ящика радостно осклабился.

– Классно поет! – громко сообщил он сотрапезникам. – «Король и шут» – это круто!

– Херня это все, Серега, – поднимаясь, с видом бродячего философа буркнул камуфляжный. – Ну, чего расселись. Пошли. Не ровен час, в магазине все пораскупят. Выходной, чай… Опять придется весь день это Светкино пойло хлебать.

Остальные нехотя стали собираться. Старший, кряхтя, натянул сапоги, подхватил пустую корзинку, запихнул в нее плащ, с тоской глянул на опустевшую бутылку и потопал вперед. Камуфляжный снова закурил и потрусил следом, а владелец приемника, собрав остатки нехитрого завтрака, долго и пристально смотрел на опорожненную емкость, будто ожидая, что на дне что-то заплещется. Не дождавшись чуда, он отбросил бутылку в кусты и двинулся следом за другими. Топал он, как хорошо пообедавший мишка, да и радио орало на весь лес, не стесняясь:

Мазур перевел дух. Вот всегда так… Крадешься, прячешься, от каждого шороха вздрагиваешь, погони ждешь. А вместо нее – напарываешься на мирную компанию алкашей, спокойно совершающую вояж за бухлом в соседнюю деревню.

Вот только фиг ли они через лес ломанулись, а не по дороге? Ведь есть же тут дорога, Мазур собственными глазами на карте в штабе видел…

Ладно, проехали. В любом случае, в задании сказано, что он должен избегать любых контактов с людьми, не важно – гражданское это население или же нет. Вот и избегаем.

От опушки до ЗКП пришлось ползти – место было открытое. А тут, как назло, небо снова затянуло тучами, заморосил дождь. Трава стала мокрой, и в первые же минуты он опять промок до нитки. Но вот к запаху прелой земли примешался едва заметный запах металла, и Мазур разглядел в пелене дождя небольшой блиндажик. Весьма качественно замаскированный, следует признать. В жизни не заметишь, мимо пройдешь, если, конечно, не знать, что ищешь.

Мазур скользнул в темноту через узкую амбразуру, вытащил коробок из непромокаемого пакета, чиркнул спичкой – и обнаружил на грубо сколоченной лавке телефон. Огромный, из черного эбонита. Без диска. Толстый провод в матерчатой оплетке уходил куда-то под земляную стену. Мазур снял с рычагов тяжеленную, скользкую от сырости трубку, поднес к уху.

В трубке щелкнуло, пискнуло, зашуршало. Он произнес пароль, и тут же равнодушный мужской голос в ответ дал последние координаты – на этот раз уже самого объекта. Мазур прикинул – недалеко, к четырнадцати ноль-ноль точно успеет.

Дождь, закончился так же быстро, как и начался. Снова светило солнце. Он с надеждой посмотрел в сторону озерца. К его радости, серая неуклюжая утка вышла из воды и с интересом пристально изучала берег у себя под лапами.

Несколько секунд потребовалось на то, чтобы найти нехитрого живца, прицепить его к тросику и аккуратно, чтобы не спугнуть, метнуть поближе к пернатой твари. Как и предполагалось, утка мгновенно заметила аппетитную приманку и натурально ею заинтересовалась. Мазур начал медленно выбирать тросик, и завтрак покорно двинулся за живцом.

Как только утица оказалась в пределах досягаемости, он резко накинул на нее петлеобразный конец веревки… Шансов у пернатой не было ни одного. Мгновение – и тонкая шея свернута. А еще через двадцать минут освежеванная тушка сочно поблескивала капельками жира на импровизированном вертеле из найденного в блиндаже куска стальной проволоки…

Вот тогда он и совершил первую ошибку. Нельзя, нельзя было расслабляться, поглаживая сытое брюхо, и беспечно предаваться нехитрым буколическим и гастрономическим радостям. Э-э-х, старость… Идиллическая лесная тишина расслабила, притупила бдительность.

Сзади кто-то, подкравшись бесшумно, намертво обхватил шею, слегка придушил и резко поднял на ноги. Чьи-то руки, обыскивая, профессионально прошлись по телу. Из-под опущенных век он рассмотрел противников.

Трое… Один сзади, один напротив с пистолетом и третий – слева. Не те грибники, что встретились давеча. Хотя тоже дилетанты, кто ж так берет языка…

Мазур резко ударил в пах стоявшего напротив, не опуская ноги, махнул вправо, достав носком другого. Не останавливаясь и не думая, автоматически закинул руки за голову, схватил заднего за длинные лохмы и перекинул через себя. Аккурат на того, который от боли согнулся пополам напротив. Сцепил руки в замок и с размаху въехал по челюсти правому. Схватил патлатого за воротник, развернул и вцепился всей пятерней в морду.

В этот момент очухался тот, что с пистолетом, поднялся на колено, другой ногой провел подсечку, и Мазур рухнул на землю, увлекая за собой волосатого. Рывком отбросил его, перекатился набок и пружинисто взвившись, встал ноги.

Успеть нанести удар ближайшему противнику, развернуться к вооруженному пистолетом и со всего маху зазвездить бедолаге ногой под ребра. Уклониться от кулака третьего и врезать ему по челюсти… На это ушло два удара сердца. Не дожидаясь результата, Мазур снова прыгнул к пистолетоносцу, ткнул тому растопыренными пальцами в глаза, выбил оружие из разжавшееся ладони – описав дугу, черный ствол с плеском шмякнулся о воду. Все, пропал пистолет…

Мазур зазевался и тут же получил удар по печени. Не страшно. Сделал вид, что падает, одновременно меняя позицию так, чтобы солнце слепило нападавших, сгреб левой рукой горсть мягкой земли и швырнул в лицо лесному разбойнику. Выпрямился, увернулся от удара ногой… Сам, сделав обманный выпад, въехал одному по ребрам, другому носком сапога в висок. Удар, как и планировалось, прошел по касательной.

А дальше – задачка для новобранца: отмахнуться от троих безоружных, хоть и подготовленных, но деморализованных противников, по возможности избегая их ударов, держась на безопасном расстоянии и не позволяя напасть со спины…

Они кружили еще несколько секунд. И вот один уже лежит мордой в прибрежной ряске, другой тихо постанывает, обхватив руками буйну головушку, а последний – нога, что ли, сломана? – с подвываньем ползет к лесу. В два прыжка Мазур догнал его, заломив руку за спину, подтащил к остальным. Быстро скрутил всех троих жгутом из их же собственных курток, заткнул пасти первым, что подвернулось под руку, проверил, не слишком ли сильно повредил организмы горе-боевиков – не слишком, не помрут, а путы перетрут через полчасика осколком камня – к этому времени Мазур будет уже далече.

Он с интересом осмотрел трофеи. Пленники злобно зыркали глазенками. Мазур молча им подмигнул. А чего тут разговаривать-то? Ничего полезного. Единственная рация треснула во время боя (да и не нужна ему рация), а нож у него и свой имеется. Часы, компас? Так направление он теперь и сам знает. Вот разве что курево пригодится…

Он несколько раз глубоко набрал в легкие воздух, восстанавливая слегка сбившееся дыхание. Постоял несколько секунд, покурил трофейную сигаретку, затоптал окурок и, не оборачиваясь, двинулся в сторону объекта.

Глава вторая

ИГРА В ВОЙНУШКУ

Объект находился прямо перед ним, любуйся, сколько влезет. Мазур и любовался, выбрав под наблюдательный пункт небольшой пригорок, поросший не слишком густым кустарником. Объектом был небольшой завод. Вернее, то, что от него сохранилось, – а сохранилось, надо сказать, не слишком много. Крайне плачевный вид заводских строений наводил на мысли о послевоенном Сталинграде, а прилегающая территория вызывала в памяти Зону из фильма далекой юности – «Сталкер».

Тут и гадать не приходится, отчего да почему, да как так вышло. Банальнейшая до тошноты история глупости российской. Разрушен завод был не столько временем, сколько людскими стараниями. Сперва постарались те, кто вдруг начал по всей стране закрывать вот такие же там и сям разбросанные заводики, принадлежавшие ВПК. Новые хозяева страны почему-то вдруг решили, что обороняться нам более не от кого, а о проживавших в маленьких городах и поселках людях, которым работать кроме как на этих заводиках было негде, понятное дело, никто не подумал. Ну, а поганое дело разрушения довершили как раз эти самые люди, растащившие брошенный завод вплоть до самого распоследнего гвоздя.

И вот теперь Мазур сквозь кусты любуется не на сполохи сварки в замызганных окнах и не на фланирующих по двору бодрых работяг, а на огроменную бетонную коробку без дверей и оконных рам, с крошащейся кирпичной кладкой и мусором внутри.

Вся прилегающая к заводу территория поросла бурьяном, среди коего догнивают ржавые останки каких-то механизмов и транспортных средств. В траве утонули порыжевшие рельсы подъездных путей узкоколейки, кое-где еще торчат чугунные головы железнодорожных стрелок, не сгодившихся ни в хозяйство, ни на продажу…

В общем, унылая картина, глаз не радует. А не радует, главным образом, вот по какой причине: бурьяном-то, конечно, тут все поросло основательно, да только местность вокруг завода остается все равно открытой и с высоты заводских этажей распрекрасно просматривающейся. Было бы кому просматривать. А просматривать есть кому – энто точно, энто к бабке не ходи. И поскольку часовые не поднимают любопытные головы, не перекликаются и не выдают себя сигаретными огоньками, стало быть, ребятки эти ученые, кое-что в охранном деле соображающие…

И как прикажете подобраться незамеченным? Разумнее всего было бы дождаться темноты. Да вот только времени нет никакого ее дожидаться.

Эх, будь у Мазура под командованием хотя бы парочка ореликов, рядовых бойцов героического спецназа при полном боекомплекте, все бы вмиг упростилось до невозможности. Взяли бы сей оплот на раз-два. Схемы давно известны и отработаны, как у пианиста гаммы. Пока один прикрывал бы шквальным огнем, двое прорвались бы к зданию, а оказавшись внутри, враз устроили бы там маленький блицкриг, Ватерлоо и Варфоломеевскую ночь вместе взятые… Но нет с ним ореликов, Мазур один-одинешенек, и к тому же, прямо как в том фильме, без оружия, а, стало быть, волей-неволей должен оставаться невидимкой до самого последнего момента. Вариант заблудившегося грибника, алкаша, ищущего среди развалин интимного уединения с бутылкой и тому подобных инсценировок Мазур даже не рассматривал – успокоят сразу, не вступая в беседы.

В общем-то, с вариантом он уже определился – после того, как обошел, вернее, прополз вдоль периметра завода и со всех сторон осмотрел подходы. Между прочим, как бы не прятались часовые, он срисовал расположение постов. Имеется, знаете ли, некоторый опыт по этой части. Посты, следовало признать, расставлены грамотно. Однако, как верно замечено не нами, ни в чем нет идеала, он недостижим, а слабые места имеются во всем. Главное, нащупать их. И Мазуру казалось, что он нащупал. Пора за работу.

Собственно говоря, Мазур и не оттягивал начало акции. Он просто ждал, когда над головой пройдет замеченная им дождевая туча. Слабенькая надежда на дождь. Нет чтоб не вчера поливать со всей дури, а погодить бы до сегодня! Завеса дождя – она ж какая-никакая, а помощница диверсанту… Но туча прошла стороной, и выжидать более не было никакого смысла.

Мазур отполз в лес, скрываясь за кустиками пробрался к заранее намеченному месту. Место это являло собой пятачок, заваленный всевозможным металлическим и прочим хламом. Хлам во время оно выбрасывали в лес прямо через забор, от которого сейчас сохранилось лишь бетонное основание. Возле каждого предприятия обязательно обнаружится подобная стихийная помойка – памятник русской лени.

И хотя уже давно никто ничего сюда не выбрасывал, и все мало-мальски ценное давно было растащено, однако среди ржавого барахла люди понимающие все равно могут отыскать массу полезнейших вещей. Во всяком случае, для Мазура тут нашлось все, что требуется. Скажем, в засохшей краске дырявое ведро – разве это не сущий клад для диверсанта? Из подручных средств он быстро соорудил нехитрый подарочек из арсенала рэмбовских сюрпризов.

Теперь пришла пора выдвигаться на позицию. Мазур выбрался к тому месту, где узкоколейка выходила из леса. Задумка была проста.

Возле самой разгрузочной рампы рельсы были уложены заподлицо с бетоном, а по обеим сторонам колеи имелась пусть не слишком высокая, однако же насыпь. Прижавшись к ней крепче, чем к любимой женушке, можно подползти незамеченным. Конечно, не к самому заводу, но сократить расстояние примерно вдвое можно, а это уже кое-что, согласитесь.

Мазур выскользнул из леса, под прикрытием фундамента ограды подобрался к бывшим воротам, сквозь которые некогда въезжали на территорию вагончики. Подполз к невысокой насыпи.

Под животом зашуршал щебень. От частично прогнивших шпал все еще шибало в нос креозотом. Мазур змеей заскользил вперед… И его пронзило знакомое, не единожды испытанное ощущение, всякий раз будоражившее кровь чем-то неописуемым, незнакомое для того, кто сам не переживал подобного… Азарт! Увы, в последнее время это ощущение Мазур стал забывать.

Пока не было признаков того, что он замечен. Однако Мазур не обольщался. То, что по нему не ведется прицельная стрельба, ровным счетом ничего не значит. Умная охрана ни за что не стала бы палить. Что попадешь – не факт, а вот диверсанта вспугнешь точно, и тот совершенно безнаказанно может ретироваться в лес. Гораздо логичнее прикинуться лопухами, приготовиться к встрече и дождаться, когда диверсант сам упадет в распахнутые объятия.

Он не спешил, но и не мешкал, потому что заготовленный им в лесу сюрприз должен был сработать минут этак через пятнадцать, и эти минуты были уже на исходе.

Забитый землей переезд уже совсем близко, именно у этого переезда заканчивалась прикрывающая Мазура насыпь. Ну все, дополз…

Мазур не стал высовывать голову и оглядываться. Все, что надо, он рассмотрел еще раньше и прочно держал в памяти. Теперь оставалось лишь собраться для решающего рывка. Задумка его была проста.

Там, на лесной помойке из нижней части пластиковой бутылки, разнообразной ветоши и ведра с засохшей краской он соорудил примитивный запал. Сейчас тлеют тряпки, потом расплавится пластиковое дно бутылки, потом полыхнет краска в ведре и огонь расплавит волокна капроновой веревки, которым удерживается согнутое дерево. Распрямившийся ствол подбросит вверх привязанный к верхушке всякий металлический хлам, швырнет его в заросли. Громкий внезапный шум заставит караульных на миг обернуться в ту сторону. Будь ты хоть чемпионом по караульному делу – все равно против рефлексов не попрешь. И этого мига Мазуру должно хватить, чтобы пробежать полтора десятка метров и оказаться в мертвой зоне, не просматривающейся сверху с территории завода.

Впрочем, Мазур не исключал, что ничего не произойдет, что вплетется-вмешается какая-нибудь случайность. Уж больно ненадежна его импровизированная катапульта, ведь случается, даже хитромудрая электроника сбоит, а тут…

Мазур был собран и готов к броску, поэтому, когда с другой стороны завода донесся треск и лязгающий грохот, он взмыл, будто подброшенный мощной пружиной, и понесся по растрескавшемуся бетону, что твой спринтер с низкого старта.

Все! Получилось!

Он припал к шершавой стене заводика. Сердце отчаянно колотило в ребра. Последствия рывка он чувствовал нутром и всеми прочими частями организма.

Мазур бесшумно переместился к пустому оконному проему и обратился в слух. Вроде бы тихо… Нет, ни фига: изнутри донеслись шаги человека, спускавшегося по лестнице. Непонятный переполох в лесу встряхнул охранничков – решили обойти объект.

Бесшумно передвигаться у человека внутри объекта не получалось – не то хреново обучен был, а, скорее всего, считал осторожность ненужной и излишней. По хрусту и шороху Мазур легко определял, где тот находится и в каком направлении движется. А направление такое, что человек движется аккурат вдоль этой стены и вскоре окажется напротив окна.

Мазур примерился, оценил траекторию и прочие необходимые параметры, прокачал в голове последовательность действий, подобрался… Пора. Мощно оттолкнулся обеими ногами от земли, перемахнул, опершись на руку, через оконный проем и приземлился на полусогнутых точнехонько перед замершим от удивления бугаем в черном комбинезоне. И сходу отработал сложенными «клювом орла» пальцами удар в горло. Такой удар, ежели без промаха угодишь в нужную точку, вмиг отправляет человека на небеса, тот даже не успевает осознать, а что с ним, собственно, произошло. А произошло то, что Мазур планировал.

Он завладел трофейным оружием, быстро осмотрел его – полный магазин, пять толстеньких, черных патронов. Обыскал бесчувственное тело – ни черта интересного, и огляделся. Никого. Тишина и пустота вокруг.

Значит, как он и предполагал, все бандитские силы сосредоточены на втором этаже. Первый этаж представлял собой бывший цех с высоченными потолками. На втором этаже, в бывших кабинетах заводской администрации, согласно полученной оперативным путем информации, некое бандформирование, напропалую торгующее оружием, устроило временный склад предметов своих негоций. Партия приличная. Покупатели должны приехать под вечер. Что за покупатели и на кой им оружие – неизвестно. Оружие потом может всплыть в Чечне, а равно Дагестане, или расползтись по черным рынкам страны. А то и какими-нибудь окольными путями отправиться в Ирак, где стволы сейчас, ясное дело, покупают охотно и помногу. Задача, поставленная перед Мазуром, проста, как банный лист на мокрой заднице – не дать оружию покинуть завод. Хочешь – взрывай весь завод, хочешь – взорви помещение с оружием, хочешь – перебей всю охрану и уничтожь партию, дело твое…

Лестница наверняка под присмотром. Мазур перемещался по бывшему цеху от бетонной колонны к бетонной колонне, осторожно осматриваясь под их прикрытием. В отличие от выведенного из игры охранника, Мазур ступал по заваленному мусором полу бесшумно – в свое время его обучили этому искусству отменно.

Конечно, из цеха бывшие работяги вынесли все, что к полу не прибито: со всем старанием и тщательностью, обглодали, что саранча поле. Однако вещи капитальные оказались им не по зубам. А может, просто лень было возиться. Скажем, рельсы и кабина мостового крана были на месте. И лесенка (вбитые в стену скобы, прикрытые решеткой), ведущая к крановой площадке, тоже никуда не делась.

Кран, разумеется, в нерабочем состоянии, но Мазур раскатывать на нем и перемещать грузы не собирался. А вот ежели забраться на площадку крана, перебраться на рельсы, по которым некогда туда-сюда катался по цеху кран, и пройти по ним, как альпинист по горному карнизу, – то можно добраться до небольшого окошечка. А окошечко определенно ведет в некое помещение второго этажа…

Мазур додумывал детали, уже карабкаясь по лестнице. Причем, делать все пришлось в темпе – скоро верхние спохватятся, куда это запропастился наш, условно говоря, Вася или как там его, начнут вызванивать по мобильному, который Мазур, кстати, изъял из кармана «Васи» и убил, безжалостно выдрав сим-карту. А не дождавшись «Васиного» «але, слушаю», его приятели немедленно сыграют аларм, и для Мазура все, мягко говоря, усложнится.

До окошка он добрался без приключений – ни одна скоба не вылетела из стены под тяжестью его тела, нога не соскользнула с рельсины, и кран вдруг сам собой не заработал и не поехал давить простого диверса.

Хорошо, что не надо возиться со стеклами по причине их полного отсутствия. Подтягивайся, запрыгивай в оконный проем и… И гадай, где оказался.

А оказался он в небольшой комнате, предназначение каковой отгадать было непросто, поскольку выгребли из нее все подчистую. Но, судя по невеликим размерам – бывшая то ли кладовка, то ли раздевалка. Ступая по стеклянному и кирпичному крошеву (и делая это, разумеется, бесшумно), Мазур добрался до дверного проема. Замер.

За порогом начинался пол, застеленный коричневым линолеумом. Линолеум пережил советскую власть, при которой был уложен, уцелел несмотря ни на что. Мазур аккуратно, на миллиметр выдвинулся из проема, бросил беглый взгляд влево, вправо и снова отпрянул.

Пусто. Справа лестница, там делать нечего. Слева – поворот коридора. Ступая тише самого бесплотного духа, Мазур добрался до поворота, на мгновение выглянул из-за угла и тут же снова спрятался. Сфотографировал взглядом обстановку – и назад. Анализировать увиденное можно и потом.

А тут было что проанализировать. Мазур увидел дверной проем, двух часовых возле него. И даже заметил внутри охраняемой комнаты составленные аккуратным штабелем ящики. Стало быть, вот она – цель… Блин!

Раздались сперва шаги, а потом и голоса. Всполошились из-за «Васи»? Он решился выглянуть еще раз.

О-па! К тем двоим у двери подошел третий. Наверное, из-за дальнего поворота. Как и прочие обряженный в черный комбез… Совсем интересно. Судя по топоту, этот новый товарищ, перекинувшись парой слов с коллегами по незаконному обороту оружия, двинулся в сторону Мазура. Не исключено – идет на поиски «Васи». А может, и по другим делам. Главное – сюда идет.

План созрел сам собой. Мазур быстро, но не переходя на бег, вернулся на место предыдущей дислокации – не то в кладовку, не то в раздевалку. И, едва боец миновал дверной проем, выпорхнул из него бесплотно, аки призрак, и со спины провел классическое снятие часового. Отработал вбитую тренировками и многолетней практикой схему с прилежанием и точностью автомата. Одна рука зажимает рот и вздергивает голову, другая рука полосует ножом по шее. Не дать автомату упасть на пол, придержать опадающее тело и уложить на грязный линолеум со всей возможной нежностью. Втащить снятого часового в кладовку-раздевалку…

На то, чтобы раздеть успокоенного противника и напялить его одежку на себя, у Мазура ушли считанные секунды, даже самый придирчивый старшина остался бы доволен. Он надел чужой комбез поверх собственной одежды – павший товарищ был малость покрупнее Мазура, – и двинулся по коридору расслабленной непринужденной походкой, уговаривая себя не спешить. Свернул за поворот, заранее наклонив голову. Ну мало ли почему человек может повесить голову – может, расстроен чем-то очень или на ходу рассматривает обувку! По идее, такое поведение не должно насторожить сразу. А Мазуру и надо было всего-то, чтоб не сразу. Чтоб еще пять шагов отшагать к уже сделанным после поворота пяти…

Периферией зрения он, разумеется, пас охранничков. Ага, заподозрили неладное! Дернулись. Еще мгновение – и вскинут свои пукалки. Но Мазур уже летел вперед. Всадил первому локтем в горло, второго в прыжке достал ногой в голову. Не теряя темпа, влетел в комнату, готовый к тому, что там есть кто-то еще. Но в комнате были только ящики. Немного что-то…

И вдруг и слева, и справа что-то слаженно щелкнуло, из щелей в ящиках повалил желтый дым, быстро заволакивая помещение, окон не имеющее…

– Вы покойник, товарищ адмирал. Самый натуральный покойник, – услышал Мазур чуть насмешливый голос, раздавшийся из-за желтой завесы.

Вашу мать!..

Глава третья

БУДНИ ПЕНСИОНЕРА

Мазур вернулся в коридор, отошел подальше от двери, из которой все еще валил желтый дым, опустился на корточки, привалившись спиной к стене.

– Больно бьешь, – пожаловался один из тех караульных, что давеча стерегли комнату с ящиками. – Так ведь и насмерть ушибить можно.

– Хотел бы насмерть, было в насмерть. Да и вообще работа твоя такая. Дайте лучше сигарету, черти.

Мазур хоть и был объявлен покойником, но отправляться на тот свет, не перекурив, не собирался.

Тот, кого он лишил черного комбинезона и кто громогласно объявил Мазура покойничком, протянул ему сигарету, потом выглянул в коридор и громко позвал:

– Серега! Оживай.

Внизу с кряхтеньем и матерком завозились – это «оживал» часовой, у которого Мазур отобрал оружие – резиномет, какая-то, Мазуру незнакомая модификация КС-23, плюющая резиновыми пулями. Не смертельно, но крайне болезненно.

– Фотоэлементы? – спросил у него Мазур, жадно затягиваясь.

– Они самые, – хмыкнул бывший «смертельный враг».

– Выходит, это – заминированная ловушка для тех, кто вздумает покуситься на бандитское добро?

– Ага.

– А где у нас настоящий схрон с оружием?

– Еще выше, на чердаке, – собеседник Мазура ткнул пальцем в потолок.

– Думаете, настоящие бандюки стали бы заниматься такой мурой, как заминированные ловушки?

– А кто их разберет, настоящих, – философски пожал плечами «смертельный враг». – Они, сдается мне, разные. И с разными заскоками. В любом случае вы, миль пардон, не выполнили боевую задачу. А проще говоря, задание провалили, игру проиграли и отправились в Страну Вечной Охоты. А мне говорили – будет ас, которому равных мало…

– Что-то ты разболтался, для жмурика-то, – Мазур затушил окурок о подошву. – Ты часом не забыл, орелик, что тебя-то я давно уже отправил бродить по той же самой Стране? Причем упокоил тебя без каких-либо барахтаний с твоей стороны. И от охотничков ваших, которые по лесу за мной тащились, я ушел легко и просто, как два пальца об асфальт…

– Вон и комендант идет, – в голосе собеседника Мазура чувствовалась обида. – Он все и объяснит, кто живой, а кто покойник, кто справился с заданием, а кто провалил его позорно…

Мазур поник. Комендант. Вот позорище-то…

Комендант Полигона[2] со смешной фамилией Лихобаб свернул пробку с литровой бутыли и разлил водку по алюминиевым кружкам.

– Или ты народные напитки уже не употребляешь? – поинтересовался он у Мазура. – Небось, все больше вискари да текилки хлебаешь, да всякие там кьянти с мартинями? – Лихобаб завинтил пробку, поставил бутылку на стол. – Может, тебе еще фужеры сбегать поискать?

– Да не пошел бы ты, а? И без твоих подколок тошно, – расслабленно после парил очки произнес Мазур, поднимая кружку. – Давай лучше выпьем за Эль-Бахлак и прочие местечки, где одни нас уважали, имея к тому все основания, а другие боялись, как чертей. А то и поболее, чем выходцев из преисподней.

– Давай, – враз посерьезнел Лихобаб. – За империю, которой больше нет. Эх, а какая была империя! Как поется в какой-то песенке: «и всякая пся крев дрожала, завидев наши эскадроны!» А просрали всю до последней нитки…

И он залпом жахнул содержимое кружки, затем с грохотом брякнул опустевшей алюминиевой посудиной о стол и шумно втянул воздух ноздрями. И лишь после того без спешки приступил к закусыванию.

– Ностальгическая вещь, – Мазур постучал ложкой по жестянке с надписью «Гороховая каша с мясом». – Я думал, уже не снабжают вооруженные силы, кормят личный состав исключительно китайской тушенкой – несъедобной, зато дешевой.

– А хрен его знает, чем там сейчас кормят вооруженные силы, – Лихобаб залихватски наворачивал разогретую на плитке прямо в банке кашу с мясом. – Тут прикрыли очередной гарнизонный склад, это который на случай ядерной войны был. Помнишь, раньше такие повсеместно строили? Теперь, наоборот, повсеместно ликвидируются: войны же не будет. Словом, выпил я с кем надо и по-хозяйски прибрал, перевез на Полигон списанное добро. Чай, сухари, консервы всякие. Срок годности, правда, год как вышел, но ничего, мы же не померли, и ты бог даст не помрешь.

Мазур отогнул крышку и поглядел на цифры – действительно кашица просроченная. Вот сволочь Лихобаб, ну неймется ему, никак не может успокоиться.

– Ничего, – сказал Лихобаб, – тебя в буржуйском госпитале в случае чего в два счета вылечат за хрустящие доллары. Это нам поможет только бог и народные средства…

– Доллары уже не в моде, – сказал Мазур и пригладил влажные после парилочки волосы. – В моде рубли.

– Ну, тебе виднее. По мне и то, и то – бумага резанная…

Мазур и Лихобаб изредка встречались, но исключительно здесь, на Полигоне, примерно раз в три месяца, когда на Мазура накатывало и он, плюнув на все, мчался сюда. Де-юре – чтобы пройти маршрут и не потерять форму, а де-факто – чтобы вернуться хоть ненадолго к своей прежней, настоящей жизни. Так что встречались, здоровкались, обнимались, но вот так задушевно не сидели ни разу. Черт его знает почему. То у Лихобаба находились какие-то срочные дела, то Мазур торопился домой, после двухсуточного-то отсутствия… А вот теперь, что называется, отчего-то зацепились языками…

С момента их последней встречи прошло больше двадцати лет. Судьба свела их в Эль-Бахлаке, в крохотной стране, обладавшей единственным, но огромным для понимающего человека достоинством – она запирала Красное море в самом узком его месте, на юге. За такой лакомый кусочек схлестнулись не на жизнь, а на смерть в тайной, невидимой миру войне две сверхдержавы, стремясь установить свой контроль над выходящим к морю клочком пустыни. В те годы это удалось Советскому Союзу. Увы, как позже выяснилось, ненадолго.

Вместе им довелось поработать всего раз, в соседствующем с Эль-Бахлаком Могадишо. Не забыть Мазуру той высадки, внушительно, блин, выглядела, вызывая законную гордость, какой теперешним уж не придется испытать: покачиваются на легкой волне эсминцы, тральщики, атомный крейсер «Аметист»; в небе кружат разведывательные самолеты, над самой водой зависли вертолеты, и к берегу идут десантные корабли… А когда они достигают мелководья, их аппарели (съездные, то бишь, платформы) опускаются, и на берег по наклонной плоскости медленно выползают бронетранспортеры с морской пехотой…

Кто не видел – не поймет, а кто видел – не забудет. Морпехами, с которыми тогда бок о бок трудились Мазур и его орлы, командовал капитан: жилистый, чернявый, то ли казацкого, то ли цыганского вида… За стремительно пролетевшие двадцать лет Лихобаб чернявость частично утратил, сменив ее на седины. Ну так и мы не помолодели…

Лихобаб, цыган чертов, похоже, угадал направление мыслей Мазура.

– Распущены когорты Древнего Рима, – произнес он с непонятной интонацией. – Раскидало легионеров кого куда.

– Раскидало, – согласился Мазур, отставляя в сторону все-таки доеденную, несмотря на истекшие сроки годности, консерву. – Встречаешь в самых неожиданных местах.

– Вот я иногда и думаю, – Лихобаб закурил, – а не лучше бы, если в меня грохнули где-нибудь в африканской или какой иной экзотической заварушке? Сложить удалу головушку в отчаянном рукопашном месиве с национальными гвардейцами какой-нибудь обезьяньей республики или с наемным сбродом иностранного легиона, прихватив с собой в Вальгаллу[3] с дюжину врагов? А? Отличная смерть, мечта викинга. Зато не увидел бы, во что превратили скоты великую державу…

– Давай-ка еще по одной, – нейтральным тоном сказал Мазур.

Все эти пустые разговоры про рухнувшую империю и покалеченную судьбу ему порядком надоели. Что толку сотрясать воздух? Раньше надо было кулаками махать…

– Давай, – с готовностью отозвался Лихобаб и потянулся к бутылке.

Выпили. Закусывать не стали, заменили закусь табачным дымом.

– Скажи, вот разве об этом мы мечтали? – Лихобаб описал рукой в воздухе некий, полный неопределенности полукруг. Но Мазур понял, о чем он. – Такой поворот и в дурных кошмарах не мог привидеться. А ведь ничего, мать вашу, как-то приобвыкли, прижились…

– Ты где пропадал эти годы, не сразу ведь после демократизации сюда определился? – вдруг спросил Мазур. – Да и Полигон этот, поди, не так давно тут обустроили…

– Точно, – кивнул Лихобаб, – недавно. Когда главным злом объявили терроризм и обязали всех и каждого с ним бороться. А где пропадал, говоришь?

Бывший морпех налил в кружки на сей раз по чуть-чуть.

– Девяносто первый, ни к столу будь помянут, застал в Монголии. Ты не лыбься! Еще просвети меня, что там моря нет. Давай, давай. А я тебе отвечу на это истиной более глубокой и правдивой: начальству виднее, что где есть и где надлежит находиться советским морпехам. Начальство постановило, что Китай вот, сволочь, имеет выход к морю-акияну, и на всякий случай морской пехоте не помешает находиться в непосредственной близости… Вот, кстати, давай-ка за спецназ надводный и подводный!

Чокнулись, сдвинув алюминиевые бока кружек.

– Однако вскоре нас вернули на родину, – продолжал разошедшийся Лихобаб. – И тут я малость прихренел. В Монголию только отголоски долетали, а тут пришлось погрузиться по самую макушку в бурлящее дерьмо. Короче, поглядел, поглядел я на творившееся блядство да и подал в отставку. Ушел в свободное плаванье. Покидало, конечно. Карабах, Приднестровье, Сербия, Абхазия… В Абхазии предлагали остаться, строить вооруженные силы неприсоединившейся республики, сулили генеральское звание. Оно, конечно, некоторым образом сомнительное вышло бы генеральство, но все же. Так и вовсе никакого не перепало, и уже не упадет. Жалею, короче, что не остался. Жил бы у моря, как тот старик, рыбку бы рыбачил. Главное, настоящим делом занимался, а не валял дурака… Но я именно как дурак вернулся домой и тут несколько лет перебивался вовсе ни пойми чем. В откровенный криминал, правда, не лез. Не сроков боялся, а противно было. Однако все равно ходил по краешку. Один неверный шажок – и можно сверзиться, ломая шею. Потом, когда про армию с флотом снова вдруг вспомнили, начали чего-то делать, в том числе и этот Полигон замыслили, разыскал меня сослуживец, ну и предложил. И вот я здесь. Словом и короче, вполне обычная биография для бывшего легионера Советского Рима…

Лихобаб запустил руку в большой бумажный мешок, тоже притараненный со склада ядерной войны, выудил из него большой ржаной сухарь.

– Вот я все думаю, Кирилл, а для чего мы резались столько лет подряд? Для чего погибали твои и мои парни? Многим ведь и могил нормальных не досталось, остались лежать в пустынях и лесах на прожор зверью. Выходит, все это было для того, чтобы теперь жрали и пили от пуза совсем другие, не партийные, а демократичные, которые от первых отличаются только новыми фамилиями и еще большим, уж вовсе ненасытным аппетитом…

Лихобаб вдруг замолчал.

– Ну? Чего споткнулся? – Мазур усмехнулся уголком рта. – Вдруг вспомнил, что и я теперь из тех, кто по твоим словам, жрет и пьет от пуза?

– И ты, – Лихобаб сжал ладонь, в который хрустнул, разламываясь, ржаной сухарь. – Это ты только сегодня про меня узнал. Я-то про тебя наслышан. Живешь в домишке собственном, в Серебряном, блин, бору…

Мазур открыто расхохотался.

– Хреновые у тебя осведомители. От Серебряного Бора наша деревенька далековато… Понятно, что молва любой коттеджный поселок автоматом приписывает к Рублевке. Раз свой загородный дом, да еще со встроенным гаражом – значит, буржуи, раз буржуи – значит, проживают на Рублевке. Уж поверь, что особняком мой дом может считаться разве где-нибудь в Псковской или Тульской губерниях, но уж никак не в видавшей виды Москве. Просто добротный домик в три этажа на участке всего в двадцать соток…

– Во как! Для тебя это уже «просто»! А для большинства людей, хочу тебе сказать, в той же Москве – недостижимая мечта.

– Ты не поверишь, но я никогда не мечтал ни о чем подобном, – жестко сказал Мазур. – На привалах, валясь на траву, никогда не чертил в башке пейзажи будущего отставного счастья: дома, машины, три сортира и две ванные комнаты…

– А ванных и вправду две? – спросил Лихобаб, грызя ржаной сухарь.

– Две, – не стал отпираться Мазур. – На первом этаже с джакузи, на втором – с душевой кабиной. Еще имеется сауна и при ней купальня. А также две спальни, наша с супружницей и гостевая, и три машины, из которых две – женины… Ну что, в тебе уже вскипела классовая ненависть или еще что-нибудь припомнить из затянувшей меня трясины буржуазного быта? Может, перечислить тебе поименно всю бытовую технику? Ее, как сам понимаешь, немало. Один телевизер в стену длиной чего стоит…

– Все хотел спросить, – Лихобаб хитро прищурился, отчего его сходство с цыганом только усилилось, – а из джакузи ты вылезаешь довольным жизнью или как?

– Жена до последнего времени вылезала довольная. Теперь и она недовольна. Бассейн, вишь ты, хочет пристроить к дому. Вон, говорит, погляди, у всех соседей уже есть, одни мы как нищеброды.

– Посочувствовать тебе, что ли… – Лихобаб снова запустил руку в мешок, нащупывая новый сухарь.

– Можешь и посочувствовать, – вполне серьезно сказал Мазур. – Думаешь, отчего меня вдруг на старости лет понесло на Полигон? Причем, заметь, по собственной воле, никто не принуждал, никто не гнал палкой. Сам к тебе пришел, сам заплатил за маршрут… Во, гляди.

Откинувшись на стуле, Мазур похлопал себя по животу.

– Жирок. Впервые в жизни отрастил пузо. Узнал, что это такое. И это, заметь, при том, что каждый день на штатовский манер бегаю по утрам и целая комната в доме заставлена тренажерами… Просто организм привык к пределу, фальшивыми нагрузочками его не обманешь… К адреналину привык, сволочь такая. Но даже это, в принципе, терпимо и решаемо. Другое хуже. Пропал, высокопарно говоря, вкус к жизни.

– Я плачу, – Лихобаб разломил очередной сухарь.

– Да иди ты! – махнул на него Мазур. – Ему, понимаешь, душу изливаешь… Давай лучше выпьем.

– У тебя жена – миллионер? – вдруг спросил Лихобаб.

– Почему миллионер? – удивился Мазур.

– Ну, обычно как бывает. Живет какой-нибудь чиновник. Или, допустим, генерал. Зарплатишка, что у того, что у другого, между нами говоря, дрянь. Но живут красиво, дома возводят, машины меняют. Их наконец спрашивают: «А денежки откуда, уважаемые?» От жен, они отвечают, они у нас бизнесменши. Люди глядят – и вправду жены у них бизнесменши, чем-то там владеют. Правда, откуда к женам денежки пришли, никому не ясно… Но тут легко отбрехаться – мол, копила с детского сада и накопила. Вот я и хочу спросить на правах старого знакомца: и к тебе тоже денежки от жены пришли? Или появилось возможность хапнуть и ты случая не упустил?

Сказано было довольно зло. А Мазур отчего-то считал, что Лихобаб подкалывает его в шутку. Оказывается, шуткой это было лишь на первый взгляд.

– Дать бы тебе в морду, старый знакомец, – раздумчиво проговорил Мазур.

– Ну попробуй, – с показной вялостью ответил Лихобаб. – Мы ж еще на Полигоне. Считай, что это у тебя будет испытание бойцовских качеств. Правда, мне отчего-то кажется, что ты и этот тест провалишь. Как провалил маршрут.

– Еще успеем и по мордам постучать, еще не вечер, – Мазур разлил по кружкам остаток водки, поставил пустую бутылку на пол и вытащил из сумки новую – как чувствовал, что понадобится. – А пока я тебе все же отвечу. Пожалуй, ты имеешь право знать. Ты говоришь – «появилась возможность хапнуть»… А ты думаешь, раньше у меня ни разу не было возможности хапнуть? Так что хочу тебя огорчить: возможностей этих было превеликое множество. Еще в те годы, когда нас с тобой посылала и направляла партия. Еще тогда через эти руки прошло злата-серебра на три человеческие жизни, прожитые с размахом. Это уж не говоря про возможность предать всех и вся, за что получить пожизненное содержание в тридцать сребреников в день и коттеджик где-нибудь на калифорнийском побережье в придачу. И позже, уже в эпоху новых ценностей, тоже, знаешь ли, ни единожды случались возможности обогатиться разом. Но мне, хочешь верь – хочешь нет, даже не приходилось перебарывать в себе соблазн. А оттого, что не надо. Как зверю не нужна кожаная куртка от какого-нибудь там Гуччи – или кто там у них куртками заведует – и последняя модель «бентли». Я, считай, тот же зверь, которому всегда хватало собственной шкуры, а нужна была лишь охота, дичь и погоня за спиной. Только тогда жизнь казалось полной… Кстати, этого-то сейчас и не хватает. Как того же зверя – посади в клетку, пусть и в золотую, все равно начнет медленно подыхать с тоски…

– Красиво излагаешь, – помолчав, сказал Лихобаб. – Проникновенно, образно. А как же вдруг так случилось…

– В казино банк я не срывал, – перебил Мазур. – Такие залепухи я приберегу для участкового…

– Ага, а для меня ты, не иначе, приготовил историю про наследство. Какой-нибудь африканский царек, которому ты спас жизнь… Разве нет таких?

– Найдутся и такие, – легко согласился Мазур.

– Который, помирая, оставил тебе наследство. Старшему сыну – неулаженный конфликт на юге, среднему – на севере, а спасителю моему, другу сердечному Мазуру – сундук с алмазами.