Пиранья. Война олигархов Бушков Александр
Возражений не последовало. Они сели на лавки. На дне бака чернел толстый слой горелой бумаги. Кстати, ежели на территории вдумчиво и скрупулезно поработают криминалисты, то отыщут много всего интересного. Уж отпечатков пальцев отыщется немерено. А если потом их сравнить с отпечатками пальчиков на яхте, можно, думается, будет прийти к любопытным выводам. Да и на здешнем стрельбище наверняка полно гильз, идентичных тем, что были собраны все на той же яхте. Только не скоро прибудут сюда криминалисты, если вообще прибудут. А Мазуру заниматься такой ерундой было некогда – путь можно было пройти и более коротким путем.
В курилке положено курить, и Мазур со Стробачем достали сигареты.
– А вы умный человек, Петр Викторович, – сказал Мазур, щелкая зажигалкой. – Обошлись без глупых выходок и ненужных истерик. Спокойно проследовали с нами. И глупыми вопросами не мучили. Вот бы и дальше так.
– И даже из машины звонить никуда не пытался, – добавил Стробач. – Вот что меня больше всего удивило.
– А если бы попытался? – с кислой усмешкой спросил Стороженко. – Вырвали бы телефон? Выхватили бы и наставили на меня пистолет? Ведь есть же пистолет?
– Пистолет есть, – ласково улыбнулся Стробач. – Но зачем им размахивать, чай, не революционные матросы… В чемодане, что давеча я раскрывал в вашем кабинете, у меня еще много всяких умных приспособлений. Например, такое, что способно заглушить всю сотовую связь в радиусе… вот не скажу по памяти в каком радиусе, но весьма в приличном. И чего только люди не придумают, да? И, главное, какое все маленькое, компактное!
– Послушайте… – с тяжелым вздохом начал было Стороженко, но его перебил Мазур:
– Обязательно выслушаем, Петр Викторович, и со всем вниманием. Только заклинаю, давайте обойдемся без какой бы то ни было театральщины. Без заламывания рук, без выражения оскорбленной невинности на лице. Начали вы хорошо – так и дальше соответствуйте. А то еще, чего доброго, начнете, потрясая перед собой сжатыми кулачками, вызывать из преисподней какого-нибудь адвокатишку или правозащитника. Давайте будем считать, что увертюру вы перед нами прогнали, и сразу приступим к первому акту. Нас здесь только трое, Петр Викторович, если вы заметили. И все мы трое знаем, в чем дело, так ни к чему нам притворство и сцены у фонтана.
– Но поймите, я в толк не возьму…
– Да неужто! – воскликнул Стробач.
Он бросил окурок в бак, поднялся, обошел лавки, встал у Стороженко за спиной, положил ладони на плечи и нагнулся над сидящим:
– Душевно тебя прошу, не виляй, не бери пример с зайца в поле.
– Что вы себе позволяете! – возмущенно взвизгнул господин начальник.
– Ты, паскуда, еще не понял, что влип по полное не балуй?
– Остыньте, пан полковник, – поморщился Мазур. – Я думаю нет нужды давить на гражданина. Мне отчего-то кажется, что у нас и так сложится разговор. Чтоб вам было проще, Петр Викторович, давайте я начну. А вы меня станете поправлять и дополнять. Договорились?
Стороженко ничего не ответил, достал носовой платок, принялся вытирать вспотевшую шею. Стробач снова сел.
– Раз молчите, значит, договорились. Каких-то двадцать минут назад мы проезжали мимо здравницы «Жемчужина», – вновь заговорил Мазур. – Какой-то не больно цветущий вид у этой здравницы, не находите? Ей, думается, не так повезло, как дому отдыха с поэтическим названием «Рассвет». Так то и не удивительно, ведь «Рассвет» расположен ближе к морю, а главное, находится под особым покровительством его превосходительства пана Стороженко. Это своего рода загородный клуб для избранной публики, или, называя вещи своими именами, бордельчик для людей власти и прочих богатеньких буратин. Как выяснилось, множество всякого любопытного народа наведываются в этот ваш «Рассвет». Развеяться вдали от семей, забот, работ… да от всего вдали. Удобное во всех смыслах место. Стоит, прямо как эта ваша «Жемчужина», на отшибе, посторонние не забредают, никто лишний не увидит, кроме персонала, а персонал отобран тщательно, люди сплошь не болтливые, потому как держатся за свою работу, которая зело хорошо оплачиваема. И вы, уважаемый, понятное дело, сами в «Рассвет» наведывались не только в качестве опекуна-покровителя и увлекательного собеседника для высоких гостей. Девочек вы одаривали своей благосклонностью весьма даже часто и обильно. Как мужчины мужчину мы вас понимаем, сами бы все бросили и пустились бы во все тяжкие… Но, увы, служба. А девочки, право слово, хороши. Не далее как сегодня видели ваших девочек, на любой вкус и размер, кровь с молоком. Ну да ладно.
Мазур бросил окурок в бак, встал, размял ноги. И продолжал озвучивать полученные от людей Малышеского материалы – пока они со Стробачом мотались по Востоку, его орелики без дела, как выяснилось, не сидели.
– Некогда нам устанавливать всех, кто побывал в вашем «Рассвете» на протяжении последних лет, к тому же у гостей сего веселого дома есть скверная привычка не регистрироваться в журналах под собственными именами и не указывать свои немалые должности. К тому же, интересующий нас человек мог в последний раз побывать в «Рассвете» бог знает какое время назад. Его светлый лик уже мог начисто стереться из памяти рассветовской обслуги. Впрочем, я даже не исключаю, что этот человек даже не пользовался услугами «рассветовских» чаровниц. Маловероятно, конечно, но – всякое бывает. Однако этому человеку бесспорно хорошо знакомы здешние места. И места запомнились ему не только с точки зрения приятного отдыха в компании прелестниц, буде таковой был. Он ознакомился и с округой, кое-какие ее, округи, особенности ему крайне приглянулись и накрепко впечатались в память. И он тут же о них вспомнил, как только понадобилось. Поименуем эту таинственную личность мистер Икс. И пока – но ненадолго! – оставим его в покое. А вернемся к более приятным материям, а именно к девочкам…
– Послушайте, – вякнул потный Стороженко, – я не понимаю, о чем вы. Какие-то бордели, девочки, таинственный незнакомец? При чем тут я?
– Да все он понимает и оттого начинает нервно дергаться, – сказал с усмешкой Стробач, глядя на Мазура.
– Понимает, – согласно кивнул Мазур. – Но не будем отвлекаться. Итак, шерше ля фам. Кто первым вывел эту формулу, достоин памятника. Все беды от них, от баб… Вот мы с коллегой тоже, когда нам потребовалось выйти на группу особо опасных лиц, объявленных Интерполом в розыск, задумались – а какие, собственно, следы оставляет человек на грешной земле. Не может же вовсе никаких не оставлять! Особенно мужчины в самом расцвете лет, особенно когда их много, даже пусть они всячески стараются следы заметать. И мы с коллегой пришли к выводу, что два хвоста обязательно потянутся за ними – жратва и бабы…
– А он побледнел, – Стробач сидел вполоборота к Стороженко, обращался же к Мазуру.
А это крайне неприятно, когда о тебе говорят в твоем присутствии, начисто игнорируя. Выводит из себя основательно, знаете ли. Особенно, когда ты и так весь на нервах.
– Еще бы ему не побледнеть, – хмыкнул Мазур, – он же сообразительный. Быстро приплюсовал два и два и понял, откуда ветер дует. База террористов – это в лучшем случае конец карьере навсегда.
– Какая база террористов… – проблеял господин мэр.
– А вот эта, – Мазур обвел рукой вокруг себя. – Впрочем, пойдем по порядку. Итак, нам примерно стал известен район, в котором на целый год подыскали себе логово десяток мужчин самого что ни на есть подозрительного облика и насквозь отвратительной сущности. И целый год в этом логове отсиживалась. А нам с коллегой выпало задание это логово найти. И как его искать?
– Конечно, вы станете утверждать, что их никто, дескать, не видел. В этом я с вами совершенно согласен. И готов поспорить на что угодно, что они прибыли сюда не в грузовиках с открытым верхом, по дороге весело распевая песни и махая руками встречным прохожим. Что уж точно не входило в планы этих людей – так это привлекать к себе внимание. Черт его знает, в чем сюда привезли, но не должны были заподозрить, что перевозят людей. Я бы на их месте воспользовался грузовой фурой.
– И каким образом их найти? – продолжал Мазур. – Как было сказано – по таким следам, как еда и прекрасный пол. Сиречь бабы. Правда, мы сразу решили, что прекрасный пол – более перспективный вариант, чем еда. Пищу готовить они могли себе на месте, а продукты завозить раз в месяц, а то и реже, поди тут отследи. Кто-то скажет, что без женщин год уж всяко можно продержаться. Да только перебесились бы все уже через месяц, спермотоксикоз и недотрахоз – страшные вещи, доложу я вам. А тут тридцать вооруженных до зубов мужиков не самого кроткого темперамента. Словом, нам с коллегой, согласно заповеди, следовало искать женщин, причем вполне определенной профессии, что несколько облегчало поиск. А уж те должны были вывести на логово. Непросто, конечно, было девчушек разговорить, привыкли, знаете ли, держать язык за зубами. Но непросто – не означает невозможно. Надо только уметь спрашивать. Скажем, мы с коллегой спрашивать умеем. И вот в этом и состояла ваша главная промашка, уважаемый, что вы пошли по самому простому пути и использовали в этом деле девчонок из «Рассвета»…
Мазур умолчал, что они со Стробачом осуществляли руководящую и координирующую функцию, а мотались по населенным пунктам люди антитеррориста Говорова. Напарники же, когда был ухвачен след, прибыли в пресловутый «Рассвет» и лично побеседовали с ляльками.
– Девочки из «Рассвета» рассказали нам, – продолжал Мазур, – как раз в неделю ездили сюда на обслуживание засевшего здесь контингента. У них это называлось «банный день». И они терпеть не могли этих выездов, боялись их как огня, ибо народ тут обитал нерусский и неукраинский даже, совершенно дикий, необузданный, в большинстве своем так и вовсе откровенно отмороженный на голову. Девочки возвращались с синяками, а одной ночной фее, было дело, сломали ребро. И это большое счастье, повторяли все как одна, что отделались лишь одним-единственным сломанным ребром, а не оторванными головами. Впрочем, правды ради следует отметить, что после случая с женским ребром, здешние башибузуки стали чуть лучше контролировать свои эмоции – видимо, от их командиров воспоследовала основательная взбучка, погореть на ерунде они никак не хотели. Да и никто не хочет, правда ведь, Петр Викторович? Должен напомнить вам, что вы лично инструктировали женский контингент «Рассвета», дабы помалкивали о базе пограничников. Говорили, что дело военное, секретное, политически важное, что-де часть особого назначения проходит наисекретнейшую подготовку к Ираку, где, как известно, украинские вооруженные силы тоже принимают посильное участие в составе войск коалиции. Говорили, что любая утечка информации на сторону будет расцениваться как измена родине и караться со всей жестокостью. А после того, как одна барышня сболтнула лишнее, причем не кому-то постороннему, а среди своих, «рассветовских», но в поездки на базу непосвященных, и вскоре исчезла из заведения, причем исчезла, что называется, с концами, ни найти, ни вызвонить, – тут уж все накрепко прикусили языки. И только мы смогли их убедить открыть рты и немножко с нами пооткровенничать…
– Чушь какая, – Стороженко нервно вытер платком шею. – Бред. Бульварный роман какой-то.
– Здорово вы подставились с этим вашим «Рассветом», – вставил Стробач, – который, кстати, как мы тут в темпе установили, де-факто принадлежит вам.
– Ну, в де-юре мы даже углубляться не будем, – сказал Мазур, – наверняка имеется какой-нибудь зицпредседатель Фунт местного разлива. И теперь мы плавно переходим к вашей роли в процессе. Роль, следует признать, наиважнейшая, а именно обеспечить прикрытие на самом высоком – в здешних краях – уровне. Потому как если не держать ситуацию под контролем, то рано или поздно – срок-то ведь не маленький, год! – засевшими на базе подозрительными лицами заинтересуются местные жители, всякие условно говоря грибники, потом – местные анискины и прочие сельские старосты, дойдет до вашего городишки, там слухи ненужные пойдут… И вы, уважаемый Петр Викторович, заранее побеседовали с некоторыми ключевыми в здешних ландшафтах фигурами, подсунув им легенду о спецотрядах, которые будут приезжать тренироваться на пустующей территории воинской части. Молодой охранник не стал выспрашивать, что за игры имеет в виду пан всех рангов, от мала до велика. Легенда, надо признать, вполне пристойная, вы же не могли в самом деле сказать, что год там будут торчать одни и те же морды. Об этом только девочки из «Рассвета» знали.
Мазур снова закурил.
– Но все же вам, Петр Викторович, пришлось подписать несколько документов, где фигурировала бывшая воинская часть. Никто вовремя не подумал о такой ерунде, как питьевая вода, проложенный сюда водопровод ведь давным-давно не работает. Поэтому вам лично пришлось организовывать доставку питьевой воды, подписывать бумажку о том, чтобы сюда раз в три дня пригоняли водовоз. А еще вам пришлось лично похлопотать насчет того, чтобы двух старичков-охранников убрали отсюда на год. Но это оказалось не так просто сделать, ибо земля и имущество числятся за Министерством обороны, тут одного устного распоряжения мало. Вы решили и эту проблему, на год переведя старичков на охрану автопарка с повышением оклада, но парочку бумажек вам подмахнуть пришлось. А это улика, мой дорогой. Увы, мэр тоже не может не оставлять следов. Правда, вам пообещали – я в этом просто-таки уверен – прикрытие на столичном уровне в случае чего, и поэтому вы особо не беспокоились. Ну, может первые месяцы. Однако когда прошло полгода и все в порядке, потом год – и тоже все в порядке, то беспокойство само собой улеглось, что вполне естественно.
– У вас нет доказательств… – вдруг выпалил мэр Стороженко. – Эти бумажки доказательствами быть не могут…
– Ну наконец! – радостно воскликнул Стробач и со всей силы опустил на плечо мэра руку, отчего мэр аж просел, как машина под тяжелым пассажиром. – Я все ждал, когда он произнесет эту ритуальную фразу! Думаешь, паскудина, ты застращал девок настолько, что они могут откровенничать только в доверительном разговоре с нами? Выложат все и под протокол, не сумлевайся, хлопче. А потом вот что я тебе скажу, проблядь. Как только мы возьмем тебя в оборот, в настоящий оборот, ты запоешь голосистым соловьем или там кенаром, это смотря что больше нравится… Ну, чего молчишь?
– А он напряженно размышляет, – ответил за Стороженко Мазур.
– И над чем же, интересно бы знать? – вновь спросил Стробач.
– Не иначе, над тем, почему здесь нас только двое, почему не слепит глаза от фотовспышек. Почему не ползают по траве криминалисты, почему не распоряжаются понаехавшие отовсюду генералы разных ведомств. А мы ему скажем, почему. Потому что не он нам нужен, не эта сраная база, где от террористов ничего уже не осталось кроме отпечатков их грязных клешней, а эти отпечатки нам нужны разве что для музея, которому они, в свою очередь, на хрен не нужны. Так что же нам нужно, спрашивается? А я скажу. Нам нужен этот пресловутый мистер Икс. И мы отсюда не уедем, пока не узнаем его имени.
– Хочет он того или нет, а назовет его, – пообещал Стробач.
– Он не хочет, – сказал Мазур. – Он хочет совсем другого. Провалиться под землю и чтобы ничего этого не было. Чтобы все вернулось на год назад, когда он был простым главой района, ну тырил там по мелочи – а кто не тырит! – смазливую секретаршу пялил по охотке, разложив на рабочем столе, пользовал девочек из «Рассвета», жизнь была веселой и беспечной…
– Судя по тому, как охотно его секретарша флиртует с посетителями в приемной, она тоже родом из «Рассвета», – со смешком произнес Стробач.
– Да бог с ней, с секретаршей, полковник. Или черт? Словом, дело не в ней. Совсем вы мне голову заморочили с этой вашей секретаршей. А дело в том, что не вернуться господину Стороженко на год назад, когда еще не раздался тот телефонный звонок. Ведь это был звонок, вряд ли мистер Икс приезжал сюда лично, а?
Стороженко промолчал с гордым видом, а Мазур и не слишком надеялся на его ответ.
– Будем считать, что звонок. На городской или мобильный телефон, без разницы. И очень хорошо знакомый голос, голос мистера Икс, попросил вас об одном одолжении. Что это за одолжение, мы теперь знаем – тайно приютить группу хлопчиков на пустующей вэчэ…
– Но почему он согласился, вот в чем вопрос, – сказал Стробач Мазуру. – Зачем ему лишняя головная боль?
– Я вижу всего лишь одно внятное объяснение, – ответил Мазур. – Этот мистер Икс держит нашего пана Стороженко за горло. Не так ли, ваше благородие? Иначе вряд ли вы стали бы связываться со столь гнилым дельцем. Ведь вы с вашим чиновничьим нюхом не могли не почувствовать, что от этой просьбы старого приятеля за версту шибает гнильцой. Правда, вы, должно быть, полагали, что это дела сугубо политические, что-то вроде подготовки штурмовых отрядов для будущего переворота. И вероятно, считали, что ваш риск как бы оправдан будущими политическими дивидендами, ведь в случае удачи вам обеспечен стремительный взлет наверх… Так держит вас мистер Икс за горло или нет, вы так и не сказали?
– Мистер Икс далеко, а вот я держу за горло прямо сейчас, – Стробач нагнулся и в самом деле вцепился крепкими пальцами в глотку Стороженко. – Все, надоело, паскуда, играть с тобой в жентлеменов. Будешь колоться, или начать тебя прессовать?
Мэр хрипел и елозил, безуспешно пытаясь слабыми ручонками отодрать пальцы полковника от горла.
– Ну как же можно быть таким несдержанным, полковник! – с деланной укоризной проговорил Мазур, не двигаясь, однако, с места. – Может быть, господин Стороженко уже готов чистосердечно во всем покаяться.
– А чего нас с ним цацкаться. Он, должно быть, что-то гнусное сотворил, раз этот хренов Икс вертит им как хочет.
С этими словами Стробач отпустил мэра. Стороженко принялся растирать горло ладонью, его лицо пошло красными и белыми пятнами.
Мазур встал, обошел курилку по кругу, сел рядом с мэром. Заговорил тихо и задушевно:
– У меня к вам деловое предложение, Петр Викторович. Мы не станем применять к вам никаких радикальных мер. Мы не станем копаться в вашем прошлом, доискиваясь, что же вы там такого нехорошего сотворили. Мы даже, возможно, в дальнейшем и вовсе забудем о вашем существовании. В обмен от вас потребуется всего лишь искренность в ответах на наши вопросы…
Понятно, что разводка «хороший и плохой следователь» известна даже детям в школе, но ведь работает же, что характерно, столько лет – и успешно работает…
– Что вы хотите услышать? – прохрипел Стороженко.
Мазур видел: мэр уже сломался, как будто что-то невидимое хрустнуло у него внутри, словно ветка, на которую наступили сапогом. Теперь начнет колоться, и при желании можно вытрясти из него информацию про все его грешки, была бы нужда. В общем, Мазур и не сомневался, что перед ним не стойкий партизан Бонивур.
– Ну, с детства вашего голопузого, разумеется, начинать не надо. Даже про то, сколько вы увели у нашего государства, уже находясь на ответственном и высоком посту, можете смолчать. Меня это тоже не интересует.
Мазур посмотрел мэру в глаза:
– Кто такой мистер Икс? Кто тебе позвонил год назад? Или может быть, не звонил, а сам приезжал?
– Звонил.
– Кто?
– Пасленок Павел Андреевич.
Полковник госбезопасности должен был знать, о ком идет речь, но Мазуру это имя ничего не говорило. На выручку пришел Стробач:
– Ты хочешь сказать, тварь, что тебя попросил приютить здесь отпетых террорюг не кто-нибудь, а заместитель министра?..
– Да, – еле слышно выдавил из себя Стороженко. – Но я не знал, что это террористы. – И взвизгнул: – Откуда я мог это знать?!
– Ну конечно, не мог! – Стробач снова хлопнул мэра по плечу, на этот раз несильно. – Ты, конечно, был уверен, что тут уединилась от суетного мира секта каких-нибудь воинствующих архангелов. И ждала прихода Мессии. Год ждала, не дождалась и съехала.
– Мне было все равно, кто они и зачем они сюда едут, – Стороженко говорил совершенно мертвым голосом, тупо глядя перед собой. – Пасленок меня попросил, отказать ему я не мог.
– Крепко держит? – спросил Мазур.
– Не то слово.
– Вот поэтому вы, Петр Викторович, и не дергались, когда мы к вам пришли, – Мазур поднялся с лавки, – не кричали про беспредел и произвол. Вы давно уже внутренне готовы, что за вами придут. Не по одному делу, так по другому. Не мы, так другие. Кстати, я думаю, Пасленка и его людей вы боитесь даже больше нас.
– Что теперь будет? – Мазур и Стробач стояли, а Стороженко все еще сидел.
– Там будет видно, – сказал Стробач. – А пока живи, как жил. Командуй городом и «Рассветом», девочек только смотри не обижай. Пошли. В машине накрапаешь письменные показания.
Они прошли через небольшой плац, где в свое время проходили утренние разводы и вечерние поверки, свернули за угол бывшей санчасти…
Можете говорить что угодно про мистику или чутье. А может, глаз поймал характерный блик оптики на ближайшем холме, и сами собой сработали рефлексы еще до того, как Мазур сумел что-то обдумать и осознать.
С воплем «на землю!» Мазур сшиб с ног мэра. И не увидел, – разумеется, увидеть такое невозможно – почувствовал едва уловимое колебание воздуха, какое вызывает пролетевшая поблизости пуля. Пуля эта ушла в сторону моря.
Сграбастав мэра, Мазур швырнул его, как мешок с картошкой, за угол санчасти. Прыгнул сам. Рядом упал Стробач – уже с пистолетом в руке.
Вторая пуля взметнула фонтан земли в том месте, где только что лежал Стороженко. Третьего выстрела можно было не опасаться – Мазур представлял, с какой стороны ведется стрельба, теперь их от стрелка прикрывал угол дома.
Что же там у нас? Ну да, холм с каменной россыпью, помнится, проезжали такой…
Мазур выхватил мобильный – связи не было. Ясен перец, вашу мать, здесь нет приема. Эх, если в был! Джип с охраной долетел бы до того холма в одно мгновение. А теперь стрелок уйдет. Уже, скорее всего, улепетывает во все лопатки к оставленной на обочине машине…
– Все. Думаю, война окончена, можно и выходить, – поднялся, отряхивая костюмчик, Стробач, который все понял и без объяснений. – Только на всякий пожарный предлагаю обойти стороной, под прикрытием этой хаты.
– Что вообще происходит? – бормотал Стороженко: он все еще лежал на земле, предпринимая время от времени тщетные попытки встать на ноги, но они его не слушались.
– Интересное кино получается, – Мазур, не обращая на мэра ни малейшего внимания, убрал в карман бесполезный мобильник. – Это что, они срисовали наш приход к мэру? И решили устранить немедля?
– Вряд ли. Даже если в кабинете у этого, – Стробач показал кивком на копошащегося в пыли Стороженко, – и в самом деле полно жучков, то это ж пока расшифруют, доложат, организуют снайпера… Нет, не успели бы, никак не успели бы так быстро… Где-то в другом месте утечка была.
Они переглянулись.
– Но на наше счастье, – совершенно спокойно продолжал Стробач, – мы для беседы выбрали курилку, со всех сторон прикрытую строениями и деревьями. Или это не счастье, а опыт? Сами не осознаем, что делаем, а делаем все правильно…
– Черт его знает, товарищ полковник, – Мазур носком ботинка легонько ткнул в бок мэра, который лежал на земле ни жив ни мертв, прикрыв голову руками, как под артобстрелом. – Это привет от вашего Пасленка, пан Стороженко, ежели еще не поняли. Теперь только мы сможем вас защитить. Так что писать обо всем готовьтесь со всей предельной откровенностью. Ну ладно, пошли на всякий случай в обход, хватит тут валяться…
Глава седьмая
БЛАГОСЛОВЕН И ДЕНЬ ЗАБОТ…
Погоды стояли прекрасные, виды из окна на стольный град Киев открывались преотменнейшие, а настроение было поганым.
Хуже нет, когда что-то ускользает прямо у тебя из рук. Кажется, всего ничего осталось, только пальцы сжать – и вдруг оказывается, что сжимаешь пустоту. А объект, на который ты нацелился, исчез, испарился. Причем в данном конкретном случае исчез не в фигуральном, а в самом что ни на есть физическом смысле слова. Исчез из жизни, из бытия, из мира материального. Фотографии с места трагедии Мазур сейчас как раз перелистывал на компьютере. Не в первый раз уже. Повторно смотрел не для того, чтобы отыскать ускользнувшие детали, нет, скорее всего, никаких деталей. Листал чисто механически, как другие вертят и теребят в руках какую-нибудь фиговину…
В Киев они вернулись вчера поздним вечером, хотя отбыли с территории базы сразу после того, как вызванные по телефону неулыбчивые парни в одинаково строгих костюмах приняли в свои ласковые ручки пана мэра и стали скрупулезно шерстить базу и холмик, расположенный недалече, на предмет улик, следов и вещественных доказательств.
Мазуру со Стробачом там делать уже было нечего. О результатах поездки в провинциальный городок, возле которого на протяжении года столь уютно чувствовал себя террористический сброд, разумеется, анитеррористу Говорову и обоим олигархам, Малышевскому и «реваншисту» Ивану Сергеевичу, тоже доложено было незамедлительно, хотя и эзоповым языком, – едва они оказались в зоне приема мобильной связи.
Более развернутый доклад Малышевскому и Больному решено было оставить до возвращения в Киев, равно как и обсуждение дальнейших действий. Тут уж на свой страх и риск Мазуру со Стробачом действовать было решительно невозможно, потому как чеченский след резко повернул в сторону и неожиданно потянулся аж к правительству Украины. Таким образом, в игру вступали фигуры заметные и, более того, фигуры политические, что означало, помимо усиленной охраны означенных фигур, еще и возможный, выражаясь газетным языком, широкий общественный резонанс. Это тебе не какой-нибудь занюханный провинциальный чиновник, могущественный только на своем, строго очерченном пятачке.
Малышевский так и сказал Мазуру по телефону, причем открытым текстом (не иначе, закрытая была частота): замминистра Пасленка из правительства незалежного государства так просто в багажник не запихнешь, на заброшенную дачу не вывезешь и в подвале разговор по душам при помощи плоскогубцев и паяльника ему не устроишь. Тут уж, по меньшей мере, требуется санкция с почти что самого правительственного верха, вкупе с обещанием от тех же Малышевского и Больного прикрыть по всем фронтам, ежели что. Но подобные вопросы с кондачка не решаются, отцам-командирам сперва требовалось друг с другом встретиться, прийти к единому мнению, выработать совместную стратегию. Все это сделать они могли, разумеется, не прямо сейчас.
Поэтому Мазуру было велено отдохнуть до утра, и сей приказ он отправился выполнять с превеликим удовольствием. Со Стробачом они расстались на аэродроме. Тимош умотал куда-то с водителем Кривицкого, а Мазур в сопровождении Оксаны вернулся к себе на квартиру, где принял сто пятьдесят «хеннесси» и завалился в койку. Без всяких вариантов.
Первый звонок разбудил Мазура в девятом часу утра. Оксаны рядом не было. Интересно, куда она подевалась? Он сел на кровати и посмотрел на будильник, стоявший рядом с телефоном на тумбочке. Ага, в Москве уже десятый час. Звонила няня и изволила весьма беспокоиться по поводу столь продолжительного Мазурова молчания. Мазур пробормотал нечто соответствующее случаю – дескать, все нормально, командировка она и есть командировка, волноваться незачем, спросил, как там Нинка, как малыш. Выслушав уверения, что все в порядке, пообещал позже перезвонить и нажал кнопку отбоя.
И только он вернулся в объятия Морфея, как телефон грянул вторично. «А чего это, интересно, Оксана не подходит к аппарату, – подумал сквозь сон Мазур, – чего это я должен трубку брать?»
Телефон продолжал звонить. Бормоча ругательства, он еще раз вслепую нащупал на прикроватной тумбочке телефон, приложил к уху, выдавил из себя:
– Мазур…
В трубке раздался сухой голос Говорова, который и сообщил о внезапной кончине нынешней ночью Пасленка Павла Андреевича.
– То есть, как скончался? – вырвалось у Мазура. – Убили?
– По нашим сведениям, умер естественной смертью, – сказал Говоров.
Хрень какая-то. Таких совпадений не бывает – это Мазур знал твердо.
– А что это за ваши сведения? Откуда?
– Ну, мы ж тоже без дела не сидим… Насколько известно, господин Пасленок скончался сегодня ночью у себя на даче от кровоизлияния в мозг.
Ага, на пороге нарисовалась Оксана – облаченная в белую рубашку Мазура. И более ничего из одежды на ней не было. Но никаких игривых мыслей в голове Мазура даже не возникло. Уж слишком ошеломляющей была новость. Сон как корова языком слизнула.
«Что случилось?» – вопросительно подняла брови Оксана.
– Нужны подробности, и побыстрее, – отмахнулся от нее Мазур, и продолжил командным тоном: – Медицинское заключение, осмотр места происшествия… Ведь был же осмотр? В общем, все, касающееся этого дела. Чем более полный будет отчет, тем лучше. Это возможно?
– Постараемся, – сказал Говоров, но не слишком уверенным голосом. – Я не всесилен, тем более, что моя вотчина – терроризм, а тут дело малость другое… политическое. Или бытовое. Официально – категорически не мое поле деятельности, поскольку участие Пасленка в нападении на «Русалку» не доказано.
«Нет, наверное, придется подключать тяжелую артиллерию», – решил Мазур.
Он сперва ополоснулся под холодным душем, высосал кружку премерзкого растворимого кофе, сварганенного Оксаной, и только после этого позвонил Малышевскому – пять минут теперь уже ничего не решали.
Олигарха Мазур не разбудил, тот уже был на ногах, и был уже, разумеется, в курсе происшедшего ночью. Он выслушал просьбу Мазура задействовать все свои связи, нажать на все рычаги и кнопки, чтобы в кратчайшие сроки получить подробные отчеты об обстоятельствах смерти Пасленка, в естественность которой не верилось ни секунды. Малышевский заверил Мазура, что сделает все возможное. Стробачу Мазур звонить не стал, успеется. Да тот и сам, думается, узнает, как проснется. Включит радио или телевизор – и узнает. Или доложит кто-то из его банды… Например, правая рука «реваншиста» Кривицкий. Или сам Иван Сергеевич.
Честно говоря, подобное развитие событий явилось для Мазура полной неожиданностью. Нет, будь он Шерлоком Холмсом или просто сыщиком-профессионалом, тогда, возможно, просчитал бы подобный вариант. Однако Мазур не был ни тем, ни другим… В принципе, такое развитие событий можно было бы предположить, будь в деле замешана фигура помельче. Но то, что с доски в два счета уберут цельного замминистра… Даже не просто уберут, а снесут одним щелчком, как в русской народной шашечной игре под названием «чапаевцы»? Снесут моментально, без каких бы то ни было колебаний? Сие плохо укладывалось в голове…
Впрочем, это только Мазур считал, что замминистра ликвидировали. Официальная версия утверждала как раз таки обратное: дескать, мы имеем дело с самой что ни на есть естественной смертью, каковой сплошь и рядом умирают и простые граждане, и высокопоставленные, что на (простите – в) Украине, что в иных краях. С этой, официальной, версией Мазур ознакомился в девять утра, когда на его адрес электронной почты пришли материалы о смерти Пасленка Павла Андреевича (молодец Малышевский, сработал быстро и качественно, вот что значит связи!).
Это были фотографии с места происшествия и предварительный отчет об обстоятельствах смерти замминистра. Мазур быстро пролистал полученные материалы. Так и есть, все выглядит и впрямь как естественная смерть.
Сзади к нему подошла Оксана, обняла, щекоча прядями волос щеку. Он раздраженно отмахнулся от нее, мол, погоди, не до того. Слишком серьезное это дело…
В общем, события разворачивались следующим образом. Поздно вечером (а если быть скрупулезно точным – то в десятом часу) Пасленок приехал в свой загородный дом, расположенный на Караваевых дачах под Киевом. Сказал жене, что ужинал в городе, что чуть позже выпьет чая, а до того времени хочет хотя бы часок отдохнуть, потому как чертовски устал на работе. Прошел в кабинет, достал из бара бутылку любимого армянского коньяку, налил в бокал примерно граммов сто пятьдесят (совсем как Мазур прошлым вечером, тьфу-тьфу-тьфу), выпил, ничем не закусывая. Затем вышел на балкон, перекурил, лег на диван… На диване его вскоре и поразил, старомодно выражаясь, апоплексический удар. Сиречь обширное кровоизлияние в мозг. Инсульт, иными словами.
Хладный труп обнаружили спустя два часа после того, как произошло кровоизлияние. Жена нисколько не обеспокоилась тем обстоятельством, что через час муж не вышел к чаю, как обещал. Обычное дело: лег отдохнуть и заснул. Собственно, позже супруга и направилась в рабочий кабинет мужа лишь для того, чтобы Павел Андреевич на всю ночь не остался бы на неудобном кабинетном диване, а перебрался в спальню…
По вызову в дом Пасленка вместе со «скорой» прибыла и следственная бригада СБУ. Внезапная смерть чиновника такого ранга – это, знаете ли, событие отнюдь не рядовое, тут, даже если со стороны все выглядит благолепно (в смысле отсутствия явного криминала), расследовать все требуется самым дотошным образом, поскольку ответ придется держать и перед высшим руководством страны, и перед общественностью с их надоедливыми средствами массовой информации. Тем более, смерть публичных людей всегда порождает самые невероятные версии и домыслы, которые лучше разбивать с фактами в руках.
Щелкая кнопкой мыши, Мазур убирал одни фотографии и загружал другие.
Вот снимок кабинета от двери. Прямо перед окном – письменный стол, справа книжный шкаф, слева роскошный кожаный диван, на котором находится покойник. Вот диван с лежащим на нем человеком взят более крупно, видно лицо человека – с глубокими вертикальными складками у носа, с большим родимым пятном на щеке. Из носа стекают две засохшие кровяные струи, этой кровью заляпан и воротник рубашки.
«А господин Пасленок был мужчина видный, – механически отметил Мазур. – Правда, подзапустил себя, брюхо наел немаленькое… Впрочем, при его должности сие простительно. Образ жизни – не позавидуешь. Кабинет, кабинет… Из кабинета на банкет, с банкета на заседание».
Ага, а этот снимок сделан из окна кабинета. Кабинет, кстати, находится на втором этаже… Отдельно была сфотографирована та самая бутылка коньяка.
К девяти часам утра было уже получено исследование содержимого этой самой бутылки. Содержимое вполне подходящее – коньяк без всяких инородных примесей. Во всяком случае, без таких, которые вызывают летальный исход. В фужере тоже никаких жутких веществ, кроме остатков коньяка, не обнаружено…
А вот интересно, с чего это вдруг стали делать анализ коньяка? От переизбытка бдительности? Или это здесь обычная процедура – в случае смерти замминистров брать на анализ то, что они выпивали накануне смерти? Непонятно… Впрочем, не над этим нужно ломать голову…
А все же следовало отдать должное возможностям его нынешних работодателей. Документы, которые он сейчас просматривал, наверняка находятся под грифом если не «гостайна», то «совершенно секретно» – это точно. И доступ к ним имеет весьма ограниченный круг лиц. Малышевский же раздобыл их за какие-то два часа. Впечатляет, что ни говори.
К документам, кстати, прилагались показания жены Пасленка, его персонального водителя, охранника на воротах и прислуги. Мазур пробежал их глазами, но, как и предполагал, ничего интересного для себя не обнаружил.
Мазур встал, повернулся к Оксане:
– Что скажешь?
– Бывают совпадения… – осторожно сказала она. – Позволь я теперь сяду?
– Да за ради бога…
Оксана села на его место за компом, быстро отыскала в Интернете какой-то поисковик.
Мазур тем временем набрал номер Говорова.
– Посмотрел, – сказал в трубку. – Вы сами-то видели?
– А как же. Я вам это все и отправлял.
– И ваше мнение?
– Ну-у… – Говоров явно собирался с мыслями. – Честно говоря, я ничего странного и подозрительного не увидел. Не люблю, знаете ли, дуть на воду, служба научила не искать черта там, где его нет. Тем более… Кровоизлияние – это ж вроде как следствие повышенного давления. Пасленок был мужик крупный, а у таких всегда давление высокое. К тому же, работал в госаппарате, а такая служба тоже нормальному давлению не способствует, как и здоровью вообще. К тому же, скажите: где в его смерти хоть малейший намек на криминал? Я, например, ничего не усмотрел.
– Время, только время смерти, – вздохнул Мазур. – Время, чтоб умереть, он выбрал крайне неудачно. Или, вернее, весьма удачно, это с какой стороны глядеть… Что ж, верно вы это заметили, что смерть господина Пасленка выглядит естественнее некуда, не подкопаешься. А может, вы знаете для чего проводили анализ коньяка в бутылке и фужере?
– Понятия не имею. Но пробуя мыслить логически… Он пил коньяк перед самой смертью, это установили, и, естественно, решили узнать, а нет ли связи. Причем, я уверен, никто не искал явный криминал, но мало ли – коньяк сам по себе был некачественный и это вызвало… Я не медик, я не знаю, что это может вызвать. Некую закупорку чего-то там в сосудах или еще где, это, в свою очередь, вызвало что-то еще, пошла цепная реакция и закончилось все летальным исходом.
– Но почему эту связь сразу принялись искать? Не дожидаясь вскрытия, медицинского заключения? Может быть, кому-то особо недоверчивому пришла в голову примерно та же мысль, что и мне…
– Что Пасленка отравили?
– Ну да, примерно так. Я бы сказал, Пасленку помогли.
– Если и помогли, то каким-то иным способом, не отравлением. Ведь никакого яда не обнаружили…
– В коньяке яда не обнаружили, а не в теле Пасленка… – сказал Мазур. – Хотя – большинство клеточных ядов вообще обнаружить не удается – даже на самой современной аппаратуре, вы должны это знать. А кроме того…
– Вот именно что «кроме того»! – не сдержался Говоров. – Не можем же мы выкрасть тело из морга республиканской больницы! А чтобы подступиться к телу в самой больнице, да так, чтобы при этом не поднялся хай до небес, чтобы не привлечь внимание всех журналюг страны и иностранных держав – надо задействовать такие административные рычаги… боюсь, не сдвигаемые рычаги. По крайней мере, мною. Это не по моему ведомству. А на меня в администрации и так уже смотрят косо из-за атаки на яхту. В общем, задачка, и уж точно не моего уровня. Это вам к Малышевскому.
– Да я понимаю. А… нужно ли нам ее решать, вот в чем дело, – вопрос Мазура, скорее, был адресован к самому себе, нежели к Говорову. – Мы же не следственные органы и доказательства для суда собирать не должны. И по большому счету плевать, какой именно химией его траванули: мышьяком или, к примеру, полонием. Наша задача иная… На Пасленке, как выясняется, цепочка не замыкалась, если не рассматривать уж совсем бредовой версии, что это он сам себя заказал, верша над собой самосуд за все свои деяния неправедные. Наша наиглавнейшая задача – пройти по цепочке дальше, а не собирать доказательства насильственной смерти Пасленка Павла Андреевича. Поэтому вполне достаточно моей уверенности, что Пасленка убили…
– Но ведь это только ваша уверенность.
– Это вы верно заметили, милейший. Моя. И так уж получилось, что сейчас принимаю решения именно я. Но и ответственность тоже моя…
«Ну не бывает таких совпадений, – мог бы сказать Мазур, если в надумал объяснять что-то Говорову, – что хошь делай, не бывает. Как говорили древние, этого не может быть, потому что не может быть никогда. То есть замминистры, конечно, тоже смертны, как смертен был известный всем дореволюционным гимназистам Кай Юлий Цезарь, как смертны прочие люди… Однако когда люди умирают аккурат после того, как становится известно об их причастности к оченно дурнопахнущему делу, тут уж позвольте не верить никаким сильным по убедительности картинам естественной кончины и никаким заключениям официальных медицинских светил, буде таковые воспоследуют».
Но это были бы лишние слова. В конце концов, Мазур здесь главный, а Говоров пусть делает свое дело на своем посту.
– Итак, будем считать, что я всецело прав, – решительно сказал Мазур. – Подключайте все свои связи в милиции и в СБУ, подкупая кого надо и за сколько запросят, с Малышевским и Иваном Сергеевичем эти расходы мы утрясем. Словом, все силы бросайте на решение вот какой задачи… Начиная с шестнадцати часов вчерашнего дня и до приезда Пасленка к себе домой его день должен быть установлен до минуты. Я уверен, что где-то в эти часы отыщется или незапланированная встреча, на которую Пасленок вдруг сорвался, побросав текущие дела, или неожиданный, не внесенный в списки и не согласованный с секретариатом посетитель. Или любовница, с которой он встречался исключительно по четвергам, вдруг позвонила и разнылась: мол, приезжай, умираю, как хочу тебя. Или какой-нибудь старый приятель, может быть, даже школьный, который частенько захаживал к Пасленку, принесло его и в этот день… Словом, – подытожил Мазур, – я должен знать все, что делал Пасленок в свой последний вечер. Даже если он вдруг незапланированно сорвался в туалет, я должен об этом знать. Допустим, всегда ходил до ветру не чаще одного раза в час, а тут вдруг побег через полчаса. Справитесь с заданием, по силам?
– Управимся. Или как у вас говорили, будем стараться.
– Тогда уж «рад стараться, вашбродие». Хотя так у нас тоже не говорили… Ладно, шутки врозь, пан начальник. Не отвлекаемся. Короче, управиться желательно побыстрее. И еще я хочу получать данные сразу по мере поступления. Звоните, шлите по электронной почте, эсэмэсьте… Да, и еще! Надо каким-то образом раздобыть телефонные номера, с которых звонили Пасленку и по которым звонил Пасленок в указанное время. Естественно с указанием лиц, за которыми закреплены эти номера…
– Непростые задачи ставите, Кирилл Степанович. Вы не забыли, что речь идет о замминистра?
– Такова се ля ви, дорогой Анатолий Витальевич. Если б мы с вами работали в службе безопасности уличного ларька, жилось бы нам не в пример легче… Да, и еще в довесок! Мне нужно, так сказать, жизнеописание господина Пасленка. И не официальная версия, переписанная из трудовой книжки, а…
– Версия с упором на компромат, – закончил Говоров.
– Вот именно, – сказал Мазур. – И то же самое: сразу присылайте мне, как говорится, по мере поступления…
– Ну, с жизнеописанием – это проще всего, – со вздохом сказал Говоров. – С остальным придется попотеть…
Мазур повесил трубку, сказал вслух:
– Уж попотейте, попотейте, р-работнички…
И подумал: «Приятно так работать».
Не надо самому в мыле носиться по городу по всем адресам, а отдал приказ – и жди исполнения. И ведь исполнят в лучшем виде, не за совесть работают – за хорошие деньги и перспективу быть полезным и в дальнейшем…
Он повернулся к Оксане, которая что-то азартно искала по сети:
– И? Что скажешь?
– В чем-то ты прав, если я все верно уловила краем уха, – пожала она плечами, не отвлекаясь от монитора. – Еще тридцать лет назад существовали препараты, способные вызвать сердечный приступ или кровоизлияние у человека вполне здорового и умирать совершенно не собирающегося…
– Правильно мыслишь, – кивнул Мазур и потянулся к сигаретам. Интересно, что она там ищет. – Причем некоторые из этих препаратов были – почему были, они и есть до сих пор – с отложенным сроком действия… Значешь, что это такое?
– Знаю. Некую хитрую химию в виде жидкости без вкуса и цвета подливали человеку, допустим, в суп, он его благополучно съедал, отправлялся по своим делам и какое-то время ходил как ни в чем не бывало, ни о чем не подозревая и ничего не чувствуя. А через несколько дней вдруг бах – и падает замертво. Про изотопы я уж и не говорю…
– Именно. Соображаешь. И, поверишь ли, даже у тебя в парнике растет чудо-овощ, усики которого, если добавить в салатик кому-нибудь, у кого не лады с сердцем, быстро загонят этого кого-нибудь в могилу, и ни одна экспертиза… В общем, не помешало бы все это дело тщательно исследовать с помощью хорошей аппаратуры и толковых спецов.
– У меня нет парника, – очень серьезно сказала Оксана.
Но Мазур ее уже не слушал, вдруг сообразив…
Решение о ликвидации Пасленка принималось, ясно дело, никак не раньше того часа, когда некие Мазур и Стробач вошли в приемную пана Стороженко. И принималось это решение на ходу. Они (кто бы за этим словом не скрывался) представляли возможности тех, кто вышел на Стороженко, и здорово испугались, что теперь доберутся и до Пасленка.
Видимо, от Пасленка оставался если не один шаг до главной (или реперной) фигуры, то очень немного этих самых шагов. Они чувствовали острую нехватку времени, им недосуг было изобретать какие-то сложные многоходовые, многоуровневые комбинации.
Однако, с другой стороны, они не могли и просто убить замминистра, как какого-нибудь бизнесменишку. Не могли допустить, чтобы поднялся шум, чтобы лучшие сыщики страны были брошены на это дело. Им нужно было решить проблему быстро, но одновременно и чисто. В эдаких жестких рамках возможностей для придумывания комбинаций остается крайне немного. Было применено что-то простое и действенное, Мазур не сомневался, что как раз из того набора, что он только что обрисовал Говорову.
Едва Мазур успел положить трубку, как позвонил Стробач. Как и предполагал Мазур, Тимош узнал о смерти замминистра из новостей по радио. Когда делал зарядку.
– Гантель на ногу не уронил от неожиданности? – спросил Мазур.
– Что-то у тебя с юмором стало плохо, адмирал, в последнее время. Шутки в стиле солдата Швейка.
– А чем тебе Швейк, интересно, не угодил? Какие-то старые счеты хохлов с чехами?
– Опять сострил тупым концом.
– Согласен, не получается у меня сегодня с шутками. Зато у других шутников, как ты уже заметил, все получается в лучшем виде. Или тоже, думаешь, как некоторые, что гражданин Пасленок скончался по естественным причинам? Например, от естественных переживаний, что на его след вышли сами Стробач с Мазуром?
– Эта шутка уже получше. А в естественную смерть не верю ни на грамм. По радиву сказали, дескать, от кровоизлияния. Бывало и в моей практике, устраивали людям отменные естественные смерти. Такие естественные, что просто загляденье.
– Так что делать будем, напарник? А как, кстати, на ридной мове «напарник»?
– Друзяко, – на полном серьезе сказал Стробач, а Мазур не смог сдержаться и хехекнул. – Я так разумею, друзяко Мазур, что некие наблюдатели зафиксировали наш с тобой визит к Стороженко и совместную поездку вместе с мэром к синему морю. Сразу встает вопрос – кто такой предусмотрительный оставил наблюдателей рядом с мэром? Сам Пасленок? Возможно. Тогда, едва наблюдатели отзвонились ему, доложили, что, мол, ошиваются тут всякие, корочками трясут, как сам Пасленок принялся поспешно названивать кому-то и докладывать «вести с полей». И некий бугор, выслушав Пасленка, решил, что пришло время рубить все концы. Может быть, у него уже на этот случай был загодя заготовлен некий ход…
– А ведь верно, – сказал Мазур. – Мне это в голову как-то не приходило. Действительно, у него могло быть все заранее подготовлено, только дать отмашку.
– Возможно, и исполнитель находился поблизости, был предусмотрительно подведен под самый бочок Пасленку, – сказал Стробач. – Законсервированный, так сказать.
– Черт, хорошо мыслишь, Шарапов, – с уважением заметил Мазур. – Например, это могла быть секретарша или шофер.
– Или даже жена… Хотя это уже перебор.
– Тогда для нас все многократно усложняется. Под подозрением оказывается прорва народу. А наши возможности крайне ограничены. Официальных полномочий нет никаких. И как только нами заинтересуются органы здешнего правопорядка – а они непременно заинтересуются нашим шевелением вокруг покойного Пасленка – все еще больше усложнится.
– Мне тут Кривицкий, который помощник Ивана Сергеевича, вот что подсказал, – перебил Стробач. – Надо бы с химиками побеседовать. Что могли подсыпать, каковы свойства вещества, какой лакмусовой бумажкой можно выявить, если остатки сохранились на одежде, на теле, еще где-то, и можно ли выявить вообще… ну и так далее. Попробовать потянуть этот след. Как смотришь?
– Нормально смотрю. Я тут отрабатываю версию, не встречался ли Пасленок в свой последний вечер с кем-нибудь, с кем вроде бы не должен был… Давай условимся так. Возьми тогда на себя химиков. Понятно, что наши… работодатели не доверяют друг другу, мы тоже не доверяем друг другу, но ходить как Шерочка с Машерочкой тоже глупо. Вечером где-нибудь пересечемся и поделимся нарытым. Ну и, в конце концов, не в век почтовых голубей живем. Всегда друг друга можем отыскать посредством мобильной связи.
– Согласен, – сказал Стробач. – Тогда до вечера.
В общем, Мазур был нарасхват.
– Кира, – вдруг возбужденно сказала Оксана, откидываясь на спинку креслеца. – Ну-ка иди сюда.
И едва Мазур чуть ли не прыжком добрался до компьютерного стола, ткнула наманикюренным ноготочком в экран.
– Я тут тупо набрала в поисковике «Илья Стародум».
– Это еще кто такой?!
– Да так, журналист один. Известный.
– Ага… – Сообразил Мазур и глянул на монитор: счетчик показывал восемьсот сорок восемь найденных понятий. – Как водится, «тырнет» накидал видимо-невидимо всякого мусора, в первую очередь ссылок на газетные статьи. Вот и копайся в этой помойке в поисках журналюги…
Читать бесплатно другие книги:
