Философия как духовное делание (сборник) Ильин Иван
душа не телесна, не материальна;
душа не пространственна;
она не имеет внешнего вида;
она не движется.
Зато она временна и подлежит всем законам времени.
Вот это-то обстоятельство, что вещь и пространственна и временна, а душа не пространственна, но временна, тогда как (добавлю сразу) объективное обстояние не пространственно и не временно, – надлежит усвоить и продумать как основу всего дальнейшего и как основу философского понимания мира53.
[Лекция 5], [часы] 11, 12, 13, 14
Споры о вещи. Материализм
Споры о вещи
Споры о вещи велись искони. Вещь есть спорный предмет между материалистами и идеалистами (подобно тому как душа – главный спорный предмет между материалистами и спиритуалистами).
Реальна ли вещь? Только ли вещь реальна?
Материалисты: только вещь и реальна.
Аматериалисты: вещь совсем не реальна (открыто или прикровенно).
Решение: вещь реальна; но не только она.
Предметное обстояние давило на спорщиков и заставляло их постепенно уступать. Уступка навязывалась от предмета и не принималась открыто субъективистом: люди начинали фиксировать в вещи невещественное, стремясь свести самостоятельный от вещи инокатегориальный предмет к невещественному в вещи (материалисты) – совлечение; или же стремились, говоря о вещи, разуметь это невещественное, сводя к ней всю вещь и включая невещественное в сферу идеального (идеалисты) – возведение.
Отсюда возникла в истории философии феноменологическая утрата вещи как категориального специфического предмета sui generis54.
Решить спор невозможно без самостоятельного вновь обретения этого предмета в его основных свойствах. С этого мы и начали.
Споры решаются настойчивым требованием ответа на вопрос о категориях: вещь есть множественный, пространственно-протяженный, временно-длящийся, непрерывно – в движении меняющийся, чрез телесное касание к человеческому телу познаваемый, материальный кусок (физика – динамика – химия)55.
Ответ должен быть налицо: да или нет.
Наличность других категорий должна немедленно породить признание наличности иного предмета с иным названием.
«Можно построить», например:
материальное, но не пространственное;
материальное, но не протяженное;
пространственное, но не временное;
длящееся и материальное, но не протяженное;
движущееся и материальное, но не множественное и т. д.56
Неисчерпанность метафизических возможностей и возможность их систематической дедукции.
Итак: споры о вещи касаются:
а) ее бытия: реальна ли вещь? только ли вещь реальна? каков способ ее бытия?
b) ее познания: познаваема ли вещь? только ли вещь познаваема? каков способ ее познания?
В этих спорах история создала множество суррогатов вещи, выдаваемых за вещь или принимаемых за вещь (сознательно, как у Канта, или бессознательно, как у Гегеля и неокантианцев; в результате глубоких интенций и с возмещенным метафизической зрячестью, как у Гегеля57, или в результате простых феноменологических ошибок, как у других).
Иррациональный источник ошибок: человек слишком часто аффективно несвободен в вопросе о вещи, ибо все вещи и самая проблема вещи есть для него модификация или выражение основного: я есмь и вещь; какова судьба меня-вещи; каково отношение меня-вещи к другим людям-вещам; участие всех травм; интроверсия и экстраверсия.
Спор о бытии вещи
1) Реальна только вещь – материализм в его чистой форме. Всякий предмет есть вещь; не-вещь есть иллюзия сознания (уже дуализм).
Материалист не тот, кто признает, что кроме духа есть еще и вещь (определение Беркли).
Материалист признает реальность только вещи (tantum-modo entia materialia58 – Вольф).
Материализм онтологический монизм.
Монизм59: признание и материи и духа дает дуализм (например, Авенариус не материалист, а дуалист, см. «Der menschliche Weltbegriff»60).
Материализм исчерпывается, если угодно, классической формулой Тертуллиана:
nihil enim, si non corpus omne, quod est, corpus est sui generis61.
Учение о примате материи над не-материей дает дуализм, – будь-то примат познавательно-методологический (т. е. объясняй не-материю через материю – Кюльпе, Авенариус, Рише, Рибо и др.),
или примат ценностный (например: материя божественна и абсолютна, не-материя относительна – гилозоизм Фалеса и Анаксимена),
или примат генетический (диалектические материалисты, Геккель) (все возникло из материи, NB! но не все материя),
или примат онтологический (существенно реальна материя, дух реален, но не существенен).62
Примат известного рода приспособление; примат возможен только при наличности уступающего «другого», вторичного; посему всякое учение о примате – дуалистично.
Итак: предметная критика дуализма состоит в обнаружении предмета с иными категориями. Если есть предмет, реальный не в свойствах пространственности-материальности и потому непознаваемый в этих категориях, то материализм падает. Необходимо только добиваться точного и окончательного ответа. Недобившийся, уставший на полпути будет иметь перед собою призрак воинствующего материализма.
Критика затрудняется наличностью скрытых форм монизма.
Например,
а) учение не утверждает, что все вещественно, но только что «все движется» (все механично), (механика = наука о движении),
все движется = все в пространстве,
все в пространстве = все протяженно,
все протяженно = все материально;
b) «все соприкасается» (аналогично);
с) «все ограничено линией и плоскостью»;
d) «все находится где-нибудь»;
е) «все состоит из атомов», «распыляется», «все подлежит закону тяготения».
Все это сравнительно более легкие случаи, характерные и для истории доктрин, и для нашего повседневного представления (мышление и воображение внутреннего во внешних свойствах) (Бергсон).
Более затруднительны другие случаи.
Когда на вопрос: «реальна ли не-вещь?» отвечается: «все, что не есть сама вещь, есть ее состояние, или ее функция, или ее способ действия, или ее продукт».
а) Все, что не есть сама вещь, есть ее состояние или свойство.
Что есть состояние вещи?
I) Вещь, сохраняя свой способ бытия (и свои категории), меняется в своем содержании (меняющееся ее состояние); то или иное содержательно-определительное бытие вещи как вещи есть не-вещь (душа, понятие), т. е. не-вещь есть вещь; не-вещи нет; реальна только вещь.
«Состояние» вещи сохраняет ее способ бытия: это движение материального в пространстве; это чистая форма материализма: необходимо опровержение, утверждающее, что душа и понятие не движутся в пространстве.
II) Вещь способна к невещественному состоянию, т. е., меняясь в своем содержании, вещь может изменить и способ вещественного бытия; при этом она или по-прежнему называется вещью без основания: вещь, начавшая отчасти невещественное существование, именно постольку не есть уже вещь, она утвердилась постольку в новых категориях и, следовательно, дуализм налицо (скрытый, quaternio63); или же она и называется иначе, с основанием: новое название обозначает и новый объект.
Пусть новое состояние «вторично», познается через связь с вещью, возникло из вещи – оно предметно налицо, в своих категориях, в своем способе быть (64).
Вывод: не все суть вещь; «невещь» реальна; материализм падает.
И еще в довершение встанет вопрос: не есть ли вещь – состояние невещи (духа, понятия)? – т. е. как раз обратно.
История философии показывает, что прорыв к дуализму всегда чреват возможностью перенесения примата.
Ибо примат среди разно-категориальных объектов всегда определяется преобладанием акта сознания, соответствующего данной объективной сфере и к ней приводящего: вещь можно рассматривать как состояние духа или понятия (с тем же основанием и с теми же затруднениями), как и дух, понятие – в качестве состояний вещи.
Важно: самый термин «состояния» имеет значение только при вариации содержания и устойчивости способа быть. Если нет «стояния», то нельзя говорить и о со-стоянии.
Состояние чего-то: что-то остается, главное, – а второстепенное меняется.
Отсюда попытки тождества (Николай Кузанский, Шеллинг, Гегель): сущность веще-душевных трансформаций и метаморфоз – ни вещественна, ни душевна, но нейтральное тождество, индифференция, чреватая дифференциациями.
b) Все, что не есть сама вещь, есть ее функция.
Что есть «функция вещи»?
Термин функции – опаснейший; ибо имеет, по крайней мере, два значения.
I) Математически: функция – корреляция переменных; две переменные, стоящие в корреляции: y = f(x); вне причинной связи.
Тогда: все функции вещи все, что не сама вещь, есть «другое, от нее зависящее», «реальный иносущий коррелят».
Этим еще не решен вопрос о категориальной природе инобытия.
Так, Авенариус и сторонники психо-физиологического параллелизма – тяготея к дуализму – признают функциональную зависимость (вместо причинной) у разно-категориальных рядов психических и физиологических.
Посему: материализм получится только тогда, если функциональная связь будет признаваться именно между пространственно-материальными коррелятами; не «душа есть функция тела», а «состояние нервно-мозговой ткани меняется при каждом изменении в крови, мускулах, костях, железах и т. д.». Ибо душа нервно-мозговой ткани. Но тогда проще говорить о причинной связи: самый выход к функциональному параллелизму вызван явною разнородностью действия телесного и последствия душевного и обратно – действия душевного и последствия телесного, когда люди поняли, что причина (antecedens reale) и последствие (consequens reale) (Мальбранш и Спиноза) – связаны сходно-категориальностью бытия.
Поэтому материалисты, просмотревшие разно-категориальность души и тела, – говорят о причинной связи между ними и остаются при динамическом понимании функции.
II) Динамически: функция действие, status activus.
Тогда: все, что не вещь, есть действие вещи:
или a) реальное состояние (самое движение атомов). Материализм налицо; возражение: психическое по способу бытия не протяженно, не пространственно, не материально, не движется (Бюхнер: душа совокупность движений мозгового вещества),
или b) результат движения атомов; продукт. Тогда встает вопрос о категориях этого продукта:
1) если этот продукт в категориях вещи, то материализм налицо; таков Кабанис: мозг выделяет мысль так, как печень желчь; таков Фогт: аналогично; возражение феноменологическое;
2) если этот продукт в иных категориях, то материализма нет, а есть только дуализм с приматом вещи (в том или ином значении),
[или] g) действие вещи в смысле способ действия. Способ есть или реальное свойство объекта, тогда критика движется по статье о свойстве и состоянии; или фиксированное душою содержание, мыслью: отвлеченная схема, воображением: образ реального; тогда дуализм признан: разоблачение.
Так материализм распыляется без остатка.
[Лекция 6], часы 15, 16, 17, 18
Споры о вещи. Аматериализм
2) Вещь совсем не реальна.
Всякий предмет есть не-вещь; вещь есть состояние духа.
Аматериалист не тот, кто признает, что кроме души, духа, понятия есть еще и вещь, но тот, кто признает, что вещественное, реальное совсем не существует.
Аматериалист может быть спиритуалистом (Беркли), идеалистом (Лейбниц), солипсистом, феноменалистом внутреннего опыта (Юм, Кант) и т. д.
Аматериалист (description negans) может быть монистом (например, в духе Гегеля) и плюралистом (например, в духе Гуссерля).
Аматериалист осуществляет последовательную интроверсию, перенося весь центр тяжести на свои психические состояния и данные в них содержания.
Главная пружина аматериализма непредметна, но субъективно-лична: нежелание признать реальность своего тела, себя-тела; может быть, неспособность, бегство от бытия себя как вещи.
Аматериалист совершает приблизительно те же ошибки и натяжки, как и материалист, но в обратном направлении: все не-вещественно; то, что выдается за вещь, имеет только видимость вещи; на самом же деле сводимо к невещественному при вещи, по существу же есть состояние духа.
К этому более или менее примыкают все те, кто вырывают пропасть между субъектом и объектом вообще, между сознанием и предметом вообще.
К чему же они сводят вещь? Можно было бы свести их —
А) К чистой иллюзии.
Философия не знает теории, последовательно утверждающей этот тезис.
Сказать «вещь чистая иллюзия» – значит снять самую проблему вещи как проблему онтологическую, значит сказать, что не только вещи нет, или она непознаваема, но что даже те состояния души, которые заставляют нас говорить о вещи, не дают никакого знания о бытии.
Если вещь «иллюзия», то проблема ее есть проблема душевного катарсиса: педагогического и психопатологического.
В этом роде звучит индусское учение о «Майе»65: но только не о вещах, а о всех явлениях мира. «Все доступное восприятию есть иллюзорная видимость; реально только непостижимое».
В таком виде это есть отрицание опытного знания вообще. Между тем знание не-опытное или сверх-опытное есть вообще нелепость: contradictio in adjecto66. Ибо знание, как status animae67, есть само испытание и слагается только через испытания, через приобретение, культивирование и сортирование испытаний.
B) Вторая возможность: «вещь как пространственно-временная материальность не реальна; на самом деле реально иное».
а) Это «иное» не имманентно познающей душе,
I) это иное есть нечто веще-образное, но не вещь; таковы метафизические учения о материи, например материя непространственна, материя непротяжна (Платон, Галилей), материя есть нематериальная стихия (Григорий Нисский, Скот Эриугена и др.).
Возражение: здесь говорится о предмете, в опыте не данном. На основании непредметных комбинаций можно высказать и другие теории – одинаково неосновательные.
II) Это иное есть нечто душе-образное. Таково учение Лейбница о монадах68; мир состоит из непротяженных монад, духовных единств; материя не реальна; вещь есть иллюзия смутно и сбивчиво представляющей монады. Это классическая форма имматериализма.
Возражение: или Лейбниц должен отказаться от познания мира вещественного (т. е. естественных наук), или допустить что иллюзорный мир материи имеет свой способ бытия, устойчивый и закономерный, который образует особый категориально-специфический предмет познания.
Тогда дуализм признан.
NB. Можно не познавать вещь – тогда она не будет особым предметом и о познании вещи можно не философствовать, но: это не значит повернуть мир вещей в небытие.
b) Это иное – что принимается сознанием за вещь (ошибочно) – имманентно познающей душе. Сюда принадлежат все «имманентные» теории познания, т. е. почти вся новая философия, идущая по путям Канта и его феноменологической ошибки.
Все имманентное душе есть или состояние душевное, или содержание душевного состояния,
вещь есть представление душевное,
вещь есть содержание представления,
компромисс: вещь представленная вещь.
I) Вещь есть представление. Кант, Шопенгауэр, Гартман сюда не относятся, ибо они хотят сказать: содержание представления, но Фихте Старший именно таков: все есть состояние человеческого духа.
Метаф[изики: ] состояние человеческого духа есть его акт; все есть акт человеческого духа, его модус, его модифицированное состояние; вещь есть акт человеческого духа.
Эмпир[ики: ] Корнелиус – «вещь тождественна с закономерною связью наших восприятий» (Эйслер – Ding).
Возражение: разнокатегориальность; вещь протяженна – человеческий дух непротяжен; вещь материальна – человеческий дух нематериален.
(Примеры: я вошел в дом, огонь охватил его тело, тучи закрыли Луну, в колбе состоялась химическая реакция, я вытащил из воды утопающего, Микеланджело создал Давида, Наполеон умер на Св. Елене – всюду поставить вместо вещи представление вещи reduction ad absurdum69.)
Вообще говоря:
вещь не есть представление человека;
не «мое» представление: число их не совпадает с числом вещей; способ бытия их не совпадает со способом бытия вещей (представление непространственно, нематериально, непротяженно, субъективно); связи моих представлений иные, чем связи вещей;
не «наше» представление, ибо общих представлений нет, а наличность раздельных сознаний имеет уже в своем основании вещественно-объективную разлученность людей;
вещь не есть чье-нибудь представление; ибо вещь есть и там и тогда, где и когда отсутствует чье бы то ни было представление;
вещь, вообще говоря, не есть акт души:
вещь не изменение в конце коснувшегося ее пальца,
и не нервное содрогание, бегущее к мозгу,
и не бессознательный коррелят ее,
и не восприятие, т. е. осознание этого коррелята,
и не чувство,
и не волевой разряд,
и не акт воображения,
и не акт мысли.
II) Вещь есть содержание представления.
Это значит: то самое, что предносится субъекту как материальное, протяженное, пространственное и т. д.
[Вещь] есть не инобытие для субъекта, есть «ингредиент» субъекта, ингредиент его опыта, не сам опыт, т. е. не самое испытание, но испытание в испытании.
Содержание – например: сознание в сознании, почувствованное в чувстве, воображенное в воображении.
Здесь две возможности.
а) Субъект мыслится как величина чисто душевная; тогда под «представлением» следует разуметь исключительно внутренние состояния человека; «содержание представления» будет иметь отношение только к акту души, но не к акту тела; интроверсия последовательна: представленная вещь совершенно вытесняет и заменяет объективную эмпирическую вещь.
Тогда вещи объективной вовсе нет, это иллюзия; есть содержание воображения, внутреннего созерцания – воображенность, ошибочно принимаемая нами за вещь; или: содержание мышления – помысленность, ошибочно принимаемая за вещь.
Рассмотрим отдельно две замены:
1. Вещи нет; есть лишь воображенность.
2. Вещи нет; есть лишь помысленность.
b) Субъект мыслится как величина душевно-телесная70, тогда под «представлением» следует разуметь не только внутренние состояния человека, но и внутренние, обусловленные телесными, и сами телесные состояния;
«содержание представления» будет иметь отношение и к акту тела;
интроверсия не доводится до конца: тело принято, представленная вещь не вытесняет объективную эмпирическую вещь, но познавательно ее заменяет (Кант).
Тогда:
вещь объективная есть, но она непознаваема;
познаваемо лишь содержание ощущения – ощущенность, ошибочно принимаемая нами за самую вещь;
самая вещь остается за ощущением, в недоступном виде, в неизвестных свойствах;
и то, о чем мы можем говорить как о вещи, есть ощущенная вещь, не более (и соответственно, воображенная по ощущениям и помышленная по ощущениям, по данным, поставленным ими).
1. Вещи нет; есть лишь воображенность.
Воображенное есть образ, предносящийся сознанию.
Феноменологическое нахождение его (условно): повторение воспринятого при закрытых глазах (как бы воскрешая памятью забытые черты).
Условно: «повторение», «воспринятое», «глаза» etc.
Тогда: то, что мы называем внешней вещью, есть на самом деле вещеподобный образ, принесенный нам воображением.
Верно ли это? И как это понять? Всюду ли можно поставить «веще-подобный образ» там, где доселе говорилось о «вещи»?
Ответ гласит: такая замена недопустима нигде, ибо обе стороны всегда a) очень часто различны по содержанию71, b) разно-категориальны и потому практически незаместимы друг другом.
a) Различие по содержанию.
И прежде всего – это учение должно отгородиться от галлюцинирующего познания.
Галлюцинация – мнимое знание, ошибочное принятие воображенного образа за объективную вещь, вследствие того что органы чувств, возбужденные из центра, «показали» не реальную комбинацию мнимых восприятий. Часто в основе их лежит иллюзия, т. е. центрально возбужденное искажение реальных чувственных впечатлений.
Научное значение отличия «галлюцинации» от не галлюцинации очень велико: галлюцинации и иллюзии могут создать целые неверные теории, т. е. учения о вещах, как они на самом деле не суть; на иллюзиях основано древнее Птоломеево учение о движении планет и неподвижности Земли, фата-моргана72; на галлюцинациях основаны учения спиритов и антропософов.
Важно: научно необходимо различать, какова вещь на самом деле и какою она нам кажется, видится, чудится, мстится (например: религиозное напряжение успокоило бесновавшуюся истеричку, народ провозгласил чудо Божие, церковь признала чудом дьявольским).
Вся сущность научного и философского знания в этом термине: на самом деле. Утрата его есть утрата онтологической предметной подлинности утверждаемого в науке, т. е. утрата науки.
Проверка достигается через сравнение: вещи и образа. Что с чем сравнит имманентный философ? Образ с образом – два представленных содержания – они могут совпадать при несовпадении черт образа с вещью.
Примеры:
Феноменологический анализ вещественного содержания.
Феноменология картины, феноменология музыкального произведения, свидетельские показания на суде – адекватность вещи (дательный падеж) как основное задание, а эта адекватность вещи (дательный падеж) не то же самое, что адекватность образа образу. Исследователь обязан помнить о необходимости смотреть на вещь, а не воображать о ней.
Отсюда: масса ложного и вздорного в писаниях об искусстве и свидетельских показаниях.
Феноменология вещи требует особой культуры души: первое правило – образ не вещь. Там, где мы бьемся…73
Срв. то же в общении людей (например, какое у него выражение лица? мнительный или ипохондрик увидит центрально возбужденный образ).
Смотрящий на вещь уже имеет образ ее, уже не совпадающий с нею по содержанию.
Опыт с глазом, на который давит палец, аналогично с быстро и повторно зажимаемым ухом, аналогично с шариком между двумя перекинутыми пальцами.
Наблюдение над движением предметов: образ «несущихся вещей» в окне вагона; образ леса, «периферия которого кружится в обратном направлении, а центр стоит»; образ «поехавшей назад платформы»; образ «моста, едущего вверх по ледоходной реке»; образ «поезда и автомобиля, мчащегося мимо нас быстрее, а до и после тише».
Перспективные обманы: образ «узенького шоссе, в котором не поместится быстро несущийся автомобиль»; образ «народ, что муравейник»; образ «ежеминутно меняющейся панорамы гор»; образ луны в сознании тянущегося к луне ребенка.
Точно так же: вещь может упасть с высоты, образ ее может фиксироваться неупавшим; образ может переживаться падающим, вещь остается неподвижной (воображаю себя упавшим из шестого этажа); сказки и мифы полны образами летающих людей, драконов.
Вообще говоря, в элементах образа живет искусство. Искусство комбинирует атомы образов и комплексы образов до известной степени самозаконно. Искусство изображает то, что можно предвидеть себе существующим, хотя бы на самом деле этого не могло быть (независимо от реальной возможности). Оно изображает это представимое (во-образимое) (укладывающееся в образах) именно потому, что оно не уложилось в вещах; вообразимое как реальное – так что образы изображенные и образы реальных вещей становятся перемешавшимися и неразличимыми, равно-реальными, равно-заражающими душу (отсюда: ученый историк осуждает исторические романы и осторожно пользуется показаниями очевидцев о виденных событиях; отсюда: протесты военных против батальных картин).
Вообразимое как реальное – и именно так необходимое (художественное so-sein-mssen, nicht-anders-sein-knnen74), такова художественная убедительность пейзажей и скульптур.
Художественная закономерность изображаемой вещи не совпадает с естественной закономерностью реальной вещи (например, все художественно убедительные рассказы о привидениях, «Портрет» Гоголя; внезапное раскрытие перспективы на Карпаты в «Страшной мести» Гоголя; Днепр без меры в ширину, без конца в длину; картины с кентаврами, морскими чудовищами, крылатыми людьми, гермафродитами, святыми с звериными головами, образ неопалимой купины и т. д.).
Словом: эстетические образы вещей не копии вещей; образ вещи может служить человеку для духовного преодоления и освобождения от гнета реальной вещи.
Итак: содержательно вещь и ее образ не то же самое.
b) Категориально: вещь и ее образ разнствуют.
I) Все пространственное – протяженно (т. е. сплошь протянуто своею тканью в известном промежутке, местно определимом), но не все протяженное – пространственно, так образы вещей во внутреннем опыте видятся протяженными, но не пространственными.
Доказательство: об образах вещей нельзя сказать, где они (например, под какой широтой и долготой; не в мозгу – докажется после, в учении о душе).
Образы вещей могут не иметь трех измерений, а вещи всегда имеют три (например, только два – без перспективы, живопись – систематически практикует сведение трех измерений к двум, скульптура воспроизводит в трех измерениях; первое, чему учится живописец, – изобразить образ вещи и потому увидеть образ вещи в двух измерениях и изобразить в них третье – учение о перспективе).
Вещи всегда сразу во множестве – иначе не могут быть, образы вещей могут и не быть сразу во множестве – не подчинены закону пространственного бытия (усилие внимания может изолировать и погасить все образы, кроме одного, даже при непосредственном видении – как бы туман покроет остальное – до звона в ушах и головокружения образы угаснут, вещи останутся).
Образы протяженны – но могут быть больше и меньше пространственных вещей, их вызвавших (например, город с вершины горы, «от земли стоял столб бы до небушки» (былина).
Образы вещей не участвуют в жизни вещей, ибо не выходят в пространство (невозможность укрыться от дождя под «образом дома», невозможность привести паровоз в движение образом пара, невозможность вобрать в себя вместо образа вещи самую вещь).
Только через посредство центральной вещи образ и вещь вступают в общение (невозможно слепорожденному иметь зрительный образ вещи, только резец и кисть дают художнику возможность создать вещь согласно своему прекрасному образу).
Вещи непрестанно движутся, слагаясь в целые системы и вихри движений; образ может предноситься и часто предносится неподвижно (образ движущегося тела может зриться и изображаться неподвижно – например, картина поезда, мчащегося на всех парах: эффект неподвижной стремительности – стремительность передана атрибутами неподвижного тела; переход от стереоскопического, неподвижного образа к кинематографу; движение, изображенное в кинематографе, не повторяет реального движения: оно составлено из множества статических образов, на которые механически разъято живое движение, и быстрая последовательность этих дискретных мигающих «покоев» не равна живому движению; на феноменологически редуцированной статичности образа вещи покоится психологически убедительность парадокса Зенона о стреле75).
II) Вещь всегда материальна; образ всегда нематериален.
(Иллюстрация: вещь имеет вес, ибо ее материально вещественный состав тянет ее к земле; образ вещи не тяготеет к земле и не имеет веса; отсюда своеобразное облегчение, даруемое художником себе, переходящему к безгрузным, легким, может быть, бесплотным образам и зрителю, которому он дает это освобождение через картину; отсюда же комизм симулированной тяжести воображаемой вещи – упражнения с мнимыми гирями, мнимого кряхтящего помогания клоуна и т. д.
Вещь имеет химический состав – химическое рассмотрение образа неосуществимо и никого серьезно не интересует, и когда в романе рассказывается о химике, то говорится, что он исследовал реальные вещи, а не образы вещей.
Вещь горит – образ вещи негорящей может смениться образом вещи горящей независимо от реального пожара и не возбуждая тревоги в пожарном депо.