Философия как духовное делание (сборник) Ильин Иван

Во-вторых. Смысл абстрактен постольку, поскольку мы, чтобы найти его, должны абстрагировать мышление от не-мышления.

Мы ужесталкивались с этим выше. Возьмем треугольник. Будем его мыслить. Обратите внимание на то, что каждому из нас при этом мерещится и навязывается образ треугольника: кому остроугольный, кому тупоугольный, кому как бы на стене висящий, кому лежащий на земле в ракурсе и т. д. Все это есть не мышление треугольника, а наглядное зрительное представление, созерцание одного единичного треугольника с известными случайными свойствами; игра воображения.

Остановим нашу мысль на симфонии. Будем ее мыслить. Обратите внимание на то, что происходит в вашем сознании. Оркестр; дирижер; зала благородного собрания; седьмая Бетховена; вторая Рахманинова; обе в отрывках; приятное воспоминание о наслаждении; грусть, что нельзя посещать концерты чаще. Все это не мышление смысла симфонии, а отрывки созерцательных, слуховых, эмоциональных переживаний, пригнанные к нам по ассоциативным путям волной инстинктивной жизни.

Нужно большее или меньшее усилие воли для того, чтобы отвлечься от этого легко и неотвязно приплывающего потока и постараться фиксировать симфонию как таковую, посредством мысли. Нужно абстрагировать акт мысли от актов чувства, созерцания, воли, памяти, восприятия. И соответственно: мыслимую сторону единого конгломерата «симфонии» от чувствуемой, созерцаемой, воспринимаемой, волимой. И тогда мы увидим, что симфония есть «эстетическое единство звуков, производимое по установленному плану избранным множеством инструментов под управлением единой внешней воли».

Итак: единый переживаемый предмет может быть чувственным, созерцаемым, волимым и мыслимым. Для нас, познающих, это есть мыслимый предмет, или определенное в содержании своем смысловое единство. Мы переживаем тогда симфонию не в звуках, не в образах, не в эмоциональных настроениях, а мыслью, как мыслимый предмет. Мы спрашиваем о логической сущности симфонии вообще и отрываем, изолируем, абстрагируем эту логическую сущность от слышимой (звуковой), видимой (образной), чувственной (эмоционально переживаемой) сущности симфонии.

Вот почему смысл абстрактен, во-вторых.

IX. Это второе значение абстрактности смысла ведет к признанию его сверхчувственности, безобразности. Психологически говоря, наше мышление обходится с большим трудом без вспомогательных убразов и сопровождающих эмоциональных окрасок. Но это значит только, что, для того чтобы мыслить чистый смысл, необходима серьезная душевная работа и, может быть, умственная культура.

Есть люди, которые не могут воспринимать чистую, абстрактную музыку. Они обречены на восприятие романса и оперы: без помощи слов, живых фигур драматической фабулы – музыка для них китайская грамота: скучность и непонятность поддерживают и питают друг друга взаимно.

То же с линиями и красками.

Так, как художник видит, живет и страдает в чистых красках и линиях; как композитор переживает и творит в чистых звуках – так мыслитель живет, и творит, и страдает в чистой, сверхчувственной, безобразной мысли.

Способность эта дается каждому из нас в большей или меньшей степени от природы и вырабатывается культурой.

X. В этом своем чистом, безобразном, сверхчувственном виде смысл может мыслиться без слов, но для обозначения, закрепления и тем более для выражения нуждается в словах.

Чем проще, элементарнее смысл, чем изолированнее он от связей с другими смыслами, тем легче он поддается бессловесному мышлению. Каждый из нас при известном усилии и внимании может достигнуть и проверить это. Однако и повседневность богата примерами.

Примеры: одинокое мышление при погруженности; могут с несравненной быстротой пониматься смыслы вещей и отношений и строиться суждения и выводы; если выразить весь процесс в словах, понадобится втрое больше времени (отсюда ограниченность романа, вынужденного все выражать в словах, даже то, что в словах не выражается). Афазия и ее проявление в споре: смысл отчетливо перед нами, а слова нет.

Слово подобно огоньку, блуждающему над кладом: оно есть знак того, что здесь зарыт смысл.

Мне остается еще упомянуть о том пути, на котором постигается смысл. Этот путь может быть охарактеризован как «феноменологический». Феноменологией со времен Гегеля называется учение о сущности, постигаемой через явление ее.

Феноменологическое постижение объекта совершается через погружение в переживание его; это погружение должно дойти до полного забвения всего субъективного, личного, не от объекта идущего; вплоть до забвения того, что это самозабвение вообще состоялось.

Формулированный рассказ об увиденном и откроет смысловую сущность вещи.

Так возможно постижение искусства, истории философии, нравственности.

В научном познании этот метод самозабвенного интуитивного слияния применяется и должен применяться ко всему мыслимому, для открытия его [смысла].

Мыслью уходит научный феноменолог в данное ему мыслимое содержание и возвращается с аналитическим, впоследствии синтезируемым, рассказом о познанном. Этот феноменологический метод практикуется всеми нами, повседневно, и в науке (например, в дескриптивном естествознании, истории, психологии) искони. Но полусознательно, нередко небрежно, без принципиального осознания того, что может дать и чего не может дать этот метод.

Главное: не следует пытаться отвлеченно понимать и критиковать этот метод; нужно внутренно попытаться применить его, познавательно пожить им, а потом судить и обсуждать его возможности и пределы.

Понятие и суждение

1) Я попытался вскрыть систематически основные свойства всякого смысла как такового.

Смысл всякий и всегда сверхвременен; сверхпространственен; сверхпсихичен; идеален; объективен; тождественен; всеобщ; содержится во всяком мысленном акте; абстрактен; безубразен; феноменологически познаваем.

Если мы представим себе все эти основные свойства всякого смысла и даже признаем, что, может быть, все это верно, то может быть вопрос: к чему поднимать все эти груды тонкостей, зачем эта тяжелая артиллерия неудобопонятных различений; не лучше ли бесхитростное познание. Где просто, там ангелов со сто… не бесплотная ли это методологическая схоластика?

Принцип всякого методологического различения и отрыва: в самостоятельный научный и познавательный ряд должна быть и может быть выделена только та сторона единой и сложной данности, которая способна конституировать особый, специфический ряд отношений и своеобразных познавательных связей.

Научная методология есть учение о различных познавательных точках зрения и подходах к одному и тому же (с виду), но сложному и разностороннему познаваемому предмету.

Дан живой человек. Может ли одна определенная наука познать его? Нет. Необходимо деление. Это деление должно быть bene fundatum.

Не все в живом человеке пространственно. Есть сторона чисто временная: психическое не пространственно; оно не видимо, не слышимо, не движется, недоступно внешним чувствам. Законы движения, физики, химии не распространяются на психическое.

И вот физиология обособляется от психологии. Пространственно физическая сторона подвергается дальнейшему делению. Психическая также.

В психическом мы различаем акты мысли, в актах мысли – мыслимое, смысл. Необходимо новое познавательное выделение, ибо законы и связи смысла toto genere отличны от законов и связей переживаний, также как от законов и связей пространственных вещей.

(Признать этот тезис во всем его значении значит понять ту базу, на которой должна быть воздвигнута новая методология научного правосознания. Скажем вперед, что законы и связи правовых переживаний – особого; законы и связи внешних проявлений права – особого. Юридическую часть этого тезиса мы развернем в дальнейшем; логическая часть в значительной степени уже развернута.)

Каковы же законы и связи смыслов?

2) Смысл, единый в своем содержании, отделенный от других смыслов, есть понятие.

Итак, понятие есть смысл. Под понятием следует разуметь всякое мыслимое, взятое в своем логическом содержании или качеств.

Все, что относится к смыслу, относится и к понятию. Понятие сверхвременно; мышление о нем есть кусок душевной жизни. Размышление об узуфрукте есть мое психическое переживание; понятие узуфрукта есть логическое единство смыслов, а не кусок душевной жизни.

Понятие идеально; мыслительное переживание есть эмпирическая душевная реальность. Право-сознание как эмпирический факт душевной жизни может быть налицо или отсутствовать; понятие права, его логическое значение не может ни эмпирически быть, ни эмпирически отсутствовать.

Понятие объективно; переживание его субъективно. Один видит смысл наказания в его цели; другой в возмездии; третий в восстановлении утраченного метафизического равновесия. Логический смысл наказания, его понятие едино, неуклонно и не колеблется от этих субъективных односторонностей.

Понятие тождественно; переживание его изменчиво. Сущность самодержавия понимали разнообразно: то международная независимость главы; то неограниченность его компетенции полномочиями других государственных органов и т. д. Понятие самодержавия остается само по себе равным и тождественным: люди неправомерно употребляли одно слово для разных смыслов.

Понятие всеобще, ибо разумеется как устойчивое смысловое единство, кто бы ни думал о нем: усталый или бодрый, внимательный или невнимательный, бездарный или талантливый.

Понятие абстрактно и безобразно: нельзя, мысля сущность «уголовного», вводить в нее нечто от образного представления: секира у головы. Или построять понятие охранного отделения: это возмутительное (эмоция!) учреждение в Гнездниковском переулке (пространственный образ!), которое я хотел бы, чтобы его не было (воля!).

Итак, всякий смысл есть понятие. Далее.

Понятие, как и смысл, простое понятие невыразимо в функции других смыслов. Это как бы последняя категория мысли.

Таковы, например, понятия пространства, времени, ценного или же смыслы: точки, пустоты, нечто.

Возможно и в исследованиях часто необходимо условное принятие какого-нибудь смысла как простого; через него выражаются другие смыслы, а он остается неопределенным. Так цивилист не определяет понятий: права, нормы; естественник не определяет понятия бытия, знания и т. д.

Но если понятие составное, или, как говорят, оно имеет много признаков, то эти смыслы или признаки сочетаются непременно в цельное, смысловое единство, в смысловую монаду: единый сложный смысл. Ин-дивидуум.

Например, упрямство – неразумие; настойчивость – неразумная настойчивость.

Так: понятие есть единый, внутренно единый смысл.

3) Теперь будет понятно, если мы скажем, что отношения между понятиями образуют особый, специфически определенный порядок; отнюдь не совпадающий с порядком и связью временных переживаний и с порядком и связью пространственных вещей.

Важнее всего тождественность понятия: понятие таково, каково оно есть в своей логической сущности. Его нельзя изменить; малейшее уклонение смысла есть уже не измененное понятие, а другое, новое понятие.

Понятие не движется, как вещи в пространстве; они не меняются и не переходят одно в другое, как наши переживания.

Понятие всегда само себе равно. Оно неподвижно и неизменно. Здесь-то и получает свою полную силу закон тождества. Каждое понятие неизменно самому себе тождественно. Или в виде правила: каждое понятие должно мыслиться как неизменно самому себе тождественное.

Смысл А есть неизменно смысл А; смысл А + 1 есть уже смысл В. А не может стать А + 1; А не может стать В. А есть А. В есть В. И все тут.

Если два понятия имеют то же самое содержание, то это не два понятия, а одно и то же, единое, тождественное. В мире явлений не так: две одинаковые семикопеечные марки, вполне одинаковые и размером, и узором, и цветом, суть две разные марки; они не совпадают. Они вполне сходны, но не тождественны. Тождественен их смысл, их понятие.

Поэтому нелепо говорить: понятие государства эволюционировало в истории. Эволюционировала внешняя жизнь людей, организованных в единое государство; эволюционировало переживание государственной связи в душах людей; эволюционировало их мыслительное представление о государстве. Но понятие государства не могло эволюционировать. В разное время единым словом называли разные смыслы.

Отсюда закон тождества может быть истолкован как требование: чтобы каждому смыслу давалось одно-единственное название, столь же устойчивое, как и сам смысл. Чтобы два разных понятия не назывались единым словом. Чтобы ни один смысл не имел двух названий.

В нарушении этих правил кроется обильная возможность ложных суждений и мнимых выводов. Множество споров (о республике, о парламенте, о самодержавии, о сущности права, о юридическом лице) падают сами при соблюдении этого правила.

4) Этот отрыв надо продумать последовательно и до конца. Связь одного понятия с другими есть связь не «подвижно реальная», а неизменно идеальная (вопреки Гегелю). Правы Кант, Гербарт, Дробиш, Фолькман, Больцано и Гуссерль, настаивая на этом.

Понятия не возникают одно из другого и не влияют друг на друга. Их нельзя рассматривать генетически; возникают переживания понятий; возникает в душе сознание понятий. Влияют друг на друга психические состояния, вещи, мыслительные переживания, явления природы и общественной жизни. Но не понятия.

Понятия исследуются и определяются в своем логическом содержании и затем сравниваются и сопоставляются для открытия их постоянной, устойчивой и неизменной связи.

Нельзя определить вещь или переживание: их можно только описать, да и то всегда не сполна, несовершенно. Определить можно только смысл вещи, понятие ее; понятие переживания, смысл его.

Нельзя классифицировать вещь или переживание: они лежат в ряду временных связей (вещь – пространственно-временных), и потому связь их есть связь генетическая.

Вещи взаимодействуют причинно. Понятия причинно не взаимодействуют.

Вещи следуют друг за другом в пространстве и во времени. Понятия не следуют друг за другом в пространстве и во времени.

Снежинки падают вихрем. Понятия снежинок не падают вихрем. Это может быть даже единое общее родовое понятие «снежинки вообще».

Переживания наши взаимодействуют во времени, может быть, причинно, может быть, функционально, может быть, ассоциативно. Понятия, смыслы не взаимодействуют вовсе и никак и не следуют друг за другом во времени.

Истину, добро, красоту, право понимали в истории различно. Но это не значит, что было много разных истин, были разные «добры», «красуты», «правб». Логическая сущность права оставалась себе тождественна.

Вещи и переживания сочиняются друг с другом во времени. Понятия подчиняются и соподчиняются друг другу в своем идеально объективном, сверхвременном смысле.

5) Вы видите, что мы стоим перед формальным логическим учением о понятии, как оно трактуется in usu scholarum. Но это учение должно быть заострено и исправлено.

а) Понятие не есть непременно родовое понятие. Мыслить можно только индивидуальную вещь и единичное переживание. Например, чей-нибудь характер или данный карандаш. Следовательно, и индивидуальная вещь, и единичное переживание имеют смысл. Можно построить их понятие.

b) Поймем и признаем, что если в ряду смыслов, в порядке понятий, в связи логических сущностей участвуют и могут участвовать только объективные смыслы, только сверхвременные понятия, то индивидуальные вещи и единичные переживания не могут ни войти в объем понятий, ни участвовать в классификациях.

В объем понятий входят только их смыслы; в классификации участвуют только их понятия. Животных нельзя классифицировать – их можно разогнать только в разные клетки зверинца.

Выполненная на наших глазах казнь не есть вид уголовного наказания; смысл ее есть вид наказания. (Этим опровергается критика содержания объема у Больцано.)

с) Между вещью и переживанием, с оной стороны, и смыслом-понятием, с другой, есть, следовательно, непроходимая пропасть; но не онтологического характера (это не два бытия) и не метафизического, а методологического (категориального).

С этими исправлениями – формально логическое учение об объеме и содержании понятия и о родовом и видовом соотношении понятий – может (предварительно) получить свое полное значение.

Каждое понятие имеет свое содержание: т. е. совокупность объединенных в нем смыслов. Это содержание тождественно и неизменно.

Понятие, имеющее все содержание первого, но присоединяющее к нему новый смысл, есть новое, по отношению к первому – видовое и входящее в его объем.

Видовое всегда имеет все признаки родового плюс еще один (ближайшее видовое) или еще несколько.

Чем беднее содержание понятия, тем, следовательно, оно выше, в образующейся, таким образом, систематической лестнице понятий; тем больше у него подчиненных понятий, тем шире его объем. И обратно.

Все это может считаться достаточно уже известным.

Систематическое учение о классификации вообще вы найдете в первом томе большого исследования Н. Зверева; причем вы сами увидите те исправления, какие нужно внести.

Систематическая классификация понятий может считаться признаком высокой зрелости науки. И юриспруденция давно уже стремилась и стремится к этому в своей области. Но путь ее несвободен от подводных камней.

Я не успею остановиться здесь сегодня на аналогичном построении суждения. От многого мне и без того пришлось отвлечься в изложении; оно и без того было гораздо более намечающим, чем развивающим и вскрывающим.

Я, например, оставил в стороне все учение об объективном обстоянии и отношении его ко смыслу.

Мне пришлось обойти молчанием и соотношение между смыслом объективного обстояния и смыслом субъективного мыслительного акта, совпадение которых только и может, и должно дать истинное познание.

Но первые шаги, кажется, я успел наметить: указать категориальные особенности смысла, в отличие от явлений внешнего мира и внутренней психической жизни.

Это есть особое, новое, специфическое измерение, которое мы имеем в виду, говоря о смысле.

Дух, где живет и дышит, имеет не одно измерение, а несколько.

Сам он не смысл, но смысл его modus2.

Я думаю, что Дух и глубже, и шире смысла. Но научное знание, видя, что смысл есть его modus, пытается увидеть специфическую природу смысла и выделить ее в познании в его самостоятельном категориальном характере.

(Конец реферата)3.

Сомнение

(Очерк)

1. Сомнение всегда имеет объект: я сомневаюсь в чем-нибудь; сомнение есть отношение к чему-либо, к объекту и предполагает нечто, что к объекту «относится», предполагает субъект сомнения: я сомневаюсь в чем-нибудь.

2. Опыт сомнения переживается как единство состояния сомнения и сомнительности того, на что сомнение направлено, т. е., иными словами, в акте сомнения дано 1) особое, специфическое свойство объекта – сомнительность и 2) особое, специфическое состояние субъекта – психическое событие сомнения.

3. При выражении единичного опыта сомнения в словах – единство опыта превращается в единство двух элементов: я сомневаюсь или сомневается в том-то.

4. Объектом сомнения может быть только суждение.

Суждением я здесь называю связь элементов смысла, устанавливающую их сопринадлежность или несопринадлежность и утверждающую ее как истинную (идея познавательного (?) суждения).

Примечание: отдельный элемент смысла или отдельный предмет не может быть сомнителен как таковой; он может быть неясен, плох и т. д. и лишь в этом смысле называется иногда «сомнительным», если я сомневаюсь в том, существует ли нечто, то это уже сомнение в суждении: нечто есть.

5. Так как познавательное суждение есть логическая категория, то и сомнительность его, как его свойство, выражается в схеме чисто логических отношений:

а есть b – сомнительно

означает:

возможно, что а есть b,

но наряду с этим,

возможно, что а не есть b, т. е. возможно противоположное.

Или другими словами: возможна истинность а есть b, но возможна истинность и а не есть b, т. е. противоположного.

Итак, сомнительность (как логический аспект сомнения) есть допущение возможности двух противоположных положений.

6. Допущение это опирается на недостаточность оснований для истинности того суждения, которое является объектом сомнения; эта недостаточность дает основание утверждать противоположное, но это последнее основание также недостаточно.

Для логического выражения сомнения необходимы два взаимно противоположные суждения, и оба недостаточно обоснованные. Сомнительность одного суждения логически связана с сомнительностью другого. Поэтому, строго говоря, объектом сомнения является не одно, а два противоположных суждения.

7. Как видно из анализа логического аспекта сомнения, оно предполагает значимость основных логических законов: тождества, противоречия и основания. Сомнение им своим предметом суждения, между тем суждение предполагает тождество каждого из своих элементов; далее, сомнение выражается в двух противоположных суждениях, а есть b и а не есть b, причем второе устанавливается лишь потому, что первое имеет только возможную истинность – т. е. ввиду недостатка первого – и устанавливается так же, как возможно истинное. Следовательно, расположение суждений в сомнении не противоречит закону противоречия. Больше этого, оно до известной степени определяется законом противоречия.

Закон противоречия говорит: а есть b и а не есть b не могут быть истинны вместе, т. е. а есть b как истинное и только поскольку исключает а не есть b – и наоборот.

Если же а есть b утверждение как возможно истинное, то это требует возможности противоположного, ибо для исключения а не есть b нет достаточных условий.

Самая идея недостатка оснований для утверждения а есть b как истинного связана с требованием достаточности условий для такого признания, с требованием признания а есть b как истинного. Самое сомнение связано с этим недостатком и падает вместе с ним, падает именно в силу закона противоречия: если а есть b, то нельзя утверждать противоположное.

Наконец, закон основания предполагается сомнением постольку, поскольку суждения его выражаются известным образом, обоснованы.

Итак, идея сомнения имеет в своей основе логическую закономерность.

8. Отношение сомнения логическим законам определяет предел сомнению: нельзя сомневаться в значимости логических законов, ибо нельзя сомневаться в самом сомнении или в том, на чем утверждается само сомнение. Сомнение, поскольку оно есть чистая мысль, не может делать чистую мысль как таковую своим объектом1, а логические законы и выражают сущность чистой мысли как таковой.

9. Логические законы выражают не только чистую мысль, но чистую мысль как истинную. Признак истинности не изменяет сущности чистой мысли, не вносит новой особенности в ее природу. Он указывает лишь на то, что ее закономерность есть формальное условие истины, т. е. указывает на особенное значение, особую ценность чистой мысли. Смысл этого значения состоит в следующем: суждения могут иметь познавательную ценность, т. е. могут применяться при познавании тех или других объектов лишь в том случае, если они подчиняются законам чистой мысли. Сказать об а, что оно есть b и не есть b, значит не знать, что оно такое, значит сомневаться в том, какие оно имеет свойства. Сомнение (в логическом смысле) предполагает идею истины (в вышеуказанном смысле) и поэтому при недостаточной обоснованности (зак. основ.) суждения, при наличности двух противоположных суждений, оно устанавливает лишь возможную истину.

Сомнение является постольку коррелятом знания.

10. Итак, сомнение, поскольку оно судит – предполагает значимость законов чистого суждения, поскольку оно отказывается признать (знанием, истиной) (?) положения, недостаточно обоснованные и допускающие противоположные, постольку оно предполагает идею знания, определенную формально-логическими законами как регулятивную идею.

11. Несмотря на то что сомнение подчиняется логическим законам и регулируется формальной идеей знания, суждения, его выражающие, не суть знания, но предположения. Очевидно, что в сомнении налицо какие-то элементы, которые стоят в известном антагонизме к чистой мысли и чистому знанию и не умещаются в те рамки, которые этой мыслью определяются.

[12.2 Эти элементы не могут быть найдены в пределах чистой формы суждения: суждение как связь сопринадлежности элементов смысла есть целиком выражение чистой мысли. Но в каждом отдельном суждении есть помимо элементов чистой мысли – содержание, в силу которого данное суждение отличается от других. Это содержание образует тот определенный идейный состав, который мыслится в каждом данном суждении. Например, небо – голубое: идея неба, идея голубого. Каждая из идей, образующих суждение, может быть сложна, т. е. состоять из нескольких идей.

Если идеи, связанные в суждении, определены до конца, т. е. расчленены исчерпывающим образом на составные идеи, то нет никаких препятствий для образования познавательного суждения. Так, если в мыслимом объекте а раскрыты признаки b, c, d, то не может быть сомнения в том, что а есть b, а не наоборот.

Однако за исключением суждений о чистых понятиях (аналитических суждений) предмет суждений не бывает познан и логизирован до конца, в нем остается нечто, мыслимое смутно, не ухватывающееся в понятие (или даже вообще недоступное рационализации). [Живое суждение не есть только связь значений, смыслов, но выражений данного, сложного опыта, часть которого закрепляется в суждении, а часть остается за его пределами. ] Предмет суждения оказывается лишь совокупностью смыслов, расплывчатых и не образующих логического единства. Такой предмет не может быть выражен в определенном суждении.]

[13.3 Каким образом и откуда проникает в суждение смутный элемент?

Ваше суждение было определено как связь элементов смысла. Это определение идеи суждения, сути суждения не исчерпывает, однако, того опытного комплекса, в котором суждение дано. В этом комплексе идеи, логические величины составляют лишь центральную ясную точку, объект внимания, погруженную в полуясную сферу представлений, обрывков других суждений или полусуждений, восприятий и чувств.]

13.4 В том случае, когда логическое содержание суждения (имманентный предмет) исчерпывает и покрывает содержание того предмета, трансцендентного суждению, о котором я сужу, – в этом случае не может возникнуть сомнения. Например, «небо – голубое». Трансцендентный предмет этого суждения – реальное небо (часть вн. мира), но именно в той мере, в какой оно голубое (небесная голубизна), ибо все остальные свойства неба отвлекаются мыслью. Но если имманентный предмет суждения (у этого стола три ножки) не покрывает трансцендентный предмет его (стол с 4-мя ножками, из которых мне, сидящему, видно только три) и я сознаю это, то возникает сомнение. Трансцендентный объект, лежащий вне области суждения, смысла, рационального, грозит стать основой (при его рационализации) для суждений ранее образованных и является, таким образом, основой для сомнения. Область, лежащая вне логического, вне познания, вне национального, есть область нерационального или иррационального.

Сомнение, как5]

12. Различие между логической формой познавательного акта и акта сомнения требует ряда предварительных рассмотрений.

В каждом суждении следует различать:

a) элементы смысла и связь между ними,

b) единство этих элементов как логический предмет суждения (например, небо – голубое, небо есть голубое, идея голубого неба, внутренне единая, логически цельная). Этот предмет есть имманентный логический предмет суждения.

Анализ суждения показывает, однако, что этим суждение не исчерпывается; суждение всегда имеет отношение к чему-то трансцендентному, оно есть суждение о чем-то, что лежит за пределами самого суждения. Например, суждение «небо голубое» есть не только выражение идейного отношения между содержаниями, но и выражение реальной особенности, а именно небесной голубизны как элемента внешнего мира – хотя это выражение и не адекватное, а лишь приблизительное, ибо идея голубого отнюдь не покрывает ту голубизну неба, в ее единственном и неповторяемом оттенке, которая присуща этому небу. Реальная небесная голубизна, к которой мы относим суждение со всеми его элементами – связь смыслов и имманентный предмет, – есть нечто, лежащее вне сферы суждения как такового, это предмет, трансцендентный суждению.

[В суждениях об идеях трансцендентный предмет отсутствует. Идея есть величина логическая, и суждение как логическое образование может дать6]

В суждениях об идеях отношение между имманентным и трансцендентным предметом суждения иное.

Например, я определяю идею Бога в философии Декарта. При этом я отношу имманентный предмет моих суждений к идее Бога у Декарта, т. е. к имманентному предмету суждений Декарта, который (предмет суждений Декарта) является к предмету моих суждений трансцендентным. Но если мое определение точно, то оба предмета могут совпасть, причем совпадение это может быть полным, ибо оба предмета принадлежат к однородным – логическим – величинам. Имманентный и трансцендентный предметы суждения будут тождественны.

13. Суждение как связь элементов смысла имеет отношение к не-логической сфере еще и с другой стороны – и это касается всех суждений без исключения.

Суждение закрепляет неполно и односторонне особенности некоторой данности, чего-то нами преднаходимого, нашего опыта, который имеется налицо со всеми единственными индивидуальными особенностями своего течения. Этот опыт наш, личный, субъективный; это опыт сложный, и при образовании суждения приходится отвлекаться от целого ряда его элементов, например, если суждение о восприятии, то отвлекаешься от чувств, сопровождающих восприятие, если о содержании восприятия, то от самой формы воспринимания или же, наконец, отвлекаешься от всего личного, от условий пространства и времени и т. д. При полном отвлечении от личного объектом суждения становится объективное в опыте, т. е. вещь как таковая (а не как она мне дана), переживание как таковое (а не как оно мною переживается), идея как таковая (а не как она мною мыслится). В этом случае имманентный предмет суждения относится лишь к трансцендентному предмету и не относится к трансцендентной основе суждения. Психическая (?) среда, в которой родится суждение, неоднородна с суждением в смысле логической величины и, следовательно, трансцендентна ему, это трансцендентная ему основа. Неполное отвлечение от личного в ней увеличивает несоответствие между имманентным и трансцендентным предметом, ибо в первый проникают черты личного опыта (закрепленные, конечно, логически).

Трансцендентный предмет есть необходимый предмет всех суждений, кроме суждений об идеях, трансцендентная основа – неизбежная основа всех суждений (идея данности).

14. В едином акте суждения следует различать:

1) Данность (восприятие, представление, чувства, хотения и т. д., все наличное содержание сознания, все переживаемое в своей полноте, т. е. переживание и содержание его, полный опыт, я и не-я.

Из этой данности берется материал суждения, посредством отвлечения, выделения, обращения внимания, синтеза, анализа и т. д.).

2) Акт суждения, т. е. психический процесс и психическая сущность суждения.

3) Логос, смысл суждения. Трансцендентный предмет противостоит как таковой лишь логосу суждения.

[Акту суждения предмет противостоит постольку, поскольку 1) обращен на него, судит о нем, но акт суждения и есть такой акт лишь постольку, поскольку в нем дан налицо предмет, следовательно, предмет акта суждения есть один из элементов этого акта. Акт суждения и предмет суждения однородны по существу, и отношение между ними имманентное.]

15. Трансцендентный предмет познается лишь в логосе суждения, поэтому природа его как такового может быть определена лишь постольку, поскольку он противостоит логосу суждения, поскольку он трансцендентен ему.

Первая особенность его есть та, что он не есть логос, смысл, идея. В том случае, когда суждение относится к идее, трансцендентный предмет его совпадает с имманентным предметом, т. е. трансцендентного предмета нет вовсе; суждение в этом случае абсолютно адекватно предмету, – конечно, если это идея как таковая, а не чужая идея или не моя идея: в последних двух случаях адекватности быть не может, ибо чужое и мое не исчерпываются элементами смысла.

Итак, трансцендентный предмет не есть логос, смысл, ratio, но – нечто алогичное, асмысленное, арациональное.

16. В акте сомнения учитывается иррациональное как возможность бесконечно многих определений, не совпадающих с определениями данного суждения или противоречащих ему, следовательно, разрушающих самое суждение. Сомнение выражает в одном акте и логическое отношение логизированных элементов опыта, логическое опыта, и иррациональное в нем; в сомнении даны ratio и irratio в их конфликте между собой.

17. Логическим выражением (схематичным) логического в опыте служат логические формулы и законы: например, a есть b и a не есть b не могут быть истинны вместе; общим выражением иррационального опыта служит отрицание этих логических схем: a есть b и a не есть b могут быть истинны вместе. В логической формуле сомнения как бы даны обе схемы; которые, встречаясь, преобразовывают друг друга: наличность двух взаимно исключающих друг друга суждений – знак иррационального; утверждение их возможности – знак рационального. В результате – отсутствие суждения, истины, знания – незнание.

Материалы к очерку «Сомнение»

Психология сомнения

Скептицизм есть искание7.

Скептический способ действия характеризуется как ищущий – ибо это деятельность искания и всматривания,

сдержанный (zurckhaltend8) по тому состоянию, которое наступает после искания (воздерживающийся от суждений),

не-решенности (unentschiden9) – по тому, что не принимает решений и ищет или от пребывания в нерешительности утверждать ли или отрицать10.

Скептический способ приводит к сдержанности в суждении (ни отрицать, ни утверждать) и к невозмутимости и покою души.

Кажущаяся причина скепсиса – надежда не пребывать в смущении (unbeirrtheit11).

Цель скепсиса – Unbeirrtheit и умеренное страдание в вынужденных состояниях (более умеренное, чем у др[угих] потому, что то, что кажется злом, не утверждается им как злое на самом деле).

Ср.: Эпиктет. С. 30–31.

Скептическое выражение «Это не более, чем то» обозначает состояние, в котором, вследствие равносильности противостоящих вещей, приходит (скептик) к Neigungscogigkeit (холодности, равнодушию), т. е. не признает ни того, ни другого.

Там же. С. 68.

Aussagelosigkeit – состояние, в котором скептик не утверждает и не отрицает; это не значит, что вещи по природе своей вызывают aussagelosigkeit.

Там же. С. 69.

Выражение «возможно» означает: возможно, что это так, возможно, что не так.

«Ich holte an micht» я не могу сказать, чему из данных вещей верить, чему не верить.

Там же. С. 70.

«Я ничего не утверждаю» я теперь в таком положении, что я о данных вещах ничего не утверждаю и ничего не отрицаю auf lehrfilosophische weise12. (Это высказывание о том, что испытывается.)

Там же. С. 71.

«Все неопределенно» невыявленные вещи кажутся мне такого рода, что ничто о них, противостоящее другому, не имеет преимуществ в отношении достоверности.

Там же. С. 71–72.

«Все непостижимо» я думаю, что до сих пор я ничего не постиг о тех вещах (которыми занимается философия) вследствие равносильности противостоящего.

Там же. С. 72.

Все способы выражения скептиков не утверждаются как «истинные».

Наличность противоположностей (см. с. 75) есть факт, а не утверждение скептиков.

Там же. С. 75.

Логика сомнения

Скептик не утверждает определенно ни о чем, что обсуждается, что это непременно так, как он говорит, но высказывается в виде сообщения – обо всем, соответственно тому, что теперь (fr jetzt) ему является.

Идея высказывания в против [оположность] идее суждения, ср. нов. импиризм.

Зависимость высказывания от времени и от я.

Секст Эмпирик. С. 23.

Скептический образ действия (Fhrungsweise) наз. «unentschiedene», способ не-решенности от пребывания в не-решенности или от не-решенности: утверждать или отрицать.

Скепсис чужд и утверждению и отрицанию.

Скепсис как метод.

Там же. С. 24.

Скептический метод (Vermgen13) сост[оит] во всяческом противопоставлении являющегося и мыслимого: результат этого – равная достоверность и, след[овательно], сдержанность (Zurckhaltung), т. е. Stillstehen der Einsicht – ничего не утверждаем и не отрицаем и неосуществленность (Unbeirrtheit), т. е. невозмутимость и покой души.

Логическая форма выражения скептической мысли не есть ни утверждение, ни отрицание.

Там же. С. 25.

Основной принцип скепсиса: каждому утверждению противостоит другое. Скептик приходит отсюда к тому, что не имеет учения, теории (Lehransicht).

Там же. С. 26.

Скептик ничего не утверждает о невыясненных вещах (nichtofferbare Dinge) и не полагает их действительными, но высказывает то, что ему самому является, сообщает о своем собственном состоянии ansichtslos, не в виде возражения о вещах вне его. Все (общие) суждения (способ выражения) скептика таковые, что они упраздняются через самих себя. Напр[имер], все – ложно, след[овательно], и это суждение ложно.

Там же. С. 27.

Цель скептического способа действия есть Unbeirrtheit в вещах, которые попадают в область суждения (невводимость в заблуждение) и умереное (maassvole), страдание в вынужденных состояниях.

Там же. С. 30–31.

Логические основы скепсиса (5 тропов).

1. О данном предмете существует в жизни и у философов неразрешимое противоречие.

2. То, что приводится в удостоверение данного положения, требует в свою очередь удостоверения и т. д. в бесконечность; нет ничего, с чего можно было бы начать.

3. Все относительно; 1) отношение к судящему 2) к тому, что совместно рассматривается.

4. Если исходить из положений, которые доказываются, то в основе утверждений будут недоказанные предпосылки.

5. Если доказываемое для своего удостоверения нуждается в искомом, то имеется налицо ложный круг (Weise das Durcheinander14). Все эти случаи приводят к необходимости воздержания.

Там же. С. 62.

Ср. также 2 тропа.

Там же. С. 64–65.

Скептические выражения «не более» и т. д. (ср. Психологию сомнения) не утверждаются как истинные; значение их относительно, они имеют его in Bezug auf die Skeptiker15. Кроме того, они относятся не ко всем вещам, а лишь к неявляющимся (nichtoffenbare).

Там же. С. 74.

Критерий истины. Скептики воздерживаются от решения того, есть критерий истины или нет. Противоречие это – есть – нет – неразрешимо потому, что доказательство того или другого требует доказанного критерия, а критерий – доказательства.

Там же. С. 94.

Субъект суждения (wovon) – человек ist unerfassbar16, а если даже erfassbar, то нельзя доказать, что вещи должны быть им обсуждаемы. Если принять, что так, то нельзя доказать, какие именно люди правильно судят.

Там же. С. 95–102.

Неизвестно, насколько показания чувств свидетельствуют (wodurch) о вещах. Нельзя решить, есть ли мышление, может ли оно судить о вещах, как надо судить посредством него.

Там же. С. 102, 104–105.

Нельзя утверждать, что следует судить через посредство и мышления, и чувств, ибо они часто мешают друг другу.

Erscheinungsbilden17 не могут служить для обсуждения вещей (wonach18).

Там же. 107–108.

Истина. Невозможно понять, есть ли истинное.

Там же. С. 111.

Феноменология сомнения

Скептик не отрицает то, что испытывается как следствие являющегося образа, не отрицает являющегося (?).

Сомнение в том, являющееся таково, как оно является, предполагает:

допущение, что оно является, что есть являющееся;

сомнение в том, что высказывается об являющемся.

Нам кажется, что мед сладок – это скептик допускает. Сладок ли он в своем существе – в этом скептик сомневается.

Страницы: «« 4567891011 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

«…Закопчённые стены – особенно возле иллюминаторов, из которых вырывалось наружу пламя. Чернеющий дв...
Православная газета «Приход» не похожа на все, что вы читали раньше, ее задача удивлять и будоражить...
Новый фантастический боевик от автора цикла бестселлеров «Полный набор»! Простой русский парень Макс...
«… Владимир сглотнул и огляделся по сторонам. Взгляд остановился на разжатой ладони попрошайки в лип...
«…Когда она завизжала, он высунул голову из тени и нервно поинтересовался:– Ты не могла бы?..Вопрос ...
«…Он был один на один с пустой квартирой. Человек против четырех комнат и коридора, необитаемых уже ...