Товарищ майор Макеев Алексей

Офицер настаивал, а какая-то дама из гостей с поддельным возмущением вскрикнула:

– Любовь Викторовна! Вы выглядите моложе большинства присутствующих!

Но в разговор вмешался полковник и с неуклюжей прямолинейностью похвалил:

– Мне нравится, когда женщины не кокетничают и смело говорят о своем преклонном возрасте.

Комплимент не удался, и генеральша воспылала к Дремлюге острой антипатией, которую смогла передать и мужу.

После этих событий уже было не так-то просто заручиться симпатией генерала. Дремлюга по себе знал, что лесть – лучший помощник в таком деле. Всякий раз в обществе генерала он не упускал случая польстить ему и удовлетворенно замечал, что Гребнёву это нравится.

Готовясь к приезду генерала, полковник решил удивить его чем-нибудь по-настоящему.

Он раздобыл фотографию генерала и заказал в ателье большой портрет в красивой деревянной рамке.

Портрет Феликса Дзержинского, десятки лет провисевший в кабинете начальника, переместился в шкаф, и новый герой занял почетное место на стене за креслом Дремлюги.

К сожалению, ржавый гвоздь не выдержал веса массивной рамки и выпал из стены. Так что полковник едва успел подхватить драгоценный портрет.

В этот момент доложили, что приехал генерал, и дальше все шло в большой спешке.

Дремлюга приказал сержанту Плюеву вбить новый гвоздь и повесить портрет, а сам побежал встречать начальника.

Плюев оперативно выполнил приказ и вышел в коридор.

Там он увидел майора Клотова и поинтересовался причиной переполоха.

– Генерал помер, – пошутил на ходу Клотов.

– Поэтому и портрет покойника на стене, – сообразил сержант.

Когда Дремлюга привел Гребнёва в свой кабинет, случилась та самая неприятность, которая портит потом весь день.

Генерал величественно вошел в кабинет, улыбаясь от рассыпаемой полковником лести. Переступая порог, он замер, так что раболепно согнутый Дремлюга уткнулся фуражкой в спину начальника.

– Что случилось? – самодовольно спросил полковник, полагая, что Гребнёв польщен и обескуражен увиденным на стене портретом.

Дремлюга точно знал, что никто еще не обскакал его в подобном хитроумном шаге.

«Завтра, конечно, во всех РОВД будут висеть его портреты, но в таком деле главное – быть первым».

– Это я должен спросить, что это значит! – с раздражением спросил генерал.

«Сердится ради приличия, – подумал полковник. – Ясное дело, потребует снять портрет, да только не очень настойчиво».

Он заглянул через плечо Гребнёва в кабинет и побелел от страха.

На стене висел портрет генерала, украшенный траурной черной лентой.

– Кто посмел?! – заорал Дремлюга, да так громко и неожиданно, что генерал отшатнулся и, запнувшись о порог, растянулся на полу.

Подчиненные попрятались по кабинетам, не желая попасть под горячую руку полковника, и только когда Дремлюга стал кричать: «Скорее! Валидол генералу!», кто-то догадался вызвать «Скорую помощь».

Через четверть часа Дремлюга уехал вместе с генералом в больницу, пообещав устроить нагоняй тем, «кто допустил вандализм в адрес высшего руководства».

В конце рабочего дня майор Клотов негромко постучал в дверь кабинета Дремлюги.

– Нет! – прогремел из-за двери недовольный голос полковника.

Клотов подумал о том, что никогда не видел Дремлюгу приветливым и веселым. Наверное, в организме у начальника отсутствовал ген, отвечающий за миролюбивое настроение.

Майор вошел, полагая, что «нет» – это то же самое «да», просто не в самое подходящее для визита время.

Клотов сразу отметил злорадную улыбку, которая очень шла к диктаторской физиономии Дремлюги. Из-за спины начальника на майора смотрел столь же безжалостный Дзержинский. Старый проверенный временем авторитет вернулся на свое место на стене, а портрет генерала Гребнёва перекочевал в шкаф.

Полковник сидел за столом и рассматривал книжечку с комиксами. Взглянув на Клотова, он снова вернулся к изучению картинок. Лицо Дремлюги было очень серьезным, как будто он читал протокол допроса.

– Не могу вразуметь этот плоский юмор, – с легким раздражением пожаловался полковник. – Какой-то бред идиота.

Майор посмотрел на обложку. Комиксы назывались «Приключения Дональда Дака».

– Так ведь это комиксы – для детей, – заметил Клотов.

– Вот это меня и настораживает, – грустно признался Дремлюга и убрал комиксы в стол.

Он недружелюбно посмотрел на подчиненного и тоном, не предвещающим ничего хорошего, сказал:

– Что полезного сделал за день? Почему не докладывал о проделанных оперативных мероприятиях?

– Я пытался вас найти. Но вы ведь были в сауне вместе с подполковником Петренко, – попытался оправдаться майор.

Дремлюга удивленно открыл рот, словно рыба, которой ударили по голове веслом.

– Откуда ты знаешь? Для всех я был на совещании.

– Дедукция.

– Кто такая?! Из какого отдела? Я вам покажу, как шпионить за руководством!

Клотов решил, что сейчас не время водить полковника за нос.

– Я догадался. На вас китель подполковника Петренко. А на шее – лист от березового веника.

Дремлюга внимательно оглядел свой китель.

– То-то я чувствую, что он мне узковат. И деньги незнакомые в кармане. А я гадаю, что за подхалим мне их подсунул.

Полковник порылся в кармане и достал пачку из перевязанных резинкой купюр.

Затем Дремлюга встал из-за стола и подошел к зеркалу, укрепленному на стене. Он тщательно осмотрел свою мощную шею и отлепил засохший листок.

– С таким фактом жена может застукать на клевете, – обеспокоенно пробормотал Дремлюга. – Сколько раз я говорил, что водка не совместима с конспирацией.

Полковник еще немного полюбовался своим мужественным лицом и вернулся к столу.

– Ты меня разочаровал, майор, – сухо продолжил Дремлюга. – Сержант Плюев пока что отнекивается, но я-то знаю, что утренняя выходка с портретом генерала – твоих рук дело. Больше у нас в Управлении никто на такой вандализм не способен.

Полковник гневно сверкнул глазами.

– Ты меня подвел. Теперь мои отношения с генералом станут еще более натянутыми. Не буду скрывать, я очень зол на тебя. Была б сейчас война, я б тебя расстрелял прямо здесь. Но, к сожалению, ты – тоже человек и имеешь право на гуманный подход. Поэтому я тебя предупреждаю. За эту неделю ты наломал дров предостаточно, но ничего полезного не сделал. У тебя есть один день, чтобы исправить ситуацию. Или я снова поверю в твой профессионализм, или с понедельника я сделаю твою жизнь невыносимой.

Дремлюга грозно посмотрел на майора, чтобы тот не воспринял его слова как легковесную шутку.

Клотов был серьезен. Это остудило гнев начальника.

– Теперь можешь рассказать, как продвигается ваше с Варенцовым расследование.

– Пока похвастать нечем, – признался майор.

– В понедельник я такой ответ от тебя не приму, – напомнил Дремлюга. – Новости хоть есть?

– Лучше бы их не было. Кастевский исчез. Он работал у Ольги Агаровой и проходил свидетелем по убийству ее мужа.

– Он был вашим подозреваемым?

– Нет. Просто есть опасения, что он исчез навсегда.

– Ты меня доконаешь, майор. Я хочу услышать от тебя что-нибудь приятное для слуха, а ты намекаешь, что еще один труп не за горами. Вы с Варенцовым хоть что-то делать собираетесь?!

– Постараемся завтра разобраться с делами.

– Вот как?! – полковник недоверчиво посмотрел на Клотова. – А Варенцов знает о твоих намерениях?

– Еще нет. Но я думаю, он меня поддержит.

– И что же ты задумал?

– Разрешите пока не отвечать на этот вопрос. Боюсь сглазить.

– Ты меня удивляешь. Майор милиции, а говоришь, как неграмотная старуха. Разве наши с тобой оперативно-следственные мероприятия можно сглазить?! Если мы так будем к делу относиться, то придется каждое утро вместо совещания всем личным составом молитву читать.

Клотов промолчал.

– Ладно. Не буду тебя пытать. Только смотри – поменьше шума. На тот случай, если у вас ничего не получится.

– Постараемся, – пообещал майор. – Только понадобится группа поддержки.

– Ну вот! – всплеснул ручищами Дремлюга. – Я только что тебе сказал, что все должно пройти тихо. А ты, вижу, снова хочешь устроить оргию с погромом! Чтобы я, как твой прямой начальник, оказался в интересном положении?!

– Группа поддержки – для страховки. Я буду действовать осторожно.

Полковник с подозрением посмотрел на Клотова и нехотя разрешил:

– Хорошо. Бери инициативу в свои руки. Только согласуй с прокуратурой, и – никакой отсебятины. Помни, что инициатива и отсебятина – две разные вещи. За инициативу могут наказать, а за отсебятину накажут обязательно.

Майор кивнул и вышел из кабинета.

Дремлюга хмуро взглянул на захлопнувшуюся дверь и с беспокойством подумал:

«Клотов – опасный малый. Он очень наблюдательный и все, что ни поручи, готов сделать. Иметь такого лейтенанта – счастье, но в звании майора такие смышленые подчиненные могут бросить тень на начальство».

Чуть позже у Клотова состоялся разговор с Варенцовым. Следователь выглядел усталым. Обычно Варенцов нечасто наведывался в РУВД, исключением были те недели, когда он работал в одной упряжке с Клотовым.

– Ты куда делся? – немного раздраженно спросил Варенцов. – Пропал куда-то на полдня.

Майор сидел за своим рабочим столом. Варенцов устроился напротив него, закинул ногу на ногу и бросил распухший портфель на стол.

– Был нужен? – спросил Клотов.

– Не особо. Просто я замотался один. Не с кем даже посоветоваться.

– Я тоже хочу поговорить о наших делах, – сказал майор, закуривая сигарету. – Бумаг прибавилось?

– Уже перевалило за триста страниц, – печально ответил следователь. – И никаких существенных подвижек. Словно я забуксовал в этих бумагах.

Майор с пониманием покачал головой.

– Что думаешь делать?

– Не знаю. Я надеялся, что Кастевский поможет разобраться со многими вопросами.

– О нем ни слуху ни духу?

– Пропал. С тех пор как он сел в чужой джип, его никто не видел. Его либо где-то держат, либо уже убили.

– Будем надеяться на первое.

– Хочется верить.

Варенцов провел ладонью по волосам, словно успокаивая себя, и добавил:

– Сегодня похоронили Агарова.

– Наконец-то. Как прошло мероприятие?

– Точно не знаю. Я на похоронах не был. Вообще-то я хотел ради любопытства посмотреть на людей, которые придут проводить Агарова в последний путь, но мне никто не мог точно сказать, когда состоятся похороны. В результате я опоздал на два часа. Удалось только посмотреть на могилу. Место действительно подобрали хорошее, метрах в двухстах от входа на Морское кладбище. Курганов денег не пожалел. Когда я пришел, там строители уже надгробье выкладывали. Судя по всему, получится нечто монументальное. Строители сказали, что похороны прошли без слез, почти по-деловому. Гостей было мало, почти все присутствующие были из охранного агенства Курганова, поэтому могло показаться, что хоронят военного. С покойным попрощались возле дома матери Агарова, поэтому на кладбище даже не стали церемониться. – закинули гроб в яму и закопали.

– А как же родственники? – поинтересовался майор.

– Их у Агарова было не много. Из родных – только мать, но она вчера вечером резко почувствовала себя плохо. Ее даже возили в больницу. Врачи определили пищевое отравление. Но люди поговаривают, что Мария Семеновна пыталась отравиться лекарствами. Матери оказали медицинскую помощь, и сегодня ей стало значительно лучше. Она попрощалась с сыном возле дома, хотела поехать на кладбище, но снова почувствовала себя хуже, поэтому ее уговорили не ехать. Насколько я знаю, сейчас ей уже лучше. Хотя депрессия у нее очень сильная.

– Кроме матери у Агарова никого не было? Ни братьев, ни сестр?

– Никого. Есть дядька и двоюродные братья. Но они живут в Саратове. Ну а по линии жены сам знаешь. Агарова лежит в больнице с ожогами. Жена Курганова – там же с переломами. Мать Кургановых на похороны не поехала.

– А знакомые?

– На поминальный обед пришло человек сорок, но на похоронах не было и десяти.

Клотов выпустил к потолку облако дыма.

– С похоронами все ясно. Ну а кто у тебя под подозрением?

Варенцов кисло скривился, то ли от едкого дыма, то ли от вопроса, который ему самому не давал покоя.

Он ответил не сразу, прежде подумал целую минуту. Майор его не торопил.

– Подозреваю Ольгу Агарову, – наконец сказал следователь. – Хотя сам понимаю, что мои доводы неубедительны.

Клотов с интересом посмотрел на Варенцова. Тот продолжил:

– Я думаю, все было так. Ольга решила избавиться от мужа и подговорила в сообщники своего любовника Кастевского. Он подменил бутылки, и в баре вместо водки оказалась бутылка с раствором метилового спирта. Утром Агарова должна была встретиться с мужем в клубе. Может быть, они вечером поссорились, и поэтому Агаров ночевал у матери. Утром Агаров приехал в клуб, думая, что ему предложат примирение, или, наоборот, готовый к новой размолвке, выпил своей любимой «Смирновки» и отдал концы. У него было слабое сердце, и жена об этом знала.

– А как ты объяснишь последующие события?

Майор внимательно слушал версию следователя.

– Покушение на Олега Курганова – тоже дело рук его сестры. Если помнишь, в тот вечер она отказалась от ужина и ушла в спальню, таким образом обезопасив себя от шальной пули. Возможно, мишенью для выстрелов должен был стать не только Курганов, но и его жена. Однако покушение было плохо подготовлено.

Клотов стоически сдержал улыбку.

– После неудавшегося покушения Ольга повторила попытку убить Карину. Во время поездки в пригород она увела Карину подальше от машины, а Кастевский перерезал один из шлангов тормозной системы. Поэтому Карина не смогла затормозить, и машина упала с обрыва. Я несколько раз разговаривал с Ольгой Агаровой, и у меня сложилось впечатление, что она открыто недолюбливает Карину. Ольга считает, что Карина соблазнила брата и женила его на себе; короче, недостойна всего, что сейчас имеет.

– Антипатия у них взаимная, – заметил майор. – Так ты считаешь, что Карину пытались убить из-за неприязни?

– Конечно, нет, – сказал Варенцов. – Причина – в деньгах. Я не верю, что Олег Курганов и Ольга Агарова – любящие брат и сестра. Скорее всего, они – соперники и враги. Курганов очень богат, и сестра хочет прибрать к рукам его денежки. Вначале она отравила своего мужа, чтоб он не мешал ее планам, потом попыталась убить брата и его жену выстрелами через окно, затем повторила попытку убить Карину, подстроив аварию. У Курганова нет наследников, поэтому, если погибнет он и его жена, все имущество и деньги достанутся его сестре.

Варенцов многозначительно посмотрел на Клотова.

– Но почему тогда исчез Кастевский? – спросил майор.

– От него Ольга решила избавиться. Если он замешан в убийстве Агарова и в покушении на Карину, то живой он становится опасным.

Следователь замолчал, и какое-то время милиционеры не разговаривали, думая каждый о своем.

Паузу прервал Варенцов.

– Как тебе моя версия? – спросил он.

– Я согласен с тобой лишь отчасти.

Следователь понял слова Клотова как категоричный отказ.

– Ты считаешь, что я зря подозреваю Ольгу Агарову?

– Почему же? Я думаю, без ее участия тут не обошлось. Поэтому я предлагаю завтра сделать ход конем.

– Какой ход? – оживился Варенцов, которому сложившаяся ситуация казалась абсолютно бесперспективной.

– Я пойду к Олегу Курганову и поговорю с ним.

– Ты хочешь предупредить его насчет замысла сестры?!

– Не совсем, – Клотов сделал последнюю затяжку и смял сигарету о пепельницу. – Я хочу вызвать его на откровенный разговор.

– Что это нам даст? – спросил Варенцов. – Даже если он разоткровенничается, наше положение от этого не улучшится. Допустим, он скажет, что тоже подозревает сестру, или даже покается, что помог ей отравить мужа. Вполне возможно, что Курганов в частной беседе не побоится признаться в преступлении, если, конечно, будет полностью уверен, что его вину нельзя доказать. Ну и что с того? Мы его слова к делу не пришьем. К твоему сведению, Курганов хоть и наглый мужик, но при этом очень осторожный. Я побывал у него в офисе. К твоему сведению, его кабинет, где он ведет деловые и все прочие переговоры, регулярно проверяется на наличие «жучков». Каждый гость вежливо обследуется специальным прибором. Это гарантирует Курганову конфиденциальность переговоров, и, насколько я знаю, нигде больше – ни в банях, ни в ресторанах – он не обсуждает свои дела.

Первоначальный энтузиазм, вызванный предложением майора, исчез, и Варенцов разочарованно отвернулся.

– Ты забыл, в какой мы ситуации? – напомнил Клотов. – Следствие разваливается на глазах. Не сегодня завтра на нас повиснет глухарь и, скорее всего, уже не один. Если после разговора с Кургановым мы будем знать преступников, тогда ситуация в корне поменяется. Мы сможем сосредоточиться на сборе доказательств. Или ты предлагаешь тянуть дальше?!

Следователь поджал губы и был вынужден согласиться:

– Да. Тянуть больше нельзя. Каждый день прибавляет покойников.

– Вот именно.

Клотов встал и принялся расхаживать по кабинету. Это помогало ему думать и принимать решения.

– Если ты собирался ехать домой, то можешь про это забыть, – сказал он Варенцову. – Нам предстоит большая работа.

Следователь постепенно приободрился, заряжаясь энергией, исходящей от майора. Он по опыту знал, что нередко авантюры, затеянные Клотовым, позже называют «образцами оперативно-следственной работы». Поэтому Варенцов покорно выслушал инструкции майора, целиком положившись на его прославленное чутье и везение.

Вечером у Клотова состоялась еще одна важная встреча с матерью Агарова.

Адрес дал ему Варенцов.

Дверь открыла моложавая, но сильно постаревшая за последние дни женщина. Она даже не спросила «Кто там?», а сразу отворила дверь. Постигшая трагедия опустошила Марию Семеновну и надломила ее кипучий характер.

Если бы Клотов встретил ее неделю назад, то увидел бы аккуратно одетую женщину, требовательную, но доброжелательную хозяйку офиса Олега Курганова. Несмотря на предпенсионный возраст, она тщательно следила за собой, не выходила из дома без маникюра и макияжа, регулярно посещала парикмахера. Из всех причесок Мария Семеновна предпочитала каре. Она следила за фигурой и, несомненно, могла понравиться мужчине на десять лет ее моложе.

Смерть сына очень изменила эту энергичную женщину.

Несчастье, постигшее Марию Семеновну, невидимой тяжестью навалилось на ее плечи. Она почти не ела, и поэтому черты ее лица стали резкими, а под глазами легли болезненные тени.

Но все-таки Мария Семеновна мужественно держалась. Она воспитала сына одна, и трудности закалили ее характер. Курганов предложил ей уйти в отпуск, но Мария Семеновна попросила разрешить ей остаться на работе, где среди людей ей было легче пережить потерю сына.

Женщина печально посмотрела на Клотова снизу вверх.

Майор показал ей удостоверение и представился, после чего Мария Семеновна впустила его в квартиру.

Первое, что увидел Клотов в прихожей, было занавешенное зеркало и фотография Алексея Агарова в траурной рамке, стоящая на телефонном столике.

– Мария Семеновна, – сказал майор, когда мать Агарова закрыла входную дверь. – Я хочу поговорить о вашем сыне.

Мария Семеновна сжалась, словно Клотов своими словами причинил ей боль.

– Проходите, – разрешила она. – Не будем говорить на пороге. Вы хоть и не друг Алексея, но один из немногих людей, которым небезразлична его смерть.

Майор снял кроссовки и вошел в зал.

Обстановка квартиры была совсем обычной, без бросающихся в глаза излишеств, но с признаками достатка.

Клотов сел на диван напротив чешского гостиного гарнитура с горами хрусталя и фарфоровых сервизов. Зеркала в «стенке» были закрыты газетами.

– Ко мне приходил следователь Варенцов, – сказала мать, садясь на противоположный край дивана.

– Мы работаем вместе, – майор тщательно выбирал слова, чтобы меньше задеть чувства несчастной женщины. – Нам поручено расследовать смерть вашего сына.

У женщины на глаза навернулись слезы.

– Я уже не надеюсь, что убийцу найдут.

Клотов не умел утешать людей. Ему всегда казалось, что сочувствие постороннего человека не способно уменьшить чужое горе. Поэтому он просто замолчал и подождал, когда Мария Семеновна достанет из кармана платок и промокнет глаза.

– Не отчаивайтесь, – попытался успокоить женщину майор. – Мы постараемся найти его. Это в наших силах. Намного сложнее доказать вину преступника, чтобы он понес справедливое наказание.

Разговор Клотова и матери Агарова длился около часа. Когда майор вновь оказался на лестничной площадке, он с нескрываемым облегчением вздохнул. Он чувствовал себя так, словно чужое горе заполнило его сердце свинцовой тяжестью.

– Мы еще посмотрим, кто кого, – прошептал Клотов и пошел вниз по лестнице.