Легенда о свободе. Крылья Виор Анна

Седдик расхохотался так, что стены башни задрожали:

– Гани Наэль! Он, видишь ли, не желает путешествовать по Тарии в одиночку – ему подавай целый караван! Ох, и изнежился ты в Аре! Что, возомнил себя к’Хаэлем? Небось приедешь в столицу и будешь требовать себе рабов в собственность?

Наэль усмехнулся:

– Ты не поверишь, Седдик, но если б я захотел, то имел бы уже и рабов и имение, правда, в Аре. Но цену нужно было за это уплатить непомерную.

– Какую же? – заинтересовался Седдик.

Гани склонился над столом и сказал доверительно:

– Жениться! Вот какую!

Мастер Седдик захохотал еще громче. Наверное, лавина все-таки сойдет…

– Ты знаешь, кто такая к’Хаиль Фенэ? – спросил Гани, когда гром утих.

– Нет.

– Так вот, она – одна из восьми заводчиков эффов, держательница зеленых ошейников. И она мечтает переселиться в Тарию. И еще – два ее живых эффа здесь неподалеку – на арайской заставе. Как ты думаешь, Седдик, захочет ли Совет познакомиться с ней?

Хал Седдик задумался, почесывая свой выступающий вперед квадратный подбородок.

– Вторая к’Хаиль – Кох-То, это просто арайская благородная клуша, – продолжал Гани. – Ее можешь не пропускать, а вот Фенэ…

– В твоих словах есть смысл, Мастер Наэль. Но ты же не думаешь, что я пропущу рабов через границу?

– Отчего же? Ведь раньше благородные беспрепятственно путешествовали из Ары в Тарию со своими рабами. А дама – это тебе не бродячий Мастер Музыкант, который может обойтись и без комфорта.

– То – раньше, – Седдик обратил на него задумчивый взгляд, – тогда благородные были просто гостями. А эта к’Хаиль если пройдет, то назад до окончания войны уже не вернется. Хочет стать тарийкой, говоришь? Пусть становится! Только рабов у тарийцев нет! А когда война эта закончится – то не будет их и у арайцев!

Наэль пожал плечами:

– Что ж, я передам ей твои слова. Как я понял, чтобы пройти, ей нужно освободить всех рабов, путешествующих с ней? И ты откроешь врата перед всеми, в том числе и бывшими рабами, которые пожелают пройти?

– Да! – ответил Седдик на оба вопроса сразу. – И еще. Ты говоришь, она оставила эффов на границе?

Гани кивнул.

– Пусть напишет своей рукой письмо смотрителю, чтобы он подчинился нашим приказам, когда мы придем этих эффов вызволять. И чтоб эти его твари по отношению к нам были не опаснее овечки!

Наэль не знал, как отреагирует на эти требования Фенэ, но это ее дело, а он свою миссию уже выполнил.

Они сидели в башне почти до вечера, попивая пиво и вспоминая молодость в Пятилистнике. Когда солнце стало скрываться за западными пиками Сиодар, Мастер Наэль вышел из боковой калитки пограничной стены и увидел, что караван уже разбил лагерь вдоль дороги. Среди шатров горели походные костры, и доносились запахи готовящегося ужина. Наэль отправился прямиком к шатру Фенэ.

Ого

Ого размашисто шагал по лагерю, пришедшему в движение с самого утра. Он изловчился и ущипнул за мягкое место пробегающую мимо хорошенькую девушку, та пискнула, отскочила и побежала дальше – рабыня Кох-То, – девушка Фенэ убегала бы в два раза быстрее, зная, что ей хорошо может достаться от госпожи за внимание к ней Ого. Конечно, к’Хаиль и на него может рассердиться не на шутку, но как можно удержаться и не задеть такую красотку? Его золотая мамочка – Инал всегда говорила, что женщины не доведут его до добра. Конечно, она была права; кутийская мама всегда права!

Ого не понимал, что происходит, хотя обычно был в курсе событий и узнавал обо всем раньше других. Люди Фенэ и люди Кох-То, успевшие перемешаться между собой во время долгого путешествия и начавшие вместе ставить шатры и располагаться на отдых, вместе петь у походных костров по вечерам и хлебать кашу из котелков, теперь стали суетливо разделяться, отгоняя каждый в свою сторону повозки и переходя в свой лагерь, собрав пожитки. Кох-То тоже вечером поспешно покинула обиталище его к’Хаиль, и на другой стороне дороги в мгновение ока вырос ее желтый шатер, куда она и переехала вместе с несчетным множеством сундуков.

Может, Кох-То и Фенэ рассорились? Похоже на то. Кох-То шипела на хозяйку, как гусыня на кошку. А Фенэ была какой-то грустной и задумчивой. В Тарию их не пускали; скорее всего, еще до вечера они повернут назад. Но, похоже, Рохо (Ого до сих пор про себя частенько называл его так) все-таки выберется – Наэль договорился и о себе и о нем. За друга Ого был рад. А за себя – не очень. Но что ж поделаешь, просто он слишком размечтался, глядя на Вирда. Вирд всегда был особенным, даже в рабстве, когда его все называли Рохо. «Слишком умный для раба», – частенько шутя говорила про него золотая мамочка Ого. Еще она шутила, что Рохо украли у благородных и продали на рынке рабов. Сегодня это не казалось Ого шуткой: скорее всего, так оно и было, иначе откуда в нем все это…

Ого хотел найти Вирда и спросить, не известно ли ему, что происходит. Мастер Гани Наэль в последний день крутился возле Фенэ, как кот вокруг кухарки, режущей мясо, несмотря на то, что это к’Хаиль Кох-То взяла его в караван, и в повозке, принадлежащей именно Кох-То, он ехал вместе с Вирдом все это время. Может, из-за Мастера Музыканта они и поссорились? Да какая теперь разница? Он все равно уже завтра отправится в Тарию, тогда как они повернут в Ару. А вдруг он решил остаться с Фенэ? Ого задела эта мысль. Не то чтобы он ревновал, раб не может ревновать госпожу, но все-таки Фенэ была с ним добра, а если она выйдет замуж, то ее благородный муж отправит раба, бывшего ее любимца, куда-нибудь на самые дальние и самые жаркие поля, если и вовсе не продаст или не скормит эффу. А он, Ого, эффов, в отличие от Вирда, останавливать не умеет.

Может, убежать, пока не поздно? Он на границе. До Тарии рукой подать, там эфф его не догонит. Проскользнуть вместе с Вирдом по ту сторону… Эх! Ого тяжко вздохнул. В лагере была такая неразбериха, что найти Рохо оказалось трудно. Повозку Кох-То они с Наэлем освободили еще вчера. Вещи Мастера Музыканта, за исключением, конечно, той сумки, что он всегда держит при себе, уже отнесли куда-то: то ли в башню, то ли в один из шатров.

Ого бродил от одной повозки к другой, они постоянно перемещались, и трудно было понять, где он уже был, а где нет. Цветных поясов, по которым можно определить, кто чей, не видно под теплыми плащами, в которые кутаются рабы из-за прохладной погоды. Кое-где мелькали желтые и зеленые платки на вольных. Кого-то Ого узнавал в лицо, познакомившись за время путешествия.

Наконец стала вырисовываться схема расположения: люди и повозки Кох-То – по правую сторону дороги, а Фенэ – по левую. Каждый уверен, что на противоположной стороне дороги более удобное место.

Ого бил ноги уже больше часа. А Вирда-Рохо не видно. Куда ж он запропастился?

– Вирда, ученика Мастера Наэля, не видала? – Рохо ухватил за рукав шествующую с достоинством госпожи пожилую рабыню Фенэ, Мирсу.

– Ого? – Она посмотрела на него пристально, обвиняюще, и хотя он не знал причины ее недовольства, тут же пожалел, что затронул эту ведьму. – Неужто таким сильным рукам и крепким плечам не нашлось в лагере работы?

– К’Хаиль распоряжается моими руками и плечами, Мирса!

– Да уж, – поджала губы рабыня, – распоряжается. Избаловала она тебя! Так ты отвыкнешь от всякой работы, возомнишь себя благородным, начнешь мечтать о свободе. И пропадешь!

– Тьфу на тебя, с твоими предсказаниями! Лучше скажи, видела Вирда или нет?!

– И моду взял – со свободными дружить… Эх, жаль, пропадешь.

Ого отмахнулся от Мирсы и пошел дальше. Он уже видел последнюю в ряду повозку, около которой рабы Кох-То разводили костер, дальше за их спинами начиналась пустынная каменистая местность. Мог ли Вирд уже перейти по ту сторону стены, не попрощавшись с ним? У Ого защемило в груди…

Он присел на камень, угрюмо разглядывая свои ноги в грубых ботинках. Раб должен быть босым, но здесь – на перевале, босой отморозит ноги. Раб должен быть голодным и уставшим, чтобы его мысли были только о еде и сне, а то… всякое начинает лезть в голову. Мирса права, Фенэ избаловала Ого, он ни в чем не нуждается и в последнее время все чаще и чаще думает о свободе. Глупости… Были б тут эффы Фенэ, он бы пошел и полюбовался на тех, кто непременно отгрызет ему голову, если он эти глупые мысли из нее не выкинет. Но звери остались на арайской заставе.

Ого услышал бой барабанов. Грохот нарастал, отзываясь эхом в горах. Он вскочил и со всех ног побежал обратно – узнать, по какому поводу этот шум. Бег давался ему легко, как любому кутийцу, и он, почти не запыхавшись, уже через пару минут стоял между шатрами Фенэ и Кох-То посреди дороги. На открытом пространстве, ближе к стене, что-то происходило. В ряд стояли бьющие в барабаны вольнонаемные слуги Фенэ. Легкие эти барабаны Ого и раньше видел у некоторых слуг возле костров, когда те затягивали свои песни. Сейчас они исполняли какой-то незнакомый ему ритм. Тут же стояли стражи границы – ровной, сверкающей доспехами линией с поднятыми мечами наголо. Музыканты, бьющие в барабаны, – справа, воины-тарийцы – слева… красиво! Тут были и охранники и караванщики. Рабы тоже начинали сбегаться сюда. Посередине разводили большой костер.

Ого увидел Вирда, стоящего рядом с Наэлем. Он задумчиво смотрел в огонь, как и Мастер Музыкант.

К’Хаиль Кох-То, окруженная приближенными слугами и рабами, стояла в первых рядах, и Ого узнал ее по излюбленному высокому головному убору в виде свернувшейся кобры.

Очень быстро площадь наполнялась людьми, как долина – водой во время наводнения. Кто-то негромко переговаривался, но в основном все молчали, ожидая, что будет.

Полог зеленого шатра приподнялся, и оттуда вышла Фенэ. Она была прекрасна. Одета, несмотря на холод, чувствительный для любого южанина, в тонкое шелковое платье, обтягивающее фигуру, зеленое, как большинство одежд Фенэ, с распущенными золотистыми волосами и непокрытой головой. На шее и в ушах – золото, но не слишком много, украшения были самими скромными из имеющихся у нее. Она плавно шла под ритм барабанов, неся в руках перед собой какой-то небольшой предмет. За ней из шатра появилась пара рабов, тащивших сундук.

Ого догадался, что здесь начинается какая-то церемония. Но вот какая? «Свадьба!» – вспыхнула в его голове мысль, словно молния. Он никогда не видел свадеб благородных. Ну, конечно, он прав! Фенэ выходит замуж за Мастера Наэля – вон он стоит, разодетый, в центре. Зачем только так спешить? Ого стало горько. Теперь ему не спать на мягких перинах Фенэ и не есть хорошей еды. Да и… он думал, что Фенэ его любит… А она даже не сказала, что выходит за Наэля, конечно, это не дело раба, за кого выходит его к’Хаиль… Но почему ж тогда так горько?..

Фенэ подошла не к Наэлю. Она стала возле костра, спиной к огню, так близко, что Ого опасался за ее распущенные волосы, которые могли вспыхнуть. К’Хаиль заговорила. Громким, торжественным голосом. Ого и не думал, что ему так нравится этот голос.

– Я, к’Хаиль Фенэ Хай-Лид ди Курсан, объявляю свою волю, и всякий, кто принадлежит мне, должен исполнить ее! Кто же не принадлежит, раб или свободный, – должен уважать мою волю! В присутствии вольных и благородных свидетелей я объявляю свое желание! Раб Ого, выйди ко мне!

Ого вздрогнул. Он оглянулся по сторонам, словно ища другого Ого, который должен был выйти, затем, опомнившись, поспешил к к’Хаиль Фенэ.

– Раб Ого! – сказала она, когда он подошел. – Я объявляю тебя свободным, и никто никогда не смеет обращать тебя в рабство! Кто сделает это, тот посягнет на честь рода Хай-Лид! Я предаю огню Права на тебя!

Ого едва не упал от неожиданности. Его глаза сейчас, наверное, были как два блюдца. Он даже перестал дышать. А Фенэ тем временем бросила маленькую коробочку – это ее она держала все это время в руках – в огонь. Послышался треск – и костер выплюнул несколько искр. Права на Ого сгорели… Он свободен… Он… свободен!!!

– Ты, человек, – сказала она холодно и торжественно, обращаясь к нему, – должен выбрать себе имя и объявить перед всеми! Сделай это!

Ого задумался лишь на мгновение, не в его характере долго размышлять и медлить.

– Мое имя – Ого, что значит «лис» по-кутийски, Ого Ки-Ти – так звали моего отца!

– Ты – Ого Ки-Ти! Ты свободен! – завершила Фенэ, и Ого, не чувствуя ног, побрел в толпу.

Вирд оказался возле него через пару минут. Он крепко обнял друга, а тот не мог поверить в произошедшее.

К’Хаиль Фенэ называла имена своих рабов из каравана одно за другим, люди выходили к костру и смотрели, как Права на них, вместе с их рабством, пожирает пламя. Они называли свои новые имена и возвращались, пританцовывая, к друзьям. Для выходивших к костру последними это уже не было таким шоком, как для первых. По лагерю Фенэ распространялась волна безудержного веселья.

Когда последнее имя было названо, а сундук с Правами опустел, Фенэ объявила, что те, кто захочет, могут отправиться с ней в Тарию.

Рабы, оставшиеся в Аре, переходили во владение к’Хаиль Кох-То. Для некоторых здесь радость освобождения была омрачена тем, что в Аре остались их дети, родители, братья и сестры… остались в рабстве. Как и золотая мамочка Ого…

Лагерь шумел, как лес в ветреный день. Кто-то смеялся, кто-то плакал, кто-то возносил молитвы Создателю за здравие к’Хаиль Фенэ, кто-то уже начинал напевать. Теперь рабов Кох-То можно было сразу отличить от тех, кто еще утром принадлежал Фенэ, – по их угрюмым лицам.

Разнесся слух, что тарийцы-пограничники пожаловали освобожденным несколько бочек с пивом и вином, а благословенная к’Хаиль Фенэ послала охотников в горы, чтобы те добыли вдоволь мяса – здесь в избытке водились горные козы.

А вечером началось празднество. Горели, весело потрескивая, костры, жарились туши коз, лились рекой вино и пиво. Праздновали и те, кто обрел свободу, и те, кто никогда не был рабом, и даже рабы Кох-То, забыв о своем горе и зависти. И все до единого, включая тех, кто собирался утром поворачивать в Ару, пели песню, которой научил их Мастер Гани Наэль. Пели от всего сердца, вкладываясь в слова всем своим существом. Песня подхватывалась ветром, повторялась эхом, неслась, отраженная, от одной горы к другой, наполняла перевал…

  • Как мотылек на свет летит,
  • Лечу к нему и я,
  • Там Семь Огней горят в ночи,
  • Там Родина моя.
  • Сияет Город мой во тьме,
  • Оставил сердце там,
  • Иду к тебе, лечу к тебе,
  • Прильну к твоим стенам.
  • Ты для меня мой мир и жизнь,
  • И сердце не молчит.
  • Горят огни, горят огни,
  • И с ними мой горит.
  • Свободы Город золотой
  • Мне крылья подарил,
  • Летал по свету долго я,
  • Но только ты мне мил.
  • И если на огонь летя,
  • Сожгу себя дотла,
  • То знай – не сожалею я,
  • Ведь смерть моя светла.

Глава 10

Мастер огней

Хатин Кодонак

Хатин Кодонак – Мастер Стратег, Командующий Золотым Корпусом – не отличался большим терпением, несмотря на сто шестьдесят два прожитых года. Да и Ректор Профессор Киель Исма своим упрямством мог вывести из себя кого угодно, не говоря уже об имеющем боевой Дар. Не будь он его хорошим другом, Хатин сейчас отрезал бы с досады его седеющую косу, которую тот растит по обычаю Одаренных с семнадцати лет.

Уж битый час Хатин пытается втолковать упрямцу, что создание группы для отмеченных боевым Даром просто необходимо. Но старый осел все еще не понимает и с суровым выражением на лице выискивает причины для того, чтобы не делать этого. Убедить Советы, и Большой и Малый, и самого Верховного оказалось гораздо легче, чем Мастера Ректора. Но в Тарии Ректору Академии Силы в его владениях предоставлялась почти неограниченная власть.

– Бойцы нужны Тарии, Киель! И так их слишком мало, и учатся они слишком долго!

У Исмы расширились глаза от возмущения:

– Нет, Хатин, я не понимаю! Зачем брать недоученных ребят? Тебе ведь как никому другому известно, что у всех имеющих боевой Дар сложности с обучением контролю Силы! Они не готовы! Вам, кровожадным солдафонам, только бы разрушать да убивать!

Хатин усмехнулся, Киель частенько применял этот эпитет по отношению к его Золотому Корпусу, да и лично к нему самому.

– Вот и детей хотите к тому же пристрастить, да еще раньше времени! Твоих головорезов распирает от желания подраться. И, думаешь, я не догадываюсь, что, когда ты посылаешь их в помощь Строителям, чтобы очистить участки в горах Сиодар для будущих дорог, ты делаешь это вовсе не из благих побуждений, а для того…

– …чтобы они выпустили пар! – закончил за него Кодонак. – Да, Мастер Ректор, ваше Профессорство, контролировать Силу нам с боевым Даром не так просто, как мирным баранам на лугу, вроде тебя! А Сила требует выхода в каждом Одаренном – и в том, кто играет на арфе для скучающих барышень, и в том, кто рожден разрушать! Но мы справляемся. Ты знаешь, что мой боевой Дар – далеко не последний по Силе даже среди Совета и что мне порой трудно контролировать его, но почему-то я не вижу здесь очереди из жалобщиков – мол, я пооткусывал им головы! Да и ты споришь со мной битый час и, как ни странно, все еще жив!

Исма вдруг хихикнул, как мальчишка (представив, вероятно, эту толпу безголовых жалобщиков, пытающихся жестами выразить свои претензии к Кодонаку), но сразу же нацепил на себя маску невозмутимого и непробиваемого Профессора.

– Да и эти стены, – Кодонак обвел взглядом сводчатый потолок кабинета Мастера Ректора, – не без греха! Сколько Одаренных за последние триста лет погибли в Академии Силы от оттока, и все они, до единого – были с боевым Даром!

– Ты суешь свой длинный нос, Кодонак, куда не просят… – ворчливо произнес Исма.

– А ведь во времена, когда Тария воевала, такого не было!

– Просто тогда убивали всех подряд, и никто не разбирался, кто от чего умер! – парировал упрямый Ректор.

– Просто таким, как я, давали выход для Силы! Попробуй-ка ты не использовать свой Дар – да тебя разорвет на куски уже через месяц! И я знаю, что с боевым Даром обычные занятия по контролю Силы – что мертвому припарка!

Исма хмыкнул:

– В мирное время, во дни расцвета Тарии, ты требуешь от меня прервать обучение студентов!

– Ну почему же прервать? Ты что, не слышал ни одного моего слова? – О! Настоящий его Дар – это упрямство, так упрямиться можно только при помощи Силы. – Я хочу лишь, чтобы они обучались отдельно от других и чтобы я мог обучить их тому, что нужно только имеющим боевой Дар! А что до мирного времени, то тебе ли не знать поговорку: в урожайный год запасайся на случай голода, а во время мира готовься к войне? И не такие уж и мирные сейчас времена!

– Ты о той заварушке с Арой? – Киель презрительно поджал губы. – Да Тария выбьет этого, как его там… Хокой-То – императора! Выбьет из Доржены за пару месяцев! А если не выбьет, то пошлет твоих рубак. Признай, ты надеешься, что во всей этой так называемой войне твоим бандитам таки удастся поразмять кости? – Он заговорщически подмигнул Хатину и тут же, в мгновение ока, вновь стал занудным до ломоты в костях Профессором с кислым лицом.

– Не знаю… не знаю… – протянул Кодонак. – Война с Арой не так проста, как кажется на первый взгляд. Я чую, что Ара не пошла бы на это, не имей она кое-что в запасе… И это «кое-что» – далеко не безобидное. Хокой-То – может, и безумец, но все последние двадцать пять лет, что он ведет войны, он лишь подбирает и так никому не нужные мелкие государства вокруг. Да, он оттяпал добрый кусок Утариса, но в этом Утарисе львов больше, чем жителей, и те, кого эти львы еще не доели, наверняка даже не заметили, что граница изменилась. И вот – он бросает вызов самой Тарии! Взгляни, как он вторгся в Доржену: быстро, организованно и неожиданно для нас. Никто не предполагал таких решительных действий от императора. А ведь всего два месяца назад послы уверяли Совет, что убедили Хокой-То оставить Доржену в покое. Да и речь тогда шла лишь о куске леса в пограничье (между Чифрой и Северной провинцией). Лес с деревьями Сот – лакомый кусочек. Император утверждал, что какой-то далекий его предок имел там угодья, а Доржена незаконно провела межу. Я бы понял, если бы император захватил этот кусок леса и укрепился на нем. Но нет, он неожиданно вторгся со стороны Восточной провинции и маршем вдоль берега Горного моря следует сейчас к сердцу Доржены. Доржену он поглотит за считаные дни, выйдет к Межигорью между горами Фа-Нолл и грядой Сиодар и там будет удерживать линию фронта. Он призвал всех своих благородных, он стягивает немалую армию, и не для того, чтобы просто пережевать Доржену – для того, чтобы противостоять Тарии. И пока Тария подтянет свои войска к границе, он хорошо там закрепится.

– О! Кодонак! Я знаю, что ты Мастер Стратег, – устало отмахнулся Ректор, – но Тария ведь – не Утарис, в котором, как ты там сказал… всех пожрали львы? Если твои кровопийцы и не находят выхода Силе, то уж Мастера Оружейники все это время не сидели без дела. Скольких воинов они одели в доспехи, созданные при помощи Дара, сколько арбалетов изготовили? Я не говорю о мечах, слышал, что такими мечами не каждый может владеть, но боевые метатели Мастера Угулиса одним своим видом могут повергнуть армию противника в бегство… Хотя кому я это рассказываю? Оружейники же подчиняются тебе!

Кодонак недобро ухмыльнулся: да, метатели Угулиса – это гордость Оружейников Золотого Корпуса. А вот мечами, сотворенными Силой, действительно могут пользоваться только Одаренные. У самого Хатина на поясе в ножнах висел такой, созданный еще в древности, но как раз под его руку. Лишь в упражнениях с ним – «Разрывающим круг» – таково было начертанное древними символами на клинке название меча, – его Дар находил выход. И этот меч, надо сказать, пел о крови не так, как другие. Да, он жаждал, как и всякое оружие, которое Кодонак слышал, исполняясь Силой. Но это было не столько жаждой крови и смерти, сколько желанием боевого танца. Точность движений, красота удара, равновесие, свобода – вот о чем пел его меч, и о чем-то еще, великом и недоступном его разуму.

– Знаю, что Ара задумала недоброе, Киель, знаю, ты уж поверь. Не знаю, правда, что именно. Грядут далеко не мирные времена, и если мы с тобою позволим людям с боевым Даром метаться от избытка Силы в стенах Академии и гибнуть от отливов, то наделенным мирными талантами придется брать в руки мечи.

Киель Исма даже вскочил от негодования:

– Брать в руки мечи? Да о чем ты? Посмотри вокруг: нужны Строители, нужны Садовники, нужны Целители – благодаря им Тария стала великой! Глупо заставлять Архитектора сражаться, он погубит себя и свой ценный Дар заодно! А боевой Дар – просто разрушение!..

– Киель! – Кодонак устал от этих пустых споров… Как он устал… – Киель! Ты же знаешь, что построить ничего нового нельзя, пока не разрушишь старое. Вспомни хотя бы Целителей. Когда Целитель Созидатель, чистый Созидатель, ничего не может сделать? Да, его Дар позволяет сращивать кости и даже творить новую плоть, но иногда его Сила бесполезна, потому что в человеке есть что-то, что нужно удалить. Приходит Целитель Отсекатель и устраняет вредоносную опухоль. Он разрушает и дает дорогу созиданию. Так и те, кого я посылаю расчищать место в горах: их Дар – разрушение, но направленный в верное русло, он дает место для Строителей. Даже о самом Создателе – Мастере Судеб говорят, что его орудия – созидающий свет и разрушающий меч. Есть времена, когда нужно разрушать…

Исма набрал полную грудь воздуха, готовясь выплеснуть свои возражения.

– Ты хочешь сказать… – Он умолк на полуслове. Похоже, упрямство наконец отступило на шаг: воистину величайшая победа для Кодонака. – Ну ладно… Я и правда не понимаю много в таких, как ты. Может, в самом деле боевой Дар настолько отличен от мирного? Можешь собрать своих студентов – но хорошенько растолкуй им, что они еще далеко не Мастера и получат д’каж, только когда пройдет время, отведенное для обучения. И ты будешь отчитываться мне об их успехах! Каждый месяц!

– Каждые полгода! – поторговался Кодонак.

– Каждые три месяца! – Что-то, да выторговал. – И если кто-то из них умрет при оттоке Силы, то ты признаешь, что методы твои не лучше моих! Еще ты признаешь, что был самоуверенным бараном, тупоголовым идиотом и…

– Хватит, хватит… Я понял тебя, – скривился Кодонак и поспешил перевести разговор в другое русло: – Кстати, изучая имена погибших при отливах, я наткнулся на знакомое. Среди первогодков обучается девушка по имени Элинаэль Кисам – это не родственница Хино Кисама, который погиб лет пятнадцать назад?

– Да, она его дочь, – подтвердил Исма. – Не могу распознать, что у нее за Дар. Она исполняется Силой, и я чувствую ее яркость, но что за Путь у нее? Может, еще слишком рано и Дар не до конца развернулся? А может, она из этих… твоих… Я никогда не чувствовал хорошо боевого Дара.

– Что ж, позволь, я поговорю с ней. Боевой Путь чаще передается по наследству, чем определенный Путь мирного.

– Поговори, если желаешь. Хотя я все же надеюсь, что у нее мирный Дар и Мастер Судеб не приготовил ее для разрушений.

– Она в Академии?

– Ты что, собираешься беседовать с ней прямо сейчас? – удивился Киель. – Терпение – не самая сильная твоя сторона.

– А о чем мы тут говорим с тобой битый час? – засмеялся Кодонак. Он в Академии Силы, и, не растрачивая зря времени, можно сделать за раз несколько дел. – Хватит упрямиться, Мастер Осел – посылай за девчонкой, сейчас выясним, что она за фрукт.

На этот раз Киель Исма не стал корчить из себя строгого и серьезного Профессора, а засмеялся от души.

С Элинаэль Кисам Мастер Ректор позволил Хатину говорить наедине, что его и удивило и обрадовало. Исма отправился на какое-то из занятий, оставив Кодонака в своем кабинете. Конечно, уходя, он сдвинул брови и совершенно серьезно попросил не разносить все здесь, а если уж не удастся удержаться, то хотя бы сохранить стол из дерева Сот, этому столу уже семь веков, и за ним сидел легендарный Мастер Обедан. И пока Кодонак вспоминал, кто этот легендарный Обедан, Киель захлопнул за собою дверь, предупреждая Секретаря, что в кабинете остался опасный боевой Одаренный.

Кисам появилась через полчаса: вероятно, ее долго искали в необъятных просторах Академии. Девушка склонила голову в приветствии и, ответив на приглашение Кодонака, села в кресло у камина. Сам Кодонак уселся напротив, глядя в огонь и подбирая нужные слова. Может, он зря взялся за это дело? Сложно ему – боевому Мастеру – говорить с таким нежным созданием.

– Ты знаешь меня?

– Да, Мастер Кодонак, – ответила она, потупив взгляд, – вы иногда проводите занятия у нас.

– И как?

Девушка удивленно посмотрела на него, будто спрашивая: «Что «как?»

– Как я провожу занятия? – уточнил Хатин, чувствуя себя отчего-то неловко.

– Всем очень нравится, – робко ответила она.

– Что ж, это хорошо. – Пора переходить к делу, он не любитель долгих разговоров ни о чем. Только бы не испугать чем-нибудь эту девушку. – Расскажи мне, Элинаэль, в чем твой Дар? – спросил он прямо.

Она, не глядя на него, пожала плечами:

– Пока не знаю… Возможно, это связано с погодой.

– С погодой? – Такой Дар – не редкость, и Исма – Мастер Видящий – сразу же распознал бы его.

– Когда… Сила проявилась во второй раз… – негромко заговорила девушка, – я… вызвала дождь.

Дождь? Неужто и вправду Киель утратил нюх и не распознал обычного «погодника»?

– Вернее, не совсем дождь… Грозу… Дождь пошел намного позже, когда появились облака.

Вот это уже интересно.

– Ты сказала, что это было во второй раз. Что случилось в первый? Когда Дар развернулся?

Девушка посмотрела ему в глаза, затем вздохнула, отвернулась и уставилась в пламя. Она не была такой робкой, как показалось ему вначале. А еще, когда Элинаэль вошла через эту дверь, она показалась ему очень красивой, и сейчас он осознавал это все более ясно. Несмотря на свой далеко не мирный Дар, Кодонак считал себя эстетом. Она обладала какой-то изысканной, благородной красотой.

Правильные черты лица, идеальные пропорции, ровный нос, не маленький и курносый, как у большинства известных красавиц, а точеный, как у древней статуи. Красиво изогнутые темные брови, губы небольшие, словно очерченные твердой рукой Мастера Художника (что не любил Кодонак в женщинах, перед красотой которых преклонялись другие, – это излишне полные губы), будто дама только и думает, что о поцелуях. Ее глаза были темно-синими, в них, как на знамени Тарии, плясало отраженное пламя камина. Черные густые ресницы трепетали. В профиль она еще больше походила на прекрасное творение древних Мастеров Скульпторов…

Кодонак одернул себя. Что это на него нашло? Он здесь не для того, чтобы любоваться на этого ребенка, а чтобы узнать, какой у нее Дар. И он узнает, если Дар, конечно, из боевых.

– Я… – она никак не могла правильно подобрать слова, этим и вызвано было ее смущение в первые минуты, – я никому не говорила об этом. Даже Мастеру Ректору. Я просто описала ему, что почувствовала тогда, но что произошло, не сказала. Мне стыдно говорить об этом.

Что значит – стыдно? Кодонак слышал о том, как развернулся Дар в одном будущем Мастере Целителе, и он стал вдруг видеть людей без одежды, в том числе и женщин. Вот ему было стыдно говорить об этом…

– Мне можешь сказать, – как можно мягче заметил Хатин. – Просто расскажи все по порядку, не упускай подробностей. Я пойму тебя в любом случае и не стану осуждать, что бы ни случилось.

– Даже если люди пострадали? – вдруг спросила она.

Кодонак опешил, но быстро нашелся:

– Один из Мастеров моего Золотого Корпуса, когда развернулся его Дар, убил человека. Он влез в драку, не зная, что он Одаренный, да еще и Мастер Оружия. Это было в одном из городов южной Тарии лет семьдесят назад. Он сцепился по какому-то поводу с местным дворянином, а тот признавал выяснение отношений только на мечах. И когда будущему Мастеру вложили в руки чужой клинок, чтобы он защищался на дуэли с этим дворянинчиком, он услышал песню меча… Тебе вряд ли отец успел что-то рассказать об этом: так бывает у всех, у кого боевой Дар, еще и Дар Оружия – мы слышим голос оружия, особенно если оно раньше убивало, мы слышим, как оружие просит крови… – Кодонак мельком взглянул на Элинаэль, он слишком увлекся и мог испугать девушку, ведь вряд ли это знакомо ей. Но та слушала внимательно, без тени смущения или страха. – Так вот. Он вдруг понял, как нужно действовать; понял, как убить обидчика – и убил уже через пару секунд. Потому что сдержать боевой Дар при первом проявлении, сжимая в руках злой клинок – меч, которым часто убивали, – практически невозможно. Он сбежал из города, и только спустя три года, когда приехал в Город Огней, осознал, что тогда произошло на самом деле, и пошел в Академию Силы. А об этом случае стал рассказывать, только когда получил д’каж.

Рассказанный им случай был далеко не единственным, да и, пожалуй, самым мягким из всех. Очень многие бойцы, в которых впервые развернулся Дар, особенно лет семьдесят – сто назад, когда оружие было в ходу, а дуэли – в моде, начинали свой Путь с пролития крови одного, а то и нескольких противников. Сам Хатин, взяв впервые в руки меч и услышав его песню – убил… Но девушке незачем знать об этом.

– Хорошо, – решительно кивнула Элинаэль, – я все расскажу, хотя это и не связано с оружием. И еще… Ответьте мне прежде на один вопрос.

– Какой?

– Это Дар убил моего отца? Он умер, потому что Дар требовал крови? Крови и смерти?

Кодонак не ожидал от нее этого вопроса. Это то, что порой мучит и его. И удовлетворяющего его полностью ответа для себя он пока не нашел.

– У каждого Одаренного, – начал он медленно объяснять, как объяснял бы Киелю Исме на ее месте, – Сила требует выхода. С каждым годом Сила становится больше, и если выхода для нее нет, то Дар сжигает носителя: ему стоит просто исполниться Силой, а отток будет таким мощным, что тело не выдержит. А в наши мирные времена у боевых Одаренных, каким был и твой отец, очень мало возможностей для применения Дара, особенно в стенах Академии. В Золотом Корпусе мои Мастера много времени проводят с оружием, и Сила выплескивается… отчасти…

– Спасибо… что пояснили. – Голос девушки дрожал. – Я расскажу.

Она вздохнула и начала:

– Тогда, в первый раз, я была очень расстроена. После смерти отца моя мать отказалась от всех привилегий, что предлагал ей Город Семи Огней в связи со смертью мужа, и уехала на юг. У подножия Фа-Нолл у нее был небольшой виноградник, но жили мы с того, что она умела шить, а виноградник обрабатывать не успевали. Когда она умерла, на него позарился наш сосед, у него было множество земли и виноградников, но наш приглянулся ему из-за расположения на склоне. Он предлагал мне купить его, но цену давал столь малую, что за эти деньги можно было приобрести разве что пень в поле. Тогда он понял, что я не просто глупая маленькая девочка, а умею считать, и предложил сдать ему виноградник в аренду, а через каждые пять лет получать от него деньги – семьдесят пламеней. Он дал небольшой задаток, на который я кое-как жила полгода, затем нашла работу у госпожи Гилисы, помогала ей с детьми. Когда прошло пять лет, я отправилась к соседу, чтобы получить обещанную плату, но он сказал, что эти годы были неурожайными, и что он терпел от виноградника одни убытки, поэтому следующие пять лет собирается их покрывать; если случится чудо – и у него выйдет прибыль, то он заплатит мне часть. Хотя я видела, что это не так, и он не одну бочку вина сделал из моего винограда. Я очень рассердилась на него. У него был богатый красивый дом, множество слуг, земли, вдоволь еды и денег, ему не приходилось считать каждую искру, как мне. Он увеличивал свое богатство, пользуясь моим виноградником, а я не могла ничего сделать…

Я вышла тогда из его дома, вернее – он меня выставил, стала на холме и смотрела на его постройки, смотрела и представляла, что они рушатся, исчезают в пламени… Потом я почувствовала, как внутри что-то раскрывается, течет по моим жилам… Мои руки задрожали, сами протянулись к его дому – и я увидела, что с пальцев слетают огни; когда они достигли его сарая, то он загорелся, а я потеряла сознание.

Кодонак обомлел. Она же Мастер Огней! Дар столь редкий и столь ценный!.. Когда-то такие, как она, заложили основание Городу Огней. Тогда их было много, в честь этих Мастеров город и был назван. Потом они появлялись все реже и реже. И последний Огненосец умер полвека назад. Так вот что она приняла за Дар Погодника – она вызвала не дождь и не грозу – молнию! В первый раз – огонь, во второй – молнию!

Кодонак едва не подпрыгивал в кресле от возбуждения, а девушка, не замечая его реакции и глядя в огонь, продолжала:

– Когда я очнулась, мне сказали, что у соседа сгорело почти все, но, слава Мастеру Судеб, никто не погиб. Все думали, что это пьяный слуга уронил свечу в сарае. А я промолчала… Я много думала о том, что произошло. Я мало знала об Одаренных, мать вовсе не хотела об этом говорить, а госпожа Гилиса иногда рассказывала о Городе Семи Огней и об Академии Силы. Она любила всякие истории. Второй раз я уже ни на кого не сердилась, а просто думала: что тогда было со мной? Как это было? И что-то во мне откликнулось. Я почувствовала то же, что и на холме: как разгорается внутри пламя, как сила наполняет руки; потом за окном ударила молния, а дождь пошел лишь часа два спустя… Я поняла, что все это как-то связано с Силой. Поговорила с госпожой Гилисой, и та посоветовала мне ехать в Академию. И вот… я здесь…

Огонь и молнии!!! Мастер Огней! Эта девочка должна быть в его группе! Должна быть! Хотя Одаренные часто спорили между собой, к боевому или мирному Пути принадлежит Мастер Огней. Но какой мирный Путь у того, кто, разозлившись, сжигает строения обидчика; у того, кто вызывает молнию?!

Нет, Кодонак ее не упустит, он будет за нее драться хоть с Киелем Исмой, хоть с самим Верховным! Вот и найдется выход его боевому Дару: драться!

Теперь она казалась Хатину не просто красивой, а восхитительно прекрасной – живое воплощение такого редкого Дара, она символ Города Семи Огней, она – словно отображение самой Тарии. Да, хоть Кодонак и не Мастер Художник, но если бы его спросили, как изобразить Тарию, то он видел ее этой девушкой с синими глазами, в которых пляшет пламя.

Глава 11

Совет

Ото Эниль

Женщина брела по белому искрящемуся снегу. Замызганная, жалкая, одетая в грубо сшитые шкуры. Шерсть на ее меховых одеждах слиплась из-за засохшей крови. Всклокоченные черные волосы паклей выбивались из-под мехового капюшона, низко надвинутого на лоб. На щеке женщины воспаленный алый порез – видно, не свежий. Одной рукой она волоком тянула по снегу какой-то полупустой мешок. В другой, одетой в рукавицу, она держала украшение, сделанное из бисера, которое искрилось на солнце и переливалось; украшение это было также перепачкано в засохшей крови.

Одинокий след в снегу тянулся за ней длинной цепочкой по пустынной тундре. Несмотря на то что от нее пахло кровью, звери обходили ее стороной. Впереди простиралась бесконечная белая равнина.

Ее потрескавшиеся губы повторяли: «Пробудились. Они пробудились. Пробудились».

Ото Эниль открыл глаза и заморгал, часто и отрывисто хватая воздух. Он пошатнулся и упал бы со стула, если бы старые сморщенные руки Кими не подхватили его.

К горлу подступила тошнота. Отлив был очень сильным, и Ото чувствовал, как дрожат руки и наползает тьма. Сердце неровно колотилось, то норовя выпрыгнуть из груди, то замирая слишком надолго. Он судорожно хватался за край стола, но его руки почему-то соскальзывали.

Через пару минут все прошло. И тело одолела слабость. Советник Эниль не мог ни встать, ни пошевелиться, и если бы не Кими, то он валялся бы сейчас на полу.

Старый и скрюченный слуга поднял его, выглядевшего сильным мужчиной в самом рассвете сил, и почти без труда перенес на стоящий у стены диван. Кими, несмотря на почтенный возраст, – настоящий силач.

Ото Эниль, беспомощно растянувшись, смотрел, как суетится Кими, подкладывая ему под голову подушки, накрывая теплыми одеялами и подбрасывая поленья в камин. Старый друг как никто другой знал, что делать. Ото надеялся, что он не переживет Кими и не останется в одиночестве в последние годы своей жизни. Все-таки ему уже двести семьдесят три года… Пора заката и для Одаренного. Хотя Верховный старше его на пятьдесят лет – столько Кими, увы, не протянет. Но долгий век Верховного – скорее исключение, чем правило: если кто из Одаренных и заживался на свете дольше отпущенных ему трехсот, лет на двадцать – тридцать, это было то же, что для обычного человека прожить больше ста двадцати. Существовала, правда, легенда, что Мастер Путей может прожить в два раз больше, но сам Мастер Путей – Одаренный, владеющий всеми возможными и невозможными проявлениями Дара, – не более чем сказка. Кто-то всерьез изучал сказания и редкие записи пятитысячелетней давности об Астри Масэнэссе, о его подвигах Силы. Но такими же реальными могли оказаться и страшилки о монстре в Тасии-Тар, который во время парада планет выходит из реки и пожирает неосторожных прохожих. Ото Эниль в это не верил. А он – Мастер Толкователь, и вероятнее всего – то, во что он не верит, правдой не является.

Эниль прикрыл глаза, размышляя о видении женщины в снегах. Что означало его видение? Кто эта женщина? Откуда она идет и куда? Что за странные слова она повторяет?

Было ли это на самом деле или символизировало что-то, было ли это настоящее, прошлое или будущее – Ото не знал. Он попытался сопоставить увиденное с языком символов. Что означает снег? Чистоту? Мех, покрытый кровью, – охотящийся зверь? Полупустой мешок – незавершенное дело? Украшение из бисера… Чушь!.. Да кто он – какой-то гадающий шаман из Мата-Сон или Мастер Толкователь, использующий Силу?!

Ото постепенно стал приходить в себя, он уже мог шевелить руками и говорить, хотя еще только шепотом.

«Кто пробудился?»

Абиль Сет был прав – этот неизвестный пророк очень силен. Он написал всего-то несколько несвязных четверостиший, которые до сих пор не заинтересовали никого из исследователей и на первый взгляд вовсе не имели смысла. Но при «проникновении» в пророчества при помощи Силы перед Мастером Толкователем открывались такие картины, что куда там Кахилю…

Он поначалу сомневался в толкованиях Абиля, что «страна, на которую в полдень Дракона не падает тень» – это Ара. Ведь по южную сторону от гряды Сиодар расположена еще и Доржена, к тому же существует множество стран, на которые тень Сиодар никак и никогда не может упасть, так как они находятся за многие и многие мили от этих гор. Но когда сам Ото попробовал толковать пророчество с помощью Силы, то увидел кобру – символ Ары, обвившую ноги ребенка – мальчика и не дающую ему ступить ни шагу. Лица его Советник не рассмотрел, но в том, что речь идет об Аре, сомневаться перестал.

Он также часто видел «идущего» из Ары. Он представал перед ним в разных образах, он был то летящим орлом, как и у Абиля, то бегущим волком, то скачущим оленем, то человеком, лица, которого Ото не мог четко рассмотреть и запомнить, но Советник знал, что это один и тот же… Вот только кто? Кого-то следовало ожидать.

Теперь Ото изучал второе пророчество. По утверждению Абиля, а его словам Эниль доверял, того же автора. Еще более непонятное. Губы Ото зашевелились, повторяя слова:

  • На белом ковре вышит алый цветок,
  • И Жаждущий встал у порога,
  • Напиться не сможет он, сделав глоток,
  • Ему даже моря не много.

Если бы Ото Эниль раньше нашел и прочитал это пророчество, то удивился бы, что подобный свиток вообще хранится в библиотеке Силы – похоже на марание бумаги начинающими поэтами из Академии Искусств. Слава Мастеру Судеб, что Абиль Сет не пропускает ни единой буквы и интересуется всем, что выведено чернилами на бумаге, ну или резцом по дереву, или железом на камне, да хоть кровью на человеческой коже!

Прежние видения, по пророчествам Кахиля, тоже говорили о севере. Может, этот Жаждущий и есть тот, кто пробудился? Это толкование, похоже, одобрил его Дар – он почувствовал тепло у солнечного сплетения, но по спине прошел холодок из-за недоброго предчувствия.

Ара и север как-то связаны? И этот Жаждущий и тот, кто должен прийти из Ары, – они часть чего-то целого?

Ошибался ли Ото Эниль, когда так рьяно протестовал против войны с Арой? Сегодня он не знал. Может быть, прав был Советник Ках, который активнее всех выступал за то, чтобы в Ару послали войска? Эниль всегда был готов признать свои ошибки, пересмотреть взгляды. Но сердце его чувствовало, что юг для Тарии не опасен, а север – грозит самому ее существованию.

Голод не заставил себя ждать. Сейчас Ото не одергивал себя, противостоя голоду, как во времена обучения, он знал, что в такие годы это не принесет пользы. Когда Кими принес поднос с едой, он предался удовлетворению своего желудка со страстью истинного обжоры. Кими смотрел и одобрительно кивал. Он явно считает себя старше и мудрее. Ото не возражал: не старше, конечно, а вот мудрее…

– Ну что, Ото, – не складывается твоя головоломка? – спросил Кими, когда Советник уже стал чувствовать себя человеком.

Эниль вздохнул:

– Не складывается… А ты что думаешь, Ким? – Такое обсуждение между ними было обычным делом. Эниль и не пытался ничего утаить от Кими, и тот вникал во все, с чем имел дело сам Ото.

Старый слуга фыркнул:

– Про стишки про эти? Да я вот пойду, выпью пару кружек пива и напишу тебе столько таких стихов – до конца света не разгадаешь!

Эниль усмехнулся, представляя, как он на полном серьезе пытается толковать написанные подвыпившим Кими стихи.

– А если серьезно, – добавил старик, – то сдается мне, что ждет нас бо-о-ольшая заварушка. А от «жаждущего» этого, что «у порога», у меня мурашки по спине… – Кими и в самом деле поежился.

Ото усмехнулся. И кто утверждает, что толковать пророчества с помощью Силы более эффективно? Вот Кими пришел к тому же выводу, что и он сам, только без всяких видений и последующих падений в обморок, лихорадки, слабости и прочих прелестей отлива.

– Мудро. Мне впору снять и отдать тебе Перстень Советника, Ким.

– И на кой он мне? Разве что руку погреть. – Он знал о том, что кольцо излучает тепло. – Так тогда два надо, а то – идешь зимой по городу: на одной руке рукавица, а на другой нет… засмеют. Был бы жив Мастер Фаэль, заказали бы мы у него медальонов и браслетов, обвешались, как барышня на балу, и ходили б почти голышом – нас-то браслеты грели бы!

Кими посерьезнел, задумался на несколько минут, а затем добавил:

– Да-а-а… Славный был Мастер… И умер-то таким молодым. Ему всего пятьдесят было; и по нашим меркам еще не старик, а уж для Одаренного так вообще – младенец!

– Ну что поделаешь, бывает так: отлив Силы, не выдержало сердце… – вздохнул Ото.

– Да какой отлив! Я понимаю, если б какой-то мальчишка из Академии, что еще не научился контролю, или кто-то из этих боевых Мастеров – все у них не как у людей. А то – Мастер Ювелир! Как мог он – и умереть от отлива Силы?

Советник Эниль пожал плечами:

– Все мы, Одаренные, рано или поздно умрем от этого. И я умру от отлива, когда тело перестанет сопротивляться.

Кими раздраженно отмахнулся: мол, «не то ты говоришь»:

– Не верю я в это! И жена его куда делась? Мальчонка у него еще был – верткий такой, все в мастерской прятался… Помнишь?

Ото Эниль удивлялся, с чего это Кими вспомнил события десятилетней давности.

– Кими! Ты ищешь загадки там, где их нет! Советник Ках, лучший из Целителей, лично подтвердил, что Аса Фаэль умер от отлива. А его жена заявила, и это я слышал собственными этими ушами, что не желает иметь дела ни с Советом, ни с кем-либо из Одаренных и покидает Город Огней. Она уехала и увезла мальчика: кажется, куда-то на восток.

Иной раз супруги Одаренных, гибнущих от отлива, так поступали, злясь на Дар, на Силу, на Город Огней… Ото не видел ничего странного в этих событиях. Конечно, он был хорошим другом Фаэлю и его жене Лисиль, и мальчика их он любил, и ему было неприятно, когда она уехала, не пожелав даже поговорить и не дав попрощаться с сыном друга. Будто он, Ото, был виноват в смерти ее мужа. Он надеялся, что они не бедствовали все эти годы. А может быть, в мальчике тоже откроется Дар, и он снова увидит его…

Размышления Эниля прервал настойчивый стук в дверь. Кими, кряхтя и ворча, поднялся на ноги и пошел открывать. Ото только повернул голову в сторону входа, хотя уже чувствовал себя достаточно бодрым, чтобы встать.

В вошедшем невысоком человеке с целеустремленным цепким взглядом, одетым в синюю с золотым форму младшего служащего при Совете Семи, Эниль узнал молодого Одаренного Китоса. Если в качестве посыльного используют Мастера Силы, то дело серьезно. Что-то случилось?

Служащий поклонился и протянул ему свиток, скрепленный печатью Верховного. Ото заволновался: неурочный час для Совета, созванного Верховным. Что-то случилось. Что-то важное… Только что?

Он со вздохом вскрыл печать и прочел: «Властью, которой вы – Семеро – наделили меня, я, Верховный, хранитель Мудрости Города Семи Огней, представитель пламени Дара и потоков Силы, опора Тарии, повелеваю явиться на Совет Семи для решения дела государственной важности. Прошу вас, достойнейшие из достойных, отложить на время свои дела, сколь бы важными ни были они, и, вняв моему призыву, собраться вместе незамедлительно».

От стиля письма, обычного при созыве Малого Совета самим Верховным, тем не менее веяло тревогой. Он, Мастер Толкователь, не мог не почувствовать какую-то угрозу в этом письме… Нет, не для него лично. Что-то происходило, будто река времени заворачивалась в тугой водоворот, затягивая и Город Огней, и Тарию, и весь мир куда-то в бездну.

– Прибуду незамедлительно, да горит пламя Верховного! – тихо произнес Ото стандартный ответ.

Мальчик Китос снова кивнул и вышел.

Верховный созывает Совет. Скорее всего, в Аре что-то пошло не так. Эниль слышал, что тарийские силы движутся слишком медленно, а Хокой-То, напротив, бодро преодолевает последние мили, отделяющие его от тарийской границы. Он уже захватил столицу Доржены, сметя не только защитников, но и присланные им на помощь еще ранее тарийские части.

Неужели дело дошло до того, чтобы ставить на голосование направление туда Золотого Корпуса?

Кими тоже выглядел встревоженным; слишком много лет он провел рядом с Энилем, чтобы не понимать, что происходит. Старый слуга, не спрашивая, полез в специальное отделение шкафа, доставая одежды Советника Малого Совета. Он молча облек Ото в синюю мантию с вышитыми по подолу и вдоль манжет золотыми символами: волнистые линии – потоки Силы, вздымающиеся язычки – пламя Дара. Он стянул мантию на талии широким золотым поясом и застегнул пряжку. Эта пряжка тоже работы Мастера Фаэля. Изготовленная из золота и обильно инкрустированная драгоценными камнями, подобранными по цветам, она была выполнена в форме разворачивающегося свитка – символа Мастера Толкователя. Когда в Городе появился Одаренный Ювелир, которые были редки почти так же, как Мастера Огней, Советы, сначала Малый, а потом и Большой, просто завалили его заказами, которые тот, как служитель Тарии, должен был выполнять бесплатно в порядке значимости.

Сначала Фаэль сделал перстни для Советников из Семи. Древние радужные камни, обязательный атрибут члена Малого Совета, который тот не снимает почти никогда, обрели новую оправу, и каждый, кто надел на палец новый перстень взамен старого, сразу почувствовал разницу, и не только в том, что оправа Мастера Фаэля излучала тепло; его изделия усиливали яркость Дара. Это, несомненно, полезное свойство подвигло Советников снова обратиться к Ювелиру Силы. Ему были заказаны пряжки на пояса с символами Пути Дара каждого из Семи. Позже он создал еще множество подобных пряжек, для которых пока не нашлось хозяина, как бы на будущее, когда Мастер в Совете с одним направлением Пути сменится другим.

Страницы: «« 345678910 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

«– Ее родителям, наверное, горные демоны разум помутили, если они решили назвать свое отродье Ланьэр...
«Печка „Жигулей“ воодушевленно жарила струями горячего воздуха. И упрямо отказывалась выключаться. П...
«– Суженый, ряженый, приди ко мне наряженный… Суженый, ряженый, приди ко мне наряженный…...
«Люди с детства в той или иной степени любят зиму. Конечно, когда наступают холода и начинает дуть п...
«В иных обстоятельствах Варя, и сама не обделенная жильем, все равно, наверное, позавидовала бы квар...
«Когда Варя вышла из кабинета участкового на свежий воздух, лицо ее горело. Печальные снежинки не сп...