Легенда о свободе. Крылья Виор Анна
На следующий день после праздника в честь освобождения рабов к’Хаиль Фенэ вместе с потоками хмельного истощилась и решимость многих идти в Тарию. Из почти сотни освобожденных лишь сорок последовали за бывшей хозяйкой в неизвестность. Остальные испугались надвигающейся войны или надеялись выкупить когда-нибудь из рабства своих родственников, вернувшись обратно.
Большинство тех, кто был сейчас здесь, служили Фенэ всю свою жизнь, и освобождение мало поменяло их отношение к ней. Они так же кланялись Фенэ, называли ее к’Хаиль и ставили ее шатер, так же готовили для нее еду и ухаживали за ней. «Они, наверное, никогда и не были рабами, – думал Вирд, – ведь служить госпоже – их свободный выбор». Были здесь и те, кто искал лучшей жизни, кто хоть раз задумывался о том, что можно сделать со своей свободой.
Конечно, здесь был и Ого. Сама Фенэ подарила ему оружие – настоящий кутийский меч из коллекции трофеев ее отца, которые, как ни странно, благородная захватила с собой в путешествие. Ого принял его с трепетом, и хотя не умел им пользоваться, носил так гордо, будто сам добыл оружие в бою.
Из вольнонаемных почти все имели семьи и имущество в Аре, поэтому они вернулись вместе с Кох-То. Караван Фенэ лишился проводников, охранников и погонщиков. Через врата прошли лишь несколько наемников, которых ничего в Аре не держало, в том числе и черный утарийский лучник – его, как наконец узнал Вирд, звали Эй-Га, – и Харт, с опаской посматривающий на Вирда с того памятного учебного боя. Главарь их – одноглазый, ушел вместе с остальными.
От Гани Наэля Вирд узнал, что условием пропуска госпожи Фенэ со стороны Начальника стражей границы Мастера Седдика было освобождение ее рабов, но и она поставила условия – не меньше дюжины охранников из числа стражей границы, чтобы провести их до Города Семи Огней. Мастер Седдик дал пятнадцать человек, хотя и утверждал, что Тария – это не Дикие земли, где можно опасаться нападения, а по широкому Южному тракту, который ведет отсюда к самой столице, можно ходить в одиночку пятилетнему ребенку, и с ним ничего не случится.
Сразу за водопадом Дев начинался Тарийский лес, что раскинулся по обеим берегам Тасии-Тар и тянулся на восток, север и запад на многие-многие мили. Деревья здесь были такими древними и такими огромными, что Вирд поневоле взирал на этот лес с каким-то благоговейным трепетом.
Несмотря на слова Начальника стражей границы, всем арайцам было намного спокойнее с пятнадцатью стражами среди них, особенно в этом лесу. За проведенную ими на Южном тракте неделю Вирд узнал имена их всех.
Один из стражей – Дилос – и сидел сейчас у костра на посту. Вирд встал и, понимая, что вряд ли уже сможет уснуть, подошел к нему. Тот кивнул, приглашая его присесть, и предложил выпить согретого в котелке чаю. Ночи в Тарии не были холодными, как на перевале, но и с жаркими душными ночами Ары им не сравниться. Приятная прохлада, свежесть, аромат леса наполняют все вокруг. Под ногами стелется густая ярко-зеленая трава, на которую Вирд и присел, глядя в огонь. В такую ночь приятно посидеть у костра и выпить чаю.
Постовой обрадовался неожиданной компании и заговорил:
– Ты Одаренный?
Вирд пожал плечами. Гани Наэль рассказал ему об Одаренных, о Мастерах Силы, о том, как они используют свой Дар, но Музыкант был знаком со всем этим лишь поверхностно, как сам признался; он мог мало что объяснить Вирду. Хотя до разговора с Мастером Наэлем Вирд вообще ничего не знал о том, что происходит с ним. Для него слова Гани – настоящее открытие.
– Я слышал, ты Мастер Оружия?
Вирд вспомнил бой с Хартом, как пел меч в его руках, прося крови… человеческой крови, как умолял Вирда дать ему возможность вонзиться в плоть, – и содрогнулся. Его едва не вывернуло, кровь снится ему в последнее время слишком часто… Он не желает о ней думать. И он боится брать меч в руки – боится, что в следующий раз поддастся желанию клинка и убьет. Наэль говорил, что, скорее всего, у него боевой Дар, а это значит, что иметь дело с оружием ему все же придется. Но может, когда-нибудь кто-то научит его, как заставить меч замолчать?
Вирд ответил не сразу:
– Я очень мало об этом знаю… Я ведь из Ары…
– А! Я понимаю… – протянул стаж. – Просто Харт такого понарассказывал… Хотелось бы мне взглянуть на тебя в деле. Я ведь никогда не видел, как обращается с оружием Мастер Силы.
– Гани Наэль рассказывал мне, что Мастер Силы – это тот, кто десять лет учился контролировать свой Дар.
Дилос усмехнулся себе в усы:
– А мне говорили, что Одаренному сделать свое дело при помощи Силы – что нос почесать: ни о чем думать не нужно, все как бы само собой. Я ведь не думаю, когда чешу нос, каким образом моя рука согнется и как мой палец разглядит нужное место, не имея глаз.
Вирду забавным показалось такое сравнение, и он улыбнулся. Может, это и правда так?
– Что будешь делать, когда придешь в Город Огней? Там есть… – Страж не договорил – что-то привлекло его внимание, и он поднялся, схватившись за рукоять меча. Вирд тоже заметил движение в темных кустах со стороны леса.
Страж, не опуская головы, наклонился, дотронувшись до плеча спящего рядом товарища – Баса, тот сразу же открыл глаза, и едва взглянув на Дилоса, молча встал, тоже держась за оружие. Они оба, обмениваясь знаками, стали тихо продвигаться к источнику шума. Дилос медленно вынул меч из ножен, то же сделал и Бас.
И вдруг Бас заорал во все горло, подняв весь лагерь:
– Нападение! Нападение! Подъем!
Вскочили на ноги и похватали оружие все охраняющие остатки каравана пятнадцать стражей границы и четверо наемников из Ары.
Вирд увидел, как откуда-то из лесной тьмы в свете костра один за другим стали появляться крупные фигуры с оружием наготове.
В Дилоса, что стоял неподалеку от Вирда с мечом наголо, полетело, свистя в воздухе, копье. Воина отбросило назад ударом, и он, согнувшись пополам, выронив меч и схватившись обеими руками за древко, торчащее из живота, медленно повалился на бок. Под павшим стражем растекалась лужа крови, густой и черной в свете костра. Кровь медленно стекала прямо к ногам Вирда, двигалась, словно живое существо. Его затрясло от отвращения и ужаса – таких же, какие он испытывал в своем сне.
Он хотел отстраниться он наползающей кровавой лужи, убежать прочь, в лес… в горы… в Ару… куда угодно… но ноги не слушались его. Вокруг зазвенели мечи. Нападавших, одетых в легкие стальные кирасы, вооруженных изогнутыми клинками, которыми они владели как опытные воины, было очень много, они вдвое, а то и больше превосходили числом защитников каравана, которых сейчас оттесняли в сторону тракта.
Бой кипел справа и слева от Вирда. Впереди Бас скрестил оружие с высоким бритоголовым мужчиной. Вирд хорошо видел перекошенное от ярости лицо врага. Бас был далеко не новобранцем, и такая схватка явно происходила для него не впервой, но тот, с кем он сражался и от кого грудью закрывал безоружного Вирда, дрался как бывалый головорез, ловко уклоняясь от ударов и нанося свои с такой силой, что каждый раз, принимая их на свой клинок, Бас кряхтел от натуги – он проигрывал.
Взгляд Вирда упал на выпавший из руки мертвого Дилоса меч. Чтобы взять его, нужно было ступить прямо в лужу растекающейся крови. Вирд попытался пересилить отвращение, и волна паники поднялась в нем, он задышал часто, как будто быстро бежал, сердце, казалось, подпрыгивало до самого горла и падало в низ живота. Бас отступал.
– Беги, парень! – вымученно крикнул он Вирду.
И в это мгновение кривой меч бритоголового с мерзким чавкающим звуком вонзился в открывшийся бок стража, тот застонал и свалился, а поразивший его повернулся к Вирду с ухмылкой на лице. Он не спешил, зная, что безоружный молодой парень, застывший столбом над мертвым постовым, – не воин, что прирезать его – это дело одного взмаха меча. Он не стал двигаться быстрее и тогда, когда Вирд метнулся за мечом Дилоса, наконец-то осознав, что от этого зависит его жизнь, и не обращая внимания на погрузившиеся в густую кровь стопы своих ног. Бритоголовый усмехался.
Едва рука Вирда коснулась эфеса, Сила алыми струями огненного света потекла по его крови, через руку она струилась дальше – в меч, и затем возвращалась к сердцу. Тут же Вирд услышал вопль меча, его безумную песню – он требовал, он умолял, он жаждал… «Кровь! Смерть! Месть!» – кричал меч. «Пить! Пить! Пить!» – пульсировало в жилах и клинка и Вирда, в единых для них обоих жилах. Вирд не стал сдерживать меч на этот раз, он позволил ему насытиться.
Пять ударов сердца с момента, как рука Вирда сжала рукоять, – и бритоголовый уже не улыбался, его расширившиеся от удивления глаза начали стекленеть, а Вирд уже вытаскивал поющий от наслаждения, весь алый от крови клинок из груди врага и искал глазами нового – их было достаточно, и это приводило в восторг.
Вирд молча накинулся на бьющегося рядом вражеского воина, тот вдвоем с еще одним нападающим уже одолевали Харта. Чтобы отклонить атакующий меч, вывернуться в позицию для нападения и перерезать горло, потребовалось несколько мгновений. Еще несколько мгновений, чтобы подсечь второго, отрубить ему руку с оружием и всадить острие между глаз.
Вирд мимоходом заметил кривую улыбку на лице Харта, то ли благодарную, то ли удивленную, то ли испуганную. Но он не останавливался, он слушал ритм боя, песню разгоряченного меча, пульс крови и Силы – музыку битвы. Он находил противников одного за другим, и его Дар показывал каждое слабое место врага. Вирд видел комбинацию движений и ударов, которые позволят ему убить как можно быстрее; еще до того, как скрещивались мечи, он знал, как повернется враг, как будет отбивать его атаку, какие ошибки допустит и как воспользоваться ими. Он не тратил время на предупреждение, на контакт глазами, на слова – ни для врагов, ни для своих. Он просто дал свободу мечу. Он не был человеком с оружием, он сам был оружием: его глаза, уши, руки, ноги, все тело – были предназначены для того, чтобы нести смерть. Найти. Атаковать. Убить. Найти. Атаковать. Убить. И так до тех пор, пока не останется ни одного живого врага.
На то, чтобы отыскивать новых противников, уже не нужно было тратить время. Нападавшие, заметив убивающего одного за другим их соратников Мастера Меча, поспешили обезвредить его. Они сгрудились вокруг Вирда, и тот чуть не взвыл от радости предстоящей битвы. Его меч упивался кровью и победой, окружавшие Вирда лица в мгновение ока превращались в смертельную окровавленную маску. Они словно стали в очередь за смертью и подходили только для того, чтобы получить клинок в свою плоть. Вот этот открылся сбоку: укол по косой – и острие клинка касается самого сердца, горячего и живого, разрывает его, останавливает… Другой хочет сбить Вирда подсекающим ударом по ногам, у него не защищена шея – Вирд режет горло противнику, и тот захлебывается кровью, а рука вместо того, чтобы направить меч, отпускает рукоять и тянется в беспомощном жесте к артерии, пытаясь остановить хлещущую кровь. Третий концентрируется, чтобы отбить атаку Вирда, но это ложный выпад – было ошибкой сосредоточиваться на этом, настоящий удар режет ему сухожилия на ногах, а следующий добивает, входя в живот, словно в масло…
Вирд видел одновременно все ошибки врагов и все возможности для своего клинка, и он ни одной не упустил…
Атака на ночной лагерь захлебнулась. Нападавшие показали спины, и тем, кого не утихомирили посланные вдогонку стрелы утарийца, удалось скрыться в темном ночном лесу.
Врагов больше не было, и Вирд стоял посреди мертвых тел с обнаженным мечом, весь, с головы до ног, покрытый кровью. Он слышал, что меч продолжает петь, побуждая его догнать и уничтожить всех, кто выжил.
«Достаточно», – приказал Вирд мечу, и тот умолк, но Вирд продолжал слышать, как пульсирует Сила-кровь в их общих жилах, он знал, что меч готов в любое мгновение продолжить танец. Сила продолжала растекаться и циркулировать по телу Вирда огненными струями, а он застыл, словно вложенный во взведенный арбалет болт, готовый сорваться для смертельного выстрела в любой момент.
Защитники лагеря засуетились, оглядывая место схватки, подсчитывая свои потери. Один из стражей границы – невысокий, но крепко сбитый, Клай, проходя мимо Вирда, осветил его факелом, на который сменил вложенный в ножны меч, и присвистнул, оглядывая его с головы до ног. Он подошел к телу Дилоса, нагнулся, щупая пульс.
– Помер, – вздохнул Клай, закрывая мертвому глаза. – Эх, Дилос! Какую заваруху пропустил!
Страж пробрался между трупами нападавших к Басу, также проверил его и крикнул остальным:
– А этот дышит! Только рана больно паршивая!
Вокруг Баса собрались несколько стражей, пытаясь ему помочь.
– Да никакой лекарь бы за него не взялся! – услышал Вирд голос Кадена.
– А может, этот… Одаренный? – это говорил Гилд, молодой воин, отслуживший на границе лишь пару лет. – Я слышал, они могут… исцелять.
– Да, – откликнулся Каден, – нашего Мастера Седдика однажды исцелил Одаренный, у начальника рана на животе огроменная была…
– Гилд! – крикнул внезапно появившийся здесь Гани Наэль. Голос его звучал тревожно и раздраженно. – Ты же вырос в Городе Огней! А знаешь об Одаренных как будто только из бабушкиных сказок. Ты что, не заметил, что парень – Мастер Оружия? Куда ты смотрел, когда он резал этих налетчиков, как баранов на бойне? Слышал про исцеление? Да? А про то, чтобы боевой Мастер кого-нибудь когда-нибудь исцелил, хотя бы себя, ты слышал?
– Нет… – Гилд пристыженно опустил голову.
Мастер Наэль подошел ближе к Вирду и продолжил уже тише и спокойнее:
– Тем более что у него сейчас отлив начнется. Хоть бы сам выжил… – Последние слова он прошептал, и их слышали только Вирд и стоящий тут же командир отряда стражей Алот.
Вирд посмотрел в сторону лежащего на земле, хорошо освещенного принесенными факелами Баса. Этот человек удерживал врага, он спасал Вирду, чужому для него парню, жизнь. Если бы не этот воин, то неизвестно, успел бы он хоть что-нибудь сделать…
Юноша шагнул к раненому, но Гани Наэль тревожно посмотрел на него и положил руку ему на плечо, в его глазах Вирд прочел опасение, что он сейчас вонзит меч в умирающего. Вирд удивился. Хотел ли этого меч? Он позволил оружию ответить. Действительно… хотел…
В прошлый раз, когда Вирд отпустил меч, ему показалось, что у него оторвали руку, Сила ушла, а на смену ей телом завладели лихорадка и слабость. Сейчас все было по-другому, Вирд спокойно, без сожаления, вложил свой окровавленный клинок в руки Мастера Наэля и решительно направился к Басу. Пока он шел, потоки Силы внутри него – красные огненные нити – замерцали, меняя цвет и природу. Это уже не был жидкий огонь, наполняющий его плоть, – это была теплая живительная прозрачная вода, оттенки красного сменились лазурью, его тело и душа не пылали в алчущем смерти врага и разрушения пламени, а были наполнены созидающим светом.
Когда Вирд опустился перед Басом на колени, то был уже другим человеком. Он видел, как голубые нити тянутся от его пальцев и ладоней к ране, он непостижимым образом знал, что повреждено, где оружие пробило кожу, какие сосуды разорвало, какие органы задело. Вирд почувствовал боль Баса, как собственную, он едва сдержался, чтобы не закричать, а вместо этого с тихим стоном направил теплые потоки к поврежденному месту. Голубоватый свет сшивал, возрождал, создавал то, что было утрачено, он творил основу, чтобы удержать гаснущий огонь этого человека. Вирд был лишь проводником, уже не смерти, а жизни. Рана затягивалась. Стоявшие вокруг воины и сбежавшиеся обитатели лагеря затихли, не веря собственным глазам. Когда кожа на боку Баса под пальцами Вирда стала совершенно гладкой и чистой и раненый, глубоко вдохнув несколько раз, открыл глаза – пришел наконец отлив. Струи Силы свернулись в узел, и Вирд бессильно упал на землю.
– Ни искры, ни пламени! Да чтоб тебя смарг скрутил!.. – услышал он странное тарийское ругательство Гани Наэля.
Каждая мышца в теле ныла, как после тяжелой работы на поле у Оргона.
Он не ощущал ни тошноты, ни лихорадки, как в прошлые разы, только слабость… Он даже не потерял сознание, но приоткрыть глаза или пошевелить губами казалось сейчас непосильным трудом, невыполнимой задачей.
Он слышал голоса людей вокруг: удивление Баса, которому объяснили, что случилось, восторженные выкрики Кадена и Гилда, нарастающее перешептывание в толпе бывших рабов, ворчание Гани, громкая ругань Клая.
Вирд чувствовал, как его оттягивают куда-то в глубь лагеря, как заботливо укладывают на что-то мягкое у костра, как подмащивают под голову подушки.
– Оботри кровь! – отдавал распоряжения кому-то Наэль. – Одежду эту выброси. Укрой его как следует.
– Надолго он отрубился? – Голос командира Алота.
– Ты у меня спрашиваешь, Алот? – раздраженно бросил Наэль. – Не знаю! В прошлый раз он без сознания был часа полтора, так это после учебного боя, в котором он только поцарапал Харта. – А что бывает после того, как перережешь толпу бандитов и исцелишь смертельно раненного – про это спроси у какого-нибудь Мастера Силы. Хоть бы выжил… – прошептал он под конец.
Чьи-то мягкие руки, скорее всего женские, аккуратно разрезали мокрую от крови одежду и заботливо стали оттирать лицо и тело тряпкой, смоченной теплой водой. Сладковатый навязчивый запах крови стал ощущаться не так остро.
– Но ты говорил, что боевой Мастер не может исцелять, – не унимался Алот, – да и я такое слышал не раз.
– Я что, похож на Советника из Семи? – фыркнул Гани Наэль. – Или я уже смахиваю на Верховного? Не знаю я! Все, что я раньше знал об Одаренных, сегодня как ножом отрезало. Либо мои закадычные друзья из Академии Силы за кружкой пива на самом деле не откровенничали со мной, а издевались и потешались над лишенным Дара дураком, когда рассказывали о себе, либо сами ничего тогда не знали – студенты ведь не Мастера… Либо, – голос Наэля сник и стал звучать озадаченно и напряженно, – либо он не совсем тот, кого мы называем Одаренным… Он кто-то другой…
Наэль и Алот замолчали на какое-то время.
Те же заботливые руки укрывали обнаженного и беспомощного Вирда теплым одеялом.
– Сколько их было? – Вновь твердый голос Алота.
– Много, командир: с полсотни – точно, – ответил ему кто-то из стражников, чьего голоса Вирд не узнал, – двадцать девять мертвых, один только парень не меньше дюжины положил. Многие сбежали.
Вирд застонал бы, если бы мог: он лишил сегодня жизни не меньше двенадцати человек… и спас… одного.
– Кто они такие? – Женский голос – госпожа Фенэ. – Арайцы или тарийцы?
– Все смуглые, – отвечал все тот же солдат; кажется, это Галда, Вирд вспомнил его – худой и жилистый пожилой страж, бывалый разведчик, – не похожи на тарийцев. Я бы сказал, что это разбойники из Диких земель, да только откуда им здесь взяться, когда перевалы закрыты, и еще… разбойники так не дерутся – это очень хорошие бойцы. Если бы не этот парень… Одаренный, мы все бы тут валялись сейчас, раздери меня Древний… Простите, госпожа Фенэ…
– Я знала! – К’Хаиль была раздосадована. – Знала, что будет нападение! Я едва не осталась без охраны.
Вирд наконец смог приоткрыть глаза. Вокруг уже занимался рассвет. Из-под опущенных век он разглядел шатер госпожи Фенэ, возле которого его и положили; фигуры Гани Наэля, Алота, Фенэ и Галды, стоящих неподалеку.
Некоторые стражи границы деловито обыскивали мертвецов в той части лагеря, где происходило основное сражение, но обыскивали вовсе не для добычи. Они сносили найденные у нападающих вещи и складывали в кучу у ног Алота, здесь же рядом выросла и груда оружия. К’Хаиль подошла к ней, и, пнув что-то ногой, сказала:
– У них кривые годжийские сабли. Это наемники императора! Им нужна я!
– Госпожа разбирается в оружии? – с сомнением спросил командир Алот.
– Разбирается!.. – зашипела Фенэ. – Я дочь Предводителя войск Южной провинции. У моего отца была самая большая в Аре коллекция оружия.
– Император нанимает годжийцев? – вновь засомневался Алот.
– Нет! – Фенэ выглядела взбешенной. – Годжийцы делают оружие для него! Такие сабли носят специальные элитные отряды. Император послал один из них за мной!
Алот лишь пожал плечами, а Мастер Наэль подошел к госпоже Фенэ и успокаивающе взял ее за руку.
– Мы потеряли лишь одного Дилоса, – продолжил свой доклад Галда, – есть пять раненных, но не тяжело, нападавшие вовремя отвлеклись на парня. На меня наседало в тот момент сразу трое, и я уже думал, что все – отжил свое на свете. Баса… я и не знаю к кому причислять: к раненым, не раненым… или ожившим мертвецам…
– Оттяните мертвых к лесу, похороните Дилоса и готовьтесь отправляться, – приказал Алот, и Галда, отсалютовав, отправился выполнять свои обязанности.
Силы потихоньку начали возвращаться к Вирду: он, тяжело дыша, смог повернуть голову и увидел, что рядом с ним на корточках сидит Ого, с тревогой наблюдая за всем происходящим. Друг заметил движение Вирда:
– Очнулся? Держись, брат! Пить хочешь?
Губы Вирда едва зашевелились, а Ого уже достал флягу и попытался напоить его. Только когда вода коснулась его губ, юноша понял, как сильно жаждет. Он опустошил флягу, и с каждым глотком воды силы возвращались к нему. При последнем глотке он уже самостоятельно удерживал сосуд, из которого пил.
Вместе со способностью двигаться к Вирду вернулись ужас, тревога и отвращение к крови… Но уже не к той, что приснилась ему, а к той, что пролил он. Он чувствовал ее у себя на руках, ощущал ее вкус у себя во рту. Он сел на земле и уставился перед собой, наблюдая, как под лучами восходящего солнца стражи оттаскивают трупы нападавших к лесу. Вирд задрожал:
– Я… убил… всех этих людей… – произнес он срывающимся голосом.
Командир Алот, который подошел к Вирду, когда заметил, что тот встает, присел и заглянул ему в глаза. Большие мозолистые руки воина легли парню на плечи, он развернул того в сторону дороги так, чтобы Вирд увидел суетящихся людей, бывших рабов, которые складывали свои вещи, готовили еду, тревожно озирались на стражей, переговаривались. Алот сказал тихо, но уверенно, тоном, не допускающим сомнений:
– Ты спас всех ЭТИХ людей!
Глава 14
Мыс Северный
Алсая Ихани
Алсая вернулась в свою комнату, взобравшись по ступеням на самый верх башни Та-Мали. Она с раздражением захлопнула дверь и упала в обитое бархатом кресло. В комнате царил полумрак, тяжелые занавески на широком окне плотно задвинуты – она не хотела видеть то, что было за окном. Ее раздражало здесь все: и уродливые строения, в которых жили эти люди, и грязные разбитые дороги, и постоянный снег и холод, и сами обитатели небольшого поселения на Северном мысе – в основном охотники за пушниной и их семьи: грубые, грязные, бесполезные люди, чуждые всему прекрасному и изысканному.
Комендант башни – неодаренный Мастер Мечник Даржи Марто, и его гарнизон тоже не отличаются галантностью. Экономка Марто, худая и бледная, с постоянно немытыми волосами и запавшими глазами, готова была общаться с Алсаей день и ночь, но сама Алсая избегала ее скучного общества. С каждым проведенным здесь днем ее терпение истончалось все больше и больше.
Почему именно она должна быть здесь? Терпеть всю эту вонь, грязь, грубость? Пока все остальные, кому это нужно, наслаждаются прекрасными видами Города Семи Огней и всеми его удобствами… И все это даже не ради какой-то великой цели. Просто Карей попросил ее. Конечно… великая цель была: служба Тарии, сопричастность тайне, участие в том, чего еще никто и никогда не делал, вместе с величайшими людьми этой эпохи. Но она приняла это лишь как дополнение. Может, она еще недостаточно долго живет? Ей ведь всего тридцать восемь… Она только десять лет как оставила стены Академии Силы. Для Одаренной – Алсая Ихани еще очень юна и неопытна. Ее не привлекает так то великое, о чем говорит Карей, как привлекает он сам. Увидеть удовлетворение и одобрение в его глазах – вот настоящая награда для нее.
Алсая вздохнула: она – Мастер Перемещений, чувствовала себя словно запертая в клетке птица. Как ей хотелось, и как это было просто – перенестись сейчас в Город Огней, припасть к губам Карея, обнять его, поговорить… Они бы гуляли вдоль набережной Тасии-Тар, смотрели на воду с Кружевного моста, а может, отправились бы встречать рассвет на склонах Фа-Нолл… Перед двумя Мастерами Перемещений весь мир – как на ладони.
Но Абвэн попросил, чтобы она не появлялась в Городе Огней и не оставляла своего поста здесь. «Пожалуйста, Алсая! Ты должна понимать, как много зависит от тебя! Я сам был бы здесь, если бы мог. Ты – это я. Ты можешь сделать то, на что меня не хватит», – говорил Карей тогда, год назад, оставляя ее здесь.
Она должна была следить за тем, не происходит ли чего необычного по ту сторону Северного залива. Время от времени Алсая посещала немногочисленные селения рыбаков, охотников и торговцев на всем тарийском побережье Северного залива, иногда она даже перемещалась на ту сторону, узнавая, что происходит в стойбищах дикарей, когда те приходили обменивать рыбу, жир и шкуры на ткани, хлеб, оружие, огнива и украшения.
Алсая испытывала отвращение: эти люди жили так, как она еще год назад и представить не могла, особенно северные племена. Как можно всю жизнь бродить по этой снежной пустыне, словно не люди, а стадо животных, не имея нормального дома, не согреваясь и не наедаясь никогда до конца? Как можно было растить детей в таких условиях? Иногда она подолгу с состраданием смотрела на их ребятишек, перепачканных, играющих на жутком морозе среди жалких временных лачуг… Тарийские охотники на побережье жили ненамного лучше, но все же… Тария велика, очень велика, здесь можно увидеть все что угодно, и место находится всему: и бедности и роскоши, и мудрости и непроходимой глупости, и величественной архитектуре и разрухе… Но все же прекрасного и великого в Тарии больше, а по ту сторону Северного залива – уже не Тария.
Комната Алсаи обставлена в стиле Города Огней, и если не открывать занавесок на окне, то можно представить, что ты никуда и не уезжала: резной письменный стол из дерева Сот, стул, обитый дорогой тканью и украшенный той же резьбой, высокая кровать, большое зеркало с прозрачными узорами, выполненными Мастерами Художниками, выпускниками Пятилистника, шкаф с лакированными панелями, где изображены на фоне горных склонов деревья Мицами в цвету, произрастающие только в горах Фа-Нолл да на аллеях Города, выращенные там Садовниками Силы. Гобелен на стене, а на нем – Тасия-Тар и Кружевной мост…
Алсая вздохнула. Все равно, ей себя не обмануть, воздух здесь другой, совсем другой, и этот холод… Слуга уже растопил камин в ее комнате, но ледяные стены башни мгновенно поглощали жар огня, как Северные племена – проданный им тарийский хлеб, и тепло от потрескивающих дров чувствовалось только, если подсесть к самому огню.
Если бы Карей не навещал ее иногда, она бы не выдержала и сбежала. Если бы не он просил ее остаться здесь, то никакой долг не удержал бы ее.
Карей Абвэн. Это имя – словно сладкий мед на устах. Алсая помнила, как мечтала о нем еще в юности. Она впервые увидела его, когда он с другими Советниками посещал Академию Силы. Высокий, темноволосый, со смеющимися темно-голубыми глазами. Тогда она видела его лишь мельком, но запомнила навсегда. Она гордилась, что в Совете Семи есть такой же, как она, Мастер Перемещений.
Несколько лет спустя Советник Карей Абвэн лично повязывал ей д’каж на церемонии посвящения во Дворце Огней. Он выглядел тогда торжественным и серьезным, но его глаза смеялись, как обычно. У нее подкосились ноги от счастья, а Карей поддержал ее и не дал упасть…
Когда началась ее взрослая жизнь Мастера Силы, Алсая не была счастлива. У нее были только долг и одиночество, сама же она – со своими чувствами, надеждами и мечтами, будто бы растворилась в Даре, в необходимости отдавать его для служения Тарии.
Она искала в каждом встретившемся ей мужчине синие смеющиеся глаза, темные в крупных волнах волосы… И только несколько лет назад наконец нашла… Вернее, это сам Карей нашел ее.
Она выполняла поручения Совета, обеспечивая связь между послами в Аре и Советом Семи, когда Мастер Абвэн пришел к ней. Однажды он просто появился посреди ее комнаты, улыбнулся ей так, будто они были знакомы много лет.
– Мастер Ихани, – сказал он, – я здесь, чтобы выразить вам почтение Совета; ваша служба способствует рассвету Тарии.
Его смеющиеся глаза… Как сладко тогда ей было смотреть в них…
Он передавал ей поручения Семи и Верховного, и ее служение наполнилось новым смыслом, оно уже не было пустым постылым долгом, но тем, за что дарили улыбку возлюбленного.
Карей всегда хвалил ее за выполненную работу, всегда замечал, как хорошо справляется она, не оставлял без внимания те трудности, что ей приходилось преодолевать. Он давал ей советы, в которых она нуждалась. Он рассказывал ей секреты, как лучше слышать свой Дар. Он брал ее в путешествие в края столь дальние, что даже их карт не существовало. Алсая вместе с ним видела горы, моря и реки, леса и пустыни, чужие удивительные города, в которых жили черные как уголь люди, побережья океанов с волнами выше дома, поля, полностью покрытые цветами, водопады, которые шумели так, что впору было оглохнуть.
Карей был нежен и осторожен с ней, будто с сокровищем. Он смотрел на нее, как на королеву. Он знал, что нравится ей, что восхищает ее, а что ей неприятно; о чем она мечтает и чего боится. Он утешал ее в печали, и самую большую радость она испытывала только рядом с ним. Он приносил ей экзотические цветы, каких не росло ни в Тарии, ни в окрестных странах. Он впервые поцеловал ее посреди цветущего сада Мицами. Золотые лепестки осыпали их головы, и она растворилась в его смеющихся глазах…
Это были самые счастливые дни в ее жизни, и Алсая верила, что они вернутся. Вернутся, как только дело будет закончено. Она стала не просто возлюбленной Карея, она стала его частью, его помощницей. У них общая тайна. Всего, конечно, она не знает, Абвэн говорит, что быть посвященным в подробности этого дела – нелегкая ноша, которая пока не для ее хрупких плеч. Он целовал ее, умоляя хранить тайну и позволить ему самому нести этот груз. И она позволила; она все бы позволила за то лишь, чтобы видеть смеющиеся глаза…
В дверь комнаты постучали, и Алсая очнулась от мечтаний.
– Войдите, – нехотя ответила она: никого видеть не хотелось, кроме Карея, конечно.
На пороге появилась невысокая, плотно сбитая фигура Даджи Марто: светлые волосы и брови, чуть крючковатый нос, настороженные холодные глаза – и никаких манер: ни приветствия, ни поклона… будто и не в Пятилистнике его обучали. Теплые воспоминания о Карее сразу же смыла волна раздражения.
– Ихани, – мрачно сказал Марто, – не стал бы тебя ни за что беспокоить, но ты сама просила меня сообщить, если я отправлюсь на встречу с охотниками Северных племен.
– Я просила сообщить, – прошипела Алсая, – когда охотники появятся на побережье.
– Если я отправляюсь на встречу с ними – значит, они появились на побережье. – Тон Марто подчеркнуто холоден. Он считает себя хозяином этой башни, а может, и всего побережья. Но Алсая здесь не по своей прихоти, у нее документ с печатью Верховного, и этот человек – Даджи Марто – или поймет это и начнет обращаться с нею соответствующим образом, или отправится бродить по заснеженным северным равнинам вместе с этими своими дикарями.
Алсая испепеляюще посмотрела на него, но Марто глаз не отвел. Заглядывать ему в глаза – то же, что бросать камни в покрытое толстым слоем льда озеро – никаких колебаний, никаких эмоций. Глаза у Марто голубые, чуть светлее, чем у Карея, но разница – как между льдом и чистым летним небом. Алсая почувствовала острый приступ тоски по Городу Огней, по лету и по Карею, конечно. Она с трудом совладала с собой, чтобы не показать слез этому холодному человеку.
К сожалению, Марто был ей нужен. Он хорошо знал здешние порядки, а, самое главное, его хорошо знали вожди Северных племен и те охотники, что приходили на побережье из самых отдаленных земель. Женщины, дети и старики из кочующих племен с дальнего севера никогда не появлялись здесь, их мужчины на санях, загруженных шкурами, приезжали торговать с тарийцами и другими Северными племенами, жившими ближе к заливу.
С середины осени и почти до самого лета Северный залив сковывал толстый слой льда, и по нему можно было передвигаться так же безопасно, как по твердой земле. В эти месяцы процветала торговля, и некоторые из племен располагали свои сооруженные из шкур жилища прямо на льду.
Алсаи необходимо было узнать новости из уст охотников. Она не могла самостоятельно переместиться в места, которых никогда не видела, поэтому земли далеко на севере у Ледяных Морей, у северной части Океана Ветров были так же недоступны для Мастера Перемещений, как и для любого неодаренного.
– Я подожду, пока ты оденешься, у Северных ворот. Сани уже готовы. Поторопись. – Марто вышел и закрыл за собой дверь, совершенно не обращая внимания на то, что Алсая вскипает от его тона.
Она накинула меховой плащ, плотно завязывая ремешки, надвигая капюшон и пряча руки в рукавицы. Сапоги с толстой подошвой, из оленьей шкуры мехом наверх, она еще не успела снять с прошлого своего выхода на улицу. Покидать помещение не хотелось, ехать по льду залива, который, несмотря ни на что, не казался ей таким уж надежным, в санях, запряженных парой северных лохматых лошадок, разглядывать товары северных охотников и даже покупать, чтобы не оскорбить их… И все для того, чтобы узнать… Но что узнать?
«Что-нибудь необычное, о чем говорят на самом краю земли. Что-то, что занимает их мысли» – так говорил Карей, когда объяснял Алсае, что требуется от нее. Но мысли этих охотников занимали шкуры, которые можно продать, и оружие, которое можно купить. Что в этом необычного?
Алсая повесила на плечо холщовую сумку с побрякушками из стекляшек: они пользовались популярностью среди охотников, и те с удовольствием обменивали на них меха.
Марто стоял у Северных ворот, отдавая распоряжения солдатам своего гарнизона. Он одет в меховую куртку, меховую шапку со свисающим набок лисьим хвостом, на поясе висит тарийский меч, которым, как надеялась Алсая, Марто умел пользоваться. Сопровождающие их двое солдат выглядели безоружными, но Алсая знала, что у них под куртками длинные кинжалы, без которых они никуда не выходят. В санях лежат товары для обмена, укрытые шкурами, поверх этих шкур должны были расположиться она и Марто… слишком близко друг к другу.
Алсая направилась прямо к саням и сразу же заняла свое место, еще больше укутавшись в плащ и прикрыв ноги специально предназначенной для этого оленьей шкурой. Марто легко запрыгнул в упряжку, сел рядом, так близко, что она почувствовала его тепло. Алсая вновь подумала о Карее и о том, сколько бы она дала за то, чтобы ехать сейчас вот так, рядом, не с Марто, а с ним. Ее бросило в жар.
Дыхание превращалось в пар, а щеки щипал мороз, не самый сильный для этих мест, но чувствительный для женщины, выросшей в значительно более теплом климате. Алсая нырнула носом в меховой воротник, превратившись в нахохлившуюся большую птицу, сидящую на ветке. Сани тронулись, и лошади, понукаемые возницей, резво побежали по утоптанному снегу на север.
– Мало охотников в этот раз. Совсем мало, – мрачно процедил Марто, когда они приблизились к небольшому лагерю, раскинувшемуся на снежной равнине.
Конусообразные жилища, которых Алсая насчитала всего двенадцать, выделялись темными пятнами на светлом фоне. В прошлом сезоне, когда приходили охотники с дальнего севера, все поле было занято их хижинами, санями, оленями, товарами и снующими туда-сюда людьми. Действительно мало.
Когда сани приблизились к лагерю, охотники засуетились, они спешно выносили свои товары, раскладывая их прямо на снегу. Затем сгрудились у хижин и призывно замахали руками, одетыми в толстые рукавицы.
– Меха! Волк! Белый волк! – кричит кто-то.
– Хочешь лисицу? У меня есть любой товар, – выводит другой с тягучим акцентом.
– Подходи, тариец! Для твоей жены есть меха!
Алсая вспыхнула, когда ее назвали женой Марто. Хорошо, что он этого не заметил. Когда сани остановились, она поняла, что с трудом может разогнуться и встать. Замерзшие и затекшие конечности не хотели двигаться на таком морозе. А Марто так же легко, как и запрыгивал в сани, выскочил наружу. Хвост белой лисицы на его шапке всколыхнулся от этого движения, как живой.
– Хорошая шапка! – похвалил один из охотников. – Но у меня есть лучше!
– Я посмотрю, – мягко ответил Марто – с этими дикарями он более приветлив, чем с ней, а Алсае даже руку не подал, чтобы помочь встать.
Она наконец заставила свое тело покинуть сани. Как же хочется тепла! Унылая однообразная местность вокруг. Белый снег, темные хижины, неопрятные люди, шкуры мертвых животных на земле. Да, некоторые меха очень красивы, но лучше бы ей не видеть их и не носить, а жить подальше отсюда, на юге, где меха ни к чему.
Но холод все же заставлял Алсаю невольно приглядываться к белым мягким шкуркам на снегу и размышлять, какой можно пошить из них плащ.
Охотники обращали больше внимания на Марто, чем на нее, они по-деловому обсуждали с ним качество и цены, Алсаю же упорно принимали за его жену. Их бесконечное нахваливание своего товара и преуменьшение ценности того, что предлагал им в обмен Марто, она пропускала мимо ушей, но когда комендант спросил о том, почему их так мало в этом году, подошла поближе и прислушалась.
– Все, кто хотел, пришли, – уклончиво ответил высокий седой охотник, одетый в серые меха из волка, он сам чем-то напоминает волка: выступающие скулы, черные внимательные глаза, мягкие движения (тяжелая грубая одежда и висящий на поясе боевой топор нисколько их не стесняют).
– А почему же другие не захотели? – не отставал Марто; он говорит как бы мимоходом, разглядывая шитые из оленьей кожи сапоги. – Или только у вас охота была удачной этим летом?
Охотники отчего-то рассмеялись. И, как ни странно, слова Марто подтолкнули их на некоторую откровенность:
– Неудачный год для торговли. Мы тоже будем здесь недолго. Духи велят вернуться к скалам Рих до дня зимнего солнцестояния.
Марто пожал плечами, словно ему все равно; скорее всего, ему действительно было все равно, перед ним ведь не стояла задача узнать, что занимает мысли этих дикарей.
– Там ваш дом? – Алсая решила сама задать несколько вопросов.
– Твоя жена разве Ташани, что говорит с охотниками без стеснения? – спросил тот же седой старик-волк. Алсая закусила губы от досады. Кто такая эта Ташани, и почему это ей можно говорить с охотниками, а Одаренной – Мастеру Перемещений – нельзя?
– Она не моя жена, – сухо ответил Марто. Он не потрудился объяснить, кто такая Алсая и почему она имеет здесь право задавать вопросы. Неужели ей самой придется сделать это?
Она уже было открыла рот, подавляя в себе злость и негодование, как услышала новый вопрос Марто – нужный вопрос:
– Давно уже скалы Рих не слышали ваших барабанов, и имена духов не призывались там уже много лет. Что же взволновало так Детей Снегов?
Алсая напряглась, ожидая ответа.
– Ты мудрый и смелый охотник, хозяин башни, – вымолвил после некоторого молчания человек с худощавым лицом и впавшими глазами, его борода, заплетенная в косички, покрылась изморозью от дыхания. – Сколько ты хочешь за твой длинный нож? – указывает он рукой на меч Марто.
– Каждый год ты, Бай-Ни, предлагаешь мне продать мой меч. – Алсая впервые видела улыбку на лице Марто, настоящую улыбку – для дикаря… – И каждый год я говорю тебе, что не продам его. Как видишь, ничего не меняется в этом мире.
– Ташани-без-племени говорит, что меняется… – ответил Бай-Ни, дергая себя за бороду.
Старик-«волк» сердито зыркнул на Бай-Ни, а тот лишь махнул рукой и сказал:
– Им тоже нужно собрать племена и вопрошать своих духов, если правда то, что она говорит.
Остальные охотники в разговоре не участвовали: похоже, эти двое – старик-«волк» и Бай-Ни – были старшими среди них.
– Это дело Детей Снегов, – зашипел старик, – духи и так разгневаны…
– Восставшие никого не пощадят, Хлай! – ответил Бай-Ни. – Ташани-без-племени сказала, что все должны узнать, что они пробудились!
– Ташани эта… могла и… из ума выжить. Пусть вожди скажут! Дождись совета у Рих!
Спор разгорелся между двумя старшими охотниками, остальные потихоньку отходили от них, стараясь делать вид, что не слышат их слов.
Лицо Марто как всегда непроницаемо, а Алсая ничегошеньки не понимает. Ташани-без-племени? Восставшие? Совет у Рих? Ей оставалось лишь запоминать незнакомые слова. Может, комендант ей объяснит их значение? Хотя меньше всего хочется обращаться к нему за помощью.
Бай-Ни и Хлай – так звали старика-«волка», постояли некоторое время молча и глядя друг другу в глаза, потом разом отвернулись и как ни в чем не бывало принялись предлагать Марто шкуры горной кошки и куницы.
Комендант тоже вел себя так, будто ничего и не происходило. Он покупал то, что было ему нужно, солдаты деловито подтягивали приобретения к саням, предварительно выгрузив привезенное для обмена добро.
Алсаю никто и не замечал. Она была для этих дикарей уже даже не женой «хозяина башни», в ней волнами поднимались возмущение, обида, желание высказать все, но она понимала, что это бесполезно. Вряд ли эти охотники, помешанные на своих обычаях, станут отвечать на ее вопросы.
Алсая надеялась, что это не последний визит к охотникам, и если она подготовится как следует, то сможет в следующий раз узнать больше. А может, придут другие охотники, более разговорчивые. В конце концов, она не дознаватель…
По дороге обратно Марто молчал, а Алсая боролась сама с собой. То она хотела засыпать его вопросами, то молчанием желала выразить свое холодное презрение. Коменданту было все равно. Алсая тоже делала вид, что ей все равно.
Белая равнина, скрип снега под санями и копытами лошадей, редкие выкрики возницы, дыхание Марто… слишком близко – все это почему-то не давало ей сосредоточиться. Она повторяла про себя, чтобы не забыть странные названия и имена, и пыталась решить, достаточно ли важны эти новости, чтобы у нее был повод срочно найти Карея.
Мороз пробрал до костей, он все-таки проник сквозь слои меха и ткани, в которые была укутана Алсая, пальцы заледенели и на руках и на ногах, и она ни о чем так сейчас не мечтала, как о теплом камине и чашке горячего чая или подогретого вина.
Едва сани миновали Северные ворота и возница натянул поводья с громким: «Пр-р-р!», как Алсая вылезла, не раньше Марто, конечно, и поспешила в башню. Марто проводил ее взглядом, таким же холодным, как и все здесь…
Башня, после мороза на улице, показалась жаркой, серые стены без всяких украшений сейчас радовали глаз Алсаи больше, чем сверкающий снег, опостылевший ей своим белым однообразием. Добраться до комнаты – и сесть у камина. Там она сможет спокойно поразмышлять, она запишет то, что услышала, а потом решит, как передать весточку Карею.
Алсая открыла дверь своей комнаты, шагнула через порог и тут же застыла, не веря своим глазам. В кресле у камина, наклонившись к огню, сидел он. Его темно-каштановые волнистые длинные волосы рассыпались по плечам, и ей не нужно видеть ни лица, ни глаз, чтобы узнать Карея – ее Карея.
Алсая плотно прикрыла дверь и бросилась к нему на подгибающихся ногах. Она упала на колени перед креслом и спрятала лицо в его ладонях.
– Алсая! – шепчет он.
Как долго! Как долго они не виделись! Алсая подняла лицо, заглядывая в смеющиеся глаза. Весь ее мир был в них.
– Карей! Ты пришел!
Он обнял и поцеловал ее:
– Конечно… Я скучал по тебе.
Алсая прижалась к его груди, вдыхая его аромат. От него пахнет осенней листвой, которая сейчас опадает с деревьев там, в Городе Огней, пахнет травами, в которых он моет свои волосы…
Ее руки жадно обнимают его, ей кажется, что стоит разомкнуть объятия – и видение исчезнет. Как долго…
То время, пока они просто, без слов, наслаждались присутствием друг друга, тянулось, как густой мед, и одновременно летело, как выпущенная из лука стрела. Сколько мгновений, или минут, или часов Алсая гладила его волосы и смотрела в глаза, а он нежно водил пальцами по ее щеке, улыбаясь и любуясь ею? Может быть, время остановилось? Сейчас для нее ничего более важного, чем радость его присутствия. Но у нее есть задание, она должна рассказать ему.
– Я кое-что узнала, – произнесла Алсая, сидя у него на коленях и перебирая длинные красивые пальцы на его руке, – не знаю, правда, насколько важно это.
– Расскажи. – Он повернул ее лицо к себе и смотрел, поглаживая ее щеку.
Алсая наклонила голову и прикрыла глаза, отвечая на прикосновение.
– Я только что с залива. Охотники с дальнего севера пришли торговать.
– Ты говорила с ними? – Он заинтересовался.
– Я немного узнала и еще меньше поняла. Они говорили о каком-то совете у скалы Рих.
Глаза Карея стали серьезными, огонек веселья похолодел и спрятался, отчего Алсае стало немного не по себе. Она вопросительно смотрела на него, и Карей счел необходимым пояснить:
– Там проходят самые важные советы северного народа. Они собирают вместе все племена и вопрошают своих духов. Охотники не сказали, по какому поводу совет?
– Они не очень хотели говорить. – Алсае было жаль, что она так мало узнала, ей все-таки нужно было наступить на свою гордость и расспросить Марто, он-то понял больше… – Один из них проговорился о какой-то Ташани… да, Ташани-без-племени. Кто такая Ташани?
– Это их мудрая женщина, знахарка, предсказательница; та, кто говорит с духами.
– Она Одаренная?
Карей пожал плечами:
– Кто знает…
Читать бесплатно другие книги:
