Спасатель. Вечная война Гвор Михаил

Пролог

«Окно» открывается в паре километров от опушки. Окно и есть. Даже рама в наличии. Металлическая, прямоугольная. Размеры впечатляют! С такими параметрами окошко на ворота тянет. Тем более нижняя перекладина в землю утоплена. Видимо, чтобы десантничкам перешагивать не приходилось. А то ребята хилые, ногу поднять не могут. Да и навешено на них…

Много навешено! Начиная с бронежилетиков класса «полный скафандр» и кончая здоровенной дурой типа «плазменное ружье». Пара десятков выскакивают на эту сторону и рассыпаются, делая вид, что контролируют местность. Замерли в полуприсяде и водят пушками. Они думают, им это поможет?

Следом за ними движется «легкая» бронетехника. Ни хрена себе легкая! На танки, правда, не похоже совершенно. Разве что пушка вперед торчит. И то не пушка, а какая-то труба непонятного назначения. Тоже плазменная, небось. А сами железяки – прямо галоши с башнями! Галоши настоящие, красивые, блестящие… Вот только есть у меня подозрение, что эти образцы инопланетной обуви могут наших «семьдесят вторых» на завтрак кушать!

Танчики выезжают, строятся в шеренгу и замирают. А из ворот опять лезет пехота. До фига их, между прочим! Наконец, вся процессия начинает двигаться в направлении гномьего хирда, стоящего на опушке. Гномы смотрятся. Маленькие широкоплечие мужики. Без бород, зато в доспехах. В отличие от орочьих шедевров прочности латы подгорного народа сверкают, как вспышка ядерного взрыва. Насчет плазмы не знаю, а лазерный луч запросто отзеркалят обратно к пускавшему. По бокам хирда – орочья конница. А больше с места дислокации противника ничего не разглядеть! И не надо! Вам и это показали исключительно для задания вектора перемещения. Чтобы знали, в каком направлении ноги переставлять!

Напоследок из ворот вылетают три флаера, и «окошко» схлопывается. Авиацию агрессор, наверное, на «ВАЗе» заказывал! Уж больно дизайн похож. Один в один «Калина». Только без колес и размером раз в несколько больше. И трубы торчат. А нехило, однако, мужики на дикарей экипировались!

Выскочив на оперативный простор, летуны расходятся. Один прет к гномам, двое закладывают виражи вправо и влево. Линию леса проверять будут. Охотнички!

Навстречу центральному флаеру с пронзительным воем устремляется дубина класса «земля – воздух», пущенная в полет мощной рукой. Представляю, как сейчас пилоты веселятся! Летишь на технике тридцать лохматого столетия, а тебя пытаются сбить небрежно очищенным от сучьев стволом пальмотополя! Разнести его в клочья, что ли? Или просто не обращать внимания? А почему не пальнуть? Пусть аборигены впечатлятся… Оп-па, а пушка-то стрелять отказывается! Еще одна попытка! И еще! А вспомогательные? А главный калибр? А… И тут дубина долетает до цели… А это и не пальмотополь вовсе, а «Пальмотополь-М». Разница в одной-единственной букве, а «ПереКалины» больше нет. Только обломки вниз сыпятся…

Прямо как в кино про Великую Отечественную. Немецкая танковая атака при поддержке пехоты. Красиво идут, сволочи! Метров через триста стрелять начнут. Как раз будет дистанция прицельного выстрела. А через двести – зона досягаемости фей. Тоже прицельной. Двести ведь меньше, чем триста! Чтобы не гадать, сработает – не сработает. Вдруг у них эта сраная защита стоит!

Что, ребята, неожиданно? Были в степи, стали в лесу. Зажаты мгновенно выросшими деревьями? Ну что пыжитесь-то, что пыжитесь? Кленокедр так просто не сковырнешь! Зажигательными!!! Ух, как полыхнуло знатно! Потому кленокедры и растили: корни мощные, стволы в три обхвата и горят как порох! Внутри сейчас та еще сауна!

Началось…

Глава 1

Зима – спокойное время. Массовый наплыв клиентов – с мая по сентябрь, когда в горы рвутся все, кому не лень. Туристы от восторженных девочек-экскурсантов до суровых мужиков с рюкзаками, превосходящими весом и размерами все мыслимые пределы. Альпинисты, значки[1] и разрядники, доказывающие миру, а главное себе, собственную крутость и значимость. Как правило, в ущерб безопасности. Охотники, наивно полагающие, что не все зверье в обозримом пространстве разбежалось от шума, производимого туристами и альпинистами. Вереницы восходителей, сутками штурмующие Гору. Спортивные группы, бегающие по вершинам. Учебные отделения, ленивыми гусеницами ползущие на единички[2]. Участники открытых чемпионатов Мухоздравской и Удрюпинской областей, оккупировавшие перевалы. И все это в количествах, не доступных воображению постороннего человека. И неминуемо – срывы, падения, потеря ориентировки, сил и желания куда-нибудь идти и что-нибудь делать. И всеобъемлющая надежда на спасателей при получении малейшей царапины или просто плохом настроении.

Летом в отряде страда. На рации сидит Акулина Петровна, шеф-повар лагерной столовой, на время приготовления обеда сменяемая Наденькой из медпункта или, при наличии очередного смертельно раненного в мизинец, Андреем Семеновичем, престарелым завскладом. Основной состав малыми группами носится по вверенной территории, безуспешно стараясь оказаться в нужное время в нужном месте. Получается подобное крайне редко, но сильных опозданий чаще всего удается избежать.

Зимой все иначе. Акулина Петровна и Андрей Семенович в радиорубке не появляются. Наденька, наоборот, проводит здесь намного больше времени, чем летом. В основном во время дежурства Гелы, Витьки или Егора Сергеевича. Впрочем, и в остальное время может заскочить, ибо рубка по совместительству работает клубом, и все свободное время основная масса народа торчит именно там.

Сегодня дежурил Анзор. Включив приемник на громкую связь, кабардинец откинулся на спинку кресла и отсутствующим взором наблюдал за Колей, Серегой и Витькой, с энтузиазмом швыряющих дротики в половинку мишени для дартса. Вторая половинка в незапамятные времена куда-то сгинула и за ненадобностью так и не была найдена. В дальнем углу помещения Гела Гвишиани, уютно устроившись на диванчике, нежно придерживал Лизоньку за талию и шептал ей на ухо не то скабрезные анекдоты, не то комплименты, за которые девушка обязана была наградить охальника либо пощечиной, либо поцелуем с дальнейшим перемещением к нему в домик. Ни того, ни другого свану добиться не удавалось. Лизонька только краснела, похихикивала и крепче прижималась к ухажеру.

– А где Егор Сергеевич? – с порога вопросила Наденька, обводя собравшихся профессиональным взглядом практикующего врача-садиста.

– Нет его, – меланхолично сообщил Витька, подбрасывая на ладони дротик. – И до завтра не будет. – Стрелка с глухим стуком воткнулась в центр полумишени. – Может, я на что сгожусь?

– Может, и сгодишься, – кивнула девушка. – И все-таки?

– На Чайкэ[3] он, да! – сообщил Анзор. – В отпускэ.

Избавиться от легкого акцента кабардинцу никак не удавалось.

– Нет, ну объясните мне, пожалуйста. – Серега с досадой глянул на результат своего броска. Дротик сиротливо угнездился в самом углу цели. – Почему любая девушка начинает с вопроса, где Горо? А мы, значит, ни на что не годны?

– Годны, годны… – засмеялась Наденька. – Но Егор Сергеевич… – Девушка попыталась подобрать сравнение, не сумела и закончила: – это Егор Сергеевич!

– Брось, Серый, против Горо мы не котируемся. – Витька подбросил на ладони дротик. – Самая бурная ночь, проведенная с любым из нас, не доставит истинной женщине такого наслаждения, как невинное чаепитие с главным спасательским гуру! – Он выполнил бросок и улыбнулся. – Партия! Правильно я говорю, девушки?

– Смотришь в самую суть проблемы, – подтвердила Наденька. Лизонька, на секунду оторвавшись от Гелы, согласно пискнула с дивана.

– Но поскольку у Горо свидание со стеной Чайки, – продолжил мысль Витька, – вам, мадемуазель, придется выбрать на сегодняшний вечер другого кавалера. Весь ассортимент в наличии. – Он обвел рукой присутствующих.

– Уговорили, – рассмеялась Наденька. – Играйте новую партию. А я подумаю, наградить победителя или утешить побежденного…

Внезапно рация, до этого радующая слух ровным скрипом помех, глухо закашляла, немного потрещала и прохрипела сиплым знакомым голосом:

– База, ответь Егору. Прием.

Анзор, мгновенно сбросив апатию, щелкнул тумблером.

– Егор, здэс база. Прием.

– Нашел живого. Сейчас на выходе из ущелья. Нужна помощь. Прием.

– Жди!

Благодушно-игривое настроение компании как рукой сняло. Еще не прозвучало последнее слово, а девушки уже мчались к медпункту, парни натягивали поверх штормовок обвязки, а Анзор по внутренней связи нагружал Акулину Петровну приготовлением главного спасательского деликатеса – кипятка в неимоверных количествах.

Через десять минут четверо бежали по тропе навстречу видневшейся вдалеке точке.

– Принимайте, – прохрипел крепкий невысокий мужчина, передавая Витьку тягу самодельной волокуши[4].

– Горо, сам как? Откуда тащишь?

– Со стены[5], – выдохнул Егор. – Нормально все. Тащите, я потихоньку пойду. Подустал маленько…

Никто из спасателей не оставил бы человека одного в горах. Но за Гуру все были спокойны. Самый опытный, самый сильный, самый… Да и не один он, все в пределах прямой видимости. Сильно не отстанет. А чем быстрее пострадавший окажется в медпункте, тем лучше. И четверка рванула вперед, быстро увеличивая разрыв между собой и Егором.

Уже втаскивая волокушу в ворота базы, парни обернулись на шум и успели увидеть, как сорвавшаяся с неопасного бокового склона лавина, грубо нарушая законы физики, мгновенно набрала скорость, резко изменила направление движения и захлестнула устало бредущую одинокую фигурку.

– Егор!!! – заорал Витька, отстегивая тягу и бросаясь назад.

Увы… Поиски ничего не дали. Ни сразу, ни в течение следующей недели, ни позже. Через месяц начальник официально прекратил спасработы, однако парни рыли снег до самого лета. В любую свободную минуту. Весной лавинный конус растаял. Но тело так и не нашли…

Смерть Егора заслонила ряд загадочных исчезновений, произошедших в тот же день. И если на пропажу вещей погибшего еще обратили внимание, а сенбернара Шарика, прибившегося к базе прошедшим летом, даже попытались искать, то недостача на складах некоторого количества разнообразных продуктов не всплыла и при очередной ревизии. Списалась на естественную усушку-утруску.

И только одно событие не прошло мимо всеобщего внимания. Десятилетняя Лена, дочь Акулины Петровны, страдающая детским церебральным параличом, в одночасье выздоровела. Девочке еще предстоял долгий путь к нормальной жизни, но теперь это зависело только от нее. С Егором чудесное исцеление никто, конечно же, не увязал…

Нет, вообще-то я в курсах, что в горах можно найти все, что угодно…

Как-то в Местийской хижине обнаружились залежи презервативов. С одной стороны, где им еще быть, как не в добротном доме, стоящем на скальном островке посреди ледника. Придут люди, отогреются, разнежатся, мысли разные в голову полезут… Глядишь, приспособы и пригодятся… Хотя вряд ли. Советское «изделие № 2» – вовсе не нежные буржуйские штучки со смазкой и всякими хитростями за-ради повышения чувствительности. Его по прямому назначению применять могут только люди с железным характером. И не только характером. Особенно если «изделия» надуты на манер воздушных шариков и развешаны по всей хижине. Хозяева были ребята простые и жизнерадостные. Отметили Первое мая с истинно пролетарским размахом.

Предметы женского туалета – тоже не дефицит. Лежат себе чуть в стороне от тропы обрывки женских чулок, ветерком трепыхаются. Вот только не надо себе представлять, как несчастная девушка, задыхаясь и натужно хрипя, в панике бежит от диких горцев (волков, йети, инопланетян – нужное подчеркнуть), а преследователи ее догоняют, хватают, валят на землю и зубами рвут на части и в клочья! В смысле, нежное девичье тело на части, а чулки – в клочья.

Не так все было. Проще и банальней! Девушки, например, могло и не быть совсем. Волки, сиречь туристы, были битые, дело знали туго, а потому сухари и прочие продукты упаковывали в капроновые женские чулки для пущей сохранности. А спички, кстати, – в те самые презервативы. В связи с этим ребятки собрали поношенные предметы туалета со всех дам, до которых сумели дотянуться: знакомых, малознакомых и совсем незнакомых. И что бы незнакомые ни думали, какие фантазии знакомые ни рисовали в своих симпатичных, но зацикленных головках, а чулочки были тщательно постираны и превращены в гирлянды сухарных упаковок. И делалось это не здесь, где валяются клочки разодранного капрона, а совсем даже дома. Здесь эти сухари ели.

Можно и поинтересней одежонку найти. Новехонькую. В заводской упаковке. И опять же никто никого не грабил и не насиловал. Как говорят в Мухоздравске: «Сама дала!» То бишь, выбросила.

Собиралась девушка на курорт, а попала девушка… Одним словом, попала! Хотела цивилизованно отдохнуть у моря, но путевочку искала подешевле. Вот ей в профкоме и подсунули турбазу вместо дома отдыха. Море-то здесь есть. Но за перевалом. Хочешь искупаться – вперед: две недели пешего передвижения, и ты у цели. Нет, есть умельцы, за пару дней добегают. Но они же не на шпильках бегут! И не в платье! И тренированные… А тут… Уже на второй час пути нежное создание, нагруженное по самые некуда «крайне необходимыми» в горах личными вещами, начинает потихоньку от них избавляться. Двадцать четвертые колготки почти первыми выбрасываются. Сразу после кружевного лифчика с косточками, упирающимися в ребра.

И если кто думает, что такое бывало только в советские времена, а нынешнее поколение не обманет ни один профком, то этот человек не прав категорически! То есть профком не обманет. Он и ту бедолагу не обманывал. Все ей честно рассказали. Но, во-первых, распространявший путевки сам толком не знал, что впаривает. А во-вторых, она же и не слушала!

Профком не обманет. Зато энтузиасток, готовых за любимым, то есть богатым, хоть на край света, в процессе перестройки и последующих событий прибавилось неимоверно. А уж в горы! Мало ли какие причуды у человека! Зато у него такие глаза!.. И такой счет в банке!.. Что, правда, пешком? Ножками? С рюкзаком?! Тяжело это с непривычки. Каждый грамм давит полноценным кирпичом…

И летят в камни модельные босоножки за триста зеленых пара со сломанными каблуками. И запасная пара, еще новенькая. И французские трусики «неделька» производства Урюпинской швейной фабрики (ну хоть бы подумала, дура, какие могут быть французы в Урюпинске? Ах, по лицензии? Ну-ну… Ладно, все одно выбрасывать). А за ними эксклюзивный жакет «от Кардена», легкие платьица «от Версачи» и (о, горе!) все двадцать четыре пары колготок разных стран и народов. Если прогуляться по омытой девичьими слезами тропе, можно такого насобирать!

Один раз диктофон нашли. Или как эта фигня зовется, что разговоры записывает? Сотовый телефон? Не, сотовые тоже бывают. Но это другое, профессиональное. Мир, он ведь не без дураков. И работники «желтой прессы» в погоне за сенсацией готовы на этот самый край и даже дальше. Вот такой товарищ и вознамерился выяснить, почему горские женщины поголовно одеты от самых крутых модельеров. Только проблема с сенсацией возникла. Ему бы заранее подумать: если девушка может позволить себе настоящие вещи от Кардена, попрется она хрен знает куда за больным на всю голову альпинистом? Да хоть какой у него счет в банке! Бывают, конечно, исключения, но в основном пастухи и охотники собирают продукцию, сделанную на Малых Арнаутских всех городов бывшего Союза. Дети гор неприхотливы, и какая-нибудь Фарида или Джамиля не видит большой разницы между изделиями мсье Пьера и Мойши Розенблюма.

И обломилась журналисту сплошная беда. Что ж это за сенсация от подсобного цеха колхоза «Путь Ленина», преобразованного в производственный кооператив «Проселок Горбачева», а в дальнейшем в общество с ограниченной ответственностью «Тупик Ельцина»? С расстройства несчастный труженик пера и диктофона поперся наверх в надежде разжиться на заповедных тропах чем-нибудь интересным и ценным. Ничего не обнаружил, зато сам с усталости и непривычки повыкидывал все, что смог, включая любимый диктофон.

Впрочем, это мелочи. Вылезаю как-то на вершину Казбека, а там белый рояль стоит, клавишами поблескивает. А под крышкой записка в полиэтиленовом пакете: «На этом самом рояле такого-то числа такого-то года Имярек Батькович сыграл полонез Огинского. Вот здесь, на этом самом месте. Кто может – повторите!» И что делать? Ну, лично мне – ничего. Я на роялях играть не нанимался. Тем более на белых. И вниз его тащить – тоже. Кому надо, пусть и играет, и таскает.

Оружие несложно обнаружить. Можно старинное, времен Шамиля, можно немецкое, презент Великой Отечественной. Лет пять назад одни умники нашли большой склад мин и решили на память что-то выкрутить. Отыскать место происшествия оказалось проще простого, половина Кавказа и грохот слышала, и вспышку видела. А вот собрать остатки органики на склонах огромной морены[6]… От четырех человек набралось на один полиэтиленовый мешок для мусора. В нем и притащили.

Можно и современный ствол отыскать, но к последнему нередко абрек прилагается. Пугаться этих бедолаг не стоит, они сами людей куда больше боятся. Но осторожность следует соблюдать, крестьянин ведь с перепугу и шмальнуть может!

И тела, конечно. На любой вкус. Свежие, старые, замороженные, вытаявшие, упавшие, соскользнувшие… Мертвые. Или живые. Как повезет.

Лучше всего, если попался какой-нибудь гефрайтер из «Эдельвейса». Это семьдесят лет назад он был молодой, горячий, стрелял во все, что шевелится, и орал: «Рус, сдавайся!» За прошедшее время унтер поостыл, растерял подвижность и разучился говорить. Опять же, автоматик его не то проржавел до рассыпания, не то сгинул бесследно в толще Эльбрусских ледников. Гансик тоже, было дело, сгинул, да вот вынесло на поверхность волею Провидения. Ну вынесло, и что? Родственники давно уже не чают увидеть трупик несчастного пращура на фамильном кладбище. Так что можно, по большому счету, и не спускать тело вниз. Уж в выходные дни – точно. Успеем еще прибрать этот мусор.

В выходные я и свой, отечественный, труп спускать не стану. Мертвому, ему без разницы, парой дней раньше его упрут или неделей позже. Так что ежели что – отдохну нормально, а уж потом… Заодно начальник народ подсоберет, комсомольцев-добровольцев подтянет… Глядишь, и обойдутся без старого больного индивидуума…

В общем, найти можно много разного. Полезного и ненужного. Хорошего и плохого. Доброго и не очень.

Но вот с какого, простите, бодуна придумается такое, чтобы человек в свой выходной день, забравшись в такую глушь, где даже рация не берет, посреди скальной стены обнаружил еще живое тело? Ведь специально сюда пошел, осведомлен я об этой аномалии. И что если связь будет, то отдохнуть не дадут, тоже знаю. Из опыта! Обязательно кто-нибудь куда-нибудь залезет, откуда его надо вытаскивать. На хрен мне такое счастье? Так он сюда залез! Нет, богу точно лучше не существовать. Встречу, хоть до смерти, хоть после – морду так начищу, на всю свою бесконечную жизнь запомнит, каково над спасателями издеваться!

Я же на отдыхе! Лезу по стене, никого не трогаю, наслаждаюсь пением птичек. То есть посвистом камней, пролетающих мимо и периодически стучащих по каске. Птичек-то в январе сюда даже колбасой не заманишь, не то что хлебными корками. Крупные булдыганы на этом маршруте не летают, а мелких не жалко. Лезу себе, изредка вниз посматриваю. Первую веревку прошел[7] на ура, минут за десять, не больше. В том же темпе еще пару засандалил. Третья на Райскую Полянку выводит. Полочка ровненькая, идеально горизонтальная и огроменная, от края до стенки метра два будет. Стенка нависает, да так, что вся полка от камнепадов защищена. Хоть днюй, хоть ночуй, хоть девочек-скалолазок сюда води. Других не получится, не залезут. Не на горбу же их переть. Травка зеленеет. Нет, серьезно, летом на этой полке трава растет. И сейчас снегу немного. С края сугроб небольшой надуло, а у стены – так и просто чистенько.

Вот тут мой отдых и кончился, ибо на Райской Полянке я счастье свое и обнаружил. Лежит подарочек на спине, бороду в небо выставил и не шевелится. Если с первого взгляда, не то спит, не то труп. А со второго, так и вовсе непонятно. Вроде как больной признаков недовольства не проявляет. Поскольку, в полном соответствии с канонами, под головой у него лед, а над этим же предметом – снег (то есть камень обледенелый и камень заиндевелый), и он от этих поверхностей ничем не отгорожен, то должен быть труп. Но температура явно выше не только окружающей среды, но даже комнатной. И давление совсем не атмосферное. Пульс, во всяком случае, прощупывается. Пятьдесят ударов в минуту, как у космонавта! И наполнение хорошее. А просыпаться отказывается. Да и какой идиот уляжется спать, не снимая не только обвязки, но даже обуви? Причем на голый камень (это если ледок не считать) рядом с полным рюкзаком барахла. Коврик, спальник, пуховка – все имеется и ничего не используется. Да и проснулся бы, пока я его ворочаю. Между прочим, включение посторонних предметов в кожные покровы тела отсутствует, как и нарушение целостности этих покровов… Короче, валяется посреди стены невредимый внешне мужик без сознания и приходить в себя категорически не желает! И состояние его моими силами не диагностируется.

Диспозиция самое оно! До базы три веревки отвесно вниз и два десятка километров по ущелью. Тоже вниз, но поположе. Снега там по развилку. А от моей подъемной лыжни толку мало… Хорошо хоть, большая часть моих вещей аккуратно сложена в иглу[8] у подножия стены, и по веревкам ее тащить не придется. Мне и тела хватит вместе с его барахлом. Эх, незадача! Ладно, делать нечего.

Потрошу рюкзачок клиента и натягиваю на него пуховку. Потом штаны, хорошо, самосбросы[9] нашлись, свои было бы жалко, а обычные на полутруп хрен натянешь. Остатки барахла упаковываю в один тюк… и понеслась душа в рай. Рюкзак на всю длину веревки выпустить, клиента на спину взвалить, пристегнуть, съехать с ним на полсотни метров, застраховаться, сдернуть веревки, закрепить с новой точки. Хорошо хоть, станции[10] оставлял, себе же на спуск. И сейчас оставляю. За крючьями и закладками придется специально идти. Все вышеописанное повторить три раза. Красиво и неторопливо. Раза в три медленнее, чем лез наверх. Туго спуск идет. И ничего не придумаешь, тело человеческое – вещь тяжелая и в транспортировке неудобная. Все варианты с одновременным навешиванием на себя лишних тяжестей уже проходили. К счастью, еще до того, как я в службу пришел. Тогда и выяснили, что спасатель не может нести больше собственного веса. Даже если съест два мешка брюквы.

Но стенка – это пустяки. По ней хотя бы движешься вертикально вниз, куда оба тела, и мое, и несомое, стремятся согласно закону всемирного тяготения. И задача сводится лишь к тому, чтобы параметры движения не достигли величин, вычисляемых по этому закону. Ускорение свободного падения хоть и константа, но уж больно серьезная. Дай ему волю, нас с приятелем проще будет закрасить, чем отскоблить. Останется меньше, чем от тех любителей военной экзотики времен Второй мировой. Но если аккуратненько, грамотно, с правильными приспособами, то основная задача – груз удержать. Причем не руками, а всем телом, пристегнутым к веревке.

А вот от подножия до моей иглу двести метров всего. Но не вниз, а вбок. И сила земного притяжения здесь помогать отказывается и даже мешать норовит. В полном соответствии с вышеуказанным законом. Конечно, я еще на подъеме пробил в снегу тропу. Да только на асфальтированное шоссе она ни разу не похожа. И на проселок не смахивает. Так, немного лучше цельного снега. Так что эти две сотни метров я страдальца добрый час тащить буду.

А я не буду! Сгружаю находку у стены. В сторонке, конечно, чтобы камнями не побило, но у стены. Сам топаю до иглу за барахлом. Возвращаюсь к бедолаге и, присев на его рюкзак, кручу из лыж волокушу. Жалко, конечно. Лыжам куда лучше у меня на ногах. И мне так больше нравится. Но больше волокушу соорудить не из чего. Так что придется ломиться по снежку пешочком, роя траншею по пояс, да еще переть за собой самодельную акью, груженную самым варварским образом. М-да! Передвижение будет медленным и печальным.

Есть, конечно, и другой вариант. Уложить терпилу в иглу, и пусть спит до подхода десанта. А самому рвануть вниз на лыжах до границы аномалии, а там вызвать ребят и вместе с ними вернуться за телом. Вместе, поскольку связи до самого выхода из ущелья нет. А это, считай, база. Была бы моя находка трупом, так бы и сделал. Но получается, что пока я добегу, пока парни выйдут, пока мы вернемся к стене… В общем, один я быстрее допру. Хоть и тяжелее придется…

Потому сижу, уродую лыжи и размышляю, каким образом мой неожиданно обретенный друг прокрался на стену, не только не потревожив чуткий спасательский сон, но и не оставив за собой никаких следов? С другой стороны траверсировал?[11] Бред! Эту гору траверсом ходить ни малейшего интереса! С той стороны просто все. Какой интерес тупо переставлять ноги наверх и пролететь на спуске мимо всей прелести? Наоборот – то да. Нет, я понимаю, что нормальные люди – единственное, что нельзя найти в горах. Если кто иначе думает и собирается на горцев кивать, пусть зайдет на рынок любого крупного российского города и посмотрит, где предпочитают жить народы гор. В последнее время, правда, лучше заходить в офисы или разглядывать владельцев и пассажиров самых крутых тачек. Но опять же, в крупных городах, высота которых максимально приближена к уровню моря. В самих горах – только ненормальные. Но не до такой же степени. Да и ненормальность наша в другую сторону заточена.

Нет, герой моей сегодняшней эпопеи обязан был идти по тому же пути, что и я. И пробить мне торную дорогу до самой стенки. В крайнем случае сбоку откуда-то его тропа должна подходить. Ан нету. Ни сбоку, ни снизу. Или он вокруг вершины ходит? На высоте трех веревок? Псих, что ли? Ненормальный и сумасшедший – принципиально разные вещи. Может, он летать умеет? Или телепортироваться?

Ладно, каким бы образом сие чудо природы ни добралось до места, выбранного им для впадения в зимнюю спячку, а тащить его придется без всякой экстрасенсорики. Не обучен я таким фокусам. Так что ножками пойдем, благо волокуша готова. Клиента и шмотки уложить, привязать понадежнее, тяги к поясу закрепить и вперед, с песнями. А лучше без песен, чтобы дыхалку не сбивать.

Я говорил, что спасатель не может тащить больше собственного веса? Я соврал. То есть вообще – не может. Но если очень надо… Вот я же тащу! Весело и с песенкой, «елочкой» и «лесенкой». Весело, потому как плакать совершенно бесполезно, да и не люблю, когда слезы на лице замерзают. А за песенку вполне сойдут хрипы, что из легких прут на каждом шагу. С «елочкой» и «лесенкой» проблемы: лыжи-то под грузом пристроены, а второй пары припасти не догадался. Кто же знал, что так обернется? А без лыж ни тебе «елочки», ни «лесенки» полноценной не получится. Да и иду не вверх, а ровно и немного вниз. Так что спуски даже чаще подъемов попадаются. Когда пологие – это хорошо. Волокуша поживее идет. Лишь бы сама не ехала. Как только средство транспортировки начинает проявлять инициативу и самостоятельность, надо их гасить в зародыше. Разнесет мою доморощенную акью на склонах – донизу от находки одни уши доедут. И как тогда объяснять досрочное возвращение с выходных? Так что перехват за задние тяги, и тормозить всеми наличными средствами. А то и организовывать точки страховки[12] и выпускать через спусковуху[13]. Пришлось пару раз. С переворотами не заморачиваюсь, ну прокатится страдалец вниз головой пару минут, от него не убудет. А не фига в летаргию погружаться. Хотя не летаргия у него ни разу. Дыхание присутствует, пульс тоже в наличии. Кожа не бледная, на морде, так и вообще темно-медная. Хотя в горах любой бледнолицый за четверть часа становится краснокожим. Точнее, краснорожим: шкура на лице приобретает благородный медный цвет и виснет лохмотьями. Единственное, что на внешние раздражители тело не реагирует. Но по одному симптому диагноз ставить нельзя, за это Док может и по шапке настучать. Или клизму выписать!

А вот когда подъемы, тут похуже. Даже если они короткие. Упираться приходится, мама не горюй! И то, больной с барахлом и волокушей добрый центнер весит, если не больше. А я – килограммов семьдесят. От силы, семьдесят два. И здоровья у меня не море Лаптевых! А лебедок в нашем деле не предусмотрено. Так что упираюсь ножками и ручками в снег, изображая собачку по имени Белый Клык из одноименного фильма. Песика посерьезней грузили. Правда, и подложка у собаченции была куда симпотнее. Ручками упираюсь в прямом смысле, пока полого – лыжными палками, где покруче – так и без них бывает, особенно если есть, за что ухватиться.

Так и движемся. Страдалец ведет себя прилично: на волокуше лежит ровно, руки-ноги за пределы отведенного пространства высунуть не пытается, хрипеть даже на спусках не начинает. Дышит размеренно, как и положено порядочному «трупу». В общем, золото, а не тело. Был бы покойником, цены б ему не было! Но и так грех жаловаться. Он лежит, я тащу. Упираюсь, корячусь, матерюсь, но медленно и верно приближаюсь к базе со скоростью снежной черепахи. Снежных черепах не бывает? Еще как бывает! А что получится, если фильм про черепашек-ниндзя снимут снежные люди? Оно и получится: Егор Сергеевич зимой на транспортировке!

Одним словом, иду. С глюком разговариваю. С каким глюком? Да самым обыкновенным. Приблудился тут. Лезу на очередной бугор, жилы рву так, что в глазах круги красные плавают, и вижу, параллельно моей траектории по снегу старик шкандыбает. Восточного вида дедок с узенькой седой бороденкой. Вылитый Хоттабыч: в халате, чалме и туфлях с загнутыми носами на босу ногу. Только ковра-самолета не хватает. Впрочем, он и без него в снег не проваливается. Даже не примнет! Хотя не скользит, ножки переставляет, как положено. Но идет по снегу, аки посуху, ни единого следочка. И нет чтобы помочь, в волокушу вторым впрячься, смотрит, паскуда, на мои мучения и ухом не ведет. Хотя в его возрасте… Может, и страдалец таким образом гулял? Как бы и дед не догулялся! Хлопнется сейчас в обморок, и что я буду с двумя телами делать? У меня здоровья не море Лаптевых, говорил уже. Так весь подъем «Хоттабыч» рядышком и проходит. А когда я на пригорок наконец выбираюсь и торможу, чтобы дыхалку восстановить, изрекает:

– Ассалам алейкум, уважаемый!

– Лейкой по салу! – откликаюсь. – Я глюков не заказывал. Чего приперся?

– Молодость нетерпелива, – вздыхает саксаул, – вместо того чтобы спокойно сесть, угостить дорогого гостя чаем, поинтересоваться его жизнью, а уже потом обсудить животрепещущие вопросы, что привели его к величайшему из спасателей…

Во дал дед! Я, между прочим, тут не просто так! Делом занимаюсь. Транспортирую пострадавшего от точки обнаружения до пункта дислокации патрульно-спасательного отряда для экстренной эвакуации в медицинское учреждение, где ему и будет оказана квалифицированная помощь. А если по-русски сказать, тащу тело от стены на базу, чтобы оно могло сдохнуть культурно, в больнице, а не среди камней и льда, как последний бродяга. О чем и сообщаю пригрезившемуся джинну.

– Разве эта суета достойна величайшего из спасателей? – искренне удивляется старец. – Вы, в чьих силах спасать целые миры мановением мизинца, заняты подобной ерундой. Сам Сулейман ибн Дауд, мир с ними обоими, не был более достоин великих дел! Видит Аллах…

– Ты кончай дифирамбы петь. Говори, чего надо, и проваливай. Занят я!

– Почему бы вам, о уважаемый Егор ибн Сергей, не спасти мир, что находится в страшнейшей из бед и вопиет о приходе единственного, кто способен помочь?

– Счас, – отвечаю. – Все брошу и помчусь мир спасать. Мне что, больше делать нечего? Впрочем, если уважаемый домулло вместо разглагольствований выдернет волосок из своей волшебной бороды и перенесет нас со страдальцем прямиком на базу, то обязуюсь организовать чай в столовой минут через пять после телепортации. Восточных сладостей не обещаю, но лаваш и сгущенку гарантирую!

– Разве могу я, ничтожный, вмешиваться в деятельность величайшего из спасателей…

Тоже верно. Подергать себя за бороденку глюк может. А вот насчет мгновенных перемещений у произведения моего воспаленного мозга есть некоторые проблемы.

– Ну раз не можешь, так и не путайся под ногами. Не видишь, «ми кюшаем»! То есть тащим!

С дедом происходят неожиданные метаморфозы. Халат и чалма трансформируются в набедренную повязку, голова взмывает на добрый метр вверх и обрастает длинными курчавыми локонами, гармонично сливающимися с окладистой бородой и пышными усами. К голове прилагается великолепный торс, мускулистые руки… ну и все остальное, положенное атлету. В левой руке появляется что-то, похожее на кусок разлохмаченной пеньковой веревки, только светящейся и вопреки законам физики самостоятельно поддерживающей форму. Бородач хмурит роскошные «брежневские» брови и громовым голосом заявляет:

– Возрадуйся, смертный, боги Олимпа доверяют тебе важное дело! Сам Дий Громовержец снизошел!..

Ох ты! Ну и фантазия у меня!

– Ты Зевс, что ли? – уточняю на всякий случай. – А чего лично? Мог и Гермеса какого послать. Или кто там у тебя на побегушках?

Возле босых ног олимпийца начинают закручиваться снежные бурунчики.

– Не тебе решать за богов, кого и куда посылать!

– Да ладно! Я и сам посылать умею. Ежели ты Зевс, то кончай пургу гнать! Давай, оборачивайся быком!

– Каким быком? – озадаченно переспрашивает бог.

– Да хоть тем самым, в образе которого девок портил. И как они, бедные, такое выдерживали?!

Оказывается, я неплохо помню греческие мифы! А ведь с детского возраста не перечитывал!

– Зачем? – От удивления у олимпийца весь гонор пропал. – Ты вроде не склонен к урании…

– Какой еще урании, урод?! Запрягу тебя в волокушу, мигом страдальца допрем! И можно по чайку со сгущенкой!

Зевс таращит глаза, словно видит небывалого зверя, и удивленно переспрашивает:

– Ты собрался запрячь бога в повозку?

– А что? – Теперь мой черед удивляться. – Один мой предок Ящера в плуг пристроил. Своего бога, между прочим! С чего бы мне чужого не припахать?

– Наглый мальчишка! – Голос глюка набирает силу. – Да как ты смеешь?!

Бурунчики у его ног набирают силу, превращаясь в небольшие смерчи.

– Не холодно без одежки-то? – Будет еще мне привидение хамить! – Превращайся! В бычьей шкуре да под нагрузкой, не замерзнешь…

– И правда холодно, – замечает Громовержец и сдувается.

Уменьшается в росте. Худеет в плечах. Сильно худеет, но фигура женоподобной не становится: плечи узкие, но ни груди, ни бедер. Просто задохлик. Такого не запрячь, сдохнет. Даже если быком обернется. Прическа не меняется, но на худом изможденном лице смотрится совершенно иначе. Жалко смотрится. Тело, ставшее тельцем, прикрыто намотанной простыней, которую я идентифицирую, как хитон, ноги обзаводятся сандалиями на деревянной подошве. За спиной хиляка вырастают два крайне неприятных типа в таких же простынях, с белоснежными крыльями, откровенно бандитскими рожами и тесаками класса «меч огненный» в руках. Здоровые, но ясно сразу: этих работать не заставишь!

– Милосерден будь, о человече, – восклицает задохлик. – И воздастся тебе по делам твоим, когда придешь ты к отцу небесному… Только так можно спастись, ибо грешен ты…

Ну уж фигушки! Таких глюков мне даже в кошмарах не надо. В следующий отпуск – никакой цивилизации. Такой пакости только в Москве мог нахвататься!

– Свали отсюда! – возмущаюсь я. – И Зевса верни! Мы с ним не закончили!

Бандюки с крыльями перехватывают ножики поудобнее. Хиляк продолжает разливаться соловьем. В голосе появляется угроза:

– Те, кто не слышит слово господне…

С трудом вытягиваю волокушу на очередной бугор, выпрямляюсь и гаркаю, что есть силы, обращаясь к бандитам:

– Пошли отсюда, уроды! Не то перья из крыльев повыщипаю и железяки ваши в задницы запихну! И придурка своего к чертям заберите! За отсутствием дерева на камнях распну!

Все, естественно, на русском разговорном. Мат оказывает на глюков благотворное действие. Крылатые братки исчезают, задохлик избавляется от хитона и сандалий, а взамен обзаводится короткой черной шерсткой, небольшими рожками, длинным хвостом и широкими раздвоенными копытами.

– Вызывали, Егор Сергеевич?

– Не-а! – удивляться сил нет.

– Точно?

– Точно! Я сказал – Зевса вернуть! И лучше сразу в образе быка!

Черт чешет пятачок:

– Чего не можем, того не можем. Ладно. – В лапах появляется старинный фолиант и гелевая ручка. – Отмечаем как ложный вызов. Опять наши бюрократы что-то напутали. Вы вообще не по нашему ведомству…

Вместо копыт возникают поношенные штиблеты, шерсть меняется на лапсердак, ермолку и роскошные пейсы. Классический еврей-ростовщик из анекдотов. С богами и их оппонентами, будем надеяться, покончено.

– И скажите мне, пожалуйста, зачем себе так шуметь? – интересуется новая персонализация моих фантазий. – Ну так ми тут немного погорячились и кое-что перепутали. Шо за разница, Егор Сергеевич? Ви же знаете, правильных связей барахлит по определению, а на Чайке ее таки просто нет! Разве это есть таких причин не сделать хороший гешефт? Ви здесь спасаете людей по одной-две штуки, в розницу, так сказать. А там таки можно спасти сразу целый мир. Оптом. И, обращу ваше внимание, с очень даже хорошим гонораром! Объясните старому Амфибрахию, почему нет?

– Оптом и незадаром, это хорошо, конечно. Только сначала надо бедолагу до базы допереть. А это еще километров десять, если не больше.

– Таки ви согласны?

Быстрый какой…

– Перебьешься!

– Азохенвей! Разве можно быть таким непрактичным?! Егор Сергеевич, ви же уже немолодой человек! И, скажу вам по секрету, до вас скоро придет лавина, и даже никого не спрашивая. А тут вам предлагают долгую жизнь и полное омоложение. И совершенно безвозмездно. То есть даром! Только немного помочь одному миру не свести счеты с реальностью. Разве это цена? Мои штиблеты смеются на подобных цен, так, шо теряют подметки. Ви таки видите?

Собеседник показывает носок штиблета. Действительно, каши просит. Удивительно! Дыхание, пока чертей с бандитами гонял, вроде восстановилось, а гость не исчез. Ежели глюки у меня от перенапряга, он просто обязан в воздухе раствориться. Ладно, мое дело маленькое – сани тащить. А если всякие мерещиться страждут, то это их личные половые трудности. Ничего против не имею, под разговор дорога короче покажется. А что собеседники только в моем воспаленном мозгу существуют – вопрос десятый.

Встал, впрягся в волокушу, попер. Глюк рядом идет. Теперь не дед азиатский, не бог и не ростовщик, а представительный товарищ средних лет и европеоидной наружности в черном деловом костюме, при галстуке и лакированных туфлях. Классический чиновник городской администрации.

И все в ту же дуду:

– Понимаете, Егор Сергеевич, там очень нужна ваша помощь.

Хорошо, давай за спасение мира побазарим, пока тебя на какого-нибудь божка недоношенного не заменило. Дорогу в ущелье я в любом бреду не потеряю!

– Уговорил. Рассказывай по порядку. Что такого случилось в мире, что его потребовалось спасать? Только начни с того, кто ты такой. И как тебя кликать?

– Извините, пожалуйста! – засуетился мужик. – Я и забыл представиться от всех переживаний! Зовите меня Амфибрахием Аполлонарьевичем! Я конфигуратор мира Кверт…

Тут он выдает такую зубодробительную последовательность цифр и букв, что она даже из моей шахматистской (в прошлом) памяти улетучивается мгновенно. Да это бы и Каспаров не запомнил, куда уж мне с моим просроченным первым разрядом! А он продолжает:

– В этом мире сложилась…

– Погоди, – перебиваю. – Мне тут длинные слова выговаривать недосуг. Давай, я тебя буду звать Амфи. А ты меня Егором зови, без отчества. И на «ты»!

– Но в вашем мире это считается нарушением этики и вопиюще невежливо!

– В мире – возможно. А в горах нормально. И не перечь мне. А то сяду, отдохну полчасика – вообще исчезнешь! И мир твой. Это что, не наш мир?

– Не ваш, – соглашается Амфи.

М-да, перечитал я фантастики… Необычный глюк. Настойчивый. Хотя предыдущие еще хуже были. Да и откуда мне знать, какие должны быть глюки? Никогда не сталкивался.

– Тогда мир этот тоже надо покороче назвать. Пусть будет Квертом. Без цифр! Так чего в этом Кверте приключилось?

– Да в общем ничего не приключилось, – растерянно пожимает плечами конфигуратор свежевыдуманного мира. – Но я пытался получить долгосрочный прогноз. Во всех ветвях гибель всех разумных рас.

– А что, там много рас?

– Больше семи десятков.

Ничего у меня фантазия?! Семьдесят разных рас!

– И как же они вымирать собираются?

– Не знаю. Вроде живут, как жили, а потом вымирают.

Я приостанавливаюсь на пару секунд. Не столько от удивления, сколько дыхание перевести. Очередной подъемчик прошел. Пологий, а все одно мрачно.

– Слушай, Амфи, а ты кто в этом мире будешь? Конфигуратор – это кто?

– Обязанности конфигуратора – следить, чтобы развитие мира шло штатным порядком. Предотвращать всякие глобальные неурядицы. И… – Он замялся. – Как бы это объяснить попроще?..

– Бог, что ли?

Вот кому я сейчас харю начищу! Хотя бить морду собственному глюку – моветон.

– Егор Сергеевич! Какой бог?! Хотя аборигены иногда считают нас богами. Но вы же материалист! Мы такие же разумные существа, как и вы. Только более развитые…

– А Зевса кто из себя изображал? И этого, с охраной?

– Зевса? Я?.. Ну… Я же не знал, какой образ для вас понятнее…

– Вот начищу тебе морду, сразу узнаешь!

Глюк превращается в Колю Валуева, сурово смотрит мне в глаза тяжелым взглядом мудрого вождя племени из ущелья Неандерталь и возвращается в предыдущую ипостась. Хм… всегда подозревал, что боксеры умнее чиновников.

– Понимаете, мне необходимо, чтобы мир развивался. В идеале, не очень быстро. То есть по Инструкции – чем быстрее, тем лучше. Но это надо из него не вылезать. Меня вполне устроит, чтобы он как-нибудь развивался.

– И зачем это нужно?

Снова пожимает плечами:

– Работа у меня такая…

– Так какого хрена ты ее не делаешь? – Вполне, между прочим, логичный вопрос. Что это за работник такой? На вверенном ему предприятии глобальная катастрофа намечается, а он даже не выяснил, от чего именно! – Найди причину намечающегося катаклизма. Устрани. Своей божественной, то есть конфигураторской, силой.

– Пытался уже…

А морда унылая. Хуже моей! Но я-то замудохался уже волокушу тащить. А эта сволочь идет рядом с моей траншеей и хоть бы на миллиметр провалился.

– Чего ты пытался?

– Прогнозы запрашивал. Кое-какие действия произвел. Снова прогнозы получал. Все равно вымирают…

– И кто у вас за оракула выступает? – Интересно, до какой степени может дойти фантазия спасателя, занятого полезным, но утомительным делом.

– Все данные по миру собираются автоматически. Загружаются в фантогомыртон. Он считает и выдает прогноз.

– Компьютер, что ли?

– Нет, ваши компьютеры не справятся. Фантогомыртон…

– Блин, ну ты фокусник! Простой комп, сложный, какая разница. И что, нельзя вывести ключевые моменты?

– Я же не фантогомыртонщик! Могу заложить дополнительные условия и считать результат.

– А результат в любой момент посмотреть можешь?

– Могу.

– Так просмотри все прогнозы покадрово!

– Вы сошли с ума! – взрывается этот недоделанный полубог. – Просто не понимаете, какой это объем работы! Я даже не представляю, сколько веков мне придется провести за фантом! И не факт, что будет толк!

Ну ни хрена себе заявочки!

– Так какой ты, к черту, конфигуратор, коли не можешь свою работу делать?

Амфи сморщился, словно лимон сожрал!

– Ну плохой я конфигуратор! Плохой! Но если на Кверте все вымрут, я лишусь работы! Знаете, чего стоило ее получить?!

Интересно, какие проблемы мое подсознание припишет богам?

– Взятки давал? – спрашиваю.

– Давал! И подарки дарил! И даже жену Верховного трахал!

Во, блин! Трахарь хренов!

– И что, жене понравилось?

Аполлоныч приосанился.

– А то!

– А Верховному?

Ехидство пропадает втуне. Недобог сникает:

– Ему еще больше. Пока этим занимался я, он мог от нее отдохнуть.

– Что, так страшна?

– Не то слово… – Да, тут одним лимоном дело не обошлось. – Это был кошмар!

Все! С фэнтези завязываю! Надо же такое придумать! Бардак современного мира во вселенском масштабе! Сейчас передохну полчасика, чтобы глюки исчезли, и попру дальше!

Сажусь на край волокуши, где лежат вещи, и расслабляюсь. Проклятый глюк мало того что не пропадает. Ходит вокруг меня и жалуется на жизнь. Как же ты меня достал, сука! Мне еще километров семь пистюхать, а сил совсем не осталось! Мышцы болят зверски! Все! До единой! А еще ты со своим нытьем! Господь недоделанный! Хорошо хоть, облики менять перестал!

– Короче, так! – заявляю глюку. – Мне надо дотащить страдальца до базы. Хочешь, чтобы я тебя дальше слушал, – впрягайся, и тащим вдвоем! А то я впахиваю тут, как папа Карло, взятый за жабры итальянским военкоматом, а здоровенный бугай идет рядом и песни поет!

– Я не пою, – возражает это чмо.