Охота на льва Петровичева Лариса

Кембери оглянулся и некоторое время вглядывался в сумерки. Теперь это был не вальяжный дворянин, а настороженный охотник, цепко высматривающий добычу, – его взгляд стал жестким и хищным, а лицо заострилось. «Не хотела бы я сойтись с ним в бою», – подумала Несса. Наконец Кембери повернулся к Нессе и повлек ее дальше по аллее.

– Не пугайтесь, моя госпожа, – низким и каким-то безжизненным голосом промолвил он, прибавляя шага, – но за нами идет дзёндари.

– Это еще что такое? – изумилась Несса.

– Дзён-до, восточная секта наемных убийц, – ответил Кембери, опуская левую ладонь на витую рукоять кинжала, который в этой ситуации оказался бы скорее всего бесполезным. – Они умеют становиться невидимыми и превращаться в животных. По всей вероятности, она явилась по мою душу.

Несса испуганно ахнула.

– Простите, Инна, что втянул вас во все это, – устало произнес Кембери. Выход из парка был все ближе, и среди деревьев замелькали гуляющие парочки, что пришли сюда помиловаться без помех. – Если бы я знал, что мое общество может стать для вас опасным, то никогда бы не приблизился к вам, клянусь.

– Не говорите глупости, Вивид, – нахмурилась Несса, – ни в чем я вас не виню. Сейчас мы выйдем на улицу, не бросится же она на вас в праздничной толпе!

По лицу Кембери скользнула тень, будто он сожалел о чем-то, что пригрезилось ему, но никогда не сможет сбыться.

– Не бойтесь, Инна. Если что-то случится, то уходите как можно быстрее.

Он хотел сказать что-то еще, но в этот момент Несса почувствовала два удара – один в спину, сваливший ее на траву, и второй в голову, обжегший лицо и волосы душной тяжестью. Где-то сверху отрывисто вскрикнул Кембери, а потом Несса услышала грохот и вопли ужаса.

На какое-то мгновение ее оглушило, и свалившаяся на спину тяжесть стала невыносимой.

– Помогите, – позвала Несса и не услышала собственного голоса. В воздухе душистого летнего вечера растекался отвратительный запах горелого мяса. – Помогите!

Чьи-то сильные руки вздернули ее вверх, словно тряпичную куклу, и поставили на ноги. К своему удивлению, Несса увидела Мари – лицо девушки было расцарапано, а левый рукав темно-синего платья оторван и висел буквально на ниточке.

– Моя госпожа, вы в порядке?

Несса не услышала ее голос. В уши словно набили ваты, через которую проходил не звук, а какой-то отдаленный гул. Земля под ногами вздрагивала.

– Инна! Инна!

Кажется, это был Кембери. Кажется, его одежда горела.

Несса обернулась и увидела поле боя.

Как оказалось позже, среди фейерверочных снарядов кто-то спрятал один боевой заряд – по внешнему виду их было практически не различить. Организатор дал команду – и залп буквально смел приличный кусок набережной со всеми находившимися на ней людьми. Инну и Кембери спасло только то, что они задержались в парке, высматривая дзёндари в тени деревьев.

Кембери не сразу понял, что происходит, однако тело среагировало само, вспомнив, как такими же снарядами артиллерия императора Торна вколачивала в землю отборные войска Амье; посол упал в траву, вжался в нее, закрывая руками голову, и на какой-то момент ему почудилось, что он провалился в прошлое и снова обнимается со смертью на подступах к родному дому. Рядом с ним упала Инна, и Кембери искренне надеялся, что она жива.

Потом, когда он смог встать и увидеть, что с девушкой все в порядке – как оказалось, дзёндари в синем заслонила ее собой, – ощущение провала в прошлое все равно никуда не делось. Кембери будто вновь стоял среди дымящихся развалин города, в котором прошло его детство и жили родители, лучшие друзья и первая любовь, а сквозь крики раненых доносились сиплые стоны, принадлежавшие не живым существам, а уродливым демонам из пещер Змеедушца: в город входили аальхарнские паровые самоходки, и надо было сделать хоть что-то, но он не мог пошевелиться.

Земля качнулась и плавно ушла из-под ног: Кембери рухнул на колени и завыл – низко, страшно, сквозь зубы. Все было как прежде – отвратный запах гари и человеческой крови, ужас, мертвецы, которые несколько минут тому назад не допускали самой возможности смерти… Дзёндари, что спасла Инну, прошипела что-то злобное и несколько раз хлестнула Кембери по затылку. Было больно.

– Встань, тряпка, – приказала она на чистом амьенском. – Встань и помоги мне.

Инну, похоже, крепко контузило: она никак не реагировала на происходящее и пустым взглядом смотрела сквозь Кембери. «Наверно, ей даже лучше не понимать, что происходит», – подумал он и подхватил девушку на руки. Дзёндари оторвала разодранный рукав, явно мешавший ей, и приказала:

– Быстрее, уходим отсюда. В парк и на Болотную, там мой экипаж.

– Кто ты такая? – спросил Кембери, торопясь за дзёндари: та двигалась быстрым легким шагом, и он едва поспевал за ней. Инна пробормотала что-то неразборчивое и снова лишилась чувств.

– Называй меня Мари, – бросила девушка не оборачиваясь и прибавила шаг. Со стороны разрушенной набережной донеслась трель свистков – подоспело охранное отделение. Им сегодня предстоит немало страшной работы, подумал Кембери. Вскоре парк остался позади, и они выбежали на запруженную народом Болотную улицу: люди спешили к месту трагедии. Мари потянула Кембери за рукав и нырнула в крохотный проулок – посол кинулся за ней, чуть не сбив кого-то с ног.

– Быстрее, – приказала Мари кучеру, когда Кембери осторожно устроил Инну на сиденье и сел рядом. – Нас давно ждут.

Глава охранного комитета Парфен Супесок строил свое поведение на службе по принципу «Все наоборот». Чем сложнее был день, чем больше приходилось работать, тем спокойнее, размереннее и благообразней выглядел этот невысокий рыжеволосый крепыш с небольшим брюшком и залысинами. Глядя на то, с какой вальяжной неторопливостью господин Супесок попивает бодрящую кевею и любуется из окна панорамой столицы, мало кто мог предположить, что с момента начала расследования взрыва на карнавале он уже успел изрядно вымотаться, превратившись в механизм для принятия решений, – это позволяло не свалиться на пол без сил.

Скрипнула дверь, и в кабинет вошел господин Андерс, личный врач императора. Супесок ему даже обрадовался: этот загадочный человек без прошлого, возникший рядом с государем буквально из ниоткуда, был очень умен, обладал огромными знаниями в своей сфере и очень полезным качеством, которым владели далеко не все, – способностью мыслить непредвзято.

– А, доктор Андерс, – приветствовал его Супесок. – Доброе утро. Хотите кевеи?

– Нет, и вам не советую, – произнес Андерс, усаживаясь в кресло. – Сколько вы сегодня уже выпили?

Супесок задумался.

– «Сегодня» длится у меня довольно давно, так что около пяти чашек.

– Ну вот. Свалитесь с сердцем – я и не подумаю ставить вас на ноги, – пригрозил Андерс. – Лучше введите меня в курс дела, доложите новости и отправляйтесь спать.

– Пожалуй, вы правы, – сказал Супесок и отставил чашку с остатками кевеи на край стола. – Что ж, доктор, по-моему, наше расследование зашло в тупик.

Андерс выглядел удивленным.

– Снаряды с такой маркировкой уже не выпускаются. Десять лет как. Судя по документам, последняя поставка была как раз во время штурма амьенской столицы. Все товарищи нашего снаряда благополучно выполнили свою миссию, а вот он неведомыми путями попал на фабрику фейерверков, где угодил в коробку очень похожих снарядов для салюта и отправился на карнавал. Оружейники, которые проводили салют, получили коробки прямо с фабрики, в запечатанном виде. Я сегодня всю ночь занимался тем, что вытряхивал душу из укладчиков всей партии и той конкретной коробки. Добился одного: никак нет, ничего знать не знаем и видеть не видели, и они, судя по всему, не врут. Оружейники до сих пор находятся в допросных, но ничего нового мы от них не узнали. Даже после номера три.

Допрос третьей степени охранный комитет целиком и полностью перенял у инквизиции. Обычно подвергаемые ему быстро сознавались в содеянном, однако оружейники продолжали уверять дознавателей в своей невиновности. Боевого снаряда они не подкладывали, коробок с фейерверками не заменяли, а больше к месту запуска салюта никто не подходил. Обыск в их домах также ничего не дал.

– Тогда вопрос в том, как боевой снаряд попал на фабрику, – произнес Андерс. – Вряд ли он валялся там с войны?

– Конечно, нет. Фабрику вообще построили на пустыре. Злоумышленник мог пронести снаряд через проходные, но там все контролирует особый отряд его величества. Точно так же проверяются все грузы, поступающие на фабрику. Если предположить диверсию, то готовилась она в очень высоких кругах.

– Вы полагаете, что предатель может быть среди офицеров особого отряда? – уточнил Андерс.

Супесок поморщился.

– Только не надо на меня так смотреть, будто я рехнулся. Они подчиняются напрямую государю, и допрашивать их может только он. Но вообще, – Супесок потер левое веко: ему казалось, будто в глаза щедро сыпанули песка. Проклятая усталость! – Это допустимо, но маловероятно. Там специально подготовленные бойцы, исключительно преданные лично государю. Вряд ли кто-то из них пошел бы на подобное зверство.

– Пожалуй, я поговорю с государем, – раздумчиво произнес Андерс. – А вам нужно отдохнуть, вы плохо выглядите.

– Наверно, – пожал плечами Супесок. – Вы врач, вам виднее. Давайте тогда условимся встретиться вечером, возможно, тогда прояснится еще что-то.

Андерс кивнул. Супесок поправил завернутые рукава рубашки и надел камзол, небрежно брошенный на кресло. Пожалуй, доктор прав: сейчас действительно стоит выспаться.

– Как ваша дочь? – поинтересовался Супесок уже в дверях – просто ради того, чтобы переключиться на другую тему.

– Уже здорова, – довольно небрежно ответил Андерс, всем видом показывая, что не следует затрагивать эту тему. Супесок понимающе кивнул и открыл дверь, пропуская Андерса вперед.

В расследовании самым сложным было не искать правду, а наоборот, прятать ее поглубже.

Супесок прекрасно знал, откуда на самом деле взялся снаряд.

Марьям хотела умереть.

Царь Небесный не будет к ней слишком строг – для своих пятнадцати лет она успела вытерпеть слишком много. Если сейчас она остановит сердце, то все закончится до того момента, когда снова появятся эти аальхарнские псы.

В конце концов, она дзёндари, пусть и недоучка. А дзёндари умеют жить и умеют умирать.

Марьям попробовала пошевелиться, и тело тотчас же пронзила боль. Пленив ее вчера, солдатня долго отводила на ней душу, пиная тяжеленными сапогами куда придется, словно эта тощая девчонка одна была виновата во всех их бедах. Марьям корчилась в луже, пытаясь закрыть голову и хоть как-то увернуться от ударов, а потом грязный боров в камзоле офицера среднего ранга решил, что амьенская тварь, в одиночку положившая треть его отряда, не должна отделаться так легко. Потом… Нет, лучше не вспоминать, что было потом. Поскуливая от боли, Марьям легла ровно, вытянув искалеченные руки вдоль тела, и сделала несколько глубоких и медленных вдохов и выдохов. Царь Небесный простит. В отличие от своих земных детей, он милосерден.

Но, судя по всему, у Царя Небесного были на нее иные планы.

Марьям почти провалилась в теплую тьму умирания, когда ее схватили за шиворот корявой пятерней и выдернули обратно, в дождь и сырость осеннего дня. Вернулась боль, и вернулся страх, что все начнется снова, а умереть она так и не сумеет – равно как и дать сдачи: очень трудно наносить удары, когда одна рука сломана в двух местах, а запястье второй раскрошено каблуком. Проверяли болевые рефлексы.

– Значит, это и есть та самая дзёндари?

– Именно она! Едва поймали тварину, больно верткая.

Марьям похлопали по щекам перчаткой. С трудом открыв глаза, девушка снова увидела компанию своих давешних истязателей; впрочем, среди них теперь был новый – горбоносый блондин в камзоле без знаков отличия, но, судя по осанке и презрительному взгляду, в очень высоком чине. Левую руку он держал на перевязи. Боров, взявший в плен Марьям, стоял рядом, вытянувшись во фрунт.

– Это твои молодцы постарались? – спросил горбоносый, рассматривая Марьям с изрядным сочувствием. Стоять было тяжело – правая нога постоянно выворачивалась в щиколотке, но Марьям приказала себе не падать. Лучше умереть, чем свалиться в грязь.

– Так точно!

– Подонки, – процедил горбоносый сквозь зубы и коротко махнул здоровой рукой: тотчас же справа нарисовался адъютант. – Дзёндари ко мне в лазарет, первую помощь немедленно. Если умрет – спрошу с тебя по всей строгости.

Боров натурально спал с лица, словно его окунули физиономией в канаву.

Воспоминания нахлынули внезапно. Мари даже не удивилась – с ней случалось, что память ни с того ни с сего уносила ее на много лет назад. Тогда дзёндари просматривала картинки из прошлого, словно иллюстрации в романе, и убирала книгу своих воспоминаний на полку.

Император стоял возле углового шкафа и пролистывал толстый том в потертом переплете. Мари сощурилась и прочла название: «Исход Пророка из Семи юдолей скорби». Душеспасительная литература ее новой родины была почему-то очень мрачной. Впрочем, что еще читать после взрыва на карнавале?

– Я виновата, – повторила Мари. – То, что я нашла госпожу, не отменяет моего позора… Я до сих пор не знаю, как она смогла покинуть поместье.

– Будет тебе, – произнес Шани. – Я не сержусь. Не вздумай вырезать себе сердце из-за этого.

Мари коротко поклонилась и осталась на своем месте в той же позе отчаянного смирения – преклонив колени и прижав руки к сердцу.

– Что-то еще?

– Да, сир, – Мари помолчала, собираясь с духом, а потом вымолвила: – Мой брат погиб во время взрыва.

Шани опустил книгу и повернулся к Мари. Та склонила голову еще ниже.

– Соболезную, – произнес он искренне. – Ты теперь одна в роду?

Мари кивнула.

– Сир, я прошу вас дать мне нож.

Она сама удивилась, насколько легко вырвалась эта фраза, решавшая всю ее судьбу. Если дзёндари решает умереть, чтобы стереть позор со своего рода, то хозяин должен вручить ему почетное орудие смерти. А что еще остается делать после того, как она узнала, кто именно стоит за гибелью людей на набережной?

– Ты сама-то понимаешь, о чем говоришь?

В голосе императора звучала нескрываемая ярость. Мари осмелилась поднять голову и взглянуть ему в лицо.

– Да. Понимаю.

– Очень хорошо, – контраст между звенящим от злости голосом и спокойным лицом был разительным, Мари всегда задавалась вопросом, как императору удается настолько собой владеть. – А то я решил было, что ты тронулась умом. И с чего, позволь спросить, ты решила броситься на меч, ну или как это у вас делается?

– Не на меч, – прошептала Мари. – Это просто так называется. На самом деле я должна взять из ваших рук ритуальный нож и…

– Избавь меня от деталей.

– Хорошо. Но это единственное, что я могу сделать, чтобы смыть позор со своей семьи, – Мари опустила голову еще ниже, пытаясь скрыть набегающие слезы. – Так принято у дзёндари, сир, и я не могу поступить иначе.

Шани подошел к девушке и некоторое время рассматривал ее в упор.

– Знаешь, – наконец сказал он задумчиво, – я не для того вытаскивал тебя из-под пьяных уродов, чтобы сейчас дать тебе кинжал. Рассказывай.

Олег стоял на пороге ее спальни в императорском дворце.

Несса хотела было кинуться к нему, обнять, заплакать, рассказать, что с ней случилось в его отсутствие и как ей без него плохо, но она не смогла и двинуться с места. Просто застыла неподвижно, не в силах отвести глаз от любимого человека. Олег был именно таким, каким Несса запомнила его, – смуглый, с непослушной прядью волос, падающей на лоб, и решительным выражением темноглазого скуластого лица. Сквозь прорехи в защитном костюме, выданном перед отправкой в Туннель, виднелась серебряная цепочка с распятием.

– Олег… – прошептала Несса, протягивая к нему руку. – Олег, это ты?

– Да, – кивнул он. – Да, это я.

И больше не было ничего, кроме ощущения невозможного, но сбывшегося счастья. Теперь она знала, что Олег спасен, и с ним все хорошо. Никакого бога никогда не существовало, но он услышал молитву Нессы и исполнил ее. С этим чувством полного умиротворения и радости она и проснулась и несколько минут лежала с закрытыми глазами, чувствуя, как по щекам текут слезы.

– Несса, – позвали ее, – как ты?

Открыв глаза, Несса увидела императора Торна, который расположился в кресле неподалеку и, судя по усталому выражению осунувшегося лица, провел здесь всю ночь без сна.

– Хорошо, – ответила Несса, смахивая слезы и натягивая на обнаженные плечи сползшие рукава тонкой ночной рубашки. – Где мой отец?

– Ушел четверть часа назад, – произнес Шани. – Он вымотался и еле держался на ногах, я отправил его отдохнуть. Ты помнишь, что случилось?

Несса села в постели. Собственное тело казалось тяжелым и словно чужим, голова кружилась. Последнее, что она помнила, была стена гудящего пламени, в которой растворялись кричащие человеческие фигурки, но это вполне могло ей присниться.

Олег. На самом деле ей снился только Олег.

– Мы с лордом Кембери гуляли в парке, а потом был взрыв, – неуверенно промолвила Несса. – Послушай… почему ты запрещал мне вернуться в столицу?

– Ну ты же видишь, что тут творится, – сказал он устало. – Люди умирают в храмах и во время праздников, а ты ходишь и в храмы, и на праздники.

– И что же теперь? Запереться в подвале и сидеть там безвылазно?

Император вздохнул и провел ладонями по лицу. Аметист в перстне сиренево подмигнул Нессе – она вспомнила, что двадцать лет назад у шеф-инквизитора Торна на пальце красовался именно этот камень. Наверно, перстень уже не снимается…

– Не говори глупости, а? – бесцветным голосом проговорил Шани. – Я за своих близких боюсь. Их у меня не так много. И ты знаешь, мне бы не хотелось опознавать тебя по изуродованному трупу.

Несса отвела взгляд и решила перевести разговор на другую тему:

– А лорд Кембери? Он жив?

Император отлично владел мимикой, но тут то ли усталость сказалась, то ли были иные причины – но кривой и весьма неприятной гримасы он не удержал.

– Лорд Кембери погиб, Несса. Его контузило, произошло кровоизлияние в мозг, и он умер спустя несколько часов после взрыва.

Несса ахнула. В старом новом мире Кембери почти стал ее единственным другом – и вот его уже нет, словно кто-то огромный и властный стирает из ее жизни всех, кто хоть сколь-нибудь ей дорог, пролагая вокруг нее полосу отчуждения.

– Умер… – тихим горестным эхом откликнулась Несса. Будто со стороны, она увидела себя – похудевшую, изможденную, плачущую и бесконечно несчастную.

Шани встал с кресла и, сев рядом с Нессой, привлек ее к себе и обнял – так успокаивают детей, которые боятся чудовищ во тьме спальни.

Так они и сидели вдвоем, пока в комнату не вошел Андрей с лекарствами.

За всю свою долгую жизнь, наполненную самыми разнообразными событиями, Андрей так и не научился подслушивать и подсматривать – жизнь в Гармонии отлично научила его ценить и уважать личное пространство, которое он считал священным и не имел права нарушать. Однако судьба, словно издеваясь над моральными принципами доктора, ставила его в ситуации, в которых он видел и слышал то, что его не касалось, – уже дважды за два дня.

В первый раз он невольно услышал чужой разговор, когда сидел в библиотеке, разбирая собственноручные записи великого аальхарнского лекарника Брайсу; библиотека граничила с Красным кабинетом императора, и Андрей в подробностях услышал беседу Шани и Мари, странной девушки, которая в страшный вечер взрыва на набережной во время карнавала привезла во дворец контуженую Нессу. Андрей видел эту Мари всего два или три раза, и она максимально вежливо раскланивалась с ним – ее красивое лицо при этом ничего не выражало, словно девушка вообще не была способна испытывать никаких чувств. Впрочем, сейчас она плакала.

– Я не для того вытаскивал тебя из-под пьяных уродов, чтобы сейчас дать тебе кинжал. Рассказывай, – услышав голос императора, Андрей хотел было встать и уйти, однако некое странное чувство заставило его остаться на месте.

– Ваше величество… Я знаю, кто виновен во взрыве, – произнесла Мари.

В кабинете стало тихо. Андрей сидел за своими книгами ни жив ни мертв, словно его парализовало.

– И кто же? – наконец промолвил Шани.

– Кто еще мог незаметно подойти к ящикам с фейерверками на глазах у сотен людей и положить туда боевой снаряд, кроме дзёндари? – горько ответила Мари. – Это был мой брат, сир. Это был мой Артьен.

Андрей закусил губу, удерживая возглас удивления.

– Ты уверена?

– Клянусь вам. Мы умеем быть невидимыми…

В Красной комнате вновь воцарилась тишина.

– И почему он это сделал? И почему… – Император, судя по всему, был обескуражен. – С чего ты вообще взяла, что это был твой брат?

Некоторое время Мари молчала и всхлипывала, а затем проговорила:

– Среди погибших я нашла тело Артьена. У него на руке был веревочный браслет дзёндари, и по количеству и цвету узелков на нем я прочла, что он выполнил возложенное на него задание, его господин может быть уверен в том, что тайну его личности Артьен унес с собой в могилу, и взрыв на карнавале – достаточная плата за жизнь сестры, – выпалив на одном дыхании эту длинную фразу, Мари разрыдалась в голос. Андрей закрыл лицо ладонями. Убийца был найден, но убийцы больше не было. Все.

– Ты знаешь, кто отдал ему такой приказ? – осведомился император, и Андрей почувствовал, как по позвоночнику пробежал мороз. Однако Мари ответила:

– Нет, сир. Тайна личности господина свята для дзёндари. Артьен не знал о вас, я не знала о его господине.

Зато заказчик взрыва все знал о вас обоих, подумал Андрей. И угрожал брату смертью сестры, если задание не будет выполнено. Кто бы это мог быть, интересно?

– И теперь ты хочешь умереть, – глухо произнес Шани.

Андрей услышал шаги и звук от передвижения мебели: скорее всего, император отошел от Мари и сел в свое кресло.

– Да. По приказу своего господина Артьен совершил великий грех. В роду я осталась одна, а грех не должен оставаться неискупленным.

– Даже не надейся, – жестко проронил Шани. – Мари, ты не можешь так поступить.

Девушка звонко шмыгнула носом.

– Ваше величество… У меня нет другого выхода. Это мой долг и честь.

Долгое время из-за стены не доносилось ни звука, потом Шани произнес:

– Ты не можешь меня оставить.

И снова воцарилась тишина. Андрей осторожно собрал свои книги и покинул библиотеку, стараясь ступать неслышно. Когда он вышел в коридор и прикрыл за собой дверь, из соседнего Красного кабинета донесся сдавленный женский вздох – но Андрей предпочел не размышлять о его природе.

Ему и без этого было о чем подумать и о ком позаботиться. Контузия Нессы оказалась гораздо сильнее, чем ему показалось вначале: она то приходила в себя, то снова проваливалась в беспамятство; Андрей поил ее лекарствами и молил всех известных ему богов: пусть с ним будет все что угодно и как захочется небу, лишь бы Несса поправилась. Когда в ее спальню вошел Шани с таким видом, словно собирается остаться тут надолго, то у Андрея даже не хватило сил, чтобы удивиться.

Потом, увидев их вдвоем, он тоже не удивился.

Ему просто стало ясно, что делать дальше.

– Вы очень плохо думаете об уровне аальхарнской контрразведки. Крайне.

Кембери пришел в себя и обнаружил, что лежит на чем-то твердом в полном мраке. Тьма пахла сырой землей. Кембери попробовал было встать и тотчас же треснулся лбом в неструганое дерево. Он вскинул руки, пытаясь на ощупь определить, что это такое над ним, – в ладони вонзились несколько заноз, а посла пробрало ледяным холодом.

Он лежал в гробу. В могиле. Погребенный заживо.

– Ну неужели вы в самом деле считаете, что получить сверхсекретные разработки наших ученых можно настолько быстро и просто?

Артуро всегда казался послу хиляком, но сейчас, когда этот хиляк скрутил его в бараний рог и нагло ухмылялся, Кембери испытывал почти детскую обиду. Император смотрел на него примерно так, как умудренный опытом отец смотрит на очень глупого сына, – с той только разницей, что сыну могут простить любую глупость, а разведчик потенциального противника не смеет рассчитывать на подобное снисхождение.

– Раз уж у нас пошел настолько откровенный разговор, то я буду искренен. Чертежи дирижабля хранятся у меня лично. Документы, которые находятся в Государственной библиотеке, – фальшивка. Ваш подарок владыке Хилери никогда не взлетит.

Голова раскалывалась от боли. Кембери зажмурился и пару минут пытался успокоиться и дышать как можно реже – следовало беречь воздух. Ладно, пока есть чем дышать, значит, гроб закопали совсем недавно. Жаль, конечно, если на поверхности уже красуется мемориальный памятник. Очень жаль.

Устроить пожар в архиве вы придумали довольно остроумно, признаю. Но остальные шпионские игры выглядят очень наивно. Поглупела амьенская разведка за последние годы, очень поглупела, – Кембери зашипел от боли в вывихнутом плече, и Артуро с неприятной ухмылкой усилил давление на пострадавшую руку. Если я только выберусь, подумал посол, если я только выберусь отсюда живым, то я убью вас обоих. За себя. За несчастного Кита.

– Раз все было фальшивкой, то зачем вы убили Киттена? – спросил Кембери.

Император усмехнулся.

– Чтобы научить вас, что не следует брать то, что вам не принадлежит. Ну и не любил я его.

Потом его укололи в шею, и Кембери потерял сознание: фумт – штука старая и верная. Предполагалось, что он не придет в себя и задохнется под землей. Что ж, теперь, если его похоронили в дешевом гробу и неглубоко, то шансы на спасение, пожалуй, имеются. Стараясь глубоко вдыхать и медленно выдыхать, Кембери принялся расшатывать руками крышку. Ему было так страшно, как не было даже на войне, больше всего Кембери хотел заорать от ужаса, раздиравшего грудь, и эта борьба с собой была намного страшнее борьбы с неподатливой крышкой гроба. Но сквозь панику постепенно начало пробиваться типичное амьенское упрямство и жажда мести: послу было зачем выбираться из душных объятий смерти и было за кого отомстить. Он вспомнил Киттена, которого своими руками отправил на неизбежную гибель, бедную Хелу, использованную им в безнадежной игре, вспомнил Инну, которую нельзя было оставлять одну, и с удвоенной энергией принялся разламывать крышку.

Наконец упрямая деревяшка стала подаваться в сторону. Обхватив себя за плечи, Кембери натянул на голову рубашку и завязал над головой рукава, чтоб не задохнуться от земли, падающей на лицо, и принялся сбивать крышку ногами. Когда раздался треск дерева, и посыпалась земля, он вздохнул с облегчением и принялся прессовать ее ногами от головы.

Он думал, что не сможет сесть.

Ему казалось, что он не сумеет встать.

Когда тяжелый запах земли сменился легким духом летней ночи, Кембери подумал, что ему это снится.

Он сорвал рубаху с головы и некоторое время стоял в яме, закрыв глаза и вслушиваясь в ласку тихого ночного ветра на щеках. Кругом звенели цикады и исходили трелями ночные птицы, теплый воздух пах цветами и травой, а Кембери дышал и не мог надышаться. Потом он открыл глаза и огляделся.

Его вывезли за город и закопали на кладбище самоубийц и утопленников. Нечистых покойников в Аальхарне хоронили без надгробий и каких-либо опознавательных знаков – только поросшие травой холмики говорили о том, что под ними кто-то обрел последний приют. На горизонте сияли огни столицы. Кембери выбрался из ямы и сел в траву – ноги подкосились.

Он просидел неподвижно около часа, дрожа и пытаясь прийти в себя и решить, что делать дальше. Возвращение в столицу было бессмысленным – наверняка за посольским особняком установлено наблюдение, и кто-нибудь вроде дзёндари в синем быстро закончит то, что не доделали император с личником. Кембери пошарил по карманам штанов: повезло, нашел несколько монет – до Амье, разумеется, не добраться, но уехать подальше от столицы вполне возможно.

Он хлопнул себя по лбу и выругался. На родину ему нельзя было возвращаться ни в коем случае. Во-первых, владыку наверняка известили о смерти господина посла во время взрыва, и появление Кембери вживе будет истолковано самым невероятным образом. Например, что его завербовала аальхарнская секретная служба. Это как минимум. А липовая документация по дирижаблю приведет его прямиком на виселицу – тем паче что смерть Киттена тоже повесят на него…

Кембери глубоко вздохнул и поднялся. Что ж, значит, придется вернуться в столицу. И там он вплотную займется личностью таинственного доктора – разгадка этой тайны наверняка ему пригодится.