Время вызова. Нужны князья, а не тати Злотников Роман
Когда они проезжали мимо обкомовских дач, Андрей вылез из люка и, поднеся к глазам бинокль, уставился на дом, о котором ему рассказывал Венька. Дом был огромный, аляповатый. Данилыч, старшина роты, называл такие «пережравшими коммуналками». Вокруг дома шел пижонский забор из красного кирпича, а въезд перекрывали кованые ворота на кирпичных столбах с фонарями. Да и кирпич был, судя по цвету, не простой, а финский…
Вождение отработали плохо. Кармазин, из молодых, даже умудрился слететь с колейного моста, да так, что его танк пришлось стаскивать буксиром. Ротный обматерил Андрея и в наказание заставил остаться после всех и собрать матбазу. Так что обратно в парк Андрей ехал один. Вечерело. Когда они выехали на проселок, ведущий мимо обкомовских дач, небо на востоке уже потемнело. В домах зажглись окна. И в том тоже. Обед на танкодром привезли скудный, едва хватило на солдат, поэтому у Андрея уже сосало под ложечкой. И он вдруг ясно представил, как некто, жирный наглый боров, вылезает из ванны, надевает махровый халат и шлепает босиком вниз, в кухню, чтобы залезть в холодильник, достать оттуда финский сервелат, черную икру, масло, и, усевшись за стол, мажет себе бутерброды… А потом вдруг навалилось осознание, что этот жив, а деда уже нет и никто за это не ответит! Андрей вздрогнул, стиснул в кулаке застежки шлемофона и внезапно глухо произнес в микрофоны лингафона:
– Стой!
Танк остановился.
Несколько секунд Андрей прислушивался к себе, выясняя, насколько он готов к тому, что задумал, что собирается сделать. Ведь этот поступок разрушит всю его жизнь, все планы, которые у него были, все его надежды. А может быть, и вообще отнимет эту самую жизнь. То есть, если верить гуманистам, – самое ценное, что только есть в мире. Но ведь если он его не совершит, то…
Андрей глубоко вздохнул и бросил уверенным голосом:
– Экипаж из машины!
– Товарищ лейтенант! – испуганно охнул снизу Яковенко, механик-водитель, но Андрей полоснул по нему бешеным взглядом и, нырнув на место башнера, включил привод, разворачивая башню. Ствол пушки пополз назад.
Яковенко и Таджиев выбрались из танка и стояли у обочины, испуганно жались друг к другу. Андрей выскользнул из башенного люка, захлопнул крышку и, громыхая сапогами по броне, забрался в люк механика-водителя.
– Стоять здесь, понятно? – буркнул он и опустил сиденье механика-водителя в боевое положение. Глухо звякнул люк, будто отрезая всю прошлую жизнь. Андрей поудобнее перехватил рычаги и влип лбом в рубчатое ограждение смотровых приборов. Верный «Т-72» взрыкнул мотором и, перевалив через кювет, ходко пошел по заснеженному полю.
Перед самым забором Андрей слегка притормозил и чуть повернул танк, чтобы ударить по кирпичному столбу лобовой броней корпуса. Крылья над гусеницами сделаны из довольно тонкого металла, и если врезаться в столб гусеницей, то они непременно погнутся, да и сама гусеница тоже может порваться.
Удар был не слишком сильным – так, вроде как снес ствол нетолстого дерева. По броне глухо застучали обрушившиеся кирпичи. Андрей подал назад левый рычаг и, развернув танк, двинул вдоль забора, снося его, будто картонную перегородку. В смотровом приборе нарисовалась дверь гаража, из которой выскочил какой-то мужик. Разинув рот в безмолвном крике, он суматошно взмахнул руками и рванул куда-то в сторону. Андрей хищно ощерился. Гараж, значит, а там никак крутой «мерседес» стоит? Ну-ну… «Т-72» крутанулся на пятке и вломился в стену гаража. К грохоту осыпающихся кирпичей прибавился визг сминаемого железа. Ого! Да гаражик-то здоровенный, на три машины. Танк провернулся на месте, превращая искореженную груду железа, кожи и лакированного дерева в этакий плоский блин, а затем, радостно взревев мотором, двинулся к следующему сверкающему чуду немецкой инженерной мысли…
Он как раз заканчивал с третьим, когда слева, со стороны башни, послышался ритмичный приглушенный звон. Андрей развернул танк. Ого, противник открыл огонь на поражение. Он издевательски захохотал:
– А вот это зря-а-а, пацаны… Для того чтобы пробить мою броню, надо иметь калибр не меньше ста миллиметров, а не сраные девять.
Он зло рванул кулису. Танк захрустел гусеницами по битому кирпичу и буквально прыгнул вперед. Трое придурков, лупящих по танку из пистолетов, вопя, брызнули в стороны. Андрей притормозил, примерился и направил свой «Т-72» в ближний угол ненавистного дома. Тот задрожал и осел на танк всей своей немалой массой. Торсионы заскрипели. Андрей переключил передачу и рванул кулисы. Старина «Т-72» не подвел. Взревев дизелем, он выкарабкался назад, сопровождаемый грохотом осыпающихся кирпичей. Андрей развернул танк, нацелившись на соседний угол, и остановился. Он не хотел убивать тех, кто в доме, а значит, надо было дать им время выскочить. Через несколько мгновений на двор вывалилась целая толпа орущих полуодетых женщин, вопящих детей, кутающихся в халаты и пледы мужиков. Андрей газанул, ревом дизеля подгоняя тех, кто еще задержался в доме, и уже положил руку на рычаг переключения передач, как вдруг его внимание привлек какой-то тип в вызывающе элегантном костюме и с «испанской» бородкой, стоявший в стороне, у бассейна. В отличие от остальных, он не орал, не бегал и вообще стоял совершенно спокойно, будто наслаждаясь всем происходящим. Видно, почувствовав, что Андрей на него смотрит, тип поднял руки перед собой и несколько раз торжественно приложил ладонь к ладони, будто демонстрируя аплодисменты, а затем скрестил руки на груди, как бы давая понять, что готов и дальше наслаждаться зрелищем.
Андрей хищно усмехнулся и включил передачу…
Глава 2
– Все готово, Вить.
Танечка, секретарь директора, выложила на стол его трудовую книжку. Виктор не глядя сгреб ее со стола и сунул в карман. А что там смотреть? Все давно известно – уволен по статье, за нарушение трудовой дисциплины. Можно сказать, «волчий билет».
– Зря ты так, – расстроенно произнесла Танечка. – Повинился бы – Алевтина Михайловна и простила.
– Может, и зря, – тихо буркнул Виктор, – да только теперь уж ничего не изменишь.
В этот момент дверь директорского кабинета распахнулась и на пороге появилась сама Алевтина Михайловна. Танечка тут же выпрямила спинку и напустила на себя строгий вид. Не дай бог директриса подумает, что ее секретарша любезничает с выгнанным с позором учителем…
– Вот, Крагин, распишитесь в получении, – холодно произнесла она, пододвигая к Виктору копию приказа о его увольнении.
Виктор наклонился и размашисто поставил свою подпись, затем выпрямился и скользнул по директрисе спокойно-независимым взглядом. Взгляд Алевтины Михайловны был насмешливо-высокомерным.
– Ну спасибо, Татьяна Алексеевна, – буркнул Виктор, – пошел я.
– Всего хорошего, – равнодушно бросила Танечка, склоняясь над пишущей машинкой…
Когда за спиной Виктора захлопнулась дверь приемной, Алевтина Михайловна покачала головой.
– Да-а, гонору в нем…
– Подумаешь, – подобострастно поддакнула Танечка, – строят из себя.
Директор бросила в ее сторону одобрительный взгляд:
– Ничего, сейчас побегает без работы – пообломается. Или в грузчики пойдет… Ну да ладно, что мы все о нем да о нем, зайди, мне продиктовать надо…
На ступеньках школы сидели пацаны из секции. Увидев Виктора, они вскочили и хором, но вразнобой поздоровались:
– Здравствуйте, Виктор Петрович.
– Привет, ребята!
Он остановился и пожал каждому руку, чувствуя себя несколько не в своей тарелке под обстрелом детских глаз, в глубине которых отчаянно горела надежда на чудо. О его конфликте с директрисой знало множество народу. И о том, что педсовет постановил уволить его «по статье», тоже. А это означало, что и секция также накрывается медным тазом. Ибо доступ к спортзалу ему перекрыли напрочь, а педагога с такой записью в трудовой книжке в другую школу никто не возьмет. Снимать зал? Это означало резко поднимать плату за занятия. А из тех пацанов, что ходили к нему заниматься, две трети не могли платить больше, чем уже платили. Вернее, даже три четверти…
– А вас все-таки уволили? – не выдержал Стасик, самый маленький и шустрый из всех.
– Да. – Виктор расстроенно кивнул. – Так уж получилось, простите…
Пацаны тут же загалдели, перебивая друг друга, стали уверять, что они всё понимают, и так и надо, и эта директриса сама…
– Так, стоп! – вскинул руки Виктор. – Инин, Пагрушев – упор лежа, десять отжиманий!
Инин молча упал на руки, а Толька Пагрушев возмущенно вскинулся:
– За что?
– Подумай! – качнул головой Виктор.
– Да ведь она ж… – начал тот, но, наткнувшись на спокойный взгляд учителя, сник и опустился в положение «упор лежа».
В секции действовало суровое правило: оценивать можно каждого – хоть сверстника, хоть президента, но высказывать суждение или критиковать – только тех, по сравнению с которыми ты сумел добиться большего. Поэтому взрослые для пацанов были как бы вне критики. Мол, сначала вырастите, станьте кем-то, а уж затем… Как-то раз, во время очередного пьяного выверта нашего «гаранта» в раздевалке разгорелся жаркий спор. И Виктор прекратил его фразой: «Один умный человек сказал: «Как жаль, что все, кто знает, как управлять страной, уже работают таксистами и парикмахерами».
«Виктор Петрович, – разгоряченно встрял Пагрушев, – неужели вы считаете…»
«А ты, Пагрушев, еще даже и не парикмахер, – закруглил разговор Виктор и жестко закончил: – Все ясно?»
«Ясно-о…» – уныло протянули остальные, и разговор увял.
Наверное, такой подход был не слишком правильным, но Виктор терпеть не мог людей, которые громогласно ругают всех и вся, а свое собственное дело делают из рук вон плохо, находя для этого сотни «железных» оправданий: и начальники у них идиоты, и подчиненные уроды, и сослуживцы все вокруг лентяи и бездари, и в стране бог знает что творится – а вы хотите…
– Значит, так, ребята, – начал Виктор, – секция у нас пока распускается. Что будет дальше – посмотрим. Если будет возможность – поддерживайте форму, но только общефизическими упражнениями. Никаких бросков и спаррингов на необорудованных площадках – поломаетесь.
– Виктор Петрович, а поход?
Каждое лето они с пацанами ходили на байдарках по рекам и озерам. Однако получится ли что-то на следующее лето, Виктор не мог представить даже и без проблем с увольнением. Спортклуб, в котором они брали напрокат лодки и палатки, был на грани закрытия. Людям как-то перестало быть интересно всё – от собственного здоровья до открытия мира, все бросились зарабатывать деньги…
– Ну… поход ведь планируется летом? А сейчас осень. Так что… поживем – увидим. – Он с деланой уверенностью улыбнулся: – Ну ладно, ребята, всем пока. У меня еще сегодня много дел…
Едва он завернул за угол школы, пришлось притормозить. Дорогу перекрывал огромный джип с затонированными до черноты стеклами. Виктор тихонько вздохнул. Он знал, чей это джип, и предполагал, какой разговор ему предстоит…
Когда он подошел вплотную, огромная правая передняя «калитка» медленно распахнулась и густой сочный бас негромко произнес:
– Витя, не торопись, разговор есть.
Виктор остановился. Щелкнула левая передняя дверца.
– Ты присядь. Как говорят, в ногах правды нет.
Виктор хмыкнул:
– А в чем тогда – в жопе?
– Ну вот ты уже и ощетинился, – неодобрительно произнес хозяин джипа, – а ведь я к тебе по-доброму…
Виктор вздохнул:
– Да уж, извините, Владимир Николаевич, сорвалось… – И полез внутрь джипа.
– Ну ничего, ничего, – успокоил его хозяин машины, – я ведь понимаю, каково тебе сейчас.
Виктор уселся на широкое кожаное кресло, почти диванчик, и повернулся к собеседнику.
– Вот, знакомься, – произнес Владимир Николаевич, кивая в сторону человека, уютно устроившегося на заднем диване. – Бальтазар Иннокентьевич. Мой, так сказать, финансовый советник.
Виктор вежливо кивнул:
– Очень приятно. Виктор.
Финансовый советник, обладавший столь экстравагантным именем, впрочем, вполне соответствовавшим его внешности (Виктор до сих пор подобные элегантные «испанские» бородки видел только у актеров в кино), доброжелательно улыбнулся и кивнул в ответ.
– Я вот интересуюсь, – начал разговор Владимир Николаевич, – ты что дальше делать думаешь?
– Пока не знаю, – пожал плечами Виктор, – только… Владимир Николаевич, я вас очень уважаю – и как тренера, и как человека, но к вам я не пойду.
– А ты подумай. Я своих не обижаю. Вон Игорек – и помоложе тебя, и на ковре, прямо скажем, тебе не чета, а за полгода у меня уже на «девяносто девятую» накопил.
– Угу, – хмыкнул Виктор, – а Степа или Саша Маленький, они как?
– Ну, – развел руками Владимир Николаевич, – жизнь сейчас такая. Зато семьи не обидели. Степиной жене с квартирой помогли, матери Саши Маленького опять же пенсию платим. И не такую, которую наше родное государство положило… Ты пойми, сейчас ни на милицию, ни на партком, ни на добрых людей надежды нет. Нет больше страны – развалилась вся, на мелкие кубики рассыпалась. Нынче каждый за себя. И только самые сильные в стаи сбиваются. Чтоб кусок пожирнее ухватить. Потому как даже сильному в одиночку мало-мальски приличный кусок не удержать. И я тебя как раз в такую стаю зову. Потому как знаю, что ты тоже сильный. Но один все равно пропадешь. А уж кем ты в нашей стае станешь – от тебя самого зависит. – Он замолчал.
Виктор ответил не сразу:
– Знаете, Владимир Николаевич, спасибо вам, конечно, за всё, но только… чем больше вы меня уговариваете, тем меньше мне хочется к вам идти. Стая… это не для человека. Это звериное. Я знаю, многим лестно, когда их, скажем, с волками сравнивают. Ну как же – сильные, отважные, хищники опять же… Да только это доказывает, что они и сами – не люди, а так – зверье или даже зверьки… Потому и человеческого в себе как бы стесняются. А я – человек. И мне все это совсем не лестно. Так что извините, но… мне пора…
Когда тяжелая дверца джипа захлопнулась, с заднего сиденья подал голос Бальтазар Иннокентьевич:
– Не понимаю я, Владимир Николаевич, что это вы перед молодым человеком рассыпались. На моей памяти вы еще ни с кем так нежно не разговаривали.
– Да жалко его, – протянул хозяин джипа, – батя у него партийный был. Но из настоящих. Которых в партии было раз-два и обчелся. Эта баба, директриса, знаете из-за чего на парня взъелась? Его отец ее мужа как-то крепко прижал на воровстве. Муж ее тот еще жук был, райпотребсоюзом руководил. Еле в тот раз отвертелся, да и то через инфаркт. Вот она теперь и мстит. А парень молодец – не ломается. Только пропадет он сейчас. Гордый больно. А сейчас таких не любят. Сейчас послушные нужны.
– Ну да, – хмыкнул Бальтазар Иннокентьевич, – то-то вы его так уговаривали.
– А у вас-то что за интерес? – недобро покосился на своего финансового советника хозяин джипа.
– Ну… я ведь ваш финансовый советник, – рассмеялся тот, – и должен знать, на какой слабости вас конкуренты подловить смогут. Так что давайте, колитесь.
Владимир Николаевич нахмурился и уже открыл рот, чтобы резко осадить этого неизвестно что о себе возомнившего наемного финансиста, но затем, наткнувшись на его взгляд, неожиданно захлопнул рот и, повинуясь какому-то непонятно откуда взявшемуся побуждению, заговорил:
– Так ведь он из настоящих… Эти ребятки, кто сейчас подо мной, – они все шакалы. Каждый норовит под себя подгрести. И пока нам жирные куски достаются, то да, они на меня молиться готовы. А если что не так – первыми сдадут. Не ментам, нет, ну кто сейчас ментов боится? А тому же Жоре Мухобою. Или Ковалю. А Виктор, если уж он на мою сторону встанет, то не предаст.
– Вот оно как?.. – задумчиво протянул Бальтазар Иннокентьевич…
В прихожей его никто не встретил. Виктор снял ботинки, плащ и прошел в комнату. Сонька спала, еле слышно посапывая и пуская счастливые пузыри. Виктор постоял над кроваткой, млея от счастья, потом тихонько отошел, стянул через голову свитер и отправился в ванную мыть руки.
Нина сидела на кухне. Перед ней стояли початая бутылка коньяка и пепельница, в которой было смято три окурка. Сбоку лежала распотрошенная плитка шоколада. Виктор остановился в дверях и окинул эту картину сумрачным взглядом.
– Ну что, добился своего? – зло бросила жена. – Теперь всё, безработный. Туда тебе и дорога, Крагин. Совсем ты не от мира сего. Все люди как люди – зарабатывают, вон Тишкины квартиру поменяли, в сталинском доме взяли. А ты… – Она всхлипнула и дрожащей рукой поднесла зажигалку к новой сигарете.
Возражать было бессмысленно. Любые возражения только усиливали злость. Виктор молча прошел к плите и поднял крышку кастрюли. Как он и ожидал, в кастрюле было пусто.
– А не из чего готовить, – с издевкой произнесла Нина. – Муж не зарабатывает, вот и живем впроголодь. Ребенка бы хоть пожалел!
Виктор скрипнул зубами и молча вышел.
Нина была первой красавицей на курсе. И весьма себе на уме. И к выбору мужа тоже вроде как подошла с практичной точки зрения. Ну еще бы – сын второго секретаря обкома! «Золотая молодежь», блин. Только вот семья папочки оказалась совсем не такой, какой она себе напредставляла. Никаких распределителей, никаких директоров магазинов с дефицитом у порога, никаких зарубежных поездок по линии «Спутника». Скромная трехкомнатная квартирка. А из всех благ – только дежурная машина у подъезда и редкие заказы из обкомовской столовой, как у обкомовских машинисток и письмоводителей. И не напоказ, а потому что люди привыкли так жить и считали такую жизнь правильной. У практичной девочки, которую мама довольно рано научила, как она, жизнь, устроена на самом деле, просто не укладывалось в голове, как это, имея такие возможности, так жить…
Виктор вышел на балкон. Этот удар был гораздо больнее. Но, с другой стороны, все к тому и шло… Ладно, и это перебедуем как-нибудь…
Он вернулся на кухню, залез в холодильник и достал из морозилки слипшиеся пельмени. В холодильнике действительно было пустовато – в углу морозилки сиротливо притаились пара куриных окорочков и небольшой кусочек масла. Но голодать никто не собирался. Да и коньячок, который жена себе прикупила, не три копейки стоил. Нина не обратила на его манипуляции никакого внимания. Она молча сидела и курила, уставив взгляд в одну точку.
Пока варились пельмени, Виктор успел принять душ. Вернувшись на кухню, он застал жену все в том же положении. Только количество коньяка в бутылке заметно уменьшилось…
Когда он заканчивал с пельменями, Нина внезапно заговорила:
– Сегодня встретила Мишу. Подвез меня на машине. У него шикарный «Форд-Скорпио»…
Виктор замер. Миша был вторым главным претендентом на руку и сердце первой красавицы курса. Он был как раз из «торговой» семьи. И учился не очень. Но оценки получал. В основном за то, что время от времени подбрасывал преподам и декану кое-какой дефицит. Что ж, теперь становилась совершенно понятна причина Нининого сегодняшнего настроения. Впрочем, для подобного настроения в последнее время причины находились чуть ли не каждый день…
В комнате завозилась Сонька, но Нина даже не пошевелилась. Виктор торопливо запихнул в рот последний пельмень и подскочил к холодильнику. Бутылочки с кефиром из молочной кухни стояли в дверце. Он торопливо набрал в ковшик теплой воды и поставил туда бутылочку греться, а сам быстро зажег плиту и бухнул на нее чайник. Надо было еще обдать кипятком соску. Нина никак не отреагировала на его манипуляции.
Сонька успела высосать почти полбутылки, когда зазвонил телефон. Звонки следовали один за другим, но к аппарату никто не подходил. Виктор стиснул зубы, потом все-таки не выдержал и крикнул:
– Нина, возьми трубку, может, это мама!
Мама сидела с Сонькой днем, пока они с Ниной были на работе. Иногда, правда, эту услугу им оказывала и теща, но о-очень редко.
На кухне что-то бухнуло, затем послышались шаркающие шаги и раздраженный голос Нины:
– Слушаю…
Но это звонила не мама. Потому что голос жены резко изменился:
– Но… я сейчас не могу. Виктор уже вернулся, и потом у меня ребенок… – Она старалась говорить тихо, но выпитое явно мешало ей адекватно оценивать громкость своего голоса. – «Прага»?.. Ты уже заказал?.. Ну хорошо, я попробую…
Трубка неловко бухнулась на аппарат, и в следующее мгновение в комнате появилась Нина. Ее глаза возбужденно блестели.
– Витя, мне позвонила Марина. Мне нужно срочно поехать к ней.
Это звучало не слишком убедительно, но жене, похоже, было совершенно наплевать на убедительность. Нина проскочила к шкафу, распахнула дверки и принялась лихорадочно рыться в платьях. Спустя десять минут она появилась из ванной, на ходу поправляя небрежно завязанный на шее шарфик.
– Не жди меня, возможно я у Марины и заночую.
Хлопнула дверь, прогудел лифт. Виктор подошел к окну. Нина пробежала через двор и скрылась за левым углом дома. Спустя пару минут оттуда выехал какой-то иностранный автомобиль, тускло блеснувший голубым овальчиком на капоте…
На следующий день около десяти часов утра Виктор толкнул тяжелую, обитую железом дверь полуподвала и, пригнувшись, вошел в низкое, но просторное помещение. Оно было все, от пола до потолка, заставлено большими картонными коробками, а в самом углу за старым поцарапанным кухонным столом сидела какая-то девица и старательно, едва не высовывая язык, тыкала одним пальчиком по клавиатуре компьютера. Заметив Виктора, она с облегчением выпрямилась и мелодично произнесла:
– Вы к кому?
– Мне бы Антона увидеть, Мякишева… – неловко произнес Виктор.
– Как вас представить?
– Крагин я, Виктор.
– Одну минуточку.
Девица выбралась из-за стола и просунула голову в невысокую кособокую дверь. Спустя мгновение она отшатнулась, а на пороге появился Антон.
– Витька! Заходи.
Кабинет крупного бизнесмена Мякишева представлял собой крошечную фанерную выгородку, в которой с трудом уместились колченогий стул, старенький круглый стол и табурет для посетителей.
– Садись. Какими судьбами?
– Да вот, – Виктор замялся, – пришел к тебе на работу проситься. Возьмешь? Хоть грузчиком.
– Вот оно ка-ак, – протянул Антон и покачал головой. – Нет, грузчиком не возьму. А вот экспедитором пожалуй… Я сейчас три новые точки открываю, так что человек нужен. Большую зарплату пока положить не могу, все будет зависеть от того, как дело пойдет, но на первое время хватит. Пойдешь?
– Уже пришел, – хмыкнул Виктор.
– Ну и отлично, – подытожил Антон. – После обеда проедем по точкам, посмотришь, что там и как. А с завтрашнего дня уже впрягу по полной. Устраивает?
– Нормально, – кивнул Виктор.
– Ну а раз так, это дело надо обмыть. – Антон наклонился и извлек из-под стола бутылку какого-то импортного коньяка.
– Давай-ка по маленькой. «Наполеон», Франция. Раньше такие только в валютных можно было достать или в «Березке».
– Ишь какие ты напитки пьешь… – уважительно хмыкнул Виктор.
– Да это так, остатки, – небрежно бросил Антон, – удалось по случаю ящик недорого прикупить…
Следующие два месяца пролетели незаметно. Виктор уходил из дома в шесть утра: надо было загрузиться товаром на складе и к восьми развезти сначала по трем, а затем уже по пяти точкам. Потом был круг по оптовикам, чтобы заполнить уже их с Антоном собственный склад. А с пяти он начинал снова объезжать точки, чтобы снять выручку и уточнить, какие позиции надо будет пополнить к завтрашнему утру. Так что домой он возвращался не раньше восьми.
С деньгами тоже стало полегче. Антон взваливал на Виктора все больше и больше обязанностей, но и деньжат постепенно подкидывал, а потом даже начал приплачивать процент от выручки тех точек, которые закрепил за ним. Но самому Виктору его работа чем дальше, тем больше напоминала жвачку. Когда сначала вроде как даже есть какой-то вкус, а затем, чем больше жуешь, тем явственней резина. Можно, конечно, успокаивать себя тем, что этак чистишь зубы и борешься с кариесом. Но здоровым зубам достаточно пару или, на крайний случай, тройку раз в день чистить зубы хорошей зубной пастой, всего-то минуты по две, и пользы не в пример больше, а если с зубами плохо, то никакая жвачка не поможет.
С Ниной тоже вроде как все наладилось. Денег он теперь приносил домой всяко больше, чем когда работал учителем, а дома появлялся едва ли не реже. Так что отношения как будто начали потихоньку улучшаться. Что касается ее несколько участившихся задержек на работе или походов «к Марине», то Виктор старался думать, что она действительно задерживается на работе или убегает к подруге. Поскольку, что делать в ином случае, он совершенно не представлял. Отец относился к матери с подчеркнутым уважением и любовью и полностью ей доверял. Так что у Виктора не было никакого опыта в отношении того, как быть, если твое доверие обманывают. Вот он до последнего и держался за надежду.
Все рухнуло на исходе зимы. В тот вечер Виктор несколько задержался. Второй экспедитор, Семеныч, ушел в запой, поэтому им с Антоном пришлось крутиться за двоих. Но это было как-то уже привычно. Семеныч уходил в запой с завидной регулярностью – каждые два месяца. На вопрос Виктора, почему Антон его до сих пор не уволил, тот философски пожимал плечами и говорил: «Зато не ворует. – А затем добавлял: – Наш человек в основной своей массе на работе надрываться не привык. А другого у нас с тобой нет. Так что будем работать с тем, кто есть. Потому как если выгнать, скажем, Семеныча, то что ждать от того, кто придет ему на смену, я даже представить боюсь. Уж можешь мне поверить, я многих перепробовал». Так что в тот вечер Виктору пришлось собирать выручку и составлять заказ помимо своих еще и на трех точках Семеныча. Заехать в офис, чтобы сдать выручку, он уже не успевал, поэтому, когда подъехал к гаражу, его карманы прямо-таки раздувались от денег. Но, в общем, так случалось не в первый раз, и Виктор не шибко волновался…
Трое подошли, когда он закрывал ворота гаража.
– Эй, пацан, закурить не найдется?..
Врасплох его не застали. Виктор качнулся влево, перехватил опускающуюся руку с железным прутом и дернул противника на себя, перемещая его между собой и остальными двумя нападавшими. Он еще даже успел провести несколько ударов и пару болевых, результатом одного из которых стал хруст и дикий вопль одного из нападавших, но потом его, несмотря на все его разряды и подготовку, все-таки завалили. Это в кино крутой спортсмен легко расправляется с толпой противников, а в жизни все иначе. В спорте ты, как правило, дерешься только с одним противником и в свалке подсознательно тоже строишь свою тактику как тактику одиночного поединка. На чем тебя и подлавливают. Да и нападающие, как правило, не дохляки и тоже имеют кое-какую подготовку. Иначе бы не лезли в драку. Так что все закончилось вполне закономерно.
Очнулся он часа через два. Точно сказать было сложно, поскольку часы тоже исчезли. Как добрался до дома – помнил смутно. Нина с причитаниями мыла ему лицо, раздувшееся от синяков, и как-то слишком уж заботливо охала.
Антон понял все, когда Виктор появился на работе. Грустно буркнул:
– Сколько взяли-то?
– Почти пять миллионов.
– Эх, ё…
– Я отдам, – угрюмо произнес Виктор.
– Молчи уж, отдавала, – махнул рукой Антон. – А ты никому не говорил, что вечером у тебя будет много денег?
– Ну кому говорить-то? – буркнул Виктор. А сердце болезненно сжалось. Потому что в обед на работу звонила Нина, просила прийти пораньше – мол, она уже дома, мама ушла и с Сонькой сидеть некому, а ей надо сбегать «к Марине». Он ответил ей, что не сможет, потому как Семеныч в загуле и ему придется обслуживать еще и его точки. Нина, которая в последнее время довольно живо интересовалась его работой и была в курсе загулов Семеныча, неожиданно добродушно буркнула: «И чего вы с ним нянчитесь?..» – и бросила трубку.
Вечером он пришел домой намного раньше – Антон отправил его домой, лечиться. Когда Виктор вошел, Нина вертелась перед зеркалом в новой каракулевой шубке и новых сапожках. Увидев его, она растерялась:
– Витя… а что ты так рано?
– Да так… Антон отпустил.
– А-а, – протянула Нина и тут же защебетала: – А это мне Марина дала поносить. Ей мало, а в магазине обратно не принимают. Вот она и…
Виктор кивнул и проскользнул в ванную, чтобы не слышать, как жена громоздит одну ложь на другую…
Следующие несколько дней он провел как в тумане. В голове попеременно бились две мысли, одна – «Как она могла?», а вторая – «А может быть…». И когда это раздвоение стало абсолютно невыносимым, он решился.
Тем вечером он пришел домой довольно рано. Аккуратно поставил в комнате свой старый, потрепанный дипломат и весомо произнес:
– Не трогай, здесь деньги.
– Деньги? – живо откликнулась Нина.
– Да, завтра едем с Антоном за крупной партией товара. Я с утра заезжаю за ним и…
Нина покачала головой:
– А почему он отдал их тебе?
– А его с обеда не было. Так что я собрал выручку со всех точек и еще в долг дали, вот и… – Он утвердительно качнул головой и отправился в ванную мыть руки.
Включив воду, Виктор прислушался. Тихо дзинькнул телефон, затем послышался взволнованный шепот жены. Виктор помрачнел. Он до самого последнего надеялся на чудо…
Когда он вышел из ванной, ужин уже стоял на столе. А Нина сидела напротив и смотрела на него этаким умильным, но затаенно-насмешливым взором…
Они встретили его, когда он подходил к гаражу. На этот раз их было четверо. Они профессионально взяли его «в коробочку», а старший сказал:
– Ты вот что, парень, не слишком ручками-то маши, а то и грохнуть можем, – и продемонстрировал ствол.
Виктор молча остановился. Значит, он крепко поломал тех троих, если на этот раз прислали четверых, да еще и со стволом.
– Чего надо?
– Дипломатик свой отдай, – ласково попросил старший.
Виктор усмехнулся.
– Да берите! – Он швырнул свой дипломат под ноги старшему и, пожав плечами, небрежно бросил: – Не представляю, зачем вам старый дипломат, набитый не менее старыми газетами.
– Какими газетами? – удивленно промычал кто-то из четверых.
– Такими, – хмыкнул Виктор. – Да вы откройте, посмотрите…
– А деньги где? – ошеломленно спросил старший, ковыряясь в распахнутом дипломате.
– А не было никаких денег, – вздохнул Виктор, – это я просто вашего информатора тестировал. Проверял, так сказать, – он или не он.
Все четверо переглянулись. Потом старший аккуратно захлопнул дипломат, выпрямился и недобро сверкнул глазом:
– А если мы тебя обыщем?
– А вот этого не дам, – твердо ответил Виктор, – лучше уж сразу стреляй. Только зря всё Я же говорю – денег нет. И не было.
Они вновь переглянулись, и старший покачал головой:
– Да ты хитрец, парень.
– Да уж пришлось, – буркнул Виктор.
– Да уж, – согласился старший, – только знаешь, я тебе не завидую. – С этими словами он кивнул остальным, и они неторопливо двинулись в сторону.
– Я себе тоже, – тяжело вздохнув, пробормотал Виктор…
Когда он вечером вернулся домой, Нины не было. Он раскрыл шкаф. Вешалки, на которых висела ее одежда, были пусты. На кухне также было пусто. И в ванной. Она забрала не только стиральную машинку, которую им подарили на свадьбу его родители, но и практически все мыло, шампуни и полотенца. То же оказалось и с постельным бельем. Виктор грустно усмехнулся.
Зазвонил телефон. Виктор вернулся в прихожую и снял трубку.
– Витя, – послышался из трубки обеспокоенный голос матери, – что случилось? Нина заехала ко мне, завезла Сонечку и сказала, что вынуждена срочно уехать. Что между вами произошло?
Виктор снова усмехнулся:
– Да ничего, мам, ничего серьезного. Скорее наоборот, исправляем прежние ошибки…
Глава 3
Будильник, как обычно, прозвенел не вовремя. То есть, конечно, он прозвенел именно в то время, на которое и был поставлен, но, судя по ощущениям, еще бы пару часов, и вот тогда бы…
Ира хлопнула ладошкой по кнопке, села на кровати и несколько мгновений сидела так с закрытыми глазами. За спинй слышалось мерное сопение Славика. Слева, у стены, завозился в кроватке Павлик. Ира с трудом разлепила левый глаз, покосилась на окно, еще даже не начавшее светлеть, и, тихонько вздохнув, поднялась на ноги.
Через пятнадцать минут, когда хлеб, сыр и колбаса уже лежали нарезанными на тарелке, а чайник на плите доходил, Ира вошла в комнату и ласково позвала:
– Мужики, подъем!
Павлик тут же сел на кроватке, смешно моргая глазами, а Славик завозился, перевернулся на другой бок и буркнул:
– Мм, щас…
Павлик покосился на отца, скинул ноги вниз, нащупал тапочки и двинулся в сторону ванной, на ходу протирая глаза кулачками…
Славик поднялся только после третьей попытки. Сев на кровати, он сумрачно окинул комнату взглядом и уныло буркнул:
– Кофе сварила?
Ира округлила глаза:
– Он же кончился… еще на той неделе.
– И что, купить было трудно?
Ира молча повернулась и ушла на кухню. Знает же, что аванс обещают выдать только в эту пятницу. А получку они уже полгода как не видели…
Из ванной послышался шум льющейся воды, а затем раздраженный голос Славика:
– Кто вытирался моим полотенцем?!
Павлик испуганно вжал голову в плечи. Ира успокаивающе погладила его по голове и повернулась к ввалившемуся на кухню Славику: