Я – инквизитор Мазин Александр
– Это их трудности,– беспечно ответил Ласковин.– Если тебя любят все, это вредно для здоровья. Если вам несложно, Лида, позвоните, поинтересуйтесь, не могли бы они подъехать еще разок?
– Вы своеобразный человек, Андрей,– заметила директор «Лидии-принт». Но номер набрала.
Сразу трубку не сняли, а через три гудка Лидия Андреевна нажала на сброс. Похоже, она не стремилась организовать эту встречу. Ласковин – тоже. Но теперь он знал номер, по которому можно пообщаться с Крепленым. Может быть, пригодится.
– Похоже, у них неприятности,– бросил он вскользь.
– А у вас?
– У меня? – Лучезарная улыбка.– Мои неприятности – ничто в сравнении с неприятностями тех, кто доставляет неприятности мне!
Превосходная фигура речи!
– Но на сей раз вы не откажетесь от чашечки кофе? – бархатным голосом предложила женщина.
– Даже от чего-нибудь более существенного. Пойдемте пообедаем, я приглашаю!
– К сожалению, не могу отлучиться,– отказалась Лидия Андреевна.– Но мы можем пообедать здесь. Леша!
Возник молодой человек, открывший Ласковину дверь.
– Будь добр,– попросила директор «Лидии-принт».– Закажи нам обед. Здесь рядом бизнес-центр,– сообщила она Ласковину,– у них хорошая кухня.
Андрей полез за бумажником, но был остановлен.
– Вы угостите меня в другой раз. Леша, два обеда на твой вкус.
Кухня в бизнес-центре и впрямь оказалась хорошей. Особенно если сравнить с тем, что ел Ласковин последние два дня. Пара рюмок напитка под названием «Виньяк» помогла обеду комфортабельно устроиться в желудке. Андрей не ограничился бы двумя рюмками, если бы не предполагал, что финал этого дня может оказаться беспокойным.
Горячий, только что сваренный кофе со сливками завершил сей дружеский обед. Так думал Андрей. Но выяснилось, что еще остался десерт.
Лидия Андреевна поднялась, заперла дверь на замок, а потом с замечательной непринужденностью улеглась грудью на письменный стол и забросила на спину подол тщательно отглаженной юбки. Под ней скрывались круглые, подрумяненные кварцем ягодицы, а под ними – темная влажноватая шерстка. Лидия Андреевна раздвинула ноги и приглашающе покачала гладкой попкой.
Вообще-то Андрей предпочитал сам определять: с кем, где и как. Но предложение было сделано в такой форме, что отказать, сохранив лицо, было невозможно. И Ласковин не отказал.
В самый разгар процесса зазвонил телефон. Лидия Андреевна сняла трубку, но когда Ласковин приостановился, свободной рукой ухватила его за ногу и показала недвусмысленно: продолжаем! И они вполне успешно пришли к завершению. К обоюдному удовольствию. Лидия Андреевна лишь на несколько секунд прикрыла микрофон, чтобы не смущать клиента посторонними звуками.
Спустя пять минут посредством салфеток, лосьона и некоторого количества черной туши хозяйка «Лидии-принт» полностью восстановила прежний строгий имидж. Андрей – тоже, но обойдясь без туши. Затем не без кокетства из ящика письменного стола были извлечены красные трусики и надеты с демонстрацией шоколадного цвета ног. Загар в Петербурге в середине зимы смотрелся очень пикантно. И не сразу бросался в глаза: коричневые икры казались просто одетыми в колготки. Красные трусики исчезли под серой деловой юбкой.
– Пирожок с вишенкой,– улыбнулся Андрей. Шутка его была принята и оценена. Нацарапав номер на тыльной стороне визитки, Лидия Андреевна подала карточку Ласковину.
– Мой домашний,– сказала она.– Звони. Кстати, можешь мне и свой дать. Ты где обитаешь?
– Неподалеку,– честно сказал Андрей.– На чердаке.
Лидия Андреевна рассмеялась.
– Дело твое,– не стала настаивать она.– Звони. У нас совсем неплохо получается!
Глава восьмая
Проснулся Ласковин от шороха. Да, нервы стали ни к черту. Вот позапрошлой ночью коты орали, как грешники в аду,– ничего. Спал как-то.
Тьма была полной. Снаружи – ночь. Был бы день – слева, над примерзшей дверью, что вела на крышу, пробивалась бы полоска света. Не видно ее – значит, ночь. Темнота… и шорох! Нет, не нервы, наоборот! Шурр-шурр… Ходит кто-то. Человек?
«Вздор,– подумал Ласковин, окончательно проснувшись.– Вздор! Ходить по чердаку, заваленному мусором, в полной темноте? Да это такой бы шум поднялся: то на жесть ржавую наступишь, то на стекло. Или за трубу заденешь. Не то что ходить почти бесшумно, вообще ходить – ноги переломаешь!»
Андрей представил себе команду «тобольцев», окружающих его во мраке. С ума сойти. Тут бы такой грохот и мат-перемат стоял…
Однако ходит, ходит же! И не кот, тяжелый. Кто? Собака? Нет, у собаки шаг другой, и когти цокают. Тигр? Бред! Тигр – на чердаке! Шурр-шурр… Все-таки… Человек? Может, он, Ласковин, все еще спит?
Андрей медленно расстегнул молнию спальника. Фонарик рядом, пистолет, если что, тоже рядом.
Шаги – шурр-шурр – начали удаляться. Он, чердак, большой, есть где побродить… в темноте. Большой чердак, попробуй найди в нем Андрея Ласковина! Тем более что спит Ласковин в укромном уголке, за дымоходом, с довоенных времен оставшимся.
«Господи,– подумал Андрей.– Да я боюсь!»
Он тихонько сел, начал надевать ботинки. Ботинки нужнее, чем штаны. Без штанов даже двигаться легче, а без ботинок – по щепкам, по гвоздям, по стеклам битым – поди-ка попляши!
Холодно, однако. Кожа в пупырышках. Или это от страха? Как он ходит? Это кем надо быть, чтобы по этим самым гвоздям, стеклам, щепкам, в полной темноте – так тихо? Страшно тебе, Ласковин? Страшно! Когда Крепленый в тебя стрелял, страшно не было. А сейчас… блин! Кто?
Шурр-шурр… Сюда идет. К нему. Выходит, с той стороны все осмотрел, теперь сюда идет. Осмотрел? В такой темноте? Да здесь даже коты ни хрена не видят!
Шурр-шурр… С другой стороны дымохода. Человек. Точно, человек. Дышит с присвистом: бронхитник, что ли? Шурр-шурр… Сейчас выйдет справа. Слева – там потолок низкий и балка. Значит, справа. Шурр-шурр… Банки пустые консервные не задел, обошел… Шурр-шурр… Страшно, Ласковин? Хрен вам!
Андрей подобрал ноги, сконцентрировался: фонарик в одной руке, «вальтер» – в другой…
Шурр… Остановился. Может, знает, что Ласковин рядом? Наверняка знает. Чует. Если уж в такой темноте разгуливает, как в полдень по Дворцовой площади…
Шурр… Шурр… Вот он!
Андрей не увидел – почувствовал, как из-за угла дымохода возникла страшная фигура… Кто?
Луч фонаря ослепительно, остро ударил в темноту, вырвал из тьмы уродливую голову, черное, отливающее глянцем, как спинка жука, рыло… Голова чудовища на человеческом теле, огромные квадратные, отблескивающие радужно глаза… и пистолет, направленный прямо на Ласковина!
Андрей вскрикнул от потрясения: такого он точно не ожидал – вскрикнул и непроизвольно нажал на спуск. «Вальтер» хлопнул отрывисто, оглушительно, пуля (мимо!) грохнула в крышу. Чудовищная голова на человеческой шее дернулась, монстр зарычал, пистолет его плюнул огнем и громом: бах-бах-бах! Трижды. Андрей метнулся назад, за дымоход, в щель между кирпичной кладкой и скосом крыши. Фонарик он выронил, но тот, по странной прихоти, продолжал светить прямо в чудовищную морду. И пистолет в черной руке задергался снова: бах-бах-бах… А сам монстр топтался на месте неуклюже, вертел башкой… и стрелял, стрелял. Грохот наполнял брюхо чердака. Грохот и пороховая гарь. Андрей все ждал, когда у него кончатся патроны, а патроны не кончались. Десять выстрелов, двенадцать…
И вдруг чудовище перестало палить, сунуло пистолет в карман, схватилось рукой за уродливую голову… и оторвало от нее половину!
Андрей почувствовал себя резиновой игрушкой, из которой выпустили воздух.
Слава Богу! Ноктовизор! Прибор ночного видения, фотонный умножитель. Никакой не монстр. Просто человек с ноктовизором, и сейчас этот человек взял обычный фонарик и направил на ласковинскую «спальню».
Вот бы самое время прыгнуть, выбить пистолет, выбить чердачную пыль из куртки незваного гостя… И дух из самого гостя – тоже!
Но прыгнуть Ласковин не смог. Слабость. Реакция на стресс. И выстрелить не смог, не приучен в людей стрелять, тот, первый выстрел – случайность.
А гость злобно пнул ногой ласковинский фонарик, выключил свой и снова надвинул на лицо прибор-морду. Начнем сначала. Те же и темнота. Слепой Ласковин против «зрячего» убийцы.
Нет, уже не сначала, с другого места. Слабость прошла. Андрей больше не боялся. Человек плюс техника против человека же плюс искусство… Убийца заглянул в щель, где прятался Ласковин. Поздно, приятель! Андрей уже выполз с другой стороны. Есть приборы, которые «видят» сквозь стены. Но не этот. Убийца – там. Андрей – здесь. Между ними – полутораметровой ширины труба дымохода. По кругу, в догонялки, как в детстве.
И очень простой прием – чуть быстрее. Глядишь, и ты уже не впереди, а сзади, со спины…
Еще минута – и Ласковин бы выиграл эту игру, но тут с визгливым скрипом распахнулась дверь, ведущая на лестницу, и кто-то истошно завопил:
– Клуша, твою мать, Клуша!
И свет фонаря запрыгал по темному пространству чердака. Потом второй луч, третий.
– Здесь я, мудаки! – гаркнул убийца Клуша, и фонари тут же скрестились на нем, вынудив Ласковина отступить назад, чтобы не оказаться обнаруженным.
– А этот… здесь? – спросили из темноты.
– Здесь, бля! Затихарился. Макар, стань у двери и не светись, еш тебя, у него ствол!
– Как бы он нас опять не уделал… – проговорил кто-то.
– Не киздеть! – пресек Клуша.– Вы, с фонарями,– светить, остальные – давай с той стороны, цепью, мать вашу, а то друг друга продырявите!
Клуша включил свой фонарь, и Ласковин тут же шагнул ему за спину.
Цепочка двинулась навстречу. Через пару минут они поравняются со своим начальником. У Ласковина начал формироваться план. Выждать эту пару минут, потом – рывок: вырубить Клушу, вырубить того, кто у двери – до нее метров десять,– вниз, в машину – и бай-бай. Рискованно, но что делать? Не более рискованно, чем вламываться в штаб-квартиру «тобольцев». Условия сходные: темнота, фактор неожиданности. Вопрос удачи и быстроты. О черт! Ласковин только сейчас вспомнил, что он, можно сказать, голый. Штаны, куртка – около спальника. В куртке – деньги, документы, ключи. Если их не забрать, можно и не убегать.
Цепочка двигалась. Осторожно, без суматохи, вслед за полосами фонарных лучей. Андрей надеялся, что кто-нибудь с испуга начнет палить по теням. Зря надеялся. Клуша застыл: луч мощного фонаря прошивает тьму до противоположной – в паутинной мочале – стены. В правой руке – пистолет, ноктовизор сдвинут на лоб. Грозный, вероятно, вид у мужика! Ладно, ладно, ты только стой, не оборачивайся.
Чувствуя себя тараканом, которого включенный свет застал посреди коммунальной кухни, Андрей преодолел несколько метров до спального мешка. Очень осторожно он сложил внутрь куртку, брюки, тихо-тихо свернул, липучкой зафиксировал, теперь валик под мышку – и назад. Цепочка уже почти рядом. Серьезные ребята. Никакой суеты.
Клуша развернулся на четверть, Ласковин притаился за его широкой спиной. Слева-справа пошарили желтые щупальца фонарей.
– Вот, вот здесь он спал, еш его!..– возбужденно проговорил кто-то.
– Искать! – рявкнул Клуша, бросил взгляд на освещенные желтым бумажные коробки, что-то шевельнулось у него в мозгу… Вспомнил! Спальник! Одежда!
– А… – начал он.
– Пок! – рукоятка ласковинского пистолета опустилась на затылок Клуши.
– Бах! – Это уже не «вальтер», это рявкнул пистолет в руке Клуши. Так, в пространство бабахнул. Хозяин его уже оседал на пол.
Эхом на этот выстрел откликнулся еще один стрелок. Андрею некогда было разбираться, кто, куда, зачем палит. Он ринулся к двери (слава Богу, не споткнулся, не потерял темп), возник сбоку от сторожившего выход бандита, сшиб его и выскочил на узкую лесенку.
Если удача поворачивается спиной, то лица ее уже не разглядеть!
Около дюжины ступенек вели от чердачной двери вниз, на площадку. Узкая лесенка, зажатая между двумя стенами. А на площадке, начеку, расположился еще один бандит. И пистолет его смотрел прямо на Ласковина.
Дюжина ступенек. Проход в метр шириной. Не увернуться, не отступить.
Все, что мог сделать Андрей,– прыгнуть сверху на «тобольца». Что он и сделал.
Все, что нужно было сделать «тобольцу»,– это попасть с нескольких метров в фактически неподвижную цель. Промахнуться практически невозможно.
Ласковин прыгнул – бандит выстрелил. Дважды. И не промахнулся, разумеется.
Летящее тело по инерции обрушилось на бандита, сшибло с ног, локтем – о щербатый пол – очень больно! – но зато! Наконец! Все!
Две пули калибра 7,62 мм, выпущенные с расстояния нескольких метров,– это все! Две пули из пистолета ТТ образца 1951 года практически в упор – это без вопросов!
«Тоболец» зашипел – у, бля, локоть, больно! – и левой рукой спихнул с себя. Прыгун, бля! Спортсмен, бля!
– Братва! – гаркнул наверх, в раззявленную чердачную дверь, прушник убийца.– Киздец, братва! Я его достал!
Пистолет ТТ отличается простотой, прочностью и надежностью устройства. Незначительно модифицирован в 1933 и 1951 годах. Патрон очень мощный, бутылочной формы, такой же, как к пистолету Маузера 1896 года. Останавливающее действие пули сравнительно невелико, но в годы Великой Отечественной войны ТТ зарекомендовал себя как мощное и надежное личное оружие…
Прежде чем поднять выпавший пистолет, «тоболец» еще раз, мельком, глянул на подстреленного. По белой шерсти свитера, сбоку, у лежащего расползалось кровавое пятно. Готов! Бандит взялся за удобную рифленую, со звездочкой и буквами «СССР» (осколок империи) рукоять: надежная вещь, ничего не скажешь, не зря ее знатоки нахваливают!
– Братва! – закричал он снова, распрямляясь.– Давай вниз, я его…
Что-то твердое ударило «тобольца» под зад, в аккурат по копчику. Исписанная паскудными словами, многослойно обоссанная стена мотнулась навстречу, и с сухим треском бильярдного кия, ударяющегося по шару, бандит впилился лбом в намалеванный внуком победителя символ Третьего рейха. Только четверть часа спустя «тоболец» узнал, что поторопился с победной реляцией.
Глава девятая
Первая пуля прошла вскользь, чиркнув по ребрам, как раз по тому месту, куда пришелся десантный башмак рыжего. Второй пуле предназначалось, пробив брюшную стенку, поразить печень, пронзить снизу вверх диафрагму и через правое легкое, раздробив ключицу, выйти около шеи.
Такое ранение не всегда бывает смертельным. Если раненый получает медицинскую помощь в течение нескольких минут, его еще можно спасти. Если же этого не происходит, примерно через двадцать минут человек умирает от внутреннего кровотечения. Но это может случиться и через пять минут.