Скажи герцогу «да» Крамер Киран

— Да, ты! — Глаза вдовствующей герцогини сияли радостью.

Люк вздрогнул, щеки окрасились румянцем: он никак не ожидал, что бабушка на него смотрит.

— И такой же негодник, как и твой отец, — добавила ее светлость.

Дженис едва сдержала смех. И Люк, хоть и смутившись, улыбнулся.

— Продолжай, — махнула Дженис рукой престарелая леди.

Хоть это и был излюбленный жест королевы, но ее величество не появлялась с тех пор, как Дженис в первый раз прочитала вслух вдовствующей герцогине тетрадь. В тот же день, как нашла ее.

Дженис выпрямилась и продолжила:

— «Но я слишком боюсь Рассела, чтобы остаться».

Взглянув на герцогиню, Дженис увидела, что лицо ее исказилось от боли, но в глазах читался все тот же искренний интерес. Какимто образом оживление в памяти этих печальных событий благотворно подействовало на ее светлость. Дженис уже в четвертый раз читала ей эту тетрадь.

Люк положил ладонь на колено возлюбленной и слегка сжал, а она продолжила:

— «Я видела, как он наблюдал за тонущим братом, хотя ему ничего не стоило подплыть и спасти его. Так что вы поймете, почему я сочла, что лучше вырастить сына в неизвестности, чем рисковать его жизнью, отстаивая права на герцогство. Благослови вас Господь, ваша светлость, и знайте, что я странствую по свету с любовью Эверетта в моем сердце и его кровью в жилах нашего ребенка. Ваша преданная служанка и невестка Эмили Марч Хильдебранд».

— Они ловили рыбу, — медленно проговорила вдовствующая герцогиня. — Лодка дала течь.

— Это был несчастный случай? — мягко спросил ее Люк.

— Я не знаю, и, думаю, мы никогда этого не узнаем.

— Хочу надеяться, что несчастный случай, — заметила Дженис. — Надеюсь также, что Рассела парализовало от потрясения, поэтому он не сумел спасти брата.

Вдовствующая герцогиня рассмеялась:

— Ты добрая девочка. Но, огядываясь на прошлое, даже я, мать Рассела, думаю, что случайность здесь маловероятна. Мой младший сын давно завидовал брату, задолго до того как тот стал герцогом. А когда сам получил титул, то жестоко обходился и со мной, и с Грейсоном. Его сердце не смягчилось до самой смерти.

— Как это печально. — Дженис вздохнула и переглянулась с будущим мужем.

— Расскажи мне снова свою часть истории, — попросила Люка ее светлость.

— Конечно. — Он уселся поудобнее на диване. — Два месяца назад, как обычно, я принес кошелек с деньгами в приют Святого Мунго. Я делал это дважды в год: в день моего рождения и на Рождество. Тайком. Но на этот раз меня поджидала допоздна сестра Бриджет. Она подкараулила, когда я клал деньги, и сказала, что сиротский приют нуждается в моей помощи. Оказывается, Грейсон не оставлял монахинь в покое, поскольку разыскивал отпрыска Эмили и постоянно донимал их расспросами обо мне, угрозами пытаясь выяснить, что им известно.

Вдовствующая герцогиня нахмурила брови, а Люк продолжил:

— Поэтому той темной ночью сестра Бриджет сказала мне правду: что законный герцог Холси — я. Не Грейсон. Конечно, я и понятия не имел, что состою в родстве с пэром. Я был боксером, солдатом…

— И грумом, — добавила герцогиня; глаза ее лучились от удовольствия — ей явно нравилось, как внук излагает те драматические факты.

Люк подмигнул Дженис и продолжил:

— Сестра Бриджет обещала матери, перед тем как та умерла, никогда не открывать правду о моем происхождении. Эмили боялась, что это навлечет на меня опасность, но добрая монахиня сказала, что поступить иначе не могла. Сказала, что теперь я взрослый мужчина и способен позаботиться о себе, что было правдой, а приют Святого Мунго нуждался в защите. Причем речь шла не о кулаках: они хотели, чтобы я заявил права на титул и заставил Грейсона прекратить их преследовать.

Ее светлость удрученно вздохнула.

— Может, рано еще ставить крест на Грейсоне? — с надеждой сказала Дженис. — Наверняка он со временем изменится к лучшему.

— Но ведь то, что я хотела оставаться в душной спальне, неправда. — Вдовствующая герцогиня обиженно надула губы. — Не могу поверить, что он сказал тебе это.

Дженис поморщилась:

— Ну, по правде говоря, вы сами сказали это, ваша светлость. Вы так рассердились, когда я пыталась вывезти вас оттуда.

В глазах пожилой леди появилось смущение.

— Все в порядке, бабушка, — улыбнулся Люк. — Просто вам не хватало душевных сил принять случившееся, но глубоко в душе хотелось вновь возвратиться к нормальной жизни.

— А Грейсон постоянно был настороже, — добавила Дженис. — И в то же время тайно надеялся, что, может, ты вообще навсегда исчез, так что никто уже не сможет привлечь внимание к этим ужасным событиям прошлого.

— Продолжайте, — резко оборвала их герцогиня тоном королевы, но на сей раз не чихнула. — Ближе к сути, Люк.

Очевидно, она была еще не готова детально разбираться в ситуации или, скорее, не могла. Ну и ладно. Еще слишком рано.

Люк согласно кивнул:

— Хорошо, бабушка. Итак, сестра Бриджет слышала от самой Эмили, что в смерти Эверетта повинен Рассел, но, кроме этого, ничего больше не знала, за исключением очень важного факта: Рассел непременно убил бы меня, если бы сумел найти. Какимто образом ему удалось выследить меня до сиротского приюта, и когда мне было всего одиннадцать, добрая монахиня положила мне в карман деньги и велела бежать. Она направила меня в другой приют, в Бристоле, но я туда не добрался. Рос я на улицах, и в прошлом году, когда Рассел умер, Грейсон возобновил мои поиски.

— Что опять же приводит нас к сестре Бриджет, — заключила герцогиня.

— Верно, — кивнул Люк. — Помочь в восстановлении моих прав мог предположительно пропавший дневник матери. Эмили рассказывала о нем сестре Бриджет, но мы не знали, сохранился ли он. Как оказалось, сохранился. И Дженис нашла его.

— Молодчина!

— Благодарю, ваша светлость. — Дженис положила тетрадь, и Люк накрыл ее ладонь своей.

— Ну что ж. — Герцогиня глубоко вздохнула. — Я рада, что у этой истории счастливый конец. Завтра мы перейдем к той части, где речь идет о моей теплице для орхидей. Я всегда знала, что старый садовник особенный.

— Да, вы правы, — подтвердила Дженис.

Люк встал и потянул девушку за собой:

— Мы пойдем прогуляемся, но позже мы вернемся.

— Хорошо. Но прежде чем вы отправитесь на эту вашу прогулку… У меня к вам просьба.

— Все, что угодно, — сказала Дженис.

— Ктонибудь сейчас живет в старом крыле?

— Нет, — ответил Люк.

— Ох, ну ладно. В старом крыле, в противоположном конце от моей тесной каморки, есть прекрасная спальня. Я оставила там свои очки. Пожалуйста, поищите их.

— Но, ваша светлость, я никогда не видела, чтобы вы пользовались очками! — удивилась Дженис.

Герцогиня молча посмотрела на нее, но за ее молчанием скрывалось так много…

Лицо Дженис запылало жарким румянцем, когда она начала понимать… Но не могла же вдова устраивать им свидание? А затем ее осенило: вдова — нет, а королева — вполне. О да, она и в самом деле могла!

Люк откашлялся, прочищая горло.

— Конечно, мы их поищем.

Герцогиня наконец перевела взгляд на внука.

— Очень хорошо. И если вам не удастся их найти сегодня, придется продолжить поиски завтра. Я уверена, что они там.

Люк и Дженис покинули комнату, как два школьникашалуна. И когда, быстро преодолев два пролета лестницы, направлялись к месту назначения, шаг их все ускорялся и ускорялся.

— Както все странно, — заметила Дженис.

— Я люблю ее, — улыбнулся Люк.

Оба рассмеялись.

И когда вошли в спальню, они и в самом деле сначала поискали очки… Секунды три.

А затем Люк запер дверь, Дженис бросилась в его объятия, и они повалились на огромную кровать с балдахином, не размыкая губ и рук.

— Здесь гораздо лучше, чем в погребе, — прошептал Люк возле ее губ.

— Но там тоже было свое очарование, — промурлыкала Дженис, расстегивая первую пуговицу его рубашки.

— Да, пауки например. — Люк приподнял ее, чтобы развязать тесемки платья.

— Они там были?

— Всего один, и я его убил. Но вот насчет мышей не уверен…

Дженис бросило в дрожь, и она не могла понять, то ли это от мысли о пауках и мышах, то ли от прикосновений Люка. Его коварный палец описывал круги вокруг ее соска, в то время как губы прокладывали дорожку поцелуями по шее.

Она решила, что все же это изза Люка, и следующие три минуты они крутились, чтото тянули и дергали, пока не остались полностью обнаженными, не отрываясь, впрочем, от основного занятия. И тогда Люк навис над ней.

Уже.

— Все это слишком быстро… — Капли пота выступили у него на висках. — Нам следует остановиться и начать заново. И на сей раз мы будем действовать значительно медленнее.

— Нет, давай не будем. — Дженис слегка задыхалась. — Так было вчера. И позавчера. Помнишь?

Он смотрел на нее с обожанием:

— Разве я мог забыть?

— Моя спина помнит. — Она захихикала.

— Моя тоже: ведь ты была сверху во второй раз.

— Ну не все же девушке терпеть твердость земляного пола погреба.

Он рассмеялся и откинул прядь с ее щеки.

— Мы в первый раз в настоящей постели.

— Но я готова… если ты имел в виду, что это означает нечто большее, чем ложе из утрамбованной земли.

— Не думаю, что это вообще чтото значит. — Он нежно поцеловал ее. — Для меня важно только то, что ты со мной. Что мы вместе. Навсегда.

— Как и для меня, — прошептала она. — Твоя бабушка сказала, что любовь невозможно измерить. И она права. У меня нет слов, чтобы выразить, насколько любовь к тебе сильнее всех чувств, которые мне довелось испытать за всю жизнь.

Он снова поцеловал ее.

— Только это и имеет значение для меня, только это! — И он властно рванулся вперед, поймав ее крик губами.

Ее щиколотки сомкнулись у него на пояснице, и как вздох прозвучало:

— И для меня. Для меня тоже…

Они слились воедино, позволив своим телам высказать вс, что они сами не могли выразить словами, и пришли к сладостному завершению, неистовому и прекрасному.

Когда все закончилось, Люк уткнулся лицом в шею Дженис, и она счастливо вздохнула.

Вместе они были истинным воплощением любви.