Только представьте… Филлипс Сьюзен

Глава 19

— Я обвиняла тебя во многих вещах, Бэрон Кейн, но никогда не считала трусом! — визжала Кит, преследуя по пятам выходившего из конюшни Кейна. — Магнусу грозит смерть, которая ляжет на твою совесть! flee, что от тебя требовалось, — просто кивнуть, и у Спенса немедленно вылетели бы из головы все оскорбления. Немедленно отдай ружье! Если у тебя духу не хватает защитить лучшего друга, я сделаю это сама.

Кейн обернулся, не выпуская из рук карабина.

— Попробуй только шаг сделать! Я тебя запру, а ключ выброшу!

— Ты омерзителен, понимаешь?

— Как не понять? Тысячу раз уже слышал это от тебя. Неужели не додумалась спросить, что происходит, вместо того чтобы бросаться обвинениями?

— А по-моему, все очевидно.

— Неужели?

Кит внезапно стало не по себе. Кейна никак нельзя назвать трусом, и он ничего не делал без причины. Запал ее уже прошел, но беспокойство осталось.

— Хорошо, предположим, ты скажешь мне, что заставило тебя бросить Магнуса одного с человеком, которому не терпится его линчевать.

— Ты так взбесила меня, что позволяю тебе самой разгадать мои мотивы.

Кейн направился к дому, но Кит загородила ему дорогу.

— О нет, так легко ты не уйдешь!

Кейн положил карабин на плечо.

— Магнус не потерпел бы ничьего вмешательства, даже моего. Есть вещи, которые мужчина должен делать сам.

— А ты все равно что подписал ему смертный приговор.

— Выходит, моя вера в него куда сильнее твоей.

— Здесь Южная Каролина, а не Нью-Йорк!

— Только не говори, что наконец признала несовершенство родного штата!

— Мы говорим о клане, — отрезала она. — Во время последней поездки в Чарлстон ты пытался натравить на куклуксклановцев федеральные власти. Теперь же ведешь себя так, словно они не существуют.

— Магнус — человек самостоятельный. И не нуждается в заступниках. Собственные сражения он ведет сам. Знай ты его хотя бы чуть-чуть лучше, наверняка бы поняла это, С точки зрения Магнуса, Кейн, очевидно, был прав, но она не выносила подобных образчиков мужской гордости, приводивших чаще всего к безвременной гибели. Глядя в спину удалявшемуся мужу, она думала о войне, когда-то казавшейся столь славной и справедливой.

Кит не могла успокоиться до тех пор, пока не появился широко улыбавшийся Сэмюел с запиской от Софронии.

Дорогая Кит!

Перестань тревожиться. С Магнусом все в порядке, и мы женимся.

Любящая Софрония.

Кит с радостью и недоумением смотрела на листок бумаги. Значит, Кейн в самом деле не ошибся. Но это еще не означает, что он прав во всем остальном.

Слишком много всего случилось в последние дни и часы, и теперь на нее обрушилась лавина чувств. Чувства к Софронии. К «Райзен глори». К Кейну.

Кит захотелось оседлать Соблазна, но она тут же вспомнила, что Кейн запретил ей подходить к коню. Внутренний голос твердил, что за это она должна винить собственную беспечность, но Кит отказывалась его слушать. Нужно немедленно уладить это дело.

Кит нашла Люси на кухне, где та чистила картофель.

— Где мистер Кейн?

— Несколько минут назад поднялся наверх.

Кит рванулась в коридор и, взлетев по лестнице, распахнула дверь спальни.

Кейн стоял у стола, рассматривая какие-то документы. Он с усмешкой повернулся к жене и, заметив, что та кипит от гнева, поднял бровь:

— Ну?

Кит понимала, что он имеет в виду. Неужели она сейчас нарушит неписаное правило, установленное между ними? Правило, по которому спальня была единственным местом, где они не ссорились? Единственным местом, предназначенным для чего-то другого, такого же важного, как воздух, которым они дышали.

Нет, она не может. Только здесь ее смятение куда-то исчезало. Только здесь она ощущала… нет, не счастье… но что-то вроде.

— Подойди, — велел он.

Она послушалась, но ее обида на запрет брать Соблазна не прошла. Его высокомерие и упрямство не были забыты. Все это продолжало бурлить в душе, пока она отдавалась исступленным ласкам, с каждым днем все менее насыщавшим и все более необходимым.

Наутро даже радость за Софронию и Магнуса не могла удержать Кейна и Кит от скандала. Они буквально рычали друг на друга. Это уже стало привычным. Чем жарче была ночь, тем безжалостнее они наказывали друг друга на следующий день.

«Не думай, что при свете дня я останусь такой же… Я отдам тебе свое тело, но не смей — слышишь? — не смей надеяться на большее…»

Незаметно наблюдая, как Софрония и Магнус целую неделю ходят в блаженном тумане, Кит невольно желала себе и Кейну того же самого. Или хотя бы счастливого конца. Но для нее счастливым концом мог быть только один: если Кейн уедет, оставив ей «Райзен глори». А это казалось ужасающей несправедливостью.

Воскресным днем Софрония и Магнус произнесли брачные обеты в старой невольничьей церкви. Кит и Кейн были свидетелями. После объятий, слез и свадебного торта мисс Долли новобрачные наконец остались одни в доме Магнуса на краю фруктового сада.

— Я не стану торопить тебя, — поклялся Магнус, когда за окном воцарилась темная и мирная декабрьская ночь. — У нас впереди вся жизнь.

Софрония улыбнулась. Вот как все обернулось… она и не думала…

— Мы и без того потеряли слишком много времени, — шепнула она, взявшись за верхнюю пуговицу чудесного платья, подаренного ей Кит. — Люби меня, Магнус. Просто люби меня.

И он любил. Нежно и самозабвенно. Прогоняя уродливые призраки былого.

Софрония впервые в жизни чувствовала себя такой желанной и защищенной. Она никогда не забудет того, что с ней делали, но кошмары больше не посмеют завладеть ее душой. Она наконец поняла, что такое быть свободной по-настоящему.

К январю взаимные ласки Кейна и Кит приобрели первобытный оттенок неукротимой свирепости, пугавшей их обоих. Кит поставила синяк на плечо мужа. После очередной ночи ее грудь была в красных пятнах, за что Кейн долго проклинал себя.

И только раз они сказали друг другу правду.

— Больше так не может продолжаться, — обронил он.

— Знаю, — кивнула она и уткнулась в подушку, притворяясь, что засыпает.

Предательский голос женственности требовал оставить бессмысленную борьбу и открыть свое сердце, прежде чем оно взорвется, переполнившись чувством, для которого у нее не нашлось названия. Открыть? Новому? Человеку, раздававшему лошадей и книги, прежде чем успеет к ним привязаться? Демоны сомнений и разочарований не давали ей покоя.

«Райзен глори» — вот все, что у нее было и осталось, единственная часть ее жизни, в которой нельзя усомниться. Люди проходили через ее судьбу и исчезали. Но «Райзен глори» была вечной, и Кит никогда не позволит бурным безымянным чувствам к Бэрону Кейну это изменить. К Кейну, с его увлечением прядильней, к Кейну, с его безграничным честолюбием, которое уничтожит поля, вытряхнет их, словно хлопковую коробочку, пока не останется ничего, кроме бесполезной шелухи.

— Я же говорила тебе, что не хочу идти!

Кит швырнула на столик щетку и уставилась на Кейна в зеркало.

Кейн отбросил рубашку.

— Зато я хочу.

«Все споры кончаются за дверью спальни». Все, но не этот. Да и не все ли равно? Их исступленные ласки уже превратили спальню в еще одно поле боя.

— Ты ненавидишь вечеринки, — напомнила она.

— Да, но не мешает немного развлечься. Мне нужно уехать подальше от прядильни, хотя бы ненадолго. И я соскучился по Веронике, — добавил он.

Кит задохнулась от обиды и ревности. По правде говоря, она и сама была не прочь повидаться, с Вероникой, но слышать такое от мужа неприятно.

Вероника покинула Радерфорд шесть недель назад, незадолго до Дня благодарения, и обосновалась в трехэтажном чарлстонском особняке, который, как слышала Кит, успела превратить в настоящий светский салон, где бывали художники, артисты и политики. Там можно было встретить неизвестного скульптора из Огайо, знаменитого нью-йоркского актера, музыкантов и композиторов. Вероника намеревалась отпраздновать новоселье зимним балом.

В своем письме Кит она сообщала, что приглашает всех чарлстонцев, которые ее развлекают, а также нескольких старых знакомых из Радерфорда. В своей типично извращенной манере она додумалась позвать Брэндона Парселла и его невесту, Элеонору Бэрд, чей отец после войны стал президентом Банка плантаторов и граждан.

В другое время Кит с удовольствием согласилась бы поехать, но сейчас ей было не до того. Счастье Софронии только усиливало ее страдания, и какой бы обворожительной ни казалась Вероника, в ее присутствии Кит неизменно казалась себе неуклюжей дурочкой

— Поезжай один, — неохотно процедила она.

— Только вместе, — устало обронил Кейн. — Боюсь, у тебя нет выбора.

— Можно подумать, он когда-нибудь у меня был!

Кит яростно фыркнула, и в эту ночь они спали на разных концах кровати. И в следующую. И потом.

Кит твердила себе, что это к лучшему. Вот уже несколько недель она ужасно себя чувствует. Рано или поздно придется сдаться и ехать к доктору.

Так или иначе, она дотянула почти до того дня, на который была назначена поездка к Веронике.

К тому времени как они прибыли в Чарльстон, Кит едва держалась на ногах. Бледная и измученная, она побрела в комнату, которую ей предстояло делить с мужем следующие несколько ночей. Спальня оказалась светлой и просторной, с узким балконом, выходящим на мощенный кирпичом двор, казавшийся особенно красивым из-за зеленого бордюра си-айлендской травы и оливковых деревьев, наполнявших воздух сладким запахом.

Вероника послала к ней горничную помочь разложить вещи и приготовить ванну. Искупавшись, Кит легла и закрыла глаза, слишком измученная, чтобы заплакать. В душе простиралась выжженная пустыня.

Она проспала несколько часов и, с трудом разлепив глаза, встала и раздвинула гардины.

За окнами было темно. Скоро придется надевать платье и спускаться вниз. Как она вынесет все это? Кит припала щекой к холодному стеклу. У нее будет ребенок. Невозможно, неправдоподобно, и все-таки в ней растет новая жизнь. Дитя Бэрона Кейна. То самое дитя, которое свяжет ее с ним до конца жизни. Малыш, которого она отчаянно хотела, понимая при этом, как все усложнится.

Кит вынудила себя сесть перед туалетным столиком. Расчесывая волосы, она заметила среди туалетных принадлежностей голубую керамическую банку. Значит, Люси и ее уложила? Какая ирония!

В банке был тот самый серовато-белый порошок, предотвращающий зачатие, который дала ей Магическая Женщина. Она приняла его всего однажды. Сначала тянулись длинные недели, когда они с Кейном спали отдельно, а потом, после их ночного примирения, Кит почему-то опасалась пить зелье. Содержимое банки казалось ей зловещим, даже омерзительным, вроде мелко истолченных костей. Как-то она слышала жалобы женщин на то, что им трудно зачать ребенка, и с тех пор оправдывала свою небрежность тем, что риск беременности вовсе не так велик, как ей казалось. Потом банку обнаружила Софрония и заверила Кит, что все порошки совершенно бесполезны, поскольку Магическая Женщина терпеть не могла белых и всячески их дурачила.

Кит провела пальцем по крышке банки, гадая, так ли это.

Дверь распахнулась так внезапно, что она подпрыгнула и опрокинула банку.

— Не мог бы ты хоть раз в жизни войти спокойно, не срывая дверь с петель? — возмутилась Кит, вскакивая.

— Мне всегда не терпится поскорее увидеть свою преданную женушку, — отпарировал Кейн, швырнув перчатки на стул, и, заметив беспорядок на туалетном столике, удивился: — Что это?

— Ничего! — огрызнулась Кит, хватая полотенце и пытаясь смести порошок на пол. Кейн подошел сзади и сжал ее пальцы. Свободной рукой он поднял банку и стал изучать содержимое.

— Что это?

Кит попыталась вырваться, но муж был слишком силен. Он поставил банку, и ледяной взгляд подсказал Кит, что ее не отпустят, пока она не скажет правду. Кит хотела было соврать, что это лекарство от головной боли, но не хватило духу. Она смертельно устала… и потом, какой смысл притворяться?

— Я взяла это у Магической Женщины, а Люси упаковала по ошибке, — призналась она и почти равнодушно добавила: — Я… я не хотела иметь ребенка.

Горькая улыбка промелькнула на лице Кейна. Он разжал пальцы и отвернулся.

— Ясно. Может, нам следовало бы поговорить об этом.

На этот раз Кит не смогла скрыть грусти.

— Похоже, в таком браке, как у нас, действительно лучше остеречься, верно?

— Ты права. Думаю, что права.

Стоя к ней спиной, он сбросил жемчужно-серый сюртук и развязал галстук, а когда повернулся, его взгляд показался столь же отчужденно-далеким, как Полярная звезда.

— Рад, что ты так рассудительна. Двое людей, так презирающих друг друга, как мы с тобой, вряд ли станут хорошими родителями. Трудно представить что-то более ужасное, чем появление нежеланного ребенка в этом гнусном мире и в той мерзости, которую мы называем браком, не так ли?

Кит ощутила, как сердце разлетается на миллионы осколков.

— Так, — выдавила она. — Так.

— Насколько я понял, вы владеете новой прядильней в окрестностях Радерфорда, мистер Кейн?

— Совершенно верно, — кивнул Кейн.

Его собеседником был Джон Хьюз, дородный молодой янки, который подошел к нему как раз в тот момент, когда он собирался подняться наверх, чтобы узнать, почему задерживается Кит.

— Слышал, дела у вас идут неплохо. Что же, желаю удачи, хотя дело рискованное, особенно… — Он вдруг осекся и, глядя куда-то поверх плеча Кейна, тихо присвистнул. — Вот это да! Только взгляните! Вот это женщина! Хотел бы я увести ее с собой! Такая украсит любой дом.

Но Кейну не было нужды оборачиваться, чтобы посмотреть, о ком идет речь. Он ощущал ее присутствие кожей, душой, сердцем, самым своим существом.

Но он все же повернул голову.

На Кит был серебристо-белый наряд с хрустальным бисером. Правда, платье было переделано, как почти все ее туалеты. Кит вырезала лиф едва ли не до талии и вшила на место атласа лоскут прозрачного серебристого органди, собранного на груди тончайшей сверкающей лентой.

Ткань просвечивала насквозь, но под нее Кит ничего не надела. Вместо этого она спорола с юбки хрустальные бусины, собрала в гроздья и, отдавая дань скромности, пришила на самых видных местах. Только они и укрывали ее соски и розовые ареолы. Хрустальные бусины и теплая округлая плоть.

Наряд был возмутительно прелестен, обольстителен и чарующ, и Кейн возненавидел его с первого же взгляда. Глаза всех мужчин в зале были устремлены на нее. Жадные, раздевающие взгляды пожирали тело, предназначенное только для него. Для него одного. Снежная королева, охваченная огнем…

Но Кейн тут же забыл о ревности и погрузился в созерцание слепящей красоты. Она была безумно прекрасна, его дикая роза из чащи леса, такая же неукрощенная, как в день их первой встречи, все еще готовая уколоть любого храбреца своими шипами. Непобежденная, непокорная, своевольная…

Кейн заметил пятна румянца на высоких скулах и странные гальванические огни в глубинах фиалковых глаз. Ему отчего-то стало не по себе. Сегодня в ней таилось нечто лихорадочное, почти неистовое, пульсирующее, словно барабанная дробь, стремящееся вырваться наружу и взмыть в небеса.

Кейн быстро шагнул к ней. Кит посмотрела ему в глаза и, намеренно отвернувшись, прошла в другой конец зала, к старому радерфордскому знакомому.

— Брэндон! Боже, вы сегодня неотразимы! А это, должно быть, ваша милая нареченная, Элеонора! Надеюсь, вы позволите мне время от времени похищать Брэндона? Мы такие старые друзья… скорее брат и сестра, ну, вы понимаете? Я не могу навсегда распроститься с ним, даже ради такой хорошенькой молодой леди.

Элеонора пыталась улыбнуться, но губы сами собой складывалась в неодобрительную гримасу, особенно от сознания того, какой унылой и скучной она выглядит рядом с экзотически красивой Кит. Брэндон же уставился на Кит с таким видом, словно она была единственной женщиной в мире.

— Парселл, мисс Бэрд, прошу извинить нас, — вмешался подоспевший Кейн.

Его пальцы впились в нежное предплечье, но, прежде чем он успел протащить ее через весь зал к лестнице и заставить сменить платье, к ним подплыла Вероника в черном вечернем туалете. Мгновенно оценив положение, она слегка подняла брови: очевидно, маленькая драма, разыгравшаяся на ее глазах, показалась ей довольно забавной.

— Бэрон, Катарина, я как раз вас ищу! Представляете, опоздать на собственный бал! Такое только со мной бывает! Сейчас подадут ужин. Бэрон, будьте душечкой и проводите меня в столовую. Катарина, позвольте представить вам Серджио. Очаровательный мужчина и лучший баритон, какой только пел в Нью-Йорке за последние десять лет! Ему выпало счастье быть вашим соседом по столу.

Кейн в отчаянии скрипнул зубами. Теперь ему ни за что не удастся убрать отсюда Кит! Оставалось молча наблюдать, как красивый итальянец берет руку его жены и с многозначительным видом переворачивает ее, чтобы припасть к ладони интимным поцелуем.

Кейн рванулся вперед, но Вероника его опередила.

— Дорогой мой, — тихо проворковала она, вцепившись ногтями в его запястье, — вы ведете себя как занудливый и скучный муж. Лучше пойдемте со мной, пока не наделали глупостей и не пали в глазах общества.

Вероника, как всегда, была права, но ему потребовалась вся воля, чтобы повернуться спиной к жене и итальянцу.

Ужин продолжался почти три часа, и за это время по комнате раз десять прокатывался смех Кит, делившей внимание между Серджио и соседом слева. Оба немилосердно льстили ей и осыпали комплиментами. Серджио, похоже, взялся учить Кит итальянскому и, когда та пролила вино, обмакнул палец в лужицу и поднес ко рту. Только твердая хватка Вероники помешала Кейну перепрыгнуть через стол и наброситься на итальянца.

Кит тем временем вела собственную битву. Она назло Кейну попросила Люси упаковать белое платье только потому, что оно ему не понравилось. Сначала она вовсе не намеревалась его надевать. Но когда вынула другое, из нефритово-зеленого бархата, сердце с новой силой ранили слова Кейна: «Трудно представить что-то более ужасное, чем появление нежеланного, ребенка в этом гнусном мире и в той мерзости, которую мы называем браком…»

С другого конца стола до нее донесся смех Кейна, весь вечер ухаживавшего за Вероникой.

Наконец дамы встали, оставив джентльменов за бренди и сигарами. Скоро начнутся танцы…

Брэндон подвел Элеонору к отцу и пригласил на первый танец Кит. Та с сожалением смотрела в красивое слабовольное лицо. Брэндон, так высокопарно рассуждавший о чести и готовый продаться тому, кто больше даст. Сначала ей за плантацию, потом Элеоноре за банк. Кейн никогда не поступил бы так, даже если бы на карте стояла прядильня. Его женитьба на ней — всего лишь месть, ничего больше.

Кружась в объятиях Брэндона, она мельком заметила несчастную Элеонору и пожалела о своей жестокости. Зачем она флиртует с Брэндоном, ведь он ей не нужен!

Ничего, Кит с ним сквитается! Сегодня она выпила достаточно шампанского, чтобы отомстить за всех обиженных женщин!

— Я скучала по вас, — шепнула она в уверенности, что за музыкой ее никто не услышит.

— А я все это время тосковал, Кит. О Господи, как вы красивы! Меня убивает мысль о том, что вы достались Кейну.

Кит подвинулась ближе и лукаво предложила:

— Милый Брэндон, давайте сбежим! Оставим все: «Райзен глори» и банк. Останемся только вдвоем, вы и я. У нас не будет ни денег, ни дома, останется одна любовь.

Она едва сдержала смех, ощутив, как напряглись его мышцы под тканью фрака.

— Но… Кит… не думаю, что это… это так уж мудро…

— Почему же? Испугались моего мужа? Он, разумеется, пустится в погоню, но я уверена, что вы сумеете дать ему достойный отпор.

Брэндон споткнулся.

— Давайте не… то есть я хочу сказать… может, излишняя поспешность…

Но Кит не собиралась снимать его с крючка. С ее губ слетели переливы печального смеха.

— Вы издеваетесь надо мной, — сухо бросил он.

— Но вы это заслужили, Брэндон. Как жениху, вам следовало бы пригласить на первый танец Элеонору.

Брэндон, сконфуженный и жалкий, пытался сохранить достоинство.

— Я вас не совсем понимаю.

— Вероятно, потому, что попросту меня недолюбливаете и, уж конечно, осуждаете. Было бы куда легче признать, что вы испытываете ко мне всего лишь банальную неджентльменскую похоть.

— Кит!

Столь безыскусной откровенности он не ожидал. И не мог принять.

— Простите, если я оскорбил вас? — сдержанно заметил Брэндон и, с усилием оторвав взгляд от переливающегося хрусталем лифа, отправился на поиски невесты. Вид у него был далеко не столь победоносный, как в начале вечера: должно быть, он сгорал от стыда.

После его ухода к Кит немедленно подскочил Серджио. Беря его под руку, она посмотрела в тот угол, где стояли ее муж и Вероника, но Кейн уже исчез.

Полное безразличие мужа окончательно взбесило Кит, побудив ее перейти все границы того, что сама она считала приемлемым поведением. Она переходила от одного партнера к другому, танцуя как с мятежниками, так и с янки, открыто флиртуя, принимая комплименты и позволяя мужчинам слишком тесно прижимать ее к себе. Плевать ей, что они подумают! Пусть злословят!

Она пила шампанское, не пропускала ни одного танца и звонко, пьяняще смеялась. Только Вероника Гэмбл расслышала в этом веселье нотки отчаяния.

Кое-кто из женщин втайне завидовал дерзким выходкам Кит, но большинство были шокированы. Они взволнованно искали глазами зловещего мистера Кейна, но его нигде не было видно. Шептались, что он играет в покер в библиотеке и уже потерял огромные суммы.

По залу поползли слухи. Обсуждалась супружеская жизнь Кейнов. Парочка ни разу не танцевала вместе. Раньше поговаривали, что это вынужденный брак, но, судя по талии Катарины Луизы, сплетники ошибались.

Игра в покер закончилась около двух часов ночи. Кейн расстался с несколькими сотнями долларов, однако мрачное настроение не имело никакого отношения к проигрышу. Он стоял в дверях бального зала, наблюдая, как жена плывет по паркету в объятиях итальянца. Как всегда, локоны, выбившиеся из прически, обрамляли ее лицо и плечи. Щеки разрумянились, а губы цвели алыми лепестками, словно ее только сейчас целовали. Итальянец не сводил с нее глаз.

Губы Кейна нервно дернулись. Он протиснулся мимо стоявшей впереди пары и уже хотел направиться в центр зала, но неугомонный Джон Хьюз опять успел его перехватить.

— Мистер Кейн, Уилл Боннет утверждает, что во всей армии Союза не найдется более меткого стрелка, чем любой мятежник. Что вы по этому поводу думаете? Встречали когда-нибудь мятежника, которого не смогли бы подстрелить?

Ничего не скажешь, опасный разговор.

Кейн оторвался от созерцания супруги и обернулся к Хьюзу. Хотя после Аппоматокса прошло почти четыре года, отношения между южанами и северянами по-прежнему оставались, мягко говоря, натянутыми; и те и другие, оказавшись в одном обществе, старательно избегали упоминания о войне.

Кейн оглядел небольшую группку из семи-восьми Человек, среди которых оказались как бывшие солдаты Союза, так и ветераны Конфедерации. Очевидно, что все выпили куда больше, чем следовало, и даже отсюда было заметно, что беседа из вежливого спора переросла в открыто враждебную ссору.

Он в последний раз посмотрел на Кит и итальянца и вместе с Хьюзом направился к мужчинам.

— Война окончена, парни. Что скажете, если я предложу отведать лучшего виски миссис Гэмбл? Когда еще придется повеселиться в хорошей компании.

Но размолвка зашла слишком далеко. Уилл Боннет, бывший рисовый плантатор, служивший в одном полку с Брэндоном, ткнул пальцем в одного из служащих Бюро по делам освобожденных негров.

— Ни один солдат в мире не сражался так отважно, как воины Конфедерации, и вам это известно!

Гул рассерженных голосов начал привлекать внимание других гостей, и, по мере того как разгоралась дискуссия, все больше людей забывали о танцах и присоединялись к спорящим.

В этот момент Уилл заметил Парселла, стоявшего рядом с невестой и ее родителями.

— Брэндон, скажи им! Ты видел когда-нибудь таких метких стрелков, как наши парни в сером? Иди сюда! Объясни синебрюхим, как все было!

Парселл неохотно выступил вперед. Кейн нахмурился, увидев, как Кит, вместо того чтобы оставаться в глубине зала, вместе с другими женщинами подвинулась ближе. Чего еще от нее ожидать?

К этому времени возбужденный голос Боннета долетел до музыкантов, которые отложили инструменты, чтобы насладиться стычкой.

— Перевес в силе был на стороне янки, — объявил Боннет, — но им не удалось нас победить, несмотря ни на что. Ни в одном сражении!

— Похоже, у вас короткая память, Боннет! Кто поднял лапки кверху под Геттисбергом? — вмешался один из северян.