Бесконечная война Бакстер Стивен

11

Томас Куангу прекрасно помнил тот день, когда его жизнь изменилась. День, когда он оставил мир условностей и сделался профессиональным стригалем, если можно так выразиться. Это произошло двадцать лет назад, всего через пять лет после Дня перехода, когда сам феномен еще казался пугающим и новым. Томасу было тридцать.

Он позаимствовал у отца машину, выехал из Джигалонга, затормозил у потрепанного непогодой деревянного указателя и вылез под полдневное солнце, с переходником на боку. Не считая проселочной дороги, ведущей к Джигалонгу, и обнесенного забором клочка кроваво-красной земли, обозначавшего вход на кенгуровую ферму в соседнем мире, там больше не было ничего. Ничего, кроме просторов Западной пустыни, огромной, гнетущей, чье однообразие нарушалось лишь одним-единственным, изглоданным эрозией валуном. Буквально ничего — во всяком случае, в глазах первых европейцев, которые, придя сюда, едва сумели разглядеть людей, которые уже жили тут. Для них Австралия была terra nullius, пустая земля, и это стало юридическим принципом, оправдавшим захват.

Но Томас был наполовину марту. Его всегда тепло принимали родичи с материнской стороны, даже когда она вышла по любви за белого, нарушив строгие племенные правила брака. И, с точки зрения Томаса, по крайней мере, теоретически знакомого с образом жизни своих предков, здешняя земля была богатой. Непростой. Древней. Здесь ощущался груз времени. Томас знал, как существовала эта на первый взгляд бесплодная земля, как поддерживала укоренившуюся на ней жизнь. Еще он знал, как выжить, как прокормиться при необходимости.

А еще у Томаса был секрет, который принадлежал только ему.

Он нагнулся, чтобы заглянуть в пещеру, высеченную в камне тысячелетними ветрами. Она была не настоящая — просто углубление, наполовину занесенное сухим песком. Томас обнаружил ее мальчишкой, когда гостил у бабушки с дедушкой в Джигалонге и в одиночку бродил по бушу. Даже тогда он любил одиночество. В глубине пещеры, где приходилось присесть, чтобы что-нибудь увидеть, был Охотник, как Томас его называл, — примитивная фигурка, вооруженная чем-то вроде копья, которая преследовала огромное неопределенное животное, в окружении спиралей и лучей. Томас догадывался, что этому рисунку несколько тысяч лет, судя по слою патины.

Насколько он знал, до него никто не видел Охотника. И потом тоже. Томас хранил секрет.

Он всегда считал Охотника другом. Невидимым спутником. Якорем стабильности в море перемен.

Томас был смышленым ребенком. Его забрали из местной школы и начали готовить к лучшему будущему; он поступил в колледж в Перте и даже провел некоторое время в Америке, прежде чем вернулся в Мельбурн и стал делать компьютерные игры «для умников». Томас был достаточно черным, чтобы служить знаковой фигурой для либералов, и достаточно белым, чтобы те, кто его окружал, могли обращаться с ним как с ровней.

А потом случился кризис сознания, и Томас начал изучать тех, кого оставил дома, — родню своей матери. Каким образом культура, насчитывавшая примерно шестьдесят тысяч лет, свободная и самодостаточная всего три века назад, сделалась самой зависимой на планете — изолированной, изгнанной с собственных земель, раздавленной безработицей и наркотиками. Каким образом она погибла под натиском насильственных переселений и «белого» образования. Каким образом во времена его бабушки племя депортировали, чтобы оно не погибло под британскими реактивными снарядами «Синяя молния», которые в опытном порядке выпускали из Вумеры.

Конечно, всем этим моральным метаниям поспособствовало то, что самого Томаса избили в Сиднее какие-то подонки, не желавшие терпеть в городе таких, как он, пусть даже в костюме и при галстуке. В любом случае у Томаса наконец открылись глаза.

Потом он женился. Ханна проходила адвокатскую практику. Молодая и умная белая женщина из богатой семьи, жившей в Новом Южном Уэльсе. Они надеялись завести ребенка. Но Ханна умерла от рака, когда ей было всего двадцать три. Хелен горячо сочувствовала Томасу, вспоминая, как внезапно ушла ее собственная мать.

Тогда Томас ощутил всю бессмысленность своей работы. Он вернулся в Перт и поступил в одну прогрессивную ассоциацию, занимающуюся правами аборигенов. У него появился шанс изучить родную культуру. Он даже работал «туземным гидом» для интересующихся белых туристов. Родственники матери смотрели на Томаса пренебрежительно, зато он многое узнал.

А потом появились переходники и открылась Долгая Земля. Персональная вселенная Томаса затрещала по швам, как и у остальных людей. Многие аборигены, особенно молодые, немедленно ухватились за возможности, предоставляемые новыми технологиями, и ушли прочь в поисках лучшего мира. Подальше от Базовой Земли с ее треклятой историей.

Сам Томас переходил редко в те дни, разве что для пробы. Да и зачем? После всех пережитых им крутых поворотов Томас едва ли сознавал, кто он такой. Он был ходячим противоречием, ни черным, ни белым, женатым — и одиноким. Что он мог узнать о самом себе в чужих мирах, чего не знал до сих пор? Его тянуло не вперед, а назад, к отправной точке, к Охотнику в пещере, к одному-единственному стабильному факту в жизни, похожему на гвоздь, вбитый в душу.

Но на сей раз Томас пришел в пещеру с переходником. Он задумал эксперимент.

Выбрав наугад направление, он нажал на рычажок.

Австралия-Запад-1.

Там разводили кенгуру, как и на Востоке-1. Томас увидел спутанных лошадей, груды туш, составленные шалашиками винтовки с бронзовыми дулами. На бревне сидели несколько человек. Увидев Томаса, они протянули ему пластиковые бутылки с пивом. Он отмахнулся.

Разведение кенгуру обретало все большую популярность, даже на Базовой Земле. Их оказалось выгодно разводить на мясо. Если считать фунт на фунт, кенгуру требовали втрое меньше растительности, чем овцы, в шесть раз меньше воды и почти не производили метана (кенгуру редко пукают). У Томаса не было никаких объективных причин возражать, но ему просто казалось, что это неправильно. Новый мир казался придатком к старому, и Томас не желал иметь с ним ничего общего.

Он пошел дальше, на Запад-2, 3, 4. От каждого перехода мутило, нужно было время, чтобы оправиться.

Понадобилось два часа, чтобы добраться до Запада-10, и там Томас остановился. Он сел на выветренный край скалистого утеса, который ничем не отличался от своего оригинала на Базовой Земле, и огляделся, не спеша впитывая новые впечатления.

И вдалеке он увидел какое-то движение. Стадо огромных, медлительных, неуклюжих зверей — силуэты на фоне бледно-голубого неба. Они передвигались на четырех ногах и неопытному взгляду Томаса казались похожими на носорогов. Возможно, это действительно были сумчатые родственники носорогов, за которыми охотились родственники львов. Заметил он и кенгуру, которые стояли на задних ногах и ощипывали нижние ветви деревьев, но они были большие, больше любого кенгуру на Базовой Земле. Огромные и мускулистые. А вдалеке бежало животное, похожее на динозавра, — какой-то хищник, может быть, бескрылая птица. В мире царила тишина, не считая рева гигантских травоядных.

Томас попил воды из пластиковой бутылки. В некоторые из ближайших миров наведывались охотники, неспособные устоять перед соблазном поохотиться на местную мегафауну, но здесь, в десяти переходах от Базовой, не было никаких следов человека, даже отпечатков ног.

Томаса окружал другой мир — мир без людей. Зря он думал, что все версии Западной пустыни совершенно одинаковы. Не настолько. Этот регион везде оставался засушливым, но Томасу показалось, что здесь зеленее, чем на Базовой, — там и сям виднелись клочки жесткой травы и приземистые деревца. На Базовой Земле племя его матери шестьдесят тысяч лет покоряло землю огнем; а это был мир без европейцев, но и без аборигенов.

Томас, впрочем, пришел сюда не ради флоры и фауны.

Когда он оправился настолько, чтобы встать, то обошел скалу, направляясь к пещере — она находилась там же, где и на Базовой Земле. Томас опустился на колени, неловко придерживая переходник у пояса. Пришлось заслонить глаза от света заходящего солнца, чтобы заглянуть внутрь.

Рисунок был там, в пещере. Томас знал, что так и будет. Впрочем, не вполне его Охотник. Еще одна человеческая фигурка, преследующая еще одного примитивно нарисованного зверя. А вокруг — чуть иной набор спиралей, лучей, штрихов, зигзагов. Осторожно прикоснувшись к рисунку, он ощутил покрывавшую его патину. Рисунок был таким же древним, как и на Базовой Земле. Его оставил какой-то тип, который научился переходить. Сам по себе. Тысячи лет назад.

Томас сел, прислонившись спиной к камню. Он рассмеялся бы, но не хотел проявлять неуважение к тишине — а уж тем более привлекать внимание каких-нибудь сумчатых львов. Разумеется, здесь наверняка побывали путники-аборигены. Где способность переходить могла оказаться полезнее, чем в засушливом сердце Австралии? Если его предки действительно научились извлекать пользу из соседних миров, пусть даже только в экстренных случаях, доступные им ресурсы должны были невероятно умножиться.

Шестьдесят тысяч лет на то, чтобы понять, каким образом.

Но даже если так, то явно путников было меньше, чем теперь. Возможно, подумал Томас, наступило новое Время снов, повторение той эпохи, когда его предки брели по пустой земле — и она начинала существовать. Для поколения Томаса настала пора стать новыми Предками, положить начало новому Времени снов, способному охватить всю Долгую Землю.

И на сей раз они создадут мир, который не присвоят белые колонисты.

Томас с мобильником в кармане сидел у камня, один в мире.

Он мог вернуться и сообщить о своей археологической находке.

Или же пойти прогуляться. Раздеться до трусов, все бросить и уйти…

Пользуясь плодами бесконечно щедрой земли, он сделался стригалем — это было еще до появления самого слова, которое потом вошло в общий обиход. В свое время до Томаса стали доходить легенды о Джошуа Валиенте и других суперпутниках — легенды, которые распространялись по Долгой Земле, — и он уже смотрел на тех, кто разделял его образ жизни, с научной точки зрения… а потом встретил Джошуа в одной из очень далеких безмолвных Америк.

— Но это случилось потом, — сказал он Хелен. — А тогда я просто погладил того Охотника на Западе-10, встал, нажал на переключатель и ушел навсегда.

Она улыбнулась.

— Видимо, Долгой Земле есть что сказать любому из нас.

— О да. Ну а вы? Расскажите про Перезагрузку. Еще кофе?

12

Они провели в Вальгалле три недели, чтобы Дэн привык к городу и к мысли о том, что он будет здесь учиться, пусть даже директор Жак Монтекьют и молчаливая Роберта собирались на Базовую Землю, чтобы присоединиться к китайской экспедиции. У Хелен было много времени, чтобы изучить местную кухню, в том числе попробовать разные сорта кофе — достаточно, чтобы сделать вывод, что он в достоинства Вальгаллы не входит.

Но все неудобства забылись, когда они взошли на борт «Золотой пыли». Большую часть первых суток Хелен провела, расслабляясь, посиживая в салоне и попивая отличный кофе, который ей не доводилось пить… ну да, с тех пор как отец в последний раз водил ее в уютную семейную кофейню в Базовом Мэдисоне — незадолго до того, как они покинули старый мир навсегда. Хелен было лет двенадцать.

«Золотая пыль» напоминала лучший во всех мирах отель, только снятый с фундамента и дрейфующий в облаках — оболочка длиной в восемьсот футов и гондола из полированного дерева, добытого в Верхних Меггерах, напоминавшая какой-то огромный предмет мебели. Хелен неловко было подниматься на борт. Ковер лежал даже на трапе, а в прихожей мог разместиться их дом целиком.

Конечно, их приняли как почетных гостей — Джошуа, Дэна, Хелен, даже Билла Чамберса… и Салли Линдси, которая оказалась не настолько горда, чтобы отказаться от круиза на борту летающего дворца. Всё благодаря Джошуа, разумеется, — герою-путешественнику. При желании знаменитый Джошуа Валиенте мог жить исключительно за чужой счет, хотя никогда этого не делал. Джошуа был полон противоречий. Но удовольствия вроде путешествия на «Золотой пыли» он научился не отвергать — во всяком случае, к этому его приучила жена.

Дэн оказался в своей стихии. Он мечтал стать пилотом твена с тех пор, как научился ходить, и бегал даже за потрепанными маленькими местными судами, которые пролетали над Черт-Знает-Где. Когда семья взошла на борт «Золотой пыли», Хелен подумала, что у мальчика вот-вот глаза из орбит выскочат.

Но поначалу мать беспокоилась за Дэна, который впервые отправлялся в дальний путь. Хелен не была прирожденным путником, а Джошуа — не просто прирожденным, но образцовым. Точно так же, как Дэн сочетал в себе разные цвета — отцовские темные волосы и бледную кожу матери, — в качестве путника он тоже находился где-то посредине между родителями. И вдобавок в анамнезе у мальчугана был дядюшка-фобик, Род, брат Хелен, который вообще не умел переходить. Лекарственные препараты для преодоления тошноты значительно прогрессировали, поэтому почти каждый мог выдержать даже скоростное путешествие… почти каждый, но не все. Если Дэн выказал бы признаки дискомфорта, родителям пришлось бы прервать путешествие (Хелен, во всяком случае; она не сомневалась, что Джошуа отправится дальше с Салли), да и мечте Дэна настал бы конец. Джошуа и Хелен оба втайне испытали облегчение, когда судовой врач, который не отходил от пассажиров, когда твен пустился в путь, украдкой показал им оттопыренный палец.

Команда души не чаяла в Дэне. По настоянию Хелен мальчика обязательно сопровождал либо один из родителей, либо младший член команды, назначенный капитаном. Он сказал, что его зовут Босун Хиггз. Но в остальном Дэну позволялось лазать по кораблю, от лестниц и мостков внутри огромного «мешка», занятого пузырями с гелием, до трюма и машинного отделения. Он побывал в парадных салонах, в ресторане, служившем бальной залой, даже в рулевой рубке — огромной прозрачной выпуклости на носу судна, откуда было видно Американское море, с лесистыми берегами, и гигантские корабли, выплывавшие из соседних миров, чтобы присоединиться к каравану, идущему на восток, к Базовой Земле. Новый мир каждую секунду. Невероятное, удивительное зрелище — даже для таких малоподвижных людей, как Хелен.

На второй вечер взрослые отужинали за капитанским столом. Ни на что меньшее семья Валиенте и не могла рассчитывать. Ресторан находился на носу, прямо под рулевой рубкой. Хелен не верила своим глазам, настолько роскошной была эта зала, с белой деревянной филигранью повсюду, с позолоченными бивнями мамонта и гигантскими желудями, висевшими по углам. Оригинальные картины маслом, с изображениями различных видов Долгой Земли, украшали стены. А еще там были кресла, ковер, мягкий, как щенячья шерсть, и даже люстра над столом. Все это приятно отвлекало внимание от соседей по столу, по большей части оскорбительно богатых, — коммерсантов, транжирившие доходы, и туристов с Базовой Земли, решивших устроить «путешествие всей жизни» и неоднократно принимавших Хелен и Джошуа за обслуживающий персонал.

Главным удовольствием были виды снаружи. Из-за капитанского стола прямо в окно виднелись мелькавшие внизу миры и блестящие корпусы соседних кораблей — десятки твенов висели под меняющимся небом, как китайские фонарики. «Золотая пыль» уже проделала долгий путь — переходя с максимальной скоростью, мир в секунду, твен мог проделать девяносто тысяч переходов за день, но в среднем летела небыстро, и путешествие к Базовой Земле должно было занять несколько недель. По мере того как наступал вечер, миры, в основном безлюдные, темнели, только раз мелькнули городские огни, и капитан сказал, что это голландская Америка, точная копия Базовой Америки, отданная голландцам федеральным правительством. Долгая Земля поначалу не приносила им особой пользы, поскольку во всех последовательных мирах земли, которые они веками тщательно отвоевывали у моря, по-прежнему лежали под водой…

Кульминация шоу — капитан рассчитал время ужина, чтобы они застали торжественный момент, как раз когда подали десерт и заходящее солнце коснулось горизонта — кульминация настала, когда великое Американское море, которое сопутствовало им с тех пор, как они покинули Вальгаллу, пропало, поначалу превратившись в цепь разбросанных озер, а затем вовсе исчезнув под лесным покровом, который тянулся, насколько хватало глаз, темно-зеленый в свете вечерней зари. У Хелен заныло сердце, когда они утратили связь со своим морем — или хотя бы его копиями.

Но, когда свет померк, они увидели, что море сменилось рекой, широкой, тихой, похожей на сияющую ленту, лежавшую на земле. Это была Миссисипи, ну или отдаленная родственница великой Базовой реки, неизменной в большинстве Америк — Черт-Знает-Где в том числе тоже стоял на берегу тамошней Миссисипи. Ей предстояло сопутствовать «Золотой пыли» до конца рейса.

Дэна с огромным трудом уложили спать. Хелен во всем винила десерт — слишком много шоколада. Джошуа тем временем пошел искать Билла, который праздновал с командой.

13

Добрые жители Фор-Уотерс, в глуши последовательного Айдахо, казалось, очень обрадовались, увидев американское судно «Бенджамен Франклин» в небе над поселком. Они быстро соорудили нечто вроде обеда в складчину для пятидесяти человек экипажа; говядина была такой ароматной и пикантной, что дух покойного бычка наверняка одобрительно посматривал вниз.

Но вскоре разговор, мягко выражаясь, зашел в тупик.

Капитан Мэгги Кауфман шагала по главной — и единственной — улице городка Фор-Уотерс. Расположенное в полутора сотнях тысяч переходов от Базовой Земли, в типично фермерских угодьях Кукурузного пояса, это аккуратное поселение кишело людьми. На первый взгляд оно напоминало Додж-Сити,[7] только без перестрелок, зато, разумеется, с неизбежными башнями сотовой связи — подарком Корпорации Блэка. Местный провожатый Мэгги, мэр Жаклин Робинсон, с гордостью указывала на разные достижения, в том числе на неплохую больницу, в которой лечились и обитатели аналогичных поселений из соседних миров.

Но Жаклин, сурового вида женщина лет пятидесяти, была странно напряжена и нервничала. Мэгги подумала: возможно, из-за небольших грядок с анашой, которые она заметила в одном-двух садах, заодно с какими-то экзотическими растениями — прямо на улице, на виду.

Перехватив взгляд Мэгги, мэр Робинсон сказала:

— В основном просто конопля. В ней как таковой нет ничего страшного. Из пеньки получается хорошая ткань для рабочей одежды. Моя мать родом из Чехии, и дедушка рассказывал, как однажды копы уничтожили делянку, которая должна была стать его новой рубашкой…

Мэгги помолчала. Она знала, что порой тишина эффективнее расспросов. Затем она уточнила:

— В основном?

— Что касается других вариантов… ну, подросткам вроде бы неинтересно, и на городском собрании мы решили, что для взрослых ничего страшного нет, а детей пусть держат подальше. Правда, вынуждена признать, есть одна штука — экзотический цветок, который растет в лесу к западу отсюда, видимо, чисто местный. Вот от него крышу сносит. Даже если просто прогуляться по лесу…

Робинсон говорила слишком быстро; наконец она выдохлась и пожала плечами.

— Не обижайтесь, капитан, что я, хотя бы теоретически, смотрю на вас как на представителя правительства. У нас здесь свой набор ценностей. То есть мы считаем себя американцами и подчиняемся конституции, но сомневаемся, что какое-то далекое правительство вправе диктовать нам, что делать и чего не делать.

Мэгги ответила:

— Я — действующий офицер военного флота, а не коп. Более того, по традиции военному флоту прямым текстом запрещено лезть во внутреннюю политику. Мэр Робинсон, я прибыла не для того, чтобы критиковать или судить. С другой стороны, наша флотилия здесь, чтобы предложить помощь. У меня, как у капитана, большая свобода действий в том, как истолковывать полученные приказы…

Она сама не знала, насколько убедительно звучат ее слова. Мэр по-прежнему нервничала.

— Послушайте… вы хотите сказать что-то еще?

Робинсон внезапно взглянула на Мэгги так, словно ее застукали на чем-то дурном.

— А что вы можете сделать? Если и вправду случится что-то серьезное.

Мэгги неторопливо повторила:

— Я не коп. Но, может быть, мы сумеем помочь.

Робинсон по-прежнему сомневалась. Но наконец она произнесла — с тревогой и вызовом:

— Здесь… совершилось преступление. Точнее, два преступления. Мы сомневаемся, как быть.

— Так.

— Пострадал ребенок. Наркотики. Да, наркотики. И убийство.

Мэгги ощутила, как стянулся узел в животе. Но ведь многословная защита местной наркокультуры и впрямь выглядела натянуто.

— Послушайте, — продолжала Робинсон. — Я не хочу говорить об этом на улице. Давайте зайдем ко мне.

14

Команда воздушного корабля «Бенджамен Франклин» не выполняла никакой специальной военной миссии, пусть даже судно и принадлежало к военно-воздушному флоту.

Экспедиция «Франклина» — продолжительное путешествие по Долгой Земле — была, строго говоря, пробным опытом поддержания единства американской Эгиды, идеи, которую по-прежнему высоко ставили в Базовом Вашингтоне, даже если нигде более. Ну и плюс некоторые научные цели. Каждый последовательный мир надлежало занести в судовой журнал, зарегистрировать попутные Джокеры, описать неизвестные формы жизни, геологические формации и климатические условия — и с особым тщанием повсюду искать разумных существ. Таким образом, «Бенджамен Франклин», оснащенный для подобной миссии, был не грузовой баржей, а воздушным кораблем последней модели, до краев набитым датчиками — и оружием.

Но истинной задачей «Франклина» было обойти последовательные Земли в пределах границ Соединенных Штатов и продемонстрировать американский флаг как можно большему числу колоний — сколько удастся обнаружить (точнее, открыть). Многие не зарегистрировались у Базовых властей. «Франклину» предстояло найти и сосчитать американцев, а также напомнить им, что они таки американцы.

Операция началась три недели назад, в апреле, в Ричмонде на Базовой Земле. Мэгги Кауфман стояла под открытым небом в городском парке, со своей командой, старшим помощником Натаном Боссом и главным судовым хирургом Джо Макензи, перед пустой сценой с никем не занятой трибуной. По бокам сцены вяло болтались звездно-полосатые флаги, наверху висел огромный плакат «Сила в единстве». Парк располагался неподалеку от северного берега реки Джеймс, и, поскольку дело происходило на Базовой Земле, из клубов смога зловеще выступали многоэтажные здания. Некоторые были заброшены. Заколоченные окна напоминали выбитые глаза.

Барьер отделял представителей военно-воздушного флота от публики, из любопытства собравшейся со всего и даже из соседних миров. И для любопытства были причины, даже если кого-то не особенно впечатляло зрелище сотен солдат, стоявших на задних лапках. Твены и сами по себе являли впечатляющее зрелище. В небе висели шесть новеньких, сверхсовременных военных кораблей — детища концерна Объединенных технологий, «Дженерал электрик», Торговой компании Долгой Земли и Корпорации Блэка. «Шенандоа», «Лос-Анджелес», «Акрон», «Макон», «Авраам Линкольн». И «Бенджамен Франклин», старик под командой тридцативосьмилетней Мэгги. Звучные старые имена гордых новых кораблей, самых мощных во всем американском военном флоте, не считая лишь экспериментального «Нейла Армстронга», уже отправившегося с отдельной исследовательской миссией в дебри Долгого Запада.

Наконец началось какое-то шевеление, и место на трибуне занял президент Коули, заметно вспотевший в своем темном костюме коренастый мужчина с глянцевитыми волосами, так густо набрызганными лаком, что у него на голове как будто торчал пластик. По бокам стояли охранники в традиционных черных пиджаках и солнечных очках.

На сцене президента поприветствовал адмирал Хайрэм Дэвидсон (военно-морские силы США). Дэвидсон, чья база располагалась в Кэмп-Смит, на Гавайях, командовал новым военным подразделением — ДолАм. Его, в свою очередь, сопровождал адъютант — капитан Эдвард Катлер, воплощенная бюрократия, с точки зрения Мэгги, но, насколько она могла судить, у адмирала он был своим человеком.

Знаменитый — ну или печально известный — Дуглас Блэк присутствовал лично, в числе политиков и прочих высокопоставленных особ, уже выстроившихся возле сцены, чтобы пожать Коули руку. Блэк показался удивительно маленьким Мэгги, которая с любопытством его разглядывала. В свои семьдесят с хвостиком он, сморщенный, лысый, высохший, походил на Горлума в солнечных очках. Именно Блэк подарил им технологию, лежавшую в основе постройки военных твенов — ту самую, благодаря которой стали возможны переходящие корабли, — и у него было не меньше прав находиться здесь, чем у других. Снабжал он или нет деньгами президентскую кампанию Коули (циничная Мэгги подозревала, что Блэк поддерживал обе стороны и еще пачку независимых кандидатов), его присутствие сделало событие еще зрелищнее.

Пока на сцене продолжались рукопожатия и похлопывания, в небе рокотал вертолет «Птичка» — символ защиты и угрозы. Сама миссия и торжественное отбытие твенов планировались уже некоторое время, но в ответ на Декларацию Вальгаллы Базовому правительству пришлось еще расширить военные ресурсы.

Однако когда Коули подошел к трибуне, несмотря на всю шумиху и откровенное политиканство, Мэгги Кауфман ощутила внутренний трепет от того, что стояла перед лицом самого президента.

Коули заговорил. Микрофон усиливал его голос, лицо отображалось на экране за спиной. После небольшого вступления, в духе этакого рубахи-парня, президент перешел к делу.

— В День перехода в стене мира как будто открылась огромная дверь, за которой расстилался заманчивый новый пейзаж. И что людям было делать? Некоторые решили уйти — те, кто полагал, что лучшая жизнь ждет их там, а не на прекрасной зеленой планете, которую дал нам Бог и которую мы теперь вынуждены называть Базовой Землей. И они ушли. Все, кто чувствовал себя несправедливо обиженными, все шайки, секты, фракции, которые считали, что им будет лучше в каком-нибудь другом месте, — беспокойные, антисоциальные или просто любопытные люди. Они отправились по неведомым тропам в никуда. Не могу отрицать, это притягательно. Дверь, которую уже невозможно запереть. Статистика показала, что в первые несколько лет после Дня перехода мы потеряли пятую часть населения Базовой Земли, подлинной Земли. И мы знаем, каковы были последствия…

Коули указал на молчаливые здания вокруг, на заколоченные окна, и кое-где в толпе послышался одобрительный рык.

— Мы стали беднее — те, кто остался дома, чтобы заботиться о родных и выполнять свой долг. Мы стали беднее — те, кто остался на Базовой Земле. И не только это. Внезапно наш прежде защищенный мир оказался открыт угрозам — незнакомым новым угрозам из бесчисленных измерений.

Экран внезапно наполнился картинками. Калейдоскоп ужасов, от печально известных убийц, террористов, насильников, похитителей, которые быстро изучили разрушительный потенциал переходов, до шайки грязных бандитов из Верхних Меггеров, которые словно сошли с экрана какого-нибудь второсортного вестерна, до откровенной жути, являвшейся из странных новых миров. Фантастического вида гуманоиды, своим обликом словно пародирующие людей, — и Мэри, троллиха-убийца с кротким взглядом. Эта фотография вызвала в толпе громкие возгласы.

— Вот почему я, как главнокомандующий, организовал в наших военных силах новое подразделение, чтобы решать эти проблемы. Оно называется ДолАм, и его представители собрались сегодня здесь, в историческом центре Ричмонда. И многие тысячи сейчас проходят обучение в лагерях по всему миру, а также на Ближних Землях. Давайте поддержим их!

Он первым зааплодировал, и толпа послушно захлопала.

— Сегодня, — громко продолжал Коули, — я объявляю начало первой важной миссии — операции «Блудный сын».

Снова послышались аплодисменты, на сей раз с ноткой недоумения.

— Не сомневаюсь, название говорит само за себя. Наша задача — не противостоять врагу, а дотянуться до заблудших детей. Мы демонстрируем не военную мощь, а твердую и уверенную родительскую власть. На этих шести превосходных новых кораблях наши юные воины отправятся в дальние миры, на Запад — и продемонстрируют свою силу «колониям», — Кроули изобразил пальцами кавычки.

Раздались одобрительные возгласы и крики: «Надрать им задницу!» и «Превратить Вальгаллу в парковку!».

Коули воздел руки.

— Позвольте мне еще раз повторить. Это не карательная экспедиция. Моя деятельность направлена исключительно на поддержку предпринимателей, которые активно развивают экономику так называемых Ближних Земель и увеличивают национальное благосостояние. С ними мы спорить не собираемся. Но нам есть что сказать тем, кто поселился далеко и ведет совершенно непродуктивную, никчемную жизнь — кто охотно принимает от американской Эгиды защиту, но не желает ничего жертвовать на ее содержание.

Снова аплодисменты и крики.

Коули показал толпе листок бумаги.

— Здесь у меня так называемая Декларация независимости. Издевательство над славным моментом нашей истории.

Он театральным жестом разорвал бумажку под одобрительное улюлюканье.

— Наша миссия придет к завершению, когда командующий операцией, присутствующий здесь адмирал Дэвидсон, поднимется на ступени городской ратуши в самозваном мятежном государстве — Вальгалле — и примет заблудших сынов, которые пожелают вернуться в лоно большой семьи. Америка разбросана по множеству миров. Пора призвать тех, кто отбился от стада. Время собирать камни, время вновь обрести силу в единстве! — и Коули указал на плакат у себя над головой.

Затем он обернулся к военным.

— Чтобы выполнить эту святую миссию, я обращаюсь к вам, молодые люди. Книга пророка Исайи, глава шестая, стих восьмой: «И услышал я голос Господа, говорящего: кого Мне послать? и кто пойдет для Нас? И я сказал: вот я, пошли меня». Кого пошлю я исполнять операцию «Блудный сын»? Кто пойдет для нас?

Всем им было велено ответить: «Пошли меня! Пошли меня!» Но дисциплина слегка ослабла — моряки и пехотинцы принялись кричать и улюлюкать.

Стоя рядом с Мэгги, Джо Макензи ворчливо проговорил:

— Коули, конечно, тот еще сукин кот, но все-таки он наш президент.

— Он просто флюгер, док, — ответила Мэгги. — Коули льстит избирателям, делая вид, что собирается обуздать Долгую Землю, и в то же время задабривает колонистов, придавая нашей миссии вид миротворческой.

Мак взглянул на тяжеловооруженные твены.

— Да уж, миротворцы. Это вам не санки Санта-Клауса. Повезет, если мы нигде не спровоцируем перестрелку.

— До стрельбы не дойдет.

— Ну, как бы там ни повернулось, нам дали задание, и нужно его выполнить.

— Это правда, — сказала Мэгги.

Конечно, как только они покинули Базовую Землю, то столкнулись с немалыми сомнениями по поводу своей миссии. Многие пионеры Долгой Земли, по крайней мере первое поколение, покинули Базовую именно потому, что питали сильнейшие подозрения по адресу федерального правительства. В Америке с момента основания это чувство всегда было сильно. Что Базовое правительство могло теперь предложить какой-нибудь далекой колонии? Оно грозило налогами, но при этом гарантировало чертовски мало услуг — и с течением времени отобрало то малое, что некогда дало. Защита? Но ведь никакого явного противника не было — ни плохих парней, чтоб за ними следить, ни пугал, чтобы назначить «врагами». Китай пытался оправиться от постпереходной революции. Последовательные Европы были заселены мирными фермерами. Новое поколение африканцев возвращало к жизни свой разоренный континент, ну или его последовательные версии. И так далее. Никаких угроз.

Невзирая на слабость аргументов, Мэгги Кауфман понимала, что должна дипломатично напоминать заблудшим колониальным овцам, что они — часть большого стада. Потому что там, в округе Колумбия, кое-кто подозревал, что новообретенная страна под протекторатом Эгиды потихоньку распадается, — и правительство инстинктивно чувствовало, что дозволять этого нельзя. Они так думали еще до того, как из Вальгаллы пришла провокационная Декларация.

Все это предстояло в будущем. А пока у Мэгги достаточно было проблем в настоящем. Ее неопытной команде предстояло распутать ужасающий этический и юридический узел во время путешествия на еще не обкатанном корабле, на борт которого они поднялись спустя всего несколько недель после торжественной речи Коули.

15

Кабинет мэра Фор-Уотерс, что предсказуемо, был обставлен в колониальном стиле, хотя и располагался в настоящем особняке, сравнительно с домами эпохи Дэниэла Буна. Впрочем, старина Бун оценил бы и одобрил вывешенные на просушку шкуры, банки с соленьями в углу, лопаты и прочие садовые инструменты — мелочи быта поселенца, который по горло занят выживанием. И в доме был подвал — доказательство того, что мэр и ее семья отличались рассудительностью (или, возможно, страдали легкой паранойей). Никакой незваный гость не мог перейти в помещение, находившееся под землей.

— Пострадал ребенок, — повторила Робинсон. — Слушайте, капитан.

Мэгги села.

— Это случилось неделю назад. Девочку зовут Анджела Гартман. Семья обнаружила ее без сознания. Анджела не приходила в себя, она впала в кому и очнулась лишь через несколько дней. Мы знаем, кто это сделал, кто дал Анджеле наркотики и сам заторчал вместе с ней. И мы знаем, кто совершил убийство.

Какое убийство?!

— Где сейчас эти люди?

Мэр пожала плечами.

— Раньше нам не приходило в голову построить тюрьму. Мы выстроили на зиму каменный ледник — им и воспользовались. Он очень прочный. Вряд ли кто-нибудь сумеет из него выбраться.

— И туда вы посадили человека, который дал ребенку наркотики?

Робинсон взглянула на нее.

— Извините, вы неправильно поняли, а я неточно выразилась. У меня язык заплетается, когда я волнуюсь. Тот сукин сын не в леднике. Он в морге. Собственно, вот. В леднике сидит отец девочки.

— А, значит, он обнаружил наркодельца…

— И убил его.

— Так, — до Мэгги стало доходить. — Два преступления. Наркотики и убийство.

— Никто этого не отрицает. Но в результате мы… раскололись. Из-за того, как теперь быть. Что делать с Гартманом.

«Почему именно я?» — подумала Мэгги. Ей велели бодро махать флагом и символизировать добрую волю. Прямо сейчас Натан Босс, ее старший помощник, покупал у поселенцев свежие овощи. А она… «Ну а почему бы нет? Именно за этим я сюда и прилетела».

— Я так понимаю, что вы даже не пытались связаться с Базовым правительством?

Робинсон покраснела.

— По правде говоря, мы испугались. Мы никогда не сообщали Базовому правительству о своем существовании. Решили, что ему незачем знать.

— Ни здесь, ни в соседних мирах нет никакой местной судебной системы?

Мэр покачала головой.

Мэгги сидела молча, позволяя тишине сгуститься.

— Так. Вот что нужно сделать. В первую очередь вы должны собраться и сообщить Базовому правительству, что вы здесь. Мы вам с этим поможем, ну и с такими вещами, как ратификация земельных заявок. Вы посадили человека под арест без суда, без каких-либо формальных процедур, и надо разобраться. Повторюсь: у меня нет каких-либо прав осуществлять контроль над вами. Но мы можем помочь. И в первую очередь вы позволите нашему корабельному врачу как следует осмотреть девочку.

Через несколько часов Джо Макензи вышел из дома Гартманов. Маку перевалило за пятьдесят, он был сед и потрепан многолетней полевой практикой и работой в «Скорой». Он, конечно, по возрасту уже не подходил для экспедиций, и Мэгги пришлось обойти кое-какие правила, чтобы он мог отправиться вместе с ней. И этим солнечным вечером выражение лица доктора было исключительно мрачным.

— Знаешь, Мэгги, иногда я просто слов не нахожу. Бывает хуже, конечно, но учти, я бы не отказался провести некоторое время наедине с тем типом, вооружившись бейсбольной битой, а поскольку я как врач прекрасно знаю, куда надо метить…

В такие минуты Мэгги радовалась, что предпочла карьеру семье и детям, оставив сладостное бремя заботы о потомстве своим братьям, сестрам и подругам. Ей вполне достаточно было называться тетушкой.

— Это нормально, Мак.

— Нет, ненормально, во всяком случае для маленькой девочки. Я бы предпочел, чтобы ее отправили в клинику на Базовую для полного обследования. Или, по крайней мере, на некоторое время взяли на борт для наблюдений.

Мэгги кивнула.

— Нужно встретиться со здешним начальством.

Они сошлись в кабинете мэра. Вместе с Мэгги прибыли Мак и Натан Босс. Мэгги пригласила на встречу Жаклин Робинсон и некоторых граждан, которых мэр назвала уравновешенными и рассудительными, по крайней мере, по здешним меркам. Им предстояло вынести вердикт.

Они сели, и все взглянули на капитана. Мэгги поняла, что на нее смотрят как на спасительницу. Она кашлянула. Настало время приступить к действиям.

— Для протокола — а мы ведем протокол — я хочу заметить, что это просто расследование. Если необходимо, за ним последуют должные юридические процедуры. У меня нет прав контроля. Но я приняла на себя ответственность по просьбе мэра Фор-Уотерс, чтобы беспристрастно выяснить факты. Я подвожу итоги того, что услышала; насколько я понимаю, никто этого не отрицает. Неделю назад Родерик Бэкон угостил наркотиками Анджелу Гартман, девяти лет, дочь Рэймонда и Дафны Гартман. Услышав крики дочери, Рэй Гартман вбежал в комнату и увидел Бэкона. Девочку рвало, у нее были судороги. Гартман передал ребенка матери и принялся бить Бэкона, а затем выволок на улицу и отделал так, что тот скончался через несколько минут. По словам соседей, привлеченных шумом, Бэкон молил о пощаде и твердил, что ему велел это сделать «огненный ангел» — мол, по его наущению он передал «невинному ребенку» частичку собственного «внутреннего света»… ну, вы поняли. В отсутствие адвоката я попросила моего старшего помощника, капитана Натана Босса, взять у Гартмана показания относительно событий того вечера, а также расспросить вдову Бэкона. По ее словам, накануне преступления тот собрал урожай психоактивных цветов, растущих в местных лесах. У него был какой-то бизнес на стороне, бизнес весьма сомнительный… он продавал это вещество в соседних мирах.

Мэгги замолчала. Она жалела, что ей недоставало подготовки. Обведя взглядом остальных, она продолжала:

— Для протокола. Ребенка оставят до завтра на «Бенджамене Франклине» под присмотром доктора Макензи. Мать девочки может побыть с ней до утра — я пришлю сюда члена экипажа, чтобы сопроводить миссис Гартман на корабль. Тем временем… что ж, Бэкон мертв, а Рэй Гартман под арестом. Я понимаю чувства лиц, замешанных в этом деле. Я не юрист, не судья, но вот мое персональное заключение. Вынуждена признать, что Бэкон во всех отношениях виновен. Он сознательно подверг себя действию наркотика — цветов, растущих в лесу, — и, с моей точки зрения, он ответственен за свое дальнейшее поведение. Что касается Гартмана, убийство есть убийство. И все же осудить разъяренного отца я не в силах. Что дальше? Мы напишем рапорт, и сюда с Базовой Земли прибудут полицейские, чтобы полностью вникнуть в дело и решить его по закону, но на это могут понадобиться годы. Эгида велика, и полиции приходится нелегко. Тем временем Рэй Гартман сидит в леднике. Как быть? Вы — вы все — должны стать судьями и присяжными, обвинителями и защитниками. Если что, обращайтесь за советом. Но вы вправе сами решать свои проблемы, и я настоятельно предлагаю вам разобраться с этим самим, действуя в рамках американского закона, как вы его понимаете.

Она вновь обвела их взглядом, одного за другим.

— В конце концов, именно такой независимости вы, вероятно, хотели, когда пришли сюда. Договоритесь на будущее с соседями. Не сомневаюсь, вместе вы сможете организовать нечто вроде окружного суда. Я слышала, в колониях это становится распространенной практикой. Наймите двух-трех юристов, назначьте судью… — тут Мэгги выдохлась и встала. — Я закончила. Остальное решайте сами, сообща. Но ради бога… Натан, сначала присмотри, чтобы ребята взяли образцы, только пускай стоят с подветренной стороны… а потом, ради бога, сожгите эти цветы. Всё, по крайней мере, на сегодня. Расшифровку протокола я вам раздам завтра.

Вечером Мэгги встретила Джо Макензи, когда тот выходил из маленького корабельного медпункта.

— Ну, как она?

— Слава богу, я успел провести один семестр в детской клинике.

— Хочешь кофе?

Зайдя в каюту, Макензи с благодарностью взял кружку с кофе, сделал два блаженных глотка и произнес:

— Знаешь, по-моему, тот подонок получил что заслужил. Но мы — офицеры американского военного флота. Даже Уайатту Эрпу[8] приходилось хотя бы делать вид, что он уважал закон.

— Надеюсь, они сами до этого додумаются. Как додумались другие поселения.

— Но в других поселениях не растут эти чертовы цветы. И, на мой взгляд, здесь попахивает хиппи — ты ведь понимаешь, что я имею в виду? Ощущение, что здешняя публика не особенно-то заботится о делах. Контркультура, которая развивается по дурному сценарию. Слишком уж у многих шарики за ролики заехали.

Мэгги уставилась на врача.

— Откуда ты все это знаешь, Мак?

— Мой дед оставил мне каталог «Вся Земля», там уйма материала по альтернативной культуре шестидесятых и семидесятых… ну, я и заинтересовался. Некоторые их ценности вполне похвальны. Но если коснуться сути… секрет того, чтобы построить дом на Долгой Земле, — не в идеалах и не в теории. И не в анаше. Это — тяжелый труд, чувство юмора, помощь соседей и взгляд в будущее. А в Фор-Уотерс — зерно трагедии. Мы с Маргаритой Джа из биологического отдела исследовали очаровательные цветочки, которые растут повсюду в здешних лесах. Галлюциноген, вызывающий привыкание. Сильнейший. И растет он, как сорняк.

— Но Мак… послушай. Неужели мы будем посылать людей из отдела по борьбе с наркотиками в каждое поселение? Придется местным как-то самим разобраться.

— Да, на Базовой в конце концов именно так и решили. После Дня перехода наркоторговля пережила бум — поскольку наркодилеры получили возможность переходить, их стало невозможно контролировать. В бедных кварталах полиция просто отступила и… Скажем так, получился естественный отбор в действии.

Мэгги взглянула на врача, когда он бесстрастно произнес эти слова. В ходе своей карьеры Мак, несомненно, видел множество вещей, с которыми не сталкивалась даже она, кадровый офицер. Мэгги сказала:

— Ну, с этой конкретной проблемой мы разобрались. Думаю, они просто выпустят Гартмана. Но пережитый шок пойдет им на пользу: они найдут какой-нибудь способ управляться со своими делами.

— Конечно. Вот прямо сразу, — мрачно отозвался Мак. — Самое страшное, что экспедиция едва успела начаться. Что ждет нас в следующем мире?

16

В шести днях пути от Вальгаллы, где-то возле миллионной отметки, «Золотая пыль» остановилась у просеки в очередном девственном лесу, занимавшем целый континент. С воздуха просека казалась аккуратной маленькой четырехугольной проплешиной в зелени, до странности трогательным островком человеческого присутствия, затерянным в огромном лесу.

Но, если вглядеться пристальнее, становилось понятно, что просеку сделали не люди, а группа троллей — под руководством человека. Тролли продолжали работать даже под взглядами пассажиров, мускулы под черным мехом так и ходили.

Босун Хиггз оказался смышленым парнишкой и к тому же удивительно сведущим в том, что касалось Долгой Земли. Сознавал он и значимость троллей. Эти большие гуманоиды жили повсюду, хотя и не обязательно большими группами. Они так или иначе влияли на ту местность, по которой странствовали, поскольку что-то съедали, что-то вытаптывали, что-то убирали с пути. По своей экологической функции они напоминали крупных африканских животных — слонов или антилоп гну. Как выяснила Хелен, ландшафты последовательных миров, не похожие на нынешнюю Базовую Землю, в то же время не походили и на Базовую, какой она была до появления человечества, — потому что, как только возникло человечество, тролли бежали.

Впрочем, здешние рабочие тролли выглядели вполне довольными. Но их надсмотрщик держал в руке кнут, как немедленно заметила Салли. Джошуа предположил, что он им пользуется, только чтобы щелкать и привлекать внимание.

— Ну да, конечно, — ответила Салли.

Хелен знала, что трудно судить, насколько тролль доволен. Она не раз слышала о пугающих инцидентах, наподобие печально знаменитого случая с троллихой Мэри, о котором говорили все, даже снобы на борту «Золотой пыли». Но повсюду, где были люди, были и тролли — и усердно работали. Им вроде бы нравилось. И, разумеется, если люди чересчур давили, тролли просто переходили.

Возможно, они оказались слишком полезны для того, чтобы человечество прислушалось к голосу совести. Неприятная мысль. И, как сказала Салли, оставалось лишь гадать, что сами тролли думали о людях.

С корабля сбросили припасы для лесорубов и подняли на борт образцы экзотического лишайника в маленьких пластиковых емкостях — лишайника, взятого с очень старых деревьев. Старые деревья были редкостью на Базовой Земле — и начали исчезать даже на Ближних Землях, где лес активно вырубали. Так торговали на «Долгой Миссисипи», как называли пилоты этот маршрут. На Базовую Землю шло сырье — древесина, продукты питания, минералы, — но оптовые товары в основном поступали из миров Кукурузного пояса, и только самые редкие и ценные вещи стоили того, чтобы приносить их из-за отметки в полмиллиона, — например, уникальный лишайник и другие образчики экзотической флоры и фауны. Наблюдая за процессом, Джошуа предположил, что, возможно, надо заняться экспортом кленового ликера из Черт-Знает-Где. В обмен Базовая Земля присылала легкие по весу, но высокотехнологичные товары, от медицинских аптечек до электрических генераторов и катушек оптического волокна, чтобы проложить приличную линию связи в новых мирах. Такая торговля испокон веков велась с поселениями на новых территориях, например между Британией и американскими колониями до Войны за независимость, когда высококачественную заводскую продукцию посылали за море в обмен на сырье. Джек Грин и его коллеги по Местному конгрессу наверняка сказали бы, что это эксплуатация. Но, с точки зрения Хелен, система работала.

И потом, кто бы кого ни эксплуатировал, разумеется, было хорошо, что бесконечная вереница воздушных кораблей связывала миры, населенные людьми. Во всяком случае, так думала Хелен.

В двенадцати днях пути от Вальгаллы они пересекли условную границу Кукурузного пояса — огромной ленты земледельческих миров, толщиной в треть миллиона, которая начиналась примерно в четырехстах шестидесяти тысячах переходов от Базовой. В небесах здесь было не так просторно — попутные твены плыли к Базовой Земле, встречные направлялись дальше, в недра Долгой Земли, вверх по течению, так сказать.

«Золотая пыль» до сих пор двигалась достаточно быстро, но теперь начала то и дело останавливаться. Вдоль Долгой Миссисипи в последовательных мирах стояли путевые станции, и Хелен объяснили, что, по мере приближения к Базовой, они будут попадаться все чаще. Там твены делали остановку, чтобы принять грузы, свезенные из ближайших миров. Основным продуктом импорта в этом регионе была кукуруза, и команда с помощью троллей выстраивалась в цепочку, заполняя мешками зияющие трюмы твенов. Путешественникам предлагали кое-какие удобства для отдыха и развлечения, но, как заметила Хелен, манеры здесь оставляли желать лучшего. Многие станции были снабжены небольшими каталажками.

В одном из миров, чуть теплее остальных, владельцы станции развели обширные сахарные плантации и посадили апельсиновые и пальмовые рощи, столь редкие на севере любой из последовательных Америк. Сахароварня, где обрабатывали тростник, представляла собой огромную шумную фабрику, а хозяева выстроили себе дом в колониальном стиле, с верандами и резными колоннами, увитыми магнолиями. Капитана, семейство Валиенте и еще нескольких человек пригласили выпить апельсинового ликера. В полях виднелись согнутые спины рабочих троллей, и в жарком воздухе плыло их пение.

Настоящим зрелищем для туристов в Кукурузном поясе была лесная промышленность. Целые плоты бревен из северных лесов сплавляли вниз по одной или другой Миссисипи, на станции вытаскивали из воды при помощи твена или двух, а затем тролли и люди складывали несколько плотов вместе. В результате получалась одна огромная платформа, порой достигавшая акра в длину и состоявшая из длинных прямых стволов, очищенных от коры и крепко связанных между собой. Она висела в воздухе; каждую платформу несла целая эскадра твенов. Корабли переходили из мира в мир со своим огромным грузом, с троллями и надсмотрщиками, которые ехали на платформе в хижинах и палатках. Потрясающее зрелище.

Еще интересней оказалось то, что везли на Долгую Землю. Одним из главных предметов экспорта с Ближних Земель в дальние миры были лошади. Твен приземлялся, и по огромному трапу из трюма выходил целый табун молодняка под надзором ковбоев.

Время от времени путешественники встречали остатки старых пеших маршрутов, вроде того, которым проследовала семья Хелен, направляясь в Перезагрузку, на Запад-101754. Они видели флажки, предупредительные надписи, заброшенные домики. Благодаря твенам времена медленных и утомительных пеших переходов через сотни тысяч миров минули. Эпоха, которая продолжалась лишь несколько лет, но успела войти в легенду. Хелен задумалась, что поделывают теперь люди вроде капитана Батсона, который возглавлял их партию. Но тропами еще пользовались — по ним в ту или в другую сторону гнали стаи троллей. Хелен не могла разобрать, поют тролли или нет.

Это были просто вспышки, которые исчезали через секунду, по мере того как «Золотая пыль» неслась дальше.

17

Спустя десять лет после эпического путешествия Джошуа Валиенте и Лобсанга твены, тайну которых Корпорация Блэка бескорыстно открыла всем желающим, стали основным способом перевозок пассажиров и крупных грузов по Долгой Земле. Но, как радостно думал Жак Монтекьют, готовясь к экспедиции в недра последовательного Китая, некоторые путешествия были особенно увлекательны.

Они с Робертой Голдинг собирались стартовать из Базового Китая. Как только закончились долгие предварительные переговоры, корабли-близнецы «Чжэнь Хэ» и «Лю Ян» поднялись в облако смога, висевшее над Сянченом, в провинции Хенан. Стоя в обсервационном салоне «Чжэнь Хэ», Жак смотрел в иллюминатор и видел над собой огромную серебристую оболочку, которая вздрагивала, как тело мощного животного, когда твен плыл в воздухе. Подвижный корпус твена представлял бы собой внушительное зрелище, даже если бы не был украшен изображениями сцепленных рук — символом образовавшейся восемь лет назад Федеративной китайской республики.

Вскоре они оставили позади летное поле и поплыли над фабриками, стоянками и свалками мрачной промышленной зоны. Роберта Голдинг, пятнадцатилетняя подопечная Жака, стояла у огромного, от пола до потолка, окна, бесстрастно наблюдая за пейзажем внизу. Тролли, находившиеся в обсервационном салоне, принялись петь «Медленный рейс в Китай» в своей обычной манере — раз за разом, с многослойными гармониями, напоминавшими мед на куске хлеба.