Викинги – люди саги. Жизнь и нравы Сванидзе Аделаида

Этот очерк является вводным: он имеет целью напомнить некоторые общие и достаточно известные специалистам черты европейской истории эпохи викингов. Но эти черты, как представляется автору, важны для понимания внешней обстановки повседневной жизни скандинавов на родине и в известной степени — формирования их нравов.

Предварительные сведения

К началу Средневековья Европа не представляла собой той исторической общности, какую она обрела в ходе этой великой эпохи благодаря христианству и феодальным укладам. Тогда европейские сообщества существовали в двух основных формах.

Римская империя, с ее разнообразными владениями и в разной мере укорененной там системой великой греко-римской, эллинской цивилизации, занимала огромные просторы будущих Италии, Греции, Испании, Южной и Центральной Европы — вплоть до Рейна, а также север Африки и Ближний Восток. Это была в конечном счете средиземноморская империя, успешно впитавшая на западе — кельтские, на востоке — ближнеазийские, короче, всюду — подвластные Риму культуры. В III в. могучий имперский римский режим стал рушиться, вскоре империя разделилась на Западную и Восточную. Дальнейшее существование Западной в течение двух последующих столетий стало убыстряющейся агонией. Забегая в будущее время, напомню, что Восточная, Византийская империя (связь с ней скандинавов проходит через многие саги) просуществовала до середины XV в., сочетая блистательную евразийскую культуру с имперско-бюрократической организацией общества и постепенно отходя от магистральных путей эволюции динамичного Западного Средневековья.

А на обширных землях от Атлантики до Урала, от ледового Севера до Рейна и засушливого Прикаспия, т. е. на территориях племенных образований германцев, северных кельтов, славян, балтов, угро-финнов, степных кочевников, в древности не было непосредственного присутствия и усвоения античных традиций, греко-римского образа жизни. Там господствовали догосударственные общественные образования. Будущее социокультурное единство Европы, которое, вместе с тем, вмещало поразительное многообразие типов средневековой общности, изначально складывалось путем варьирования, соединения и взаимодействия как этих двух основных общественных форм, долгие столетия до Средневековья бытующих на пространстве континента, так и, соответственно, разных этнокультурных групп.

Исторически, прежде всего для Западной Европы, это было взаимодействие Рима с кельтами и с германскими племенами. В глазах древних римлян и греков они, особенно германцы, были варварами. После романизации кельтов (на территории будущей Франции) римлян и германцев разделил Рейн — северная граница империи (лимес). Но постепенно германские племена стали перешагивать через Рейн. Все более широко расселяясь на просторах Западной Европы, на галло-римских землях, они теснили Римскую империю и в конце концов обрушили ее.

Скандинавские страны, заселенные племенами северных германцев и далекие от цивилизованного средиземноморского юга, у истоков Средневековья принадлежали, как это очевидно, ко второму типу европейских обществ. Их родо-племенные образования отличала замедленность развития и его как бы размытость, традиционность образа жизни и менталитета; не случайно даже в период расцвета Средневековья там преобладала личная свобода крестьян, сохранялся обширный слой мелких собственников земли. При всем региональном сходстве, временами и единстве Скандинавских стран и народов, Дания, Норвегия, Швеция развивались не одинаково. В частности, Дания в своем развитии долго опережала родственных соседей, и это не случайно: ведь она была единственной на скандинавском Севере земледельческой страной, к тому же находилась в тесных соседских, политических и хозяйственных контактах с пограничным Франкским государством и его преемниками, с Англией, позднее с Германской империей, немецкими княжествами.

Контакты скандинавов с романскими регионами начались задолго до эпохи викингов. Северные германцы заявили о себе уже в конце старой эры, когда племена готов переправились через Балтику и пустились в многовековое скитание по Европе. Дойдя до Днепра и Черного моря, они затем повернули на запад и в VI в. образовали свои государства раннесредневекового типа на римских землях — в самой Италии и на Пиренейском полуострове (вестготское и остготское); к этому времени готский союз, разумеется, представлял собой уже пестрый конгломерат разных этносов и племен. Хотя вопрос о происхождении, о «прародине» собственно готов отнюдь не решен, но большинство ученых, основываясь на находках скандинавских вещей и некоторых других данных, отразивших путь миграции готов, считают их выходцами из Восточной Скандинавии, родственными готам (гутам) — жителям острова Готланд, и гаутам-гетам — будущим южным и юго-западным шведам[1]. Если принять эту позицию, вполне оправданную, то получается, что именно скандинавы начали «раскачивать» германский мир, привели его в движение, положили начало Великим переселениям европейских народов, прежде всего миграциям германцев, которые начиная с первых столетий новой эры сотрясали Римскую империю и в конце концов погребли ее под своими, уже раннесредневековыми, политическими образованиями. Во всяком случае, в 1863 г. недалеко от датского города Сеннеборга были обнаружены в бывшем болоте части древнегерманского корабля IV в., видимо, принесенного в жертву. Корабль был без паруса, около 23 м в длину и 4 м в ширину, а в его конструкции явно прослеживалось римское влияние.

Первые письменные свидетельства о Скандинавии и ее населении восходят уже к I в.: о ней упоминают римский ученый Плиний Старший, затем знаменитый римский историк Тацит (ок. 58 — ок. 117), во II в. — грек Птолемей. Тацит, в частности, сообщает о суровом образе жизни и жестких нравах северных германцев, лишенных — что он особенно подчеркивает — римской изнеженности, об их вождях и рабах, об их воинственности, искусстве мореплавания, об особенностях их кораблей[2]. Римский историк, писатель, энциклопедист Светоний (ок. 70 — ок. 140) упоминает о фризских послах в Римской империи, которые прибыли туда где-то в середине I в.[3] А ведь фризы были ближайшими соседями данов, вместе с ними совершали набеги, в какой-то мере смешивались с ними, участвовали в сложении датского народа. А римские корабли-разведчики доплывали до Северного моря и Сконе…

На исходе периода Великого переселения народов, когда на территории Западной Римской империи германцы образовали независимые государства, о скандинавах писали готский историк Иордан и греческий — Прокопий Кесарийский (середина VI в.). Сведениями римлян о скандинавах впоследствии пользовались европейцы, особенно миссионеры, например Адам Бременский, ссылавшийся в этом случае даже на Вергилия (!)[4].

Не приходится удивляться тому, что скандинавская поэзия и некоторые саги, но особенно — мифы, предания, эпос скандинавов сохранили отчетливые следы событий и личностей Великого переселения народов. Не оставили скандинавов без внимания и их соседи. В англосаксонской эпической поэме «Видсид», восходящей к эпохе Великого переселения народов, упоминаются геаты (гауты), свей, южные даны, вендлы, руги (рюгги, ругии), хэдны. А в другом англосаксонском памятнике — эпической поэме «Беовульф», восходящей к VIII в., упоминаются племена свеев (свеонов) и Свейское королевство (Svea-rice), т. е. реально существовавшее в это время раннее государство свейского племенного союза — Свитьод, а также «венделы», благородные и отважные герои этой поэмы — геты. Упоминаются там и юты, которых автор «Песни» не отличает от франков[5]. А юг Ютландского полуострова был прародиной англов и имел связи с саксами.

Связи скандинавов с населением Британских островов развились рано, что вполне объяснимо. Во всяком случае, уже с рубежа IV–V столетий, когда (после вывода из Британии римских легионов) разгорелась борьба за власть между местными племенными вождями — «малыми королями», последние стали обращаться за поддержкой к северогерманским дружинам, известным своими высокими воинскими и мореходными качествами. В числе тех северных германцев, что в эти столетия располагались на юге Балтийского моря, на полуострове Ютландия и вдоль побережья Северного моря, наряду с англами и саксами были юты, которые вместе с соседними данами, фризами и рядом других племенных образований позднее составили население Дании.

Дружинники-воины нанимались в Британии на 5–6 лет, но затем многие из них стали там укореняться, в результате чего сложились так называемые англосаксонские королевства (V–IX вв.). Так уже с середины 1-го тысячелетия будущие датчане могли познакомиться с наследием как кельтской культуры, так и римского пребывания, следы которого, тщательно охраняемые британцами, впечатляют и сегодня. Это стратегические сооружения, мощенные камнем дороги, города (хотя бы уже тогда населенные будущие Лондон, Йорк), тяжелый плуг с железными лемехами, железные наральники, дуговая и шлейная лошадиная упряжь, бани, наконец, раннее христианство. И, разумеется, развивались связи с континентом, хотя бы через Бретань, от которой отделял пролив Ла-Манш, столь узкий, что его позднее стали называть Каналом. Благодаря будущим датчанам этими и затем раннесредневековыми культурными достижениями Западной Европы стали пользоваться будущие же норвежцы и шведы. В свое время римляне вынуждены были отгородить значительные территории Англии, ими завоеванные, от северных территорий, населенных непокорными и воинственными пиктами; с этой целью при императоре Адриане они построили на границе, в самом узком перешейке острова, оборонительную стену, известную как вал Адриана. Когда датчане в VIII — первой половине IX в. отгораживались от непосредственного и опасного соседства Франкского государства, они в узких местах Ютландского полуострова соорудили два вала (следы которых могут быть обнаружены и ныне), в том числе грандиозный Danevirke. Эти валы — материальные свидетельства наличия в Дании, во всяком случае в Ютландии, политических образований относительно централизованного типа, способных подвигнуть население на такого рода обширные работы. Решаюсь предположить, что на эти сооружения их мог вдохновить пример римского вала в Англии.

Несомненно, заимствования из Британии распространялись и на область духовной культуры. Датчане первыми из скандинавов познакомились с христианством (в Ирландии — с V в.) и церковью. Англосаксонские королевства, а через них, возможно, и собственно скандинавы обогатились переводом Евангелия на англосаксонское (т. е. северо-германское, близкое скандинавскому) наречие, сделанным Бедой Достопочтенным (672–735). Переводы сочинений с латыни на англосаксонский диалект, которые делал король Уэссекса и объединитель Англии Альфред Великий (871–899), также были понятны скандинавам.

Итак, уже с истоков эпохи викингов датчане стали самыми активными находниками, а постепенно и основными колонизаторами в Британии, прежде всего на англосаксонских землях. Дания пользовалась и «датскими деньгами» — данью, которая регулярно поступала из Англии. Под скандинавским влиянием сложилась известная область Денло — «область датского права» на востоке Англии, где сохранялось свободное крестьянство и другие патриархальные обычаи, занесенные скандинавами. В первой трети XI в. Дания вместе с Англией и некоторыми пограничными скандинавскими землями входила в обширную империю датского короля Кнута Могучего.

Вместе с тем скандинавы, прежде всего те же даны, в Англии сохраняли свои языческие обычаи, в частности похоронные обряды. Об этом можно судить по находке «погребения в ладье» от VI–VII вв., которое было обнаружено в местечке Саттон-Ху (гр. Саффолк); его форма оказалась близкой династическим погребениям Южной Швеции[6].

В 70-х гг. X в. викинг-дан Ролло сын Бычьего Тодира, прозванный Пешеходом, стал грабить обширную Нормандию. Его незаконный сын, унаследовавший имя и прозвище отца — Ролло Пешеход Младший, продолжил его грабежи в Нормандии, но постепенно осел и закрепился там, принял христианство (хотя долго сохранял языческие обряды), женился на девице из рода Капетингов и стал герцогом Нормандским — ленником и вассалом франкских королей, а далее союзником и опорой королей Франции. Его потомок Вильгельм Гийом Нормандский менее чем через столетие захватил Англию и основал там новую династию.

Под названием «франки» нормандские викинги стали проникать на юг Италии и на остров Сицилию, заселенный многонациональным и активно торгующим людом. Вскоре и там сложилось викингское государство.

Вследствие своих природных условий и длительного влияния западноевропейских соседей Дания ближе других Скандинавских стран подошла к нормам феодальных отношений на континенте и вплоть до XVII столетия лидировала в скандинавском мире и на Балтии. Швеция же и Норвегия хотя получали с запада, в частности через ту же Данию, определенные импульсы социокультурных новаций, однако в принципе представляли наиболее «чистые» варианты особого европейского типа развития феодально-средневековых отношений. Но важные сходные особенности — расположения, исторического пути, языка, обычаев и духовной культуры, — пусть в разной мере, были свойственны всем трем странам, что и позволяет говорить о скандинавском варианте европейского Средневековья.

Как появились и почему побеждали викинги

Народы Северной Европы довольно долго задержались на стадии позднего родо-племенного строя. В его разложении, в переходе к новым социальным отношениям решающая роль пришлась на IX–XI столетия. Эти три столетия не только составили особый и важный этап в жизни Скандинавского региона, но и наложили существенный отпечаток на западноевропейскую историю в целом. В данном очерке о викингах говорится преимущественно в связи с их дальними походами, путешествиями по Европе.

Как называли северных пиратов, отважных морских путешественников, грабителей, торговцев и колонизаторов? Сведения на этот счет неоднозначны и нередко спорны. В самой Скандинавии морских пиратов — находников называли и называют викингами. При этом викингами называли как воинов, которые регулярно ходили в морские походы, так и сами эти предприятия: выражения «быть в викинге», еще чаще «плавать в викинге» (fara i viking) означали — совершать морской грабительский поход. Самое простое толкование термина «викинг», родившееся еще в XIX в., — вызывающий, смелый, предприимчивый человек. Вслед за Англией и Западная Европа в общем знала их как данов (датчан), позднее — норманнов («людей Севера»). Темноволосые ирландцы называли их светлыми чужеземцами. Свеонов и данов, которые «сокрушили воинскую доблесть саксов», называли в германских землях «аскоманнами» (Askomanni)[7]. На Руси, со скандинавами, особенно со шведами, тесно связанной, их называли варягами (ориентировочно — дружинники)[8]. В Византии воинов-скандинавов, служивших в императорской гвардии в составе русской дружины, а также воинов, приехавших непосредственно из Скандинавии, вместе с русичами и представителями других народов входивших там в «варяжский корпус», называли «варяжский корпус» или варинги. В Западной Европе это название превратилось в веринги — термин, встречающийся и в сагах[9].

Западноевропейские народы, к середине 1-го тысячелетия в той или иной мере восприняв великое эллинское (греко-римское) наследие, а затем пережив период варварских королевств, в эпоху викингов направленно двигались по пути развития феодальных отношений и заложили основы средневековых государств. А периферийный Скандинавский регион подошел к этим столетиям с другими характеристиками. Ведь еще недавно, к началу эпохи викингов, как уже не раз говорилось, в Скандинавии господствовал родо-племенной строй на его последней стадии — так называемой варварской, «вождестской», или (что, на мой взгляд, более соответствует сути явления) «строй военной демократии», которая была в разной степени продвинута в каждой из стран региона. Но путь скандинавов к присущим Средневековью феодальным распорядкам нельзя считать абсолютно автономным, «бессинтезным». Ведь они не только знали об античной цивилизации, но и испытали некое опосредованное ее влияние через Европейский Запад: христианство, элементы и навыки в области материальной культуры, «городской воздух», какие-то формы права и административной организации. А этому влиянию в раннее Средневековье они в наибольшей мере обязаны именно походам викингов.

Собственно скандинавскими являются две страны — Швеция, с островами Готланд и Эланд, и Норвегия, расположенные на Скандинавском полуострове. По традиции, вследствие этнокультурного родства и исторического пути, к Скандинавским странам относятся также полуостров Ютландия и Датские острова, по своему развитию занимающие как бы промежуточное положение между скандинавскими соседями и континентальными странами, вышедшими из Франкской империи. В эпоху викингов к Скандинавии относились открытые и в разной мере постепенно колонизованные — преимущественно норвежцами — острова Северной Атлантики: Исландия, откуда викинги затем двинулись в Гренландию (еще с III в.), Лабрадор, Фарерские, Шетландские, Оркнейские (в начале VIII в.), Ньюфаундленд и Гебридские.

Территории основных Скандинавских стран в эпоху викингов отличались от современных. Так, саги свидетельствуют, что в то время, во всяком случае почти до конца эпохи викингов, западная область современной Швеции — Емтланд принадлежала Норвегии и Норвегия же претендовала на западногетские земли, которые довольно регулярно платили дань норвежским конунгам. Юг Скандинавского полуострова — области Блекинге, Сконе и Халланд, — принадлежали тогда Дании; остров Готланд относился к Швеции довольно условно. Короче, Швеция в те столетия была территориально меньше, чем когда-либо еще в своей истории, а Норвегия (учитывая и захваченные викингами острова) и Дания, еще владевшая всей Ютландией и южными областями Скандинавского полуострова, — много больше.

Этнокультурный состав скандинавских народов был достаточно гомогенным. Там проживало в рассматриваемый период не менее 30 северогерманских племен[10]. Этнокультурное и религиозное родство, прямое соседство, сходство занятий, общественного развития и менталитета позволяют рассматривать Скандинавский регион как историко-культурную общность, каждый из членов которой при этом обладал также и своими, только ему свойственными чертами.

Скандинавы — морские народы. Согласно знаменитой англосаксонской поэме «Беовульф», они — «морские странники» («морестранники», ст. 240–241); я предпочла бы, возможно, менее романтическое и более отвечавшее тогдашним нравам наименование «морские бродяги». Оно и понятно.

Дания, со своим полуостровом Ютландия, островами Зеландия (Шеланн), Фюн, Лолланн, Мен и другими (всего 450 островов, из которых и сегодня заселены едва 50) как бы плавает в Северном и Балтийском морях. Не случайно, пытаясь осмыслить эту территориальную особенность Дании, северные германцы создали миф о Гевьон — богине, образовавшей Данию из земли, обманом добытой из озера Меларен (Центральная Швеция). В «Висе о Гевьон»[11] рассказывается, что богиня, набрав разные по величине комья земли в свой передник, выкинула их в море между Ютландским и Скандинавским полуостровами. Превратив сыновей в быков, она быстро распахала остров Зеландию и другие крупные острова, поставив богов перед фактом «освоения» и присвоения этих территорий. Изумительная скульптура — фонтан в Копенгагене — посвящена легенде о Гевьон. Так или иначе обстояло дело на самом деле, но эта равнинная страна не имеет территории, более чем на 52 км удаленной от морских побережий, и вершин, превышающих 70 м над уровнем моря. Общая длина ее изрезанной береговой линии — свыше 7000 км. Большинство населения составляли племена данов, на Ютландии еще оставались юты, англы, частично — саксы и фризы. Дробность территории, казалось, должна была тормозить единение страны и вообще ее развитие. Между тем Дания развивалась динамичнее других стран Севера. А с начала XI в. она располагала наибольшей за всю историю территорией за счет владения южной частью Скандинавского полуострова — областями Халланд, Сконе и Блекинге, включая проливы Зунд (Эресунн) и Каттегат, т. е. страна оказалась хозяйкой выхода из Балтии в Атлантический океан. Но и до того Дания обладала огромными преимуществами на торговых путях, которыми умело пользовалась. Здесь рано развились не только городища-убежища, но и ранние города — торговые эмпории с ремесленным посадом, которые приобщались к культуре континента и являлись связующими центрами племенных образований.

Богатые захоронения и другие открытия археологов, особенно результаты раскопок ранних городов, свидетельствуют о широких торговых и, скорее всего, также династических связях Дании, во всяком случае Ютландии, с континентом. Единственная из Скандинавских стран целиком равнинная, слегка всхолмленная страна, с мягким климатом, издревле стала краем земледельцев, которые следовали общинным распорядкам континентального типа. В более суровых Норвегии и Швеции датчане слыли «южанами». Природные условия, близость к передовым странам континента и расположение на важных торговых путях способствовали динамичному развитию Дании в Средние века.

Норвегия — самая длинная страна в зарубежной Европе (длина по прямой — 1752 км). С юга и запада она омывается водами Северного моря и Атлантического океана, а с севера — незамерзающими водами Баренцева и Норвежского морей. Само название страны — от Norrvegr, «Северный путь» — свидетельствует о каботажных морских передвижениях вдоль вытянутых берегов: ее береговая линия, также сильно изрезанная, — более 2600 км. Норвежцы в те столетия расселялись на территории, начиная с сегодняшней центральной части страны и южнее, на узкой, расширяющейся к юго-востоку полосе каменистой земли между морем и протяженной горной цепью. Это «становой хребет» Скандинавского полуострова, с вершинами более 2000 м. Всхолмленное побережье Норвегии, как и Швеции, изрезано длинными, извилистыми, глубоко внедряющимися в сушу заливами — фьордами, с их обрывистыми берегами, и усеяно скалистыми мелкими островками-шхерами. Более половины страны заняты скалами, горным березняком-редколесьем, озерами и болотами. Севернее и на предгорьях росли хвойные деревья. К началу и в ходе эпохи викингов Норвегия уже фигурировала в качестве как бы единой страны, а ее жителей называли норвежцами (в тех же сагах). Но фактически она делилась на области проживания разных племен, чьи названия дали наименования областям: трёндов (Тренналаг), раумов (Раумарики, район Осло), ругиев (Ругаланн), ренов (Ренрики), хердов (Хердаланн), гренов (Гренналанн). Из них в сагах упоминаются в основном трёнды. Их племенной союз был, видимо, основным в числе тех четырех, которые сложились в стране к эпохе викингов. Природные условия страны были самыми скудными в Скандинавии (до заселения Исландии). Но ее мореходство и мореходы были, вероятно, самыми лучшими в Европе.

Швеция — «длинная страна» Восточной Скандинавии, с таким же, как Норвегия, изрезанным побережьем (длина береговой линии — свыше 7000 км), с обильными скалами, болотами и озерами, среди которых — два больших: Венерн и Веттерн, и глубокий балтийский залив Меларен, который традиционно считается озером. Однако она располагает и невысокими плоскогорьями, и холмистыми плодородными равнинами, а в раннее Средневековье также обширными, непроходимыми лесами, ближе к Северу хвойными. Ландшафт и почвы в Швеции, как и в Норвегии, во многом определялись отступившим ледником, оставившим морены, обильные вкрапления валунов в толщу земли и частично содравшим верхний, богатый гумусом ее слой. Это затрудняло применение плуга и определило долголетие сохи, даже мотыги. К эпохе викингов Швеция четко делилась на два племенных образования. Севернее озера Меларен и несколько южнее его проживали свеи, отчего эти территории назывались Свеаланд (также Сведия). Примерно в VI в. там сложилось племенное политическое образование Свитьод. Западнее и юго-западнее располагались земли западных и восточных гетов (гаутов): Вестгёталанд и Эстгёталанд. К Швеции примыкали два балтийских острова: Эланд и севернее — большой торговый Готланд, населенный гутами (готами) и в эпоху викингов ставший в вассальные отношения к шведскому королю. Насколько тесно гауты-геты были связаны с гутами-готами, а последние — с теми готами (gothi), которые в VI в., как свидетельствует Григорий Турский, заполонили Западную Европу, создав Остготское и Вестготское государства, — это, как говорилось выше, проблема, не решенная и по сей день.

В эпоху викингов Швеция обладала наименьшей за всю свою историю территорией. Ее западные области, прежде всего Емтланд, были подвластны Норвегии, самые южные области — Дании, а гетские территории, особенно западные, или Вестгёталанд (Гауталанд саг), составляли предмет постоянных споров между Швецией и Норвегией, но, судя по сагам, до образования единого Шведского государства чаще подчинялись последней. Единственным морем, полностью освоенным шведами, было море Балтийское, омывающее почти все тогдашние морские границы страны. В Северное море выходила только река Гёта (Гетаэльв), но эти территории оспаривались норвежцами, а позднее и датчанами. Зато шведы господствовали на балтийских торговых путях между Атлантикой и Восточной Европой. Поэтому здесь уже в первые века появились торгово-ремесленные центры (особенно на островах Готланд и Эланд), а позднее и ранние города, связанные с трансъевропейской торговлей; они развились с VIII в., когда средиземноморские пути на Восток были перекрыты в ходе арабских завоеваний и был разработан известный северный маршрут — путь «из варяг в греки».

Климат Скандинавских стран, почти незаселенных на суровом Севере, был достаточно мягким в Дании, средних и южных частях Скандинавского полуострова благодаря теплому течению Гольфстрим, которое доходило до северо-западных морей Арктики. Поэтому население региона не так уж часто страдало от грозных засух или трескучих морозов. Все здесь способствовало обильному росту трав и лиственных кустарников, наличию прекрасных лугов, особенно в предгорьях.

Малочисленные скандинавы, разбросанные по значительным территориям, живущие среди скал, болот и пастбищ (за исключением Дании), занимались в меру возможностей экстенсивным земледелием, очень широко — пастушеством, максимально использовали плоды леса и, особенно, моря, доступность которого пронизывало всю их жизнь.

Морские народы во всей полноте этого определения, скандинавы имели в своем распоряжении незамерзающие Северное и Балтийское моря, бескрайнюю Северную Атлантику с теплым Гольфстримом. Длинные береговые линии со многими глубокими заливами издревле служили основными местами поселений и стоянок. Море защищало скандинавов и объединяло их: ведь в ранние эпохи принятое тогда каботажное путешествие по воде было гораздо удобнее, безопаснее и дешевле, чем сухопутное. Море и призвало скандинавов к морским странствиям. В VIII–XI столетиях (возможно, и раньше) скандинавские гипербореи вышли в открытый океан.

К эпохе викингов и на ее первом этапе у скандинавов господствовали триединые или трехчастные общества, в которых были представлены: знать с королем/вождем во главе, масса свободных общинников и рабы; это было характерное для стадии варварства социально-правовое членение, отмеченное у северных германцев, как известно, еще Тацитом. Судя по содержанию могильных курганов (например, на острове Фюн или в скандинавских захоронениях в Англии), а именно испомещению в приметных могилах дорогого оружия и драгоценных предметов, у данов племенная организация во главе с вождем и родовая знать существовали еще в 1-м тысячелетии до н. э. В рассматриваемый период это развитое варварское общество соседствует с богатыми земледельческими народами континента, о которых мореходы-скандинавы знают не понаслышке. Писатель VI в. Григорий Турский в своей «Истории франков» (кн. III) свидетельствует о нападении короля геатов (гетов) на франкские земли — сюжет, повторенный затем в поэме о Беовульфе.

Выше говорилось уже о том, что еще к VII в. юты, англы, фризы и саксы образовали в Британии группу варварских англосаксонских королевств. Присутствие данов во Франкском государстве Карла Великого зафиксировано «Песнью о Роланде». Поэтому опыт освоения достаточно культурных территорий и создания там политических образований под своей властью у скандинавов уже имелся. А превосходные мореходы-норвежцы издревле доплывали до Оркнейских, Фарерских и Шетландских островов, в VII–VIII столетиях освоили и начали заселять эти пустынные острова. Они облагали данью саамов, а шведы — куршей и другие балтские и славянские племена Восточной Балтии и побережий Финского залива.

Для стадии военной демократии, особенно у народов с сильно развитым (тем более преобладающим) скотоводством, включение в свой образ жизни военной экспансии вполне характерно. Набеги, колонизация и грабеж пополам с торговлей не могли не стимулироваться у северных германцев таким обстоятельством, как привлекательность европейских богатств на фоне своей скудости, особенно для усиливающейся знати. В числе внутренних факторов их широчайшей экспансии следует, видимо, назвать также развитое мореходство, относительное перенаселение годных к освоению территорий в связи с демографическим ростом во время потепления, которое продолжалось с VIII до XIII столетия. Рост населения порождал даже трудности с использованием угодий и, прежде всего, нехватку — в тех условиях — мест, пригодных для внутренней колонизации.

Думается, что следует учесть и такой фактор, как неосознанный (частичный) «вывоз конфликта»: отъезд и/или длительное пребывание вне региона значительных групп активного мужского населения не могли не смягчать крайнее ожесточение социальных и политических отношений как между массой рядовых, свободных и гордых скандинавов и все более обособляющейся знатью, так и внутри последней.

Из внутренних факторов, приведших к скандинавским завоеваниям и их успеху в IX–XI вв., следует, кроме того, назвать такие, как характерная германская воинственность, горделивая твердость[12], их четкая военная организация, хорошее вооружение, тактические способности и вообще высокие воинские качества, которые отмечались еще Тацитом, а затем всеми, кто с ними сталкивался. Содействовали экспансии скандинавов уже приобретенные ими к этому времени известные традиции морских набегов, мореходства и колонизации, совершенствование корабля и судовождения.

Очевидно, что походы викингов были отнюдь не случайными всплесками агрессии, а порождались целым комплексом разнохарактерных, но неизменно важных обстоятельств внутренней жизни северных германцев.

Что касается внешних факторов, способствовавших побуждениям и успехам викингов, то, конечно, эти организованные, вооруженные, отважные и безжалостные воины и мореходы использовали неурядицы, которые происходили практически во всех европейских странах в ту эпоху, и, конечно же, нестабильность международной обстановки. Здесь можно назвать неупорядоченность границ между новообразованными европейскими государствами и их внутреннюю раздробленность, постоянные усобицы на континенте (в том числе, несколько позднее — борьба Империи[13] с папством) и в Британии (в Англии — еще при Альфреде Великом в середине IX в.), а также рано начавшиеся конфликты между Восточной и Западной церквями. И все это — при отсутствии в Европе соответствующих защитных сооружений: «настоящие», мощные крепости и замки, как известно, были сооружены прежде всего в Святой земле, во время Крестовых походов, и этот опыт был перенесен в Европу. Действенный отпор викингам могли дать только консолидированные страны, что и было доказано европейцами начиная с конца XI в.

Возможно, что успешности далеких морских походов викингов способствовал и климат в Северной Атлантике, который в течение 800–1100 гг. был сравнительно мягким — так называемый Средневековый теплый период; с XIII до начала XIX в. климат значительно посуровел, это время даже называют Малым ледниковым периодом на Севере.

Организация викингов

Грабительские морские путешествия воинственных скандинавов начались еще в эпоху Великого переселения народов (II–VI/VII вв.), и правильнее было бы начинать отсчет эпохи викингов с VII — начала VIII в., усматривая в ней как бы продолжение Великого переселения народов. Но «формально», т. е. по принятому мнению ученых, началом эпохи викингов считается разграбление ватагой скандинавских мореходов монастыря Св. Кутберта на острове Линдисфарн, около северо-восточного побережья Нортумбрии; это произошло в 793 г. Конечный пункт эпохи, о котором согласились историки, — 1066 г. Последний обозначился двумя почти совпадающими по времени событиями. Сначала английское ополчение в битве при Стамфордбридже разгромило войска норвежского короля Харальда Хардрада (Сурового), стремившегося снова завоевать отложившуюся от скандинавов Англию; тогда же погиб и сам король-викинг. А две недели спустя потомок викингов, герцог Нормандии Вильгельм, еще ранее подготовившийся к броску со своими войсками через Ла-Манш, понял, что его время пришло. В битве при южноанглийском порте Гастингс значительно поредевшее, усталое английское ополчение было разбито; началось постепенное завоевание Англии нормандскими и французскими баронами, рыцарями и наемниками Вильгельма I, основавшего в стране новую, Нормандскую династию. Так завершилась эпоха викингов.

Конечно, как уже говорилось, эта хронология условна: грозные походы скандинавов отмечались не только до конца VIII, но и в XII в. Однако собственно эпоха викингов, когда их походы были регулярными, почти непрерывными и чаще всего победоносными, позволяя им обретать силой своего оружия большие богатства, создавать свои государства вне Скандинавии, открывать и заселять новые земли, действительно имела границы примерно в пределах трех с лишним столетий: с конца VIII и до второй половины XI в.

С образованием Скандинавских королевств, уже с конца X, в XI и, особенно, в XII в., походы викингов сменялись военными экспедициями, организованными местными, затем верховными правителями. Во-первых, европейские государства консолидировались и вооружились, так что набеги отдельных отрядов викингов стали получать отпор. Во-вторых, сами скандинавы обрели свою государственность, и их военные предприятия вообще приняли иное направление и иной характер. Сначала это было участие в Крестовых походах на Восток, впрочем, довольно слабое. Затем начались завоевательные Крестовые походы датчан против вендов и покорение ими значительной части Прибалтики, с основанием там своих колоний и форпостов. А с XIII в. начались двухсотлетние так называемые Северные крестовые походы шведов в финно-карельские пределы, опять же под церковно-государственным началом. Как ясно из их названия, они проходили под знаком креста, т. е. получили благословение или были прямо инспирированы папским престолом; в них участвовали немецкие рыцари, в основном те, что обосновали в Восточной Балтии свои духовно-рыцарские ордены, возникшие в Палестине. Из имеющихся материалов (особенно «Хроники Эрика», первая треть XIV в.) непреложно следует, что эти походы с самого начала, т. е. с XII в., были направлены на вытеснение из карело-финских земель новгородцев и присоединение этих территорий, богатых разными ловищами и включающих важные торговые пути, к Шведскому государству.

Но вернемся к VIII–XI столетиям. Приходится только удивляться тому, сколько захватов, колонизационных, грабительских и торговых предприятий, открытий новых земель и создания своих политических образований на европейских землях, на территориях чужих стран успели совершить скандинавы за эти столетия. Опорами предприятий викингов были корабли и оружие, блестящее умение управляться с тем и другим, четкая воинская организация.

Живописные, тканые и скульптурные изображения того времени сохранили для потомков типичный облик викинга. Его продолговатое лицо, заросшее усами и лохматой, торчащей вперед бородой, сурово. Голову венчает островерхий колпак — войлочный либо металлический шлем либо обруч (видимо, знак предводителя либо вождя-конунга). Иногда викинги изображаются сидящими на веслах, в корабле под парусами, иногда — как всадники.

Судя по тем же изображениям и находкам археологов, викинг был вооружен длинным и/или коротким мечом, ножом, боевым топором и длинным копьем; иногда его копье было снабжено мощным крюком, видимо, для сбрасывания врага с лошади и притягивания борта вражеского корабля. Его тело защищали кольчуга и щит. По-видимому, еще до новой эры скандинавам была известна какая-то форма шпор.

Предназначенные для плавания в открытом море скандинавские суда — дракары («драконы»), нос которых украшали голова дракона, а корму — его хвост, имели до 23 м в длину, 5 м в ширину, съемную мачту и обходились без палубы; впрочем, в эпоху викингов появились корабли и большего размера с настилом. Гребли сами викинги, повесив свои изукрашенные щиты на борта корабля[14]. Судя по «Англосаксонской хронике», объединенные отряды викингов могли собрать флот, насчитывающий сотни судов разного размера. Набег на Британию флота из 3, 5, 15–16 кораблей был обычным явлением.

Хронисты отмечают бесстрашие викингов, но также их воинское искусство: владение оружием и маневром во время боя, устройством и укреплением стабильного лагеря — форпоста и передвижной стоянки, ведением правильной осады городов и т. д. Викинги проявляли отвагу, умения и смекалку. Они не только прекрасно владели оружием, но знали боевое построение кораблей, применяли зажженные стрелы и «греческий огонь», могли захватить крепость[15]. Эти воины были одинаково искусны и в морских сражениях, что фиксирует, например, та же «Англосаксонская хроника», и в битвах на суше, что отмечают франкские анналы. Отмечено и то, что отдельные отряды викингов, нередко соперничающие между собой, могли в случае необходимости согласовывать свои действия и подчас даже объединять усилия. Жесткая воинская организация, характерная для норманнов-находников, становилась основой их закрепления на захваченных землях и играла немалую роль в последующем развитии этих территорий (особенно Нормандии).

Сохранены для истории имена ряда морских конунгов, как называли тогда известных предводителей обширного флота, обычно вождей каких-либо скандинавских племен или территориальных объединений; при них действовали ярлы, командуя отдельными кораблями-отрядами[16].

Викинги, которые посвящали набегам длительное время, обычно обустраивали на родине постоянные приморские поселения-вики, точнее, военные лагеря (откуда, как полагают некоторые исследователи, и произошло само наименование «викинги»).

Известен один из таких лагерей — основанный данами Йомсборг, укрепление в устье реки Одер. Это была колония датских викингов, но, видимо, туда стекались не только даны: например, исландец Бьерн, изгнанный из страны на три года за убийство, перебрался в Йомсборг и принимал участие в набегах оттуда. Воинов, которые там группировались, именовали «балтийскими» или «йомсвикингами». О них было сложено особое сказание (Jmsvikinga saga)[17]. Судя по саге, этот лагерь был хорошо укреплен и обладал гаванью вместимостью 360 больших кораблей (что, впрочем, выглядит неправдоподобно). Та же сага свидетельствует, что йомсвикинги были организованы в воинское братство, с твердыми правилами общежития, раздела добычи, поведения в бою и т. д. Женщины туда не допускались. Трусы и те, кто не соблюдал устав, изгонялись. Воины, в возрасте от 18 до 50 лет, жили там общиной, тренируя свои умения и время от времени уходя в набеги; добыча же делилась между всеми поровну. Короче — идеальное воинское братство! Споры о местоположении и вообще реальности лагеря Йомсборг не умолкают до сих пор. Одни исследователи связывают его с Юмне-Волином славян и полагают, что он был разгромлен норвежским королем Магнусом Добрым в 40-х гг. XI в. Другие считают, что это тот же лагерь, что Треллеборг. Некоторые же считают его описание, да и само существование романтической легендой.

Но реальные военные лагеря викингов действительно существовали, некоторые найдены и реконструированы археологами. Несколько таких лагерей обнаружено и изучено в Дании: уже упоминавшийся Треллеборг (на месте будущего города, Западная Зеландия), Фюркат (Восточная Ютландия), Аггерсборг (Северная Ютландия), Ноннебьерг (остров Фюн, на месте будущего города Оденсе). Уже при короле Харальде Синезубом, т. е. в X в., эти датские лагеря были образцами высокоразвитого фортификационного искусства тогдашних скандинавов.

Лагерь, подобно ранним городам, обычно имел почти идеально круглую форму и правильную планировку. Он был укреплен одним или парой мощных, широких земляных валов с палисадом, нередко окружен рвом и заграждением из острых кольев. Четыре выхода располагались по направлениям стран света. В центре находилась округлая площадь, вокруг нее в правильном порядке располагались постройки: однотипные жилые дома, конюшни и другие хозяйственные строения. Жилые дома состояли из трех помещений и, как большинство строений того времени в Скандинавии, были сооружены из земли и/или торфа, с каркасом из бревен или жердей. Двускатные крыши крылись дерном. Вещи, найденные на месте лагерей, в том числе оружие, керамика, украшения, примерно соответствуют тому, что найдено при раскопках ранних городов, например датского же Хедебю (Хайтхабю, будущий Шлезвиг, Южная Ютландия). В Треллеборгском лагере обнаружено также общее захоронение 10 воинов (третья четверть X — середина XI в.) — братская могила, что в известном смысле подтверждает данные «Саги о Йомсвикингах». Вместе с тем в числе тамошних находок имеются остатки плуга и кос — свидетельство сельскохозяйственных занятий; а совсем сенсационная находка в одном из помещений — орудия прядения и ткачества. Очевидно, что, вопреки строгому, в сущности военно-«монастырскому» уставу военного лагеря, декларированному сагой, в этом лагере находились и женщины. Присутствие женщин и детей в некоторых лагерях викингов подтверждается артефактами из лагеря Фюркат и содержанием могильников.

Побережья скандинавских земель — а их население концентрировалось именно на побережьях — были издавна организованы в так называемые корабельные округа-шипслаги. Каждый шипслаг поставлял корабль, его команду — ледунг (военно-морское ополчение) и питание для нее. Но эта система, которая стала основой начального административного деления в Скандинавских странах, выработалась не сразу, а постепенно, по мере расширения, активизации походов. Первые набеги, еще в VIII в. и до него, чаще всего совершались отдельными небольшими корабельными командами — своего рода «компаньонами» по набегу — или были организованы каким-либо вождем. С ходом времени число кораблей в викингах умножалось, во главе каждого обычно вставал местный знатный человек — хёвдинг, или местный «малый король», часто бывшие и владельцами судна. Команда обычно состояла из дружинников предводителя либо договорившихся между собой воинов, сообща сооружавших или приобретавших корабль.

Как известно, супруга Вильгельма I Нормандского Матильда вместе с придворными дамами в течение двадцати лет после захвата Англии ее супругом (1066) вышивала «ковер», где весьма натурально представлены этапы подготовки и реализации военного похода в Англию. Это так называемый «ковер из Байё» (Северная Франция), где по счастливой случайности уже в Новейшее время он был обнаружен, прекрасно отреставрирован. С тех пор и доныне примерно 80 м тонкой льняной ткани почти метровой ширины, на которой вышиты все означенные события, демонстрируются в городке Байё. К удовольствию скандинавистов, офранцуженные потомки викингов во главе с Вильгельмом Нормандским, как и примкнувшие к нему рыцари и бароны из многих районов Франции, использовали такие же корабли, как и те, что ранее, в течение столетий, служили викингам. Их изображения полностью соответствуют кораблям эпохи викингов, найденным археологами. И точно так же сносили и свозили на эти корабли бочки и мешки с продовольствием, живую птицу и скот, вводили лошадей.

Первоначально викинги пиратствовали в своем регионе, в ближайших морских водах и на территориях, прилегающих к Балтийскому и Северному морям. Обычно при этом они ограничивались грабежом и обложением местного населения данью. Так, норвежцы собирали дань с саамов и финнов, шведы — с куршей, те и другие грабили население побережий Финского залива. Брали меха, шкуры диких животных и оленей, китовый ус. Шведы потихоньку оттесняли угро-финнское население из центральных областей Восочной Скандинавии на север. Норвежцы обживали Шетландские, Фарерские и Оркнейские острова.

И в VIII, и, особенно, с IX столетия, когда скандинавы стали пиратствовать регулярно и широко, руководящие ими соперничавшие предводители или местные вожди опирались не только на ополчение, но, прежде всего, на свои дружины, нередко приглашали и наемных воинов, что укрепляло дисциплину и совершенствовало воинскую организацию. В X в. набеги скандинавов, занятых внутренними междоусобицами и устройством на захваченных ранее территориях, сократились, с тем чтобы с новой силой возобновиться в XI в. С конца X и в XI столетии военные набеги, как уже говорилось выше, нередко приобретали уже характер государственных предприятий, возглавляемых королем; тогда в поход отправлялось множество кораблей разного размера, а ледунг состоял из сотен людей. В таких набегах, в частности на Британские острова, конечно, участвовали и ополченцы.

Походы и воинская служба. Скандинавы в Западной Европе

Я намеренно не останавливаюсь в этой работе сколько-нибудь подробно на захватах, колонизации и ограблении викингами чужих, более далеких земель и стран, о службе их там: материал об этом обширен, он зафиксирован западными хрониками и русскими летописями, хорошо описан многими современными историками. Да и задача этой книги иная. Поэтому ниже дан только как бы общий контур скандинавских захватов в Западной Европе.

К концу VIII и в IX столетии сложились контингенты скандинавов, для которых война на чужой территории, далекие плавания с целью обнаружить богатые и годные для колонизации земли, жестокий грабеж, как и эпизодическая торговля награбленным, в том числе пленниками-рабами, и дружинная служба у иноземных правителей, стали образом жизни. Многие люди проводили в морских и сухопутных путешествиях, войнах, захвате чужих территорий и мародерстве всю свою жизнь, большую или значительную ее часть. Именно они, строго говоря, назывались викингами. Предводители таких отрядов, закаленные в морских походах и битвах вожди становились морскими конунгами, их имена сохранили англосаксонские и франкские анналы. Другие группы скандинавов предпринимали эпизодические походы и возвращались домой вскоре либо спустя годы, но с добычей, которая обеспечивала их семьи подчас на всю дальнейшую жизнь. Нередко и те и другие селились или погибали вдали от своего отечества. Конечно, далеко не все скандинавы становились викингами. Но, судя по данным хроник о численности некоторых отрядов находников, приходится признать, что в грабительских зарубежных походах — в разной мере и в разное время — участвовала значительная часть свободного населения региона.

И хотя многие экспедиции викингов, особенно до XI в., составлялись из представителей разных скандинавских племен, но ядро всегда было из какой-то одной области или страны. Примечательно, что при этом в действиях экспедиций четко просматривается связь с особенностями положения, развития и возможностей каждой страны — именно то, что еще Геродот называл «скрещением в политике».

Так, датчане, или даны, привыкшие к земледельческой культуре, явно обнаружили понимание пространства как фактора реального обогащения и силы: они практиковали прямой захват окультуренных территорий, часто сопровождая его колонизацией и установлением своего политического господства. В сопровождении норвежцев, небольшого числа шведов и готландцев они занялись покорением давно знакомой им Британии. Удача вылазки на острова Линдисфарн и захваченные там монастырские богатства побудили пиратов уже в 795–796 гг. разорить монастырь в Ярроу (тот, где жил и творил Беда Достопочтенный). Как свидетельствует «Англосаксонская хроника»[18], по меньшей мере до 30-х гг. IX в. датчане атаковали восточные и южные земли Англии, норвежцы — северные районы Британии. Набеги были мгновенными, но практически ежегодными, а остров Мэн служил опорным пунктом захватов. Уже в первые десятилетия IX в. в некоторых набегах викингов на Британию участвовало по 300 с лишним различных кораблей. Так, в 852 г. до 350 кораблей с воинами вошли в устье Темзы. Захватчики везли с собой лошадей. Высадившись на побережье, они устремились в глубь территории, грабя местное население и вступая в битвы с ним и с королевскими войсками. Сражения были жестокими и отнюдь не всегда увенчивались победами находников; многие из них нашли гибель на этой (и другой) чужой земле, о чем выразительно свидетельствуют поставленные им на родине памятники — «рунические камни». В целом воинство викингов в Англии насчитывало подчас до 5–6 тысяч человек[19].

Некоторые источники, в частности поэма «Беовульф» (см. ниже), сохранили сведения о том, что в качестве отважных воинов-дружинников в Англии прославились геты. Там же упоминаются дружинники-даны.

С середины IX в. викинги начали оседать в Северо-Восточной Англии. Их корабли наряду с воинами перевозили семьи колонизаторов и необходимое имущество. Впервые викинги зимовали в Англии в 851 г., устроив стоянку на острове у побережья Кента. В 866 г. их отряды захватили Йорк, Рочестер и Лондон, подчинили большую часть страны. В 878 г. предводитель данов — Гутрум, которого считали королем, со своими сподвижниками Оскетелем и Адвендом привел в Британию «великий летний флот». Они выдержали девять кровопролитных сражений к югу от Темзы, в которых погибли, согласно той же хронике, один, видимо, «малый», король данов и девять «эрлов», т. е. ярлов. Тем не менее в результате завоеватели добились договора с англичанами, по которому они получили для заселения земли в Восточной Англии, включая часть Мерсии. Они укрепились в этих районах, там образовалась (упоминавшаяся выше) так называемая «область датского права» Денло, сканд. Данелаг, которую англичане отвоевали только в X в. В соответствии с договором Гутрум и 30 его приближенных приняли христианство, что было вполне обычным делом для викингов на покоряемых христианских землях и отнюдь не мешало новообращенным исповедовать язычество. Скандинавы захватили также восточное побережье Ирландии, восток и запад Шотландии. В конце IX в. Англия освободилась от власти викингов и объединилась под властью короля Альфреда Великого (871–899/900)[20].

Но грабительские набеги, хотя их число и сократилось, не прекратились вовсе. В 1016 г. король Кнут (Канут) Великий стал королем Англии, сделав ее центром своей обширной северной империи, в составе которой были его родина Дания (с 1018), Шлезвиг, Норвегия (1030–1035) и южные области Швеции (Сконе, Блекинге и Халланд). При сыновьях Кнута I его империя развалилась (причем датчане сохранили за собой южные районы Скандинавского полуострова), а в 1066 г. в Англии, как известно, воцарилась Нормандская династия.

В начале XI в. от скандинавов освободились также Шотландия и Ирландия. Но еще в начале XII в., при сыне Вильгельма Завоевателя Генрихе I (1102–1135) сыновья норвежского короля Магнуса Голоногого нападали на Британию. Известно, что Хейнрек сражался в Англии с другими викингами, а также воевал с «сарацинами» и грабил побережья Средиземного моря.

Не менее активно вели себя викинги и на континенте. Еще Григорий Турский говорил о данах, которые в V–VI вв. совершали на своих кораблях опустошительные набеги на Галлию, вступая в морские битвы с местными правителями и подчас терпя от них поражение. Но тот же писатель говорит о нападениях геатов (т. е. гетов), глава и (малый?) король которых Хигелак погиб в бою вместе с сыном Хердредом[21].

После смерти Карла Великого (814), передела (829) и окончательного раздела его империи (843) в образовавшихся на ее месте отдельных королевствах наступил политический кризис; ожесточенная междоусобная борьба внутри последних и между ними ослабила власть и делала чрезвычайно затруднительным, почти невозможным сопротивление викингам. В первые десятилетия IX в. датчане вместе с норвежцами пиратствовали в Ла-Манше и Бискайском заливе и опустошали западные побережья континента, особенно устья рек. Монахи молились Господу об избавлении их равно от дьявола и от норманнов. Поднимаясь вверх по течению рек Эльбы и Рейна, Луары и Гаронны, северные находники разбойничали в центральных районах германских и французских земель. В середине IX в., поднявшись по течению Сены, викинги взяли и разграбили Париж. Грабили они также побережья Испании, Италии и Северной Африки, особенно Марокко, в 846 г. осадили Рим. Сыновья знаменитого в свое время викинга Рагнара Лоттброка, вошедшего в Париж, Ивар, Хальвдан и Убба, получили позднее известность своими грабежами в Англии. Смена направления грабительских путешествий была обычной для тех викингов, что совершали далекие набеги постоянно.

В результате захватов Карлом Великим саксонских территорий (814) датчане стали непосредственными соседями франков, что принесло обеим сторонам множество дополнительных неприятностей. Ютландия отгородилась от франков мощным валом, а франкскому императору и его преемникам приходилось разными способами «приручать» воинственных соседей. Местные короли стали нанимать отряды скандинавских воинов как для защиты от других викингов, так и для решения своих политических задач. Они натравливали наемников против своих соперников, так что скандинавам нередко приходилось сражаться со своими близкими соседями, даже соплеменниками — вдали от родины, во имя интересов чужих властителей. Одновременно язычников-викингов приобщали к христианской церкви. Наконец, находников допускали на свои земли в качестве вассалов, владевших захваченной территорией на правах лена.

Еще в начале IX в. Харальд Клак положил начало традиции воинской службы представителей знатных ютландских родов во Фризии. Он стал ленником франкского императора, обязавшись охранять границу от набегов. После смерти Харальда на тех же условиях получил в ленное владение Фризию его брат Рорик, который обязался получать там торговые сборы в пользу императора и охранять от пиратов (т. е. других викингов) богатый торговый город Дорестадт (Дурстеде). К середине 50-х гг. относятся захваты викингов в бассейнах Сены и Уазы, опустошение ими округов Бордо и Орлеана. Король Карл Лысый, чтобы избавиться от ежегодных набегов скандинавов, которые разоряли восточные и северные части королевства, принял на воинскую службу их предводителей и выделил викингам во главе с Бьерном земли в устье Сены для поселения (853). В конце 50-х — начале 60-х гг. викинги регулярно разоряли Аквитанию, служа Пипину II против Карла Лысого, лишившего его аквитанского престола.

В историю будущей Франции вписал свою яркую страницу норманн Ролло или Роллон. Человек, известный под этим (франко-латинским?) именем, был, как предполагают, Хрольв Пешеход (ок. 860 — ок. 932), не поладивший с королем-объединителем Норвегии Харальдом Прекрасноволосым. С середины 80-х гг. он регулярно грабил разные местности Франции, а в конце этого десятилетия обосновался на нижнем течении Сены, одновременно продолжая грабительские набеги. С начала X в. с ним неоднократно воевал граф Роберт Парижский, разбивший его в 911 г. при Шартре. Но в 911/912 г. при короле Карле Простоватом (898–923) Роллон Пешеход-сын получил от короля в лен территорию (будущей) Нормандии, стал зятем и вассалом короля, крестился и как герцог Роберт Нормандский основал свою династию. Характерно, что во всяком случае до Столетней войны Нормандия была самой политически сильной провинцией на землях франков, сохраняя при этом многие патриархальные традиции (так же как, добавлю, Денло в Англии). Потомком Роллона (незаконным внуком) был тот Вильгельм, которого во Франции прозвали Бастардом и который в середине XI в. стал английским королем, основав там трехсотлетнюю Нормандскую династию.

Из Нормандии викинги начали набеги и захваты территорий в южных областях Италии и в Сицилии (1030–1051), а в начале XII в. образовали там норманнское Сицилийское королевство, вполне христианское.

На континенте, как и в Англии, викинги принимали крещение от местных правителей. В роли крестного отца неоднократно выступал сын Карла Великого император (814) Людовик Благочестивый, крестивший, в частности, Харальда Клака, как обычно — вместе с дружиной и с семьей. Скандинавы охотно принимали крещение, иногда неоднократно, и еще более охотно — ценимое ими белое льняное одеяние, положенное в этом случае. Похоже, что они не придавали серьезное значение самому акту принятия новой веры, поскольку легко нарушали и верность своим крестным отцам, и ее заповеди, долго придерживались языческих верований и представлений.

Очевидно, что в деятельности викингов уже с IX в. произошли существенные перемены. Грабительские наскоки отдельных отрядов на культурные страны продолжались, но главное место получила колонизация богатых территорий. На континенте оседание отрядов викингов сочеталось со службой местным правителям, прежде всего королям, с которыми устанавливались ленно-вассальные отношения.

В течение эпохи викингов сменилось несколько поколений скандинавских находников, и не все они возвращались на родину. Прославленные морские короли со своими дружинами проводили в походах всю жизнь, а если оседали на дальних землях, то нередко привозили семью и постепенно смешивались с местным населением. Однако, судя по кораблям, изображенным на «ковре из Байё», особенно же — по социальным отношениям в Денло и Нормандии, потомки викингов следовали многим обычаям и устоям своих предков.

Норвежцы в IX в. участвовали в колонизации Британии, сыграли большую роль во Франции и оседали в более патриархальных Северной Шотландии и Ирландии. В последней в 70–80-х гг. IX в. образовалось Норманнское королевство с центром в Дублине, которое просуществовало до первого десятилетия XI в., когда ирландцы освободились от захватчиков. Еще раньше норвежцам удалось ненадолго продвинуться в Северо-Западную Англию (Нортумбрию). С некоторых патриархальных племен викинги взимали дань.

Однако основными приобретениями норвежцев в результате эпохи викингов были пустынные или малозаселенные острова, которые они открывали и заселяли, перевозя туда семьи. Колонизовав ранее открытые Оркнейские и Шетландские острова, норвежцы освоили остров Мэн, Гебридские и Фарерские острова, доходили до Шпицбергена и Ньюфаундленда. Судя по «Саге об оркнейцах», уже в XII в. широкую известность получил оркнейский викинг Свейн сын Аслейва.

В 870-х гг. фарерские норвежцы начали колонизацию обширного острова Исландия — «Ледовой земли». Из Исландии в 80-х гг. X в. они «прыгнули» на остров, который получил название Гренландия. В 986 г. несколько сотен норвежских викингов во главе с Эйриком Рыжим основали там два поселения, которые просуществовали почти 500 лет. Наименование этих островов принадлежит их открывателям. Скандинавы вообще придавали именам и наименованиям большое значение. В «Саге о гренландцах», в частности, говорится, что открыватель этого сурового острова Эйрик назвал его «Зеленой землей» потому, «что людям скорее захочется поехать в страну, если у нее будет хорошее название». И многие исландцы потом поехали туда. В XIII в. в Гренландии было до 250 крестьянских дворов, в которых проживало несколько тысяч жителей. В Малый ледниковый период они потеряли связь с Норвегией и постепенно вымерли. Сын Эйрика Рыжего Лейф примерно около 1000 г. доплыл из Гренландии до Восточного побережья Северной Америки и почему-то назвал новооткрытое место «Винланд»[22]. Поселение скандинавов на «Винной земле» кое-как досуществовало до второй трети XII в.

Следует отметить, что среди викингов были не только даны, норвежцы, шведы из Смоланда и Гауталанда (Гёталанда). В частности, в поэме «Беовульф» говорится о фризах, которые воевали вместе с гаутами и вместе с ними мародерничали — обирали «богатство с мертвых» (гл. 19, ст. 1210). В дальних походах участвовали также люди из Бьярмланда, населенного финнами и бьярмами побережья Белого моря, из Восточной Балтики[23] и других соседних северных земель, уроженцы которых устраивали самостоятельные походы или присоединялись к отрядам скандинавских викингов. В сагах сохранились имена некоторых из них: Свейди, Фроди, Хаки, Мейти и др.[24]

Об Исландии необходимо поговорить особо, ведь именно эта страна — родина исландских саг. Исландия целиком обязана своим открытием и колонизацией эпохе викингов. Располагаясь в северной части Атлантики, на расстоянии 1000 км от материковой Европы, она была, как полагают, открыта в 874 г. предводителем одного из викингских отрядов Ингольвом Арнарсоном, который и зазимовал там, в районе будущего Рейкьявика; впрочем, считается почти доказанным, что норвежцы доплывали туда и раньше, возможно еще в V–VI вв. С последней четверти IX в. началось и заселение «Ледяного острова», само название которого, довольно меткое, дал ему (согласно традиции) сам Ингольв. Он же и раздавал землю следующим переселенцам. Среди них одними из первых были семьи родовой знати, в том числе годи (жрец) Тородд, отец известного Бьярни Премудрого. Как уже говорилось, Исландия нередко служила перевалочным пунктом для дальнейшего продвижения норвежцев в Северную Атлантику.

В основном на остров хлынули люди из Норвегии, гораздо меньше из Швеции и единицы — с Британских островов, так что население острова было и оставалось затем гомогенным. Перечень всех первопоселенцев Исландии, которые имели преимущества при занятии земли, т. е. занимали ее столько, сколько желали (давая одновременно и наименования занятым землям, водоемам и т. п.), содержится, как известно, в уникальном документе — «Книге занятия земли». К 930 г. были заняты и поделены обширные приморские территории, пригодные для проживания. К концу 70-х гг., при норвежском короле Харальде Прекрасноволосом в Исландию переселилось примерно 430 домохозяев. В XI в. на острове проживало всего около 70 тысяч (лично свободных) человек. В конце этого столетия там насчитывалось немногим более 4 тысяч отдельных домохозяйств.

Гористая и болотистая, холодная и почти безлесная, стоящая над большим (атлантическим) разломом земной коры и покрытая гейзерами, действующими вулканами, лавовыми наплывами Исландия была колонизована только вдоль побережий. На ее центральном скальном и ледовом плато вести хозяйство было невозможно. Когда пригодные земли на острове были разобраны, последующим переселенцам приходилось их покупать у первопоселенцев.

Уже с момента заселения Исландия была страной хуторов, которыми владели свободные хозяева, распоряжавшиеся своими домочадцами, усадебной землей и делившие пастбища с соседями. Хутора обычно отстояли довольно далеко друг от друга. Земли, пригодной для пашенного земледелия, в Исландии почти не было: 1 % освоенной территории. В 930 г. на равнине Тингнвеллир был созван альтинг — общее собрание глав семейств из всех районов страны, ее правящий орган. Это событие считается началом существования независимого исландского политического образования — весьма патриархальной республики, без городов, государственных учреждений и исполнительных органов. На самом деле Исландия зависела от Норвегии, с которой ее связывали происхождение и родственные отношения жителей, а главное — недостаток хлеба и дерева. В 1262 г. Исландия формально отошла к Норвегии[25], и альтинг прекратил свое существование.

Немудрено, что существование в Исландии нередко было сродни подвигу, что подтверждают и саги. Неудивительно и то, что общество, там сложившееся, развивалось несколько более консервативно и в некоторых отношениях иначе, нежели то, которое складывалось в Швеции и, особенно, в Дании, но было весьма близким к обществу на их суровой прародине Норвегии. И что исландцы, углубленные в хмурые повседневные реалии и закаленные ими, становились весьма активными викингами. Но решаюсь также предположить, что именно сложная жизнь на этом взрывном острове, с его длинными и опасными зимами, побуждала потомков первопоселенцев воспевать свое настоящее и прошлое, своих отцов и пращуров в гениальных сагах.

Из предыдущего изложения очевидно, что инициаторами и командирами предприятий викингов чаще всего были члены знатных родов — военной элиты, представители которой имели возможность приобрести корабль и содержать команду. Обычно это были местные вожди или малые короли, а также ярлы; все они опирались в первую очередь на свои дружины. И в первую очередь именно они создавали скандинавские диаспоры и политические образования в Британии и Франции, Южной Италии и Ирландии; и они же получали наибольшую прибыль из награбленного в набегах. В случае организации массированного похода в него вливались общинники в качестве рядовых воинов, образуя ополчение-ледунг и получая свою долю прибыли. С конца X столетия, по мере образования скандинавских государств, все чаще большие походы происходили под командованием королей, во флотилии которых отдельные корабли и, соответственно, отряды возглавлялись ярлами и другими представителями военной элиты. Соответственно, теперь именно они извлекли наибольшую выгоду из походов викингов.

Все это были инициативные, воинственные, часто авантюрные люди, пускавшиеся в опасные плавания в поисках наживы и по зову буйной натуры. Но был и другой, вероятно, более редкий тип морестранников — люди, изгнанные или вынужденные уехать с родины в результате совершенных ими преступлений — по судебному приговору или из опасения кровной мести. Такие изгнанники превращались в вечных скитальцев. Иногда они занимались разбоем и творили беззакония неподалеку от родных мест, вызывая ненависть местного населения. Иногда присоединялись к викингам. Но, подобно всем отщепенцам, они неизменно подвергались многим испытаниям, переживали тяжелую судьбу[26].

Викинги и Восточная Европа

Скандинавы были издревле связаны с Восточной Балтикой. Через эти земли прошли в свой многовековый поход готы, и через них же часть готов вернулась на родину. Русские летописи и зарубежные исторические памятники свидетельствуют о том, что в эпоху викингов скандинавские государи и принцы, претенденты на престол нередко искали прибежище в Киеве, столице Древней Руси. Но именно шведам, особенно из Свеаланда, было удобнее всего действовать на Балтии.

Свеи и, особенно, геты — жители будущей Швеции, безусловно, принимали активное участие в набегах на западные земли и одновременно боролись за приграничные территории. В конце IX в. король Олав даже захватил богатый датский город Хедебю (Хайтхабю, будущий г. Шлезвиг) и на несколько десятилетий овладел Южной Ютландией. Но обычнее всего они совершали набеги на племена северо-восточного и восточного побережий Балтийского моря, на Приладожье, грабя и облагая данью куршей, кривичей, других северных славян и словен, карелов, финнов и саамов, латгалов, чудь, меря, весь и другие балтские, славянские, угро-финские племена и одновременно торгуя с ними. В набегах на земли Древней Руси, судя по находкам археологов, принимали определенное участие и другие скандинавы, а также балты и финно-угорские находники.

О систематической скандинавской колонизации, известной по другим регионам Европы, в отношении Руси говорить вряд ли приходится. Однако оседлое присутствие скандинавов в некоторых локусах, близких к Балтике, отмечается уже с первых веков новой эры, например в (Рюриковом) Городище. В Старой Ладоге скандинавский состав населения фиксируется уже с VII в. Некоторые находники задерживались среди русичей надолго, их поселения значительно умножились и расширились в эпоху викингов. Восточные скандинавы преобладали и в других поселениях, начиная с VIII — первой половины IX в.: Гнездове, Белоозере, в верховьях Днепра и Волги, где позднее выросли известные русские города. Многие находки скандинавского характера относятся там к VIII и IX вв., но большинство — к X в. Очевидно, что в эпоху викингов на Северо-Восточной Руси сложилась сеть стабильных поселений скандинавов.

Скандинавский характер таких локусов доказывают находки в женских могилах этнически определенных женских украшений, застежек-фибул с характерным звериным узором, в мужских — оружия и культовых предметов. Эти предметы сходны с теми, что обнаруживаются в могильниках островов Готланда и Эланда и района острова Меларен, что позволяет считать эти поселения основанными восточными скандинавами, преимущественно шведами. А их стабильность, расположение и содержание кладов, там найденных, говорят о том, что главным объектом активности восточных скандинавов была торговля. Это была торговля в Восточной Европе и транзитная, через Восточную Европу — с Ближним и Средним Востоком. Как уже отмечалось, эта торговля вообще активизировалась как раз с VIII в., в связи с арабскими завоеваниями побережий Средиземноморья — исторически основного пути связи Европы и Востока. И агентами ее стали главным образом купцы из Восточной Скандинавии.

Узловым пунктом евровосточной торговли с VIII в. стала Старая Ладога, в могильнике которой обнаружено множество скандинавских артефактов. Великий Новгород, сложившийся примерно в X столетии как поселение, затем — город славян, имел предшественника в Рюриковом Городище, расположенном 2 км южнее будущего Новгорода; Городище возникло в середине IX в. или несколько ранее, и археологи обнаружили там множество предметов ремесла, монеты и другие свидетельства присутствия восточных скандинавов. А самое большое количество скандинавских находок, относящихся к эпохе викингов, содержит обширный могильник (свыше 3 тысяч захоронений) Гнездова, раннего городка с IX–XI столетий, расположенного чуть западнее будущего Смоленска.

Проблема трансъевропейской и евразийской торговли в эпоху викингов заслуживает особого исследования хотя бы по причине той огромной роли, которую она играла тогда и сыграла затем в развитии европейского Средневековья. Современному исследователю, который изучает то время, конечно, бросается в глаза почти исключительно большая, международная торговля, которой занимались разъездные купцы, используя в основном водные пути. Благодаря такой торговле складывались особые торгово-ремесленные поселения, которые стали основой многих ранних городов в Северо-Западной Европе и восстановления многих античных городов в Европе Средиземноморской. В данной части можно только обозначить эту роль, подчеркнуть инициативы скандинавов, проложивших пути в Левант и далее на восток через Балтику и Восточную Европу.

Корабли из Балтийского моря могли проникнуть на территорию Восточной Балтики и Руси по десяткам водных путей разного размера, которые по мере дальнейшего продвижения судов перемежались волоками. В IX в. основной путь на Восток шел по Волге, где торговцы попадали в сферу влияния тюркских политических образований: государства Булгар на Средней Волге и Хазарского каганата со столицей в Итиле в нижнем течении реки (каганату многие славянские племена долгое время платили дань). Позднее путь «из варяг в греки» пошел через Днепр. Об активной торговле с Востоком, в том числе Средней Азией, свидетельствуют обнаруженное в кладах VIII–XII столетий великое множество куфических (арабских) серебряных монет и многие драгоценности. Эти клады располагаются как раз на торговых путях из Восточной Балтики к Волге и Днепру, по которым двигались купцы. Нет сомнений, что независимо от назначения схронов их содержимое, в том числе многие тысячи монет, принадлежало купцам-транзитникам. Между 800 и 1020 гг. (особенно в 840–950 гг.) из арабских стран через Русь на Запад, прежде всего на остров Готланд, попало более миллиона дирхемов!

По руническим надписям на ритуальных памятных камнях, которых в Скандинавии сохранилось несколько тысяч, по анналам европейских государств прослеживаются направления и масштабы разъездов викингов. Кроме собственных стран, стран и побережий Балтии, Северного моря и Восточной Атлантики, соседней Фрисландии, Британии, германских, итальянских и французских земель, они совершали путешествия в западнославянское Поморье, закаспийские страны («Серкланд»), Византию, Палестину. Попутно они занимались торговлей. Но главными субъектами ее были профессиональные купцы. Скандинавские купцы в эпоху викингов, опираясь на транзитные пункты в Северо-Западной Руси и великие реки — Волгу, затем Днепр, фактически сформировали евразийский торговый транзит через северные пути, заложив основы Балтийского торгового региона.

Но шведы отметились на Руси отнюдь не только благодаря своей торговле. Они сыграли заметную политическую роль в истории Древней Руси.

Согласно известной рукописной традиции, около 860 г. несколько северных славянских и угро-финских племен, уставших от постоянных междоусобиц, пригласили одну из дружин находников, во главе с вождем Рюриком, на «правление» своими землями. Судя по обращению за поддержкой именно к норманнам, можно предположить, что они были тогда уже известны на территории будущей Северо-Западной Руси не только как грабители-находники и торговцы, но и как воины, которых можно использовать в качестве наемников для решения местных проблем. В самом факте опоры на приглашенных зарубежных воинов не было ничего необычного: точно так же поступали в Британии после ухода римских легионов — и не только там, и не только тогда. Действительно ли скандинавов пригласили «править», или их воинственная дружина, наводя порядок, добилась власти силой — не ясно. Но точно известно, что, закрепившись в Новгороде и, позднее, в Киеве, династия Рюриковичей, смешиваясь с местной знатью, заняла великокняжеский престол Древнерусского государства (ведет отсчет с 882 г.) и просуществовала в России до конца XVI столетия.

Несомненно, что наличие скандинавской династии в значительной мере перестроило поведение скандинавов на Руси. Теперь они предпочитали служить у русских князей в качестве дружинников, которые тогда, как и повсюду, помимо воинской службы исполняли и административные функции: стояли во главе городов, которые являлись центрами отдельных земель, собирали дани для князей. Выполняли их дипломатические поручения. А между тем постепенно роднились с высшими слоями местного населения. Одновременно выстраивались династические браки между великокняжеской семьей Древней Руси и правящими скандинавскими домами. Позднее свою скандинавскую дружину или ее часть русские князья даже (за известную плату) отправляли служить императору Византии, где она встречалась с другими скандинавами, также служившими императору. На снимке одного из византийских барельефов, хранящемся в маленьком историческом музее кафедры археологии Королевского Упсальского университета (в свое время организованном тогдашним главой кафедры, известным проф. Б. Альмгреном), запечатлен воин, держащий под уздцы императорского коня. На нем латы, а на груди — большая скандинавская застежка-фибула. Одновременно скандинавы активно торговали на Руси и через Русь.

Дружинная наемная служба у зарубежных правителей была обычной для скандинавских воинов того времени. Известно, что еще в 1095 г. император Византии Алексей Комнин направил приглашение служить в Константинополе воинам Швеции, Дании и Норвегии, по 1000 (!) человек от каждой страны. В сагах упоминаются служившие в Константинополе («Миклагарде») норвежцы, исландцы и шведы. Шведов на службе в Византии было тогда немало. На территории Швеции, главным образом в Упланде и Седерманланде, сохранилось несколько десятков рунических камней, свидетельствующих о поездках восточных шведов в Византию, службе и гибели там[27].

Различие в восприятии скандинавов на Западе и Востоке Европы убедительно свидетельствует об ощутимом различии там их ролей. В Западной Европе они слыли презренными язычниками, могучими и безжалостными воинами-грабителями, нередко наемниками, а по мере оседания в Англии, Ирландии, Южной Италии и Франции — феодалами и местными правителями, во Франции также вассалами короля. На Руси скандинав-варяг изначально также находник-грабитель, но с последней четверти IX века — князь и родич князей, государственный человек. И на Руси скандинавы, в первую очередь шведы, особенно развернули свою посредническую торговлю. Ею изначально занимались многие викинги, наряду с набегами и грабежом. Но на Руси это была именно профессиональная и крупная, преимущественно морская и речная, трансконтинентальная и евразийская торговля. Думается, что наличие династии Рюриковичей помогало скандинавским купцам в их предприятиях на территории Руси, инициировало и укрепило связи с Византией.

Некоторые итоговые соображения

Здесь не место говорить о значении многообразных деяний викингов для жителей и стран всей Европы. Упомяну лишь о нескольких обстоятельствах.

Походы викингов были, особенно на первых этапах, кровавыми и наносили большой ущерб европейцам, прежде всего жителям прибрежных и поречных районов, у которых находники нередко отнимали их имущество, свободу и саму жизнь. Понятно, что у европейцев язычники и жестокие пираты — норманны вызывали ужас. Историки подробнее всего описывают ужасы эпохи викингов. А научно-популярная литература в художественной форме либо их комментирует, либо, напротив, описывает норманнов в романтическом духе. И то и другое формирует восприятие этой эпохи и самих норманнов, участвует в создании исторической традиции. И только саги, этот уникальный свидетель той сложной эпохи, неизменно удерживаются на грани между этими позициями…

Есть и другая сторона вопроса об оценке эпохи викингов в европейской истории. Я имею в виду ее объективную роль в развитии Средневековья в целом. На мой взгляд, эта роль проявилась в целом комплексе сфер и направлений. Так, во-первых, нет сомнений в том, что военно-грабительские набеги норманнов и подчинение ими чужих территорий, подобно всяким агрессивным действиям извне, подталкивали политическую консолидацию европейских государств и складывание их оборонительной системы, особенно пограничной. Во-вторых, норманны открыли, освоили и сами заселили ряд новых земель (островов и архипелагов), до того пустынных, в Северной Атлантике и доплыли даже до Северной Америки. Они открыли новые земли для европейцев. И в целом странствия викингов расширяли границы освоенной к тому времени Европы, знания европейцев о своем континенте и прилегающих островах, связи между отдельными регионами континента. В-третьих, торгово-разведывательные мероприятия викингов привели к сохранению (в условиях арабских завоеваний) и стимулировали увеличение объема, географического охвата и содержания товарно-денежного обращения в Европе и между Европой и Востоком, к формированию Северо-Европейского торгового региона с его особенностями, а также организации обмена между Северным и Южным торговыми регионами Европы, западной и восточной сферами товарооборота. В-четвертых, полагаю, что викинги пробудили интерес Европы к Северо-Восточной Атлантике как политико-стратегическому и экономическому региону, т. е. заложили одну из основ его перехода из периферийного ряда на положение важнейшего объекта приложения общественных сил.

Получается, что своими колонизационно-политическими и торговыми предприятиями викинги способствовали этнокультурному взаимодействию, необходимому для развития цивилизации, — взаимодействию, которое в древней и средневековой истории достигалось чаще всего очень жестокими методами.

Хотелось бы высказать еще одно соображение в связи со столетиями походов викингов. Люди Севера были не первым так называемым «морским народом», наводившим ужас на далекие и близкие мирные поселения. Такое общее наименование в свое время получили, например, таинственные находники, отважные и жестокие мореплаватели-пираты, которые в библейские времена, со 2-го тысячелетия до н. э., появлялись из глубин побережий Эгейского моря (как полагают, это были финикийцы). Они грабили прибрежные земли всего Восточного Средиземноморья, в конце концов захватили их и там расселились. Это было время еще первых этапов «растворения» Европы в ближневосточном мире, в границах развития Средиземноморской цивилизации. Походы морских народов — скандинавов подчеркнули значительные новации в мировом цивилизационном пространстве — те, что были начаты Великим переселением народов, крушением Римской империи и Древнего мира в целом. Я имею в виду процесс перемещения исторического лидерства к собственно Европе, затем к Западной Европе и, шире, к Североатлантическому миру, процесс, получивший перспективы на столетия вперед.

Что касается роли походов викингов для Скандинавских стран, то для ответа на этот вопрос как раз и необходимо рассмотреть внутреннюю историю северных стран, разобраться в существенных деталях сложных процессов, там происходивших. За конкретными сведениями о связанных с ними событиях, о людях того времени, их образе жизни и обычаях мы и обращаемся к скандинавскому фольклору — и не только к нему.

История Скандинавии с начала Средних веков и до конца XIII столетия оставила потомкам источниковое наследие, по объему и разнообразию во много раз уступающее тому, что сохранило от этого периода раннее и уже развившееся Средневековье Западной Европы. Однако это наследие имеет особую ценность. Ведь в Северной Европе Средневековье исторически было первой цивилизацией и, что не менее важно, ее рождение и эволюция происходили медленно, с опозданием. Вследствие этих обстоятельств его истоки оказались хронологически гораздо ближе к современному исследователю европейского прошлого, нежели истоки не только первых, древних цивилизаций, но и Средневековья. Поэтому скандинавские древности являются редкостной и интереснейшей лабораторией, позволяющей увидеть, как происходил один из коренных процессов человеческого общества — переход от родового строя к цивилизации: «как это было».

Предлагаемый краткий общий обзор источников необходим для того, чтобы уяснить характер, объем, возможности, в известном отношении и достоверность того материала, который использован для этого исследования. Речь идет не только о таких специфических литературно-исторических источниках, как саги, но и о так или иначе примыкающих к ним сочинениях мифологического характера, произведениях поэтов-скальдов, житиях и других повествовательных сочинениях, законодательных сводах, а также некоторых материальных свидетельствах.

Но прежде всего — о сагах. Ведь, как уже отмечалось, исключительность саг как исторического источника заключается в том, что при крайней скудости письменных памятников по раннесредневековой истории Скандинавского региона исландские саги несут сведения разного рода о людях и событиях, по многим сторонам жизни северных германцев того времени — сведений часто уникальных, которые отсутствуют в других источниках разного типа.

Счастливым чудом стал тот исторический факт, что на одном из скалистых, вулканических и льдистых островов Северной Атлантики, в неприветливой и скудной Исландии, талантами ее немногочисленного и трудно живущего народа в Средние века были созданы эти великолепные, уникальные литературные произведения — прозаические сказания-саги и стихи поэтов-скальдов. Саги и скальдическая поэзия не только выразили всю сложность и мощь эпохи викингов, не только наглядно и ярко отразили быт и нравы этой эпохи в самой Скандинавии. Они нарисовали могучие характеры, талантливую и противоречивую душу скандинавов и обосновали обозначения эпохи викингов как «героической».

Нет сомнений, что саги (подобно эпосу и мифологии) хранят историческую память о культуре родового общества северных германцев, наследие которой в силу сложившихся условий оказалось более сохранным в Исландии, нежели в основных странах региона. И в то же время саги неназойливо отражают тот качественный сдвиг, ту социальную ломку, которую пережили скандинавские гипербореи в эпоху викингов, в ходе и следствиях этой эпохи.

Без этих произведений невозможно ни представить себе, ни описать те столетия скандинавского Средневековья, а как художественные произведения саги и скальдические стихи заняли достойное место в сокровищнице мировой культуры.

Норвежцы, привыкшие к сложным природным условиям Норвегии, начали заселять приморские окраины Исландии примерно с 870 г., побуждаемые к переезду междоусобицами, безземельем и скудостью жизни на родине. В конечном счете это были те же причины, что побуждали викингов отправляться в походы на запад и восток континента. К 930 г. первопоселение («раздел земли», «взятие земли»), как считается, было завершено, и на новой родине сложились правила общежития, преимущественно «вывезенные» из Норвегии. Исландские обычные правовые установления, известные по сагам, базировались на законах Гулатинга — обычного права одной из административно-правовых «четвертей» Норвегии. Соответственно, вскоре после расселения исландцы поделили свою страну на четыре «четверти», каждую со своим судом (аналогии ландов — земель в Скандинавии). Позднее обычаи на острове были, видимо, с одной стороны, как бы несколько «законсервированы», с другой же — видоизменялись под влиянием новых условий. Во всяком случае, судя по тем же сагам, с XI в. различение норвежцев и исландцев стало в Скандинавии общепринятым, но правила общежития, занятия, религия и обычаи оставались общими.

Исландские саги в скандинавской истории и культуре

Можно только гадать, почему создание сказов, как и особое, «скальдическое» стихосложение, приняло массовый характер именно в Исландии. Нельзя сказать, что остров был оторван от остальных районов Скандинавии и других соседей: судя по сагам, родственные, дружеские и служебные связи между исландцами и норвежцами были постоянными. Исландцы посещали пограничные с Норвегией (гетские) территории Швеции, скромнее были связи со свеями, с Данией, но островитяне заезжали и в Англию, и в Ирландию, и на Русь. Возможно, свою роль в литературном творчестве исландцев сыграли долгие, тяжелые зимы. Весьма возможно, что побудительным мотивом послужили непрерывные междоусобицы. Такое предположение представляется вероятным потому, что основные сюжеты большинства саг — это склоки, драки и судебные процессы, и саги в известном смысле представляют собой и своеобразные средневековые триллеры, и как бы «свидетельские показания», адресованные современникам и потомкам. Возможно, что условия островной жизни побуждали людей самоутверждаться, в частности, и таким путем: фиксируя свою повседневность и тем самым поднимая ее — и свою — значимость.

Так или иначе, но уже с первых шагов IX в. стали создаваться в Исландии сказания (др. — исл. sagur, др. — шв. и др. sagar) не только о королях и героях, но вообще о чем-то заметных людях, семьях и целых родах, что составило особую островную традицию. Потомственные исландцы и сегодня знают свою родословную, нередко ведя ее от первопоселенцев. По мнению авторитетных исследователей, возникла особая «саговая культура» северного общества[28]. Ее наследие глубоко проникло в историческую память скандинавов. Международное сообщество ученых — саговедов более и дольше всего занималось сагами как литературным жанром при изучении фольклора и мифологии. В последние десятилетия усилился интерес к судьбе текстов саг. Но всегда в несравненно меньшей мере проявлялся интерес к сагам как свидетельствам общественной жизни скандинавов в то время, который стал активнее проявляться в последние годы[29].

Многие саги никогда не теряли популярность в Скандинавии, но особенно ценимы они были в эпоху викингов. Одно из многих свидетельств об этом содержится в «Саге об Ингваре Путешественнике». Там рассказывается, в частности, об одном ирландце, попавшем на пороге зимы ко двору шведского короля; король согласился предоставить гостю кров при условии, если тот в течение зимы будет рассказывать саги и развлекать государя и его дружинников. Аналогичную историю (или вариант той же истории) обнаруживаем в «Пряди об исландце-сказителе» (события середины XI в.). Исландец пришел искать покровительство у Харальда Сурового, норвежского конунга; сказал, что знает саги. Король взял его к себе при условии, что тот будет рассказывать саги по первой просьбе королевского окружения. Дружинники расположились к пришельцу, наделили его одеждой, король — оружием. У рассказчика оказалось много работы на Рождество, поскольку тогда часто собирались большие пиры; потом же, как его предупредили, «мало будет времени сидеть и слушать». Исландец особенно волновался, когда рассказывал сагу, видимо им же и составленную, о походах короля Харальда за море. Конунгу сага понравилась, он дал рассказчику «хорошие товары /для торговли?/ и большой толк вышел из этого исландца»[30].

Об умелых рассказчиках саг говорится и в других сказах.

Интерес к сагам как к описанию недавнего великого прошлого пережил взлет в XIII в. (об этом — ниже). Новый подъем внимания к сагам произошел в период скандинавского Ренессанса и шведского «великодержавия», в XVI и, особенно, в XVII в., когда в условиях молодых национальных государств, Реформации и борьбы за национальную церковь разработки национальных идей вышли на первый план в гуманитарном сознании скандинавов. Тогда стали модными «готские древности», началось усиленное собирание древних рукописей, поиски предков среди античных героев, стремление увидеть образцы национальных характеров в эпохе викингов, ввести прошлое региона в главные русла общеевропейской истории.

Интерес к прошлому, к «истокам» стал в Скандинавии всеобщим. Саги и другие произведения языческих времен продолжали играть значительную роль в духовном развитии народов Северной Европы, они стали темой трудов многих историков и писателей XVIII — первой половины XIX столетия. Так, в 1737 г. в Швеции вышла книга переводов саг — «Подвиги северных богатырей». Исландская сага XIII в. о Фритьофе Смелом составила основу поэмы шведа Эсайаса Тегнера (1782–1846), сделавшей его знаменитым. Эта поэма, образец героизации и романтизации прошлого, вскоре же была переведена на многие языки, на русский — в начале 40-х гг. XIX в.; некоторые ее идеи стали интересными для поэта И. Бродского в 60-х гг. XX в. Внимание к фольклору эпохи викингов и самой этой эпохе предопределило и взлет археологических исследований в регионе и на соответствующих территориях континента.

В XIX в. успехи археологии и вспомогательных исторических дисциплин вынудили отказаться от скептического отношения к сагам как собраниям художественного вымысла, оценить их информативность намного выше и обратиться к ним теперь как к своего рода универсальному, хотя и не абсолютно надежному, источнику сведений о прошлом скандинавских народов. В прошедшем столетии (в результате взлета гиперкритицитизма) отношение к сагам как источникам сведений стало скептическим. Но со второй половины XX в., да и сегодня историзм саг снова не подвергается сомнению, хотя определенные их сведения и требуют проверки.

Литературная популярность саг сохраняется поныне, притом не только в кругу ученых и не только среди скандинавских читателей. Саги переведены на многие европейские языки, за рубежом изданы их «облегченные» варианты для юношества, по некоторым из них ставятся пьесы, создаются поэмы, романы, повести, кинокартины и мультфильмы. Саги стали составной частью прочной скандинавской идентичности.

Сохранилось большое количество саг, многие из них — в нескольких вариантах. Наличие вариантов большинства саг, даже в записи, — одно из свидетельств обычного для раннесредневековой культуры невнимания к авторству. Для фольклора это явление вообще типично, и большинство фольклорных основ саг анонимны; в лучшем случае, и то очень редко, известны имена некоторых рассказчиков саг. Среди этих сказов есть большие произведения, целые книги, подчас обширные.

Наряду с собственно сагами саговая литература включает так называемые «пряди» (др. — исл. pttr, мн. ч. pttir). Это небольшие новеллы или сюжетные рассказики, обычно посвященные определенному эпизоду или приключению и «вплетенные» в какую-нибудь сагу; впрочем, связь пряди и вмещающей ее саги не всегда органична.

Саги содержат обширный материал о походах викингов, уточняя и дополняя сведения зарубежных анналов и летописей, особенно потому, что происходят «изнутри» скандинавского общества. И если в тоности сведений, сообщаемых ими по поводу отдельных событий, дат и имен можно сомневаться, то общая информация саг о том, как жили скандинавы «у себя дома» и кто из них становился викингом, каким было и как развивалось общество, которое их объединяло, какими были нравы и дух эпохи, — эта информация не только совершенно уникальна, но и адекватна в своей основе. Такой характер информации во многом побудил автора направить на эпоху именно системный взгляд.

Эпоха и жанры саг

Саговеды обычно подразделяют саги на несколько групп, в зависимости, главным образом, от сюжета и основных персонажей.

Самая обширная группа — это родовые саги или саги об исландцах. Родовые саги посвящены истории исландцев в первые столетия их обустройства на острове, особенно в так называемый «первый век народовластия»: 930–1030 гг., либо, по иной классификации, 900–1050 гг. Этот период получил также название эпоха саг, поскольку тогда саготворчество происходило наиболее интенсивно. Однако, на мой взгляд, эта хронология не вполне корректна, поскольку выводит за пределы творения саг время их активной записи.

В центре родовой саги и пряди обычно находится какой-либо род, семья или отдельный персонаж, судьба которых прослеживается на довольно широком фоне различных межличностных и прочих отношений. По ходу действия сага называет место проживания своих героев и имена их предков, особенно отца, деда и мать. Описывает характеры и внешность персонажей, наиболее яркие эпизоды их биографии. Знакомит с их образом жизни и бытом, походя — семейными и общественными отношениями. Среди родовых саг немало крупных и весьма содержательных произведений, несущих информацию о людях и событиях, нередко на протяжении нескольких поколений. Например, «Сага о Ньяле», самая большая родовая сага и самая знаменитая из анонимных саг вообще, содержит до 700 личных имен и свыше 400 топонимов — наименований отдельных мест и поселений.

Родовые (да и прочие) саги обычно оценивают (или дают возможность оценить) имущественный и общественный статус главных персонажей: собственность героя и его способность вести хозяйство, воинские умения и личную репутацию, почетные должности, занимаемые им или его родичами, в том числе предками и свояками. Из этих описаний вырастает человек родовитый, состоятельный или по меньшей мере самодостаточный хозяин, влиятельный, с боевым прошлым или настоящим. Именно такие люди стоят в центре повествований, они-то и «вошли в сагу».

«Войти в сагу», т. е. остаться в исторической памяти, было для скандинава того времени не менее важно, чем после смерти попасть в обитель героев Вальхаллу. Самые большие возможности проявить в обществе свои воинские и другие качества, свои самодостаточность и влияние имели прежде всего родовитые люди, т. е. наследственная родовая знать, а также состоятельная верхушка свободных простолюдинов. Поэтому саги представляют в наибольшей мере и главным образом именно элиты своего времени. Понятно, что это обстоятельство затрудняет исследование жизни прочего населения, не говоря уже о представителях маргинальных слоев. Молчаливость саг в этом отношении — один из их недочетов как источников для изучения общественной жизни. Однако для исследователя эпохи викингов в такой избирательности саг заложено и известное достоинство: оно, как мне представляется, в том, что в сагах очень ярко обрисован как раз тт контингент скандинавского общества, который не только главенствовал в ту эпоху, но, что особенно важно для данной темы, занимал основные позиции в походах викингов. Причем это касается отнюдь не только исландцев и норвежцев, но также шведов и датчан.

Таковы же особенности и королевских саг, которые стали создаваться даже раньше других саг — с середины IX в. Они посвящены жизни и деяниям королей, главным образом норвежских, а также шведских и датских, и содержат немало сведений о правителях и жителях сопредельных стран. В королевских сагах речь идет преимущественно о захвате или наследовании престола, объединении страны под властью одного короля, его сражениях, победах и поражениях, его окружении и методах властвования, его смерти и, особенно, похоронах, его восприятии народом и отношениях с соседними странами. Значительная роль в королевских сагах отведена отношению королей к религии и церкви, особенно обильны жизнеописания королей-крестителей. Королевские саги — важнейший источник по политической истории региона, сложению государств, публичной власти и истокам ее институтов в Скандинавии.

В родовых и королевских сагах фигурирует немало общих персонажей, то одинаково, то по-другому пересказываются некоторые особенно памятные эпизоды. В ряде случаев это позволяет уточнять сообщения саг, но иногда и ставит в тупик.

Несколько особняком стоят «саги о древних временах», созданные обычно до IX–X вв.; в их центре — люди, период, события легендарного прошлого. В этих сагах особенно много фантастических элементов, но и они в какой-то мере историчны. К таким произведениям относится самая древняя и наиболее широко известная «Сага о Вёлсунгах», ведущих свое происхождение от легендарного короля Вельсанга, потомка Вельса[31]; в числе ее персонажей Сигурд (ср.: Зигфрид, один из героев «Песни о Нибелунгах»), который победил и убил страшного дракона Фафнира. Отдельные части этой саги, основанной на сказаниях и, возможно, эпосе, восходят чуть ли не к IV в. «Саги о древних временах» вообще нередко сохраняют фрагменты, относящиеся к эпохе Великого переселения народов. Например, «Сага о Хервёр» хранит воспоминания о битвах между готами и гуннами и содержит множество топонимов тех времен и тех мест, когда и где эти сражения происходили. А шестой, заключительный эпизод этой составной саги содержит перечень древнешведских королей — Инглингов (Ynglinga Attartal), где первые персонажи определенно легендарны.

Эти группы саг, вместе с епископскими сагами, в наибольшем мере востребованы историками. Епископские саги, а также «Сагу о Стурлунгах» часто называют «сагами о современности», так как время их сочинения более или менее близко к датам записи; это преимущественно XII–XIII вв. Чаще всего они имели авторов, имена некоторых известны. Выделяют и другие «жанровые группы» саг: рыцарские, сказочно-мифологические. Они также интересны для данного исследования: благодаря языческому сознанию скандинавов эпохи викингов мифологические и сказочные сюжеты, легенды, а также видения и поверья, которые содержатся во многих сагах, позволяют составить представление о дохристианских верованиях северных германцев.

Возможна и другая классификация саг: по времени их создания. В этом случае в первую группу попадают саги о древних временах и другие, созданные до середины IX в. В следующей группе оказываются саги, созданные в период 850–1100 гг.: все родовые саги, часть королевских, часть саг о древних временах; это самая большая группа саг. Наконец, в третью группу можно включить саги, созданные с начала XII в. Большой интерес представляют саги, которые можно назвать локальными историописаниями: саги о гренландцах, исландцах, фарерцах; они создавались преимущественно в XIII в. и являются авторскими.

В этой книге использовано несколько десятков наиболее содержательных саг и прядей, в том числе самые крупные произведения (см. Приложения). Подавляющее большинство саг анонимны. Они были созданы преимущественно в период с рубежа IX–X по рубеж XI–XII столетий, т. е. примерно за два с небольшим века. В числе более чем 70 саг и прядей, которые изучены мною при написании этой книги, свыше 50 восходят к событиям X–XI вв., остальные жидкими ручейками распределяются по IX, XII, рубежу XII–XIII и XIII столетиям.

Появление письменных текстов саг

Итак, в абсолютном большинстве саги долго существовали в вербальной форме, т. е. передавались из уст в уста. Скорее всего, устное бытование саг продолжалось в известной среде и после записи, нарядус рукописным текстом или текстами той же саги; не случайно многие уже записанные саги вариативны. Причины продолжающейся фольклорной судьбы саг заключались, вероятно, как в безграмотности подавляющего большинства населения, так и в особенностях читательской манеры того времени. Ведь даже Эразм Роттердамский отмечал, что его современники читали только вслух; и тот, кто читал только «глазами», про себя, быстрее чтеца, почитался чудом. Нет оснований полагать, что за несколько столетий до великого гуманиста дело обстояло иначе.

Запись, составление, а также сочинение письменных текстов саг (т. е. появление авторских произведений этого жанра) фиксируется с XII в., что можно связать с распространением латинского алфавита, появлением в Скандинавии ряда ученых-монахов и некоторых монастырей — центров образованности. В середине XII в. появляется первый анонимный трактат по латинской грамматике, который был важен для создания письменного исландского языка. Трактат компилировал материал известных в то время западноевропейских учебников латыни и опирался на традиции латинской грамотности, которую после крещения скандинавы черпали в зарубежных монастырских школах, например в Вестфалии и Англии, и французских университетах.

В самой Скандинавии эти традиции развивали бенедиктинские монастыри. Особенно знаменит исландский монастырь Тингэйрар (Pingyrar), созданный в 1112 (формально в 1133) г. на «Вечевых Песках». Его немногочисленная братия, всего 5–10 человек, усиленно занималась литературной деятельностью, прежде всего составлением латинских житий святых, которые затем переводились на скандинавские диалекты. Аббат этого монастыря в 80-х гг. создал первую часть «Саги о Сверрире» (1177–1202), при участии самого короля. Одним из известнейших монахов этого монастыря был Одд Мудрый сын Снорри (ум. ок. 1200). Он был причастен и к появлению известной «Саги об Ингваре», которая пришла из Швеции в Исландию и события в которой относятся ко времени короля Норвегии Харальда Сурового, т. е. к первой половине и середине XI в. Запись саги произошла где-то на рубеже XII–XIII вв., затем она была переведена на скандинавские языки. Среди источников сведений, которыми пользовался Одд, сага называет рассказчиков: священника Ислейва, человека по имени Глум Торгейрсон и некоего Торира. С именем Одда Сноррасона связывают и запись (создание?) древнейшей «Саги об Олаве Святом» (конец XII в.).