Однажды на краю времени (сборник) Суэнвик Майкл
Тори поднял палец в знак несогласия:
– За один час мы узнали о строении и составе вселенной больше, чем за всю историю развития науки.
– Это был бред сумасшедшего. – Лэндис постучала по колену Элин. – После беседы мы отключили ее психосхему, и, как вы думаете, что произошло?
– Я никогда не умела отвечать на риторические вопросы.
Элин не сводила глаз с Тори.
– Она не отключилась. Она там застряла.
– Застряла?
Тори сорвал травинку и уронил ее на землю.
– Произошло вот что: Корал вошла в состояние, которое можно назвать абсолютным сознанием. Она не только понимала все свои умственные функции, но управляла ими вплоть до безусловных рефлексов. Это также означало, что Корал сама создает собственные метапрограммы.
– Метапрограммирование – это всего лишь заумный термин для обозначения группы функций, при помощи которых мозг способен производить изменения в самом себе, – вставила Лэндис.
– Да. Мы не учли, что ей может понравиться быть богом. Когда мы стали ее депрограммировать, Корал просто пренебрегла нашими указаниями и вернула себя в прежнее состояние.
– Бедная женщина! – сказала Элин, отчасти потому, что знала: от нее ждут сочувствия.
И все же как замечательно чувствовать себя богом! Что-то в душе Элин затрепетало от этой мысли. Она была почти готова признать, что игра стоит свеч.
– Итак, здесь есть женщина, которая воображает себя богом, – сказала Лэндис. – Хорошо еще, что нам удалось замять дело. Если бы до некоторых религиозных невежд на Земле дошли хотя бы слухи…
– Послушайте, – перебил ее Тори. – Я пришел сюда не для того, чтобы говорить о работе. Я хотел пригласить бывшую пациентку на большую познавательную прогулку.
Элин посмотрела на него непонимающим взглядом:
– Большая прогулка?
Он обвел рукой весь Магритт, от зеленых опорных колонн до серых скал. Обвел жестом собственника. Лэндис недоверчиво посмотрела на него.
– Вам нужна дуэнья, – проговорила она. – Пожалуй, пройдусь-ка я с вами, чтобы чего не случилось.
Элин нежно ей улыбнулась:
– Иди ты в жопу!
Тори жил в решетчатом геодезике, доверху увитом плющом. Молодой человек прошел вперед и нагнулся к пульту.
– Что-нибудь классическое?
– Да, пожалуйста.
Он стал осторожно снимать с Элин комбинезон, и тут заработал голографический проигрыватель, окружив их сочным багрянцем и яркой лазурью, сливающимися в воздухе с цветным стеклом витражей. Элин слегка отстранилась от Тори и захлопала в ладоши.
– Это Шартр! – воскликнула она в восхищении. – Собор в Шартре!
– Гмм…
Тори тянул ее вниз на травяной пол.
Круглое северное окно становилось все больше и больше, пока не заполнило домик, и тогда начало медленно поворачиваться над землей. На нем были ангелы и голубки, короли и пророки, и вокруг центральной розетки сияли золотые лилии. Впечатляющее и непостижимое, пронизанное сумрачным светом, оно наплывом перешло в стрельчатое окно Святой Анны.
Так, одно за другим, по очереди, прошли перед ними все сто семьдесят шесть окон Шартрского собора, сначала неспешно и торжественно, потом все быстрее. Голограмма панорамировала северный трансепт, потом хоры, апсиду и затем верхнюю галерею. После этого камера быстро выхватила страдающего Христа и помещенных в темные углубления западной розетки зверей Апокалипсиса. Их окружали орудия страстей Господних.
Элин раскрыла рот от восторга.
Камера скользила по нефу вниз, показывая окно за окном, один витраж был ярче и величественнее другого, потом она задержалась на вандомском приделе и двинулась дальше. Пока наконец не дошла до старейшего окна – большого витража Богоматери, ослепляющего буйным, первозданным великолепием. По плющу пробежал ветерок, два листка упали сквозь голограмму на Элин и Тори и слетели на землю.
Богородица еще миг стояла перед глазами и потом исчезла, свет погас, краски пропали, их смыл бесшумно хлынувший дождь.
Элин зарылась в траву, опустошенная и ленивая, ей не хотелось двигаться. Лежащий рядом Тори, посмеиваясь, шаловливо щекотал ей ребра.
– Ты любишь меня? А? Скажи, что ты меня любишь.
– Перестань!
Элин схватила его за руки и укусила куда-то в бок, не укусила – просто слегка ущипнула зубами, чтобы пригрозить, а не сделать больно. Язык коснулся его левого соска.
– Эй, послушай, я легла с тобой через полчаса после того, как мы познакомились. Чего ты еще хочешь?
– Чего я хочу? – Он высвободил руки, повернулся и навис над Элин, прижав ее кисти к траве у нее над головой. – Я хочу, чтобы ты знала, – он вдруг заговорил совершенно серьезно, немигающие глаза ярко блестели, – что я люблю тебя. Люблю без всяких «но», без всяких оговорок. Люблю тебя так, что даже не выразить словами.
– Тори, – сказала Элин, – для таких чувств требуется время.
Ветер утих. Ни одна травинка не шевелилась.
– Нет, не требуется. – (Элин стало неловко смотреть ему в глаза, но она не решалась отвернуться.) – Я это чувствую. Я это знаю. Я люблю каждую твою черточку, каждое движение, каждый кусочек твоего тела. Я люблю тебя наперекор времени, назло всем преградам, вопреки возможному. Нам суждено любить друг друга, это уготовано судьбой, и ничто-ничто не может нас разлучить.
Голос его звучал ровно и тихо. Элин не знала, взволновали ее слова Тори или же напугали до смерти.
– Тори, я не знаю…
– Подожди, – проговорил он. – Все еще придет.
Это была долгая ночь. Когда Тори безмятежно уснул, Элин надела комбинезон и вышла.
Она окунулась в мягкую мглу, разреженную сиянием Земли и неярким светом предохранительных фонариков на переходных мостиках сверху. В траве послышался шорох, и чуть не прямо у нее под ногами пробежал занятый ночными поисками еды барсук. Элин побрела дальше.
Необходимо разобраться во множестве вопросов. Скажем, сегодняшний вечер, это неожиданное любовное приключение. Так не похоже на нее, что приходится признать: Элин и в самом деле стала другой и теперь все будет не так, как прежде.
Она нашла уединенное место подальше от группы домиков, в одном из которых жил Тори, и пристроилась рядом с валуном. Мысли ее вернулись к несчастному случаю. И поскольку это воспоминание отложилось в остаточной памяти, все образы сохранили свежесть и четкость.
Когда это случилось, в Лаборатории-колесе 19-го Орбитального комбината имени Генри Форда близился конец смены. Элин занималась разработкой новых полупроводников.
– «Тета» достигла необходимой температуры, – проинформировала приборная доска.
– Согласна. – Элин поставила ванну-«эпсилон» в горячую печь и переключила управление. Держа «тету» вплотную к валу колеса, она осторожно смешала два приведенных в жидкое состояние сплава: один легкий, другой тяжелый.
Лаборатория 19 имела форму велосипедного колеса без обода. Из центра плотной ступицы равномерно расходились двадцать четыре длинные тонкие спицы. На разном расстоянии вдоль спиц помещались двадцать три двигающиеся ванны и одна неподвижная операторская кабина. Колесо вращалось достаточно быстро, чтобы создать в кабине постоянную силу тяжести, соответствующую среднему притяжению Земли.
Когда смесь начала остывать, Элин переместила ванну на полкилометра дальше, к концу спицы. Переливающаяся в балластных резервуарах ртуть сохранила скорость вращения неизменной, а сила тяжести в ванне изменилась с малой доли «g» до девяти единиц.
Надо было проверить значение двенадцати различных величин. На миг Элин почувствовала досаду и скуку, но тут приборная доска подрегулировала ее психосхему так, чтобы она была повнимательнее и выполняла привычные обязанности как под гипнозом, с бесстрастным профессионализмом.
По мере того как новый сплав остывал, его компоненты пытались разделиться, создавая в опытном образце постоянный градиент состава. Элин, не мигая, дождалась, пока все измеряемые величины перестанут изменяться, а затем нажала на кнопку быстрого охлаждения пластины. Уолдиками[13] она вытащила образец из формы и поставила на испытание.
– Измерения проведены. «Дельта» готова.
– Подтверждаю. – Элин передвинула ванну обратно. Приборная доска вновь подправила ее психосхему, ослабив спокойствие и расширив сферу внимания. Девушка ловко достала те же два сплава, только с чуть иной пропорцией смеси, и поместила в печь. Приборная доска уже требовала обратить внимание на «кси».
До сих пор это была стандартная профессиональная психосхема, ничем не отличающаяся от тех, которыми ежедневно пользуются тысячи научных работников. Но вдруг приборная доска дала десятисекундное предупреждение, что координирующая программа вот-вот выключится. Пальцы Элин плясали по доске, спуская жар и посылая ванны в печь. Психосхема отсоединилась.
Элин вздрогнула и снова стала самой собой. Она схватила полотенце и стерла с лица краску. Потом откинулась на спинку кресла и уставилась сквозь полупрозрачную стену: можно было еще поднять ноги и отдыхать, пока не придет ее сменщица. Потянувшись, Элин нащупала свисавшие с ее затылка золотистые проводки психосхемы, но выдергивать их поленилась, отложив это дело на потом.
«Неужели я действительно была такой ленивой?» – удивленно подумала она.
Земля расцвела у нее под ногами, потом проскользнула над плечом и исчезла. Новый Детройт и Новый Чикаго медленно поднялись из глубины, сверкая зеркальной поверхностью сдвоенных и похожих как две капли воды жилых цилиндров. Со всех сторон сияли промышленные спутники: нуль-гравитационные заводы, фуллеровские купола, колеса, ежи, гантели, грузовые решетки.
Земля показалась снова, она была крупнее тарелки для супа. На той стороне, где день, ослепительно белели облака. В ночи мягко светились города.
Мимо проплыл караван грузов. Он состоял из кучи контейнеров, связанных немагнитной лентой и запущенных на тщательно вычисленную орбиту так, чтобы избежать пересечения с окружающими комбинат лазерными кабелями и лучами энергопередач. Краем глаза Элин заметила караван, повернулась и стала следить за ним взглядом.
Караван вел мужчина. Он сидел, обхватив ногами зеленую коробку, и тянул за веревку, прикрепленную к ленте. Увидев Элин, мужчина помахал ей рукой. Девушка представила, как мужчина улыбается за зеркальным шлемом.
«Лихач!» – подумала Элин.
Она фыркнула, отвела взгляд и лишь случайно увидела, что произошло.
Слегка подавшись назад, возчик слишком налег на веревку. Непрочная заклепка, соединявшая веревку с лентой, с треском сорвалась, и груз стал уплывать. Яркие коробки разъезжались в разные стороны, мужчина полетел вверх тормашками.
Один конец ленты все еще держался на ведущей коробке, а другой, свободный, извивался, как раненая змея. Блестящий кусочек металла – дефектная заклепка – высвободился, и его понесло в лабораторию, туда, где к валу присоединяются спицы.
Теперь, вспоминая происшествие, Элин подумала, что нужно было помочь мужчине – надеть скафандр, взять конец веревки, вылезти наружу и добраться до него раньше транспортной инспекции.
Прежняя Элин Доннелли усмехнулась. Транспортная инспекция врежет ему – как следует и поделом. Парню придется заплатить штраф и за то, что они подберут потерянный им груз, и за собственное спасение. И нечего кататься на дармовщинку.
Она все еще насмешливо улыбалась, когда заклепка достигла лаборатории и врезалась в коммутационную коробку, которая не должна была быть открытой.
Произошло короткое замыкание, вызвавшее мощный скачок напряжения в приборной доске. Цепи вспыхнули и расплавились. Приборная доска вышла из строя.
Крохотный электрический импульс прошел по двум золотистым проводкам, безнадежно искалечив психосхемы в черепе Элин.
На секунду все померкло. А потом…
– Уф-ф! – Элин помотала головой, пришла в себя и отключила подводящие провода. И тихо засмеялась.
Не позаботившись о том, чтобы затемнить стены, она надела скафандр и стала карабкаться по спице, держащей кабину, к валу. Каждый раз, когда она касалась спицы, балластные резервуары что-то шептали ей на ухо. Пятна света подгоняли ее вперед. Она вплыла внутрь вала; прикосновение невесомости было холодно, как смерть.
Элин механически установила переносчик массы на Новый Детройт. Сквозь отверстие вала ей были видны жилые цилиндры, напоминающие одинаковые таблетки, каждую из которых Элин могла закрыть большим пальцем. Ее прямо раздирало от желания сорвать их с неба и швырнуть вниз.
– У меня что-то с головой, – сказала она вслух.
Когда сила магнитного поля стала притягивать металлические прокладки скафандра и Элин с возрастающей скоростью потянуло вперед и выбросило в пустоту, она весело захихикала.
Час спустя врачи извлекли ее тело из магнитного уловителя Нового Детройта. Элин свернулась калачиком, обняв руками колени. Ее поза напоминала плод в материнской утробе. Когда Элин вытащили из костюма, она то истерически хохотала, то радостно выкрикивала что-то невнятное.
Пришло утро. После неспешного романтического завтрака Тори подключился к программе и ушел на работу. Снова оставшись одна, Элин отправилась побродить и немного подумать.
Теперь уже ясно, что она больше не металлург из Лаборатории-колеса 19, с этим покончено. Та женщина стала для Элин чужой. У них общие воспоминания, общий жизненный опыт, но они совершенно по-разному смотрят на жизнь! Элин больше не понимает ту, которой была когда-то, не сочувствует ее переживаниям и, по правде сказать, питает к ней неприязнь.
Элин спустилась с холма, это был самый легкий путь. Она зашла в административный центр и взяла напрокат коробочку-терминал. Затем на второй террасе села за столик в кафе, заполненном свободными от работы биотехниками, и стала искать первоначального обладателя своей теперешней личности.
Как Элин и предполагала, оказалось, что ее новая личность копирует личность действительно существовавшего человека. Создать полностью искусственную индивидуальность пока еще не по силам даже самым лучшим психотехникам. Элин удалось определить, что личность взяли из банка данных ИГФ и что дублирование личности незаконно. Это, по всей вероятности, означало, что первоначальный владелец мертв.
Но Элин не могла установить имя первоначального владельца. Данные отбирал компьютер, и компьютер не хотел говорить. Когда Элин попыталась выяснить, машина отослала ее к Закону 2037 года о неразглашении тайны.
– Кажется, я исчерпала все доступные средства самопознания, – сказала она подошедшему за чаевыми официанту. – А у меня осталась еще уйма времени.
Официант взглянул на ее лицо, помеченное зеленовато-голубым узором, и вежливо улыбнулся.
– Они черные в ограниченном диапазоне.
– Что?
Элин отвернулась от озера и увидела женщину-агротехника, которая волочила за рукоятку большой сачок.
– Водоросли. Они поглощают видимый свет и переводят его в инфракрасный. Озеро становится огромной термальной ванной.
Женщина погрузила сачок в воду, зачерпнула темно-зеленую пену и вывалила ее в ближайший лоток. Вода стекала сквозь пористое дно.
– А-а…
Элин разглядывала остров. Там, где осела нанесенная ветром почва, росли редкие сорняки.
– Странно. Мне никогда не нравилось путешествовать. Я больше склонна к созерцательности, я – домоседка. А теперь мне не сидится на месте, почему?
Агротехник выбросила в лоток содержимое еще одной сети.
– Не знаю. – Женщина постучала по лбу. – Это психосхема. Если хотите поговорить о работе, я готова. Ни о чем другом не могу.
– Понятно. – Элин коснулась ногой теплой воды. – Хорошо, почему бы и нет? Поговорим о вашей работе.
На дальнем конце острова кто-то двигался. Элин вытянула шею. Агротехник продолжала методично окунать сеть в озеро, когда внезапно появилась богиня.
– Озеро смягчает климат. Днем происходит испарительное охлаждение. Озеро поглощает тепло и расходует его на испарение, конденсоры выводят это тепло за пределы купола.
Корал была хорошенькая, как куколка.
Поблизости от воды стояла ваза с овощами и фруктами. Корал подошла к вазе и стала ее рассматривать. Оранжевый комбинезон красиво оттенял ее кожу цвета кофе с молоком. Женщина была такая миниатюрная и изящная, что высокой Элин стало как-то неловко, она почувствовала себя неуклюжей, хотя и дружелюбной великаншей.
– Мы также используем пассивные тепловые насосы, чтобы откачивать избыточное тепло под озеро, в жидкостный тепловой аккумулятор.
Корал перестала перебирать овощи и взяла помидор. У нее был прекрасный точеный профиль. В миндалевидных глазах когда-то, должно быть, сверкал огонь, а сейчас они смотрели равнодушно и отрешенно. Ровные белые зубы откусили кусочек помидора.
– Ночью мы перекачиваем тепло назад, так что озеро излучает его постоянно и кратер не остывает.
При тщательном рассмотрении (Элин даже прищурилась, чтобы лучше видеть) лицо Корал оказалось совершенно гладким и безмятежным, как у идиота. Оно ничего не выражало: ни чувств, ни воли, ни интеллекта.
– Поэтому число действующих водопадов меняется.
Теперь Корал присела на скалу. Пятки у нее были грязные, но ногти на ногах розовые и идеальной формы. Она не двигалась. Элин захотелось бросить в нее камешек и посмотреть, будет ли та реагировать.
«Ну а теперь что?» – подумала Элин. Она осмотрела достопримечательности, все, что мог предложить Магритт, и ее это порядком разочаровало. И надоело. Главным образом – божество. А ей торчать здесь еще почти месяц, и не на что убить время.
– Для поддержания температуры кратера требуются постоянные циклические действия, – сказала женщина-агротехник.
– Да заткнитесь вы!
Элин вытащила терминал, вызвала Лэндис и, когда голограмма стала устойчивой, сказала:
– Мне скучно.
Сидевшая за письменным столом Лэндис едва подняла глаза.
– Скучно, найди себе работу! – огрызнулась она.
Магритт был основан как горняцкий поселок. Но не успели с поверхности Моря Дождей взять первые образцы лунного грунта, как в экономике подули другие ветры и разрабатывать месторождения, богатые конкретными полезными ископаемыми, стало более выгодно, чем возиться с недифференцированной почвой, где все вперемешку. Шахтеры уехали, а кратер был продан за бесценок ассоциации, занимающейся исследованиями, которые закон запрещает проводить на Земле.
С пятнадцатой террасы Элин всматривалась в нагромождение лабораторий и контор на открытом воздухе, некоторые были разделены длинными полосами невозделанного поля, другие тесно жались друг к другу в надежде на объединение усилий. Корпорации, испытывающие бактериологическое оружие, соседствовали с компаниями, перерабатывающими радиоактивные отходы. Организация, работающая над проектом регулирования роста населения в странах Центральной Азии, занимала целые полтеррасы, вокруг густо кишели охранники. На Луне также велись некоторые банковские операции, которые не совершались в Швейцарии.
– Понимаешь, – говорил Тори, – мне это совсем не нравится.
Он стоял с бесстрастным лицом, покрытым красно-зеленой краской, и следил за тем, как рабочий монтирует больничную койку и подключает к ней хирургическое оборудование.
– Ты сам меня нанял, – напомнила ему Элин.
– Да, но сейчас я действую в рабочем режиме.
Монтажник сложил свои инструменты и ушел.
– Кажется, мы почти готовы.
– Отлично. – Элин плюхнулась на койку и легла на спину, скрестив руки на груди. – Теперь не хватает только свечки в руках!
– Я подсоединю тебя к интеркому, чтобы не очень скучала в перерывах между эпизодами.
У Элин зарябило в глазах, вокруг роились образы. Призраки витали в воздухе, пялились на нее из земных глубин.
– Теперь отключим органы чувств.
Окружающий мир исчез, но видения остались, каждое существо в отдельном шестиугольнике. Элин как будто смотрела глазами мухи.
Вдруг она остро почувствовала присутствие Тори, и чей-то голос сказал:
– Это продлится одну минуту. Чтобы скоротать время, вызови кого-нибудь из друзей.
Голос пропал.
Элин парила в воздухе, освободившись от тела, освободившись от чувственного восприятия, почти богоподобная в своей отрешенности. Лениво перемещаясь среди теней, она оставила позади Лэндис и остановилась около маленького круглолицего человечка, рисующего у себя на лбу черную полосу.
«Привет, Ганс», – подумала Элин.
Он поднял голову и подмигнул:
– Как дела, детка?
«Неплохо. Чем занимаешься?»
– Работаю. Сегодня я слежу за черным ящиком. – Он добавил к полосе на лбу ярко-оранжевый мазок и оценивающе посмотрел на свое лицо в карманное зеркальце. – Сижу здесь и держу палец на кнопке. – Его рука скользнула под приборную доску. – Если я получу приказ, сразу нажму. В конденсорах взорвутся заряды, и купола больше не будет. Пшик! Весь воздух уйдет наружу.
Элин обдумала его слова: вулкан, извергающий на поверхность Луны потоки кислорода; люди, подброшенные вверх, раскиданные по сторонам, разодранные в клочья взрывной декомпрессией…
«Это страшно, Ганс».
– О, бояться совершенно нечего. Когда я не подключен к работе, кнопка не действует.
«Даже если так».
– Элементарная предосторожность. Здесь проводится полно исследований, которые без такой меры безопасности были бы не разрешены. Не волнуйся, я не взорвал еще ни одного купола.
Связь прервалась, и Элин опять почувствовала присутствие Тори. Ощущение было такое, словно кто-то невидимый заглядывает через плечо.
– Сейчас мы начинаем испытывать серию программ «Троянский конь». Мы будем вводить тебя в желаемые душевные состояния, а не вызывать их. Мы инкапсулировали внешние проявления твоей личности и направили экспериментальные программы на второй уровень. Так что в этой серии опытов ты не будешь отождествлять себя с программами, а воспримешь все со стороны.
«Тори, ты самое заумное существо на свете. Нельзя ли повторить все это по-человечески?»
– Я покажу тебе.
Вдруг Элин словно заключили в шар из ветвистых малиновых линий, медленно пульсирующих, темных и тусклых. Они переплетались и переливались друг в друга, и Элин представила, что так выглядят сосуды у нее в голове, когда она чувствует головную боль.
– Это был гнев, – сказал Тори. – Твой мозг преобразовал его в зрительный образ, потому он не соотнес этот гнев с собой.
«Ах вот, значит, что ты хочешь со мной сделать! Перепрограммировать меня, чтобы я стала как бог: все видела, но ничего не переживала».
– В конце концов, да. Хотя я сомневаюсь, что ты сможешь создавать образы. Скорее всего, ты почувствуешь присутствие Бога.
Тори на секунду исчез, и Элин ощутила даже не одиночество, а почти полное небытие. Потом он вернулся.
– Но начнем постепенно. Первые сеансы поднимут тебя до начального уровня метапрограммирования, интегрировав все твои умственные процессы и позволив тебе управлять ими на нижней ступени. В обиходе мы называем этот тип «превращение в Христа». Поосторожнее с тем, что ты увидишь или почувствуешь.
Голос Тори затих, Элин осталась одна. Но вдруг все изменилось.
Она почувствовала близость чего-то удивительного.
Кто-то стоял совсем рядом. Элин пыталась открыть глаза, она стремилась увидеть, но сейчас у нее не было зрения. Ее существо раскрылось навстречу чуду, и перед Элин начали появляться люди.
– Осторожно, – сказал Тори. – Ты снова включила интерком.
«Я хочу видеть!»
– Здесь никого нет. Это твой собственный мозг. Но если хочешь, можешь интерком не выключать.
Какое разочарование! Ее окружали любовь и мудрость, несравнимая с мудростью человеческой, она чувствовала, что все сущее во вселенной священно, и это чувство наполняло ее удивительным счастьем. Элин не могла сама вызвать все эти ощущения, здесь должен быть кто-то более великий.
Логика была бессильна перебороть эмоции. Элин рыскала по внутренней связи, вызывая образ за образом и отвергая их один за другим. Покончив с сотрудниками, занятыми в проекте, она бросилась перебирать общественные мониторы кратера.
На фермах агротехники собирали клубнику и душистый горошек. Элин чувствовала на языке вкус плодов. Кто-то вытаскивал водоросли из внутреннего озера, и она ощущала тяжесть сачка в мозолистых руках. Недалеко от ее больничной койки, в рощице, занималась любовью парочка, и Элин…
«Тори, я больше не могу. Это действует слишком сильно».
– Ты сама напросилась в испытательницы.
«Кой черт, Тори!..»
В интеркоме появилась Донна Лэндис.
– Она права, Шостокович. Вы недостаточно приглушили ее эмоции.
– На мой взгляд, это неразумно: слишком поднимая ее «я», мы рискуем вызвать распад…
– Кто за все это платит, а?
Тори что-то нечленораздельно проворчал, и мир исчез.
Элин плыла во тьме, ласковой и успокаивающей. Ей было хорошо. Ей нужна была эта короткая передышка после напряжения и волнений, связанных с ее новой личностью. Хорошо, что она взялась за работу испытательницы, хотя это и раздосадовало Тори.
Тори… Элин мысленно улыбнулась. Иногда он действует ей на нервы, но когда Тори нет рядом, Элин так его не хватает. Наверно, она в него влюблена.
«Это всего лишь земная любовь. Совсем не та, о которой говорится: „Бог есть любовь“».
Ну и пусть. Но с человеческой точки зрения Тори удовлетворил такие ее потребности, о которых она прежде и не подозревала. Однако очень тяжело спорить с самой собой. Ее мысли скользнули прочь, и она погрузилась в волшебное, бессловесное упоение бестелесностью. Беззаботная, бесстрастная, никем и ни с чем не связанная.
«Ничто не может быть само по себе. Вся вселенная – обширная сеть пересекающихся программ».
Элин стало смешно. Так сказал бы Тори. Нужно следить за собой; возможно, она любит Тори, но при этом вовсе не хочет говорить так, как он.
«Ты напрасно беспокоишься. Глас Божий едва слышен, но это не твой голос».
Элин мысленно вздрогнула. Она искала открытый канал интеркома, но не находила.
«Привет, – подумала она. – Кто это сказал?»
Ответ дошел до нее не в словах, а в форме безличного утверждения. В нем было что-то холодное, безразличное, что-то непостижимое и в то же время властное и не допускающее возражений.
Это был Бог.
Потом Тори вернулся, и голос пропал вместе с ощущением чьего-то присутствия.
«Тори! – подумала Элин. – Кажется, у меня было религиозное переживание».
– Это часто бывает при выключении органов чувств: мозг вытаскивает наружу несколько старых программ. Волноваться нечего. Теперь на минутку расслабься, пока я снова переключу тебя… Ну как?
Ощущение Присутствия возникло опять, но далеко не такое сильное, как прежде. Элин смогла устоять перед искушением погнаться за ним.
«Так хорошо, Тори, но послушай, я, правда, думаю…»
– Давай предоставим анализировать тем, кто на это запрограммирован.
Влюбленные бесцельно брели по лугу, трава здесь была выше пояса. Наступала биологическая ночь. Дневной свет дважды мигнул: агротехники подавали предупредительный знак.
– Это было на самом деле, Тори. Она со мной разговаривала, я не выдумываю.
Тори рассеянно взъерошил рукой свою темную кудрявую шевелюру.
– Хорошо. Если я ошибался – а я первый готов признать, что программа малость эгоцентрична, – все равно не думаю, что в поисках объяснения нужно опускаться до мистики.
Вдалеке резко прекратил работу водопад. Поток воды брызнул и будто бы растворился в воздухе.
– Ты, помнится мне, сказал, что Корал – бог.
– Я сказал это, чтобы подразнить Лэндис. Я считаю, что Корал не бог, а всего лишь богоподобна. Ее умственное развитие на миллионы лет выше нашего. Бог – просто удобная метафора.
– Гм. И как же ты это объясняешь?
– На острове есть по крайней мере один терминал, в Магритте они повсюду. Корал, вероятно, запрограммировала его так, чтобы он подключался к интеркому, а оказалось, что все каналы закрыты.
– Она могла это сделать?
– А почему бы и нет? У нее перед нами преимущество в миллион лет, и она работала психотехником, а все психотехники – подпольные хакеры.
Тори на нее не смотрел, не смотрел долго.
– Эй! – Элин взяла его за руку. – Что с тобой сегодня?