Мой Ванька. Том первый Лухминский Алексей
– Ой! Ой! О-ох… – сначала вскрикивает, а потом будто облегчённо вздыхает она.
Дмитрий Иванович стоит рядом и сосредоточенно молчит.
– Надежда Михайловна, попытайтесь подвигать ногой…
– Да, Сашенька… Боль-то вся ушла сразу.
– Нет, нет! Подвигайте!
Снова ёрзает ногой по покрывалу.
– Ну как?
– Вроде и не болит совсем… – озадаченно произносит она. – Можно, я встану?
– Я сейчас выйду, а вы, Дмитрий Иванович, помогите встать. Поддержите слегка. Потом позовите.
Выхожу. Настроение дрянное. Почему-то мне абсолютно ясно, что Ванька сегодня не придёт. И вообще ясно, что в Питер я вернусь один. Я в этом убеждён! Сам не знаю почему, но в самолёте я вижу себя одного. Я вижу… Я вижу!
– Саша! Заходи!
Вхожу.
Надежда Михайловна стоит, поддерживаемая Дмитрием Ивановичем. Стоит и улыбается!
– Ну как?
– Ой, Сашенька… Пока тебя не было, мы даже походили немного. Так хорошо! Боли нет.
– Вот и слава богу! Только с месяц ничего тяжёлого не носить и из дома не выходить, – жёстко приказываю я, глядя ей прямо в глаза. Мне почему-то кажется, что так дойдёт быстрее. – Так что нам с вами, Дмитрий Иванович, придётся пока хозяйствовать вдвоём. Да! Каждый вечер я буду с вами немного работать руками, ну то есть слегка массировать позвоночник.
– Конечно, Сашенька! Давайте к столу!
– Ну, Сашка! Дай руку! – уже гремит хозяин.
Даю. Он крепко жмёт мне руку и обнимает.
– Я верил, но сейчас… Ты… – на глазах Дмитрия Ивановича появляются слёзы, и он провозглашает: – Ты настоящий лекарь! Мать, мы выпьем слегка?
– Да, конечно! И мне тоже немножко…
Пьём водку, закусываем жареной рыбой, и у меня внутри разливается тепло. И я не могу понять – то ли от водки, то ли от радости, что сделал добро дорогим мне людям.
Уже неделю я работаю в Булуне как проклятый.
С утра бегу к Андрею. Сперва массирую ему ноги, а потом мы с ним делаем Ванькин велосипед.
Надо сказать, по сравнению с Ванькой у него ситуация куда проще, да и лежал он меньше, и поэтому дела идут совсем неплохо. Думаю, через недельку можно будет его ставить на костыли.
От Андрея бегу в больницу. Там начинаются уколы, мытьё, горшки и кормёжка совсем немощных. Тихо признаюсь себе, что делаю всё это с удовольствием. Что-то есть общее с ремонтом машин, но когда я вижу благодарный взгляд накормленной Людмилы Степановны или умытого Сергея Васильевича, который говорит, что у меня лёгкая рука и уколы я делаю совсем не больно, то будто взлетаю…
Кирилл Сергеевич каждый день на полтора часа арестовывает меня в своём кабинете и учит. Да! Я снова, как школьник, учусь. Учу физиологию, которую я читал, но теперь, под действительно мудрым руководством, я эту науку осваиваю. Конечно, он и другие вещи мне объясняет, а я стараюсь всё впитывать, как губка. Сам не знаю, зачем это делаю, но мне интересно!
Ваньку я за это время видел всего два раза, и то вместе со Светой. При этом общении возникло странное чувство, что от неё исходит какая-то жёсткость. Вообще, если говорить на языке биоэнергетики, то поле у неё недоброе и очень сильное, я бы даже сказал, требовательное. Надо бы с Ванькой поговорить об этом. Конечно, я всё-таки надеюсь, что у него в отношениях с женским полом будет прорыв, но какая будет психологическая цена?
Захожу в перевязочную. Вера Петровна меняет повязку на руках у мужика с ожогом третьей степени. Он что-то там доставал из горящей солярки. Ужас! Страшно смотреть! Да ещё и гной… Будто озарение наступает.
– Вера Петровна, погодите-ка…
Она недоумённо смотрит на меня. Я смотрю на руки мужика.
– Держите руку перед собой на весу, – говорю я ему.
Держит.
Располагаю одну ладонь сверху, а другую снизу его руки. Пальцы отчаянно крючит. Стараюсь накачать эту сплошную боль своей энергией и теплом.
– Даже меньше болеть стало, – удивлённо сообщает мужик.
– Вот и хорошо. Теперь вторую…
Делаю всё то же самое.
– Можно бинтовать.
Вера Петровна послушно выполняет.
– Следующий раз во время перевязки позовите меня, пожалуйста, – прошу я.
– Конечно, Саша!
С Ванькой разговор не получился, поскольку он практически не бывает один. Такое впечатление, что Света специально ему этого не позволяет. Да и странный у него какой-то взгляд стал. Даже не могу его охарактеризовать.
Благодаря моим «подвигам» у меня появились ещё пациенты. Идут прямо в больницу. Все с позвоночными травмами! Короче, практика богатая. Кирилл Сергеевич хитро улыбается всё время. Видя, что очень устаю, он даже разрешает мне часок подремать в его кабинете на диване.
Иду по посёлку утром к Андрею.
– Смотри, смотри! Вон доктор из Питера пошел! Беспалого поднимает на ноги, – слышу я позади себя женский голос.
– Этот поднимет! Моему вон как вправил! Уже на работу собрался, – говорит второй женский голос.
Резко оборачиваюсь.
Две женщины, в одной из которых я узнаю жену, кажется… Нет, забыл имя.
– Скажите вашему мужу, – обращаюсь я к ней, – чтоб ещё на неделю про работу забыл! Чтоб носу из дома не показывал! Приду и проверю. Понятно?
– Понятно, доктор, – смущается она. – Только почему вы денег тогда не взяли?
Я действительно не взял пять тысяч, которые она мне совала после моей работы с её мужем.
– Во-первых, больница государственная, а не частная. Во-вторых, деньги у вас не лишние, а в-третьих – я помогаю бесплатно! – чётко выговариваю я. – До свидания. А мужу передайте то, что я сказал.
– Обязательно, доктор. Спасибо вам! До свидания.
– Саша, ты, как сказала Вера Петровна, во время перевязок пользовал Кислова.
Кислов – это тот мужик с обгоревшими руками.
– Да, пользовал… А что?
– Ничего плохого, – Кирилл Сергеевич улыбается. – Он уж очень быстро прогрессирует. Я доволен и тобой, и им. Но я хотел тебе предложить осмотреть ещё одного больного. Дело не в костях. Там другие проблемы, кажется.
– Конечно, давайте!
– Пошли.
Входим в палату.
– Дмитрий Павлович, позвольте, мы вас ещё осмотрим, – обращается главврач к пожилому мужчине, лежащему на койке у окна.
Тот нехотя встает.
– Давай, Саша.
Начинаю водить руками. В области желудка начинает крючить пальцы. Похоже, как тогда у Ваньки при отравлении. Долго смотрю… Хотя и чувствую, что уже всё понял, но опасаюсь ошибиться. Нет, всё-таки – это язва желудка. И ведь снова вижу тёмное пятно! Надо делать выводы…
– У него, похоже, язва желудка, – докладываю я.
– Вот это мы сейчас и проверим! Идёмте на рентген.
Мы с Кириллом Сергеевичем в рентгеновском кабинете.
Стоим перед своеобразным экраном, за которым можно наблюдать, как светящийся под рентгеновскими лучами раствор бария опускается в желудок.
– Вон, смотри! – Кирилл Сергеевич тычет пальцем в экран. – Вон она, подлая! Ой-ой-ой… Это серьёзно! Но ты был прав. Поздравляю!
Мне очень приятно. Я не ошибся.
Возвращаемся в кабинет.
– Кирилл Сергеевич… А может, я попробую? Ну, как с Кисловым.
– А что? Давай! Во всяком случае, хуже не будет. Но, честно говоря, я думаю, что у тебя должно получиться.
Осторожно поддерживаю Андрея. Он второй раз встал на костыли. Прошло две с половиной недели, а у него такие успехи!
– Саша, а можно сделать шаг? – осторожно спрашивает он как примерный ученик.
– Андрюха, погоди. Ещё рановато. Пока постой так. Но садиться будешь сам, без моей помощи.
Стоит, слегка покачиваясь, поэтому я его поддерживаю.
– Всё. Давай, осторожно садись…
Страхую. Всё. Сел на кровать.
– Отлично!
– Саша, ну а когда ходить будем?
От тона Андрея чуть не улыбаюсь – так забавно и по-детски упрашивает он!
– Ладно. Завтра попробуем…
– Заебись! Обрадовал ты меня. А вот я, боюсь, тебя не порадую, – вздыхает он.
– Что такое? – настораживаюсь я.
– Я о твоём брательнике. Окрутила его Светка. Мне ведь моя всё рассказывает!
– Ну пусть у парня будет личная жизнь… – тихо говорю я, хотя внутри себя обострённо чувствую беду.
– Ты погоди про личную жизнь. Гнилая она девка, эта Светка. Поматросит и бросит! Ты о братане подумай. Останови его! Что он, девок, что ли, не трахал?
Молчу. Уверен, что не трахал.
– Она здесь уже стольким мужикам жизни сломала! Её, наверно, уже полпосёлка перетрахало! – Андрей сильно понижает голос. – Даже у меня грех был… Моя тогда чуть со мной не развелась. Гнилая она, гнилая!..
Ванька забегает домой, вернее, в квартиру Дмитрия Ивановича. Вообще он уже неделю как даже почти все свои вещи перетащил к Свете. Может, забыл что-то?
– Вань… Давай с тобой поговорим, – тихо предлагаю я.
– А чего нам с тобой разговаривать? Брось, Саша! Я наперёд знаю, что ты скажешь!
О! Это не мой Ванька. Голос звучит жёстко, насмешливо, сухо… Будто я чужой. И взгляд чужой…
– Ты её любишь? – буквально с замиранием сердца спрашиваю я.
– Да! Ты это хотел услышать? – почти выкрикивает он.
– Не знаю, – признаюсь я.
– Саша – всё! Твоя власть надо мной кончилась! Да здравствует свобода! Я сам теперь решаю свою судьбу.
Молчу и смотрю на него. Не узнаю… Что она с ним сделала?
– Ванюха, понимаешь… Мы же всё-таки с тобой братья…
– Не называй меня Ванюха! Нет больше того влюблённого в тебя мальчика! У тебя своя жизнь, у меня своя! – выкрикивает Ванька опять с бешеными, ненавидящими глазами. – Я много лет жил без брата, проживу и теперь!
– Это Света тебе…
– Она открыла мне глаза, – тихо, даже зловеще тихо произносит Ванька. – Так что, Сашенька, чао-какао!
– Знаешь, Ваня, – я специально не стал называть его по-прежнему, – видит Бог, я очень хотел, чтобы ты стал натуралом и чтобы у тебя всё было, как у нормальных людей. Но я не ожидал такого конца. Прости… – и выхожу из комнаты.
– Прощай, прощай, братец! – слышу я вслед насмешливый голос Ваньки.
Голову плющит. Это всё… Это для меня, наверно, трагедия всей моей недолгой жизни. Я потерял теперь уже по-настоящему родного мне человека. Я уж не говорю, что были мысли подольше поработать здесь. Мне ведь действительно интересно работать в больнице! Но при всём этом… Видеть всё это!.. Я не смогу так. Ситуация перевернулась.
Тружусь над язвой Дмитрия Павловича. Убираю больную энергию, накачиваю здоровой… Боли у него, по крайней мере, прекратились. Вообще-то этот метод мне преподал Илья Анатольевич. Я его уже один раз опробовал на Ваньке, когда он отравился. Тогда сработало. Господи! Как же много для меня сделали эти люди – Кирилл Сергеевич и Илья Анатольевич!
После разговора с Ванькой я весь с головой ушёл в работу. Мне очень плохо. Пришлось сделать так, чтобы времени свободного не было, чтобы не думать ни о чём, кроме работы. А усталость сразу валит меня в постель, и я засыпаю. Дмитрий Иванович с Надеждой Михайловной неодобрительно, но очень по-доброму ворчат на меня. Но массажи хозяйке я делаю каждый вечер.
Уже четыре недели я здесь, в Булуне. Тот экипаж, который нас с Ванькой сюда привёз, будет здесь только через неделю. Пришлось отзвониться ребятам в Питер, чтобы не волновались.
Звоню в дверь квартиры Андрея. Жду…
Ого! Он сам открыл! Молодец!
– Андрюха, ты молодец! Я счастлив…
– Ну, кто из нас молодец, это ещё вопрос… – Андрей идёт в комнату. – Что, опять массажами мучить будешь?
– А то! Давай ложись!
Ещё и ещё массирую ему ноги, а он только покряхтывает.
– Ну ладно… Ну хватит же! Ну, Сашка!
– Так это в последний раз сегодня. Ты у меня теперь практически здоров. Только ходить можно пока по комнате и на костылях. На улицу – только через месяц! Не дай бог, упадёшь, и вряд ли я потом смогу тебя поднять. Понял?
– Понял, не дурак… – бурчит Андрей. – Ты-то когда летишь?
– Через неделю. Попрощаться обязательно зайду.
– Обязательно! И по рюмке мы с тобой выпьем на посошок. Ты ведь хоть и младше меня, но теперь мне как второй отец. Понял?
– Понял, не дурак, – копирую его ответ. – Ладно, извини, мне в больницу надо.
– Понимаю… Моя рассказывает, что про тебя в посёлке плетут. Ты вроде как чуть ли не волшебник.
– Пусть Кириллу Сергеевичу ставят памятник. Это он меня к этому пристроил. Это всё он. И он – мой учитель.
– Это само собой, но главное – ты можешь!
– Ну ладно. Ещё немного, и я звездун поймаю. Пока!
…Завтра я улетаю. Андрей ходит. Кислов выписался без повязок. На работу собирается. Язва у Дмитрия Павловича, как показал рентген, зарубцевалась и вообще почти пропала. Сам себе признаюсь – эти пять недель я прожил не зря. С пользой для людей прожил! Это, конечно, меня радует… А вот Ванька… Я его уже давно не вижу. И не увижу. Не хочу к нему идти и прощаться!
Сидим с Андреем за столом и пьём. Маша тут же. Она с меня аж пылинки сдувает.
Обсудили уже всё, даже Ванькины фокусы.
– Ладно, Андрюха. Надо идти, – я встаю со стула. – Завтра самолёт…
– Погоди, дай встану тоже…
Встаёт, опираясь на костыли.
– Ты не пропадай, звони. Буду консультировать по телефону, – кладу ему руку на плечо. – И ещё… Боюсь я за Ваньку. Если что, не дай его в обиду… Пожалуйста!
– Сашка, не сомневайся. Даже если бы ты не просил… Глотку перегрызу! Хотя лучше было бы ему морду набить.
– Вот этого не надо. Сам потом поймёт. Только очень ему больно будет.
Я это своим нутром чувствую! А в будущее заглядывать боюсь, хотя пару раз у меня это даже уже получалось…
На аэродроме опять целая делегация провожающих. Здесь и Дмитрий Иванович с Надеждой Михайловной, и Кирилл Сергеевич, и Вера Петровна, ещё люди… Даже Кислов пришёл! Только Ваньки нет…
Объятия, поцелуи…
– Сашенька! Ты мне теперь вместо сына, – тихо говорит мне на ухо, обнимая, Кирилл Сергеевич. – Не забывай старика. Хорошо?
– Кирилл Сергеевич… Я вам звонить буду. Обязательно!
– Ты подумай. Если захочешь продолжать практику, иди в неврологическое отделение больницы Медицинской академии. Там Юрий Степанович Воронов. Это мой друг и однокашник. Мы работали в Питере вместе. Я ему позвоню и напишу о тебе.
– Спасибо! Я обязательно туда приду. Обещаю.
– И ещё… С твоими талантами ты сможешь медицинский и экстерном закончить. Уверяю тебя. Про это я ему тоже скажу. Дело за тобой…
Дверь закрывается. Самолёт выруливает к взлёту. Так гадко… Скорее бы Питер и… работать! Там, глядишь, что-то забудется и как-то полегчает.
Часть 2. Раз ступенька, два ступенька
Вот моя квартира, вот мой дом родной… Захлопываю за собой входную дверь, будто хочу ею отгородиться от всего того, что уже случилось. Бросаю вещи прямо на пол. Включаю Ванькину музыку, точнее, реквием Верди… Падаю спиной на тахту и плачу на протяжении всего звучания. Размазываю слёзы по щекам и чувствую элементарное сиротство.
Однако – всё! Я же сильный человек! Да! Я – сильный человек! Надо собраться! Я должен начать новую жизнь! Весь свой душевный непокой я должен преодолеть своей занятостью. Я буду работать так же, как в Булуне! Я буду учиться дальше! Я пойду в больницу Медицинской академии к Воронову!
«А в личном?» – скрипит голосок из глубины сознания.
– Что-нибудь придумаю! Я действительно придумаю! Я всё выброшу из головы!
«И Ваньку?» – скрипит тот же голос.
Не знаю, что ответить… Я опять потерял человека. Теперь уже – совсем родного мне человека. Анализируя свою предыдущую жизнь, понимаю, что во взаимоотношениях с Ванькой было что-то очень существенное, как я думал, для нас обоих. Оказалось, не для обоих. Честно признаюсь, сам не знаю, как с этим справлюсь.
В своей маленькой комнате мебель я переставил. Ванькину подушку забросил на антресоль. Наши две рюмки опять спрятал очень далеко. Ванькин аудиоцентр убрал в стенной шкаф, а себе купил наконец-то свой. Его записи переписал, чтобы иметь свои. Буду давить воспоминания.
Всё! Прошлое забыто! Я должен иметь всё своё!
Теперь, чтобы не сойти с ума, надо работать, работать и ещё раз работать! Завтра же пойду в больницу академии!
– Юрий Степанович! – совсем немолодой мужчина в белом халате протягивает мне руку. – А вы – Саша, вернее, Александр Николаевич Елизов. Верно?
– Да, это я…
– Кирилл Сергеевич мне про вас говорил. И написал очень подробно и в превосходных степенях. Вам повезло. У него добиться похвалы – задача трудная.
– Простите… Я не добивался специально. Само как-то получилось… Когда с Ваней работал.
– Про Ваню он отдельно написал. Там был архисложный случай. Но ему показалось, что вы – именно тот человек, который справится. Надо сказать, у Кирилла Сергеевича глаз – алмаз. Практически он не ошибается никогда. Жаль, что сидит в этом Булуне. Давно бы здесь профессором стал! Короче, Саша, давайте, я буду вас звать так, когда мы тет-а-тет. Пойдёмте, вы мне покажете, на что способны.
– Так сразу? – осторожничаю я.
– А чего ждать? Идёмте!
Входим в палату.
– Будьте добры, встаньте, – просит Юрий Степанович одного из больных.
Тот медленно встаёт.
– Александр Николаевич, осмотрите его, пожалуйста, и скажите, что вы нашли.
Смущаясь, подхожу и провожу руками вдоль тела стоящего пациента, естественно, его не касаясь.
В области шеи, а потом между лопатками пальцы начинает крючить. Очень сильно крючит. Дальше вроде ничего. Провожу ещё… Всё повторяется. Но теперь пальцы на шее как будто что-то колет. Поворачиваю его к себе лицом. Смотрю… Ловлю себя на том, что в области желудка вижу тёмное пятно. Желудок… Интересно, что там? Вожу рукой там. Какие-то странные ощущения. Пытаюсь понять… Точно. Пальцы крючит. Может, и здесь язва? Похоже, что так… Ну как у Дмитрия Павловича в Булуне.
– Ну что? – как-то нетерпеливо спрашивает Юрий Сергеевич.
– Видимо, остеохондроз шейного и грудного отделов позвоночника. Шейные позвонки скорее всего с шипами, если это можно так назвать. Всё сильно зажато. Думаю, что боли очень сильные.
– Конечно уж, – хмыкает пациент. – Ночей не сплю! Голову по полчаса устраиваю!
– И, видимо, язва. Наверное, желудка… Мне так кажется. Или двенадцатиперстной кишки… Скорее, желудка.
Последнее вызывает у Юрия Степановича откровенное удивление. Конечно! Ведь отделение неврологическое, желудки тут не лечат! Не больница в Булуне, где лечат в одном месте всё и сразу.
– Ты лучше скажи, как эту язву вывести! Специалисты, – ворчит больной. – Что она есть, я уже сам два года знаю.
– Подумать надо, – неуверенно говорю я, – А пока с алкоголем надо прекратить.
– А откуда ты знаешь? – несколько удивлённо вырывается у него.
– Знаю! Даже вижу.
А я действительно вижу!
– Подумать… про язву… – пациент вздыхает и ложится на кровать.
– Спасибо, – благодарит его Юрий Степанович. – Пойдёмте, Александр Николаевич.
В кабинете заведующего отделением сажусь на диван и жду вердикта. Юрий Степанович садится напротив меня и долго молча рассматривает.
– Ну что? – не выдерживая его молчания, спрашиваю я.
– Да, – улыбается он, – Кирилл Сергеевич опять прав. С вами, Саша, и рентгена не надо. Сказали вы всё правильно. Правда, про язву я действительно не знал, не мой профиль. Вы сказали, что подумаете, как его лечить. Верно?
– Сказал…
– Вот и подумайте! Завтра обсудим, коллега, – и он протягивает мне руку. – Значит, завтра жду. В шесть. Устроит?
– Я приду, – говорю я уверенно, ведь уже понял – моя жизнь круто меняется!
С утра думаю, как я буду работать с моим первым здесь пациентом. Вроде какой-то опыт я уже наработал, но слова Кирилла Сергеевича о вечном сомнении в правильности выбранного метода не дают мне покоя.
– Шеф! Ты сегодня опять не в своей тарелке! – ворчит Димка, заметив, что я долго пялюсь на рычаг подвески и ничего с ним не делаю. – Отойди! Сам разберусь. И вообще, философствовать о смысле жизни брательника лучше над движком в соседнем боксе. Вали!
Послушно иду в соседний бокс.
Парням я рассказал про разрыв с Ванькой. То, что можно было. Они меня, похоже, поняли. Не знаю, может, зря я стал своим личным трясти? Но мне так не хватает человека рядом! А к Даше меня что-то не пускает…
В шесть вечера вхожу в ординаторскую отделения. Юрий Степанович уже меня ждёт.
– Здравствуйте, Саша! Ну как? Придумали?
– Так, кое-что… Думаю, что надо несколькими сеансами массажа позвонки разогреть, а потом осторожно начать их разрабатывать, то есть двигать. Это чтобы если не убрать совсем, то по крайней мере уменьшить защемлённости. Их ведь у него много. Вообще-то мне в Булуне уже приходилось такое делать. Про язву, правда, я ещё не придумал. Хотя с язвой у меня там тоже был опыт.
– Времени впереди много – придумаете, – Юрий Степанович похлопывает меня по плечу. – А про вашу работу по вправлению позвонков Кирилл мне расписал в красках. Уверен – сможете.
– А рентген больного можно посмотреть?
– Конечно! Вот он…
Беру снимок и смотрю на свет, как я делал у Кирилла Сергеевича.
– Саша! Есть же специальное приспособление! Дайте снимок.
Юрий Степанович цепляет снимок на светящуюся поверхность специального фонаря.
– Вот…
Долго смотрю. Многое мне знакомо. Убеждаюсь, что не ошибся.
– Ну вроде ясно…
Читать бесплатно другие книги:
