Мой Ванька. Том первый Лухминский Алексей

– Нет. Ты сам с ним поговори. Так, я думаю, будет лучше.

– Обязательно! И знаете… Я тут ещё подумал, что в академии попрошу меня устроить на расширенный курс хирургии.

– Ты ли это говоришь? – Кирилл Сергеевич насмешливо всплёскивает руками. – Ты же не любишь людей резать.

– Не люблю, но я понял, что это направление я должен узнать как можно глубже.

Он внимательно и задумчиво смотрит на меня, потом закуривает.

– Быстро ты, я бы сказал, матереешь, Сашенька. Мне это очень приятно. Главное, тебя не надо за уши тащить. Странно, но ты опередил меня. Именно это я хотел тебе посоветовать.

Утро. Только что мы с Кириллом Сергеевичем пришли на работу.

– Николай Фёдорович! – окликаю я будущего главного.

– Здравствуй, Саша, – грустно здоровается он в ответ.

– Вы так расстроены вчерашним?

– Очень. Мы с Кириллом Сергеевичем слишком много пудов соли съели… Жаль… Но я понимаю, что для него уехать жизненно необходимо. Только я не думал, что это случится так скоро. Да и с тобой прощаться мне тоже не хочется. К тебе я тоже прикипел.

– Николай Фёдорович! Кирилл Сергеевич свою квартиру здесь оставляет за собой. Если вы мне позволите, я бы хотел приезжать сюда для работы у вас в больнице. Раз или два раза в год. Вы не будете против?

Его взгляд заметно теплеет.

– Саша, я буду этому очень рад. Запомни – мы тебя всегда будем ждать.

– Я буду приезжать, – повторяю я. – Мне будет не хватать всего этого… Даже вот… полярной ночи…

– И тебя севера затянули, – улыбается он.

Молча киваю головой.

– Больше всего – люди, – тихо говорю я.

Петьку нахожу в приёмном покое. Что-то изучает.

– Идём, поговорим… – беру его за руку.

– Пошли… – как-то вяло выговаривает он и идёт за мной.

На лестнице закуриваем.

– Петруха, ты не обижайся… – начинаю я.

– А на что мне обижаться? Я понимаю, что ему надо на Большую землю. Если честно, то мне себя жалко…

– То есть? – спрашиваю я, хотя уже знаю, что он скажет.

– Ты понимаешь, я только-только начал… хоть кем-то становиться. А это ведь всё он! Он! И как я теперь?

– Это не только он, но ещё и ты сам! – достаточно резко прерываю я этот плач по себе, любимому. – Если бы у тебя тогда мозги не стали на место, то никакой поводырь, даже такой замечательный, как Кирилл Сергеевич, тебе бы не помог. Вспомни, сколько до этого момента он с тобой бился?

Петька молчит и сосредоточенно сосёт сигарету.

– Скажешь, я неправ? – продолжаю я наступление.

– Прав… – он вздыхает. – Только я так привык к нему. Всегда можно проконсультироваться…

– Слушай, Петруха! Хватит ныть! Ты уже прекрасно сам принимаешь решения! Сам!

– Но я всегда рядом с собой чувствую его. Да и консультации мне всё равно нужны.

– С Николаем Фёдоровичем тоже можно консультироваться. Он тоже замечательный специалист. А вообще-то я уже для себя понял, что консультироваться надо с книжками. Посуди сам: ты получаешь консультации из разных источников, но решение-то ты принимаешь сам! Ты принимаешь решение и делаешь назначение. Если ты при этом думаешь, что есть кто-то, кто тебя в случае чего поправит, то имей в виду, возможен вариант, когда из-за твоей ошибки такого случая может не представиться. Только от твоего решения зависят здоровье и жизнь пациента! Поверь, Петруха, я это уже проходил неоднократно. Да тот же аппендицит в полевых условиях в день моего приезда. Ещё раз тебе говорю: наша работа – принимать решения здесь и сейчас! Это – зона твоей ответственности, а не тех, кто тебя консультирует или страхует. Согласен?

– Да, Сашка… Опять ты прав, – задумчиво произносит Петька. – Слушай, а может быть, я слишком молодой ещё для того, чтобы лечить?

– Не говори ерунду. Откуда же появляются такие врачи, как Кирилл Сергеевич и Николай Фёдорович? Ты допускаешь, что они тоже когда-то были молодыми? Кстати, я тоже ещё не динозавр. Короче, выкидывай все глупости из башки и спокойно работай. Тем более что в отсутствие Кирилла Сергеевича ты остаёшься здесь главным по делам сердечным.

– Ты представляешь, какая это ноша? – грустно спрашивает он.

– Понимаю, что это не аппендициты резать и ноги вправлять, но на то ты и врач-кардиолог!

– Да я тут уже стал на все руки от скуки…

– Так это же прекрасно! Знаешь, Петруха, когда я работал в больнице Медицинской академии в неврологии, мне было даже немного скучно. Всё одно и то же! За редким исключением. А тут – простор для практики! Всё для тебя! Сегодня – аппендицит, завтра – позвоночник. Утром – инфаркт, вечером – перелом. Ну и так далее… А наши полёты в дальние стойбища? Такого насмотришься!

– Сашка, у тебя аж глаза блестят! – Петька наконец смеётся, – Наверное, тебе жалко уезжать?

– Очень. Именно поэтому я раз или два раза в год буду к вам сюда приезжать для поднятия квалификации.

– Ты что, серьёзно?

– Абсолютно! Я уже с Николаем Фёдоровичем договорился. Так что никуда от вас я не денусь, и вам от меня не избавиться! – хлопаю Петьку по плечу.

– Ты знаешь… Я рад, – признаётся он. – Хочешь не хочешь, но после Нового года мне с тобой как-то спокойнее.

– Ну вот… Здравствуй, жопа, – Новый год! Опять за своё! Всё! Проехали! Иди, работай! И я тоже пойду.

На вечернем приёме Таня сосредоточена и молчалива. Смотрю, как она работает с пациентом. Всё же приятно. Спокойно, уверенно и внимательно. Молодец! Это её пациент. Он со своим ожогом здесь уже третий раз.

– Александр Николаевич, смотреть будете? – спрашивает она, закончив.

– Да, я посмотрю.

Положительные сдвиги мне видны сразу. Всё-таки при энергетической обработке процессы действительно идут значительно быстрее. Может, именно это избрать темой диплома? Надо же! Я уже об этом думаю… Странно и смешно. Мне ещё целый курс.

– Таня, всё нормально. Думаю, ещё пара сеансов, и всё – пройдёт.

– Скажите, Александр Николаевич, а правда, что вы назад в Питер уезжаете? – осторожно интересуется пациент.

– Да. Это правда. Только вы не волнуйтесь и передайте другим. Я обязательно буду сюда приезжать раз или два в год, и всё будет так же, как и сейчас. Я обещаю.

– Извините… А вы будете только здесь принимать или и в больнице работать тоже? – не успокаивается мужчина.

– Всё, как и сейчас. И в больнице тоже, – несколько нетерпеливо и даже жёстко повторяю я.

– Вы меня ещё раз извините, Александр Николаевич, – понимает он мою интонацию, – просто по посёлку уже слухи – пошли…

Понимаю, что не надо было этой жёсткости. Но мне обидно, почему же про Кирилла Сергеевича он не спрашивает! Ведь главврач заслужил их опасений по поводу своего отъезда куда больше, чем я!

– Послушайте… Мы уезжаем вместе с Кириллом Сергеевичем. Он болен. Здесь ему оставаться нельзя. Умрёт! А я еду вместе с ним, потому что, кроме меня, у него никого больше нет. Один он совсем. Понимаете? Но я буду приезжать сюда и работать здесь так же, как работаю сейчас.

Вопросительно смотрю на мужика. Понял ли он наконец?

– Жаль… Очень жаль… – он вздыхает. – Но раз по-другому нельзя…

Дверь за ним закрывается. У меня остаётся какое-то неприятное чувство. Мне почему-то кажется, что тех, кто отсюда уезжает на Большую землю, здесь считают предателями.

Трубку в Питере никто не снимает. Я сегодня дома один, поскольку Кирилл Сергеевич остался на сутки. Как мы его ни уговаривали…

Чёрт возьми! Номера телефона в Ванькиной квартире я не знаю, а он, наверное, там.

В общем, озадачил меня Кирилл Сергеевич! Пенсию-то дают по месту регистрации! А как и где мы будем его прописывать, мы совсем не подумали.

Придётся звонить Юрию Степановичу.

– Да! – раздаётся в трубке.

– Здравствуйте, Юрий Степанович!

– А-а! Саша! Здравствуйте! Сто лет жить будете! Только сегодня с Сергеем вас и Кирилла вспоминали. Как у вас дела?

– Всё входит в завершающую стадию. Недели через три будем вылетать. Всё зависит от моего знакомого экипажа.

– Отлично! Ждём с нетерпением! Мы с Сергеем уже готовы определить его в нашу кардиологию. Это первое, что надо сделать. Как он, сильно переживает? Может, я его сам спрошу?

– Позвать его не могу – он остался на сутки. Не смогли его убедить! Так что можете звонить в больницу. Но пока у меня просьба есть.

– Слушаю внимательно.

– Я не могу дозвониться до Ваньки. Надо в Питере решить вопрос с пропиской. Ведь пенсию по месту прописки дают. Надо, чтобы он там узнал про возможность регистрации.

– Понял. Поручение принял, – Юрий Степанович видимо усмехается. – Ваню разыщу и всё передам. Он вам позвонит. А мы тут с Сергеем вам тему диплома придумали.

– Какую?

– Ускорение процессов заживления методами биоэнергетического воздействия. Примерно так.

Фыркаю в трубку.

– Вам не понравилась тема?

– Нет, я не поэтому. Два дня назад я именно о такой теме подумал. Честно!

– Вот видите! Значит, не только у дураков мысли сходятся, – замечает он. – То есть вы тоже к этому пришли! Ну что, утверждаем?

– Утверждаем.

– Мы ещё подумали тут… Надо понять, может ли Кох быть вашим руководителем.

– Он не медик.

– Знаю. Но мы всё равно подумаем.

Я сегодня в приёмном покое. Приняли больного с острым аппендицитом. Захожу в кабинет Кирилла Сергеевича. Он с Николаем Фёдоровичем листает какие-то бумаги. Помня его слова о том, что заму надо войти в роль, соответственно обращаюсь:

– Николай Фёдорович, там гнойный аппендицит. Кто будет резать?

– Ты. Петра возьми с собой для практики, – следует незамедлительный ответ.

– Николай Фёдорович, может, лучше вы? Да и Петьке полезнее будет посмотреть…

– Саша, давай, не будем спорить! – твёрдо отвечает будущий главный.

Надо видеть лицо Кирилла Сергеевича в этот момент! Глаза смеются, на губах тоже хитрая усмешка. И молчит… Понимаю, что спорить сейчас не нужно. Теперь Кирилл Сергеевич воспитывает будущего главного врача, предоставляя ему право руководить и принимать решения.

После операции выходим с Петькой покурить.

– Слушай… У тебя так лихо получается!

– Жизнь заставит, и у тебя получится, – я раскуриваю сигарету.

– Под жизнью ты сейчас имеешь в виду Николая Фёдоровича? – подкалывает Петька.

– И это тоже, – соглашаюсь я. – Тебе всё было понятно?

– Старался… Я ведь и к нему с вопросами приставал. Кое-что взял почитать…

– Ну и как?

– Знаешь, Сашка, даже интересно стало. Только… Я бы с удовольствием посмотрел операцию на сердце…

– Для этого сначала надо гнойники всякие порезать вволю. Согласен?

– Согласен…

В моем кабинете пьём с Таней кофе перед приёмом.

– Александр Николаевич, я сегодня хорошо работала на операции? – осторожно спрашивает она.

– Всё было отлично, Танюшка.

– А почему вы меня не похвалили? – она прямо светится.

– Ты у меня умница и мастерица, – я притягиваю её к себе и целую в лоб. – Только ты часто слышала, чтоб Кирилл Сергеевич меня хвалил?

– Нет… Кажется, вообще не слышала.

– Вот видишь! Наша обязанность – делать всё хорошо, и даже отлично. И за это не надо ждать похвал. Вот так!

– А я вас всегда хвалю! – и, сделав паузу, добавляет: – И вам это, хотя вы и не признаетесь, нужно. Ведь доброе слово и кошке приятно! Так ведь говорится?

– Что сказать… Всё правильно. Мне приятно, когда меня хвалят, хотя я и не кошка, а скорее – кот.

Какое-то время молчим.

– Александр Николаевич, – Таня поднимает на меня глаза, – а до вашего отъезда… мы ещё… пойдём?

В её глазах такое! Только сейчас я понял, что в них есть даже что-то цыганское, даром что на «северном» фоне.

Молча смотрю в них… и так же молча киваю.

Знакомый топчан… И знакомые лохмотья… Мы с Танюшкой лежим, обнявшись и прижавшись друг к другу.

– Ты что наделала? – шёпотом спрашиваю я. – Зачем?

– Я хотела оставить кусочек вас себе…

В самый ответственный момент она, обняв меня ногами, не позволила сделать то, что я делал всегда.

– А что будет дальше? Тебе же надо учиться!

– А я и буду учиться… Не бойтесь! Сегодня, кажется, не тот день…

При этом Таня тихонько вздыхает. Ласково-ласково её целую…

– Я буду очень ждать, когда вы приедете…

– Танюшка… А если я женюсь? Ты же сама… знаешь.

– А я буду у вас… здесь… Здесь вы… немножко мой.

Она меня исступлённо целует. Как в последний раз!

– Танюшка, ну что ты…

– Я вас люблю… Люблю…

– Ты не жалеешь, что тогда мне отказала? Ведь тогда мы могли бы пожениться…

Опять поцелуи…

– Вы всё равно не были бы моим. Даже если бы мы поженились. У вас есть сын. А на чужом горе… – это звучит спокойно и убеждённо. – Я не хочу зла вашей… жене. Это всё равно, что желать зла вам…

– Даша мне не жена ещё, – машинально замечаю я и с ужасом понимаю, что впервые назвал Тане её имя. Всякое может быть… Внучка шамана всё-таки…

– Она будет вашей женой. Я знаю. Ну почему вы не хотите смотреть дальше? Вы же это можете. Я ведь вам всегда говорю!

– Могу, наверно, – и меняю тему: – Ну а ты? Ты как же будешь?

– Я буду… Я читала про войну. Тогда были военные жёны… Те, которые были только там… Я тоже… Я буду… только здесь.

Она водит пальцем по моему лицу, губам.

– Танюшка… Не могу я разорваться. Ты тоже для меня… очень много значишь, – бормочу я.

– Я это знаю, – очень просто говорит она, и я чувствую её щёку на своей.

Она мне часто чем-то неуловимо напоминает Ваньку. Может, своей покорностью… Самоотдачей…

Отъезд уже совсем скоро. Захожу в церковь проститься с отцом Михаилом.

– Здравствуйте, Александр Николаевич! – радушно приветствует он меня, когда его позвала Анна Степановна.

– Здравствуйте, отец Михаил. Вот, пришёл попрощаться…

– Да, я слышал, – в его голосе звучит грусть. – Жаль… Но что делать! Уважаемому Кириллу Сергеевичу вы очень нужны. Я это понимаю. Бог даст, поймут и другие. Правда, таких, кто не понимает, совсем немного.

– Но, отец Михаил, я ведь буду сюда приезжать. Я не могу вот так всё бросить. Прирос я здесь…

– Понимаю, – он говорит задумчиво и смотрит на меня будто заново изучает. – Это благое дело, Александр Николаевич. Люди вам уже благодарны, а будете приезжать – будут благодарны вдвойне. Пойдёмте…

Ведёт меня опять в ту комнатку, в которой мы с ним беседовали тогда.

– Александр Николаевич, вы мне как-то сказали, что вы неверующий.

– Да, отец Михаил. Такое я говорил. А вы мне тогда сказали, что сие мне неведомо, – повторяю я его слова.

– Эти слова я могу вам повторить ещё раз. Я не знаю, крещёный вы или нет, но думаю, что это сейчас особого значения не имеет. Мои коллеги говорят, что лечение вашими методами богопротивно. Поверьте, я не разделяю этого мнения. Если люди вашими стараниями выздоравливают, а я знаю, что в некоторых случаях вам удавалось даже предотвращать оперативное вмешательство, то вы делаете богоугодное дело и Господь вам помогает.

– Благодарю вас за добрые слова, отец Михаил. Если честно, то я очень часто перед началом лечения чего-то серьёзного обращаюсь за помощью к нему.

– Вот видите! А говорите, что вы неверующий. Я хочу сделать вам подарок, – он достаёт образок и подаёт мне. – Вот, возьмите. Это Николай-чудотворец. Пусть он вас хранит и помогает в ваших праведных делах.

– Спасибо, отец Михаил! Спасибо…

От нахлынувшей благодарности я не могу ничего больше сказать.

Отец Михаил, видимо, правильно понимает меня.

– Благословляю вас, сын мой, на дела ваши праведные. Пошли вам Господь успеха в вашем нелёгком труде на благо страждущих. Пошли вам Господь здоровья и сил, чтобы могли вы нести свой крест. Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа… Аминь…

Он троекратно крестит меня образом и отдаёт его мне.

– Отец Михаил, а можно вас попросить об одной услуге?

– Конечно!

– Можно ли отслужить… за здравие Кирилла Сергеевича Золотова?

– Ваша заявка уже в третьей сотне, Александр Николаевич, – улыбается он. – Обязательно отслужим.

Выхожу из церкви. Как это прекрасно! Моя заявка уже в третьей сотне! Значит, людям не всё равно, значит, люди всё понимают и не осуждают.

Всё собрано. Вещи стоят в большой комнате, готовые к транспортировке. Документы готовы. С экипажем я договорился. До чего хорошие люди!

Сегодня Кирилл Сергеевич будет прощаться с коллективом больницы, потом будет прощальное застолье у Дмитрия Ивановича с Надеждой Михайловной. Решили делать там, поскольку, если делать у нас, то убраться уже времени не будет. А завтра – в путь! На крыло…

Ох, только бы Кирилл Сергеевич это всё выдержал! Я представляю, что у него сейчас творится внутри, если даже мне не по себе.

– Ну как вы, Кирилл Сергеевич? – захожу в комнату, где он, стоя у своего письменного стола, просматривает какие-то бумаги. Видимо, свои записи.

Он поднимает на меня взгляд. Молча смотрим друг на друга.

– Понятно… – тихо говорю я, подхожу к нему и мягко обнимаю его за плечо.

– Тяжело, конечно, Сашенька… Но я стараюсь держаться молодцом.

Да уж… Если бы так… Зайдя со спины, чтобы он не видел, осторожно манипулируя, стараюсь поправить его энергетику. Понимаю, что, к сожалению, имею дело с непростым случаем. Хорошо, что мой пациент увлёкся своими делами. Ну вот… Похоже, стало получше. Кирилл Сергеевич глубоко вздыхает и поворачивается.

– Ну что? Закончил свои пассы? – улыбаясь одними глазами, спрашивает он.

Понимая, что раскрыт, делаю ещё несколько движений с особым энергетическим старанием.

– Теперь закончил.

– Признаюсь, стало получше. Даже лёгкость странная появилась. Спасибо. Ты, Сашенька, наверное, прав. Мне сейчас это нужно, чтобы всё выдержать…

В больнице, в ординаторской, Кирилл Сергеевич обходит своих сотрудников и прощается с каждым за руку. Глаза его предательски блестят. И это вполне естественно. Я тоже прощаюсь. С Николаем Фёдоровичем и Петькой обнимаемся. С Верой Петровной даже троекратно целуемся. С Таней только чмок в щёчку.

– Ну ладно, – тихо произносит Кирилл Сергеевич. – Я всегда всех вас буду помнить. Вы даже не представляете, как я вам благодарен за то, что вы со мной здесь работали. И мне всегда будет вас не хватать… А Саше я завидую: он-то ещё не раз сюда к вам приедет…

Я всегда удивлялся его способности сказать мало, но самое главное. Вот и сейчас сказано именно так.

Ой… А это что ещё за нежданчик? Входит глава местной администрации.

– Здравствуйте, – здоровается он, оглядывая всех в помещении.

Публика здоровается в ответ.

– Прошу минутку внимания, – обращается ко всем глава и достаёт какой-то предмет из портфеля. – Дорогой Кирилл Сергеевич! Наш муниципальный совет за ваш тридцатилетний труд присваивает вам звание «Почётный гражданин посёлка Булун» и награждает вас нашей почётной грамотой! Спасибо вам за всё, что вы сделали для нашего посёлка.

Собравшиеся аплодируют. Кирилл Сергеевич принимает почётную грамоту, как это теперь принято, в новомодной деревянной рамочке.

– Спасибо… Спасибо… Очень тронут, – смущённо бормочет он. – Честно говоря, это первая моя награда…

При этих словах у меня внутри всё сжимается. Такой врач! Столько сделал! И его не оценили. Хотя кто не оценил? Власти? Ну что ж… Власти у нас оценивают только тех, кто к ним поближе. Тех, кто подальше, им не видно. А раз не видно, то нет и повода. Так вот у нас…

– Счастливого вам пути! – глава администрации растягивает губы в улыбке. – Успехов вам! А вас, Александр Николаевич, будем ждать к нам снова.

Значит, до него донесли всю информацию. Вот и хорошо.

– Я обязательно буду к вам приезжать, – повторяю я обещание и сегодня пожимаю его протянутую руку.

– Ещё раз счастливого вам пути и до свидания! Извините – дела! – и он скрывается.

Молчим и переглядываемся. Однако… Неожиданно.

– Ладно… – тихо произносит Кирилл Сергеевич, прерывая затянувшуюся паузу. – Схожу в палаты… Надо тоже попрощаться. Николай, пойдём со мной.

Я с ними не иду. Мне тяжело наблюдать эту процедуру. Господи! Помоги ему всё это пережить!

В квартире Дмитрия Ивановича застолье. Здесь все, кто наиболее близок Кириллу Сергеевичу. Теснимся все за одним столом, как тогда, когда мы приехали сюда с Ванькой. Только настроение другое.

– Так! Беру бразды правления в свои руки! – Кирилл Сергеевич встаёт. – У нас сегодня совсем не панихида. Может быть, это, наоборот, – моё второе рождение. Нас с Сашей впереди ждёт трудная, но интересная работа. Вы знаете, я люблю такую работу. Поэтому давайте-ка все нас поздравляйте! И ещё. Надеюсь, современными средствами, которые тут пока недоступны, мне здоровье на Большой земле поправят и я смогу прилететь к вам в гости. Понятно?

За столом начинается оживление. За нас поднимают рюмки, желают успехов в дальнейшей деятельности… Кажется, пронесло.

Вот и аэродром.

Вещи сложены в приличную стопку. Большинство, конечно, книги. Антошка сидит в знакомой ему сумке, в которой я его таскал в больницу. Кот на удивление спокойно воспринял посадку в сумку и всё дальнейшее. Я даже смог нести его в этой сумке на руках, перед собой, потому что остальные вещи сразу же разошлись по рукам провожающих. Сейчас его усатая башка торчит из сумки рядом с моей щекой.

– Граждане пассажиры! – кричит бортинженер Женька. – Прошу вас и ваши вещи занять места в нашем брюхе! – Женька вечно как начнёт…

– Саша! Давайте грузитесь! – слышу я голос Николая. – Пора уже.

Дружно затаскиваем все сумки, чемоданы и коробки в Ил-76.

Последние объятья и поцелуи… Почему-то вспоминаю Таню. Конечно же, её здесь нет! Мы с ней попрощались в нашем кабинете позавчера. Она смотрела на меня сухими глазами, а я читал в них боль. Эх, Танюшка…

Самолёт начинает разбег.

В нарушение всего, хотя наше пребывание на борту уже нарушение, нам с Кириллом Сергеевичем Николай разрешил посмотреть на Булун из штурманской кабины.

Всё…

Земля тает внизу, и уже ничего не видно.