Наместники и наместничества в конце XVI – начале XVIII века Талина Галина

Русская делегация на посольском съезде по сравнению с любым другим посольством, отправляемым Россией, обладала максимумом полномочий и имела наиболее представительный состав. Рассмотрим соотношение наместнических титулов великих послов России на посольском съезде в период действия местнических норм и после их отмены.

Представить градацию в рамках посольства на съезд местнического периода отчасти позволяют сведения о двух съездах, состоявшихся в Вильно с польскими комиссарами.

Первый из них относится к 7164 (1655/56) г., второй – к маю 7166 (1658) г. Русскую делегацию в обоих случаях возглавлял наместник Астраханский (4-й) Никита Иванович Одоевский. На первый съезд в Вильно вместе с ним были отправлены боярин князь Федор Никитич Одоевский, писавшийся в официальных документах товарищем Н. И. Одоевского, но также находящийся в ранге великого посла. Дипломатический опыт Ф. Н. Одоевского был далеко не столь велик, как опыт его отца, кроме того, статус товарища великого посла, согласно правилам местничества, считался несколько ниже статуса лица, не пишущегося «в товарищах». Несмотря на это, серьезность выполняемой миссии предопределила тот факт, что Федор Никитич носил титул наместника Псковского, стоявшего пятым в наместнических книгах этого времени[95]. Помимо двух указанных лиц, входящих в состав великого посольства на съезде 7164 (1655/56) г., книги наместнических титулов выделяют окольничего Василия Александровича Чоглокова. Он носил титул наместника Алаторского (28-й)[96].

На посольском съезде в мае 7166 (1658) г., согласно книгам наместнических титулов, вместе с Н. И. Одоевским были боярин Петр Васильевич Шереметев и боярин князь Федор Федорович Волконский. Шереметев носил титул наместника Смоленского (6-й), а Волконский – наместника Муромского (23-й)[97].

До этого великие посольства, отправлявшиеся в Литву и Польшу, по своему составу были схожи с данными. Великое посольство в Литву во главе с боярином князем Иваном Михайловичем Воротынским имело в своем составе двоих бояр и окольничего. Его глава И. М. Воротынский являлся при этом наместником Казанским (3-м), боярин князь Алексей Юрьевич Сицкий – наместником Нижегородским (10-м), а окольничий Артамон Измайлов – наместником Калужским (25-м)[98].

Великие посольства, отправляемые на съезд с представителями Польши в период после съездов в Вильно, позволяют не только подтвердить в общих чертах ранее сделанный вывод о составе делегации и распределении наместнических титулов внутри нее, но и отметить некоторое отклонение от правил.

В 7172 (1663/64) г. делегация возглавлялась князьями и ближними боярами Н. И. Одоевским и Ю. А. Долгоруким, первый из них имел титул наместника Астраханского (4-й), второй – наместника Суздальского (15-й). Вместе с ними был отправлен окольничий, написанный в документах наместником Галицким (26–28-м), и думный дворянин, наместник Кадомский (35-й)[99]. В октябре 7186 (1677) г. делегацию возглавляли два ближних боярина Яков Никитич Одоевский, наместник Астраханский (4-й), и Юрий Иванович Ромодановский, наместник Костромской (19-й)[100].

Как и ранее, представительство на съезде возглавляли два лица, находившиеся в чине боярина. Согласно практике, сложившейся к середине царствования Алексея Михайловича и прослеживающейся по ряду документов, в том числе и по наместническим книгам, все официальные росписи при этом государе и его преемнике указывали при перечислении чинов не думные, а ближние чины, считавшиеся выше по статусу. Первый из великих послов, отправленных на съезд, имел наместничество, занимавшее место в середине первого десятка, третий представитель – окольничий – наместничество, шедшее по росписям в середине третьего десятка. Относительным отступлением было только наместничество второго члена делегации. Традиционно второй посол на польском или литовском съезде носил наместнический титул, максимально приближенный к титулу первого великого посла, что не соблюдалось теперь.

Понижение наместнических титулов в рассматриваемых случаях стало прямым следствием назначения на должности лиц, занимавших более низкое место в местнической иерархии, нежели те, кто традиционно назначался вторыми послами. Согласно установившимся правилам, делегация, отправляемая на съезд с польскими представителями, должна была возглавляться боярином, происходящим из родов «первой статьи», чей род в местнической иерархии занимал положение не ниже шестого. Вторым членом делегации должен был назначаться боярин или окольничий, также принадлежащий к первостепенным родам[101]. (Напомним, что под первостепенными родами подразумевали членов шестнадцати знатных родов, имевших право, обойдя низшие чины, жаловаться прямо в бояре. К ним относились Черкасские, Воротынские, Трубецкие, Голицыны, Хованские, Морозовы, Шереметевы, Одоевские, Пронские, Шеины, Салтыковы, Репнины, Прозоровские, Буйносовы, Хилковы, Урусовы.)

В нарушение этого правила вторые послы в делегациях на съездах 7172 (1663/64) г. и 7186 (1677) г. Ю. А. Долгорукий и Ю. И. Ромодановский относились к родам «второй статьи» (представители пятнадцати аристократических родов, которые при пожаловании думным чином сначала поступали в окольничие, и только после этого – в бояре: Куракины, Долгорукие, Бутурлины, Ромодановские, Пожарские, Волконские, Лобановы, Стрешневы, Барятинские, Милославские, Сукины, Пушкины, Измайловы, Плещеевы, Львовы).

Причины произошедших изменений могут крыться, во-первых, в усилении положения России, а вследствие этого снижении статуса делегаций на съезде с польскими послами. Во-вторых, закрепление более низкого уровня делегации стало следствием кадровой политики царя Алексея Михайловича и ставки, сделанной им на талантливых, но не суперзнатных государственных деятелей.

Самым ярким примером последнего утверждения является карьера А. Л. Ордина-Нащокина. Низкое местническое положение последнего не позволяло присваивать ему наместничество выше Шацкого, опыт, знания и способности Ордина-Нащокина делали ненужным и нелогичным (даже в рамках того времени) назначение его в товарищи другого, более родовитого посла. Следовательно, подбор всей остальной делегации в таких случаях производился «под Нащокина», наместнические титулы остальных членов были ниже Шацкого. В итоге во второй половине 60-х гг. XVII в. наблюдался резкий скачок вниз в составе ряда русских делегаций в отношении титульных показателей. Возглавляемые Ординым-Нащокиным делегации на съезды с польскими послами в 7175 (1666/67) г. и 7176 (1667/68) г. в качестве первых лиц имели наместников Шацкого (23-й) и Кадомского в одном случае, Шацкого и Курмышского – в другом, которые входили в 4-й и 5-й десяток[102]. Низкое местническое положение главы делегации предопределяло подбор остальных членов, не превышавших его в местнической иерархии. Так, Богдан Иванович Нащокин, бывший вторым членом на первом из двух перечисленных съездов, являлся так же, как и А. Л. Ордин-Нащокин, выходцем из дворянских родов[103]. Однако ситуация с Ординым-Нащокиным – скорее исключение, чем правило.

После таких назначений возвращение к практике, согласно которой во главе делегации на польский съезд ставили боярина, чей наместнический титул соответствовал середине первого десятка, а наместнический титул второго лица – середине второго десятка, можно считать практически возвращением к старым позициям.

В целом, характеризуя практику распределения наместнических титулов между великими послами на посольском съезде с представителями Польши и Литвы, отметим общие характерные черты и особенности, появившиеся в середине XVII столетия. Высокий статус делегации при этом подчеркивался тем, что два первых лица в посольстве находились в боярских чинах и носили наместнические титулы, входившие в первую десятку (до середины 60-х гг.), во вторую десятку – начиная с этого времени. Третий великий посол состоял в чине окольничего, его наместнический титул в росписях располагался в середине третьего десятка. Четвертый посол назначался из думных дворян, его наместнический титул был не выше середины четвертого десятка.

Усиление на политической арене в период правления Алексея Михайловича лиц, принадлежавший как к второстепенным боярским родам, таких, как Юрий Алексеевич Долгорукий, и выходцев из дворянства, таких, как Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин, приводило к тому, что при поддержке царя, ставшей следствием признания способностей подобного рода политиков, царские выдвиженцы занимали места, ранее отведенные более родовитым, чем они сами. При этом местнические правила, хотя и претерпевавшие существенные изменения, продолжали действовать. Это сказывалось в политике присвоения членам указанной социальной категории наместнических титулов более низкого достоинства, которые входили в лучшем случае лишь во вторую десятку согласно росписям этого периода.

В период после отмены местничества съезды с представителями Польши и Литвы также проводились. Представительность российской делегации на них зависела не столько от статуса самого польского или литовского съезда, как ранее, а колебалась в зависимости от решавшихся на съезде задач. В 1683 г. русскую делегацию возглавлял боярин князь Яков Никитич Одоевский, еще с 1677 г. носивший титул наместника Астраханского, являвшегося одним из высших «степенных» титулов (4-й). В качестве товарищей Я. Н. Одоевского книги наместнических титулов упоминают под датой 1683 г. бояр И. В. Бутурлина, М. Г. Ромодановского, окольничего И. И. Чаадаева[104]. Возможно, что все перечисленные лица входили ни в одну, а в разные делегации, возглавлявшиеся Я. Н. Одоевским. В любом случае наместнический титул товарища первого посла на польском посольском съезде в этот период не поднимался выше Суздальского (22-го) и не относился к числу «степенных» наместничеств. Наместнические книги содержат указание на то, что в 1688 г. происходил российско-литовский съезд. При этом первым послом от России на нем был вопреки предшествующей практике окольничий Ф. А. Головин, носивший с 1685/86 г. титул наместника Брянского (27-й). Его товарищем выступал стольник И. А. Власов, наместник Елатомский (59-й)[105].

Наместнические книги свидетельствуют о том, что, помимо Польши и Литвы, Россия участвовала в посольских съездах с представителями Швеции. Однако все сведения о таких съездах, вошедшие в этот тип документов, относятся к периоду до конца царствования Федора Алексеевича. Следовательно, при формировании русских делегаций на эти русско-шведские съезды учитывались правила местнического периода. В это время Швеция играла одну из важнейших ролей во внешней политике России. В середине XVII столетия в России считали Швецию государством, по рангу сравнимым с Персией, но значительно уступавшим Польше и Литве. В силу этого статус, чины и титулы лиц, входивших в делегации, отправляемые в Швецию, будь-то послы, великие послы, или представители России на шведском съезде, были ниже, чем в аналогичных ситуациях при внешних сношениях с Польшей и Литвой.

Русское великое посольство, отправленное на шведский посольский съезд в мае 7166 (1658) г., возглавлял боярин князь Иван Семенович Прозоровский (наместник Тверской – 7-й). Вместе с ним на посольском съезде были наместник Шацкий (22-й) Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин, получивший думное дворянство после назначения на эту должность, и стольник Иван Афанасьевич Прончищев, наместник Елатомский (33-й)[106]. До этого русское великое посольство на шведском съезде 7124 (1615/16) г. (по другим источникам – 7123 (1614/15) г.) возглавлял князь Данило Иванович Мезецкий, бывший в то время в чине окольничего и носивший титул наместника Суздальского (14-й). С ним в делегации на съезде работали дворянин Алексей Иванович Зюзин, наместник Шацкий, а также думные дьяки Михаил Новокрещенов и Добрыня Семенов[107]. (В большинстве случаев в официальных документах дьяков с наместничеством не писали, а титуловали их думными дьяками, даже если думными они не являлись.)

В середине 70-х гг. XVII в. состав делегации на шведском посольском съезде так же возглавлял окольничий в боярском наместническом титуле, а вторым лицом являлся дворянин или думный дворянин. Например, в 7184 (1675/76) г. во главе стоял Иван Васильевич Бутурлин, наместник Коломенский (22-й), его товарищем был наместник Елатомский (36-й) думный дворянин Иван Афанасьевич Прончищев[108].

Традиции местнического периода диктовали правило, согласно которому все делегации, отправляемые на шведский посольский съезд, возглавлял человек, носящий наместнический титул, относящийся к боярским. Если при этом он действительно состоял в боярском чине, то титул был более высоким (из первого десятка). Если глава делегации находился в чине окольничего, он также получал боярский титул, но уже относившийся ко второму десятку.

Второй посол на шведском посольском съезде традиционно носил окольнический наместнический титул, но при этом мог иметь и чин думного дворянина. Так же, как и в случае с польскими и литовскими посольскими съездами, с конца 50 – начала 60-х гг. XVII в. происходило некоторое снижение уровня делегации, ее чиновных и титульных характеристик.

В дипломатической практике конца XVI – начала XVIII столетия различались великие посольства, принимавшие участие в съездах, и великие посольства, не выполнявшие такой миссии. Состав великих посольств, направленных к тому или иному иностранному государю, в допетровский период был более скромным, нежели состав великого посольства, представлявшего Россию на посольском съезде. Причина носила характер рациональный: самые сложные и спорные вопросы, важные для судьбы страны в целом решались по большей мере на съездах. Миссия великого посольства, направленного к иностранному двору носила более формальный характер, способствовала поддержанию стабильных отношений.

В 80-е гг. XVII в. в практике комплектования великих посольств наметился ряд изменений. Самое существенное из них произошло в конце XVII в., когда в 1697 г. Петром I было отправлено сразу в несколько стран Великое посольство, возглавляемое Ф. Я. Лефортом, Ф. А. Головиным и П. Б. Возницыным. В состав посольства, как известно, инкогнито входил сам царь.

Рассмотрим состав великих посольств и практику наместнического титулования их членов более подробно.

Книги наместнических титулов зафиксировали тот факт, что для России конца XVI – первой половины XVII столетия было характерно направлять посольства различного уровня в конкретную страну, не ставя перед ними задачи посетить несколько государств. Практика отправления одной делегации сразу в несколько стран стала распространяться во второй половине XVII столетия. При этом количество государств, которые предстояло объехать посольству, увеличивалось.

В местнический период, когда в России сложились устойчивые представления об иерархии иностранных государств, самые представительные великие посольства, так же, как и делегации на посольский съезд, отправлялись русским двором в Польшу и Литву.

Особый статус этих государств во внешней политике России первой половины XVII в. столь прочно закрепился в сознании лиц, связанных с дипломатической работой, что при составлении Посольским приказом документации, отразился даже в заголовках ряда документов. В них нередко встречаются формулировки, аналогичные следующей: «выписано ис посольских книг, которые дворяне посыланы наперед сего при прежних государех < > и ныне при великом государе царе и великом князе < > Алексее Михайловиче всея Руссии в Польшу и в Литву и в иные окрестные государства»[109]. Польша и Литва всегда выделялись особо, все остальные страны проходили под названием «иные окрестные государства».

Во главе великого посольства в Польшу и Литву до середины 70-х гг. XVII в. ставился чаще всего боярин, носивший наместнический титул из первой десятки. Вторым послом был окольничий, чей наместнический титул был из второй половины второго десятка. Великое посольство в Литву 7158 (1649/50) г. возглавлял боярин Григорий Гаврилович Пушкин, наместник Нижегородский (10-й); великое посольство в Литву в 7161 (1652/53) г. возглавлял боярин князь Борис Александрович Репнин, наместник Великопермский (8-й)[110]. Вместе с Репниным был направлен окольничий Богдан Матвеевич Хитрово, наместник Ржевский (21-й)[111].

В конце правления Алексея Михайловича и в правление Федора Алексеевича главой великого посольства в Польшу также назначался боярин или ближний боярин: в 7185 (1676/77) г. ближний боярин Иван Семенович Волынский, наместник Обдорский; в 7187 (1678/79) г. боярин Иван Васильевич Бутурлин, наместник Суздальский[112]. Между тем наместнический титул этих наместников стал ниже, нежели ранее, входил в середину второго десятка или начало третьего, правда и количество титулов как боярского, так и окольнического достоинства увеличилось.

В начале царствования Ивана и Петра в качестве великого и полномочного посла к польскому королю могли отправлять не только боярина, но и окольничего. В августе 1682 г. великим и полномочным послом в Польшу был назначен окольничий И. И. Чаадаев, носивший титул наместника Муромского (28-й)[113]. При этом книги наместнических титулов не дают указаний, что Чаадаев был товарищем более высокопоставленного лица.

Таким образом, наблюдается снижение наместнических титулов великих послов в Польшу, постепенно происходившее во второй половине XVII в. Эту тенденцию можно объяснить рядом причин. Первая из них крылась в расширении круга государств, с которыми в этот период Россия вступала в более тесные отношения и которые постепенно стали играть все более заметную роль в ее внешней политике. Польша в силу этого уходила с первого места, которое до середины XVII столетия ей отводилось в дипломатической практике России.

Вторая причина заключалась в ослаблении самого Польского государства. Польша конца XVI – первой половины XVII в. и Польша второй половины XVII – начала XVIII в. с точки зрения внутренней стабильности страны и ее могущества на международной арене были несравнимы. Если в конце XVI в. на польском престоле утвердились государи из шведской династии Ваза Сигизмунд III и Владислав IV, при которых страна вела агрессивную внешнюю политику, играла важнейшую роль в польско-шведско-литовской интервенции в Россию, имела шанс посадить своего королевича на русский престол, то к середине XVII в. в Польше все более усиливалась феодальная анархия, государство ослабевало. Во многом этому способствовал тот факт, что с 1652 г. польский Сейм практически прекратил законодательную деятельность. Стало действовать правило, согласно которому каждое решение Сейма должно быть принято единогласно. Следовательно, стоило одному члену этого органа проголосовать против, и решение не вступало в силу. В 1668 г. произошло отречение последнего короля из династии Вазов Яна II Казимира, после чего на троне оказались два представителя магнатских польских родов, но эта практика не закрепилась, и с 1697 г. к власти вновь пришли иноземцы – саксонская династия.

В ситуации, когда трон занимали государи-чужестранцы, польские государственные интересы нередко становились жертвой династических интриг. Соседи Польши стали претендовать на ее территории, страна была втянута в ряд кровопролитных войн. Ужасными оказались потери от шведского нашествия 1655–1660 гг., после которого Польша потеряла 30–40 % своего населения. В итоге ослабление страны не могло не сказаться на политике по отношению к Польше других держав, нашло свое отражение в дипломатической практике России. Снижение уровня русских великих посольств в Польшу и наместнических титулов послов при учете тех изменений, которые происходили в статусе Польши на международной арене, вполне объяснимо.

Статус и титул великого посла в Польшу в 80-е гг. XVII в. могли быть повышены только в случае, если миссия посольства распространялась и на другие страны, а Польша являлась лишь частью посольского маршрута. Известно, что великое посольство 7194 (1685/86) г. к римскому цесарю и польскому королю возглавлял боярин Б. П. Шереметев, носивший титул наместника Вятского (11-й), принадлежавший к «степенным»[114].

В тот период, когда русско-польские отношения были наиболее приоритетными для России, посольства, отправлявшиеся Россией в иные государства, были не столь представительны, как посольства в Литву и Польшу. Причины этому были различными. В ряде случаев страна, куда направлялось великое посольство, считалась Россией ниже по статусу, чем наше государство.

Другая причина крылась в длительном и трудном пути в ряд стран, что не позволяло направлять делегацию самого высокого уровня. При этом страна могла относиться к разряду государств, особо почитавшихся Россией. Доказательством тому может послужить сопоставление данных о представительности русских посольств и уровне приема, оказываемого в России официальным представителям этих государств. К наиболее почитаемым Россией государствам относилась Священная Римская империя. При приеме представителей этого государства при русском дворе им оказывался максимальный почет. Жалованье, которое они получали от русского царя, превосходило жалованье, дававшееся послам многих стран, и было сопоставимо только с жалованьем представителей Польши и Англии.

Между тем в середине и третьей четверти XVII в. в России не было принято посылать послов в Священную Римскую империю, туда отправляли только посланников[115]. Причина крылась в проблемах чисто практического характера: путь в это государство был столь далеким и трудным, что отправление посольства приводило к большим убыткам. В силу этого отправляли посланника из окольничих или дворян среднего по знатности дворянского рода, а с ним в товарищах дьяка.

Третья причина заключалась в том, что роль той или иной страны во внешней политике России определенного периода была незначительна. В правление Алексея Михайловича и Федора Алексеевича высоко почитаемая Россией Англия, несмотря на свой престиж и международный статус в целом, для самой России не являлась основным иностранным партнером, не могла сравниться в этом плане с такими государствами, как Польша. При приеме в России английским дипломатам воздавались максимальные почести, сумма, на которую закупали подарки при отправке русских представителей в Англию, равнялась польской (3 000 рублей) и превосходила стоимость подарков, традиционно отправляемых во все иные государства. Однако русское представительство, отправляемое в Англию, как правило, состояло из стольника первостепенных родов, дворянина «добрых» родов и дьяка[116].

Документы зафиксировали значительное количество случаев, при которых великое посольство как в местнический, так и послеместнический периоды возглавляли окольничие. Например, великое посольство 7161 (1652/53) г. к Кызылбашскому шаху возглавлял окольничий князь Иван Иванович Лобанов-Ростовский, великое посольство к персидскому шаху, отправленное в январе 7174 (1666) г. (по другим источникам – 7170 (1662) г.) – окольничий Федор Яковлевич Мстиславский, великое посольство в Швецию 7153 (1644/45) г. – окольничий Григорий Гаврилович Пушкин, великое посольство в Швецию 7191 (1682/83) г. – окольничий Иван Афанасьевич Прончищев[117].

Несмотря на то, что все перечисленные лица находились в окольническом чине, их наместнические титулы существенно разнились. Главы великих посольств к шахам персидскому и кызылбашскому имели боярский наместнический титул (наместника Рязанского, Новоторжского); в то же время окольничие, возглавлявшие посольства в Швецию, были в окольническом наместническом титуле[118]. Объяснение такому факту можно найти в том, что, во-первых, всем этим посольствам приходилось решать различные по значимости задачи, а, во вторых, местническое положение глав всех перечисленных посольств, несмотря на равенство их чина, было неодинаковым.

Всего по книгам наместнических титулов разных лет, начиная с 1580 по 1682 г., фиксация данных об отправлении посольств, наделенных статусом «великих», проходит по отношению к таким странам, как Литва, Польша, Швеция, Персия, Англия, Кызылбаши[119]. Наместнические книги с 1682 по 1706 г. зафиксировали факт отправления великих посольств в такие государства как Австрия, Курляндия, Англия, Голландия, Бранденбург, Турция, Польша, Швеция, что наглядно свидетельствует об изменении приоритетов в российской внешней политике этого периода, а также расширении международных связей России[120].

Наиболее примечательным среди всех великих посольств этого периода было посольство 1697–1698 гг. Интерес к нему, в первую очередь, привлекает участие в посольстве царя, фактического руководителя этой делегации, а также важность и широта миссии посольства, невиданное доселе количество стран, которые оно должно было посетить. Посольство побывало в Курляндии, Бранденбурге, Голландии, Англии, Австрии. Находясь в Вене, Великое посольство вело переговоры с венецианским послом. Перед отправкой посольства планировалась поездка в Венецию, но она была отменена в связи с известиями о стрелецком восстании.

Важность задач (укрепление и расширение русско-австро-венецианского союза против Османской империи), решавшихся посольством, предопределила его представительность и масштабность. Свита посольства состояла из 250 человек. Формальные главы Великого посольства генерал и адмирал Ф. Я. Лефорт и генерал и комиссар боярин Ф. А. Головин были наделены очень высокими наместническими титулами Новгородским и Сибирским[121]. Думный дьяк П. Возницын, проходивший по ряду документов как «думный советник», носил гораздо более скромный титул наместника Болховского (60-й)[122].

Самые представительные посольства из тех, что не носили статус великих, в период до 60–70-х гг. XVII в. отправлялись в Литву и Польшу.

В конце XVI – начале XVII столетия посольства в Литву и Польшу имели представительство, аналогичное посольству 7094 (1585/86) г. к королю Стефану Баторию. В него входили боярин князь Федор Михайлович Троекуров, наместник Коломенский (19-й); дворянин Федор Писемский, наместник Шацкий (22-й); дьяк Дружина Петелин, наместник Боровский (45-й)[123]. При царе Федоре Борисовиче в 7109 (1600/01) г. посольство в Литву состояло из боярина Михаила Глебовича Салтыкова, наместника Суздальского (14-го); дворянина Василия Плещеева, наместника Ряжского (30-го); дьяка Афанасия Васильева, написанного в документах думным дьяком, наместника Боровского (45-го)[124].

При царе Михаиле Федоровиче, когда с поляками в июне 1634 г. был в итоге Смоленской войны заключен Поляновский мирный договор, титулы глав русских посольств, отправляемых в Литву «на докончанье», продолжали присваиваться, исходя из прежних правил и традиций. Например, боярин князь Алексей Михайлович Львов носил титул наместника Суздальского (14-й)[125].

Если сравнить наместнические титулы послов и великих послов, отправлявшихся в одно и то же государство, то явно виден приоритет статуса великого посольства. В то время как в конце XVI – первой половине XVII в. главы великих посольств обладали титулами, входившими в первую десятку, то главы посольств, не считавшихся великими, наделялись наместническими титулами, входившими во вторую половину второго десятка. Их наместнический титул по своему достоинству соответствовал титулу второго великого посла.

Со времени второй половины царствования Алексея Михайловича, как и в случае с великими посольствами, статус наместнических титулов послов в Литву и Польшу несколько снизился.

В петровскую эпоху, когда документы все чаще стали фиксировать практику отправления чрезвычайных послов, встала проблема определения их наместнического титула. На примере отправления чрезвычайного посла к польскому королю и панам Рады в 1701 г. это хорошо видно. Указом от 2 ноября 1701 г. было принято решение о присвоении чрезвычайному послу стольнику князю Г. Ф. Долгорукому титула наместника Черниговского (14-го); 9 ноября 1701 г. было принято решение об изменении титула на наместника Рязанского (15-го); 15 ноября титул вновь был понижен на одну позицию, поскольку было велено титуловать Долгорукого наместником Ростовским (16-м)[126]. В целом, титул оставался в рамках середины второго десятка.

Между тем, если сравнить колебания наместнических титулов послов и великих послов в Польшу на протяжении XVII – начала XVIII в., то вряд ли можно делать вывод о том, что в отличие от великого посольства, статус обычных послов и их наместнические титулы не были снижены. Ранг чрезвычайного посла наделял его дополнительными полномочиями, а важность его миссии способствовала единовременному повышению постепенно снижавшихся посольских титулов дипломатов, направлявшихся в эту страну.

В целом наши посольства в Польшу последней трети XVII – начала XVIII в. также, как и великие посольства, постепенно переставали считаться самыми представительными. Россия в это время направляла посольства, возглавлявшиеся лицами, состоящими в гораздо более высоких чинах и наместнических титулах, нежели те, кто был послом в Польшу. Книги наместнических титулов содержат указания на то, что наше «немецкое» посольство возглавлял боярин Ф. А. Головин, являвшийся наместником Сибирским (5-м)[127]. Наше посольство в Голландию 1699 г. по представительности примерно совпадало с посольством в Польшу. Послом в Голландские штаты был назначен окольничий А. А. Матвеев, наместник Ярославский (17-й)[128]. Как видно из сопоставления наместнических титулов, титул обычного посла в Голландию был примерно равен титулу чрезвычайного посла в Польшу.

Книги наместнических титулов дают и некоторую информацию о представительности и составе российских посольств, отправлявшихся в Швецию. Между тем информация по периоду последней четверти XVII – начала XVIII в. очень бедна. Эти документы отметили лишь один факт присвоения наместнических титулов в связи с отправления великого посольства и ни одного факта наделения наместническими титулами в связи с отправлением обычного посольства. Посольства в Швецию в период до последней трети XVII в. по статусу наместнических титулов и чинов, назначавшихся в них лиц, уступали (так же как и великие посольства) посольствам в Польшу и Литву.

Комбинация лиц в них была следующей. При царе Борисе Федоровиче в 7109 (1600/01) г. посольство возглавлял думный дворянин Василий Борисович Сукин, наместник Елатомский (33-й); с ним был послан дьяк Постник Дмитриев, наместник Боровский (45-й)[129]. В другое время вместе с Борисом Ивановичем Пушкиным, «посланным из дворян» и получившим позднее титул окольничего, в посольство входил Григорий Горихвостов. При этом Пушкин носил титул наместника Ряжского (30-й), а Горихвостов наместника Елатомского (33-й)[130].

Из книг наместнических титулов следует, что посольство в Швецию, не наделенное статусом великого посольства, составляли лица, чей наместнический титул входил в 4-й и 5-й десяток. Это были титулы, традиционно присваивавшиеся дворянам, которые и составляли главные силы делегации подобного уровня. Статус посольства несколько повышался при усложнении задачи, решаемой посольством и ее важности. Известно, что в 7167 (1658/59) г., когда Россия отправила посольство в Швецию с целью подтверждения перемирия, в которое вошли Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин и Богдан Иванович Нащокин, первый из них носил титул наместника Шацкого (22-й), второй – Кадомского (34-й)[131].

В конце XVI – начале XVIII в. постоянными были обмены посольствами между Россией и Данией. В местнический период при отправлении посольств в эту страну, так же, как и в Швецию, во главе, как правило, ставили дворянина или думного дворянина, но наместнические титулы этих лиц были существенно выше, нежели тех, кто посылался в Швецию. Посольства России в Данию хотя и возглавляли лица, находившиеся в чинах не выше думного дворянства, но их титулы относились к высшим окольническим, а иногда и к боярским. По книгам титулов в связи с этим государством проходят титулы наместников Брянского (20-й, относящийся к боярским), Муромского (23-й, 2-й из окольнических), Калужского (25-й, 4-й из окольнических)[132]. Второй посол носил титул из середины 4-го десятка, часто – наместника Елатомского (33-й)[133].

Такое соотношение наместнических титулов между посольствами в Швецию и Данию вполне возможно объяснить закономерностью, прослеживающейся по книгам наместнических титулов. Книги местнического периода зафиксировали отправление в Швецию посольств, считавшихся «великими», и посольств, не наделенных подобным статусом. Что же касается Дании, то книги титулов ни разу не отмечают факта отправления в это государство великого посольства. Следовательно, существо и уровень задач, которые приходилось решать «обычным» посольствам, отражал всю палитру отношений между двумя государствами. Их значимость и предопределяла факт наделения послов, отправляемых в Данию, более высокими наместническими титулами.

В петровскую эпоху Россия сохранила практику отправления в Данию обычных посольств, не наделенных статусом «великого». Чины послов в Данию по-прежнему не были высокими. Например, послом к датскому королю в 1700 г. был назначен стольник А. П. Измайлов. Его наместнический титул был достаточно высоким. Измайлов являлся наместником Суздальским, занимавшим 22-ю строчку в наместнической иерархии и считавшимся первым титулом среди тех, которые не относились к степенным[134].

Отправление посольств в Англию или Кызылбаши в конце XVI – начале XVIII в. было гораздо более редким явлением, нежели отправление посольств в Польшу, Литву, Швецию или Данию. В силу этого можно отметить некоторые закономерности распределения наместнических титулов послов различного уровня, направляемых в эти страны. В допетровский период наши посольства в Англию, включая те, что носили статус «великих», возглавляло лицо в чине не выше окольничего. Во главе такой делегации мог стоять и стольник[135]. Самый высокий из наместнических титулов, указанный в книгах титулов этого периода – наместника Шацкого[136]. Титулы глав таких посольств относились к началу третьего десятка, были одними из высших окольнических титулов (Шацкий, Тульский и пр.).

При Петре I, как было отмечено ранее, Англию посетил сам царь вместе с Великим посольством 1697–1698 гг. Петр встречался с английским королем Вильгельмом III Оранским (сначала в Утрехте, затем вторично – в Англии), пробыл в этой стране около трех месяцев, знакомился с кораблестроением, посещал верфи, артиллерийские заводы. Отношение России и Англии в конце XVII в. приобретали большую значимость в связи с активизацией внешней политики России. Как известно, эту страну в России особо почитали и ранее, устраивая ее представителям при Московском дворе один из самых пышных и торжественных приемов, но серьезной ставки на поддержку Англии в международной политике России не делала. В 1697–1698 гг. перед Петром стояла совершенно иная задача: вовлечь в антитурецкий союз морские державы, помощь которых для России, тогда не имевшей мощного флота, была крайне необходима. Реализация этой задачи и предопределила тот факт, что статус и наместнические титулы русских дипломатов, посетивших Англию в конце XVII в., значительно превышали все ранее существовавшие показатели.

Посольства к Кызылбашскому шаху в зависимости от получения или неполучения статуса «великих», различались существенно. Если посольство такой статус имело, то его мог возглавлять окольничий с боярским наместническим титулом, например, наместника Рязанского[137]. Если же посольство не наделялось статусом «великого», то наместнический титул первого посла относился лишь к 4-му десятку[138].

В допетровскую эпоху отправление посольства в такие государства, как Голландия, Персия, Турция было единичным явлением. При этом послы чаще всего находились в чине стольника, что предопределяло и их невысокий наместнический титул: наместника Медынского, Юрьева Польского, Переславля Залесского[139]. При Петре роль Голландии и Турции для России изменилась. Ранее было отмечено, что в 1699 г. в Голландию царь отправил одно из самых представительных посольств, помимо того, что переговоры с этой страной являлись одной из важнейших задач Великого посольства 1697–1698 гг. Возрастание роли Голландских штатов во внешней политики России, также как и изменение роли Англии, предопределял факт господства этих стран на море.

Отношения с Турцией в конце XVII в. оставались крайне напряженными. Порта не могла смириться с потерей Азова, которым теперь управляли русские воеводы, наделенные наместническими титулами для ведения дипломатических переговоров. Турция оттягивала подписание мирного договора с Россией до 1699 г. Только после того, как русский чрезвычайный посланник (по некоторым документам – посол) Е. И. Украинцев прибыл в Константинополь на военном корабле «Крепость», продемонстрировав военно-морскую мощь России, Османская империя согласилась на заключение 30-летнего перемирия. Чины и титулы русских послов в Турцию как до Петра, так и при Петре оставались невысокими. Е. И. Украинцев, будучи думным дьяком, носил титул наместника Каргопольского (62-й), а русский посол, направленный в Турцию в 1702 г., Петр Толстой – наместника Алаторского (50-й)[140].

В целом книги наместнических титулов до 1682 г. фиксируют, что Россия отправляла послов, не носивших статус великих, в Польшу, Литву, Швецию, Данию, Англию, Голландию, Кызылбаши, Персию, Турцию. Книги наместнических титулов с 1682 по 1706 г. отмечают факт отправления посольств, не являвшихся великими, помимо перечисленных стран еще во Францию, Испанию, немецкие государства.

Характеризуя практику назначения посольств, можно отметить следующие особенности. Наместнические титулы всех послов находились в строгом соответствии с уровнем посольства: «великое, отправляемое на съезд»; «великое»; не носящее статус «великого». От статуса посольства зависели и чины лиц, входящих в русскую делегацию. В период господства местничества они согласовались с местническим положением их носителя. В случае отсутствия дипломатической практики обмена между Россией и иным государством «великими» посольствами повышался уровень задач обычных посольств, что влекло за собой повышение наместнических титулов лиц, возглавлявших такие посольства.

В дипломатической практике обмена представительствами между государствами за послами по статусу и важности выполняемой миссии шли посланники. Посланникам, так же как и послам, присваивался наместнический титул, но очень невысокий, не выше Елатомского, шедшего в наместнических книгах до 1682 г. на 33-й позиции, а в книгах до 1706 г. – на 59-й. Посланников Россия отправляла либо в такие государства, как Литва или Польша, обмен с представителями которых был постоянным и в силу решавшихся задач требовались представительства разного уровня; либо же в такие государства, которые не играли во внешней политике России на данный момент существенной роли. Цель посланников в последнем случае больше носила ознакомительный характер.

Так, в 7164 (1655/56) г. в Венецию был отправлен стольник Иван Иванович Чемоданов, носивший титул наместника Переславля-Залесского (43-й); в 7167 (1658/59) г. во Флоренцию в ранге посланника ездил дворянин Василий Богданович Лихачев – наместник Боровский[141] (Боровское наместничество при Алексее Михайловиче стояло последним в книгах титулов). В 7175 (1666/67) г., 7187 (1678/79) г. и 7193 (1684/85) г. Россия направила посланника во Францию. Первые два раза им был стольник Петр Иванович Потемкин, сначала носивший титул наместника Боровского, затем – Углечского[142]. В царствование Ивана и Петра Алексеевичей в титуле наместника Елатомского во Францию посланником был отправлен стольник С. Алмазов[143]. Миссия российского дипломата, отправленного во Францию, могла распространяться и на иное государство, например, Испанию, Англию. Так П. Потемкин в 7175 (1666/67) г. являлся посланником к французскому и испанскому королям, а в 7187 (1678/79) г. – посланником во Францию, Англию и Испанию.

Нередко перед русскими делегациями, официально находившимися в ранге посольств, ставилась задача определения русской границы (размежевания) и обмена пленными (полоняничной размены) с представителями того или иного государства-соседа России. В документах конца XVI – начала XVIII столетия посылка на размежевание порой расценивалась как особый род службы. Размежевание и обмен пленными, в первую очередь, сопровождали заключение Россией перемирия или мирного договора с тем или иным государством в послевоенный период. В тех случаях, когда размежеванию предшествовал крупный международный конфликт, значимость службы в межевщиках значительно возрастала. Одновременно с этим повышался и статус лиц, выполнявших подобное поручение. Эта задача в ряде случаев могла быть возложена на великих послов. После того, как по итогам Ливонской войны с Речью Посполитой в 1582 г. в Яме-Запольском было заключено перемирие, оно сопровождалось отправлением на литовский рубеж для «полоняничной размены» великих послов боярина Ивана Васильевича Годунова и думного дворянина Андрея Федоровича Нагово[144]. Задачи размежевания границы могли возлагаться не только на послов, но и на воевод пограничных территорий.

Лица, отправлявшиеся на размежевания, независимо от их дипломатического статуса непременно наделялись наместническими титулами, и пока существовало местничество, назначались на эту службу в соответствии с их местническим положением. Высокий статус русских представителей, нахождение их в ранге великих послов предопределили и высокие наместнические титулы этих лиц. В ранее приведенном случае 1582 г. Годунов был наместником Рязанским, а Нагово – Костромским. Оба наместничества относились к разряду боярских и входили во вторую десятку[145].

Большинство лиц, отправленных для размежевания, не обладали столь высокими полномочиями и в ранге великих послов не находились. Поскольку их задачи требовали кропотливой работы, на «размежевание» чаще всего направлялась не одна делегация (полномочная группа), а сразу несколько, каждая на свой участок границы.

Книги наместнических титулов зафиксировали ситуацию подобного рода. Она относилась к 7103 (1594/95) г. Тогда для размежевания со шведской землею было послано сразу три пары. Документ отмечает, что «в 1-е место меж Корельского и Выборского уезду посылан был воевода и князь Василей Ондреевич Звенигородцкой да дьяк Игнатей Софонов < > писан князь Василей наместником Стародубским. Во 2-е место меж Корельского уезду с выборскою и с финскою землею посылан воевода Василей Плещеев да дьяк Василей Глебов. А писан Василей Плещеев наместником Козельским. В 3-е место меж Корельского уезда с выборскою и с финскою землею < > посылан Ермолай Коробов да дьяк Офонасий Малыгин, а писан Ермола(й) воеводою и наместником Шацким»[146]. Дьякам, которые посылались с воеводами на межевание, как правило, наместнического титула не присваивали. В книгах наместнических титулов неоднократно встречаются записи по данному поводу, аналогичные следующим: «Да по посольскому ж договору и вечному докончанию были на межеванье князь Микита Мезецкой был в Вязьме, писан наместником Козельским, а с ним был Осип Хлопов без наместничества»; «Князь Петр Волконский был в Торопце, писан наместником Резанским, а с ним был Офонасей Желябовской без наместничества»[147].

По книгам наместнических титулов местнического периода можно отметить, что задачи определения границы постоянно возникали между Россией, Литвой и Швецией. Лица, принимавшие участие в данной процедуре с обеих сторон, также назывались судьями. Судьи, как правило, были дворянами, иногда находившимися в чине думного дворянина. Редко среди судей встречались стольники. Наместнические титулы судей относились к третьему, четвертому, или даже пятому десятку: наместники Брянские, Шацкие, Кашинские, Каширские, Елатомские, Углечские, Романовские и пр.[148]

Невысокие наместнические титулы межевщиков, а также их дворянское происхождение показывают, что сама рассматриваемая служба (за редким исключением) в местнический период не относилась к числу особо почетных. При выполнении этих обязанностей дворяне-наместники вступали в тесное сотрудничество с дьяками, занимавшими еще более низкую социально-служебную ступеньку. При этом выполнение обязанностей одного рода сближало первых и вторых, но окончательного смешения не происходило и произойти не могло, поскольку, во-первых, назначение лиц дворянского звания происходило с учетом их местнического положения, а большинство дьяков к местничавшей группировке не относились, во-вторых, все дворяне-межевщики непременно наделялись наместническими титулами, что было нехарактерно в отношении дьяков.

Практика назначения специальных должностных лиц для размежевания и размены сохранялась и в послеместнический период. Однако престиж этой службы в целом несколько возрос. Определение границы теперь происходило на межевых съездах, а лицо, отправленное русским государством на такой съезд, называли либо «межевым судьей и комиссаром», либо «полномочным комиссаром на межевом съезде». Значительное число межевых судей и комиссаров находились в чине стольника, но их наместнические титулы разнились. Между тем встречались случаи, когда межевщик находился в титуле наместника Коломенского, считавшегося третьим в ряду всех, не относившихся к степенным. В целом межевые судьи и комиссары в 80-е гг. XVII – начала XVIII в. носили такие титулы, как наместник Коломенский, Углечский, Елатомский, Боровский[149].

Самой значительной службой, связанной с приемом иностранных посольств в России, была службы в Ответной палате. Как известно, Ответной палатой называлось как помещение, в котором происходили переговоры, так и сам орган, ведущий переговоры с русской стороны. Ответная палата – государственный орган временного характера, комплектующийся на основании царских указов. От искусства дипломатов и знания ими проблемы во многом зависело окончательное решение важнейших внешнеполитических вопросов, с которыми сталкивалась Россия. Все это повышало престиж и значимость службы в Ответе.

Место и время работы Ответной палаты нашли четкое отражение во всем церемониале, связанном с принятием иностранных представителей. На втором из трех приемов, устраиваемых царем иностранным дипломатам, думный дьяк сообщал им имена лиц, назначенных в Ответ. До этого состав Палаты закреплялся соответствующим царским указом. Работала Ответная палата всегда в ином помещении, нежели проводились приемы, в котором все было подготовлено и предусмотрено для ведения длительных переговоров. Если в палате для царского приемы (Грановитой или Золотой) послам приходилось стоять, центр палаты был свободен для совершения самого действа приема, то посредине Ответной палаты помещался стол. По длинной стороне стола рассаживались русские представители (в документах того времени это называлось «сидеть вдоль стола»), а по короткой стороне – иностранные послы (сидевшие «поперек» стола). Круг лиц, имевших доступ в Ответную палату, был крайне ограниченным, даже дворяне посольской свиты не могли попасть сюда. Помимо дипломатов, как с той, так и с другой стороны в Ответе присутствовали только толмачи, секретари и подьячие, записывающие речи обеих сторон.

После завершения переговоров русские дипломаты направлялись с докладом к царю. Принятие окончательного решения по внешнеполитическим вопросам являлось прерогативой монарха. Если проблема, обсуждавшаяся в Ответе, была спорной или договоренности, достигнутые при переговорах, не устраивали российскую сторону, мог быть назначен дополнительный день для обсуждения вопросов. Если русскому правительству требовалось дополнительное время для обдумывания предложений, сделанных послами, то от царя к ним направлялся думный дьяк с сообщением, что ответ будет дан позднее. Ответ на следующий день или через несколько дней присылался к послам в письменном виде.

Источники дают сведения о том, что «Ответом» называлась и работа, связанная с переговорами вне Москвы. Например, 3 сентября 7165 (1656) г. боярин и наместник Нижегородский Семен Лукьянович Стрешнев «был в ответе под Ригою в государевом обозе Бранденбургского курфюрста с послом Яносом Казимиром»[150]. Однако же подобная ситуация являлась не правилом, а исключением.

При работе «Ответа» вне столицы функции главы Ответной палаты могли возлагаться на должностных лиц, имевших на тот момент иное по характеру поручение. Так, записи в книге наместнических титулов, доведенной до 1701 г., свидетельствуют о том, что 29 июля 1699 г. титул наместника Новгородского был присвоен боярину А. С. Шеину, назначенному воеводой Большого полка. При этом Шеину предписывалось титуловаться наместником «будучи с послами в ответах, и к гетману Ивану Степановичу Мазепе, за польский и шведский рубежи, и к гетманам, воеводам, генералам, губернаторам, комендантам, урядникам в пересыльных листах»[151]. 13 августа 1699 г. наместником Псковским было указано титуловаться боярину Т. Н. Стрешневу «с послами в Ответах, к гетману Ивану Степановичу Мазепе, за шведский и польский рубежи к генералам, гетманам, воеводам, губернаторам, комендантам и иным урядникам в пересыльных листах»[152]. Эта запись по всем показателям схожа с теми, что характеризовали должностные поручения воевод, и видимо была сделана в связи с назначением Стрешнева на воеводство.

В 1696 г., назначая Ф. Я. Лефорта главой Великого посольства, Петр указал титуловаться ему наместником Новгородским, «будучи на своей великого государя службе во окрестных государствах у цесаря римского, у аглинского и дацкого королей, у папы римского же, у галанских стат и у курфистра Брандебергского, и в Венецыи в своих великого государя государственных посольских делех, в ответех и во всяких пересылных писмах, в великих и полномочных послех»[153]. Аналогичная последней запись была сделана и в связи с присвоением титула наместника Сибирского второму великому послу в посольстве 1697-98 г. боярину Ф.А. Головину[154]. Перенесение Ответа из столицы в тот период, который характеризуют два последних случая, было не случайным, если учесть, что сам Петр входил в это великое посольство.

По данным книг наместнических титулов до 1682 г. (с учетом назначений, производимых за период правления от царя Ивана Васильевича до царя Федора Алексеевича) Ответная палата вела переговоры с английскими, литовскими, польскими, шведскими, датскими послами и посланниками, с цесарскими, кызылбашскими, голландскими послами, а так же послами Бранденбургского курфюрста и гетманом войска Запорожского.

Книги наместнических титулов с 1682 по 1706 г. к вышеприведенному перечню добавляют сведения о том, что Ответная палата вела переговоры с персидским послом.

В Ответную палату традиционно входили двое бояр, окольничий (или двое окольничих) и думный посольский дьяк. В тех случаях, когда Посольский приказ возглавлялся лицом более высокого чина, дьяк не присутствовал; при комплектовании Ответной палаты первым образом учитывался факт непременного наличия именно руководителя данного ведомства. При функционировании местничества служба в Ответе считалась службой с местами, а бояре, входившие в Ответ, по традиции относились к родам «первой статьи».

Каждому из представителей Ответной палаты присваивался наместнический титул. Поскольку в Ответную палату входили несколько человек разного чина, то степень наместнического титула каждого из них была различной. В эпоху господства местнических правил титул членов Ответной палаты был непосредственно связан с местническим статусом лица. Кроме того, сам статус государства, представители которого вели переговоры с русской Ответной палатой, также влиял на статус наместнических титулов русских дипломатов. Рассмотрим данные закономерности подробнее.

Состав Ответной палаты во многом зависел от того, с дипломатами какого уровня и статуса проводились переговоры. Если прибывало посольство, то местническое положение и степень наместнических титулов была гораздо выше, нежели при комплектовании Ответной палаты, ведущей переговоры с посланниками. При переговорах с послами Ответную палату, как правило, возглавлял боярин, имевший наместничество от 3-го (Казанского) до 7-го (Тверского). Второй человек в Ответе мог быть боярином или окольничим, но его наместнический титул соответствовал концу первого десятка, а чаще – второму десятку в росписи. Третьим мог быть окольничий или думный дворянин, чей наместнический титул был значительно ниже титула второго представителя в Ответе, его наместничество – из третьего десятка. Так, в Ответ к английским послам в 7113 (1604/05) г. первым был назначен боярин Степан Васильевич Годунов, наместник Псковский (5-й). Вместе с ним в Ответе был боярин Петр Федорович Басманов, наместник Белоозерский (17-й)[155].

В 7153 (1644/45) г. Ответную палату, ведущую переговоры с литовскими послами и посланниками, возглавлял Н. И. Одоевский (наместник Астраханский – 4-й); с ним вторым лицом был наместник Ростовский (12-й) боярин Иван Петрович Шереметев[156].

В ноябре 7166 (1657) г. при переговорах с послами Кызылбашского шаха Ответ возглавлял боярин князь Алексей Никитич Трубецкой, наместник Казанский (3-й). Вторым в Ответе был боярин князь Борис Александрович Репнин, наместник Великопермский (8-й), третьим – окольничий Василий Семенович Волынский, наместник Чебоксарский (27-й)[157].

Ответную палату при переговорах с польскими великими и полномочными послами во главе с Яном Гнинским в 7180 (1671/72) г. с русской стороны возглавлял ближний боярин Юрий Алексеевич Долгорукий, наместник Тверской (7-й). Вместе с ним в Ответ был назначен боярин князь Дмитрий Алексеевич Долгорукий, наместник Суздальский (15-й)[158].

В местнический период при комплектовании Ответной палаты для переговоров с посланниками во главу этого органа ставили человека, чей наместнический титул соответствовал второму десятку в росписи титулов. Соответственно понижался и наместнический статус всех остальных членов Ответной палаты. В 7116 (1607/08) г. в Ответ к литовским посланникам были назначены боярин князь Иван Михайлович Воротынский, наместник Вологодский (15-й). Вторым в Ответе был окольничий Иван Федорович Колычев, наместник Галичский (26-й). Третьим в Ответе был думный дворянин Василий Борисович Сукин, наместник Елатомский (33-й)[159]. В 7166 (1657/58) г. и 7167 (1658/59) г. в Ответах с датскими посланниками во главе Ответной палаты стоял боярин князь Федор Федорович Волконский, наместник Муромский (23/24-й), а вместе с ним в Ответ был назначен окольничий Иван Афанасьевич Гавренев наместник Кашинский (37/38-й)[160].

После отмены в России местничества правила комплектования Ответной палаты, ведущей переговоры с послами, в целом сохранялись. Глава Ответа, как и ранее, носил один из самых высоких наместнических титулов. В период с 1682 по 1689 г. среди титулов этих должностных лиц появился «наместник Новгородский», чего ранее не наблюдалось. Причина этого заключалась не столько в общей тенденции повышения наместнических титулов глав Ответной палаты, сколько в том, что большинство переговоров проходили при личном участии и руководстве В. В. Голицына, возглавлявшего наряду с другими и Посольский приказ. Фаворит Софьи Алексеевны получил в период правления царевны огромное количество различных почетных титулов и высоких должностей, хотя, справедливости ради, заметим, что возвышение Голицына началось в правление Федора Алексеевича, а занимаемые им должности во многом соответствовали его способностям. В 1683 г. Голицын был пожалован титулом «Царственные большие печати и государственных великих посольских дел оберегателя». Наместником Новгородским он стал ранее, в 1682 г. Книги наместнических титулов свидетельствуют о том, что В. В. Голицын руководил Ответной палатой в 7192 (1683/84) г. при переговорах с польскими послами, в 7192 (1683/84) г. при переговорах со шведским послом, в феврале 1686 г. при переговорах с польскими великими и полномочными послами во главе с Криштофом Гримальтовским, воеводой Познаньским и в ряде других случаев[161].

Интересен тот факт, что практически сразу после отмены местничества, когда местнические предрассудки были еще живы среди русского высшего общества, а согласно им высокородному боярину и наместнику, обладавшему очень высоким наместническим титулом, было зазорно принимать должность главы Ответа на переговорах с посланниками, Голицын в 7191 (1682/83) г. возглавил Ответную палату, ведущую переговоры с польским посланником. Товарищем Голицына и вторым членом Ответа в этом случае стал наместник Черниговский боярин князь Владимир Дмитриевич Долгорукий[162]. Третьим членом этого Ответа был окольничий С. Ф. Толочанов, наместник Можайский[163]. Можно предположить, что отмена местничества сказалась на комплектовании Ответной палаты, определении статуса и положения лиц, в нее назначавшихся. Ранее четко существовавшая связь между статусом делегации, положением страны и статусом лиц, ведущих переговоры, их местническим положением и наместническими титулами теперь не соблюдалась, Палата, по статусу своих членов соответствующая переговорам с послами, назначалась для ведения переговоров с посланниками.

При отмене местничества перестала существовать и ранее не очень четко соблюдавшаяся практика, согласно которой все документы строго фиксировали положение первого, второго, третьего, четвертого членов Ответа. Ранее при записях о присвоении титула третьему или четвертому членам Палаты, как правило, указывалось, что он выступает товарищем первого и второго членов Ответа, перечислялись их фамилии, чины и титулы. Например, в 1657 г. при присвоении титула наместника Чебоксарского В. С. Волынскому книги наместнических титулов содержали запись о том, что он назначен в Ответ к кизылбашским послам вместе с боярами А. Н. Трубецким и Б. А. Репниным[164].

В послеместнический период каждый член Ответной палаты, не являвшийся ее главой, считался товарищем первого в Ответе. В силу этого трудно установить порядковый номер и положение среди членов Ответной палаты, ведшей в 7192 (1683/84) г. переговоры со шведским послом, наместника Можайского окольничего С. Ф. Толочанова, который считался товарищем боярина князя В. В. Голицына, но, будучи окольничим, вряд ли мог претендовать на должность второго в Ответе[165]. Аналогичная ситуация возникает при определении роли в Ответе с польскими великими и полномочными послами 1686 г. окольничего и наместника Шацкого П. Д. Скуратова, товарища главы Палаты В. В. Голицына[166].

В целом система наместнических титулов в конце XVI – начале XVIII в. находилась в тесном взаимодействии и взаимовлиянии с должностной системой русского государства. Как той, так и другой системам были присущи четкая иерархия, усиливающаяся по мере развития российского государства. Система должностей носила более разветвленный, масштабный и сложный характер. Определить значимость и соотношение различных должностных поручений, существовавших в это время межу собой, судить о почетности одной должности по сравнению с другой достаточно сложно. Традиционно эта задача решалась посредством сопоставления чинов лиц, занимавших те или иные должности. Дополнительным существенным фактором определения должностной градации может послужить сопоставление соответствия должностной и наместнической иерархии. Важность данных, получаемых в результате анализа системы наместнических титулов, в этой связи повышается в силу того, что с присвоением наместничества были связаны одни из важнейших должностных поручений: военное и гражданское воеводство, служба в послах, в Ответной палате.

При этом необходимо учитывать в качестве важнейшего условия присвоения наместнического титула факт непременной связи должностного поручения с взаимодействием исполняющего его лица с представителями иностранных государств. Если службы в послах, посланниках, Ответах, межевщиках по своей сути подразумевали непосредственный контакт с иностранными должностными лицами различного статуса и уровня, то воеводство далеко не всегда предполагало наличие такой возможности. В силу этого далеко не все воеводы являлись одновременно и наместниками. В большей мере наместничество было присуще гражданским воеводам пограничных территорий России.

В период существования местнической системы закономерности связи между должностью и наместничеством прослеживаются в большей мере, нежели в послеместнический период. Сопоставление уровня наместнических титулов различных должностных категорий этого времени позволяет сделать следующие замечания.

Среди всех служб, отмеченных присвоением наместничества, самыми значительными и почетными являлись назначения главой Ответной палаты, ведущей переговоры с представителями иностранных держав, находившихся в ранге послов; назначение главным воеводой военного разряда (особенно руководящим военными формированиями на польско-литовском направлении); назначение гражданским первым воеводой в Новгород и Киев; назначение великим послом на польский или литовский съезды. Наместнические титулы этих должностных лиц относились, как правило, к первому десятку всех титулов, хотя и не поднимались выше наместника

Казанского (3-го). Даже в рамках перечисленных должностей не было абсолютного единства статусов. Так, первые гражданские воеводы Новгорода и Киева не носили наместнических титулов выше Псковского (5-го), вполне могли быть наместниками, чей статус по наместническим росписям относился ко второму десятку (наместники Рязанские (14-е), Костромские (19-е) и пр.). В то же время главы Ответных палат, ведущих переговоры с дипломатами в ранге не ниже послов, а также главы русских великих посольств, отправленных на посольские съезды, часто носили титул наместника Казанского (3-го) и практически никогда не спускались по титульным показателям ниже наместника Тверского (7-го).

Следующую с точки зрения уровня и почетности категорию служб местнического периода (согласно анализу наместнических титулов) составляли лица, занимавшие такие должности, как первый гражданский воевода в Пскове; второй великий посол на съезде с польскими или литовскими послами; первый великий посол на съезде со шведскими послами; глава великого посольства в Польшу или Литву, не участвующий в посольском съезде; второй член Ответной палаты, ведущий переговоры с дипломатами не ниже послов. Наместнические титулы, соответствующие перечисленным должностям, начинались с конца первого десятка по наместническим росписям и доходили до середины (в крайнем случае – конца) второго десятка. Тесно примыкали ко второй категории почетности служб, но занимали положение немногим ниже такие должности, как служба в качестве главы Ответной палаты, ведущей переговоры с дипломатами, не выше посланников; служба второго члена великого посольства в Польшу или Литву; служба главы посольства в Польшу или Литву, не носящего статус «великого». Наместнические титулы, соответствующие этим должностям, как правило, входили во второй десяток. При этом не отмечалось случаев их повышения до уровня титулов первого десятка.

Третью категорию почетности служб, связанных с присвоением наместничества, составляли служба третьего члена Ответной палаты, ведущей переговоры с послами; служба второго члена Ответной палаты, ведущей переговоры с посланниками; служба третьего посла, отправленного на посольский съезд с представителями Польши или Литвы; служба второго посла, отправленного на съезд с представителями Швеции; служба второго члена посольства в Литву или Польшу, не носящего статус великого; служба первого посла в Данию или Англию, не имевшего статуса великого. Наместнические титулы перечисленных лиц, как правило, относились к третьему десятку.

Более низкое положение в градации всех служб, исполнители которых являлись наместниками, занимали поручения и должности, соотносимые с наместническими титулами, относящимися к концу третьего, четвертому и пятому десяткам в наместнических росписях. К ним относились служба в товарищах гражданских воевод; служба сходных военных воевод; служба третьим членом посольства, отправленного на шведский съезд; служба второго, третьего (редко – первого) посла, не имевшего статус великого, отправленного в такие страны, как Швеция, Дания; служба посланником; служба третьего члена Ответной палаты, ведущего переговоры с посланниками; служба лица, отправленного на межевание границы (кроме редких исключений) и многие другие.

В период после отмены местничества соответствие между должностью и наместническим титулом хотя и сохранялось, но все же не носило столь выраженной зависимости, как в предшествующее время. В правление Ивана и Петра, а также при Петре мы наблюдаем случаи назначения главой Ответа, ведущего переговоры с посланниками, высокородного боярина и обладателя одного из самых высоких наместнических титулов наместника Новгородского (2-го в наместнической иерархии), в то время как при господстве местничества этой должности соответствовал наместнический титул, входивший только во вторую десятку, носителем которого не мог быть человек, относящийся к первостепенной аристократии. В то время, как до отмены местничества наместнический титул Псковского воеводы не поднимался в наместнических росписях выше конца первого десятка, но мог опускаться до середины второго десятка, после 1681–1682 гг. на эту должность мог быть назначен обладатель самого высокого наместнического титула – наместник Владимирский, бывший при этом не боярином, как было принято ранее для псковского воеводы, а кравчим.

Таким образом, практика присвоения наместнических титулов значительно зависела от факта господства или отсутствия местнических правил и традиций. Эта закономерность носила столь существенный характер, что нуждается в дальнейшем более конкретном и подробном рассмотрении.

Глава IV

Закономерности функционирования, правила и новшества титульно-наместнической системы

Наместнические титулы, используясь в дипломатической практике со второй половины XVI до начала XVIII в., постепенно сложились в четко выстроенную систему, которой были присущи свои правила и закономерности. Ряд из них функционировал исключительно в рамках наместнической системы, другие же, напротив, формировались в результате взаимодействия этой системы с системами должностей, чинов и пр. Наместнические титулы, так же, как и чины, должности выступали регуляторами социальных и служебных отношений представителей высшего российского общества. Сама же служба, правила назначения на нее в рассматриваемый нами период базировались изначально на традициях местничества, постепенно сменявшихся правилами абсолютизма, начавшего свое развитие в России со второй половины XVII в. В итоге перехода от местничества, не совместимого по своей сути с абсолютизмом, к реалиям новой государственной системы, наместнические титулы, как и другие регуляторы служебного положения, подвергались серьезной перестройке. Правила присвоения наместничеств, существовавшие до 80-х гг. XVII в. отчасти разрушались, отчасти модифицировались. Местничество было отменено в 1681–1682 гг., но влияние принципов этого института сохранялось еще некоторое время. В итоге весь период 50–80-х гг. XVII столетия стал для наместнической системы временем постепенной смены влияния законов местничества законами абсолютизма.

В силу изложенного выше, перед исследователем системы наместнических титулов конца XVI – начала XVIII в. стоит задача определить правила и закономерности, присущие самой наместнической системе, выявить принципы влияния местничества на нее, установить особенности трансформации системы наместнических титулов под влиянием абсолютизма.

Среди всех наместнических титулов, когда-либо вводившихся в наместнические росписи, далеко не все использовались в равной мере. Чем выше был ранг титула, тем меньшее количество людей могло на него претендовать. Между тем, подавляющее большинство титулов все же находило своих владельцев. Единственным исключением из этого правила, пожалуй, стала судьба титулов наместника Московского и Киевского. Как известно, попытка ввести их в перечень наместничеств была предпринята в царствование Федора Алексеевича. Однако же в последующей практике эти титулы не использовались. Наместник Владимирский по-прежнему оставался высшим рангом реально функционировавшей наместнической системы. Немногим уступал ему по уровню титул наместника Новгородского. Оба титула употреблялись сравнительно редко. Рассмотрим правила присвоения этих наместничеств.

В период функционирования местничества и сохранения его влияния на порядок росписей и книг наместнических титулов наместниками Владимирскими и Новгородскими являлся очень небольшой круг лиц. Наместниками Владимирскими в допетровскую эпоху были боярин князь Федор Иванович Мстиславский; небезызвестный «дядька» царя Алексея Михайловича и глава правительства в первый период правления этого царя – боярин Борис Иванович Морозов; при Федоре Алексеевиче – боярин князь Никита Иванович Одоевский.

Морозов проходит в росписях как Владимирский наместник в марте 7162 (1654) г. Остро стоявший в данный период Малороссийский вопрос, отношения России с Польшей требовали от него вести переписку с гетманом Богданом Хмельницким, в связи с чем он и стал проходить в документах с указанием наместничества. До этого Морозов не участвовал в дипломатической деятельности, в силу чего документы начала царствования Алексея Михайловича отмечали, что до 1646 г. «Борис Иванович Морозов наместничеством не писыван, потому что в Ответе с послы не бывал»[167].

15 августа 7187 (1679) г. Владимирское наместничество было «велено писать» боярину князю Никите Ивановичу Одоевскому, что стало венцом его служебной карьеры[168].

Наместниками Новгородскими в период существования местничества, согласно книгам наместнических титулов, являлись боярин Иван Никитич Романов (в силу своего близкого родственного положения с царствующими особами); боярин князь Яков Куденетович Черкасский, включившийся в дипломатическую переписку в марте 1654 г., будучи главой Комиссии, которой была поручена Москва на момент отсутствия царя Алексея Михайловича в связи с Польским походом[169].

По указу 9 марта 7186 (1678) г. на непродолжительный период наместником Новгородским стал ближний боярин Н. И. Одоевский, вскоре получивший повышение наместнического титула[170]. За ним наместником Новгородским в дипломатических службах стал писаться боярин князь Юрий Алексеевич Долгорукий[171]. В самом начале правления Ивана и Петра в июне 1682 г. наместником Новгородским титуловался Василий Васильевич Голицын[172]. Не исключено, что этот титул ему был присвоен еще в конце царствования Федора Алексеевича.

Ранее нами был сделан анализ уровня наместнических титулов, связанных с различными должностями. Была выделена группа наиболее престижных должностей. При этом стала очевидна закономерность, согласно которой в период господства местничества даже самые престижные должности (глав Ответных палат, первых послов на съезды, воевод, командующих крупными военными соединениями и пр.) были связаны с присвоением наместнического титула не выше Казанского, третьего в наместнической иерархии. Титулы самого высокого достоинства присваивались либо видным государственным деятелям (вплоть до уровня глав правительства), либо лицам, особо приближенным к государям и, в свою очередь, были показателями высокого положения и значительной роли их обладателя во внутренней и внешней политике России.

В петровский период ранее отмеченной закономерности не наблюдалось. В марте 1697 г. титул наместника Владимирского был присвоен родственнику царя по материнской линии кравчему Кириллу Алексеевичу Нарышкину при назначении его воеводой в Псков[173]. Ранее существовавшая связь между чином, должностью и наместническим титулом была нарушена по всем статьям. Никогда до этого первым наместническим титулом не жаловали кравчего, никогда до этого псковский воевода не поднимался в титульной иерархии выше девятой позиции наместника Вятского. Единственное правило, которое все еще сохранилось при этом назначении, было связано с традицией жаловать высшими наместничествами лиц, близко стоящих у трона, ближайшее окружение правителей.

В петровскую эпоху титул наместника Новгородского поочередно носили Франц Яковлевич Лефорт (с декабря 1696 г.), Алексей Семенович Шеин (с июля 1697 г.), Борис Алексеевич Голицын (с июля 1700 г.)[174]. При этом при присвоении титула в случае с Шеиным, так же, как и в случае с К. А. Нарышкиным, четко указывалась должность, с назначением на которую связано наместничество. Боярин Шеин в этот период являлся воеводой Большого полка. Присвоение Новгородского наместничества в рассмотренной ситуации являлось нарушением установленных традиций, поскольку ранее лица, занимавшие аналогичную должность, в крайнем случае могли подняться до титула наместника Казанского.

Еще одно правило, относящееся к внутренним характеристикам системы наместнических титулов, касалось установления срока, в рамках которого то или иное лицо имело право писаться с наместничеством.

Согласно практике, установившейся с XVI в. и просуществовавшей до 80-х гг. XVII в., должностное лицо писалось с наместническим титулом только в тот период, когда его должностное назначение было связано с отношениями с иной державой и ее представителями. В тех же случаях, когда это поручение было выполнено, во всех официальных документах указывались только чины (боярина, ближнего боярина, окольничего и т. д.). Право писаться с наместничеством определялось соответствующим царским указом. Помета о даче этого указа делалась в столпе определенного приказа, соответствующего служебному назначению наместника, как правило, за подписью того или иного думного дьяка. Встречаются случаи, когда указ определял различные ситуации, в одних из которых следовало именоваться наместником, а в иных этого делать было не нужно. Так, в марте 1665 г. Яков Куденетович Черкасский «к графу Магнусу против его письма писался к нему из Москвы (наместником Новгородским. – Т. Г.), а с походу и с полков писался к нему ж без наместничества ближним боярином и воеводою»[175].

Практика присвоения наместнических титулов на строго определенный период вытекала из характера службы высших чинов русского государства. Как мы неоднократно отмечали, жесткой специализации среди них не существовало, но определенные попытки в этой области предпринимались. Один и тот же боярин, окольничий, дворянин мог сначала служить воеводой, затем «сидеть» в приказе, после быть назначен в посольство. В силу этого правила книги наместнических титулов очень четко фиксировали службу того или иного служилого человека и время этой службы (год, часто месяц и даже число, с которого назначен на службу человек). Прекращение исполнения обязанностей, связанных с переговорами или перепиской с представителями иного государства, означало и окончание написания с наместничеством.

В таких случаях наместнический титул не переходил на время другому лицу, а оставался вакантным до тех пор, пока его обладатель не станет вновь заниматься дипломатической работой. В период господства местничества это правило соблюдалось практически неукоснительно. Редчайшее исключение было связано с наместничеством Белгородским, которое 16 декабря 7167 (1659) г. царским указом было присвоено окольничему князю Григорию Григорьевичу Ромодановскому; 18 августа 7172 (1664) г. – боярину князю Борису Александровичу Репнину; и, наконец, в 7176 (1667/68) г. вновь вернулось к Г. Г. Ромодановскому, ставшему к тому времени боярином[176].

В послеместнический период большинство правил системы наместнических титулов, сложившихся ранее, продолжали действовать, но столь пристального внимания к их соблюдению уже не было. Исключений из вышеуказанного правила стало больше. Так, в 7191 (1682/83) г. наместником Черниговским был боярин князь Владимир Дмитриевич Долгорукий. 8 января 1685 г. титул был присвоен боярину князю М. Я. Черкасскому. 9 ноября 1686 г. он вновь вернулся к В. Д. Долгорукому[177]. Титул наместника Юрьева Польского 14 мая 1683 г. был присвоен Никите Ивановичу Акинфову, тогда бывшему в чине думного дворянина. 7 января 1689 г. он перешел Н. С. Хитрово, а 8 февраля 1698 г. вновь вернулся к Н. И. Акинфову, получившему к тому времени чин окольничего[178].

Очень редко встречались ситуации, при которых одно и тоже лицо некоторое время писалось с титулом определенного статуса, затем получало другой титул и вновь через какое-то время возвращалось к первому. Так, ранее упомянутый нами боярин князь Борис Александрович Репнин в 7161 (1652/53) г. и ноябре 7166 (1657) г. титуловался наместником Велико-пермским. В 1664 г. ему на непродолжительное время был присвоен титул наместника Белгородского, но уже 18 августа 1664 г. был издан царский указ, предписывавший Репнину «в Ответах и в посольских делах писаться наместником Великопермским»[179].

И случай с возвращением к прежнему титулу после написания с новым титулом, и случай с временной передачей титула другому лицу в период функционирования местничества были связаны только с наместничеством Белгородским. Если учесть еще и ранее приведенный нами исключительный пример совпадения названия титула с названием города, в котором служил воевода, также связанный с наместничеством Белгородским, то можно предположить, что в царствование Алексея Михайловича этому наместничеству пытались придать особое значение. Если рассмотреть подробнее описанные нами ситуации, то становится очевидным, что титул Белгородского наместника был временно отнят у Г. Г. Ромодановского в 1664 г. не случайно, а специально для того, чтобы наделить им белгородского воеводу Б. А. Репнина. В 7176 (1667/68) г. титул был отнят у Репнина с целью его передачи Ромодановскому, назначенному воеводой Белгородского полка, отправленного в Малороссийские города. В отличие от большинства названий русский городов, соответствующих наместническим титулам, имя Белгорода для всех соседей России на южном и юго-западном направлении не было «пустым звуком». Город на протяжении долгого времени входил в качестве одного из важнейших центров в Белгородскую оборонительную черту, призванную не только защищать границы России, но и демонстрировать ее силу и крепость. Еще в 90-е гг. XVI в., защищаясь от набегов крымских татар на правом берегу Северного Донца, русскими была построена крепость, выдержавшая на стыке XVI и XVII вв. осаду татарских войск. Разрушенный в начале XVII в. польско-литовскими войсками город-крепость был вновь восстановлен в 1622 г., хотя и перенесен немного в глубь страны с правого на левый берег Северного Донца. В середине XVII столетия крепость вновь вернулась на правобережную сторону. Закрепить важный статус Белгорода среди других российский городов был призван указ царя Алексея Михайловича от 16 декабря 1659 г., включавший город-крепость в число тех городов, названия которых присваивались в качестве наместнических титулов. То, что титул практически сразу стал относиться к числу боярских, также повышало значение города. В 60-е гг. XVII в., в тот момент, когда Белгороду попытались придать особый статус в ряду остальных наместничеств, внешнеполитическая ситуация на данном направлении отличалась сложностью, обусловленной противоречиями между Россией и Речью Посполитой. Еще в 1661 г. стороны начали мирные переговоры после военных действий. Переговоры затягивались и завершились подписанием перемирия только в 1667 г. На протяжении всего этого времени наместники Белгородские вступали в дипломатическую переписку с коронными и литовскими гетманами, а, следовательно, должны были иметь позиции, максимально защищенные по всем статьям, включая и дипломатический статус, и наместнические титулы.

В 80-е гг. XVII в. существовавшая практика присвоения наместнических титулов претерпела изменения. В этот период в документах все чаще встречаются формулировки, предписывающие тому или иному лицу «писаться» тем или иным наместничеством, «когда прилучится». В 7187 (1679) г. указ Федора Алексеевича от 15 августа предписывал «писать в посольских делах когда прилучитца и в пересылных листех наместником Володимерским боярину князю Никите Ивановичу Одоевскому»[180]. В период правления Софьи при возникшем фаворе Василия Васильевича Голицына указ от 28 июня 7190 (1682) г. царей Ивана, Петра и царевны Софьи предписывал «во всяких посолских и в ответных писмах и в пересылных листех и в грамотах и в отписках из городов и в указах и во всяких делех боярина князя Василья Васильевича писать посему царственные болшие печати и государственных великих посолских дел оберегатель ближней боярин и наместник Новгородцкой князь Василей Васильевич Голицын»[181].

В 1688 г. при присвоении титула наместника Костромского М. Г. Ромодановскому при назначении его воеводой в Киев и перечислении инстанций, с которыми он может вести дипломатическую переписку, находясь на воеводском посту, добавлялась фраза о том, что Ромодановский может титуловаться Костромским наместником «впредь будучи в посольстве или посольских съездах»[182]. В 1693 г. при присвоении титула наместника Югорского боярину Ф. П. Шереметеву ему предписывалось титуловаться наместником «буде впредь где будет в порубежных городех воеводою и в пересыльных листех за рубеж»[183]. Аналогичная приписка была сделана ранее (в 7197 (1688/89) г.) при присвоении титула наместника Вяземского Ф. Л. Шакловитому и ряде других случаев[184].

Еще одно правило, связанное с присвоением наместнического титула, касалось возможности наделения одного и того же лица при исполнении им определенного поручения несколькими наместничествами. В XVII в. такая практика уже не встречалась, однако в предшествующий период возможность подобного титулования не была редкостью. Так в 1587 г. боярин Степан Васильевич Годунов при участии в посольстве в Литву писался наместником Великопермским и Костромским[185].

Один и тот же наместнический титул мог быть одновременно присвоен нескольким лицам. Однако это правило относилось, видимо, только к наместничествам очень низких степеней, тех наместничеств, которыми писались дворяне, посылавшиеся в окрестные государства из дьяков и писавшиеся думными дьяками, другими словами дьяки дворянского происхождения. Характерный пример – посылка в 7095 (1586/87) г. в качестве товарищей посла боярина Степана Васильевича Годунова Василия Щелкалова и Дружины Петелина. Оба писались наместниками Боровскими[186].

Важным вопросом, непосредственно связанным с системой наместнических титулов, является вопрос о фамильно-родовом составе наместников.

Как было отмечено ранее, в книгах и росписях наместнических титулов с 1580 по 1706 г. упоминаются 283 человек. При этом 198 из них принадлежат к 55 родам. Из этих 55 родов 23 рода дали по 2 человека, упоминающихся в связи с присвоением наместнических титулов. Представители остальных 32 родов дали для службы, связанной с дипломатической деятельностью и присвоением наместнических титулов, каждый от 3 до 9 человек. Таким образом, из 283 человек, проходящих по книгам наместнических титулов конца XVI – начала XVIII в., 152 человека принадлежали к родовым корпорациям, достаточно прочно закрепившим за собой важнейшие виды дипломатической деятельности, а также воеводство в крупных порубежных городах, накладывавшее на исполнителя этого поручение обязанность заниматься дипломатической перепиской. Можно говорить о том, что в русском обществе этого времени складывалась определенная специализация родов в дипломатической области. Нередкими были случаи, когда сын или племянник посылался в посольство или выполнял аналогичную службу под началом своего более старшего родственника.

Среди династий, в первую очередь, следует отметить Барятинских, Голицыных, Долгоруких, Пушкиных, Салтыковых, Шереметевых, от каждой из которых в наместнических книгах с 1580 по 1706 г. упоминается от 7 до 9 представителей. Представители таких родов, как Бутурлины, Волконские, Волынские, Головины, Измайловы, Куракины, Одоевские, Прозоровские, Ромодановские, Стрешневы, Хитрово, Хованские, Черкасские фигурировали в наместнических книгах чуть реже: от 4 до 6 членов каждого рода.

К этому добавим, что ряд членов всех 19 перечисленных фамилий в течение своей карьеры изменяли наместнический титул и в силу этого проходят в росписях и наместнических книгах по несколько раз под разными наместничествами.

Такие династии, как Барятинские, Голицыны, Ромодановские, Салтыковы, Хованские появились в документах о титулах еще в конце XVI – начале XVII в. и фигурировали в них до конца XVII – начала XVIII в. Волконские, Головины, Измайловы, Стрешневы, Шереметевы появились в наместнических росписях в период до прихода к власти царя Алексея Михайловича и упоминались в них вплоть до начала XVIII в. В начале правления Алексея Михайловича к числу династий, просуществовавших в системе наместничеств до конца XVII – начала XVIII столетий, добавились Долгорукие, Прозоровские, Хитрово. При этом дальнейшим взлетом они были обязаны своим первым представителям среди наместников: Юрию Алексеевичу Долгорукому, Петру Семеновичу Прозоровскому, Богдану Матвеевичу Хитрово, выдвинувшимся и сделавшим карьеру в правление Алексея Михайловича.

Еще одну группу среди династий наместников составляют те фамилии, первые представители которых получили наместнические титулы на стыке XVI и XVII столетий, а присвоение последних наместнических титулов пришлось на период 80-х гг. XVII в. К ним относятся Волынские, Одоевские, Пушкины, Черкасские. Среди тех фамилий, чьи представители получали наместничества в период с середины до 80-х гг. XVII в. – Бутурлины и Куракины.

Рассмотрев всю группу крупных наместнических династий, можно отметить, что 13 из 19 фамилий, появившись в росписях наместнических титулов не позднее середины XVII в., продолжали заниматься разными видами дипломатической деятельности, связанными с присвоением наместнических титулов при Алексее Михайловиче, Федоре Алексеевиче, в правление Ивана и Петра и Петре Алексеевиче. Эти фамилии пережили и отмену местничества, и те бурные изменения, которые произошли в кадровой политике в петровское время. Этот вывод вовсе не отрицает роль в дипломатии (также, как и в других сферах государственной деятельности) выдвиженцев Петра из представителей «новых», незнатных фамилий. Между тем, старые роды также не утратили своих позиций, смогли приспособиться к изменившейся российской политической действительности.

Общая закономерность присвоения наместнических титулов одному и тому же лицу имела тенденцию к постепенному повышению титула с прохождением службы и повышениями по службе и в чиновной иерархии.

В росписях с 1580 по 1706 г. упоминается 57 человек, которые на протяжении своей жизни меняли наместнический титул, что составляет 20 % от общего количества лиц, проходящих по книгам наместнических титулов.

Всех тех, кто изменил свой наместнический титул и статус в рассматриваемый нами период, можно разделить на 4 группы. Первую составляют те, чей титул изменялся в период с 1580 по 1646 г. и кто не проходил по книгам и росписям более позднего времени. Эта группа была выделена нами на том основании, что наиболее ранние из систематизированных сохранившихся документов о наместнических титулах относятся к 1646 г. Следовательно, все данные предшествующего периода были восстановлены в начале царствования Алексея Михайловича на основании документов, не дошедших до нас. В силу того, что даже в период конца 40-х – начала 60-х гг. XVII в. не существовало практики составления и постоянного пополнения наместнических книг (существовали лишь отдельные росписи). Записи по данному периоду отличаются разрозненностью, неполнотой, высокой вероятностью неточностей. Часть сведений могла при этом реконструироваться по памяти служащих Посольского приказа, ответственных за учет данных о присвоении наместнических титулов. Помимо этого, сведения о титулах, присвоенных до 1646 г., характеризуют время начального периода функционирования титульно-наместнической системы, когда последняя еще не в полной мере отработала позднее закрепившиеся принципы и правила функционирования. В то же время система наместнических титулов в период с 1580 по 1646 г. развивалась в условиях господства местнической системы и трансформировалась под воздействием этого института.

Во вторую группу лиц, изменявших наместнические титулы на протяжении своей карьеры, нами были включены те, чей титул (титулы) изменились после 1646 г., но до 1681–1682 гг. Нижняя граница определяется периодом начала систематического ведения документации, касающейся титульной системы. Верхняя граница этого периода совпадает с реформой местничества, после которой стала распадаться связь между местническим статусом лица и его положением в наместнической иерархии. Помимо того, царствования Алексея Михайловича и Федора Алексеевича, с которыми хронологически практически совпадает выделенный период, стали временем начала становления российского абсолютизма, что не могло не отразиться на принципах назначения на службу и на порядке присвоения наместнических титулов.

К третьей группе были причислены те наместники, чей титул (титулы) претерпели изменение в период с 1682 по 1706 г. Это время характеризовалось новым этапом в развитие системы наместнических титулов послеместнического периода. Принципы развивавшегося абсолютизма, их преломление в чиновно-должностной и титульно-наместнической системах более не наталкивались на устои местничества и не ограничивались ими.

К четвертой группе наместников, изменявших титул, были отнесены те, чьи ранние титулы были присвоены в период до отмены местничества, а присвоение последних титулов пришлось на время после 1681–1682 гг. Рассмотрение карьеры и титулов этих лиц представляет особый интерес, поскольку их служба происходила в переходный период. На их примере можно говорить как о появлении новшеств в рассматриваемой области, так и о сохранении тех традиций системы наместнических титулов, которые появились в местническую эпоху, но столь тесно связались с самой титульной системой, что стали ее неотъемлемой частью.

Сведения по второй, третьей и четвертой группам наместников отличаются значительно большей полнотой и достоверностью, нежели сведения, касающиеся первой группы. Они фиксировались в наместнических книгах и росписях в момент их присвоения, содержат указания на конкретную дату пожалования наместническими титулами.

В первую группу лиц вошли 13 человек: И. Барятинский, Ф. Барятинский, М. Безнин, Ф. Ф. Волконский, И. М. Воротынский, С. В. Годунов, В. Звенигородский, Б. М. Лыков, А. М. Львов, В. Плещеев, Д. М. Пожарский, Б. И. Пушкин, О. Пушкин. В 8 случаях источники четко не зафиксировали даты присвоения титулов. В силу этого нет основания говорить о повышении или понижении наместничества при прохождении служебной лестницы. Во всех остальных случаях прослеживается явная тенденция повышения наместнического титула со временем, связь титула с «выслугой». Из пяти человек, повысивших свой титул, четверо (дворянин М. Безнин, боярин С. В. Годунов, дворянин В. Плещеев, дворянин О. Пушкин) при этом не изменяли чина[187]. А. М. Львов в более ранних росписях проходил в качестве наместника Калужского, будучи дворянином, а в более поздних росписях – в качестве наместника Суздальского, получив к тому времени чин боярина[188]. Из сравнения титулов всех перечисленных лиц видно, что при повышении чина произошло и наиболее существенное повышение титула (от 25-го (28-го с учетом всех боярских наместничеств, зафиксированных в конце книг титулов) до 14-го). При анализе степени повышения титулов тех, кто не изменял чин, прослеживается закономерность, согласно которой возрастание титула с выслугой произошло на большее количество ступеней при низком изначальном чине, и на меньшее – при изначально высоком. Дворяне, начинавшие служить наместниками, имевшими титул из середины четвертого десятка, со временем дослуживались до титула, входившего в середину третьего десятка, повышая титульный статус на 10 и более позиций. Характерные примеры – служба В. Плещеева, О. Пушкина. Первый повысил свой титул с наместника Козельского (39-го (42)) до наместника Ряжского (30-го (33)); второй – с наместника Елатомского (33-го (36)) до наместника Муромского (23-го (26)). В то же время те, кто начинал службу изначально в высоких боярских наместнических титулах, входивших в первую титульную десятку, имел возможность по выслуге добиться наместнического титула, превышавшего начальный всего на 3–5 позиций. Характерный пример – служба боярина С. В. Годунова, в 1587 г. числившегося наместником Великопермским (8-м), а к 1604/05 г. ставшему наместником Псковским (4-м).

Ко второй группе, то есть к лицам, повысившим, согласно книгам наместнических титулов, свой статус в период с 1646 по 1682 г. относится 18 человек: Ф. Ф. Волконский, Д. А. Долгорукий, М. Ю. Долгорукий, Ю. А. Долгорукий, Г. С. Куракин, И. Д. Милославский, Н. И. Одоевский, Ю. М. Одоевский, Я. Н. Одоевский, П. И. Потемкин, И. А. Прончищев, Г. Г. Пушкин, Б. А. Репнин, Г. Г. Ромодановский, В. И. Стрешнев, Р. М. Стрешнев, С. А. Хованский, М. А. Черкасский. В 16 случаях при выслуге наместнический титул перечисленных лиц повысился. Спорным является заключение о повышении титула двух наместников: Г. Г. Ромодановского и С. А. Хованского. Обоим наряду с традиционными наместничествами были присвоены «новоприбылые» наместнические титулы. В случае с Ромодановским таким титулом стало наместничество Белгородское, в случае с Хованским – наместничество Свияжское. Новые наместничества, как известно, не сразу получали строго установленное место в росписях, часто подписывались в конце наместнических книг. В силу этого их порядковый номер в росписях вовсе не отражал их реального статуса и не означал понижения титула.

В целом на примерах периода с 1646 по 1682 г. можно сделать вывод об окончательном закреплении в системе наместнических титулов правила повышения наместничества с прохождением службы.

Если рассмотреть взаимосвязь между повышением титула и изменением чина, то она прослеживается столь же четко. В рассматриваемый период в 9 из 18 случаев изменения титула произошло изменение чина. Один из этих 9 случаев связан с карьерой Г. Г. Ромодановского и ранее был отнесен нами к числу тех примеров, в которых невозможно достаточно четко установить статус всех наместнических титулов и их соотношение. В остальных 8 случаях при повышении чина происходило значительное повышение наместнического титула. Более полный материал по периоду по сравнению с предшествующим временем позволяет произвести сравнительный анализ ситуаций, при которых чин повышался как на одну, так и несколько ступеней. Наиболее распространенная ситуация была связана с получением окольничим боярского чина. При этом Д. А. Долгорукий повысил наместнический титул с наместника Галицкого (26-го (29)) до наместника Суздальского (14-го); Г. Г. Пушкин повысил наместнический титул с наместника Алаторского (28-го (31)) до наместника Нижегородского (10-го); В. И. Стрешнев повысил титул с наместника Новоторжского (18-го) до наместника Вологодского (15-го)[189].

Все перечисленные лица, находясь в окольническом чине, являлись обладателями наместнических титулов, относящихся к концу второго, третьему десятку. Получив боярский чин, они стали обладателями наместнических титулов, стоявших в конце первого, чаще – первой половине второго десятка в наместнических росписях. Статус их наместнического титула, не поднимавшийся даже при боярстве выше конца первого десятка, вовсе не был случайностью. Все три перечисленных лица относились к представителям родов «второй статьи», в силу чего при прохождении чиновной лестницы они не могли миновать окольнического чина, быть пожалованы в Боярскую думу сразу боярами. Первые наместнические титулы предназначались за редким исключением для родов «первой статьи». Это правило ограничивало рамки, в которых мог повышаться наместнический титул всех нижестоящих в местнической иерархии.

Подтверждением может служить и практика прохождения наместнических титулов И. Д. Милославского. Будучи стольником, он носил титул наместника Медынского, относящегося к середине 5-го десятка. Став боярином, породнившись с царствующим домом, выдав замуж свою дочь Марию Ильиничну за царя Алексея Михайловича, Илья Данилович смог подняться в титульной иерархии только до титула наместника Ярославского (13-го)[190]. Милославские в середине XVII в. так же, как Долгорукие, Пушкины, Стрешневы, относились к «второстепенной» аристократии и на них распространялись те же правила, продиктованные местничеством, которые действовали в отношении всей этой социально-служебной группы.

Представители родов «первой статьи», в бояре жаловались «из стольников» или ближних стольников. Уже в чине стольника они получали право на боярские наместнические титулы. Так, Ю. М. Одоевский, будучи ближним стольником, носил титул наместника Рязанского, стоявшего в наместнических росписях двумя местами выше Ярославского наместничества, до которого И. Д. Милославский смог дослужиться только при боярстве. При поверстании боярским чином аристократы «первой статьи» получали наместничества из середины первого десятка. Упомянутый нами Ю. М. Одоевский стал наместником Югорским (8-м)[191].

Представители тех родов, которые не относились ни к первостепенной, ни к второстепенной аристократии, проходили более долгий и сложный путь к вершинам своей карьеры, но, и достигнув их, не могли сравняться по занимаемому положению с верхушкой местнической иерархии. Их положение на социально-служебной лестнице наглядно отражают их наместнические титулы. Так, И. А. Прончищев в 1657/58–1660/61 гг. в чине стольника носил титул наместника Елатомского, относящийся к середине 4-го десятка, в 1675/76 г. он проходил в наместнических книгах в чине думного дворянина, оставаясь в прежнем наместническом титуле. Только дослужившись до окольничего, Прончищев получил более высокий титул наместника Чебоксарского[192]. Между тем и этот титул относился лишь к концу третьего десятка, был ниже наместнических титулов тех окольничих, которые происходили из «родов второй статьи».

Среди лиц, которые начали свою службу и продвижение по лестнице наместнических титулов в период до отмены местничества и продолжили ее в период после местнической реформы, изменили свой наместнический титул 18 человек: Б. В. Бутурлин, И. В. Бутурлин, Б. А. Голицын, В. В. Голицын, Л. Т. Голосов, В. Д. Долгорукий, Я. Ф. Долгорукий, В. А. Змеев, Л. Р. Неплюев, П. С. Прозоровский, М. С. Пушкин, М. Г. Ромодановский, П. И. Хованский, И. И. Чаадаев, Б. П. Шереметев, П. В. Шереметев, Ф. П. Шереметев, К. О. Щербатов.

В 13 случаях произошло повышение наместнического титула, что вполне соответствует ранее закрепившейся практике повышения титула по выслуге. В остальных пяти случаях говорить о бесспорном повышении титула сложнее. Спорные случаи связаны со службой Л. Т. Голосова, носившего до отмены местничества титул наместника Курмышского, после реформы – наместника Болховского; В. А. Змеева, бывшего до отмены местничества наместником Серпуховским, после отмены – Чебоксарским; М. Г. Ромодановского, бывшего до отмены местничества наместником Коломенским, после реформы – Костромским; П. И. Хованского, бывшего до местнической реформы наместником Белгородским, после реформы – Кондинским; И. И. Чаадаева, носившего сначала титул наместника Рословского, затем Каргопольского, затем Муромского.

Проблема во всех перечисленных случаях связана с переходом в начале 80-х гг. XVII в. на новую иерархию наместнических титулов, в силу чего перечисленные наместничества могли в разных росписях проходить в различной последовательности друг по отношению к другу. Между тем сам факт присвоения наместнического титула без учета его положения к предыдущему титулу, спорность повышения титула говорит об ослаблении внимания к титульной иерархии. Возможно, что одна из причин такого явления крылась именно в постепенном искоренении местнических правил. Ранее даже малейшее сомнение в том, что каждый следующий наместнический титул лица был не выше предыдущего, могло повлечь за собой споры и обиды за оскорбление местнической чести. При присвоении наместнических титулов правительство тщательно сверяло ранее сделанные назначения, спорных ситуаций было меньше. При переходе на новую титульную систему к этому вопросу стали относить проще, но и спорных моментов, касающихся статуса наместнических титулов одного и того же лица в разное время стало больше.

В тех же случаях, а их большинство, в которых при выслуге произошло повышение наместнического титула, в отношении 10 лиц это совпало с повышением чина.

Рассмотрим на примерах этого времени ранее отмеченную нами закономерность о порядке присвоения наместнических титулов представителям первостепенной и второстепенной аристократии. Из 10 отмеченных случаев фиксации наместническими книгами повышения титула при повышении чина семь относятся к лицам, чей первый из отмеченных титулов был присвоен при стольничестве, а последний – при боярстве. Из этих лиц Б. В. Бутурлин, И. В. Бутурлин и М. С. Пушкин относились к родам, ранее принадлежавшим ко «второй статье». Б. А. Голицын, П. С. Прозоровский, Б. П. Шереметев и П. В. Шереметев относились к родам «первой статьи». Будучи боярами, представители второстепенной аристократии получили титулы наместников Костромского (25-й), Суздальского (22-й) и Обдорского (20-й)[193]. Представители первостепенной аристократии, находясь в боярском чине, получили титулы наместников Новгородского (2-й), Рязанского (15-й), Вятского (11-й), Нижегородского (13-й)[194]. При этом титулы наместников-бояр, выходцев из родов «второй статьи» (за исключением Обдорского) не относились к числу «степенных», в то время как все титулы наместников-бояр, происходивших из родов «первой статьи», относились к «степенным» наместничествам и были на несколько порядков выше.

Из этого наблюдения можно сделать различные выводы. Первый касается того, что в переходную эпоху, связанную с отменой местничества, даже после уничтожения этого института ряд старых правил, присущих этой системе, продолжал действовать, накладывая свой отпечаток на институты, которые ранее были подвержены местническим законам. Второй характеризует не столько сохранение местнических пережитков в послеместнический период, сколько сохранение роли в обществе тех родов, которые выдвинулись на первые позиции задолго до отмены местничества и смогли удержать власть и приоритеты в своих руках в тот момент, когда местничество было уничтожено. Под давлением этих фамильных кланов правительство, как и ранее, было вынуждено наделять их представителей наиболее высокими наместническими титулами.

Среди тех лиц, кто поменял свой наместнический титул на протяжении всей служебной карьеры, согласно наместническим книгам, 8 человек относятся к группе, получившей как первый, так и последний титул в период после отмены местничества. К ним относятся И. А. Власов, И. И. Головин, Ф. А. Головин, Г. Ф. Долгорукий, Е. И. Украинцев, Ф. С. Урусов, Ф. Л. Шакловитый, А. С. Шеин. При присвоением наместнического титула Г. Ф. Долгорукому мы имеем дело с единично встречающейся ситуацией, при которой титул был дважды понижен в связи с одним и тем же назначением. В 4 случаях произошло повышение титула. Два из них связаны с повышением чина. В ситуации с Ф. А. Головиным наблюдается отход от прежних правил. При повышении чина от окольнического до боярского Головин получил титул Сибирского наместника, пятый в наместнической иерархии, один из высших степенных[195]. При этом ни к тем родам, что ранее считались первостепенными, ни даже к тем, что относились к числу второстепенных, Головины не принадлежали.

Наблюдается несколько случаев, относящихся к периоду с 1682 по 1706 г., которые можно рассматривать как понижение наместнического титула. Два из них, касающиеся Е. И. Украинцева и Ф. Л. Шакловитого, спорны, поскольку были связаны с присвоением наместничеств Каргопольского и Вяземского, считавшихся «новоприбылыми» и стоявшими в конце наместнических списков[196]. Третий же случай более интересен. Он связан с карьерой боярина Ф. С. Урусова. В 1682 г. (в царствование Ивана и Петра) ему был присвоен титул наместника Белгородского. В 1684 г. Урусов получил титул наместника Тульского[197]. Даже если учесть переход от одной к другой системам наместнических титулов, то наделение лица титулом Тульского наместника после Белгородского все равно можно рассматривать как понижение титула. В местнический период Тульское наместничество относилось к числу окольнических, в то время как Белгородское считалось боярским. В послеместнический период во всех наместнических книгах, ведущих свой порядок от росписи 1680 г., Тульское наместничество стояло двумя позициями ниже Белгородского. Объяснить это понижение титула различием уровней выполнявшейся Урусовым службы также нельзя, поскольку в первый раз он был направлен на воеводство в Киев, во второй раз – на воеводство в Новгород. Традиционно новгородская служба не уступала киевской по значению и статусу. На приведенных примерах нельзя сделать вывод об отходе от правила повышения титула по выслуге. Оно соблюдалось как при местничестве, так и при абсолютизме. Однако, с уходом местничества, когда понижение титула рассматривалось как оскорбление чести лица, к самой практике титульного изменения стали относиться не столь внимательно. Это отразилось на карьере ряда лиц, начинавших служить до местнической реформы и продолжавших службу после нее, а также на тех, чьи основные служебные назначения пришлись на послеместнический период.

Анализ практики изменения титула в карьере служилого человека в целом показывает сохранение с конца XVI до начала XVIII в. двух основных принципов: повышения титула по выслуге и повышения титула при повышении чина.

Связь между наместническим титулом и чином всегда имела важное значение. Рассмотрим, как она проявлялась в период до отмены местничества и после проведения местнической реформы.

В период до 1681–1682 гг. преимущественное право назначения на «боярские» наместничества имели лица, достигшие боярского чина. Книги наместнических титулов не зафиксировали ни одного случая с 1580 по 1682 г., когда бы титулы наместников с Владимирского (1-го) до Болгарского (11-го) были бы присвоены не боярам. Для титулов с Белгородского (12-го) до Черниговского (14-го) существует всего одно исключение. 16 декабря 1659 г., когда титул наместника Белгородского только был установлен, им наделили окольничего Г. Г. Ромодановского, после чего носителем титула стали бояре[198]. Для титулов с Рязанского (15-го) до Обдорского (26-го) из 50 произведенных назначений было сделано 8 исключений присвоения этих титулов не боярам, что составляет 16 %. Титулы с Новоторжского (27-го) по Ржевский (30-й) могли присваиваться как боярам, так и окольничим. Редким исключением было наделение этими титулами стольника или думного дворянина.

Можно сказать, что в рассматриваемый период переходная титульная зона от титулов, соответствующих чину боярина, до титулов, соответствующих чину окольничего, включала в себя четыре наместничества. Кроме перечисленных титулов, которыми наделялись бояре, они могли получать одно из трех «новоприбылых» наместничеств, также считавшихся боярскими: Путивльское, Дорогобужское, Свияжское. Случаи назначение боярина на небоярское наместничество встречались крайне редко. Известно, что Ф. Ф. Волконский, будучи боярином, дважды получал небоярский наместнический титул (в 1653/54 г. наместника Галицкого, в 1658 г. – наместника Муромского), и что А. С. Матвеев до конца своей карьеры оставался наместником Серпуховским[199]. Еще один случай, связанный с П. С. Прозоровским, показывает некоторое опоздание в действиях правительства с изменением титула. Прозоровский, став боярином, некоторое время носил титул наместника Тульского, который он получил, будучи стольником. Однако это несоответствие было исправлено: во время польского посольского съезда 7182 (1673/74) г. царским указом титул был заменен на наместника Рязанского, полностью соответствовавшего боярскому чину[200].

В период с 1682 по 1706 г. бояре являлись одними из главных претендентов на занятие степенных наместничеств (с 1-го (Владимирского) до 21-го (Кондинского)). При этом невозможно выделить группы высших наместничеств, которые бы оставались исключительно боярскими, поскольку первый титул наместника Владимирского присваивался кравчему К. А. Нарышкину, второй титул наместника Новгородского – генералу и адмиралу Ф. Я. Лефорту, седьмой титул наместника Смоленского – двум стольникам и окольничему и т. д.[201] В результате верхняя граница в системе наместнических титулов, за которую не могли переступить в местнический период лица небоярского чина и которая ранее отделяла практически 14 наместничеств, в период с 1682 по 1706 г. была уничтожена.

Нижняя граница, за которую бояре, за редким исключением, не спускались по наместнической лестнице, также была размыта. Если наместнические книги за более чем сто лет, с 1580 по 1682 г., дают указание только в отношении трех лиц, получивших в боярском чине окольнический титул, то документы с 1682 по 1706 г., отразившие период в три раза короче первого, отметили гораздо большее число таких исключений. Боярам присваивались такие титулы, не относившиеся к степенным, как наместник Суздальский (22-й), Вологодский (23-й), Коломенский (24-й), Костромской (25-й), Белгородский (30-й), Тульский (32-й), Свияжский (34-й), Дорогобужский (35-й)[202].

Изменения в период отмены местничества происходили не только в верхней части наместнической таблицы, фиксировавшей назначения бояр и окольничих. Практика присвоения наместнических титулов самой неродовитой категории наместников дьякам также претерпела изменения. В местническую эпоху дьякам как думным, так и разрядным мог присваиваться только титул наместника Боровского. До середины XVII столетия титул служил исключительно для присвоения дьякам, не распространяясь на более высокие чиновные категории. С середины XVII столетия он стал присваиваться также дворянам и стольникам. Уже сам этот факт стал постепенно стирать непреодолимую границу, отделявшую в социально-служебном отношении дьячество от остальных категорий чинов. В послеместнический период дьяки получили право претендовать и на другие наместнические титулы. А. Виниус носил титул наместника Рословского, П. Возницын – Болховского, Е. И. Украинцев – наместника Болховского и Каргопольского[203].

С уходом местничества прекращало свое существование представление о том, какой наместнический титул соответствует какому чину, а какой бесчестит лицо, находившееся в этом чине. Стольники и окольничие теперь могли претендовать на самые высокие наместнические титулы, а бояре получать титул, ниже многих окольничих, стольников и думных дворян.

Процесс, при котором лица, не достигшие чина, соответствующего титулу, стали претендовать на присвоение этого титула, начался не в период отмены местничества, а значительно ранее и был связан с изменениями в должностной системе и практике назначения на ответственные должности.

Еще при царях Алексее Михайловиче и Федоре Алексеевиче постепенно складывалась практика выдвижения на ответственные посты лиц худородных, но способных. В более ранний период такая практика также существовала, но носила более скромные масштабы. Ее развитие с середины XVII в. привело к тому, что лица незнатного происхождения стали претендовать на высокие должности. Правительство и русские государи, понимая прямую выгоду для государства от таких выдвиженцев, способствовали их карьере. В итоге окольничие занимали те позиции, что ранее традиционно отводились для бояр, думный дворянин получал должность, которую ранее мог занять человек, находившийся в чине не ниже окольничего.

Что же при этом происходило с наместническими титулами? Следовало ли, что более низкое местническое и зависимое от него чиновное положение лица должны были повлечь за собой присвоение ему и более низкого наместнического титула, или же для системы распределения наместнических титулов была свойственна иная закономерность? Иными словами: зависел ли наместнический титул только от положения лица в местническо-чиновной иерархии или же на него влиял и статус, присущий должности, на которую было назначено это лицо?

Рассмотрим вопрос о связи наместнического титула с местническим и должностным положением лица, адресуясь к примерам разного времени. В 7091 (1582/83) г. великий посол на литовский рубеж, отправленный вместе с боярином И. В. Годуновым, думный дворянин А. Ф. Нагово носил боярский титул наместника Костромского. В 7094 (1585/86) г. дворянин Федор Писемский, посланный вместе с боярином князем Федором Михайловичем Троекуровым к королю Стефану Баторию, будучи вторым человеком в посольстве, носил титул наместника Шацкого[204]. В мае 7166 (1658) г. А. Л. Ордин-Нащокин, будучи думным дворянином и вторым человеком в Великом посольстве в Швецию, носил титул наместника Шацкого. Согласно установившейся традиции дворянам, выполнявшим дипломатические поручения, присваивались наместнические титулы, стоявшие в конце наместнических росписей и относившиеся к низшим окольническим. Сами книги наместнических титулов неоднократно содержат ссылки на такого рода практику. Например, в записях о наместничестве Ряжском сказано, что им титулуются «дворяне ж которые посыланы в розные государства»[205]. В записях о Серпуховском наместничестве отмечено, что титул носят «дворяне ж которые посыланы в розные государства и в посланникех и для межевых дел»[206]. Федор Писемский, Андрей Нагово и Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин не испытали на себе действие этого традиционного правила. Тот факт, что они занимали должности, традиционно предназначавшиеся для бояр и окольничих, предопределило их наделение наместничествами Костромским, считавшимся боярским, и Шацким, являвшимся первым в списке всех окольнических наместничеств.

Приведенный пример вовсе не является редким исключением. Другие случаи служат доказательством того, что сделанное нами наблюдение – не столько исключение, сколько отражение одного из принципов присвоения наместнических титулов. Так, в 7182 (1673/74) г. товарищем великого посла ближнего боярина князя Н. И. Одоевского на съездах с польскими и литовскими послами был ближний стольник Ю. М. Одоевский[207]. Ю. М. Одоевский при этом сам носил звание великого посла. Фактически он занимал должность, на которую ранее назначался боярин или, по меньшей мере, окольничий. Ю. М. Одоевский не был ни тем, ни другим. Между тем он носил титул наместника Рязанского. Рязанское наместничество во всех книгах о наместнических титулах проходило как наместничество боярское, порядковый номер которого в росписях колебался от 11-го до 14-го.

Аналогичная ситуация сложилась в 7161 (1652/53) г., когда, как отмечалось ранее, к Кызылбашскому шаху во главе великого посольства был послан окольничий И. И. Лобанов-Ростовский. Он также получил титул наместника Рязанского[208]. Воевода в Новгороде в 7183 (1674/75) г. стольник М. А. Черкасский и воевода в Пскове в 1676 г. стольник А. И. Хованский, занимая боярские должности, в соответствии с ними носили и боярские наместнические титулы (наместника Ярославского – Черскасский, наместника Кондинского – Хованский).

Так же складывалась ситуация с воеводой в Смоленске в 1672/73 г. стольником М. А. Голицыным, носившим титул наместника Белоозерского, относившегося к боярским[209].

Все перечисленные титулы поднимались выше отмеченной нами титульной зоны, разделявшей боярские и окольнические наместничества и включавшей титулы с Новоторжского по Ржевский, присваиваемые как боярам, так и окольничим. Занимая боярскую должность, человек получал и боярский наместнический титул.

Следовательно, наместнический титул даже в период функционирования местнической системы был тесным образом связан с той должностью, на которую назначалось лицо, выполнявшее дипломатическое поручение. Если эта должность не соответствовала чину, носимому человеком, и ранее носители данного чина на подобные должности не назначались, то связка соответствия между чином и наместническим титулом прерывалась, не служа помехой или ограничителем для присвоения наместнического титула выше уровня, определенного чином. Таким образом, гибкая система наместнических титулов, их тесная связь с должностью рушила систему соответствия положения каждого человека своему чину, вводя соответствие должности, уровню выполнявшейся работы.

Между тем действие местнической системы в период до отмены этого института не позволяло связывать наместнические титулы только с должностным положением их носителя. Высшие наместнические титулы, то есть титулы первой десятки, не присваивались лицам, не принадлежавшим к родовой аристократии.

Наместнические титулы худородных выдвиженцев царя Алексея Михайловича также испытали на себе действие правил наместнической системы, основанной на закономерностях местничества. Боярин Артамон Сергеевич Матвеев, тесно связанный с царствующим домом, являясь воспитателем второй царской жены Натальи Кирилловны, играя важнейшую роль в Посольском приказе, до конца царствования Алексея Михайловича носил титул наместника Серпуховского. Книга наместнических титулов, доведенная до 1685 г., фиксирует, что наместником Серпуховским Матвееву было велено писаться с тех пор, как он в чине думного дворянина служил в Малороссийском приказе и писался с этим наместническим титулом с 7179 ((1670/71) г. в Малороссийские города. «Во 180-м, во 181-м, и во 182-м, и во 183-м, и во 184-м годех писался Серпуховским наместником, будучи в околничих и в боярах с полскими и с свейскими великими послы и с посланники розных окрестных государств он же Артемон Сергеевич Матвеев в ответных писмах и з гетманы и з генералы в пересылных листах»[210].

Другой протеже царя Алексея, не раз упоминавшийся нами Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин, на ранних стадиях своей карьеры испытав практику завышения наместнического титула в силу высокой занимаемой должности, дослужившись до боярского чина, так и остался наместником Шацким, не получив наместничества, имевшего боярский статус[211]. Оба виднейших деятеля эпохи правления Алексея Михайловича Ордин-Нащокин и Матвеев на протяжении всей своей карьеры носили один и тот же наместнический титул. При этом на ранних этапах деятельности титул превышал их чиновное положение, в венце карьеры – отставал от него.

В связи с эти отметим еще одну характерную черту системы присвоения наместнических титулов в период до 1681–1682 гг. Относительная подвластность ее местнической системе предопределила возможность постепенного повышения наместнических титулов при прохождении удачной карьеры только для лиц со строго определенным положением в местнической иерархии (аристократов, людей родовитых), но пресекла возможность продвижения по титульной лестнице для неродовитых.

Доказательством того может послужить сравнение наместнических титулов бояр, выходцев из дворянских слоев, с титулами бояр, происходивших из аристократических родов. В отличие от Ордина-Нащокина и Матвеева бояре высокородного происхождения не только имели гораздо более высокие наместнические титулы, но и пользовались возможностью их постоянно повышать.

К концу царствования Федора Алексеевича высшие наместничества имели бояре: Н. И. Одоевский, Ю. А. Долгорукий, М. А. Черкасский, Я. Н. Одоевский, Г. С. Куракин, П. В. Шереметев, М. Ю. Долгорукий, Ю. М. Одоевский, В. В. Голицын, И. А. Хованский. За 1670-е – начало 1680-х гг. степень наместнических титулов всех перечисленных лиц заметно повысилась.

Наместник Владимирский (1-й) с 15 августа 1679 г. Н. И. Одоевский в 1645–1677 гг. являлся наместником Астраханским (4-м), с 1678 г. – наместником Новгородским (2-м)[212].

Наместником Новгородским (2-м) в 1680 г. стал Ю. А. Долгорукий. До этого в 7164 (1655/56) г., 7172 (1663/64) г. он являлся наместником Суздальским (15-м), а в 7180 (1671/72) г. и 7182 (1673/74) г. писался наместником Тверским (7-м)[213]. Наместником Казанским (3-м) в 7187 (1679) г. значился М. А. Черкасский, который в 7183 (1675) г. был наместником Ярославским (15-м)[214]. Наместником Астраханским (4-м) в 7186 (1677/78) г. являлся Я. Н. Одоевский, до этого в 7172 (1663/64) г. бывший лишь наместником Костромским (17-м)[215]. Наместником Псковским (5-м) с 7167 (1658/59) г. являлся Г. С. Куракин, писавшийся еще в 7164 (1655/56) г. наместником Ростовским (12-м)[216]. Титул наместника Смоленского (6-й) в 7166 (1657/58) г. и 1680 г. носил боярин Петр Васильевич Шереметев[217].

В наместнических книгах под разными датами сочетание фамилии, имени и отчества «Шереметев Петр Васильевич» встречается неоднократно. Между тем, вероятнее всего речь идет о двух разных людях. Один из них уже в 7166 (1657/58) г. в титуле наместника Смоленского участвовал в Виленском посольском съезде в товарищах Н. И. Одоевского и на данный момент носил боярский чин. Он же проходит в росписи «Список наместничеств по степеням при Федоре Алексеевиче» 1680 г.[218] Он же в документах упоминается как боярин и воевода Петр (большой) Васильевич Шереметев[219]. Другой Петр Васильевич Шереметев в 7184 (1675/76) г. еще был в чине стольника и носил титул наместника Галицкого (29-й); в 7188 (1679/80) г., будучи уже в чине боярина, стал наместником Нижегородским (12-м); по указу от 22 октября 7199 (1690) г. стал наместником Смоленским (6-м))[220]. На этом примере тенденция повышения наместнического титула в итоге прохождения карьеры так же очевидна.

Титул наместника Тверского (7-й) в 7187 (1678/79) г. носил М. Ю. Долгорукий, который в 7182 (1673/74) г. и 7184 (1675/76) г. проходит в росписях как наместник Суздальский (16/17-й)[221]. Титул наместника Югорского, введенный при Федоре Алексеевиче и занявший 8 позицию, носил боярин князь Юрий Михайлович Одоевский (7189 (1680/81) г.), до этого в 7182 (1673/54) г. он был наместником Рязанским (12-м)[222].

Титул наместника Великопермского (9-й) 19 марта 7188 (1680) г. был присвоен боярину князю Василию Васильевичу Голицыну, который в 7184 (1675/76) г. был наместником Черниговским (13-й)[223]. 10-й в иерархии титул наместника Вятского 5 февраля 7191 (1683) г. был присвоен боярину Борису Петровичу Шереметеву. Еще в 7189 (1680/81) г. он носил вновь введенный титул наместника Тамбовского[224].

Одоевские, Черкасские, Шереметевы, Голицыны, Хованские относились к первостепенной аристократии. Долгорукие, Куракины – ко второстепенной аристократии. Представителей неаристократических родов среди наместнической верхушки даже в период кризиса и отмены местничества не было.

Закрепившееся разделение на первостепенную и второстепенную аристократию также нашло свое отражение в практике присвоения наместнических титулов и прохождения титульной лестницы. Принадлежность к родам «второй статьи» сказывалась в том, что высшие наместнические титулы членов этих фамилий уступали по статусу титулам, которые получали первостепенные аристократы. Наиболее показательным примером может послужить карьера Ю. А. Долгорукого. При назначении на посольский съезд с польскими послами в 7172 (1663/64) г. вместо положенного по должности титула из первого десятка, Долгорукий получил лишь титул, относившийся к середине второго десятка. Именно такой титул соответствовал его положению в местнической иерархии.

Между тем положение аристократии «второго порядка» как в местнической, так и в наместнической системе значительно отличилось от положения лиц дворянского происхождения. Второй эшелон аристократии при удачной службе и расположению царствующих особ мог вывести своих представителей на вершину социально-служебной лестницы и позволить им получить высший наместнический титул. Тот же Юрий Алексеевич Долгорукий при Федоре Алексеевиче стал наместником Новгородским[225].

В целом характеризуя правила прохождения лестницы наместнических титулов для представителей первостепенной и второстепенной аристократии, а также тех, кто не принадлежал к аристократическим родам, можно отметить следующие. Для членов аристократических родов (вне зависимости от их степени) повышение наместнического титула не наталкивалось на рамки, воздвигнутые местничеством, проходило в соответствии с правилами этой системы. Для лиц худородных, хотя и дослужившихся до боярских и ближних боярских чинов, местнические нормы служили препятствием для повышения наместнического титула.

Это правило перестало функционировать в период после отмены местничества. Глава Посольского приказа в 1689–1699 гг. Емельян Игнатьевич Украинцев в отличие от своих предшественников Ордина-Нащокина и Матвеева, несмотря на то, что был лишь в чине думного дьяка, изменял свой наместнический титул. Будучи товарищем В. В. Голицына на службе в Большом полку в 1688 г., он являлся наместником Болховским, а в 1699 г., выполняя миссию чрезвычайного посланника к турецкому султану, получил один из новых наместнических титулов – наместника Каргопольского[226].

Система наместнических титулов, бесспорно, функционировала в рамках правил, диктовавшихся местничеством. Поскольку присвоение наместнических титулов являлось прерогативой царя и происходило только на основании царских указов, можно говорить о том, что политика царской власти в отношении наместнических титулов была направлена на согласование правил этой системы с закономерностями местничества. Сама царская власть являлась проводником местнических идей в область наместнических титулов.

Между тем охарактеризовать эту политику как явление полностью отрицательное и регрессивное вряд ли возможно. Она имела и положительные, и отрицательные стороны. Последние заключались в том, что местнические правила составляли значительное препятствие для продвижения к вершинам титульной системы тех талантливых деятелей, которые не могли похвастаться высокородным происхождением. Это препятствие не могло быть снято царями даже по отношению к своим выдвиженцам.

Положительная сторона также имелась. Дело в том, что при существовании местничества наместнические титулы становились своего рода регуляторами, позволявшими лицам, чье происхождение и местническое положение не позволяло занимать высшие должности, все же быть назначенными на них при определенных уступках той части общества, которая жестко отстаивала местнические принципы. Человек получал должность выше своей местнической меры, но при этом имел наместнический титул ниже титула, соответствующего должности. Это позволяло достичь главного: назначить на важные должности лиц талантливых, сняв отчасти конфликт из-за их низкого местнического положения присвоением наместнического титула более низкого уровня, но вполне соотносящегося с происхождением данного лица.

Исходя из сказанного выше, можно сделать вывод о том, что в местническую эпоху при определении наместнического титула того или иного лица, связанного с дипломатической деятельностью, действовали два основных принципа. Первый связывал наместнический титул с должностным положением, занимаемым человеком. Этот принцип в большей мере ориентировался на должность, как абстрактную величину, чем на того, кто эту должность занимал в настоящий момент. Реализация этого принципа приводила к тому, что при выдвижении на ответственные посты лиц худородных, состоящих в думных дворянских или максимально окольнических чинах, при занятии ими должностей более высокого порядка (думными дворянами окольнических, окольничими – боярских) происходило наделение их наместническими титулами, которые прежде носили люди, занимавшие такую же по статусу должность, но отличавшиеся более высокими чинами и лучшим происхождением.

Второй принцип был связан с деятельностью местнической системы. Формально он противоречил принципу присвоения наместнического титула по должности, но в действительности входил в тесный контакт с ним, действуя в рамках, определенных первым принципом. Возможность такого содействия противоречивых положений вытекала из особенностей всей системы наместнических титулов. Никогда не существовало правило, при котором определенная должность должна была быть обеспечена строго определенным титулом, например, только наместником Казанским или только наместником Астраханским. Предполагалось, что всегда должен существовать выбор, но выбор в определенных рамках. Той или иной должности соответствовали наместнические титулы из первого десятка по росписям или второго десятка и т. д. Исходя из местнического положения лица, которому присваивался наместнический титул, этот титул мог быть чуть выше или чуть ниже титула лиц, занимавших аналогичную должность. При этом он, как правило, вписывался в установленные границы титулов, соответствующих должности.

Только отмена местничества позволила русским государям окончательно прийти к принципу определения наместнических титулов в зависимости от положения, которое занимало то или иное должностное лицо на службе или же при государе.

Глава V

Попытки реформирования титульно-наместнической системы в условиях отмены местничества

Тесная связь наместнических титулов, принципов их присвоения с правилами местничества; принципиальное изменение титульной иерархии в начале 80-х гг. XVII в. повышают внимание к периоду отмены местничества, заставляют более подробно рассматривать время перехода всей наместнической системы к новым реалиям. Уход в прошлое местничества снял препятствия для дальнейшего развития уже зародившихся принципов абсолютизма, не совместимых с местничеством. С этого времени именно абсолютистские традиции стали определять правила прохождения службы, назначения на должности, присвоения чинов и наместнических титулов.

В переходную эпоху начала 80-х гг. XVII в. и государство, и общество не могли не задумываться над тем, каким образом должны перестроиться все системы, регулирующие социально-служебное положение представителей высшего общества: система чинов, должностная система, система наместнических титулов. Образовавшийся вакуум, оставшийся после местничества, давал возможность расширить границы функционирования и усилить роль каждого из перечисленных факторов. Именно в это время наместничества могли приобрести новое значение. Вопрос о роли наместничеств в послеместническом устройстве возник еще тогда, когда отмена местничества не была закреплена законодательно, но вся политика высшей власти свидетельствовала о ее подготовке и скором проведении.

В это время появился и претерпел ряд редакционных изменений такой документ, как «Проект устава о служебном старшинстве бояр, окольничих и думных людей по тридцати четырем степеням», предлагавший новую служебную и чиновно-должностную систему[227].

Страницы: «« 123 »»

Читать бесплатно другие книги:

Виталий Сергеевич Звонцев получает в наследство от деда дар, как ему кажется, предвидеть те или иные...
Если в доме есть картофель, значит, голодать вы точно не будете! Ведь из этого, казалось бы, незамыс...
В этом очень практичном руководстве (ранее выпускавшемся ограниченным тиражом под названием «Без бюд...
Планируя отдых на природе, мы всегда ставим перед собой задачу запастись всем необходимым. Лекарства...
Второй роман из серии «Зеркало Пророка».Главный герой романа Виктор становится участником эксперимен...
Люди хотят знать правду. Но готовы ли они ее услышать? Готовы ли все мы принять правду, какой бы нев...