Марсианин Вейер Энди
– Кстати, а как вы до города отсюда добираетесь? – постарался перевести разговор подальше от неприятной темы Михаил. – Ведь до деревни пять километров, и все по глубокому снегу.
– Как? – улыбнулся Борис Ефимович. – Да как и вы! Запираю все ценное в подвале, запираю двери, ставни, беру лыжи и иду до деревни. А там у одного моего приятеля в гараже стоит моя машина. Сажусь и еду в город.
– И когда туда планируете? – спросила Юля.
– Дык…
– Я это к тому, вы нас извините, но у нас целых два раненых. Нельзя ли у вас дня два отсидеться?
– Да хоть неделю!
– Ну, настолько мы не можем злоупотреблять вашим гостеприимством.
– Юля! Вообще-то я решаю…
– Нет, Миша, тут уже я, как медик группы. НАДО! Только через два дня.
– Ладно, убедила. Тогда эти два дня гоняешь всех.
– Кроме тебя и Лены.
– Ладно, кроме меня и Лены, остальные – на боевую подготовку.
– И заставу надо выставить, километра за два в сторону деревни, против неожиданных визитеров, – подал предложение Владимир, – так, чтобы часовой, заметив идущих, мог скрытно добежать до нас и мы могли вовремя замести следы и скрыться.
– Именно так и сделаем… – подвел итог Михаил. – И все эти два дня разрабатываем варианты наших действий. Строим планы.
Земля-2. История страны
Утром Юля встала раньше всех. За окнами была кромешная тьма. Донцова, выбравшись из спальника, полезла через спящих товарищей к выходу. На кухне она первым делом поставила чайник на плиту и открыла банку кофе. Свет зажигать не стала.
Потом вынула мобилу, открыла там свой дневник и принялась в нем рыться. Долго в темноте кухни, слабо подсвеченной голубоватым пламенем горелки, было видно только ее лицо, освещаемое экраном мобилы.
– Ты че так рано вскочила? – услышала она от двери полушепот Михаила.
За порогом кухни медленно проявились в темноте коридора сначала белая повязка, а потом и лицо командира.
– Надо. Очень надо. Если ты проснулся, заходи, обсудим положение. Я решила в своих записях и конспектах покопаться.
– Что, так серьезно?
Михаил плотно затворил дверь на кухню и тихо, по-кошачьи ступая по полу в шерстяных носках, прошел к стулу напротив Юли.
– Да. Даже слишком, – тоже полушепотом ответила Юля. – Ты заметил, что у всех, за исключением, пожалуй, только нашего «Марсианина», напряжение уже зашкаливает?
– Заметил. И также заметил, что ты в последнюю порцию чая, что мы пили вечером, что-то подлила.
– А ты поэтому его и не выпил…
– Конечно! – с ехидцей заметил Михаил, осторожно сел на стул и откинулся на его спинку.
– Зря. Это был легкий транквилизатор. Гарантия, что сегодня все нормально выспятся… Ну, кроме тебя. Ты как себя чувствуешь?
– Паршиво. Но мне сегодня не скакать по двору, так что у меня есть возможность восполнить…
Юля скептически посмотрела в блестевшие в свете горелки глаза Михаила. Голубоватые блестки в его глазах казались такими же насмешливыми, как и его голос.
– То, что ты будешь иметь возможность днем поспать, это хорошо… вот только с ребятами – худо.
– Да, худо. У самого нутро дерет от того, что случилось… не только голова болит. Кстати, – внезапно сменил тему Михаил, – ты к Владимиру несправедлива!
– ?!
– Володя тоже изрядно напрягся и нервничает, но так как его тренировали, так как у него такой большой и гиблый опыт, то он просто лучше нас держится… уже чисто по привычке. Да и фаталист он изрядный.
– Это как – фаталист? – удивилась Юля.
– Ну… он никогда не думает о смерти, он никогда не заморачивается о том, что, может быть, что-то у него не получится. Он просто делает это. Думает, как сделать, и делает. И если не получается, думает, как исправить, и снова действует. Он полагается на жизнь.
– Но ведь это не значит, что он фаталист.
– Значит. У него даже есть присказка на случай больших неприятностей: «Кому суждено быть повешенным, тот не утонет»! Он такую философию имеет давно… и меня в свою веру не раз пробовал обратить, но я оказался не настолько хорошим учеником – продолжаю дергаться даже там, где надо бы просто пожать плечами!
Михаил оскалился в улыбке и запрокинул голову. Видно, вспомнил что-то весьма забавное из прошлых своих похождений на пару с Владимиром. Из тех времен, когда тот еще не был космонавтом.
– Хм. Может, и так… тебе виднее. Ты его давно знаешь. Но в группе положение весьма тяжелое.
Михаил тут же смыл с лица улыбку и посерьезнел.
– Неприятности у нас накапливаются, – продолжила Юля. – Сначала этот «буран», потом известие, что нас занесло черт знает куда, а после еще и с Леной беда.
– Что ты предлагаешь?
– Надо обязательно всех занять, и занять плотно. Так, чтобы у них было минимум времени думать о плохом. О том, что может быть с нами и что может случиться вообще. Иначе будет срыв. Я буду их гонять на дворе по «рукопашке», но этого мало. Они вылетели из общего дела. Их надо туда вернуть. Чтобы вернуть им всем смысл жизни. Им нужно и мозги загрузить так, чтобы они думали только о конструктиве и заняты были чем-то производительным.
– Ты предлагаешь что-то сделать для хозяина? Ну, это мы всегда делали…
– Не только это. Надо им загрузить и МОЗГИ.
– А! Так вот почему ты предлагала исследовательскую программу…
– И поэтому тоже. Только я сначала предложила ее из чисто прагматических соображений, но тут вижу, что она же необходима и в… ну… терапевтических целях.
– А не противоречишь ли ты самой себе? Ведь ты настояла на том, чтобы у нас минимум два дня было отсидки здесь. А исследовательская программа может быть осуществлена только в городе, и то только если будут на то возможности и условия.
– Нет, не противоречу. Я предлагаю, как «культурную программу», вечером завести разговор с хозяином насчет культуры и истории двух миров. Нашего и его. Уже здесь и сейчас можно выяснить, почему мы настолько разные. Почему, где, когда и как все разошлось.
– «Здесь и сейчас»! – хмыкнул Михаил. – Узнаю социопсихолога за работой. Гештальт!
– Вот и устроим этот гештальт[12] в области истории страны. Чтобы всем мозги занять под пробочку.
– Согласен. Тогда действуем по обстановке. Но вечером обязательно надо будет повернуть разговор на разбирательство истории.
– Вот и ладушки! – сказала Юля, поднялась со стула и шагнула к закипающему чайнику. – Извини, но кофе я тебе не дам. Сейчас тебе это вредно.
– Так я и знал! – обреченно протянул Михаил. – Но на травяной чай я могу рассчитывать?
– Это можно.
Дежурить на дороге первым вызвался Владимир. С раннего утра, взяв с собой термос с чаем, он ушел через лес к месту наблюдения. Все же остальные, за исключением, конечно, раненых, были построены во дворе, и началась тренировка.
Вышел на крыльцо и Борис Ефимович, полюбопытствовать, как это молодая баба будет здоровенных мужиков «дрессировать».
Он ожидал увидеть что угодно, но не то, что увидел в реальности.
Вся группа ребят, как один, с величайшей серьезностью и сосредоточенностью внимала этой самой хрупкой и худосочной на вид «бабе» и старательно делала то, что от них требовалось. Да и «баба» была далеко не из тех, ничего не умеющих и ничего не хотящих, кроме танцев и секса, обладательниц длинных ногтей, накрашенных ресниц и рахитичного телосложения.
Одна только грация пантеры, с которой она перемещалась по двору, уже сильно отличала ее от этих, как их Борис Ефимович называл, «б…еобразных». Даже «волкодав» Каменского – лайка, прицепленная на короткий поводок и забравшаяся на крышу своей будки, казалось, испытывает к ней серьезное уважение. Собака сосредоточенно и молча следила за нею, иногда удивленно склоняя морду набок.
Дальше – больше.
Когда она начала показывать то, что, по ее мнению, должны знать все, то повергла Каменского в изумление. Она кидала парней по двору, как хотела. Но кидала она их далеко не с целью продемонстрировать свое превосходство над ними, как это делают многие «сэнсэи», чтобы набить себе цену перед учениками, а показывала вполне конкретные приемы и их элементы.
Понаблюдав за занятиями, Борис Ефимович также убедился, что информация о занятиях самбо в школах – не выдумка.
Уже через час тренирующиеся выделывали такое, что могли проделывать только люди, не один год занимавшиеся борьбой. Юля же их вполне конкретно и методично натаскивала на самооборону против не только уличной шпаны, но и, как понял Каменский, вполне серьезно вооруженных противников.
За день четыре раза меняли пост. И каждый раз сменившийся тут же включался в тренировку. Слаженность действий и сам порядок в группе производили весьма сильное впечатление, ибо составляли резкий контраст с той молодежью, с которой привык контактировать Борис Ефимович. Конечно, и среди своего окружения он знал много вполне серьезных ребят с хорошей самодисциплиной, но эта группа была на порядок выше.
Возникли и некоторые нехорошие ассоциации. Борис Ефимович приберег эти мысли на потом – на разговор вечером.
Вечером Николай попросился полазить по Сети, в обмен предложив Каменскому свою «Большую библиотеку» на планшетке. Борис Ефимович с радостью согласился, но, как и в первый раз, довольно быстро заблудился. Информации было так много, и вся она была так интересна, что он не знал, на какую кидаться в первую очередь. Чтобы хоть как-то упорядочить свои НЕзнания, нужна была затравка в виде хотя бы самых элементарных знаний.
По этой причине после ужина Каменский подошел к сильно задумавшемуся Владимиру и пригласил его «поболтать».
Воспользовавшись моментом, что планшетка освободилась, ее тут же занял Юрий, до этого довольно активно участвовавший в сетевых поисках, которые вел Николай. Так как и планшетка и ноутбук лежали рядом, то Юрию не составляло труда следить за происходящим на соседней машине и периодически влезать со своими соображениями в Николаевы поиски.
Борис Ефимович предполагал, что «болтовня» будет идти лишь между ним и Владимиром, но мало-помалу в дискуссию включились все присутствующие.
А интересовала Каменского в первую очередь «групповая метода» действий его гостей, как он ее назвал про себя. Ее смысл и логика.
– Наша главная проблема сейчас для группы, – начал пояснять Владимир, – это то, что она своим составом сильно не соответствует стоящей задаче. Но так как мы не можем переформироваться, мы все активно обмениваемся опытом и знаниями, чтобы максимально подстроиться под обстоятельства.
– И в этом – подстройке под обстоятельства – состоит весь смысл действий группы?
– Нет, это лишь инструмент и этап решения задачи. Настоящее назначение группы – сложение сил и талантов, умов в достижении вполне конкретной цели.
– А может, лучше будет подстроить сами обстоятельства под себя? – в шутку спросил Борис Ефимович, но получил вполне серьезный ответ от Юли:
– И это тоже будет. Но для того, чтобы это эффективно сделать, надо максимально подстроиться под обстоятельства. Это как в борьбе: сначала подстраиваешься под противника, а потом «ведешь» его туда, куда нужно. Впрочем, – с улыбкой закончила она, – главное в этой подстройке не потерять себя.
– Это как?
– Ну, например, готовы ли вы поступиться убеждениями, пойти на сделку со своей совестью, чтобы добиться того, что вот прямо сейчас вам нужно?
Сама постановка вопроса была такова, что предполагала жесткий и однозначный ответ «нет». Но Бориса Ефимовича смутил факт, что в его окружении немало людей, кто делал именно так: для достижения сиюминутных выгод – поступался убеждениями, шел на сделку с совестью…
Это было весьма неожиданно: попасть на вопрос о морали там, где, казалось бы, обсуждаются чисто технические детали.
Поэтому Каменский решил слукавить и вернуть вопрос:
– А вы не поступаетесь?
– Конечно, нет! Это всегда вне обсуждения. Могли бы мы, например, бросить Лену на гибель? Да никогда!
– Значит, грубо говоря, вы останетесь коммунистами, даже если вам придется встраиваться в капитализм?
– Да. Ведь так поступали большевики в царской России, и так поступают коммунисты в капстранах. Мы отличаемся от них лишь тем, что совершенно не собираемся устраивать здесь революций. Наша цель – вернуться домой.
– Но если так, то весьма важен вопрос: какова ваша текущая модель морали?
– Почему «текущая»? Она постоянная, – ответил Михаил. – «Текучесть» морали предполагает ее полное отсутствие.
– Ситуационная этика, так любимая на Западе, – подхватила Юля, – это не для нас и не про нас.
– А в чем-то она выражается?
– Конечно! Когда-то, в пятидесятые, в нашем мире Иван Ефремов написал замечательную книгу – «Туманность Андромеды». Там он очень хорошо описал ту самую мораль, которой мы следуем. Книга включена в школьные программы.
– У нас тоже был такой писатель и написал такое же произведение… И оно было моим любимым в детстве… Если мораль Эрга Ноора, Низы Крит и Дара Ветра ваши мораль и этика, то я с вами!
– А до этого момента не были? – лукаво вполголоса вопросила Юля. Она рассчитывала на шутку, но получилась вовсе не шутка.
– Если честно, – ответил Борис Ефимович, – то ваши военизированные приготовления заронили было во мне подозрение о вашей принадлежности к фашизму…
Такое заявление шокировало всех присутствующих.
– И почему вы так подумали?! – спросила изумленная Юля.
– Да так… единая идеология, военная дисциплина… можно подумать, у вас там вся страна – военный лагерь.
– Было такое, но закончилось двадцать лет назад, с концом «холодной войны» и переходом общества в принципиально иное состояние. Во-вторых, наша мораль, этика и идеология не имеют ничего общего с фашизмом.
– Можете удостовериться, – похлопал Николай по планшетке, чем вызвал неудовольствие сидевшего за ней Юры.
– Могу даже порекомендовать специальный труд по фашизму. Там все подробно расписано. И идеология, и экономика, и политическое устройство стран, исповедующих фашизм. И все в сравнении с нашей, – сказал он и снова углубился в изучение местной Сети.
– Спасибо, обязательно прочитаю и… извините, если вас этим подозрением обидел…
– Да ничего. Главное, в себе такое не держать, – ответил Михаил. – Любое непонимание лучше сразу разрешать. Так что вы правильно сделали – с сомнениями согласия не достигнешь.
– Ну, тогда вернемся к теме, – повеселел Борис Ефимович.
– Кстати, насчет «военной дисциплины», – встрял Владимир. – Мне кажется, тут тоже кое-что есть… А не производит ли такое впечатление – впечатление нашей военизированности – наша простая самодисциплина? Ведь у нас по-настоящему здесь военной дисциплины как таковой нет.
– Положусь на твой опыт изучения стран капитализма, – осторожно открестился Михаил, – но тогда вопрос возникает: мы что, тут столкнемся с обществом людей с низкой самодисциплиной? Я правильно понял, к чему ты клонишь?
– Скорее с полным отсутствием самодисциплины у большинства людей.
– Борис Ефимович, – подала голос Юля, – это так? У большинства людей вашего общества ОТСУТСТВУЕТ самодисциплина?
– К сожалению, это так! – ответил Борис Ефимович.
– Ну, тогда вполне естественно, что нас тут приняли за фашистов! – заключил Владимир и усмехнулся.
– ?!
– Фашизм, – пояснил Владимир, – прежде всего культ сплоченности. Сплоченности против «врага нации». Как правило, в их идеологии враг – другая нация. Вполне естественно, что фашизм будет насаждать среди своих культ самодисциплины. Это у нас самодисциплина служит для достижения вполне человеческих целей. То есть для объединения всех не против нации-врага, а для объединения людей и наций в деле построения лучшего будущего для всех без исключения. Что существенно отличает нас от фашизма. А здесь, в этом обществе, в котором нам придется пожить, самодисциплина – это основной признак преступных и фашистских группировок.
– Н-да! «Веселуха», чую, тут будет полная, – мрачно сказал Николай.
– Вернемся, однако ж, к «нашим баранам», как Ефимыч просил, – закруглил Михаил тему с фашизмом.
– И как, если не секрет, вы будете подстраиваться под наше сугубо враждебное коммунизму общество? – тут же полюбопытствовал Каменский.
– Пока не знаем, но для того, чтобы узнать, мы все будем собирать и анализировать информацию об этом мире, – ответил Михаил.
– Несколько лапидарно звучит, – поморщился Николай, – но в целом это именно так. Будем смотреть. Будем соображать. Будем складывать. Будем делать выводы и на их основе что-нибудь замутим.
– Я привык к точным формулировкам, так что переведу Колину сентенцию опять на «лапидарный», – усмехнулся Владимир. – Первая задача в подстройке – это сбор информации; вторая – ее анализ; и третья – выработка на основании этого анализа стратегии и тактики поведения.
– Вот поэтому я и предложила исследовательскую модель, – вставила Юля.
– Ну и что же вы будете изучать в первую очередь?
– В основном вашу историю, – неожиданно из дальнего угла подала реплику до этого молчавшая Эля.
Юля расплылась в улыбке. Ей казалось, что дойти до этой темы будет нелегко, придется долго прилагать к этому усилия, заворачивая «левые» темы, а тут сама группа, в лице Эли, прямо выходит на нее.
– Историю?! А… – Борис Ефимович аж поперхнулся от изумления, – зачем?! Ведь вы же, как я понимаю, намерены встраиваться в существующее общество?
– Да.
– Так зачем вам история? Зачем, если надо изучить общество, которое есть сейчас?!
– Все просто, – ответила Эля. – Как правильно тут до меня было отмечено, – она улыбнулась и кивнула на Владимира; видно, выводы, сделанные им в ее отсутствие, ей передали, – у вас периферийный капитализм с дополняющей экономикой. Все особенности этой формы у нас давно исследованы, описаны и общеизвестны. Эта форма, конечно, накладывает свой отпечаток на общество, но девять десятых ДУШИ общества, его культуры и психологии это его история… или то, что ее заменяет.
– А вы уверены в этом? – попробовал взъершиться Борис Ефимович.
– Это аксиома… – подтвердил доселе молчавший Вадим, с интересом наблюдавший за дискуссией за кружкой чая.
Борис Ефимович посмотрел на остальных, но те, как видно, были с Вадимом полностью солидарны.
– Удивительно. Всегда считал, что наоборот.
– У нас это очень давно доказано и передоказано, – заметила Эля.
– Но тогда поясните мне, пожалуйста, вашу фразу насчет «то, что ее заменяет…». Историю.
– Ну, это же просто! В капиталистических системах правящие классы всегда прибегают к фальсификации истории для оправдания своего господства. Вот тогда и получаются культуры с искалеченными душами. Ведь если целый народ и каждый его представитель считают себя полным ничтожеством по сравнению с «великими и могучими» завоевателями, то таким народом очень просто управлять.
– Эля сильно упрощает, но в основном так и есть, – поправила Юля.
– То есть вы предполагаете, что наша история…
– …Должна быть сильно оболгана и искажена, – закончила за Каменского Юля. – Ведь вы же проиграли Штатам! Военной силой экономику социализма победить невозможно, а вот изнутри, через разрушение души народа – это единственный путь.
– Но ведь у нас оказалась несостоятельной именно экономика! Она у нас рухнула!
– А может, ей очень сильно помогли? Стать несостоятельной и рухнуть. Кто-то из тех, кто ныне правит страной. Или даже не правит, но правил тогда? – жестко, в своем стиле, поставил вопрос Юрий.
– Вы имеете в виду Горбачева?
– Вот вы и ответили на свой и невысказанный наш вопрос: «Кто виноват и как его зовут?» – рассмеялся Михаил.
– Я вижу, что вы и так уже многое знаете о моем мире, о его истории. Может, тогда удовлетворите мое любопытство о вашем мире?
– С удовольствием! Тем более что, сравнивая, мы изучаем, – ответил Михаил.
– Но, может, тогда сначала вы меня, так сказать, опросите? Если вы изучаете.
– Насчет вопросов к вам, это само собой, но, если честно, ВАШИ вопросы сейчас, вопросы К НАМ, более интересны.
– Почему?
– Очень просто! Они помогут нам обратить внимание на те моменты, которые мы наверняка упустили бы. Ведь согласитесь, у каждой культуры, у каждого народа свои стереотипы, и мы, каждый по-своему, находимся у них в плену. Сравнение поможет выйти за их пределы.
– Мои вопросы к вам?!
– Ну да… Ведь они нам укажут на то, что ВЫ считаете важным.
– Вот оно что… Ну это, может, и к лучшему… Ладно. У меня еще тогда возник вопрос к Владимиру, но я был так ошарашен… тем, что передо мной открылось, что я просто забыл спросить… Как оказалось, что вы высадились на Марсе раньше американцев?
– Ну, это закономерно – мы их опередили в технологии и чисто в организационном плане… Да и энтузиазм народа тут немалую роль сыграл.
– Вы опередили их в технологии?!
– Ну да… А что тут странного?
– Но у нас… Мы безнадежно отстали.
– Что-то с трудом верится… – сказал Николай. – Я тут весьма поверхностно прошелся… Уже после вашей катастрофы, в середине девяностых, вы солидно опережали их как минимум в космических технологиях. А туда входит огромное число прочих технологий.
– Ну а компьютеры? Вы же видели!
– Да, – кивнул Михаил. – У вас они все американские.
– Миша! – подал голос от своей планшетки Юрий. – С электроникой тут вообще у них парадокс фантастический. Мы это с Колей уже обсуждали.
– Поясни.
– Вот простое сопоставление. Их внутренняя логика, вот этих вот, – Юрий ткнул пальцем в монитор компьютера, – она ДВОИЧНАЯ! Наши все основаны на тройке. И давно. У них вся электроника чисто цифровая. У нас же – гибридная, аналогово-цифровая. У них – программы подстраиваются под жесткую архитектуру процессора. У нас же, наоборот, процессор с гибкой архитектурой подстраивается под исполняемые программы. Поэтому вот эта наша машинка работает так, как их средний суперкомпьютер.
– Неужели разница настолько серьезная?
– Настолько! И, как я понял, у них здесь что-то произошло, где-то в середине семидесятых. Поэтому они не просто упустили лидерство, но стали просто тупо и полностью копировать американские схемы. А раз повторяли, то отставание все больше увеличивалось… В среднем отставание было около пяти-шести лет. Я не разбирался подробно, как ты понимаешь…
– Запиши, Эля, – улыбнулся Михаил. – Разобраться в этом подробно.
– Уже записано! – улыбнулась в ответ Эля. – Особенно про середину семидесятых… Правда, попутное соображение: ЭТО произошло не в середине семидесятых. По динамике систем выходит, что это нечто произошло до семидесятого года. К середине семидесятых это только проявилось.
– Существенная поправка.
– В общем, согласен, – подтвердил Юрий и снова углубился в работу.
– Очень интересно получается! – воскликнул, потирая руки, Михаил.
– Думаешь, здесь точка бифуркации? – спросила Эля.
– Нет, не думаю. Но в чем уверен, так это в том, что прямо сейчас мы очень серьезно можем приблизиться к разгадке. Давайте так, – обратился он к Борису Ефимовичу, – я вам рассказываю, как У НАС шло освоение космоса. Называю даты основных событий, а вы называете свои даты. Мы их сравниваем и делаем выводы.
– Согласен. Очень разумно.
– Итак… – Михаил откинулся на спинку плетеного кресла и, повертев в руках авторучку, аккуратно поделил лист на своем рабочем планшете, лежавшем у него на коленях, пополам. – Начинать, так с самого начала – с первого спутника. Я буду излагать не только основные даты и факты, но и причины, которые побудили народ и руководство страны поступать именно так. Кажется, разгадка кроется еще и в мотивах поведения руководства страны, – задумчиво добавил он.
Немного помолчав, он начал рассказ:
– Как известно, к 1955 году США нарисовали аж третий план ядерного уничтожения населения СССР. Для их бомбардировщиков все цели на нашей территории были достижимы, так как они окружили нас своими базами. Их же территория для нашего ответного удара была недосягаема. Поэтому еще в конце сороковых было принято решение усиленными темпами развивать ракетную технику.
– Насколько я знаю, у нас было так же, – подтвердил Борис Ефимович.
– К 1955-му у нас уже имелись ракеты средней дальности и на подходе была Р-7. Межконтинентальная. Ее только-только начали испытывать. И тут группа наших ведущих конструкторов решила сходить в ЦК. К Сталину. С вполне конкретным предложением использовать «семерку» для запуска первого спутника.
Сталин помнил предложение Тихонравова, которое тот сделал в 1947-м. О применении ракеты Р-1 для запуска пилотируемого корабля на высоту двести километров. По тому проекту предполагался лишь вертикальный подъем на высоту двести километров и последующая посадка кабины с космонавтами в районе старта.
Тогда Сталин эту идею зарубил, сказав, что «этот рекорд ради рекорда – пустая трата денег, в то время как полстраны в руинах. Вот восстановим страну, сделаем более мощную ракету, тогда и поговорим»[13]. Существенная деталь: зарубил проект с Р-1, но техзадание на разработку Р-7 подписал.
На этот раз Сталин встретил их более благосклонно, выслушал и спросил: «Надеюсь, это делается не ради рекорда? Что мы будем иметь от этого пуска, кроме чисто политического эффекта?»
Ну, тут влез Королев и выложил предложения по поводу использования спутников. Сталин выслушал и сказал: «Товарищ Королев правильно мыслит. Космос мы будем ОСВАИВАТЬ. И никаких рекордов ради рекордов!»
Потом, помолчав, добавил: «А ваше предложение я вынесу на Политбюро и Совет Министров».
Вот так, своим авторитетом, он ускорил осуществление запуска первого спутника. А его слова насчет ОСВОЕНИЯ космоса потом во всех КБ вывесили… да и не только КБ. Я мальчишкой на станцию юных техников ходил. Так там эти слова прямо над входом в бетоне отлили: «Космос мы будем ОСВАИВАТЬ»…
– Что-то не так? Хотели что-то добавить? – спросил Михаил у Бориса Ефимовича, увидев его весьма озадаченную физиономию.
– Но… Сталин… – начал было тот, но потом махнул рукой и сказал: – Ладно, об этом потом.
– Хорошо, тогда продолжу… Первый спутник был запущен 5 мая 1957 года.
– А у нас в октябре того же года.
– Вот и первое расхождение. А какого числа?
– Четвертого.
– Пять месяцев, – отметила Эля.
– Ну, по-моему, пока несущественно… Ладно, дальше. В октябре запустили второй и через месяц третий спутники. Американцы были в шоке.
Они со своей «суперпередовой» ракетой хотели запустить спутник величиной с апельсин, а наш первый весил центнер, второй – полтонны, а третий полторы. К тому же, как указал товарищ Сталин, были научными лабораториями. Только на первом был простой радиопередатчик. Американцы же планировали обычный рекорд…
– У нас было так же, – подтвердил Борис Ефимович. – На втором полетела собака Лайка.
– У нас начали запускать собак только с четвертого… – задумчиво отметил Михаил, делая пометки на своем листе, – когда началась отработка систем возврата грузов на Землю.
В это время в США принимают решение включиться в, как они говорили, «космическую гонку». Единственным способом из ближайших, с помощью которого они могли поквитаться за первый спутник, было послать человека в космос. Они и запланировали полет своего «астронавта» по баллистической траектории. На орбиту запустить корабль они не могли – слишком слабая была у них тогда ракета-носитель.
Наше руководство приняло это к сведению, так как полет человека был запланирован еще до запуска первого спутника. Как необходимый этап освоения космоса. Сверив сроки, наши пришли к выводу, что американцы в этом деле безнадежно отстали.
Так оно и случилось. 10 апреля 1960 года летит Гагарин. Совершает один виток вокруг Земли. После этого, через пять месяцев, но уже на целые сутки, его дублер Титов.
– У нас примерно так же. 12 апреля 1961 года Гагарин, и уже не помню когда – Титов. Осенью, кажется… Между этими стартами американцы запускают свой «Меркурий» – по типу «прыжка блохи».
– Ну, у нас они очень сильно отстали. Они выполнили свой «прыжок блохи» значительно позже полета Титова – летом 1961 года.
Практически одновременно с американскими пусками полетели два наших корабля – началась отработка процедур, необходимых для создания орбитальной станции.
В это время в Конгрессе США принимается решение о программе высадки человека на Луну. У нас же, по нашей программе, получалось, что до тех пор, пока возможности автоматов не исчерпаны, посылать человека нецелесообразно.
Следуя этому положению, в течение шестидесятых у нас автоматические станции достигают Луны, Венеры и Марса. Луны, правда, достигают еще в 1958-м, когда одна из наших «Лун» – под номером два – совершает жесткую посадку на ее поверхность и доставляет туда вымпел СССР. А в 1964 году совершает мягкую посадку и передает изображение панорамы поверхности «Луна-8». И это все впервые в мире. Приоритеты все за нами.
– У нас «Луна-9», но в 1966-м и тоже впервые в мире.
– А точную дату не помните? Это важно!
– Не помню…[14] А почему так важно?