Адриан Моул и оружие массового поражения Таунсенд Сью

– Как далеко зашло? – повторила она, будто я говорил с ней на иностранном языке.

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я, Маргаритка, – сказал я. – И мой вопрос вполне уместен в контексте заявления о беременности.

– Ах, в контексте, – протянула она.

– Насколько ты беременна? – предпринял я еще одну попытку.

– Не знаю. У меня плохо с математикой. Наверное, я зачала в Новый год.

Я быстро подсчитал в уме. Сентябрь! Я ощутил гниение осени. Увидел туман, и в голове всплыла фраза «сочный плод». Представил, как толкаю детскую коляску по дорожке и желтые листья шуршат под колесами.

– Ты сделала тест на беременность? – спросил я.

Она крикнула:

– Да! И он положительный! И не проси меня избавиться от ребенка. – Окончательно впав в истерику, она завопила что было мочи: – Я не стану делать аборт!

В комнату ворвалась чета Крокусов. Маргаритка простерла руки к Нетте. Та засюсюкала:

– Скажи, деточка, скажи мамочке, чего ты хочешь. Чем тебя порадовать, милая моя?

– Я хочу сохранить ребеночка, – рыдала Маргаритка. – Хочу выйти замуж за Адриана и жить с ним долго и счастливо.

Пять минут спустя я покинул их, поклявшись жениться на Маргаритке в первую субботу мая. Семейство Крокусов засасывает лучше самого мощного пылесоса. Я вошел в их дом Адрианом Моулом, а вышел бесхребетной марионеткой, управляемой Майклом Крокусом.

По дороге домой поймал станцию «Классика FM». Передавали оперу под названием «Никсон в Китае». Атональные завывания вперемешку с пронзительными вскриками идеально соответствовали моему настроению.

Почему, ну почему, дорогой дневник, я, разумное существо, покидаю землю и все, что люблю, ради путешествия в космическое неведомое с женщиной, которую не люблю, которая никогда не привлекала меня сексуально и которая высасывает из меня кислород и погружает в тоску и скуку?

Меня разбудила сюита из «Щелкунчика», от которой вибрировали половицы. Похоже, профессор Луг обновил свою стереосистему. Я лежал на футоне, не желая окунаться в реальный мир. Несколько скоротечных минут душа моя полностью была во власти музыки. Если у Маргаритки родится дочь, то не отправить ли ее в балетную студию? Перед глазами возникла девочка: со слегка выступающими, как у Маргаритки, зубками, в очках, как я, и балетной пачке она порхала на пуантах.

Мне всегда нравилось имя Грейс. Грейс Полин – неплохо звучит. Грейс Полин Моул.

Английское правосудие меня подвело.

Уважаемый мистер Моул.

Благодарю за Ваше письмо от 4 февраля, содержащее запрос о возможности запретить в судебном порядке стаю лебедей, которая, по Вашему утверждению, причиняет Вам страдания.

Я поручил ведение этого дела от Вашего имени моему юридическому партнеру Фиби Уэтерфилд. Миз Уэтерфилд специализируется на гражданском законодательстве. Я взял на себя смелость назначить Вам встречу с ней, чтобы вы могли всесторонне обсудить Ваш вопрос.

Прошу заметить, мистер Моул, что я не даю бесплатных советов. За потраченное время я взимаю плату, размер которой установлен моей профессиональной организацией и одобрен Коллегией юристов.

Прилагаю счет за проделанную работу на сегодняшний день.

› Чтение инструкций – 50 фунтов

› Консультации с миз Уэтерфилд – 90 фунтов

› Составление письма – 50 фунтов

190 фунтов за простой вопрос! Надо пожаловаться на него в Коллегию юристов. Этот человек воспользовался моим временным помутнением рассудка.

В гневе я выскочил на балкон, порвал письмо Барвелла и швырнул клочки в канал.

Сверху раздался голос Миа Фокс:

– Эй вы, мерзкий загрязнитель, вас что, не волнует окружающая среда?

Сэр Гилгуд выплыл из камышей, где прятался, и принялся клевать кусочки намокшей бумаги.

Надеюсь, он ими подавится.

› Младенец

› Женитьба

› Георгина

› Деньги

› Гленн

› Уильям

› Лебеди

› Оружие массового поражения

Сегодня пришла Миа Фокс с жалобой на шум, который издает мой портативный радиоприемник! Заявила, что не желает медитировать под «Арчеров».

Я и понятия не имел о столь серьезных проблемах со звукопроницаемостью и заметил, что из уважения к ней больше не включаю домашний развлекательный центр, когда она дома. Увы, сообщила мисс Фокс, она все равно слышит мои телефонные разговоры и точно знает, когда моя стиральная машина входит в режим отжима.

– Нас надули, миз Фокс, – резюмировал я. – Ведь нам говорили, что у этих квартир невероятная звукоизоляция.

Никому не сказал про Грейс Моул. Первой должна узнать Георгина – при личной встрече.

Отдал костюм в экспресс-чистку. Приемщице объяснил, что пятно в паху – от яичного белка, оставшееся после того, как у меня из рук выскользнула рюмка для яиц. Она мне, конечно, не поверила.

Наведался в цветочную лавку и распорядился отослать Георгине в офис одну красную розу.

– Вы считаете, что одна роза – это романтично? – спросила цветочница.

– Да, – ответил я.

– Ничего подобного. Два десятка роз в двадцать раз романтичнее.

– Ну ладно, посылайте два десятка, – согласился я.

Укладывался спать, когда позвонила Нетта – напомнить, что завтра День святого Валентина. Солгал, что уже заказал подарок для Маргаритки.

День святого Валентина.

Опять наведался в цветочную лавку и попросил отправить Маргаритке одну красную розу. Роза стоила 5 фунтов, плата за доставку – 3,50 фунта. Написал на открытке: «Маргаритке от Адриана».

– Никаких «с любовью», «с наилучшими пожеланиями», «с нежностью»? – удивилась цветочница.

Я обрисовал ей ситуацию. Слушала она на редкость терпеливо, если учесть, что для нее это один из самых утомительных дней в году. И предложила написать: «Маргаритке от…?»

Эта женщина – прирожденный дипломат. Ей бы в ООН работать.

Мистер Карлтон-Хейес спросил, сколько «валентинок» я сегодня получил. Две, ответил я, одну от мамы и одну от Маргаритки.

В свою очередь полюбопытствовал, празднует ли он Валентинов день.

– А как же, – ответил мистер Карлтон-Хейес. – Сегодня утром мы с Лесли выпили по бокалу розового шампанского и я подарил Лесли весьма милую антикварную пробку для винной бутылки, а нынче вечером мы ужинаем в ресторане «Альберто».

В магазине сегодня много народу. Мы продали весь запас любовной поэзии и почти все издания шекспировских сонетов.

Перед закрытием позвонила Маргаритка и попросила встретиться с ней у лавки «Сельская органика». Когда я прибыл туда, она объявила, что заказала столик в новом ресторане «Здоровый дух» на Чок-стрит.

На столе меж нами мерцала свеча. Толстяк по имени Уоррен, хозяин заведения, с подобострастным видом скользил по залу, одаряя «милых дам» красными розами в целлофановых обертках.

– Получается, я сегодня получила две розы! – воскликнула Маргаритка. Все-таки она очень бестактная.

«Валентиново» меню извещало, что «все блюда приготовлены с любовью и нежностью и свежи, точно только что скошенная трава».

Однако, когда дверь на кухню распахнулась, я увидел, как парень в колпаке шеф-повара достает из микроволновки тарелку с дымящимися макаронами. А вскоре к ресторану подъехал огромный грузовик и водитель, ничуть не стесняясь, поволок на кухню коробки с замороженными полуфабрикатами.

По случаю романтического вечера Маргаритка надела бордовую блузку с орнаментом из ярко-зеленых листьев.

– Нашла ее у «Маркса и Спенсера», – похвалилась она. – По-моему это листья рябины.

Я кивнул и ощутил настоятельную потребность выпить. Пригласил Маргаритку чокнуться со мной «Ширазом». Она быстро прикрыла бокал рукой, словно я предложил ей хлебнуть «Доместоса».

– До рождения малыша мне нельзя.

Я рассказал, что, по семейному преданию, моя мать выпивала по три банки «Гиннесса» за вечер и выкуривала по тридцать сигарет за день, когда была беременна мною.

Себе я заказал бифштекс и дрожжевой пирог с начинкой из лука-порея и клюквы. Маргаритка клевала неутешительного вида салат «Цезарь».

Беседа не клеилась. Спросил Маргаритку, сколько она получила «валентинок». Она достала из сумочки две открытки: мою, написанную с помощью цветочницы, и еще одну – с викторианской девицей на качелях и посланием, составленным из вырезанных из газеты слов и букв, на манер подметного письма с требованием выкупа:

– Какое чудесное стихотворение! – прошептала Маргаритка. – Спасибо, любимый.

– Это не от меня. Похоже, у тебя завелся тайный обожатель.

– Ай, да ты ревнуешь, Адриан! – вскрикнула она.

– Только не к этим стишкам, – усмехнулся я. – Типичная графомания. В профессиональных кругах мы такое называем «виршами».

– Зато они понятные, – обиделась Маргаритка. – А в твоей поэзии сам черт ногу сломит.

Пропустив ее слова мимо ушей, велел ей поскорее доедать салат. Мне не терпелось выбраться отсюда. В ресторане было холодно и сыро, и меня уже тошнило от манеры толстяка Уоррена спрашивать каждые две минуты: «Все в порядке, сэр?»

За земляничными пирожками в форме сердечек Маргаритка принялась болтать о приготовлениях к свадьбе.

– Хорошо бы ты устроил мальчишник за месяц до свадьбы. Не хочу, чтобы в утро нашей свадьбы тебя нашли голого, измазанного дегтем, обвалянного в перьях и прикованного к фонарному столбу.

Я покорно кивал, а про себя думал: ПОБЕРЕГИ СЛОВА, МАРГАРИТКА. НЕ БУДЕТ НИКАКОЙ СВАДЬБЫ.

В 9 часов в ресторан вошел скрипач, якобы цыган, и начал ястребом кружить между столиками. Остановившись подле нас, он запиликал «Жизнь в розах» и велел мне взять Маргаритку за руку. Я повиновался, но мысли мои были исключительно с Георгиной.

Скрипачу полагалось дать на чай, но мелочи при мне было лишь 1,53 фунта, так что я не стал напрашиваться на то, чтобы мне швырнули монеты в лицо, и ничего ему не дал.

Попросил Уоррена вызвать такси для Маргаритки, а сам зашагал к Крысиной верфи по дорожке вдоль канала. Сэр Гилгуд с супругой как ни в чем не бывало скользили рядышком по водной глади. Интересно, не летают ли они обедать на другой канал?

У своей двери обнаружил сверток в подарочной упаковке, внутри оказалась коробочка с «Французской фантазией» от «Мистера Киплинга». Ни записки, ни открытки, но я-то знал, от кого это.

Позвонил Найджел, сообщил, что собирается завтра в Лондон вместе с Парвезом и Фатимой, на автобусе, нанятом мечетью, куда ходит Парвез. Они едут на демонстрацию против войны в Ираке. Найджел спросил, не занять ли место и для меня.

Я отказался:

– Найджел, я целиком и полностью доверяю мистеру Блэру. На его стол ежедневно ложатся сводки с совершенно секретной информацией. В сентябре он заявил, что Саддам Хусейн и его оружие массового поражения представляют серьезную угрозу безопасности нашей страны. Почему ты не хочешь поверить Тони и выполнить свой патриотический долг, поддержав наши войска?

– Не тебе учить меня патриотизму! – огрызнулся Найджел. – К твоему сведению, я восемнадцать часов простоял в очереди длиной в милю, чтобы попрощаться с королевой-матерью.

Пожелал ему приятно провести время в Лондоне.

– В VIP-зоне Гайд-парка мы встречаемся с Пандорой. Слюнки не потекли, а? Ты же до сих пор от нее без ума.

Ответил ему:

– Если Пандора открыто выступит против войны, ее политической карьере конец.

В поезде всю дорогу пришлось стоять. Антивоенные демонстранты захапали все места. К моему удивлению, большинство выглядело вполне обычными, даже респектабельными людьми.

Георгина встретила меня на вокзале. Меня встревожило, что на ней красная футболка, с которой большие черные буквы вопили: «ВОЙНЕ – НЕТ!!»

Мне не терпелось оказаться на Болдуин-стрит, но Георгина покачала головой:

– Мы не сможем попасть на Болдуин-стрит, даже если захотим, любимый. Ожидается, что на улицы выйдет миллион людей.

Знай, что Георгина пожелает пройтись маршем протеста, прежде чем заняться любовью, я бы выбрал обувь поудобнее.

Говорить о том, что поддерживаю мистера Блэра, я не стал, но и не смог заставить себя скандировать антивоенные лозунги. Свисток я тоже не купил, чтобы свистеть в него как полоумный.

Только мы влились в колонну демонстрантов, как Георгина принялась выкрикивать злые и циничные агитки в адрес мистера Блэра и мистера Буша. Через минуту вместе с ней скандировала вся колонна. У нее опредленно дар ярить людские массы.

Толпа не позволила нам пробиться к сцене в Гайд-парке, что избавило меня от встречи с Пандорой и своими друзьями, а также от объяснений, почему я здесь, да еще с Георгиной.

Пандоре Георгина внимала с восторженным вниманием. Одобрительно кричала всякий раз, когда Пандора высказывала сомнение в наличии у Саддама оружия массового поражения. Я хотел выступить в поддержку Гленна и мистера Блэра, но сдержался. Я ведь был в меньшинстве – в соотношении один к миллиону.

Позже, в постели в бедламной комнате на Болдуин-стрит, я спросил Георгину, не желает ли она почитать рукопись произведения, над которым я работаю, «Слава и безумие».

– Нет, милый, – ответила она. – Возможно, я не самый толковый читатель, но мне не хочется узнать, что ты не писатель. Мне кажется, я не смогу любить графомана.

С деланной беззаботностью я спросил, что еще может помешать ей любить меня.

– Я не смогла бы полюбить человека, который поддерживает войну с Ираком.

Тогда я предложил:

– Георгина, давай рассмотрим гипотетическую ситуацию. Смогла бы ты любить меня, если бы я сделал твою сестру беременной и пообещал жениться на ней в первую субботу мая?

Георгина выскочила из кровати и принялась метаться в окружающем нас хаосе, разыскивая сигареты и зажигалку. В голом виде она меньше напоминает Найджеллу Лоусон. Найдя пачку «Мальборо», она несколько раз глубоко затянулась.

– И которую из моих сестер ты обрюхатил, а потом еще жениться пообещал?

– Маргаритку.

На вокзал она меня не проводила. Всю дорогу в поезде я стоял. В районе Кеттерина от Георгины пришло сообщение:

Проваливай навсегда, идиот четырехглазый.

Вот так, дорогой дневник, был мне проблеск рая, но я его прошляпил.

Под проливным дождем доехал до Мэнголд-Парвы, оставил машину на просеке и через поле потащился к свинарникам. Навстречу мне выскочил щенок, путаясь в длинных тонких лапах, и ринулся в направлении просеки. Присмотревшись, я увидел, что мама, стоя на стремянке, колотит по крыше. Отец сидел под пологом палатки, прячась от дождя. Тут из-за угла второго свинарника вышел здоровенный детина с прической как у дикобраза, в руках он держал кувалду. Судя по всему, это и был Зверь. Я оказался в неловком положении, когда находишься слишком далеко, чтобы заговорить с человеком, но и проигнорировать его присутствие нельзя.

Приветственно вскинул руку, и незнакомец в ответ помахал кувалдой.

Наконец я подошел достаточно близко, чтобы сказать «Здравствуй, мама». Мать обернулась ко мне и вдруг завопила:

– Иван! Иван! Вернись!

У меня упало сердце. Неужели она потеряла рассудок под гнетом вины, несомненно давившим на нее после смерти Ивана Брейтуэйта?

Мама продолжала надрываться:

– Верни его, Адриан! Верни Ивана!

Я подбежал к ней, обнял за ноги:

– Мама, Ивана уже не вернуть!

Она отпихнула меня и закричала еще громче:

– Беги же! Схвати, пока он не выскочил на просеку!

Зверь сунул пальцы в рот и оглушительно свистнул.

Пес немедленно развернулся и помчался к нам.

– Считаю в высшей степени дурным вкусом назвать нового пса в честь покойного мужа, – заметил я. – Почему ты нарушила традицию? У собак Моулов не бывает кличек.

– Достала меня эта традиция, – объявила мама. – Я хочу стать новым человеком. Мне надоело быть Полин Моул. Я жажду перемен и впечатлений.

Громила Зверь взирал на нее с неприкрытым обожанием. Не дождавшись, когда нас познакомят по всем правилам, я представился сам. После переезда в поле родители начисто забыли о хороших манерах.

Спросил, как его зовут на самом деле. Он недоуменно уставился на меня:

– Зверь.

Отец подвесил на треноге чайник, мы уселись вокруг костра в ожидании, когда закипит вода. Не хотелось рассказывать при Звере, что Маргаритка забеременела, а я обещал жениться на ней в первую субботу мая. Но Зверь, похоже, успел стать деталью окрестного пейзажа, так что, отхлебнув чаю, я собрался с духом и заговорил:

– Кстати, вас есть с чем поздравить. В сентябре вы опять станете дедушкой и бабушкой.

Мать поставила чашку на землю и протянула руки, чтобы меня обнять.

– Чудесная новость! Я слышала от Найджела, что Пандора провела ночь у тебя. Сбылась моя мечта!

– Слава богу, ты не женишься на этой толстозадой, зубастой и очкастой клоунессе. Страшно подумать, на что могли бы походить ваши дети.

Отец – большой мастер попадать впросак. Однажды, будучи женатым на Тане Брейтуэйт, он сидел на званом обеде рядом с незнакомым человеком, беседу они вели о деторождении, и отец выразился в том духе, что все мужчины-гинекологи – законченные извращенцы, для которых гинекология – единственный способ возбудиться. За столом воцарилась мертвая тишина, а затем Таня ледяным голосом проговорила:

– Джордж, по-моему, тебя не познакомили с Барри. Он гинеколог-консультант.

Вот и сейчас я посмотрел на отца:

– Когда ты услышишь, что я тебе скажу, то пожалеешь, что столь грубо отозвался о Маргаритке.

Мама вмиг перевоплотилась в страстную итальянку.

– Нет! Нет! – заголосила она. – Только не Маргаритка! Прошу тебя, Боже милосердный! Только не Маргаритка! – Она простерла руки к небу, словно призывая гром и молнию на свою голову. – Ну почему? Почему?! За что мне такое? Чем я провинилась?

Зверь толстенными пальцами свернул самокрутку и молча передал маме.

Я сказал примирительно:

– Если будет девочка, ее можно назвать Грейс.

Но кажется, услышал мои слова только Зверь.

Родители уже отодвинулись от меня, точно я был прокаженный.

Отец вполголоса прошептал:

– Мы не должны отворачиваться от него, Полин. Если он женится на этой уродине, ему понадобится наша помощь.

Мама произнесла дрожащим голосом:

– Верно, я постфеминистская феминистка, но волосы на ногах этой Маргаритки можно в косы заплетать!

Нахожусь в отчаянном финансовом положении. Из банка пришло письмо, в котором сообщается, что «зона моего кредита» закончилась. В результате у меня перерасход в размере 5624,03 фунта. Банк просит исправить это упущение, за письмо с моего счета сняли еще 25 фунтов.

Вечером позвонил Парвезу и попросил его составить от моего имени письмо в банк. Если бы я занимался малым бизнесом, меня бы объявили банкротом, заметил он. И настоятельно предложил встретиться, пока я не принял никаких решений. А также велел уничтожить все кредитные и магазинные карточки, прежде чем я выйду из дома.

– Тебе нельзя доверять, Моули, – заявил он.

Я спасен! Мое заявление в банк Шотландии по поводу «Мастеркард» с кредитным лимитом 10 000 фунтов принято. Следовательно, остальные кредитки и магазинные карточки можно не трогать. Парвез вечно все драматизирует.

Теперь рядом с карточкой «ВИЗА» в моем бумажнике лежит «Мастеркард» – в паре они отлично смотрятся. А еще из шотландского банка прислали четыре чека на имя Адриана Моула стоимостью 2500 фунтов каждый. Нужно всего-то их подписать и указать в качестве получателя свой банк, и сразу после этого я смогу тратить деньги. В обед выписал три чека на имя банка, чтобы покрыть перерасход. Четвертый сложил и спрятал в бумажник на крайний случай.

В обед встретился с Парвезом в винном баре напротив магазина. Он спросил, уничтожил ли я свои кредитные и магазинные карточки.

– Нет, ножницы куда-то задевались, – ответил я.

И добавил, что письмо в банк можно не писать, потому что на мой счет уже переведены достаточные средства. Парвез прочел лекцию о моем образе жизни и предупредил, что меня ждут серьезные неприятности, если я буду продолжать тратить деньги с такой же скоростью.

Сообщил ему что опять помолвлен с Маргариткой, поскольку в сентябре она родит от меня ребенка.

– Рад, что ты поступаешь правильно, – сказал Парвез. – Ребенку ведь нужен отец, или как?

Позвонила мать, последние три дня они с отцом только и делают, что обсуждают мою помолвку с Маргариткой.

– Адриан, нам надо срочно поговорить, – сказала мама. – Мы заедем к тебе завтра, можно?

Более не желаю разговаривать с родителями. Как они смеют указывать мне, как жить, на ком жениться и кому делать детей? Мне как-никак тридцать четыре года.

Сегодня в Кувейт вылетели тысяча британских десантников вдобавок к 17 тысячам, уже дислоцированным там. Полагаю, это всего лишь бряцание оружием со стороны мистера Блэра. Если Саддам не отступит, в Ирак перебросят свыше четверти британской армии.

Позвонила Шарон узнать, что я думаю насчет войны: начнется она или нет. Заверил ее, что Саддам неминуемо сдаст позиции и признается в хранении ядерного и биологического оружия.

Шарон спросила, водятся ли в Кувейте песчаные мухи. Оказывается, эти насекомые сильно покусали маленького Гленна на пляже в Скегнессе. Соврал, что в Кувейте песчаные мухи – редкость.

Мама оставила сообщение на автоответчике, извиняясь за вчерашнее.

– Мне не следовало говорить, что Маргаритка – истеричная манипуляторша, которая одевается даже хуже принцессы Анны. Но если ты намерен продолжать в том же духе и погубить свою жизнь, что же я могу поделать. – Закончила она словами: – Никто из твоих родных и друзей тебя не понимает, Адриан. Все считают, что ты свихнулся.

С удовольствием сказал бы матери правду – что я не женюсь на Маргаритке, – но тогда она наверняка подумает, будто может командовать мною, как в детстве.

Мистер Блэр встречается в Риме с Папой, который против войны. На вопрос, что он скажет его святейшеству, наш премьер-министр ответил:

– Разумеется, мне известна точка зрения Папы Римского, и это вполне недвусмысленная точка зрения. Позвольте же и мне высказаться столь же прямо. Мы не хотим войны. Никто не хочет войны. Именно поэтому прошлым летом вместо того, чтобы начать боевые действия, мы обратились в ООН.

Зачитал Шарон это заявление в надежде успокоить ее, но она упорно подозревает худшее и твердит, что Гленна отправят на фронт, как только 18 апреля ему исполнится восемнадцать.

Я по-прежнему на 100 % поддерживаю мистера Блэра. И предсказываю, что в один чудесный день мистер Блэр получит благословение Папы.

Надеюсь, тесные отношения миссис Блэр с ее духовной наставницей Кэрол Кэплин не помешают мистеру Блэру вписать свое имя в историю человечества.

Утром, сразу после открытия магазина, к нам зашла Маргаритка. Я налаживал в подсобке кофе-машину и вдруг услышал ее голос. Маргаритка просила мистера Карлтон-Хейеса подобрать ей книгу по свадебному этикету.

– Ваше желание обратиться к правилам этикета меня несколько удивляет, – ответил мистер Карлтон-Хейес. – Почему-то я не могу представить вашего отца в цилиндре и фраке.

– Папа любит традиции старой Англии, – возразила Маргаритка. – Его друг согласился одолжить нам лошадку и повозку, на которой я поеду в церковь. А после венчания лошадка отвезет нас с Адрианом на прием в деревенскую ратушу.

К тому времени, когда я выполз из подсобки, мистер Карлтон-Хейес знал о моей свадьбе больше меня.

Бог свидетель, я не религиозен и с адвентистами Седьмого дня у меня мало общего, но я убежден: по воскресеньям магазины должны быть закрыты.

Сегодня меня погнали покупать кольца, в компании с Маргариткой, разумеется. Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что Маргаритка – хрупкое, пугливое создание, сродни безымянной героине «Ребекки»,[52] которая вечно кутается в теплый кардиган. Но это не так! У Маргаритки стальная воля и неукротимая решимость зловещей экономки миссис Денверс.[53]

Нас провели в крошечную лавчонку на самых задворках Рыночной площади. Надпись над дверью гласила: «Генри Уортингтон, изготовитель изысканных ювелирных изделий, год основания 1874». Чтобы войти, пришлось позвонить. Впустил нас высокомерный юнец в твидовом костюме с карточкой на лацкане. На карточке было написано: «Макс Таскер, младший менеджер».

– Вам придется подождать, – сказал юнец. – Из-за войны все скупают золото.

Мы уселись на маленькие стульчики, обтянутые бархатом. У прилавка теснилась небольшая толпа. Был там и вылитый с виду гангстер с подружкой. Гангстер примеривал массивную золотую цепь на шею.

– Ну и вульгарная штуковина!

К несчастью, мой шепот пришелся на паузу в общем гуле. Гангстер повернулся, злобно зыркнул на меня и прохрипел:

– Вульгарная? Да ни хрена! Я за эту цацку пятнадцать кусков отваливаю.

Наконец подошла наша очередь. Обслуживал нас Макс Таскер, который, похоже, с самого начала решил, что я скряга.

– В каком ценовом диапазоне будем искать? – надменно вопросил он.

Инопланетянка, прибывшая со мной, прощебетала:

– Это я оставляю на усмотрение моему жениху.

Маргаритка брезгливо ухмылялась любому кольцу дешевле 1000 фунтов, в том числе и тем, что стоили 999,99 фунта. Взяв у Таскера лупу, я изучил каждый карат каждого показанного нам кольца с бриллиантом. Маргаритку интересовали происхождение, история и качество камней. Только цена ее не интересовала.

Остановилась она на платиновом кольце с бриллиантом и сапфиром невероятной блескучести за 1399 фунтов. Поскольку Таскер разговаривал со мной с неприкрытым презрением, информацию о стоимости побрякушки я встретил с напускным безразличием. А на вопрос, каким образом «сэр» желает платить, небрежно ответил:

– О, выпишу чек.

Маргаритка потребовала, чтобы на внутренней стороне кольца выгравировали: «Ненаглядной Маргаритке. Моя любовь к тебе безмерна, как океан, Адриан». Таскер запросил по 2 фунта за букву. Потом осведомился, не желаем ли мы выбрать обручальные кольца, пока цена на золото не подскочила до небес.

Я наотрез отказался носить обручальное кольцо, когда был женат на Жожо. Для меня эта узкая полоска из желтого металла была символом не вечной любви, а западни. Однако профессиональная настойчивость Макса Таскера и пылкость Маргаритки заставили меня капитулировать, и я согласился взглянуть на поднос с обручальными кольцами. Их там оказалась целая гора. Через пару минут все они выглядели для меня одинаково Жаль, что я не родился в СССР, где проблемы выбора не существовало. С этой проблемой управилась Маргаритка. Она надела мне кольцо на палец, и я ощутил, как жизнь вытекает из меня по капле. Перед глазами замелькали картины близкого будущего. Если я срочно не предприму что-нибудь, то очень скоро меня закуют в наручники, опутают цепями, а рот заткнут кляпом.

Я уже себя не помнил от отчаяния и, когда мне сообщили, что три кольца тянут на 3517 фунтов, лишь молча кивнул и выписал чек.

Чуть позже в кофейне «Старбакс», подкрепляясь кофе с молоком, я составил в уме письмо:

Уважаемый бухгалтер,

Страницы: «« « ... 910111213141516 » ... »»