Как дневник. Рассказы учительницы Аромштам Марина

ДВА ПИСЬМА

Письмо первое

Здравствуйти

Марина Семеновна

Вы не знаете откуда взялся человек.

Досвидание

леня

Письмо второе

Здравствуй, Леня!

Извини, что не сразу ответила на твое письмо. Пришлось подумать над ответом.

Знаешь, меня тоже очень интересует, откуда взялся Человек. Вообще — откуда берутся люди. Я читала про это разные книжки. Но никто, как мне показалось, не может точно ответить на этот вопрос. Ученые высказывают различные гипотезы (гипотезы — это такие мысли-фантазии).

Нам нужно подумать над этим вместе с ребятами. Как соберемся вместе 1 сентября, так и начнем сразу думать. Это же очень важно: понять, откуда что берется.

До свидания.Марина Семеновна

ДЕЛО ДЕДА МОРОЗА,

ИЛИ ЗАНАВЕС ОТКРЫВАЕТСЯ

В понедельник, 29 декабря, на столе в не запертой по халатности театральной комнате вездесущие первоклассники обнаружили нос.

— Ага! Нос! — торжествуя, воскликнула маленькая деловая Вера, и у меня внутри все похолодело. В коридоре послышался топот ног еще нескольких детективов. Они были вызваны для исследования этой вопиющей улики, а также для опознания обнаруженных тут же шубы и бороды.

Я чувствовала себя преступником, застигнутым на месте преступления, и в отчаянии перебирала все возможные алиби.

— Ха-ха! Переодетый!

— Ненастоящий!

— Накрашенный был!

— Нос-то пластмассовый!

Единственным серьезным аргументом в нашу пользу были подарки. На это я и собиралась нажимать в ближайшем разговоре, который, увы, приходилось откладывать до «после каникул». Наступал Новый год…

Новый год — единственный праздник, в отношении которого нам удается сохранить непосредственность чувств на протяжении всей жизни. И дело не только в подарках. Дело — в бое часов. Где-то там, внутри последнего удара, наступает удивительное мгновение — мгновение отсутствующего времени: старое уже закончилось, а новое — еще не началось! Мгновение стыка конца и начала, вызывающее душевный трепет, страх, восторг! Жизнь прерывается на вздохе — она же не может быть вне времени! — и продолжается лишь с окончанием боя часов.

— Если не уснете до боя курантов, постарайтесь почувствовать, что это значит — оказаться между Старым и Новым годом. А вдруг кому-нибудь удастся подглядеть, как это происходит? Как наступает Новый год? И на что он наступает? Ведь если кто-то из вас на что-то наступит, мы это сразу увидим.

— У меня вдруг потух свет. А потом под елкой оказались подарки.

— А у нас кто-то сильно в дверь постучал, мы побежали — а там мешок.

— А у меня утром все было в чулке над кроватью. Чулок специальный такой — красный, пушистый.

— А я на елке была, и мне Дед Мороз вот что принес!

Спрашиваю осторожно:

— Настоящий?

— Да-да! Настоящий!

— И у меня настоящий был!

— И у меня!

— Так… А на празднике, значит, ненастоящий был? — (может, я напрасно лезу в бутылку?)

Смеются:

— Нет, ненастоящий! Разве у настоящего пластмассовый нос бывает?

Перевожу дух. Значит, есть-таки настоящий. Все не так плохо.

— Но согласитесь, подарки-то настоящие были?

Стас — рационалист, на мякине не проведешь.

— Подарки ведь и купить могли…

— Что же не отказались? — кажется, я обиделась. Ну и ну! Надо мириться. — Знаете, а вы правы. Кроме настоящего, бывают переодетые Деды Морозы. Когда я была маленькой девочкой (меньше вас), я об этом не знала. А потом моя бабушка рассказала мне по секрету, что Дед Мороз, который на елку приходит, — это переодетый артист. Накрасит нос специальной краской (грим называется), приклеит бороду — и получается Дед Мороз. Знаете, как я обрадовалась? Я ужасно обрадовалась. Вдруг оказалось, что в Деда Мороза кто хочешь превратиться может. И в Снегурочку, значит, тоже. А мне так хотелось превратиться в Снегурочку! Я всегда думала: вот наряжусь в Снегурочку — и буду совсем как настоящая. И никто-никто не догадается, что я просто переоделась. Вы тоже так можете.

— Переодеться?

— Ну да. Переодеться и в кого-нибудь превратиться. Главное — правильно это сделать. Согласны?

Значит, так.

Мальчиков-зайчиков, девочек-снежинок отменяем. Мальчиков-петрушек, девочек-матрешек тоже отменяем.

Вообще отменяем весь традиционный набор гендерных ролей, созданный в ходе длительного исторического развития советского детского сада.

Пять стихов с табуретки под елкой, рассказывают те, кого слышно и кто прилично выговаривает слова, кто по этой причине уже выступал с той же самой табуретки перед Красавицей Осенью и наверняка будет выступать перед Красавицей Весной — отменяем.

Тонких ставим вперед, а толстые пусть будут сзади — отменяем. Невзирая на стоны хореографа-профессионала.

Теперь родители-зрители. Публика. Чем обычно занята публика на детском празднике?

Вариант первый: сидим, глядим, ревнуем. Ага, главные роли опять у тех же самых! В прошлый раз они Деду Морозу стих с табуретки читали, и опять их поставили на табуретку! А мы, между прочим, воспитателям на конфеты тоже деньги сдавали.

Вариант второй: мы прям в цирк попали. Ха! Смотрите, как этот в носу ковыряет, когда свой стих рассказывает. А эта юбку задрала до подбородка и машет ею — вот дирижерша! А тот-то, тот-то! Эк заклинило его на одной и той же фразе. И вообще он все время «фа-фа» произносит вместо других слогов. А та тому на ногу наступает. Вот умора!

Оба варианта отменяются.

Вообще отменяются праздники. Такие праздники.

А что тут поделать? Ну не люблю я цирк. Не цирк вообще, а конкретную его составляющую — дрессированных животных: медведей на мотоциклах, слонов, которые опускаются на колени, львов, которые куда-то там прыгать должны по удару хлыста. Я готова признать, что это особенность моей психики. Моего восприятия. Но можно ли делать вид, что этой особенности не существует? Можно ли не учитывать их в том классе, где я работаю?

Да, цирк меня мало греет. Зато я люблю театр. Я считают, что для детей театр — как хлеб насущный. Не менее важная вещь, чем математика или русский язык. Дети нуждаются в опыте превращений. В опыте легализованного волшебства. В том, чтобы их увидели в свете рампы.

Смотрите, что происходит.

Выходит на сцену Дима десяти лет от роду. Все как в лучших домах: костюм, бабочка, гитара. И вдруг выясняется, вот в этот самый момент, что Дима — красавец. Вчера ты готова была убить этого Диму. Даже язык не поворачивается рассказать, что он вчера вытворял на перемене. А сейчас Дима под аккомпанемент фортепиано играет на гитаре нечто классическое. И видно, что весь он — внутри музыкальной пьесы. И пальцы какие ловкие. Ну и, опять же, глаза. Глаза на лице живут. Я смотрю на Диму и говорю себе: запечатлей его в сердце. Таким, какой он сейчас. Запечатлей покрепче. Тогда ты его уже не убьешь. На уроке русского языка. Во время какого-нибудь тренировочного диктанта. Или во время контрольной по математике. Когда ему придет в голову кукарекнуть (или издать другой звук. Звуковой репертуар у него довольно обширный).

Нельзя — невозможно — убить того, кто был так прекрасен на сцене.

Или вот еще Вова. Вова в обычной жизни — такой непростой персонаж, способный, к примеру, вытянуть из-под соседа стул, когда тот опускается на место после ответа. Ответ отобрал у соседа все силы, он уже мало что соображает. Он уже получил от меня по полной программе. И ему очень надо на стул и наконец-то вздохнуть. И он, конечно, не видит, что Вова с невинным видом этот стул отодвинул, и ему, соседу, теперь на стул ни за что не попасть.

Но и Вову придется щадить, потому что он очень правдоподобно играл праведного волхва. Через эту роль (он ведь переживал, я видела) Вова вроде как приобрел индульгенцию на ближайшее время.

Или Тимур. Ругается матом по поводу и без повода. Но ведь танцует как! У публики дух захватывает. Тоже придется не убивать.

В общем, свет рампы — это такой психотерапевтический свет для учителя.

А возьмите родителей. Они ведь живые люди. И работают много. Они уже все терпение истратили на своего начальника, а дома их поджидает некто с записью в дневнике. Там записано, что этот некто сделал что-то не очень хорошее. И еще там оценки. За последнюю административную. От которой зависит четвертная оценка. Как тут не поддаться разрушительным импульсам? Так что родителям психотерапия рампой нужна еще больше, чем мне.

Когда родители видят своих детей в свете рампы, в них пробуждается надежда на светлое будущее. А как иначе? Одна мама помогала мне наряжать детей в ангелов перед каким-то спектаклем. Надо было накрутить на них что-то белое и прозрачное. Какие-то крылышки, складочки. Мама накручивала, накручивала, подшивала, укладывала — и наконец закончила. Отступила на шаг, чтобы работу свою оценить, и даже руками всплеснула: «Это ж не дети — ангелы!»

Да, так вот. Свет рампы и волшебная сила искусства.

Я в нее очень верю.

И поэтому я ничего не ставлю с маленькими детьми.

Я рассказываю им сказки, «показываю» стихи, мы играем в разные игры, где нужно все время представлять и изображать.

Но я ничегошеньки с ними не ставлю. Не вывожу их строем на сцену. Не ставлю на табуретку под елкой. Изо всех сил оттягиваю этот момент.

Зато я расставила сети.

И, как охотник, выжидаю момента.

— Хорошо бы показать нашим детям спектакль. Силами взрослых. Это, знаете, такой наглядный пример обращения невозможного в возможное. Образец культурного поведения. Очень действенный. Заразительный. И потом, обещаю, дети сыграют тот же спектакль. Через год или два. Может, им даже достанутся роли родителей. А спектакль — он просто не может получиться плохим. Поверьте: спектакль, который мы с вами поставим, обречен на успех.

Точнее, в родительском театре успех ничем не отличается от поражения. Я почти сразу открыла этот закон — когда случился наш самый первый взрослый спектакль.

Первый спектакль — это всегда непросто.

Родитель — серьезный, уважаемый человек. И вдруг он вот так, от нечего делать, выйдет на сцену? Позориться? К тому же ни у кого нет времени. Вообще никакого времени. Все работают в четыре смены. И в выходные. Да, с утра до вечера все работают, и в выходные тоже.

И еще почти в каждом родителе живет детское воспоминание: мальчики-зайчики, девочки-снежинки, толстых ставим назад.

В общем, увольте.

Поэтому сразу, в лоб родительское нежелание испытать себя сценой не одолеть. Придется использовать партизанскую тактику.

А близится Рождество. Оно уже на носу. И хочется чуда. Чудо — это такая штука, которая чаще всего является через детей. Ты что-то им рассказал, показал — и внимательно смотришь: как оно отзовется? И вдруг видишь: отозвалось! Вот оно, переживание чуда, написано на детских лицах. Тебя накрывает волной неподдельного счастья, когда ты наблюдаешь, как они верят: в волшебство, в Рождество, в Деда Мороза, в торжество справедливости. Потому что они всегда верят по-настоящему. А как устоять против магии настоящего чувства?

В общем, я никогда не скрывала, зачем это надобно взрослым — устраивать детям праздники. Почему не стоит жалеть на них сил и времени. Да для того, чтобы приобщиться к истинному переживанию. Это всегда терапия для взрослых, прорыв из привычной бытовой круговерти в новое измерение. Вроде понятная вещь, но объяснить ее трудно. На словах — почти невозможно. Здесь работает только пример. Только чужой, наглядный и успешный пример.

В общем, важно начало.

Ты по дороге из школы домой устраиваешь мозговую атаку — атакуешь сама себя. Какие людские ресурсы у нас имеются? Во-первых, Оленька. Чудная девушка, которая работает в моем классе-группе помощником воспитателя в ожидании вступительных в МГУ. Она — готовый ангел. В прямом и переносном смысле.

Но наличие Оли революционной ситуации не создает. Для нее играть какую-то роль — нечто вроде обязательного функционала. А нужны родители. Хотя бы двое родителей. Вот Машина мама. Преподаватель по классу фортепиано в музыкальной школе. Она хорошо поет. Попросим ее быть Марией. Я думаю, она согласится. Машина мама — тоже учитель, но с чужой территории. И для нас она все-таки больше родитель.

Еще нам нужен Иосиф. То есть мужчина-актер. Почти нерешаемая задача для первого спектакля (только для первого). Но без Иосифа рождественский спектакль совершенно невозможен. Непременно нужен Иосиф. Где же его добыть?

У меня есть подруга Лера. Старая школьная подруга. И она — так случилось — водит ко мне ребенка. Это не совпадение. Моя школьная подруга по каким-то собственным соображениям возит ко мне своего ребенка за тридевять земель. Зачем-то ей это нужно. И у нее есть муж Миша. Я его знаю невесть сколько времени. Я знала его еще до того, как он стал родителем. И мне хорошо известно, что Миша три года служил на подводной лодке. А теперь он — что очень кстати — папа моей ученицы. Неужели Миша откажется посидеть во время спектакля в вертепе? За Иосифа? Миша — и струсит? Зачем он тогда служил на подводной лодке?

В общем, я думаю, Миша просто не может мне отказать в преддверии Рождества. Это было бы бесчеловечно.

Звоню.

— Миша, тут есть идея — детям праздник устроить. Такой, какого у них еще не было. Все уже придумано, сделано. За исключением мелкой детали: нет актера на роль Иосифа. Всего-то и надо, что посидеть в вертепе. Миша, там будет темно. Тебя почти не будет видно. А слов немного. Несколько фраз.

И все напираю на то, что Миша был подводником.

Ну, и Миша мне уступает. Потому что он очень хороший. Добрый. И смелый. И он искренне хочет устроить для детей необычный праздник.

В общем, мы ставим свой первый взрослый спектакль с участием родителей. Пока — двух.

Полагаю, это было странное зрелище. От волнения все актеры двигались по сцене, как роботы из фантастических фильмов первого поколения. Кроме Оли. Оля, как и ожидалось, была рождена для роли ангела. Ну, и кроме Миши. Он вообще не двигался. Как и было обещано, Миша сидел в вертепе и ждал, когда придет его время произнести две фразы. Когда же время пришло, он, по его словам, покрылся холодным потом — хотя и служил три года подводником. Но Миша совершенно напрасно боялся. Никто не услышал, что он там произнес в самом конце спектакля. На словах «Смотри, Мария!» крыша вертепа, не выдержав тяжести вифлеемской звезды, издала угрожающий звук и стала крениться, грозя нарушить рождественскую благодать и погрести под собой актеров и декорации. Я спешно ударила в тарелки, выскочила на сцену и, натянув на лицо радостную улыбку, задернула шторку, ползающую по веревочке. Она заменяла занавес на нашей импровизированной сцене. Так что о том, что вертеп обрушился, можно было догадаться только по звуку. И я до сих пор питаю иллюзию, что никто не стал на этом сосредоточиваться. Следом за мной на сцену спешно выскочила ангел Оля и объявила, что чудо свершилось и все теперь будет хорошо. Дети получили в подарок красивые свечки и пошли зажигать их у елки. Вообще-то я склонна к излишним волнениям (как оно все там было, что подумали взрослые зрители, какое у них настроение), но свечки — это опасно. Тут нужно бдеть в оба глаза. Поэтому я стала бдеть и петь вместе со всеми колядки.

В общем, случился у нас наш первый спектакль.

Ну, а потом мы играли разное. Дальше я позволяла себе даже кастинг (мысленный): этот папа хорош для роли волка, а этот сыграет профессора. Оказалось, многие папы если и не служили подводниками, то прошли километры суровых туристских троп. О мамах вообще молчу. Только женских ролей почему-то всегда маловато.

…И вот показан один из наших спектаклей. Тот, что должен сыграть роль сети. Неделю спустя подходит ко мне один папа:

— Меня, Марина Семеновна, Егор к вам подослал. Каждый день пристает: сходи да сходи к Марине Семеновне. Пусть бы она дала роль. Ну, хоть какую-нибудь малюсенькую ролишку.

А Егоркин папа — один из наших лучших, испытанных актеров.

— Не рано ли? Мы вроде бы договаривались, что начнем с детьми через год спектакль ставить.

— Ну, вот видите. Не может уже терпеть.

Тогда я собираю «народ» на ковер.

— Егорка хочет играть в спектакле. Кто еще хочет?

— Я-я-я-я-я-я-я-я!

— Вы видели, как играют мамы и папы. Но знаете, сколько нам пришлось репетировать? Повторять одни и те же слова? Ходить по сцене туда-сюда? Вдруг вам станет скучно?

— Не-е-е-е-е-т!

— А если не сразу все получится? Если я стану сердиться? Посмотрите, какое тогда у меня будет лицо!

Смеются.

— И не смейтесь. Это серьезно. Значит, вы согласны быть как актеры?

— Да-а-а-а!

— Выносить все тяготы актерской жизни?

— Да-а-а-а!

— Учить наизусть слова? Слушаться режиссера? Танцы разучивать на занятиях хореографии? А на кого-то из вас Юлия Авенировна жаловалась. Актеры такое не могут себе позволять.

— А какая у меня будет роль?

Это самый маленький, Данька. Какая у него будет роль? Вы бы слышали его дикцию! Да если его поставить на табуретку… Но знаете, что я скажу: у него будет роль. Неожиданная. Такая, которая ему непременно понравится. У всех будут роли.

— Давайте так: я немножко подумаю и скажу, что будем играть. Чтобы каждому досталась интересная роль. Согласны?

Конечно, согласны. В общем, «Занавес открывается!».

ЖИВОЕ И НЕЖИВОЕ

Я на семинаре по естественно-научному воспитанию малышей. Руководитель кружка юных зоологов Юля делится опытом: «Обычно дети приходят ко мне в семилетнем возрасте. На первом занятии я выставляю на стол камень, куклу, выпускаю морскую свинку и спрашиваю: что здесь живое? Дети, как правило, отвечают сразу. Но я прошу доказать. Будущие ученые должны научиться подбирать аргументы в защиту своих высказываний. Поэтому я говорю: сейчас я буду вас путать, а вы мне доказывайте, что морская свинка — живая.

Как они стараются, все громко кричат:

— У свинки глазки!

— И у куклы глазки.

— Свинка бегает!

— И машина бегает — двигается.

— Свинка теплая.

— И мотор у машины теплый, когда работает.

И так долго-долго. Иногда кто-нибудь скажет, что свинка размножается. Это высший пилотаж. Но и этого аргумента недостаточно. Вот отвалился от камня кусочек. Он размножился или нет? Был один камень, а стало много — два. Моим неискушенным новичкам должно стать ясно: не могут они самостоятельно ответить на этот вопрос. Тогда я достану микроскоп и покажу им клетку. Только на клеточном уровне можно действительно доказать, что живое, а что — неживое».

Мне все это очень нравится. Я вдохновенно записываю за Юлей, в чужих детских репликах слышу голоса своих первоклашек. А уж Юлю так ясно себе представляю, словно она — это я. И такое занятие у нас получилось (на бумаге, конечно) — стройное, красивое, последовательное, — что хочется сразу воплотить его в жизнь.

Почему бы на следующей неделе и нам не обсудить живое и неживое? Да нет, прямо завтра!

— Мы вчера записали в тетрадях одно очень важное слово: жизнь. Я попросила вас поразмыслить над серьезным вопросом: что такое живое и чем оно отличается от неживого. Готовы к обсуждению?

Готовы и рвутся в бой. Что там полагается по сценарию? Глазки, ушки? Умеет бегать?

— Я знаю! Живое — это в чем есть жизнь.

— Как это?

— Ну, то, что внутри, оно невидимое.

— И я знаю. Живое — это то, что может умереть.

Крутой вираж. Где же глазки?

— Стоп! Давайте-ка поиграем. Я буду называть разные слова, а вы просто отвечайте: живое — неживое. Начали! Стол.

— Неживой.

— Окно.

— Неживое.

— Цветок.

— Живой.

— Машина.

— Неживая.

— Дерево.

— Живое.

— Камень.

— Неживой.

— Пианино.

— Живое.

— Пианино?

Настойчиво и единогласно:

— Живое!

— Почему?

— Оно из дерева. А дерево живое.

— Но ведь и стол из дерева. Вы говорите, он неживой.

— В пианино музыка живет. А вы сами говорили — музыка живая.

— Тогда и магнитофон живой?

— Неживой. Он холодный.

Вот тебе и раз! И, главное, бьют в точку. Вообще про музыку как-то сложно возражать. Мне, по крайней мере. Попробуем с другой стороны.

— Хорошо, а земля?

— Неживая… Нет, живая! На ней вон сколько всего растет. Это же из нее растет!

— А вода?

— И вода живая. Она же поет. А все, что поет, живое. Музыка — живая.

— У живого есть душа.

— Но как же это определить? — я все еще пытаюсь вернуться к заданному сценарию.

— Так почувствовать можно!

Ах так? Ну ладно!

— Тогда скажите, а кукла живая?

Без тени сомнения:

— Днем неживая, а ночью живая. Ночью все куклы оживают, потому что они похожи на людей.

Это что же такое? Следствие моей педагогической ереси? Всяких игр вроде «На свете все на все похоже»? Неужели — прощай, естественнонаучность? Но как же все-таки интересно!

— А кукла может умереть?

— Сломаться?

— Ну да, если какой-нибудь грубиян оторвет ей голову?

— Тогда она ночью точно не оживет!

— Да, хороший разговор! — говорит один очень умный и подводит вместо меня итог. — А вообще-то и камень может ожить… Если очень захочешь. Все может превращаться.

День окончен. Делаю выводы. Обнаруживаю, что я почти счастлива. «То, что поет, живое!» Кто осмелится с этим поспорить?

ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ МОЛИТВА

Страницы: «« « 123456 » »»