Как дневник. Рассказы учительницы Аромштам Марина

— Вы только вслушайтесь! Федрата оправдывает врагов!

— Может быть, это она указала им путь к поселению?

— Да она просто безумна!

— Она потеряла сына!

— Ее надо изгнать!

— Но Федрату многие любят. Как же мы без Федраты?

Как же мы без Федраты?

По милости этой Федраты я до сих пор что-то помню. То, что незачем помнить. К примеру, ее рассказы о том, как жили когда-то греки… Она сама виновата, что я многое помню. И меня осенила идея:

— Подвергнем ее остракизму.

Я сказала это негромко. Но все, даже старейшины, обратили ко мне свои взгляды. Это было так лестно!

— На заднем дворе мастерской свалены черепки. Это сор из раскопов. Он никому не нужен. С их помощью можно голосовать.

Все согласились и закричали:

— Черепки! Черепки! Несите сюда черепки!

Эпивлад призвал всех взвесить свое решение. Если Федрату изгонят, то навсегда. Я заметила: у детей в глазах заблестели слезы. Но не у всех. Не у всех.

Во время голосования Федрата не проронила ни слова, хотя и была бледна.

Я пометила черепок и положила его на землю. Следом за мной свои черепки выложили остальные.

Потом Эпивлад разложил черепки в две кучки. Та, что «не изгонять», все росла и росла. За изгнание было только три черепка. Эпивлад для верности пересчитал черепки и — я заметила — облегченно вздохнул. Запомним: Федрата Эпивладу небезразлична…

— Раз меня не изгнали, — тихо сказала Федрата, — выслушайте меня. Вы забыли, зачем вы здесь. И забыли, что надо вернуться. Но справедливости ради вам придется признать: скифы неуловимы. Сколько бы вы ни кричали, похищенных вам не вернуть. Не тратьте зря свое красноречие. Вы не знаете, как принудить кочевников к встрече. Как предложить им выкуп или честное состязание. Обратитесь к оракулу. Так всегда поступали древние греки.

Все оценили мудрость Федраты…

Ну и ладно. Никто не знает, что мой черепок был с меткой, требующей изгнания. И вообще я думаю, что скифы снова появятся. Может быть, тот же самый — в шкуре.

А я зачем-то помню: мы должны возвратиться.

2. Меня зовут Алексант.

О, земля Танаис!

Как я жаждал здесь оказаться.

И что же? Под этим небом я познал горечь рабства.

Оракул сказал, мы должны принести Зовущий огонь на курган. Принести его на вершину. И скифы тогда не смогут избежать состязаний.

Еще оракул сказал: понадобится вода — та, что смывает обиды. Она доделает то, чего не сумеет огонь.

И пусть мы запомним: в реку нельзя войти дважды. Войдет один человек, а выйдет совсем другой.

Мы с товарищами отправились за водой и отыскали ее — водяные часы, из которых по капле сочилась влага. Но лишь на вершине кургана вода смывала обиды. А до кургана было далеко-далеко. Мы должны были торопиться. Кони Гелиоса резвились над размытыми облаками, и жар отбирал у нас воду капля за каплей.

Поэтому мы решились идти через пустынное место, не дождавшись других — тех, кто мог бы нас защитить.

…Скифы, как у них водится, налетели внезапно. Явились из ниоткуда, возникли из-под земли. Мы выстроились змеей. Кочевники чтили змей и не осмелились нападать на змею с головы.

Я стал в хвосте змеи. В нашем отряде я был самый быстрым и ловким. Но скиф оказался еще быстрее. Он коснулся меня и произнес заклинание, лишающее меня воли.

Покорно и обреченно я двинулся следом за ним. И скоро отряд товарищей потерялся из виду.

Скиф сказал очень коротко, что я теперь — его раб. Скоро мы придем к стойбищу, там нужно разжечь костер. Для костра нужен хворост. Мне придется об этом думать. Иначе я узнаю, что такое удар хлыста.

Колесница Гелиоса забирала все выше и выше. Воздух сделался мутным от зноя. Пот катил с меня градом. Но хуже всего меня угнетало сознание, что я утратил свободу. Я, рожденный свободным, я, привыкший к свободной праздности, позволяющей предаваться искусству и размышлениям, обратился в раба. И теперь у меня нет иных желаний, кроме желаний моего господина. И этой вязанки хвороста, которую он заставил меня тащить через поле, угрожая хлыстом.

Наконец мы пришли к стоянке. С горечью я увидел наших прекрасных дев в окружении скифов. Но они, как мне показалось, вовсе не горевали.

— Разве они не рабы? — удивленно спросил я того, кто меня покорил.

— Они согласились жить по обычаям скифов. И им возвратили свободу. Видишь, как они веселы? — он чуть-чуть помолчал. — Скифам нужны рабы. Но у тебя есть выбор. Поступи, как они. Подари свое сердце степи — и свобода к тебе возвратится.

О, Танаис, Танаис!

Я мыслил себя древним греком. Я поклонялся богам, которым они поклонялись.

Но свобода — превыше всего. Без свободы не может быть грека…

А что есть свобода скифов?

3. Я, Неонор, и мой друг Ифипет — нам доверили важное дело.

Нам поручили нести Зовущий огонь на вершину кургана.

Степь изводила нас зноем. Ноги наши гудели — такой длинный путь мы прошли, пока искали огонь. Во рту совсем пересохло: наши запасы воды подходили к концу. А курган возвышался у самого горизонта. Но мы приказали себе забыть о своих ногах. Мы приказали себе забыть о мучительной жажде. Мы несли огонь в глиняной чаше, надетой на длинную палку. На дне еле теплились угли. Огонь то и дело пробовал умереть. Тогда приходилось делать привал, чтобы кормить огонь.

Мы опускали чашу (дыхание наше сбивалось) и отправлялись на поиски мелких веток и стеблей сухой травы.

А другие стояли и охраняли нас: на открытом месте мы были совсем беззащитны, и если бы скифы напали в этот момент…

Мы не смели об этом думать.

Я, Неонор, и мой друг Ифипет донесли огонь до вершины. Лица наши были черны от грязи, пота и сажи. Наши грязные туники стали от пота жесткими. Наши пальцы, державшие палку с чашей посередине, отказывались разгибаться. И Федрата шепнула, что мы совершили подвиг.

И вот на вершине кургана вспыхнул Зовущий огонь.

Все с напряжением ждали.

И тут неизвестно откуда появились посланцы скифов…

4. — Капитан! Нам известно: после экспедиции вы не полностью восстановились. Но Центр считает, что в вашем нынешнем состоянии вы способны на рефлексию среднего уровня глубины.

— Да, Ваше Историческое Величие.

— Можете использовать сокращенное обращение.

— Да, Истве.

— Тогда начнем. Как вас зовут, капитан?

— Меня зовут… не Федрата. Федрата — ситуативное имя для включенного наблюдения. Конструкция с древнегреческим корнем, созданная на основе некоторых ассоциаций.

— Уже неплохо, капитан. Но вы не хотите пока называть свое настоящее имя? Не хотите к нему возвращаться?

— Я пока не могу, Истве.

— Думаю, это пройдет. Вы можете сформулировать область своего научного интереса?

— Феномен Рэя Брэдбери как механизм реконструкции исторических ситуаций в определенных полях.

— Вы утверждали, что феномен действует в Танаисе, и хотели понять силу его воздействия?

— Да, Ваше Истве.

— Гипотеза подтвердилась?

— Да. Я считаю, что участники экспедиции пережили глубокую трансформацию восприятия и поведения, обусловленную реалиями Танаиса.

— По возвращении вы описали подвиги и приключения, пережитые вашими спутниками. Не скрою, они впечатляют.

— Мои записи не были голословными. Их подтвердили участники экспедиции.

— Так, капитан. Они не скрывали, что получили незабываемый опыт. Многие полагают, что побывали в сказке. Но речь не об этом. Напоминаю вам, мы рассчитываем на то, что вы уже способны на рефлексию среднего уровня глубины. Соберитесь, пожалуйста.

— Да, Истве. Я попробую.

— Перед отъездом вы убеждали Центр, что понимаете риски, связанные с феноменом Брэдбери, и способны контролировать процесс трансформации участников экспедиции.

— Да, Истве.

— Но вы трижды чуть не утратили контроль над происходящим. Вы не вписали это в отчет, но об этом свидетельствуют сканы ваших ночных кошмаров. Возможно, вы хотели вытеснить из памяти некоторые ситуации. Однако феномен Рэя Брэдбери не может считаться доказанным без учета этих событий. Первое. Разбитая античная зернотерка.

— Зернотерка разбилась не по вине разведчиков. Из ближайшего местного города неожиданно прибыл отряд. 23 человека. И все практически взрослые. В возрасте выпус… Истве! Это было нашествие варваров. Каганат дикарей.

Они хотели встроиться в трансформацию. Произошло недопонимание между различными центрами. Я ожидала группу из трех человек. Это было ужасно, Истве. У меня не хватило сил тут же, на месте, подключить их всех к трансформации.

Они были не подготовлены. Танаис не вызывал у них трепета. Им было плевать, что за камни у них под ногами. Но они понимали: плоские камни удобны. И использовали зернотерку, чтобы жарить шашлык… Я все оплатила, Истве. Но эти чужие подро… варвары чуть не сорвали нам погружение.

— Капитан, вас никто не винит в гибели зернотерки. Но разбитая зернотерка при некоторых обстоятельствах могла обернуться для вас невозможностью возвращения. Вы же помните бабочку Брэдбери? Ладно. Оставим зернотерку в покое. Перейдем к другому вопросу. Для вас стало ужасным открытием, что участники трансформации стали использовать в скифском лагере рабский труд.

— Да, Истве, это так. Я не могла предвидеть, что трансформация приведет к появлению рабства.

— А вот это кажется странным. Вы готовили членов отряда к погружению в мир античности. Или вы думали, что античность — это посуда, мифы и красивые состязания? Вы упустили из виду эффект Зимбардо. Эффект вживания в социальную роль. На ваше счастье, рабство при трансформации носило локальный и слабо выраженный характер. Чтобы развиться в нечто, представляющее угрозу, потребовалось бы больше времени. Но вам и разведчикам еще придется вернуться к тому, что произошло.

— Хорошо, Истве. Я расскажу разведчикам про опыты Зимбардо.

— Еще на сканах видны крюки. Что это за крюки?

— Браконьерские снасти для крупной рыбы. Они были растянуты вдоль кромки пляжа. Истве! Лучезарный Гелиос нас доконал. Мы так мечтали о море! До моря мы добирались часа полтора. А когда уже подходили к воде, увидели человека. У него на руках была девочка возраста наших греков. Она в воде наступила на крюк длиной сантиметров 15 и пропорола ступню. Но мы не могли повернуть. Дети мечтали о море. Это было жестоко — не позволить им окунуться. Истве! Я не знала, что делать. Полчаса мы ползали на мелководье, вытаскивая со дна крюки. Раньше я не видела ничего подобного. Мы решили: купаемся и очень быстро уходим. Пока за снастями не явились хозяева.

— Последнее, капитан. В разгар трансформации вы попали в трещину между мирами.

— Не надо об этом, Истве!

— Капитан, соберитесь с силами. Ваш опыт важен для будущих экспедиций.

Что такое трещина между мирами?

Ты и «древние греки» — те, что смогли уцелеть в опаснейшем путешествии — двигаетесь к кургану. Гелиос в тот день решил колесить по небу, не прячась за облаками, поэтому все покрыты смесью из пыли и пота. И у маленьких «древних греков» все лица в серых разводах. Туники влипли в тело. Но они Добыли огонь! Они преисполнены чувствами Прометея. Они всерьез полагают, что от них зависит судьба и греков, и скифов, и пленных. И маленьких, и больших. Каждые сто шагов они останавливаются и кормят огонь. Те, что тащат горшок с огнем, даже в мыслях не просят о помощи. Это их высокая миссия. Видно по лицам.

В общем, полная трансформация. Но твое сознание краешком все-таки думает о правилах безопасности: у каждого на голове должна быть бейсболка. Ты настаиваешь на бейсболках, хотя они слегка мешают созданию внешнего образа. А еще должна быть вода. Вода в бутылках у пояса. Нужно все время пить, потому что ужасный Гелиос выдал 32 градуса. А кругом «степные просторы». Тени практически нет. Поскольку вода на исходе, отряду придется сделать петлю и пройти через поселение. Да, ты свято соблюдаешь правила безопасности. Ты уверена, что все учла. Головные уборы, вода… И в твоей команде есть врач.

Ты говоришь: «Путь чуть-чуть удлинится. Я надеюсь, что скифы уже потеряли наш след. Я думаю, мы в безопасности!» Ты не думаешь — знаешь: существует договоренность, что на этом отрезке пути «скифы» не нападают.

И вдруг — не успела ты это сказать — вдали возникают три «скифа». Ты теряешься: что такое? А договоренности? Это против сюжета!

Ты всматриваешься и понимаешь: «скифы» бегут как-то не так. Им нет дела до «греков». И ты предчувствуешь — всем своим существом — трещину между мирами.

Ты говоришь как можно спокойнее: пусть «древние греки» двигаются в прежнем темпе и направлении. Под началом «оратора». Ты же пойдешь вперед. У тебя появилось дело.

И срываешься с места.

«Скифы» тебя увидели и повернули навстречу. Ты уже различаешь их лица. Да, с ними что-то не так. В середине бежит не «скиф», а твой собственный сын. И лицо у него слишком бледное, а на скуле пятно. Огромное, страшное, синее.

Вот она, трещина между мирами.

Вместо приветствия ты выкрикиваешь: «Лед! В холодильнике, в лагере».

И вы бежите уже вчетвером. Тебе очень давно не приходилось так бегать. Последний раз — в институте, на сдаче норм ГТО.

На бегу тебе кратко сообщают, что наткнулись на «местных». Два быдлана загорали в кустах. С ними были две девушки (про себя редактируешь: девки). Быдланам лет по 20. Взрослые. Мальчишки шли по тропинке, и вдруг им навстречу вышли.

Местные быдланы сценарием не предусмотрены. Их место совсем не здесь, а в соседнем поселке. Ты и думать не думала ни про какой поселок. Танаис для тебя был прекрасным необитаемым островом. Это царство духов и античных камней, а не живых быдланов. И в правилах безопасности ничего такого не сказано…

Разговор характерный. Типичный для ситуации:

— А вы тут че?

— Играем.

— Вот я те щас поиграю!

Тебе не без гордости сообщают, что «сработала тактика скифов»: один решился «подставиться» — подпустил быдлана поближе — и дал сигнал «врассыпную!».

— Мам, я успел отклониться, кулак лишь слегка мазнул. Вот видишь, бокс пригодился. Ну а потом отскочил и побежал. Специально небыстро. Чтобы он за мной погнался. Знаешь, как я петлял? Потом смотрю — ребята далеко убежали. Ну, и дунул.

Когда ты скребешь морозилку доисторического холодильника, у тебя слегка дрожат руки. Но ты убеждаешь себя, что холод приложен вовремя. И может быть, глаз даже не заплывает.

Потом ты старательно изображаешь спокойствие. Ты показываешь всем своим видом: происшествие — в прошлом. Да, на щеке синяк. Но он уже нейтрализован. Теперь все опять в порядке. И ты снова Федрата:

— Вы попали в трещину между мирами. Сбой трансформации. Это требует изучения. Сможете удержаться в образе скифов?

Лица «скифов» приобретают знакомое вдохновенное выражение. Страх — нешуточный, неигровой — отступил. Они даже гордятся своим приключением. Да, получили немного незапланированного адреналина, но этот выброс смешался с событиями игры.

Я, Федрата, на это надеюсь.

— Возвращайтесь к своим. Вам не стоит встречаться с греками до условленного сигнала. Ну и, раз идете из лагеря, прихватите с собой воды. Пусть ваше приключение послужит скифам на пользу.

Ростовские «варвары», погубившие зернотерку и в вынужденном бездействии ожидавшие состязаний, проявляют к свеженькому синяку живой интерес. Дали в глаз? Ого! Круто! Нет, интерес — это слабо сказано. Крушители зернотерок наконец обретают смысл существования среди всей этой гиблой античности.

— Где? На какой тропинке? У поворота к поселку?

Я не успеваю вовремя отреагировать, а возбужденные варвары уже бросаются на зачистку окрестностей. Никого не находят. К счастью. Иначе — прощай, античные состязания! «Нам приятней кулачный бой». В общем, обидчики испарились.

Но смысл жизни уже обретен. Дорога к скифскому лагерю все равно окрашена в цвета дворовой романтики. Вдруг под кустами кто-нибудь да найдется? Теперь ростовские «варвары» испытывают к битым «скифам» подлинное уважение. Они пойдут вместе с ними. Мало ли что случится по дороге к… к чему там? Как там оно называется?

В общем, «скифы» уходят в сопровождении дружественного каганата.

А тут как раз за водой прибывают «древние греки». Ты проверяешь шапки на маленьких головах, заливаешь в бутылки кипяченую воду — все по правилам безопасности. И говоришь, улыбаясь: «Что ж! Двигаемся к кургану».

Потому что если не растягивать губы в улыбке, с ними может произойти что-то, не подходящее к случаю.

По дороге ты на минуту заглядываешь к Чесноку и сообщаешь о происшествии. Он сереет лицом, хватается за телефон. Обещает вызвать милицию. Да, хорошо бы милиция проехалась вдоль заповедника.

А потом ты снова двигаешься к кургану в составе маленького героического отряда, который несет огонь во имя спасения пленных. Ты не имеешь права думать о синяке под глазом у твоего ребенка, потому что всем предстоят состязания.

И не вздумай, Федрата, застрять в трещине между мирами.

Ты настаивала на трансформации. На встрече с живой античностью. Так учись общаться с богами. Или ты позабыла: они обожают жертвы. В виде родных детей. Хочешь в поход на Трою — пойди заколи ребенка. А твоему дали в глаз. Всего-то.

И вообще признай: античные боги тебе явно благоволят. Ты должна прыгать от радости. От невозможного счастья. Что в глаз получил именно твой ребенок. Твой собственный, а не какой-нибудь мурманский медалист, за которого ты отвечаешь. Предводительница амазонок вообще потеряла здесь сына…

Античные боги, безусловно, к тебе благосклонны.

В общем, мы съездили в Танаис и встретились там с историей.