Легенда об Ураульфе, или Три части Белого Аромштам Марина
— Сверхмастер, советник Мирче. — Барлет прикрыл глаза, изображая слепого, опять хохотнул и тут же сплюнул.
— С таким дозором, я думаю, нам по силам управиться. Нас будет гораздо больше, чем тех, кто в зеленых шляпах, и мы не станем целиться по ногам, как делает Ковард, — теперь в словах Креона прорезалась злоба.
Барлету разговор нравился больше и больше:
— К тому же Ковард не вездесущ. Можно устроить охоту там, где он меньше всего ожидает. Прямо в его угодьях. В том самом Лесу, который выходит к усадьбе.
Зурдак присвистнул:
— Ну, ты даешь!
— Это там, где ты подстрелил меченую лосиху? и где сестричке Коварда плешеродцы отъели ноги?
Нет, Гимрон совершенно несносен!
— Заткнись.
— Но правила братства не разрешают охоту в чужих угодьях.
Мелкие Духи, Гимрон дождется: Барлет ему вмажет!
— Правила разрешают братьям охотиться в землях друг друга.
— Разве Ковард нам брат? Он носит зеленую шляпу.
— А разве мы исключили его из братства? — Барлет осклабился. Креон согласно кивнул головой.
— Значит, правило действует. Пристрелить лосиху прямо под носом у Коварда — это забавно!
— Ну так что — решено? Ты возглавишь охоту? — Креон решил подвести итог.
Барлет кивнул:
— Во имя Красного Духа!
— Во имя вольного братства!
— Во имя силы охотников!
Гости не торопились разъехаться по домам. Остаток дня они ели и еще больше пили.
И Зурдак впервые после Дня красоты ночевал не дома, а в каминной Барлета, сидя на стуле и уткнувшись носом в тарелку.
«Лосиха была меченой, вся в белых пятнах. Пятна светились на солнце. Ковард бежал за ней следом. Но его нагонял черный пес. У пса из разинутой пасти сочилась слюна. Ковард знал, что это Барлет. И знал, что он сейчас прыгнет. Но не мог ему помешать. И когда пес-Барлет оскалился и бросился на добычу, Ковард понял, что перед ним не лосиха, а Найя. Найя!..»
Он проснулся, обливаясь потом. Опять этот старый кошмар!
Дверь приоткрылась. Появилась Сьяна — с ночником и в одной рубашке, плечи прикрыты шалью:
— Ковард, что-то стряслось? Ты ужасно кричал! Тебе что-то приснилось?
— Нет, все в порядке, Сьяна. Уже все в порядке.
Нехорошо, что Сьяна в одной рубашке. Ковард видит, как она дышит. И вырез очень глубокий. Нет, это нехорошо.
— Хочешь, я с тобой посижу?
— Сьяна, я уже вырос, — он попробовал усмехнуться. — А тебе надо спать идти. Ты устаешь. У тебя и так много работы по дому.
— Ты к себе очень строг. Вот Найя до сих пор кажется тебе маленькой.
— Не придумывай, Сьяна.
— Что до моей усталости, я могу об этом забыть — если надо с тобой посидеть. Веренея всегда сидела рядом с твоей кроватью, когда ты боялся.
— Ты помнишь? Ты ведь тоже маленькая была, — Ковард слегка удивился. — Но мать — это другое. И я редко боялся.
Нет, это нехорошо, что она настаивает. И опустила свечу, свет падает прямо на грудь.
— Все, Сьяна, не беспокойся.
— Я не могу. Я всегда беспокоюсь — и за тебя, и за Найю.
— Слушай, твое беспокойство напрасно. Уходи, прошу тебя, Сьяна!
У Сьяны блеснули глаза, она повернулась и вышла. Опять он ее обидел.
Но она помешала Коварду думать. Этот сон — что он значит? Кошмар не тревожил его с тех пор, как Ковард, Тайрэ и Мирче расправились с плешеродцами. С тех пор красноглазые попадались довольно редко и чаще по одному. Охотники в красных шляпах вроде бы присмирели. В Лесу воцарилось спокойствие.
В последнее время Ковард выезжал с небольшим отрядом, как на прогулку. Он наслаждался Лесом и чувствовал себя так, будто ему заменили глаза и уши. Теперь он умел разглядеть самых маленьких птичек в их потаенных гнездах, и суетливых жучков, и муравьев, и небесных коровок — все были заняты делом. Он замечал, как седеют пушинки на сережках деревьев. Как цветы без оглядки расстаются со своей красотой и старательно, трудолюбиво превращаются в ягоды. Лес неустанно творил внутри себя жизнь — под опавшими листьями, в мягких вмятинах мха, в трещинах старой коры. А недавно, выехав на пологий берег Лосинки, Ковард увидел лосиху. Та не вздрогнула, не убежала: посмотрела спокойно, допила и ушла.
А Найя такая смешная! Все ждет, когда на свет появится белый лосенок. Не успеет Ковард приехать, она к нему пристает:
— Ковард, ты видел? Ты его видел? Нет еще? Ты как увидишь, сразу мне скажешь, ладно?
— Ладно, ладно, малышка. У тебя ничего не болит?
Нет, у нее ничего не болит. Она теперь все время сидит в саду Веренеи. И убеждает его, что слышит язык травы. Мирче сказал, это важно. Он мастер (сверхмастер) пудрить мозги.
Однажды Мирче сказал: Найя будет счастливой. Вот увидит Белого Лося — и рассмеется от счастья!
Это все кейрэкские штучки. Ковард незло умехнулся. Мирче наслушался сказок. И как ему не надоест! Вообще-то знахарь (Ох, важ, простите, сверхлекарь!) все время ездит с дозором Коварда. Но где его можно найти, когда дозор отдыхает? Даже гадать не надо: у Кетайке. Старый, слепой — а туда же. И что он имел в виду, когда говорил: «Найя будет счастливой?» У безногой не могут снова вырасти ноги.
Ковард вдруг вспомнил ночной кошмар и дернулся, как ужаленный. Плешеродцы напали на Найю в той самой части Леса, где погибла меченая лосиха. И тогда наступил предел. Поэтому Ураульф и запретил охоту, даже в осеннее время.
Но Ураульф уехал. Уехал очень давно. И от него давно не прилетали птицы.
А Красного Духа давно не поили лосиной кровью.
А он, предводитель дозора, распустил отряд по домам и разъезжает по Лесу в компании со слепым. Мирче — хороший спутник. Но он не заменит дозорных!
Вот к чему этот сон! Лес послал ему знак: вспомни-ка, Ковард, о лосиной охоте! Ты почуял опасность?
Он подошел к рукомойнику, плеснул в лицо воды и почти бегом бросился к голубятне.
— Сынок, ты, видно, соскучился — раз придумал себе войну. И еще почему-то решил, что враги прискачут к усадьбе — развлечь тебя прямо здесь, не утруждая дорогой. Наверное, чтобы ты в перерывах мог забежать домой и хлебнуть «Хвойной бодрости». — Мирче прибыл на место встречи последним (торопился не сильно) и был немного расстроен, почувствовав много людей. А он-то рассчитывал поболтать с Ковардом наедине!
— От Ураульфа давно нет вестей.
— Ну, не так уж давно. Он далеко поехал…
— И об этом знают красноголовые.
— Это не тайна.
— Они надеются, что Ураульф не вернется.
— Он вернется, сынок. Вот увидишь!
Ковард едва заметно покачал головой. Откуда Мирче известно, что Ураульф вернется? Вообще, что он еще жив? Да, в прошлый раз, до войны, Мирче твердил вопреки всему, что Ураульф приедет, — и оказался прав. Но сейчас все иначе. Ураульф уехал один. Дорога ему неизвестна. Все эти домыслы про путеводную нить… Кетайке, конечно, хорошая. Но разве можно во всем полагаться на сказки?
— Красноголовые ищут момент показать свою силу. — Ковард все хорошо обдумал. — Барлет меня ненавидит. Если он затеет охоту, то непременно здесь. Это место памятно нам обоим.
— Сынок! Барлет — поганец. Но не стоит…
Мирче внезапно умолк. Звуки чужого рога сбили дыхание Леса. Ковард подобрался и придержал коня. Дозорные насторожились. Шум охоты все нарастал, и теперь различались голоса отдельных людей. Ковард сжал губы, выждал еще немного — а потом сделал знак дозорным, и отряд поскакал в сторону мертвой плеши.
Барлет веселился: все шло как по маслу. Точно так, как было задумано.
Собаки взяли след почти сразу, и теперь охотники гнали зверя, кричали и дудели в рожки. Лосиха была с лосенком и бежала небыстро — лосенок был еще слаб. Овраг казался спасением, но там поджидала засада. Лосиха шарахнулась и попыталась свернуть. Собаки тут же ее окружили и, исходя лаем, стали сжимать кольцо. Теперь лосиха, испуганно кося глазом и раздувая ноздри, пыталась закрыть детеныша, прижимая его к стволам двух сросшихся сосен. Разгоряченный погоней Барлет, предвкушая добычу, прицелился на ходу. Но Зурдак опередил его. Лосиха пошатнулась. Собаки почуяли кровь. Охотники что-то выкрикивали, науськивая собак. Те бросились на лосиху. Лосиха из последних сил пыталась сопротивляться. Барлет уже и забыл, что охота — это так весело. Он чувствовал себя злым, ловким, сильным и — щедрым:
— Давай, Гимрон! Подстрели лосенка!
Гимрон развернулся, чтобы лучше прицелиться, и вдруг закричал:
— Смотри, Барлет! Вон там! Зеленая шляпа!
Барлет замешкался лишь на мгновение:
— Проклятие! У тебя арбалет! Застрели его, гада!
Рука Гимрона чуть дрогнула. Он целился в шляпу. Вот она! Или нет, вон там. Или…
Ковард! За каждым деревом — Ковард!
— Барлет, нам крышка! Зеленые! Нас окружили.
— Арбалеты на землю! Подчиниться дозору!
Откуда Ковард узнал?
Собаки теперь лаяли на незнакомцев. И первые стрелы достались собакам. Лай сменился собачьим визгом. Охотники враз смешались. Еще не все понимали, что же произошло.
— Уходим! Уходим! — Барлет выстрелил наобум.
Охотники бросились врассыпную. Куда там! Дозорные растянули сети. Эту уловку Ковард придумал сразу после войны: окружая охотников, использовал сети на крупную птицу. Барлет заметил ловушку, развернул свою лошадь, заставил ее перепрыгнуть через лосиху, уже испустившую дух; выхватил нож, рубанул того, кто пытался его удержать, вырвался из кольца и помчался по Лесу. Уже понимая, что спасся, он расслышал голос Гимрона:
— Мне больно! Мне больно! Ба-а-арле-е-ет!
Мирче до смены светил обрабатывал раны и накладывал швы: ранены были трое дозорных и пятеро красноголовых. Одному дозорному уже закрыли глаза.
Ковард, как вышли из Леса, велел развести костры. Глядя в огонь, он подумал, что мог бы собой гордиться. Но победа не принесла ему радости.
— Мирче, лосенок выживет?
Тот с сомнением покачал головой:
— Ты знаешь и без меня, он слишком мал.
— Я хочу тебе кое-что показать. Хочу, чтобы ты пощупал.
Лосенок лежал у кучи валежника, закутанный в Ковардов плащ, и мелко дрожал. Ковард погладил лосенка:
— Тихо, малыш, не бойся. Никто тебя не обидит. (Что толку в этих словах?) Мирче, вот тут.
Пальцы Мирче коснулись шерстки:
— Это белая метка?
— И еще вот тут, на спине. И вокруг глаза.
— Это маленькая лосиха. Меченая. Поедем мимо селенья, раздобудем ему молока. Сделаю соску. — Мирче все гладил лосенка, а лосенок все так же дрожал. И Мирче опять не сдержался: — Но вряд ли это поможет.
— Мы опять не успели, Мирче. Белый лосенок никогда не родится.
— Сынок, не надо так сокрушаться. Сейчас лосят рождается больше. Гораздо больше, чем раньше. А ты сделал все, что мог. Ты все сделал, как надо. И я зря над тобой смеялся. Красноголовые получили хороший урок.
— Барлет поутихнет — на время. Но если он вдруг поймет, что Ураульф не вернется…
— Он вернется, сынок, вернется. Я же тебе говорил.
— Если он это поймет, мы их не остановим.
И Ковард опять погладил лосенка по мягкой дрожащей шкурке.
Глава двенадцатая
Отряд продвигался к столице. Быстро ехать не получалось — из-за лосенка и раненых.
Голубь сел прямо Мирче на шляпу.
— Белый. От Кетайке? — Ковард чуть улыбнулся. — Она зовет тебя в гости? Ей наскучил сверхмастер Вальюс?
— Кетайке терпелива. Разве она признается! К тому же — что ей с меня? Я все с тобой таскаюсь — на встречи с лесными бандитами. А Вальюс, — Мирче обиженно улыбнулся, — сидит у нее, не считаясь со сменой светил, и поедает варенье. Говорят, уже растолстел. Так что надо спешить, а то он и правда все слопает. Кстати, ты ел когда-нибудь варенье из первоцветов? Кетайке и тебя приглашает.
Ковард прикинулся озабоченным:
— А «Хвойную бодрость» гости приносят с собой?
— Ты как в воду глядишь. «Хвойная бодрость» на этот раз просто необходима. Есть повод выпить, сынок. — Мирче расправил плечи и глубоко вздохнул: — Ураульф возвращается. Он прислал свою птицу.
— Ураульф возвращается?
— Он нашел, что искал. Он обручился, Ковард.
Ураульф обручился. К нему приедет невеста. Ураульф построит свой дом в самом сердце Лосиного острова и уже его не покинет.
А Тайрэ? Что делать Тайрэ?
Он бы тоже хотел жениться. Но ему не надо специально искать невесту, ехать за ней на край света. Если встать очень рано и скакать очень быстро, он к полудню будет у Коварда и постучится в ворота. Он приедет и скажет:
— Пусть светила сменяют друг друга и даруют нам свет. Мое имя Тайрэ. Я из древнего рода кейрэков. Я приехал на остров с Правителем Ураульфом. Я был его правой рукой во время войны в предгорьях. И мы победили врагов во имя Белого Лося. И я остался на острове, когда другие ушли. Но преданность Ураульфу — не единственный узел, который меня удержал.
Тут Тайрэ помолчит немного — и вздохнет глубоко-глубоко. Охотиться на плешеродцев, кажется, было легче! Но он найдет в себе силы и скажет то, что задумал:
«Однажды я, как обычно, вышел глядеть на небо и пересчитывать звезды. И внезапно увидел: одна упала на землю. Я поскакал по Лесу и ее обнаружил. Это дочь Моховника Найя. Пойдет ли она за Тайрэ? Он никогда не посмотрит ни на кого другого. И всем, что имеет, Тайрэ поделится с Найей».
Все, что имеет Тайрэ? А что он имеет здесь? Всего и богатства, что слава: он воевал в предгорьях!
На деле он просто конюх! Конюх в дворцовых конюшнях. И к тому же кейрэк! и не надо сравнивать конюха с Ураульфом. Ураульф, как-никак, Правитель. И теперь собрался жениться на чужеродной девице невиданной красоты. Может, тогда и забудут, что он — узкоглазый. Ведь на Лосином острове главное — красота.
А этот Тайрэ, он всюду таскается с Ковардом. Куда Ковард, туда и Тайрэ. Так к нему и прилип. Что ему надо?
Это из-за кейрэка Ковард так изменился. Совсем не смотрит на Сьяну. А если о чем и расскажет, так о встрече с лосихой. С лосихой! Экая важность!
Забыл о своих корнях, о том, что он тоже — охотник. Его совсем не заботит, как говорят о нем люди.
Трина вчера на базаре столкнулась со Сьяной и как давай кричать: Ковард — кейрэкский прихвостень. Хуже, чем отщепенец. Она до него доберется: выцарапает глаза. Пусть составит парочку старому колдуну, этому знахарю Мирче. Да пусть они все ослепнут, узкоглазые выродки! Хорошо, что Креон был поблизости и сердито цыкнул на дочь: пусть сейчас же замолкнет. Мало ей неприятностей!
А Сьяна уже собиралась выдергать Трине космы.
Ишь! Разоралась! А то никому не известно, чем она занимается, пока ее Зурдак в темнице! У нее полюбовников куча. Во всех ближайших селеньях.
Но Ковард-то! Ковард!
Ладно, накрыл охоту. Повязал виноватых. Но зачем же было тащить их на суд к Ураульфу? Можно было и так разобраться. Припугнул бы как следует — и отпустил потихоньку. Ведь свои же, охотники!
Так нет же. Сказать по правде, какой-то несчастный лосенок для него дороже всего. Дороже родных и знакомых. Разве это нормально?
Это из-за Тайрэ. Это он виноват. Колдовство в крови у кейрэков. Пробрался Коварду в душу и оплел ее паутиной. Внушил ему всякие бредни. Иначе с чего бы Коварду быть таким раздраженным, сердитым? Но кейрэку этого мало. Он желает присвоить все наследство старого рода.
Иначе зачем Тайрэ все время сюда таскаться?
Из-за Найи? Из-за безногой?
Ой, не смешите Сьяну.
Все его взгляды, улыбки — одно сплошное притворство. Найя — калека, уродка. Разве можно ее любить?
Тут с целыми-то ногами не знаешь, как нарядиться…
Нет, Сьяна давно раскусила Тайрэ. И она не допустит, чтобы Коварда обокрали.
Она отыщет способ отвадить кейрэка.
И сделает так, чтобы Ковард вспомнил, кем он родился.
Глава тринадцатая
Гость явился под прикрытием ночи и снял капюшон только после того, как несколько раз оглянулся.
На этот раз Барлет не обрадовался Креону.
— Важ смеялся над Ковардом. Убеждал своих братьев, что охотиться не опасно. Но теперь его братья в темнице. Спаслись от дозора лишь четверо. Четверо из двадцати!
Старый ободранный лис! Разве не он предложил порадовать Красного Духа? А теперь виноват Барлет!
— Важ убеждал своих братьев, что Ураульф не вернется. Но Ураульф возвратился. А согласно его указу, за убийство лосенка полагается смертная казнь, — Креон говорил негромко, однако его слова разрывали Барлету барабанные перепонки. — Если лосенок выживет, Ураульф пощадит охотников. Нет — их публично казнят. Барлету следует знать: если что-то случится с братьями, он понесет наказание.
— Ты мне угрожаешь, Креон?
— А важ полагает, что бедный лосенок умрет? — Креон изобразил удивление.
— В темнице не только Зурдак, но и Гимрон. Он ранен.
— О здоровье Гимрона позаботится Мирче. Он, как известно, сверхмастер. Пока лосенок не сдох, Гимрону ничего не грозит. И тому, кто возглавил охоту, тоже.
Креон поднялся с места.
— Важ, я передал вам то, что мне поручили. В нынешних обстоятельствах я не буду настаивать, чтобы встретиться снова.
— Ты чо — навоз лопал? Во морда какая!
— Хозяин меня прибьет. — Парень шмыгнул и размазал под носом рукой.
— А чо сделал-то?
— Чо, чо? Вон чо, — и шмыгавший носом достал из-за пазухи птицу. У голубя на спине была кровавая рана, крыло висело неправильно. — Ястреб его побил. Хорошо, я увидел. Успел подобрать.
— Да ты чо? Это ж синий Курлыка, самый быстрый на голубятне. Хозяин за него лосиной шкурой платил. А ты без спроса взял да и выпустил?
— А то бы он разрешил!
— И чо тебе сдался этот Курлыка? Пустил бы кого другого.
— Мне быстрый был нужен.
— Куда посылал-то? Чтоб быстро?
— Куда-куда! За кудыкины горы, воровать помидоры.
— Ой ли! А может, поближе? — спрашивавший ухмыльнулся. — Кажись, там Трина томится — пока ее Зурдак в темнице? Ну, так рожа-то что в земле?
— За птицей лазать пришлось. В овраге едва отыскал. Весь измарался. И все напрасно! Ой, прибьет хозяин, прибьет меня за голубка.
— Слышь, а ты уже щекотался с Триной? Ну ладно тебе! Не таись. Зурдак ничего не узнает. Как она там — на ощупь?
Вместо ответа — опять занудное причитанье:
— Ой, узнает хозяин — и мне тогда крышка. Лосиной шкурой платил! Прикинь!
— Да уж! Только он тебя не сразу прибьет. А для начала знаешь что сделает за этого голубка? Тебе на всю жизнь расхочется щекотаться.
Тот, что держал голубка, заскулил. Другой живописно описывал, что в скорости будет, с удовольствием перечисляя все больше и больше деталей. И только когда иссяк, наконец, предложил спасение:
— Слышь, а ты голубка Придурку снеси. Он его быстро поправит.
— Это как так — поправит?
— А вот так. Возьмет да поправит. Тут недавно лошадь на курицу наступила. Морковна запричитала: это ж несушка! Самая лучшая! А потом потихоньку оттащила в конюшню. И Придурок ее поправил. Хочешь — пойдем поглядим. Петухи с нее не слезают.
— А он согласится?
— Кто?
— Придурок?
— А как же! Иначе дашь ему в ухо!
— Не, его только хозяин колотит, а другим не дает.
— Так хозяин ничего не узнает. Но Придурок возьмется, точно. Он как увидел курицу, сам чуть не закудахтал.
— А что он с ней сделал?
— Говорю ж, починил. Стала лучше, чем раньше.
— Нет, как, как починил?
— По-своему, по-придурски. Утром Морковна пришла, а курица бегает как ни в чем не бывало.
— А может, он это, колдует?
— Кто? Придурок? Не смеши.
— А что? Если к нему присмотреться, чем не колдун? Вон какой странный. И лыбится. Отчего это он так лыбится? Ни ты, ни я так не лыбимся, чтобы все время.
— Ну, лыбится. Тебе-то какое дело? Тащи Курлыку к Придурку.
— Что столпились? Что надо?
Никто не ожидал, что хозяин встанет так рано (а хозяин и не ложился!). Двое парней — из тех, что уже выезжали с охотой и тайком попивали «Хвойную бодрость», — попятились. Придурок от неожиданности выпустил птицу, и Курлыка взлетел, радостно хлопая крыльями, а потом опустился ему на плечо.
— Кто разрешил взять голубя? Отвечай, когда спрашивают. — Барлет привычно отвесил Придурку затрещину.
— Он… Он… Он не мог летать…
Один из парней за спиной Барлета показал Придурку кулак. Придурок запнулся. Барлет, почуяв подвох, развернулся:
— Что пялитесь? Заприте птицу на голубятне. Слышали? Пшли отсюда!
Парней сдуло.
— К полудню проверю, все ли птицы на месте. А то повадились даром рассылать голубей по трактирам, — Барлет говорил, не глядя вслед убегавшим и не заботясь о том, услышана ли угроза. Он смотрел на Придурка:
— Значит, голубь не мог летать? А теперь полетел?
Придурок сглотнул. Он уже понял, что защититься не сможет. От кого-то все равно попадет.
— А ты торчишь тут без дела и за ним наблюдаешь. И что же? Нравится?
У Придурка в глазах отразилось недоумение.
— Я спрашиваю, нравится, как голубь летает?
Вопрос не казался каверзным, и Придурок кивнул.
— А может, и ты так хочешь?
Придурок раскрыл глаза.
— Хочешь летать? Вон — как голубь?
Дядя Барлет сегодня говорит непонятно. Придурок не понимает, что нужно сделать.
— Отвечай, когда спрашивают! Хочешь летать, как голубь?
Придурок глядел на Барлета с открытым ртом. Барлет разозлился, схватил Придурка за шиворот и начал трясти:
Читать бесплатно другие книги:
