Лощина Кристи Агата
– Он поднялся в свою комнату, когда узнал, что случилось, – ответила Мидж.
– Ну что ж, довольно тактично с его стороны. Думаю, он почувствовал себя неловко. Конечно, что ни говори, а убийство создает определенные трудности – угнетающе действует на прислугу и нарушает установленный порядок… На ленч сегодня должны быть утки. К счастью, их можно есть и холодными. А как быть с Гердой? Подать что-нибудь ей в комнату? Может, немного крепкого бульона?
«В самом деле, Люси просто бесчеловечна!» – подумала Мидж. И тут же усомнилась в своей правоте. Может, Люси, наоборот, слишком человечна и потому так шокирует окружающих? Разве не правда, что трагедии сопровождаются заурядными, тривиальными проблемами? Это правда, простая и неприкрашенная! Люси просто высказала то, в чем большинство людей не признаются. На самом деле все помнят о прислуге, беспокоятся об обеде и даже испытывают голод. Мидж и сама в эту минуту чувствовала себя голодной! «Хочется есть, – думала она, – и в то же время тошнит при мысли о еде. Странное сочетание!» Ну и, конечно, все испытывают неловкость, не зная, как теперь относиться к этой тихой, заурядной женщине, которую все еще вчера называли «бедняжкой Гердой» и которая, очевидно, скоро предстанет перед судом по обвинению в убийстве мужа.
«До сих пор я считала, что такое случается только с другими людьми, – думала Мидж. – Это не может быть с нами! – Через комнату она посмотрела на Эдварда. – Не должно случиться с такими уравновешенными людьми, как Эдвард».
Глядя на Эдварда, Мидж немного успокоилась: он так рассудителен, добр и сдержан.
Вошел Гаджен и, конфиденциально склонившись, произнес приглушенным (соответственно обстоятельствам) голосом:
– Сандвичи и кофе сервированы в столовой, миледи.
– О, благодарю вас, Гаджен! Гаджен неподражаем! – сказала леди Энкейтлл, как только дворецкий удалился. – Что бы я без него делала! Он всегда знает, как надо поступить! Действительно, большие сытные сандвичи не хуже, чем полноценный ленч… К тому же в них нет ничего бессердечного, вы понимаете, что я имею в виду…
– О, Люси, не надо!..
Мидж вдруг почувствовала, как горячие слезы побежали по щекам. Леди Энкейтлл с удивлением прошептала:
– Бедняжка! Все это слишком потрясло тебя.
Эдвард подошел к дивану и, усевшись рядом с Мидж, обнял ее за плечи.
– Успокойтесь, малышка Мидж!
Уткнувшись ему в плечо, Мидж плакала, испытывая облегчение. Ей почему-то вспомнилось, как добр был к ней Эдвард, когда в Эйнсвике у нее умер кролик.
– Это шок, – мягко сказал Эдвард. – Люси, можно я налью ей коньяку?
– На буфете в столовой. Не думаю…
В комнату вошла Генриетта, и Люси сразу замолкла, Мидж выпрямилась, а Эдвард весь напрягся и сидел неподвижно.
«Что чувствует сейчас Генриетта?» – думала Мидж. Ей почему-то не хотелось смотреть на кузину… К тому же та держалась странно.
Генриетта выглядела, пожалуй, воинственно. Она вошла с высоко поднятой головой, на щеках румянец, движения быстрые.
– О, это ты, Генриетта! – воскликнула леди Энкейтлл. – А я уж думала… Полицейский с Генри и мосье Пуаро. Что ты дала Герде? Коньяк? Или чай и аспирин?
– Я дала ей немного коньяку… и грелку.
– Правильно, – одобрила леди Энкейтлл. – Этому учат на занятиях по оказанию первой помощи… Я имею в виду, при шоке – грелка и коньяк. Теперь, правда, против стимуляторов, но, я думаю, это просто мода. В Эйнсвике, когда я была еще ребенком, мы всегда давали коньяк при шоке. Хотя на самом деле, я думаю, у Герды не совсем шоковое состояние. В общем, я не представляю, что чувствуют, убив мужа… Это невозможно себе представить, но все-таки это не шок. Я хочу сказать, в этом случае нет фактора неожиданности.
Холодный как лед голос Генриетты нарушил мирную атмосферу гостиной:
– Почему вы все уверены, что Джона убила Герда?
В наступившей тишине Мидж ощутила перемену в настроении присутствующих… Смущение, натянутость и, наконец, напряженность…
– Это казалось очевидным, – произнесла через некоторое время леди Энкейтлл. Голос ее был совершенно ровным. – А что ты предполагаешь?
– Разве не могло быть так, что Герда, придя к бассейну, увидела там Джона… лежащим на земле и только подняла револьвер, как мы все подошли.
Снова воцарилось молчание. Затем леди Энкейтлл спросила:
– Это Герда так говорит?
– Да.
Ответ Генриетты не был простым подтверждением, в нем чувствовалась сила, и прозвучал он неожиданно, как револьверный выстрел.
Брови леди Энкейтлл высоко поднялись, затем она сказала с явной непоследовательностью:
– Сандвичи и кофе сервированы в столовой.
Она слегка запнулась, когда в гостиную вошла Герда Кристоу.
– Я… я чувствую, что не могу больше лежать, – быстро, извиняющимся тоном произнесла Герда. – Так… так тревожно!
– Вы должны сесть! – воскликнула леди Энкейтлл. – Вы должны немедленно сесть!
Согнав Мидж с дивана, она усадила Герду, подложив ей под спину подушку. «Бедняжка!» Слова и действия леди Энкейтлл выражали заботу и в то же время казались совершенно бессмысленными.
Эдвард подошел к окну и стал смотреть в сад.
– Я… я только сейчас начинаю понимать, – сказала Герда, отбросив со лба прядь неопрятных волос. Она говорила нервно и обескураженно. – Понимаете, я не могла поверить… Я все еще не могу поверить, что Джон… мертв! – Она начала дрожать. – Кто мог его убить? Кто же мог… его убить?
Леди Энкейтлл глубоко вздохнула и вдруг резко повернула голову: дверь из кабинета сэра Генри открылась, и он появился в сопровождении инспектора Грэйнджа, крупного тяжеловесного человека с усами, пессимистически опущенными вниз.
– Это моя жена… Инспектор Грэйндж.
Инспектор поклонился.
– Леди Энкейтлл, – спросил он, – могу я немного поговорить с миссис Кристоу?
Леди Энкейтлл указала на женщину, сидевшую на диване.
– Миссис Кристоу?
– Да, я миссис Кристоу, – поспешно ответила Герда.
– Мне не хотелось вас беспокоить, миссис Кристоу, но я вынужден задать вам несколько вопросов. Вы, конечно, можете, если хотите, потребовать присутствия вашего поверенного…
– В некоторых случаях, Герда, это разумнее, – вмешался сэр Генри.
– Поверенный? – перебила его Герда. – Зачем поверенный? Почему поверенный должен что-то знать о смерти Джона?
Инспектор кашлянул. Сэр Генри хотел было заговорить, но Генриетта поспешно сказала:
– Инспектор просто хочет знать, что случилось сегодня утром.
– Все было похоже на дурной сон… – В голосе Герды звучало удивление. – Я… я не могла даже плакать. Кажется, ничего не чувствовала, совсем ничего.
– Это шок, миссис Кристоу, – сказал успокаивающе Грэйндж.
– Да-да… наверное. Видите ли, все случилось так внезапно. Я вышла из дома и пошла по дорожке к бассейну…
– В котором часу, миссис Кристоу?
– Около часа… приблизительно без двух минут час. Я знаю, потому что посмотрела на часы. А когда я пришла туда… там лежал Джон… и кровь на бетонной плите бассейна…
– Вы слышали выстрел, миссис Кристоу?
– Да… нет… я не знаю. Я знала, что сэр Генри и мистер Энкейтлл стреляли в лесу… Я… я только видела Джона…
– Да, миссис Кристоу, продолжайте.
– Джона… и кровь… и револьвер. Я подняла револьвер.
– Почему?
– Простите?
– Почему вы подняли револьвер?
– Я… я не знаю.
– Вы не должны были его трогать!
– Не должна? – Взгляд у Герды был рассеянный, лицо безучастное. – Но я подняла револьвер. Я взяла его в руку…
Она посмотрела на свои руки, словно видела лежащий в них револьвер, затем круто повернулась к инспектору. Голос у нее стал неожиданно резким, полным душевной муки:
– Кто мог убить Джона? Никто не мог желать ему смерти! Он… был лучший в мире! Такой добрый, бескорыстный… Он жил для других. Его все любили, инспектор. Он был замечательный доктор! Самый добрый, самый хороший муж. Это, должно быть, несчастный случай… несчастный случай! Спросите кого угодно, – она жестом обвела гостиную, – никто не мог хотеть смерти Джона! Правда?
Она обращалась ко всем, кто находился в комнате. Инспектор Грэйндж закрыл свой блокнот.
– Благодарю вас, миссис Кристоу, – сказал он ровным, бесстрастным тоном. – Пока это все!
Эркюль Пуаро и инспектор Грэйндж через каштановую рощу подошли к бассейну. То, что недавно было Джоном Кристоу, а теперь стало просто «телом», сфотографированное, промеренное, описанное и обследованное полицейским врачом, было уже убрано и отправлено в морг. Плавательный бассейн показался Пуаро странно безмятежным. Все, касающееся этого дня, было странно расплывчатым. Только не Джон Кристоу! Даже умирая… он сохранил целеустремленность и чувство реальности. Теперь плавательный бассейн был не просто бассейном, а местом, где обнаружили тело Джона Кристоу и где его кровь стекала по бетонному краю в неестественно голубую воду.
Неестественно… Пуаро ухватился за это слово. Да, во всем происшедшем было что-то неестественное. Словно…
К инспектору подошел человек в купальном костюме.
– Вот револьвер, сэр, – сказал он.
Грэйндж осторожно взял револьвер, с которого капала вода.
– Конечно, никакой надежды на отпечатки пальцев, – заметил он, – но, к счастью, в данном случае это не имеет значения. Миссис Кристоу держала револьвер в руках, когда вы пришли. Верно, мосье Пуаро?
– Да.
– Следующий этап – опознание оружия, – продолжал Грэйндж. – Я думаю, это сделает сэр Генри. Полагаю, она взяла револьвер из его кабинета.
Он окинул взглядом бассейн.
– Итак, давайте еще раз проверим. Дорожка ниже бассейна ведет к ферме, как раз по ней пришла леди Энкейтлл. Двое других – мистер Эдвард Энкейтлл и мисс Сэвернейк – появились из леса, но не вместе, он пришел по левой тропинке, а она по правой, ведущей к длинной цветочной куртине[40] выше дома. Но когда вы пришли, они оба стояли в дальнем конце бассейна. Так?
– Да.
– А эта дорожка от павильона ведет к проселочной дороге. Верно? Вот по ней мы и пойдем.
По пути Грэйндж продолжал говорить спокойно, со знанием дела и с известной долей пессимизма.
– Мне никогда не нравились подобные случаи в судебной практике. В прошлом году, например… около Эшриджа. Он был военный в отставке… отличная карьера. Его жена – приятная тихая женщина шестидесяти пяти лет, старомодные манеры, седые волосы… довольно красивые, волнистые. Увлекалась садоводством. В один прекрасный день она идет в его комнату, берет револьвер, выходит в сад и стреляет в него. Вот так-то! Конечно, за всем этим всегда что-то кроется, и это «что-то» надо раскрыть. Иногда придумывают глупую историю о каком-то бродяге! Мы, пока ведем следствие, конечно, делаем вид, что верим в бродягу, но понимаем, что к чему.
– Значит, вы решили, что миссис Кристоу убила своего мужа. Вы это хотите сказать?
Грэйндж с удивлением посмотрел на него.
– А вы, разве вы так не думаете?
– Возможно, все было так, как она говорит, – раздумчиво сказал Пуаро.
Инспектор пожал плечами:
– Возможно. Но маловероятно. Все они тоже считают, что она его убила. Они знают что-то, чего мы не знаем. – Он с любопытством посмотрел на своего спутника. – Когда вы пришли, вы ведь тоже думали, что она его убила. Верно?
Пуаро, стараясь вспомнить, закрыл глаза. Он, Пуаро, идет по дорожке… Гаджен отступает в сторону… Герда Кристоу стоит над телом мужа с револьвером в руке… Взгляд у нее отсутствующий. Да, как сказал Грэйндж, он подумал тогда, что это сделала Герда. Во всяком случае, подумал, что они, устроив эту сцену, хотели, чтобы у него сложилось такое впечатление…
Да, но ведь это не одно и то же!
Театральная сцена… чтобы ввести в заблуждение…
Была ли похожа Герда на женщину, которая только что убила своего мужа? Именно это хотел знать инспектор Грэйндж.
Неожиданно Эркюль Пуаро с огромным удивлением подумал, что, несмотря на свой большой опыт в расследовании преступлений, ему никогда не приходилось сталкиваться, так сказать, лицом к лицу с женщиной, только что убившей мужа. Как выглядит женщина в подобных ситуациях? Торжествующей, повергнутой в ужас, удовлетворенной, ошеломленной, скептической, опустошенной?
«Возможно любое из этих чувств!» – подумал он.
Инспектор продолжал говорить, но Пуаро не слушал его и уловил лишь конец фразы:
– …как только соберешь все факты, а это обычно делается через прислугу.
– Миссис Кристоу возвращается в Лондон? – спросил Пуаро.
– Да, там остались дети. Придется отпустить ее. Конечно, мы не выпустим ее из поля зрения, но она об этом не узнает. Будет думать, что выкрутилась. По-моему, умом она не блещет.
«Понимает ли Герда, – спрашивал себя Пуаро, – что думает полиция… и что думают все Энкейтллы? Кажется, она ничего не понимает. У нее замедленная реакция. Она выглядит как женщина, совершенно убитая горем».
Они вышли на проселок. Пуаро остановился у своей калитки.
– Ваше гнездышко? Просто и аккуратно! Ну что ж, до свиданья, мосье Пуаро! Спасибо за помощь. Я загляну к вам как-нибудь рассказать, как идут дела.
Он оглядел дорогу.
– Кто ваш сосед? Кажется, здесь поселилась наша новая знаменитость?
– По-моему, актриса, мисс Вероника Крэй. Приезжает на выходные.
– Да, конечно, «Голубятня». Мне мисс Крэй понравилась в «Леди верхом на тигре», но вообще-то она не в моем вкусе. Слишком высокомерна. Мне подавайте Дину Дурбин[41] или Хэйди Ламарр[42].
Инспектор стал прощаться.
– Пожалуй, мне пора. Служба требует. Пока, мосье Пуаро!
– Узнаете, сэр Генри?
Инспектор Грэйндж положил револьвер на стол перед сэром Генри и выжидательно смотрел на него.
– Можно взять? – Рука сэра Генри замерла над револьвером.
Грэйндж кивнул.
– Он был в бассейне. Все отпечатки, естественно, уничтожены. Смею заметить, очень жаль, что мисс Сэвернейк уронила револьвер в воду.
– Д-да… разумеется, но это был очень неприятный момент для всех нас. Женщинам свойственно, разволновавшись… гм… ронять вещи.
Инспектор Грэйндж снова кивнул:
– Мисс Сэвернейк в общем-то кажется хладнокровной и расторопной молодой леди.
Инспектор говорил совершенно бесстрастно, однако что-то в его словах заставило сэра Генри посмотреть ему в глаза.
– Итак, сэр Генри?!
Взяв в руки револьвер, сэр Генри внимательно осмотрел его, взглянул на номер и сравнил с данными небольшой записной книжки в кожаном переплете. Затем, вздохнув, он закрыл книжку и сказал:
– Да, инспектор, револьвер из моей коллекции.
– Когда вы видели его в последний раз?
– Вчера во второй половине дня. Мы стреляли по мишеням, и это один из револьверов, которые были у нас.
– Кто вчера стрелял из этого револьвера?
– Думаю, все, хотя бы по одному выстрелу.
– И миссис Кристоу?
– И миссис Кристоу.
– А после того, как вы кончили стрелять?
– Я положил револьвер на место. Сюда.
Из большого письменного стола он выдвинул ящик, наполовину заполненный револьверами разных систем.
– У вас большая коллекция огнестрельного оружия, сэр Генри!
– Это было моим хобби в течение многих лет.
Взгляд инспектора задумчиво остановился на экс-губернаторе островов Хэллоуин. Представительный, незаурядный человек, под чьим началом он сам был бы не прочь послужить. Собственно говоря, он с удовольствием предпочел бы его своему теперешнему начальнику. Инспектор Грэйндж был невысокого мнения о начальнике полиции Уилдшира, человеке суетливом, деспотичном, к тому же барском прихвостне… Инспектор с усилием заставил себя вернуться к делу.
– Револьвер, разумеется, не был заряжен, когда вы возвратили его на место, сэр Генри?
– Конечно, нет!
– А где вы храните патроны?
– Здесь.
Сэр Генри взял ключ из специального отделения письменного стола и открыл им один из ящиков.
«Довольно просто! – подумал инспектор. – Миссис Кристоу видела, где хранятся патроны. Ей нужно было только прийти и взять их. Ревность делает с женщинами черт знает что!..»
Инспектор готов был поставить десять против одного, что это была ревность. Все станет ясным, когда он закончит работу здесь и отправится на Харли-стрит. Но все должно идти своим чередом.
Инспектор поднялся.
– Благодарю вас, сэр Генри! – сказал он. – Я сообщу вам, когда будет назначено заседание суда.
Глава 13
На обед была подана холодная утка, за которой следовало крем-брюле, что, по мнению леди Энкейтлл, свидетельствовало о немалой чуткости со стороны миссис Медуэй.
– Вот вам яркий пример проявления деликатности, – сказала леди Энкейтлл, – наша кухарка, миссис Медуэй, знает, что мы не очень любим крем-брюле. Было бы крайне непристойно сразу же после смерти друга есть любимый пудинг. А крем-брюле – так просто… Оно такое, как бы это лучше сказать, – скользкое… и его всегда можно немного оставить на тарелке.
Затем, вздохнув, она выразила надежду, что они поступили правильно, отпустив Герду в Лондон.
– И хорошо, что Генри поехал вместе с ней.
Сэр Генри настоял на том, чтобы отвезти Герду на Харли-стрит.
– Она, конечно, должна будет приехать на заседание суда, – рассуждала леди Энкейтлл, задумчиво продолжая есть крем-брюле. – Естественно, Герда хотела сама сообщить детям… Они могли узнать обо всем из газет… В доме осталась только гувернантка-француженка. Всем известно, как француженки возбудимы, возможно, у нее crise de nerfs[43]. Генри все уладит. И я думаю, с Гердой все будет в порядке. Она, очевидно, пригласит кого-нибудь из родственников… скорее всего сестер. У таких женщин, как Герда, обязательно есть сестры, три или четыре. Я думаю, они живут в Танбридж-Уэллс.
– Люси! Ты говоришь невероятные вещи! – воскликнула Мидж.
– Ну, если хочешь, пусть будет Торки… Хотя нет, не Торки… Им было бы, по крайней мере, шестьдесят пять лет, если бы они жили в Торки… Может быть, Истборн или Сент-Леонард…[44]
Леди Энкейтлл посмотрела на последнюю ложку крем-брюле, подумала и очень деликатно отложила ее в сторону, оставив крем несъеденным. Дэвид, единственный, кто любил десерт, мрачно смотрел на свою пустую тарелку.
Леди Энкейтлл встала из-за стола.
– Я думаю, всем сегодня хочется лечь спать пораньше, – сказала она. – Такой напряженный день, не правда ли? Когда читаешь о подобных вещах в газете, не можешь даже представить себе, насколько это утомительно. Я чувствую себя так, словно прошла пешком миль[45] пятнадцать… Хотя я ничего не делала, а только сидела… Но это тоже утомительно! Ведь не станешь читать книгу или газету – это так бессердечно выглядит! Хотя, я думаю, прочитать передовую статью в «Обзёрвер»[46] вполне прилично… Но не «Ньюс оф де уорлд»[47]. Вы со мной согласны, Дэвид? Мне интересно знать, что думают молодые люди. Не хочется отставать от жизни.
Дэвид проворчал, что никогда не читает «Ньюс оф де уорлд».
– А я всегда читаю, – заявила леди Энкейтлл. – Мы, правда, делаем вид, что получаем ее ради слуг, но Гаджен, человек весьма тактичный, забирает газету только после чая. По-моему, это самая интересная газета! Все подробности о женщинах, которые кончают жизнь самоубийством, положив голову на газовую плиту… Оказывается, таких невероятное множество!
– Что они будут делать, когда в домах все будет электрифицировано? – произнес Эдвард с легкой улыбкой.
– Думаю, они вынуждены будут примириться со своим существованием… И это намного разумнее!
– Я с вами не согласен, сэр, – сказал Дэвид, – в том, что все дома в будущем должны быть электрифицированы. Нельзя исключать централизованного обеспечения электроэнергией. Все дома рабочего класса должны быть экономичными…
Эдвард поспешил заметить, что не очень разбирается в этом вопросе, и губы Дэвида скривились в презрительной улыбке.
Гаджен, двигаясь несколько медленнее обычного, чтобы передать ощущение скорби, внес на подносе кофе.
– О, Гаджен, – обратилась к нему леди Энкейтлл, – об этих яйцах… Я хотела было, как всегда, поставить на них карандашом дату. Не попросите ли вы миссис Медуэй сделать это?
– Я думаю, миледи, вы сами убедитесь в том, что все исполнено должным образом. – Он кашлянул. – Я сам все сделал.
– О, благодарю вас, Гаджен!
Когда он вышел, леди Энкейтлл негромко заметила:
– Поистине Гаджен великолепен! Да и все слуги просто удивительны. Им можно посочувствовать, что приходится терпеть в доме полицейских. Для них это, наверное, ужасно. Между прочим, кто-нибудь остался?
– Ты имеешь в виду полицейских? – спросила Мидж.
– Да. Разве они обычно не оставляют в холле кого-то из своих? Или, может быть, он следит за парадной дверью из кустов?
– Зачем им нужно стеречь парадный вход?
– Я, право, не знаю. Судя по книгам, они всегда так делают. А потом ночью еще кто-нибудь оказывается убитым.
– О Люси, не надо! – воскликнула Мидж.
– Извини, дорогая. Глупо с моей стороны. И конечно, никого больше не убьют. Герда уехала домой… Я хочу сказать… О, Генриетта, дорогая, извини! Я не хотела…
Генриетта ничего не ответила. Она стояла у круглого столика, разглядывая записи, сделанные во время вчерашней игры в бридж.
– Извини, Люси, что ты сказала? – спросила она.
– Мне хотелось бы знать, остался ли кто-нибудь из полицейских?
– Как остатки товара после распродажи? Не думаю. Они все, должно быть, отправились к себе в участок, чтобы записать все, что мы сообщили, соответствующим «полицейским языком».
– На что ты смотришь, Генриетта?
– Да так, ни на что. – Она прошла через комнату и подошла к камину. – Что, по-твоему, делает сегодня Вероника Крэй?
Выражение беспокойства промелькнуло на лице леди Энкейтлл.
– Дорогая! Уж не думаешь ли ты, что она может снова явиться? Она, должна быть, уже слышала…
– Да, – задумчиво произнесла Генриетта, – думаю, она слышала.
– Кстати, это мне напомнило… – сказала леди Энкейтлл. – Я обязательно должна позвонить Кари. Мы не можем принять их завтра к ленчу, сделав вид, будто ничего не произошло.
Она вышла из гостиной.
Дэвид, проклиная в душе своих родственников, проворчал, что хочет посмотреть что-то в «Британике»[48]. «В библиотеке, – подумал он, – по крайней мере, будет спокойнее».
Генриетта, подойдя к стеклянной двери и открыв ее, вышла в сад. После минутного колебания Эдвард последовал за ней. Когда он подошел, она стояла, глядя на небо.
– Не так тепло, как вчера, не правда ли? – сказала она.
– Да, заметно холоднее, – вежливо отозвался Эдвард.
Генриетта стояла, глядя на дом. Окинула взглядом окна, потом повернулась в сторону парка. Эдвард понятия не имел о том, что у нее на уме.
– Давай лучше вернемся. Холодно. – Он двинулся к дому.
Генриетта покачала головой.
– Хочу немного пройтись. К бассейну…
– Я пойду с тобой… – Он сделал шаг в ее сторону.
– Нет, спасибо, Эдвард. – Слова звучали резко, словно рассекали холодный воздух. – Я хочу побыть одна с моим мертвым…
– Генриетта, милая… Я ничего не говорил, но ты знаешь, как я сожалею…
– Сожалеешь? Ты сожалеешь, что умер Джон Кристоу? – Тон был все таким же неприятно резким.
– Я хотел сказать, что мне жаль тебя, Генриетта. Я понимаю, это должно быть… большим потрясением.
– Потрясением? О, я очень вынослива, Эдвард! Я могу выдержать потрясение. А для тебя это тоже было потрясением? Что ты чувствовал, когда увидел его лежащим там, у бассейна? Полагаю, ты был доволен. Тебе не нравился Джон Кристоу.
– Он и я… У нас не очень много общего, – тихо сказал Эдвард.
– Как деликатно ты выражаешься! Как сдержанно! Однако, по правде говоря, у вас было нечто общее. Вы оба любили меня, не правда ли? Только это не объединяло вас… как раз наоборот.
Луна полностью вышла из-за облака, и Эдвард поразился, увидев лицо Генриетты. Он всегда представлял себе Генриетту в отражении Эйнсвика. Для него она навсегда осталась смеющейся девушкой с глазами, полными радостного ожидания. Женщина, которую он видел теперь перед собой, казалась незнакомой. Глаза ее сверкали, но были холодны и смотрели на него враждебно.