В поисках призраков Чумаков Алексей
Местный молча вышел.
– Гонит, как пить дать, – негромко заявил Слим. – Точно гонит.
Пройдя узкий коридор, они вошли в просторную гостиную. Окна здесь были уже, но выше тех, что в спальнях, и света проникало куда больше. С тяжелых карнизов свисали пыльные гардины, на подоконниках лежали пожелтевшие салфетки, плетеные макраме. Посреди комнаты стоял круглый дубовый стол с шестью такими же громоздкими стульями. Слева красовался камин со следами копоти, а рядом плетеное кресло-качалка с засаленными подлокотниками. На кресло был уютно наброшен клетчатый плед, в ногах лежал коврик грубой вязки из разноцветных лоскутов. По правую руку от стола было нечто вроде кухни: небольшой сервант с приоткрытыми разболтанными дверцами и пара тумбочек, на которых стояла электрическая плита с одной конфоркой. На стене висели четыре небольшие полки, а на них – несколько тарелок и потрескавшихся чайных кружек. В общем, убранство дома было более чем скромным, но, несмотря на устрашающий слой пыли, все было прибрано и стояло на своих местах. Лиза, ожидавшая увидеть хаос или голые обшарпанные стены, внимательно осмотрела гостиную:
– Федор Степанович, а кто здесь прибрался? Понятно, что это было давно, но все же…
Он потупил взгляд:
– Я.
– Надо же! Вы с такой любовью относитесь к этому дому…
– Этот дом – единственное, что нуждается в моем присутствии. Остальным до меня дела нет. Я понимаю, у каждого своя жизнь, но все-таки приятно быть хоть в чем-то полезным. Раньше мне приходилось чаще приводить в порядок эти комнаты, но в последние годы в этом нет надобности. Здесь уже и не встретишь живую душу… – Он заботливо подвинул стул, стоявший перед ним. – Ну что, дальше?
– Да! – откликнулась Лиза. – У нас прекрасный экскурсовод. Мы готовы!
Он смущенно кивнул:
– В общем, это гостиная. Камин рабочий, но сначала нужно разжечь небольшой костер, чтобы дымоход прогрелся, иначе задымите весь дом. Дрова в сарае по ту сторону пруда. Там же и туалет.
– А что, в доме нет сортира?! – возмутился Слим.
– Нет, только на улице.
– Что за хрень, мужик?!
Егерь растерянно пожал плечами.
– Ну, я не знаю… Может, ведро есть специальное? Придумай что-нибудь, ты же у нас тут местный босс! Сооруди горшок! Ночью ходить за озеро – вообще обломно, батя!..
– Слим, – перебил Макс.
– Чего? – раздраженно воскликнул юноша.
– Дом построен в начале прошлого века, приди в себя!
– Электричество провели, а очко не смогли сделать? Это как же, мочиться в черную дыру?
Лиза бросила:
– Потерпишь.
– Я-то могу и через крыльцо свесить и вперед! Так что это ты потерпишь. – Он скривил рот и перевел взгляд на старика. – Мужик, давай, что-то думай, а то наша девочка и писюльку застудить может!
Лиза удивленно приподняла брови и на минуту застыла от такого хамства.
– Ты о моей «писюльке» беспокоишься?! Ты лучше о своей заднице переживай. Застудишь ее – считай, весь мозг себе отморозил, да и личная жизнь коту под хвост…
Слим надменно улыбнулся:
– Это у вас, баб, вся личная жизнь под хвостом находится. А у нас, нормальных парней, хвост спереди, – он зажал в кулак мошонку и дернул несколько раз. – Вот здесь! Гляди внимательно, запоминай! Будешь хорошо себя вести – покажу, как он выглядит. Хоть посмотришь на нормальный хвост, а то уже забыла небось? Могу даже дать попробовать…
В ту же секунду, неожиданно для всех, перед Слимом возник Роб. Раздался приглушенный шлепок, и одна рука крепко схватила кулак юноши, теребящий собственную ширинку, а другая впилась в горло. Словно бульдозер, он резко толкнул жертву и со стуком прижал к стене. Слим не успел даже пикнуть, как оказался в мертвой хватке существенно более мощного самца. Роб пристально посмотрел ему в глаза и негромко произнес сквозь сжатые зубы:
– Слышь, ты, «нормальный парень»! Если я еще раз услышу от тебя что-то подобное, я оторву твой маленький хвостик и засуну его тебе же в рот. – В подтверждение своих слов он еще крепче сжал кулаки. Послышался хруст, из горла Слима вырвался еле слышный писк. – Ты понимаешь всю серьезность ситуации?
Свидетели застыли. Первым пришел в себя Макс:
– Роб! – Он медленно тронул его за каменное плечо. – Роб, хорош… Он понял, отпускай! – Словно опасаясь, что в своей тихой ярости Роберт накинется и на него, как сорвавшийся с цепи бультерьер, не различающий чужих и своих. – Ты его задушишь.
Глаза Слима застыли в немом удивлении и заслезились, белки покраснели. Это было больно и унизительно, хотя он до сих пор не понимал, что произошло. Прошло еще несколько секунд, но Роберт продолжал вдавливать беднягу в стену.
– Роб, – очнулась Лиза, – пожалуйста, отпусти его, прошу тебя…
Это сработало. Через несколько секунд мощные руки медленно разжали глотку, а затем побелевший от давления кулак на штанах. Слим кашлянул и тут же рухнул на пол, скорчившись от боли.
Макс с Лизой подбежали к распластавшемуся на полу парню. Он выл, как животное, прижимая подбородок к груди и сжимая пах обеими руками. Макс осторожно взял его за плечи и попытался приподнять, но тот отдернулся, еще крепче прижимая колени к животу.
Лиза присела на корточки:
– Есть вода? – обратилась она к егерю.
– Сейчас. – Он взял с полки кружку и вышел из дома.
Девушка осторожно дотронулась плеча лежащего:
– Сможешь встать?
Тот покорчился еще немного и стих.
– Давай вместе. – Лиза медленно взяла его обеими руками и помогла присесть.
Слим послушно сел, продолжая сжимать ноги, и прижался спиной к стене. Его дреды растрепались, выпав из пучка волос, собранных резинкой. Красное лицо было мокрым от слез, из носа текло ручьем, а изо рта выделялась сукровица и тягучими каплями свисала с подбородка. Никогда еще этот наглец не выглядел так жалко. Он смолк, наконец осознав унижение, которому только что прилюдно подвергся. Это уничтожило его окончательно, и, встретившись взглядом с Лизой, он не мог скрыть страх и глубокое разочарование. Слим проиграл бой, даже не успев что-либо предпринять. Он был настолько беззащитен, что потерял контроль над собой и расплакался, как девчонка. В этот миг он ненавидел всех, кто был рядом, и самого себя – за то, что оказался настолько слабым. Слезы струились по его щекам, но он, не мигая, смотрел на Лизу. Опустошенно, брезгливо.
В комнату вошел Федор Степанович и протянул Слиму воду. Не отводя глаз, тот взял кружку и сделал несколько больших глотков. Вода потекла по шее и впиталась в футболку, оставив большое пятно на груди. Он вытер подбородок, медленно встал и, набравшись сил, улыбнулся. Это была злая улыбка униженного и мстительного человека, загнанного в угол. Еще раз взглянув на девушку, он вышел из дома, стараясь не сгибаться от боли.
Молчание нарушил Макс:
– Ну, вроде жить будет. – Егерь одобрительно кивнул. – Пусть пока проветрится.
Лиза растерянно глядела в пол, и Макс легонько тронул ее за локоть, пытаясь как-то привлечь внимание:
– Может, продолжим?
Федор Степанович подошел к лестнице, ведущей на второй этаж, и остановился в ожидании гостей. Макс и Лиза направились за ним. Проходя мимо Роба, Елизавета остановилась и шепнула:
– Спасибо.
Он кивнул.
– И все-таки он слишком гнилой, не стоит больше связываться с таким дерьмом.
Роберт ничего не ответил.
Лестница вела в просторный холл с большими витражными окнами, через пыльные потрескавшиеся стекла которых виднелся пруд. Зацветший и заросший камышами, он был не больше двадцати метров в длину и в ширину и вряд ли подавал признаки жизни, если не считать тысяч комаров, плодящихся здесь с приходом тепла. За прудом находился большой деревянный сарай, а рядом – маленькая покосившаяся будка с открытой настежь дверью. Путь туда казался крайне небезопасным для тех, кто не знает тропинки вдоль кромки заросшего берега. Дальше уже начинался лес, который опоясывал этот пятачок земли со всех сторон, постепенно захватывая все больше территории.
– Когда-то здесь был прекрасный вид, – сказал местный. – Под балконом была небольшая выстриженная полянка и чистейший пруд, в котором можно было купаться.
– Да, симпатично, могу себе представить! – согласилась Лиза. – Но и в этом виде что-то есть.
– По мне, так это дикий ужас, что стало с этим местом. Вряд ли найдется здравомыслящий человек, который станет жить в этой глуши.
– Ну почему же? – возразил Макс. – Наверняка есть люди, любящие пощекотать нервишки.
– Хочется былой красоты, жизни…
– Ну, было бы желание.
Федор Степанович еще раз взглянул на пруд:
– В общем, это выход на балкон, но туда лучше не соваться. Вы видели, в каком он состоянии.
Тусклый солнечный свет широкой полосой ложился на вздувшийся паркет холла, посреди которого лежал небольшой квадратный ковер пестрой расцветки. В остальном здесь было пусто, как и в одной из гостевых комнат внизу.
На втором этаже было три двери: две справа, ведущие, по всей видимости, в небольшие комнаты, и одна напротив. Эта дверь была больше остальных, с тяжелой резной ручкой в форме подковы.
Федор Степанович сначала подошел к двум дверям.
– Здесь были детские комнаты, – он уверенно открыл первую. – Входите.
Лиза, Макс и Роб последовали за ним.
Комната была небольшой. Одно из двух окон выходило на пруд, другое – на лес с торца дома. Ярко-желтые шторы были задернуты, в углу стояла узкая деревянная кровать, заправленная таким же желтым покрывалом. Напротив кровати стоял маленький журнальный столик, исписанный вдоль и поперек чернильной ручкой. Здесь были нацарапаны цветы, бабочки, рожицы и огромное количество матерных слов. В общем, полный спектр детской фантазии и подросткового вандализма.
– Вот ублюдки! – высказался Макс. – Убийцы истории…
– Да, злорадства у них не отнять, – согласился егерь. – Это я еще починил этот стол. Они же его совсем разломали.
На обоях рядом с кроватью также было множество нецензурных надписей с номерами телефонов, типа: «Хороший отсос петрович! Звонить 8-095-237…» Или: «Катя недорого 446-81-…» Попытки нарисовать смешные рожицы во всех случаях сводились к жуткому гротеску, а ошибки в элементарных словах и кривой почерк говорили о нетрезвости и необразованности пишущих.
Макс сел на кровать и одарил взглядом всех присутствующих:
– А кто здесь спал изначально? Чья эта комната?
Притужалов улыбнулся:
– Это была комната младшей дочери.
– Вы знали хозяев?
– Максик, – вмешалась Лиза. – Это был тысяча девятьсот третий год…
Старик улыбнулся:
– Просто я видел все комнаты, а вы – еще нет. Здесь явно жил младший ребенок, и убранство комнаты до того, как здесь побывали эти сумасшедшие подростки, выглядело иначе. Тут были куклы и платьица, которых сейчас уже, конечно, нет: все уничтожили.
– Ну, хоть что-то осталось.
– Сохранил все, что мог.
– Вы сделали большое дело, правда. – Лиза искренне улыбнулась.
– Да ну что вы, разве это большое дело!
– Очень большое! Если бы все относились к прошлому так же бережно, мы значительно лучше понимали бы настоящее.
Старик пожал плечами:
– Может быть…
– Уверяю вас! – Лиза еще раз оглядела комнату и вернулась в холл. – Здесь вторая детская? – она приоткрыла соседнюю дверь. – Можно?
– Конечно.
Эта комната была похожа на предыдущую, правда, узкая кровать, аккуратно заправленная старым красным пледом, и журнальный столик напротив были не единственными предметами интерьера. В углу стоял большой шкаф с тяжелыми дверцами. Он выглядел таким ветхим, что, казалось, развалится, если его открыть. Окна были зашторены плотными занавесками багрового цвета. На полу лежал небольшой ковер, на котором был изображен пьющий из ручья олень. Серые обои кое-где отошли от стен, вдоль плинтуса растянулась широкая полоска плесени. В углах и на потолке были заметны разводы, словно эта комната больше всего пострадала от проливных дождей. Да и сыростью здесь пахло сильнее, чем на первом этаже.
– Тут более влажно, – заметила Лиза.
– Да, эта часть дома живет без солнечных лучей, так построен особняк. Пустая комната на первом этаже и самая большая на втором, куда мы сейчас зайдем, летом просто купаются в лучах солнца, а эта часть всегда в полумраке. Зато тут прохладнее всего!
– Это тоже детская? – уточнил Макс.
– Да, здесь жила старшая дочь.
– Вы так уверенно говорите.
– Видел на фото.
Лиза встрепенулась:
– Сохранились фотографии? Нам было бы очень интересно показать их в программе!
– Есть единственная фотография, я обязательно покажу ее вам.
– Отлично! – Девушка заметно оживилась.
– Да, это супер, – согласился Макс. – А кто еще жил в этом доме?
– До того, как сюда поселился художник, здесь жила пожилая женщина, уже и забыл, как ее звали… Снимала дом лет пять, может, шесть. Она была вдовой, может, потому и уехала подальше от всех. Депрессия, знаете ли, дело сложное… – Он задумался. – Здесь она и дожила свой век.
– А до нее? – поинтересовалась Лиза.
– Так… – старик потер виски. – До нее жила семья с тремя детьми, правда, только летом и недолго – года два. Еще раньше – другая семья, но с ними я не общался.
– Он все время сдавался в аренду?
– Ну, в пятидесятые годы владельцы в нем уже не жили. – Он почесал затылок. – Затем дом долго пустовал. Очень долго. За ним, конечно, присматривали несколько женщин из деревни, поддерживали чистоту и порядок, но…
– На каких-таких началах? – удивился Макс.
– Уборщицам платили наследники, которых я, кстати, никогда не видел.
– Странно не бывать в собственном доме, но тратить деньги на его регулярную уборку…
Старик продолжал, игнорируя комментарий собеседника:
– …Это уже потом, с середины восьмидесятых его стали сдавать. Правда, последний арендатор съехал в две тысячи первом году – и с тех пор ни души. Хозяева, скорее всего, уже забыли о доме, поскольку никакие уборки не оплачивают. Вот только на мне все и держится, – он заботливо похлопал ладонью по стене, – иначе тут был бы тихий ужас.
– А вы? – поинтересовался Макс.
– Что я?
– Как давно вы здесь?
– Я не могу сказать, что я здесь. Я, по большому счету, везде. Но, безусловно, бываю тут частенько.
– И с какого года?
– А вот как съехал художник – с две тысячи первого получается. До этого только слыхал про этот дом да видел издалека, когда в этих краях охотился.
– И что же так прикипели к этому месту?
Старик улыбнулся:
– Хорошо мне тут, тихо, спокойно. Нет навязчивых людей, которые так и норовят проявить любопытство, а потом… В общем, не ладится у меня с ними, одиночка я.
– Простите, – Лиза заговорила тише обычного, – а можно нескромный вопрос?
– Конечно.
– А семья? Ну, супруга, дети? Извините, если не совсем уместно…
– Да ничего, – егерь кивнул. – Супруга далеко отсюда, изредка видимся, не живем ведь уже. Дочку вижу не чаще, как Бог даст, она тоже не в этих краях обитает. А сын здесь, в деревне, с семьей живет – здравствует, хотя особо не жалует. Говорит, его младшенький боится меня, вот я и не захаживаю к ним. Если внук ко мне не привык, зачем пугать ребенка своей ряхой?
– Вы вроде не Бармалей, чего вас бояться? – отшутился Максим.
– Люди разные… Да и на мир мы смотрим по-разному.
– Может, вам побриться? – предложила Лиза, взглянув на густую бороду старика.
– В данном случае не думаю, что это как-то поможет.
Компания погрузилась в тишину, которую прервал легкий свист ветра, ворвавшийся в щели ветхих рам. Федор Степанович со скрипом открыл дверь настежь:
– Ну что, у нас еще одна комната.
Большая дубовая дверь тяжело открылась, и съемочная группа очутилась в просторной спальне, которая занимала все правое крыло второго этажа. Это была самая большая комната в доме – и самая заставленная из всех.
– Хозяйская спальня, – с гордостью произнес старик. – Самая светлая комната в доме.
Лиза, Макс и Роб, оглядываясь, переступили порог.
Обстановка этой комнаты сохранилась лучше всего. Старинная кровать на массивных ножках с огромным резным подголовником цвета темного ореха выглядела внушительно. Она была настолько широка, что на ней смогли бы с комфортом разместиться четыре взрослых человека, не касаясь друг друга телами. Аккуратно заправленная красным покрывалом, она покоилась в осознании своего величия. Высокий матрас словно заманивал гостей в царство Морфея. Венчали всю эту красоту четыре подушки столь же густого красного цвета, которые лежали так ровно, будто их поправляли с помощью линейки. По бокам стояли небольшие прикроватные тумбочки с отполированными до блеска ящичками. Над ними висели небольшие розовые бра с болтающимися веревочками-выключателями.
Слева стоял большой комод, выполненный в том же стиле, что и вся мебель спальни, с резным орнаментом на дверцах в виде переплетенных ветвей. Рядом располагалось трюмо с аккуратно придвинутым к нему стульчиком. Большое зеркало, кое-где почерневшее от времени, было единственным во всем доме и поэтому выглядело еще более эксклюзивно. Как и само трюмо, оно было окаймлено тем же растительным орнаментом. На полу лежал видавший виды огромный красный ковер, а на стенах висели три большие картины, написанные маслом. Они были выполнены техникой, напоминающей работы позднего Пикассо, сошедшего с ума от собственной ранней гениальности. На первой был изображен мужчина, прикрывающий глаза неестественно узкой и длинной ладонью; на другой женщина глядела исподлобья, улыбаясь еле заметными губами. Сюжет третьей картины был таков: человеческая фигура, полностью состоявшая из отрезанных пальцев, стригла себе ногти. Вместо головы у героя картины было глазное яблоко, а вместо ножниц – спагетти. Отрезанные ногти летели вниз и попадали прямо в открытый рот плачущего ребенка.
Завершали интерьер небольшой полукруглый стол, а рядом с ним у окна – старое пианино, о котором говорил егерь.
Лиза внимательно изучила картины и, воздержавшись от комментариев, подошла к музыкальному инструменту. Осторожно подняв крышку, она беззвучно провела ладонью по клавишам и взглянула на подушечки пальцев.
– Пыли нет, удивительно…
– Может, потому что они плотно закрыты? – предположил Макс.
Лиза пожала плечами и нажала ноту фа. Инструмент издал приглушенный, чуть раздвоенный звук, тут же поглощенный царящей в доме тишиной. Лиза добавила ля и до:
– Фа минор, – еле слышно произнесла она.
Костяные клавиши пожелтели от времени и потрескались, хотя большинство из них были на местах.
– На нем часто играли, – уверенно сказала она. – Наверное, это была хозяйка дома. Оно изначально находилось в этой комнате?
– Сколько я помню, оно всегда стояло здесь.
– Интересный звук, – Лиза вновь взяла аккорд. – Очень глубокий, но пугающий. Я надеюсь, оно не играет само по ночам?
Егерь улыбнулся:
– Никогда не слышал.
Макс подошел к окну и чуть отодвинул тяжелые занавески:
– А где наш хип-хопер? – Он внимательно изучил заросли. – Что-то не видно его разноцветный стайл.
Лиза переглянулась с Робом.
– Куда тут деться… – усмехнулся старик. – Небось, ходит рядом.
– Был борзый – стал тихий, – пошутил Максим и отошел от окна. – Вот оно, новое поколение отморозков. У вас таких не было, Федор Степанович?
– Людей, растерявших ценности, всегда хватает. Наша с вами задача – постараться указать им верный путь, конечно, если мы сами не потеряли его из виду.
– Если человек не хочет, как его можно в чем-то изменить?
– Нужно сделать, чтобы понял, а дальше он сам.
– Не знаю, не знаю… Мне такие люди безразличны, – признался Макс.
– Глядя на тебя, я все больше понимаю, что ты безразличен ко многому, – вмешалась в разговор Елизавета.
Он улыбнулся:
– Точнее, ко всему, что не касается меня. Ты это хотела сказать?
Лиза тяжело вздохнула:
– Можно и так.
– Да! – Он хлопнул себя по бедрам. – Первое, что меня беспокоит, это собственный комфорт, не скрываю! Если среди нас ты найдешь человека, который, по большому счету, живет иначе, то я готов отдать Слиму весь свой гонорар за этот месяц.
– Не хочу оставлять тебя без денег! – парировала Лиза.
– А и не получится! Ты сама прекрасно понимаешь, что все в жизни мы делаем ради себя.
– Все относительно, Максик.
– Все предельно просто, мой любимый продюсер, все предельно просто. Вот, к примеру, наше пребывание в этом доме – из чистого альтруизма? Нет! Каждому из нас от этого хорошо, так или иначе. Мне, например, нужно уйти с чистой совестью, так комфортней. Роб тоже здесь не насильно. Работа приносит деньги, деньги – еду, и так далее.
Оператор смотрел в глаза известного коллеги, не проявляя ни тени эмоций.
– Ты, – продолжал Макс, обращаясь к Лизе, – преследуешь свои цели, Федор Степанович – свои. Даже тот, кто сейчас шастает внизу, собирая дредами божьих коровок, тоже здесь ради чего-то.
– Тебя не по-детски задели мои слова! – улыбнулась Лиза.
– Да нет, просто изначальная позиция у тебя неверная. – Макс пожал плечами. – Вот вы, Федор Степанович, какую цель преследуете, тратя свое время с нами в этом забытом Богом месте? Вы же тратите силы, слушая всякую ерунду!
Местный провел рукой по седой бороде:
– В ваших словах есть правда.
– Я знаю.
– Почему я помогаю вам? Хм… – Он задумчиво оглядел съемочную группу.
– Вам очень важен рейтинг NeTV? Вы хотите, чтобы канал заработал кучу денег на рекламе с помощью интересной передачи, и генеральный продюсер еще на год обеспечил себя еженедельными перелетами Париж – Москва и обратно?
– Макс… – недовольно произнесла Лиза.
Егерь улыбнулся.
– У меня все проще. Ваш юмор мне понятен, но все правда проще. Я помню этот дом живым. Здесь бегали дети, смеялись люди… Теперь этого нет, и я скучаю по тому времени, скучаю по жизни, по неоднотонности своего существования. Поскольку мне суждено быть в этих краях, я хочу, чтобы дом снова ожил, задышал благодаря людям, чувствующим здешнюю красоту. Именно поэтому я посильно помогаю вам, надеясь, что с вашей помощью этот особняк обретет нового хозяина, – он перевел дух. – Я старый человек и уже мало на что годен. Когда заканчивается собственная жизнь, наступает время жить жизнью других. Но так случилось, что у меня нет даже этого. Хотя вряд ли вы, молодой человек, полный планов на будущее и жизненных сил, сможете понять меня…
– Нет, я вас очень хорошо понимаю. И дело в том, что вы тоже стараетесь ради себя, и это нормально! Понимаешь, Лизок? – Макс взглянул на девушку.
Она кивнула.
– Предельно понятно, Максик. Просто есть те, кто ради собственного комфорта в будущем могут жертвовать чем-то в настоящем, а ты из тех, кто хочет пожизненного комфорта без каких-либо лишений. Так не бывает.
– Все относительно, Лизок.
– Где-то я уже это слышала, – она прищурилась.
– Эйнштейн, если не ошибаюсь… – не унимался Максим, – Так что на меня баллон катить не надо, мой милый продюсер!
– Думаешь, не докатится?
Федор Степанович поднял глаза:
– Не ссорьтесь, пожалуйста…
Лиза поспешила переубедить его:
– Что вы, мы не ссоримся! Это у нас беседы такие. Не волнуйтесь!
Надо признать, откровенности в их разговоре было куда больше, чем юмора, но за несколько лет совместной работы они научились не обижаться друг на друга.
– Да, несколько минут назад я видел ваши «беседы», – старик по-доброму взглянул на Роба.
Девушка опустила крышку пианино и еще раз внимательно оглядела комнату:
– А что на чердаке?
– Кое-какие старые вещи. – Егерь посмотрел на потолок. – По большому счету, там нет ничего действительно интересного. Если хотите, то можем заглянуть.
– Безусловно! А подвал?
– Подвал пуст. Там, конечно, остались стеклянные банки и несколько ржавых тазов, но не думаю, что вы ищете именно это.
– Ну, для съемок все сгодится. Мы ищем картинку. Неужели не сохранились фотоальбомы?
– Их, как и все тут, раздербанили на кусочки, – местный устало вздохнул. – Осталась единственная фотография.
– Точно! Где она? – почти крикнула Лиза, не успевая за собственным любопытством.
– В доме.
– Где именно?