Волчья звезда Галина Мария

Он вновь вздохнул, словно обозначил бесполезность этого занятия.

— Вы ведь за Записями пришли?

— В общем, да, — ответил мужчина. — Если позволите.

— Если каждый будет копаться в Записях, — проворчал Скарабей, — что от них останется? Они же как сухие листья — тронь, и рассыплются.

— Мы осторожно.

Он достал из сумки на поясе какой-то Предмет.

— Мы их можем закрепить — будет легче с ними работать. Ничто их не возьмет — ни вода, ни мыши…

— Ну-ну, — неопределенно произнес старик. Мужчина поставил сумку на пол и извлек оттуда новые Предметы — круглые, точно чурки, но, похоже, из железа. Они были в разноцветных обертках, вроде тех, на которых раньше делали Записи, и краски такие яркие…

— Мы тут вам кое-что принесли, — сказал он.

— Положите туда, — равнодушно махнул рукой старик, — в кучу…

— Зачем же в кучу. Сейчас я… Впрочем, погодите… Я тут у вас кое-что видел в прошлый раз.

Он направился к ящику, где валялись Предметы, и начал в нем рыться — без всякой опаски.

— Эй! — беспокойно сказал старик. — Погодите!

— Я знаю, что делаю. Сами увидите. Наконец, он выбрал один Предмет — тот, что с рукояткой, и поднес его к железной чурочке. Оказалось, что этот Предмет годился для того, чтобы взрезать железо — правда, не всякое, а тонкое, вроде этого. Ему, правда, пришлось повозиться, потому что Предмет был немного ржавый, хотя старик регулярно чистил его и смазывал — как и все остальные.

Чурочка открылась и сразу разогрелась; от нее пошел пар, и я почувствовала, как запахло едой, хотя в Доме никакой еды с утра не было.

— Это консервы, — сказал мужчина. — Способ сохранения еды. А эта ваша штука сделана специально, чтобы открывать такие вот банки.

— Откуда у нас банки, — покачал головой старик, и подозрительно спросил: — а больше она ни на что не годится?

— Пожалуй, нет…

— И не жалко им было тратить железо на такие мелочи.

— Ну, во-первых, это не совсем железо. Во-вторых, его тогда добывали довольно много. Его тут и сейчас хватает.

— А почему она горячая — эта ваша банка?

— Там есть специальное устройство. Оно разогревает еду, как только в него попадает воздух.

Я ничего не поняла. Скарабей, по-моему, тоже, хотя на всякий случай важно кивнул.

— Вы ешьте, отец. Девчонке я сейчас открою другую.

На всякий случай я спросила:

— Это не яд?

— Да что ты, — улыбнулась женщина. Еда и впрямь была вкусной, хоть и какой-то чудной, я никогда такой не пробовала, и потом целый день боялась, что заболею и умру.

Они, можно сказать, загнали старика в угол — раз уж он согласился взять их еду, ему пришлось запустить их в комнату, где хранились Записи. Сам он потащился следом и все охал да стонал, пока они разворачивали свертки и извлекали Записи — впрочем, придраться к ним было трудно, они делали это осторожно, с любовью. Каждый источенный временем листик они обрабатывали при помощи непонятного Предмета, извергающего облачко вонючего пара. Уж не знаю, что при этом происходило, но вскоре. листки стали твердыми и упругими — сгибай сколько хочешь, на них даже царапин не оставалось. Потом они убрали этот Предмет и достали другой, мигавший красными огоньками — вот уж впрямь, чудно! — и стали водить им по Записям. Больше ничего при этом не происходило — понятия не имею, зачем они это делали.

— Ну вот, — сказал, наконец, мужчина, — на сегодня все. Спасибо, отец.

— Погодите! — Скарабей явно разволновался. — Этот Предмет, который вы вынули из ящика…

— Консервный нож?

— Пусть так. Вы знали, для чего он нужен? Знаете, как использовать Предметы?

— Не все. Некоторые. Назначение большинства нам самим пока не ясно. Вот если бы вы позволили нам взять хоть немного с собой, мы бы попробовали разобраться.

Старик задумался.

— Есть Предметы, которые остались еще от моего предшественника. И его предшественника. Раз никто так и не понял их назначения, пользы от них никакой. Но они предназначены для переплавки.

— Скажите, что именно вы хотели из них выплавить. Мы заменим. Привезем вам инструменты.

— Ну и ну! — не выдержала я. — За этот хлам? Что вы будете с ним делать?

— Изучать.

— Зачем? Чтобы понять, как они действуют? Так они нам и самим нужны именно для этого!

Звездный Человек вздохнул.

— Чтобы понять, что тут произошло…

— А что произошло? — удивилась я.

— Ну… — он в затруднении пожал плечами.

— Они воспринимают это положение вещей как естественное, — тихо сказала женщина, но я услышала. — Странно, что они вообще пытаются хоть что-то сберечь…

— Прагматически, — произнес он в огвет непонятное слово, — чисто прагматически…

Скарабей смотрел на них исподлобья, потом сказал:

— Нет. Так не пойдет.

— Почему? — устало спросил пришелец.

— Вы будете разбираться с Предметами — а вдруг окажется, что среди них есть что-то очень полезное? Такое уже бывало! Несколько поколений лежит Предмет, а потом вдруг какой-то Хранитель и сообразит, как его использовать. Вам, значит, прямая выгода, а мы, получается, останемся с носом?

Мужчина обернулся к женщине и что-то сказал ей вполголоса, на этот раз на незнакомом языке. Она отозвалась — тихо, мелодично, но я все равно поняла, что они спорят. Наконец, она пожала плечами — ладно, мол, — и он вновь повернулся к нам.

— Хорошо, — сказал он, — все равно мы собирались… Вы можете присутствовать при обработке данных.

Старик посмотрел на него непонимающе. Женщина мягко пояснила:

— Мы можем вас обучать — например, как пользоваться Предметами. И многому другому.

— Я уже стар для этого, — сердито сказал Хранитель. — Вот ее.

Он вытолкнул меня вперед. Я на всякий случай сказала:

— Не хочу.

В жизни не стала бы так пререкаться с Дрофой, да еще при людях из чужого племени: так и по шее можно схлопотать, но Скарабей как ни ворчал, а ни разу даже оплеухой меня не наградил. Но, видно, ему тоже стало неловко, потому что он сделал свирепое лицо и сказал:

— Тебя не спрашивают.

— Не бойся, девочка, — по-прежнему мягко сказала женщина, — тебя никто не обидит.

— Вы тут меня будете учить?

Они переглянулись. Потом мужчина сказал:

— Скорее всего, нет. Я думаю, будет удобней это делать у нас.

— Я что, поеду в ваше становище? До него же верхом полдня пути!

— Мы будем тебя возить, — вмешалась женщина. Она все время вмешивалась — наши себя так не ведут.

— Разве тебе не интересно?

— Еще чего!

Они не стали больше спорить — повернулись и направились к выходу. Я уже решила, было, что они передумали, но на пороге мужчина обернулся.

— Я на днях за ней заеду, — сказал он, — до свиданья, отец.

И вышел.

— Ну и дела! — сказала я. — Я боюсь!

— Они еще никому не причинили зла, — заметил старик.

— Все равно. Они же чужаки! Пришлые! Вон, болтают не по нашему — ты понял, о чем они говорили?

— Немного. Что, похоже, от первоначального плана придется отступить; они побывали и в других Домах, но с нашим им удобней иметь дело, потому что он ближний из всех. И еще — что, мол, потратили столько сил и времени, и все равно ничего непонятно.

— Что непонятно?

— Не знаю.

— Говорят какими-то загадками. Они вообще какие-то не такие. Вон, баба до чего нахальная — лезет со своими разговорами, да еще с мужиком спорит, как будто так и надо! Наши-то свое место знают. Это его жена?

— Может и нет, — ответил Скарабей.

— Она слишком молода, чтобы разгуливать в обществе постороннего мужчины!

— У них все не так, как у нас. Ты же читала!

— Подумаешь, читала! Мало ли, что раньше было…

— То, что было когда-то может и вернуться, глупая ты птица. Они похожи на тех…

— Ну, по воздуху они, может, и летают, как те, прежние, — согласилась я (опять же, сама я не видела, но говорили, что воздушные лодки Звездных Людей даже не имеют крыльев, а летают как миленькие), — но что, у них тоже каждый малолетка умеет разбирать Записи? Да и зачем? А может, у них в Доме воды хоть залейся? Ты скажи, еще и горячей!

— Во-первых, горячая вода и раньше была далеко не в каждом Доме, — сухо возразил старик, — а что касается Записей… Это зависит от обычаев. Откуда ты знаешь, как оно у Звездных Людей? Может, все так и есть?

— Что-то я ничего про их детей не слыхала!

— Может, они их в Домах держат, подальше от дурного глаза.

— Может, и вода у них в Домах сама течет? Да откуда она берется? Дома-то их на холме, а там самая сушь!

— Вот будешь там, посмотришь.

Я шепотом сказала:

— Скарабей, я боюсь! Они меня съедят!

— А то им больше есть нечего! Наверняка у них таких банок полным-полно! Они даже скот не разводят — мы бы видели, как они его выпасают!

— А если у них все есть — и еда, и вода, то что им тогда от нас надо? Жили бы себе! Мы же к ним не лезем!

— Ну… — неопределенно ответил старик, — если бы ты хоть немножко думала над тем, что читала, ты бы поняла, что люди не всегда совершают поступки ради одной только выгоды.

— А ради чего ж еще?

— Мне досталась в ученицы круглая дура, — вздохнул старик. Он сделал вид, что обозлился, но я думаю, это потому, что и сам не знал, что ответить.

Я уж надеялась, что они забудут, но Звездный Человек сдержал свое слово и приехал за мной. Я как раз разводила огонь в очаге — сегодня ветер был такой сильный, ему не нравилось, что из Дома валит дым — он заталкивал его обратно; глаза у меня слезились, я начала чихать и так увлеклась, что не сразу расслышала какой-то незнакомый звук снаружи. Сначала мне показалось, что кричит какая-то птица, но у нас птицы так не кричат. Звук был какой-то неправильный. Резкий, отрывистый.

Я выглянула за порог: над уступом, не касаясь его, не приминая ни одну травинку, застыла небольшая сверкающая лодка — если приглядеться, то можно было увидеть, что между днищем лодки и землей все дрожит и колеблется, как над раскаленной плитой. Это она кричала, эта лодка — я как раз увидела, как Звездный Человек нажимает на какой-то выступ и вся эта штука вскрикивает, словно от боли.

— А, — сказал он, увидев меня, — вот и ты. Собирайся. Поехали.

Я попыталась придумать причину, по которой не могу никуда ехать, но все произошло так неожиданно, что ничего путного в голову не лезло, тем более, вредный старикашка спросил:

— Что там. Выпь?

Я неохотно ответила:

— Этот приехал.

— Ну и хорошо, — недовольно сказал Скарабей; у него из-за сырости плохо двигались пальцы, и оттого он с самого утра был в дурном настроении, — ступай.

— Я…

— Не знаю, что ты там хочешь сказать, но в любом случае, какую-нибудь глупость. Сказано тебе, иди…

— Я ее к вечеру привезу, — крикнул из-за порога Звездный Человек, которому надоело ждать. Мне ничего не оставалось, как накинуть парку и выбраться наружу. Лодка вновь вскрикнула.

— Давай, — сказал пришелец, — залезай.

— Что вы с ней такое делаете? — спросила я. — Ей же больно!

— Это еще почему?

— А почему она у вас кричит?

Он вздохнул.

— Это просто сигнал, — сказал он. — Мне самому лень было оповещать о том, что я прибыл, и я попросил ее. Да, пожалуй, так…

Бортик был низкий — через него я перелезла свободно. Вокруг тут же сомкнулись прозрачные стены и стало тепло и тихо.

Звездный Человек дотронулся до каких-то круглых выступов — они засветились мягким молочным светом, и лодка поплыла вниз по склону, не касаясь земли, но словно повторяя все ее изгибы. Сам он больше ничего не делал — словно странный ветер, который подпирал днище, знал, куда нужно плыть, а ему оставалось лишь смотреть, как корабль пожирает расстояние. Холмы неслышно уплывали назад и море, затянутое весенней дымкой, все приближалось.

— Как тебя зовут? — спросил он. — Выпь?

— Ага.

Я не стала спрашивать его имени, потому что это неприлично, но тут он сам сказал:

— А меня — Улисс.

Я не удержалась и фыркнула.

— Ты что? — удивился он.

— Какое же это имя? Оно же ничего не значит!

— Это — имя. И у него славная традиция. В каком-то смысле оно означает — странник, путешественник. Ведь я переплыл небесный океан…

Он помолчал немного, потом мягко добавил:

— …Плыть за закат, туда, где тонут звезды в пучине Запада. И мы, быть может, в пучину канем — или доплывем до Островов Блаженных…

Мне показалось, он сошел с ума. Никто из наших ни с того ни с сего так не разговаривал. Hai всякий случай я спросила:

— Чего?

Он вздохнул.

— Это Теннисон. Стихи. Ну, одна из Записей… Эта Запись точь-в-точь как его имя. Тоже ничего не значит.

Я уже поняла, что он с придурью, и мне опять стало страшно — может, у них в становище все такие? Куда я еду?!

Видимо, он что-то почувствовал, потому что спросил:

— Разве вам такие тексты не попадались?

Я неохотно ответила:

— Может, и попадались. Да что в них толку? Такие мы сразу отбрасываем.

Он вроде как возмутился.

— Уничтожаете?

В голосе у него звучал ужас, честное слово. Будто мы дикари какие.

— Нет, просто пакуем и прячем подальше. Вдруг потом пригодятся. Может, из них со временем и удастся извлечь что-то толковое — такое уже бывало. Записи необходимы для того, чтобы разбираться с Предметами — для чего они нужны, да как действуют…

— Стараетесь восстановить утраченную технологию, — заметил он, — тогда как до культуры вам дела нет.

— Чего? Мы просто думаем — вдруг что-нибудь пригодится. Жизнь-то тяжелая.

Он тяжело вздохнул, и дальше мы ехали молча. Род Звездных Людей наверное очень сильный, если они могли себе позволить ставить свои Дома на равнине — к становищу можно было подойти с любой стороны. Правда, голая степь хорошо просматривалась, но сторожевых вышек я тоже что-то не увидела — лишь высокие серебристые стены; с холма было видно, как они окружают гладкие как яйцо купола Домов. Это было похоже на Город Мертвых — очаги не дымили, около ограды никого не было — ни людей, ни животных. От страха кулаки у меня так сжались, что ногти врезались в ладони, а я и не заметила.

— А где же ваши люди? — спросила я на всякий случай.

— Кто где, — ответил он, — частью работают — разбирают собранные данные, частью в поле…

— Охотятся?

Он слабо усмехнулся.

— Можно сказать и так. На самом деле, они охотятся за знаниями — разъезжают по становищам, собирают рассказы о прошлом, опять же. Записи… пытаются наладить отношения с кочевниками…

— У кочевников нет никаких Записей. Они же дикари!

— Зато у них есть устные предания. Мы их записываем…

— Сами? Сами записываете? Он, похоже, был не просто сумасшедшим, а еще и приврать любил.

— Ну да, — согласился он. — Это не так уж трудно. Мы и тебя научим.

— Как же…

Я все гадала — если за оградой никого нет, кто же откроет ворота, но тут он нажал на одну из этих светящихся штук, и створки ворот разъехались прямо перед носом нашей лодки и вновь сомкнулись за ее кормой. Внутри было именно то, что я разглядела с холма — круглые, гладкие стены Домов, похожие на шатры кочевников, но из другого материала, промежутки между Домами заросли травой, словно ее никто и не топтал, никаких огородов, никаких загонов для скота — точно. Город Мертвых…

Прозрачный колпак нашей лодки сам собой ушел в борта, и суденышко замерло у одного из домов. Этот Улисс сказал:

— Вылезай.

Сам он уже выпрыгнул и теперь в растерянности топтался снаружи, потому что я вцепилась в борт обеими руками и заорала.

Орала я, понятное дело, зажмурившись, и потому не видела, как в стене Дома образовалось отверстие, и из него выскочила женщина. Она ко мне и пальцем не прикоснулась — начала успокаивать своим мягким голосом. Наконец, я перестала орать, потому что, когда орешь, невозможно дышать и поглядела на нее: вроде, это была та самая, что приезжала к нам, но кто ж их знает.

— Ну чего ты боишься? — спросила она.

— Я думала, вы живые, — сказала я. — А вы — покойники!

— Господи, девочка, да что это тебе в голову пришло?

— Вы что, про Города Мертвых не слышали?

Впрочем, откуда им слышать, раз они сами в нем живут? Так про них и рассказывают — живут там, мол, мертвецы, в полной уверенности, что они самые что ни есть живые люди…

— Вот тебе, полюбуйся, — сердито сказала женщина, обращаясь к Улиссу, — твоя была идея!

— Да кто ж знал, — растерянно ответил он.

— Огонь там не разводят, — я сама не заметила, как начала бубнить тем распевным голосом, которым когда-то рассказывала нам Дрофа у зимнего очага, — скот не выпасают, детей не рожают…

Женщина подавила тихий смешок.

— А что, — проговорила она, — похоже.

— Перестань, — сказал мужчина, — ты ее только еще больше пугаешь. Послушай, — он обернулся ко мне, — если ты так боишься, мы специально для тебя разведем огонь. Хочешь?

Он даже не сошел с места; вырвал из земли пучок травы и поднес к нему какой-то Предмет. Сухие стебли тут же вспыхнули, он помахал ими перед моим лицом, а когда огонь добрался до его пальцев, зашипел от боли, бросил траву на землю и затоптал ногами. Тогда я вылезла из лодки: мертвецы боятся живого огня и не чувствуют боли.

В Доме было тепло — теплее даже, чем у Хранителя и пусто. Здесь не было ни посуды, ни плиты, ни очага — откуда шло тепло, непонятно. Зато понятно стало, почему им не нужны окна — мягкий приглушенный свет лился откуда-то сверху, освещая гладкие стены. Хотя одно окно тут было — почему-то на середине комнаты и светилось оно тем же ровным сиянием; рядом с этим окном стояли две табуретки, но с мягкими сиденьями и со спинками. И все же это были табуретки, я угадала правильно, потому что Улисс тут же уселся на одну из них и кивнул мне на ту, что рядом.

Женщина тихонько сказала Улиссу:

— Боюсь, придется все дезинфицировать. Ты только посмотри на ее одежду… об остальном я уж и не говорю.

Он зашипел на нее, и она замолчала. Я не очень понимала, о чем она, но мне стало неловко и я топталась у этой странной табуретки, пока Улисс не сказал мне:

— Садись…

Я поглядела на женщину — она прикусила губу и отвернулась.

Тут только я разглядела, что перед окном была та же плоская полка с выступами, как в этой их летающей лодке.

Я села и сказала:

— У вас неправильное окно. В него ничего не видно.

Спинка табуретки мне мешала, а сиденье было просто неприлично мягким, но наконец, я все-таки устроилась. Женщина продолжала стоять у меня за спиной, и мне это не нравилось.

Улисс нажал на один из выступов, и из гладкой поверхности вылез еще один Предмет — сам по себе, честное слово! — такой шарик на гибкой ножке.

— Я буду тебя спрашивать о разных вещах, — сказал он, — а ты отвечай вот в эту штуку, ладно?

Я сказала:

— Не пойдет.

— Почему? Что опять не так?

— Пусть ваша баба встанет так, чтобы я ее видела.

Конечно, замечания старшим делать не положено, но разве я виновата, что он так и не научил ее прилично себя вести?

— Диана, пожалуйста, — сказал он. Женщина, пожав плечами, прошла вперед и встала, облокотившись о гладкую поверхность этой их чудной полки.

— Теперь можно? — покорно спросил он.

— Ну…

Это оказалась одна сплошная глупость — он спрашивал меня о вещах, которые знает каждый ребенок — что мы делаем, как живем, что положено или не положено, а я должна была отвечать — вопросы следовали один за другим, все быстрее, быстрее, я уже не успевала ворочать языком, как вдруг он сказал:

— Пожалуй, хватит.

— Вам что, — спросила я, — больше делать нечего?

Нет — я была права, они точно не в себе. День в разгаре, а они, вместо того, чтобы охотиться, готовить землю к весеннему севу или работать по дому, сидят в пустой комнате — два взрослых, здоровых человека и занимаются такими глупостями!

Я уже хотела встать и спросить — отвезет ли он меня теперь домой, как вдруг окно осветилось и на нем замерцали какие-то разноцветные полосы. Я сказала:

— Ну и ну!

Но он не обратил на меня внимания, а таращился на эти штуки, будто в этих мерцающих полосочках заключалось что-то очень важное.

— Кто был прав? — спросил он женщину.

Та неохотно ответила:

— Это еще ничего не доказывает.

— Ладно, — сказал он, — попробуем по-другому. Сейчас я задам синхронизацию в пределах альфа-ритмов и попробуем стимулировать пространственное воображение. Поглядишь, как пойдет…

Я недовольно сказала:

— Почему вы говорите непонятное? Это же невежливо. Как будто я — просто предмет обстановки и они обсуждают, куда его поудобнее переставить. Он сказал:

— Прости. Сейчас я объясню. Видишь вот эти кнопки?