Репетитор Россик Вадим

3

Мощные двигатели Аэробуса А320 убаюкивали своим ровным гулом. Большинство пассажиров рейса Москва-Дюссельдорф авиакомпании «Люфтганза» мирно дремали, удобно устроившись в своих креслах. Сашка крепко спала рядом со мной у окна, опустив спинку сиденья. Я, следуя ее соблазнительному примеру, тоже закрыл глаза и постарался расслабиться. События прошедших суток тут же безостановочно закрутились в мозгу, пестрым калейдоскопом.

Последнюю ночь перед полетом, мы провели в маленькой гостинице в Ясенево. Было маловероятно, что правоохранительные органы за такое короткое время смогут установить наши личности и найти нас, но рисковать я не хотел. Кроме того, я боялся, что люди, пославшие тех, сгоревших форде, гораздо ближе к нам, чем милиция. Поэтому, щедро расплатившись с удивленной Вероникой Николаевной, мы вскоре заняли небольшой уютный номер на Литовском бульваре.

Ровно в пять утра наша сладкая парочка появилась в аэропорту у стойки регистрации на рейс Москва-Дюссельдорф. Желающих лететь в такую рань оказалось немного. Мы сдали наши сумки в багаж, прошли паспортный контроль и личный досмотр. Оказавшись в зоне дьюти фри, невыспавшаяся Сашка прикорнула на лавочке. Я прошелся вдоль витрин, наблюдая за тем, как зал постепенно заполняется нашими попутчиками. В основном, это были иностранцы. Наших соотечественников было меньше.

Вскоре нас пригласили на посадку. Я взял полусонную Сашку за руку и повел ее по тоннелю к самолету. В дверях аэробуса нас встретила улыбающаяся немецкая стюардесса – светловолосая молодая девушка в кокетливой пилотке. Она приветствовала пассажиров на ломаном русском языке. В салоне нас ожидал сюрприз. Наши места оказались заняты какой-то семейной парой с маленьким ребенком. Сидевшая у прохода брюнетка средних лет вопросительно посмотрела на меня, когда я остановился возле нее. Ее лысый супруг вообще не обратил на меня никакого внимания. Он был занят возней с сыном – большеголовым, крутолобым карапузом. Я достал наши билеты и, не зная, на каком языке обратиться к женщине, просто показал номера наших мест.

Женщина взглянула на билеты, достала свои, и переполошилась. Смущенно улыбнувшись, она повернулась к мужу и начала что-то многословно объяснять ему с истинно итальянской экспрессией. Тот сделал недовольное лицо.

– Что это они так взбудоражились? Перепутали право и лево? – спросила Сашка, стоявшая у меня за спиной.

Итальянка тем временем убедила супруга, что нужно переселяться и они, более не мешкая, заняли три места через проход от нас.

– Извините! – с сильным акцентом произнесла брюнетка по-русски, и повторила по-английски: – I’m sorry!

– Все в порядке, – ответил я ей тоже по-английски.

Итальянка последний раз улыбнулась и занялась своим мальчуганом.

– Что ты ей сейчас сказал? – тут же пристала Сашка.

– Сказал, чтобы она на меня не рассчитывала – у меня уже есть одна надоедливая особа, – ответил я, улыбнувшись.

– Да ну тебя совсем! – надулась девчонка. – Я тебя серьезно спрашиваю. Мне же не понятно, о чем вы говорите.

– Я тебя предупреждал, что нужно язык учить, – напомнил я. – Что ты будешь без меня делать?

Сашка пренебрежительно фыркнула.

– Я смотрела твой немецкий словарь. Дохлый вася! Мне никогда в жизни не выучить такие длинные слова. То ли дело наш русский – коротко и ясно!

Я засмеялся.

– Поверь и в русском языке есть длинные слова. Еще длиннее немецких.

Сашка загорячилась.

– Это, какие? Ну-ка обоснуй, лингвист!

– Ну, например, «выкристаллизовывающиеся»!

– Чегооо? – округлила глаза девчонка. – Это что за хрень?

– Такое вот длинное слово, – ответил я, невинно глядя на нее.

Пока мы вели научный спор, все пассажиры заняли свои места. Привстав, я оглядел салон. Самолет был наполовину пуст. Третье место рядом с нами также осталось свободным. По команде командира корабля мы пристегнулись, и наш аэробус начал короткий разбег…

Я видимо успел заснуть, потому, что меня вернул к действительности громкий детский крик. Кричал сын итальянской четы. Мальчишке надоело сидеть в кресле, и он решил прогуляться по проходу между креслами. Однако родители не одобрили его решения. Сорванец изо всех сил вырывался из любящих рук и истошно орал. Сашка тоже проснулась и, протирая глаза, спросила:

– А нас в этой твоей Люфтваффе кормить будут?

– В «Люфтганзе», – машинально поправил я девчонку, наблюдая, как счастливые родители борются со своим отпрыском. – Конечно, скоро будут кормить.

– Пора бы, – сладко зевая, заметила Сашка. – Уже больше часа летим, а еще ничего не давали. Это как-то не православно!

Тем временем упрямый карапуз завоевал свободу. Итальянка поставила его на пол возле своего кресла и протянула сыну конфету. Однако мальчишка оказался не только упрямым, но и злопамятным. Он схватил конфету и с ревом бросил ее в мать. Та поймала лакомство и строго сказала:

– Alla mamma no!

Сорванец заревел еще громче и замахнулся на женщину ручонкой.

– Dimitri, alla mamma no! Alla mamma no! – несколько раз повторила итальянка.

– А пацан-то русский! – шепнула мне Сашка. – Она его Дмитрием называет.

– Наверно взяли мальчонку из детского дома, – предположил я, – и теперь везут к себе в Италию.

Девушка с сочувствием посмотрела на плачущего малыша.

– Бедненький…

Итальянка, наконец, отпустила своего капризного Дмитрия в свободное плавание. Вредный мальчишка подошел к нам, качаясь на еще не окрепших ножках. Он ухватился за кресло, чтобы не упасть, и, глядя на нас, вдруг заулыбался во всю свою зареванную мордашку. Сашка перебралась через меня и подхватила карапуза на руки. Мальчишка не протестовал. Девушка присела на свободное место и принялась весело играть с совершенно успокоившимся ребенком. Димка звонко смеялся и что-то лепетал по-русски. Его иностранная мать некоторое время ревниво наблюдала за ними, потом порывисто забрала мальчика и, несмотря на его вопли, утащила в туалет. Муж-итальянец с облегчением вздохнул, опустил спинку кресла и накрыл лицо газетой.

Сашка недовольно посмотрела вслед итальянке и вернулась на свое место. В салоне появились стюардессы. Первая девушка толкала перед собой тележку с напитками. За ней следовала вторая с готовыми обедами, упакованными в пластиковые контейнеры.

– О, они и вино дают! – воскликнула моя попутчица, нетерпеливо вытягивая шею.

– Не радуйся, – оборвал я ее. – Ты вино пить не будешь.

Сашка обиженно посмотрела на меня.

– Господи! Ну, почему ты всегда такой нудный, Сережка?! Я же только чуть-чуть попробую…

– Знаю я твои «чуть-чуть», – буркнул я. – Потом приходиться за тобой лопатой убирать.

Девчонка надула губы и отвернулась к окну. Мне стало жаль этого большого ребенка, поэтому, когда улыбчивые стюардессы поравнялись с нами, я все же заказал два стаканчика красного вина. Кроме того, попросил чай Сашке, кофе себе, и минеральной воды обоим.

– Ладно, уж, – примирительно сказал я, ставя перед девушкой вино, – попробуй. Только веди себя прилично.

Сашка скорчила противную гримасу и пропищала детским голоском:

– Слушаюсь, папочка!

Через минуту она уже бодро уплетала немецкое угощение. Я присоединился к ней. Когда от обеда ничего не осталось, Сашка подняла пластиковый стаканчик с вином, чокнулась им со мной и торжественно произнесла:

– Ну, Серега, выпьем за то, чтобы всегда был порох в пороховницах, ягоды в ягодицах, шары в шароварах, а деньги в карманах!

Я засмеялся.

– Ох, Казанова! Как представлю тебя с твоими тостами за одним столом со светилами геономики…

Девчонка выпила вино одним духом и облизала губы. Потом подмигнула мне.

– А что? Я с любой кампанией найду общий язык. И с твоими геономиками тоже. А винище так себе, между прочим. Ладно, я в долину гейзеров! Носик попудрю…

И Сашка с независимым видом отправилась в туалет. Наши итальянские соседи в полном составе уже спали. Даже беспокойный Димка сладко посапывал на руках приемной матери. Я почувствовал, что аэробус начал снижение. Полет заканчивался. По внутренней связи объявили, что самолет заходит на посадку в аэропорт Дюссельдорфа.

4

В аэропорту нас никто не встречал. И не удивительно, так как нас ждали в понедельник, а мы прилетели в воскресенье. Я решил подстраховаться и, никого не предупреждая, поменял билеты на тот же рейс, но днем раньше. Возможно благодаря моей предусмотрительности, я стоял сейчас в очереди на паспортный контроль живой и здоровый. Сашка за моей спиной с любопытством глазела по сторонам.

Контроль мы прошли без особых хлопот. Правда, пришлось объяснить симпатичной молодой женщине в форме пограничной полиции, почему мы прибыли раньше остальных.

– Профессор Дарский послал меня и своего личного секретаря Александру Булкину для того, чтобы все заранее подготовить к приезду делегации нашего института, – произнес я по-немецки. Немка внимательно выслушала меня, на мгновение задумалась, но тут же заученно улыбнулась и поставила в наши паспорта отметки о въезде.

– А ты здорово говоришь по-ихнему, – заметила Сашка, когда мы оказались в зале ожидания. – Я, конечно, ничего не поняла, кроме «Александра Булкина». А почему ты не назвал меня фройляйн? В фильмах фашисты всегда девчонок «фройляйн» называют.

– Сейчас так говорить не принято, устарело, – ответил я девушке, складывая наш багаж на свободную лавочку. Потом достал сотовый телефон и набрал номер, который получил от Тарантула.

– Пастернак слушает, – ответил мне по-русски мужской голос. Я представился и попросил забрать нас из аэропорта. Мой собеседник был весьма удивлен, но пообещал немедленно приехать.

– Кому звонил? – спросила Сашка, усаживаясь рядом с нашими сумками.

– Некоему Пастернаку Ефиму Борисовичу. Это тот самый человек, который должен встретить нас. Скоро он будет здесь.

– Пастернак и сельдерей, что ни овощ, то еврей! – легкомысленно пропела девчонка.

Устроившись на лавочке, мы принялись разглядывать окружающих. Кого здесь только не было, на этом перекрестке в центре Европы! Сашка с восторгом смотрела на толстых негритянок в тесных джинсах, окруженных курчавыми, губастыми ребятишками, на высоких худощавых индийцев в разноцветных чалмах, на арабов в белых просторных одеяниях. Мимо нас сновали деловитые немецкие бизнесмены в дорогих костюмах, важно шествовали ортодоксальные евреи в черных широкополых шляпах и торопились к ожидающим их автобусам группы японских туристов. Глядя на это космополитическое смешение народов, понимаешь, как велик, разнообразен и интересен мир, в котором мы живем.

Пастернак оказался маленьким юрким человечком в мятом пиджаке, но с большой гладкой лысиной. Он подбежал к нам, бросил на пол пузатый коричневый портфель и протянул руку.

– Как же так?! – волновался он, тряся мне ладонь. – Что случилось?! Я ждал вас только завтра! А где остальные? Где Арриан Маркович?

Я коротко объяснил, что внезапно появилась необходимость изменить дату прилета. Главные силы геономики под командованием профессора Дарского прибудут точно по расписанию. Пастернак недоуменно выслушал меня. Его морщинистое лицо с крючковатым носом приняло такое выражение, как будто он полжизни страдал запором.

– Ну, что же. Вам виднее. Виктор Юрьевич меня предупредил, что я поступаю в ваше распоряжение, господин Баринов. Прошу в машину. Я отвезу вас в гостиницу.

Мы подхватили наши сумки и последовали за человечком к выходу из аэровокзала. На улице Пастернак подвел нас к небольшому черному фольксвагену. Он галантно открыл перед Сашкой заднюю дверцу, усадил девушку, потом занял водительское место и завел двигатель. Мы быстро выбрались из Дюссельдорфа на автобан Е35. Городские окраины за окнами фольксвагена сменили поля, отдельные строения, невысокие холмы, поросшие лесом. По дороге Пастернак начал рассказывать:

– Я ведь, господин Баринов, никакой не сыщик. Руковожу в Кельне представительством. Организую для наших бизнесменов поездки по Германии, встречи с нужными людьми, бронирую гостиницы, авиабилеты и тому подобные интересные вещи. И, когда Виктор Юрьевич поручил мне найти дочь, я таки не знал, что делать. Он, конечно, уважаемый человек с приличными деньгами, но меня слабо радуют такие заказы.

– А вы знакомы с Никасей? – спросил я Пастернака.

Он брезгливо сложил губы.

– Имел сомнительное еврейское счастье. Это же катастрофа, а не ребенок!

Пастернак тяжело вздохнул.

– Я восхищаюсь терпением Виктора Юрьевича. Я не хочу вас шокировать, но, имея такую дочь, меня бы давно обули в светлую домашнюю обувь.

– Что, так все запущено? – с сочувствием спросил я.

Человечек безнадежно махнул рукой. Потом продолжил рассказ:

– Я обратился к одному частному детективу. К Гюнтеру Кроо. Мне его порекомендовали знакомые из синагоги. Сказали, что очень порядочный человек.

– И что выяснил этот Кроо?

– Он опросил всех соседей и знакомых Никаси. Никто ничего не знает. Был человек и пропал.

– А ваше мнение, Ефим Борисович, что могло случиться с девушкой?

Пастернак пожал плечами.

– Откуда же мне знать? Только Никася – деточка не бледная. Раньше мы всегда о ее движениях узнавали первыми. А в этот раз уже две недели тишина. Это на нее не похоже. Не ее стиль. Я имею думать, что что-то случилось. Не хорошее что-то.

– Вы уверены?

– Уверен?! Один мой родственник-дальтоник до сих пор пока уверен, что проезжает перекрестки на зеленый свет. Как тут можно быть в чем-то уверенным?!

– Значит, детектив ничего не узнал? – переспросил я.

Пастернак многозначительно посмотрел на меня.

– Я так не говорил. Кроо позвонил мне сегодня и попросил встретиться. Он будет нас ждать завтра в полдень в ресторане «Далмация» на Агриппаштрассе. Видимо у него появились какие-то новости.

За разговором мы незаметно оставили позади большую часть пути. Мелькнул съезд с автобана на дорогу, ведущую к Леверкузену. Скоро показались первые здания Кельна. Кельн – город Фомы Аквинского, Марии Медичи, Рубенса и Карла Маркса! Кельн – древняя римская Колониа Клаудиа Ара Агриппиненсиум! Город, являющийся одним из крупнейших экономических и культурных центров Германии, занимающий в ней четвертое место по населению и третье по площади. Родина одеколона. «Метрополия на Рейне», как часто называют Кельн, знаменитая своим главным храмом – Кельнским собором!

Поток машин делался все плотнее. Я оглянулся на заднее сиденье. Сашку укачало, и она давно уже спала, положив голову на свою сумку с вещами.

– Останвитесь в отеле «Ам Аугустинерплац» на Хоэштрассе, – сообщил Пастернак. – Это в Инненштадте, в центре. Одна из лучших гостиниц Кельна. Рядом станция подземки Хоймаркт. Удобно. Вас, конечно, ждут завтра, но я таки договорюсь. Меня там хорошо знают. Останетесь довольны.

Наш фольксваген пересек по мосту Дойцер-брюкке величественный Рейн и углубился в лабиринт узких улочек Старого города. Через несколько минут Пастернак остановил машину возле импозантного четырехэтажного здания. Белая светящаяся надпись над козырьком входа извещала, что это и есть «Ам Аугустинерплац».

Я принялся будить вконец разомлевшую Сашку. Пастернак, извинившись, убежал вперед – договариваться. Когда я, нагруженный нашими вещами и, с зевающей во весь рот девчонкой, очутился, наконец, в светлом гостиничном холле, человечек с коричневым портфелем уже все устроил. Услужливый турок-бой проводил нас на второй этаж и показал наши номера – светлые, уютные комнаты, оборудованные всем необходимым, включая Интернет. Из окон был виден соседний перекресток и многоэтажный паркинг справа.

Оставив Сашку разбирать багаж, я, вместе с боем, спустился в холл. Пастернак ждал меня, утонув в большом красном кресле. В руках он держал чашку с кофе, в которую время от времени опускал свой длинный горбатый нос. Я занял соседнее кресло и тоже заказал кофе.

– Как вам апартаменты, господин Баринов?

– Спасибо, Ефим Борисович. Все очень мило.

Маленький человечек самодовольно улыбнулся.

– Я же предупреждал, что вы таки останетесь довольны! Пастернак зря пачкать свою репутацию не будет!

Условившись о завтрашней встрече в «Далмации», мы расстались.

5

Сашка сидела в моем номере. Пока я пил кофе с Пастернаком, она успела принять душ, надушиться французским парфюмом и переодеться в новое платье. Увидев меня, девчонка вскочила и покрутилась передо мной на каблуках.

– Зацени, красоточку!

Я рассмеялся.

– Осторожно! Боюсь ослепнуть!

Довольная Сашка остановилась и спросила:

– Ну, что, Сережка, какие планы? Как будем до вечера время убивать?

– Время убить нельзя. Это оно нас постепенно убивает.

Девчонка скорчила капризную гримаску.

– Я же серьезно, философ! Что сейчас будем делать?

– Пойдем гулять. В этом городе масса интересного. Давай, для начала, посмотрим всемирно известный Кельнский собор, – предложил я. Заодно не плохо было бы проверить, нет ли за нами слежки. Не хотелось и здесь встретиться с еще одним парнем в футболке и с винтовкой. Хотя услужливый Ефим Борисович первым делом позвонит Габору и доложит о нашем неожиданном появлении, я все-таки надеялся, что в результате своего хитрого маневра, нам удалсь оторваться от преследователей. Пусть даже на короткое время.

– Может этот собор и всемирно известный, но я про него ничего не слышала, – заметила Сашка. Она взяла меня под руку, и мы чинно тронулись в путь.

Хоэштрассе оказалась бойкой торговой улицей. Бесчисленные магазины, кафе, салоны, бюро и офисы различных фирм зазывали яркими, кричащими вывесками. Выложенные плиткой тротуары были заполнены гуляющими бюргерами и туристами. Везде слышалась разноязыкая речь: немецкая, английская, французская, турецкая, испанская, польская, русская… Мы не спеша, дошли до собора, чьи готические шпили были видны еще издали. Грандиозное здание поражало своим величием.

– Ничего себе домик! – потрясенно произнесла Сашка, задирая голову, чтобы лучше рассмотреть башни колоссального сооружения.

– Свыше ста пятидесяти семи метров в высоту! – сказал я. – Это был самый высокий собор мира до конца девятнадцатого века. Его строили более шести веков. Существует древняя легенда о том, что Кельн будет процветать до тех пор, пока будет строиться Кельнский собор.

– Так его же давно построили? – удивилась Сашка.

– Не совсем. Этот собор и по сей день не перестают строить и перестраивать. Хитрые немцы ежегодно тратят миллионы евро на ремонт и разные дополнения.

– А внутрь можно зайти? – спросила девушка.

– Конечно. Вход бесплатный.

– И на самый верх можно подняться?

– Можно, если осилишь пятьсот девять крутых ступеней.

– Откуда ты так много знаешь, Сережа? – с восторгом спросила Сашка.

В ответ я только улыбнулся. Не объяснять же ей, что я уже несколько раз бывал в Германии, еще во времена противостояния ФРГ и ГДР. Да и потом тоже. Случалось бывать и в Кельне.

Сашка благоговейно смотрела на торжественное убранство собора, на статуи апостолов, фрески, мозаики, цветные витражи. Девушка, подавленная суровым величием громадного здания, незаметно взяла меня за руку. Разговаривая, мы невольно понизили голоса. За алтарем располагался ковчег Трех Святых Королей или, как принято их называть в православии, Трех Волхвов. Деревянный ковчег был оббит позолоченными пластинами, инкрустированными тысячей драгоценных камней.

– А что в нем? – тихонько шепнула Сашка.

– Мощи волхвов: Каспера, Мельхиора и Валтасара. В Евангелии есть сюжет о мудрецах с Востока, которые пришли поклониться младенцу Иисусу и принесли ему дары. Их мощи привезли сюда в двенадцатом веке из Милана.

После ковчега мы осмотрели несколько небольших богато украшенных часовен. Полюбовались статуей Святого Христофора и Миланской мадонной – резным изображением Марии с младенцем Иисусом. Постояли у чудотворного распятия Христа, выполненного по заказу архиепископа Геро в десятом веке. Моя подруга неумело крестилась и что-то шептала, едва заметно шевеля губами. Наконец, осмотр шедевра готической архитектуры был закончен.

Выйдя из собора на залитую солнцем площадь, Сашка сказала:

– Спасибо, Сережа, за экскурсию. Будет теперь, что рассказать будущим детям.

Я кивнул.

– Правильно. У китайцев есть поговорка: «Умный говорит о том, что он видел, а дурак – о том, что он ел».

Девушка засмеялась.

– Кстати о еде. Можешь считать меня дурой, но, по-моему, нам пора подкрепиться!

Я посмотрел на часы. Действительно, долгий утомительный день заканчивался. Нужно было возвращаться в «Ам Аугустинерплац».

Поужинать мы решили в ресторане при гостинице. Заняв место за свободным столиком, я раскрыл меню. Сашка последовала моему примеру, но тут же с недовольным лицом, положила меню на стол.

– Тут все не по-русски. Я ничего не понимаю.

– Что бы ты хотела съесть?

Девушка задумалась.

– Закажи, что-нибудь настоящее немецкое.

Я бегло просмотрел меню и сказал, подошедшему кельнеру:

– Два айсбайна по-берлински, пожалуйста, и темного пива.

– Что ты выбрал? – поинтересовалась Сашка.

– Свиную рульку с пивом.

Девушка поморщилась.

– Это, наверно, очень жирная свинина? Учти, если мне не понравится, будешь есть все сам!

В ожидании заказа, я рассматривал людей за соседними столиками. Мое внимание обратила на себя пара мужчин, сидевших недалеко от нас. Один из них был пожилым негром в очках, другой, тоже не молодой, – белым. Оба выглядели очень солидно в дорогих костюмах и больше всего напоминали профессоров из какого-нибудь Гарварда или Оксфорда. Они сосредоточенно поглощали сложное блюдо, состоящее из множества ингредиентов, запивая его вином. Между собой мужчины тихо переговаривались по-английски.

Появившийся кельнер ловко поставил на стол тарелки с айсбайном и большие стеклянные кружки в виде сапога, наполненные пивом. Окинув придирчивым взглядом свое творение, он удостоверился, что все в порядке и, пожелав нам приятного аппетита, исчез.

Сашка без энтузиазма посмотрела на огромную свиную ногу, лежащую перед ней на тарелке на толстом слое квашеной капусты. Чудо германской кулинарии дополняло гороховое пюре и хрустящие колечки жареного лука. Девушка боязливо попробовала гарнир и отложила вилку в сторону.

– Сережа, как это вообще можно есть? – обратилась она ко мне. – После такой еды я пойду в туалет, и буду жить на унитазе!

– Не ворчи. Попробуй мясо, – посоветовал я. – Смотри, оно все истекает соком из-под румяной корочки.

Сашка послушалась моего совета и, отрезав кусочек рульки, принялась старательно жевать. Я последовал ее примеру и, взяв в руки нож и вилку, попытался приступить к дегустации айсбайна. Но не тут-то было. Свиная нога упрямо не давала себя резать. Она вертелась и крутилась на тарелке, так и норовя, свалиться мне на колени. В тяжелой борьбе прошло некоторое время. Тем временем Сашка уже почти прикончила свою порцию и начала с интересом поглядывать на мою тарелку. Отчаявшись справиться с непослушным куском, я махнул рукой на приличия, отложил в сторону бесполезные столовые приборы, схватил рульку обеими руками и впился зубами в горячее, сочное мясо. По подбородку потек жир. Вкус был восхитительным. Проголодавшись, я так увлекся едой, что ничего не замечал вокруг. Только, наконец, разделавшись со свининой, я обратил внимание, что черно-белая пара по соседству, насмешливо смотрит на меня. Поймав мой взгляд, очкастый негр подмигнул своему приятелю и негромко ему сказал, рассчитывая, что я не понимаю по-английски:

– Видишь, Барни, как жрут эти немцы!

В общем, не считая этого удара по моему самолюбию, день прошел удачно. Когда мы, сытые и немного хмельные от крепкого пива, поднялись на свой этаж, Сашка только на минутку забежала к себе номер, чтобы переодеться. Спала она в моей постели.

6

Утомленные любовными играми, проснулись мы довольно поздно. Наскоро привели себя в порядок после бурной ночи и спустились вниз, чтобы позавтракать. Я не был особенно удивлен, когда в ресторане увидел весь цвет геономической науки в полном составе. Ученые заняли несколько столиков и восстанавливали силы после утреннего перелета из Москвы. У меня была фотография профессора Дарского, которую мне дал Тарантул, поэтому я его сразу узнал.

Мы подошли к руководителю делегации и представились. Создатель новой науки, Арриан Маркович Дарский, явно был человеком незаурядным. Его узкое лицо, с резкими чертами, выражало решительность и непреклонность. Светло-голубые глаза светились фанатичным блеском. Такие лица были у средневековых инквизиторов. Религией Дарского была геономика. Ничего иного для него не существовало.

Профессор крепко пожал мне руку, едва кивнул моей спутнице и, не откладывая в долгий ящик, начал горячо убеждать меня в том, что геономика – ключ к решению всех земных проблем. Он взволнованно доказывал мне важность правильной утилизации мусора для поступательного движения цивилизации, размахивая вилкой, с которой во все стороны летела тушеная капуста. Я стоял возле стола и чувствовал себя очень глупо. Хитрая Сашка незаметно упорхнула и уже нашла свободное место за столиком неподалеку. Видно было, что Арриан Маркович сел на любимого конька и это надолго. Наверно, фанатики ощущают время, как бесконечное падение в бездонную пропасть.

Спасли меня от неминуемого сумасшествия подошедшие сотрудники Дарского. Одни из них, невысокий крепыш средних лет, задал какой-то вопрос увлекшемуся профессору, а другой, в это время осторожно потянул меня за рукав в сторону.

– Извините Арриана Марковича, коллега. Он пользуется любой возможностью для пропаганды своих взглядов, – сказал мой спаситель. Это был рослый неулыбчивый человек со стрижкой ежиком. Он больше походил на военного, чем на ученого.

Я пригласил мужчину за наш столик. Быстро закончив разговор с Дарским, к нам присоединился и крепыш. Они представились. Невысокого звали Владимиром, второй назвался Анатолием. Оба были работниками одного из московских институтов. Владимир оказался компанейским парнем и скоро мы стали без церемоний обращаться с ним на «ты». Серьезный Анатолий больше молчал и слушал. К завтраку мы заказали по рюмке коньяка за знакомство. Выпили, закусили. Общительный Вовка рассказывал:

– Жена у меня, ребята, не поверите – генеральская дочка, донская казачка! Строгая, как ее батя, ревнивая, как цыганка! Но, если бы не она, я бы костры на свалке сейчас жег.

Вовка весело подмигнул нам и предложил:

– А давайте графинчик закажем? Что нам рюмками мараться?

Выждав, пока кельнер поставит на стол графинчик с ледяной водкой, мясную нарезку, и удалится, Анатолий спросил приятеля:

– И как же тебя твоя казачка сюда отпустила?

– Моя Аксинья сразу заявила: «Смотри мне! Будешь там, в Германии, налево гулять, я твой „инструмент“ папкиной шашкой на колечки порубаю!»

Вовка грустно посмотрел на нас и вздохнул.

– Эх, а что там рубать-то?

Один из помощников профессора зычно объявил, что после завтрака делегация поедет на встречу с германскими учеными в Кельнский университет. Оставив новых знакомых допивать водку, мы вернулись к себе. Сашка с разбегу плюхнулась на мою кровать и приняла соблазнительную позу.

– Сережка, иди ко мне!

Я, не обращая внимания на ее чары, начал быстро собирать вещи. Девушка села и удивленно посмотрела на меня.

– Ты что делаешь?

– Иди к себе, и чтобы через пять минут ты была готова на выход, – велел я.

– Мы что, уезжаем отсюда? – все еще не понимала Сашка.

– Конечно.

– Но почему?!

Я застегнул молнию на спортивной сумке и присел рядом с девушкой на постель.

– Потому, что пора. Мы оторвались от преследователей на сутки. Теперь это время заканчивается. Я думаю, что они уже знают, где мы. Но мы опять их опередим и после встречи с немецким детективом сюда больше не вернемся.

Сашка с сомнением посмотрела на меня.

– Почему ты считаешь, что наши враги уже знают, что мы здесь?

Я улыбнулся.

– Милая моя, неужели ты веришь, что эти веселые парни Вова и Толя действительно случайно познакомились с нами? Тоже мне научные сотрудники! Да я могу поклясться, что они оружием владеют гораздо лучше, чем ручкой! Если вообще умеют писать!

На лице девушке начал проступать страх.

– Наверно, ты прав, Сережа. И куда мы теперь?

Я пожал плечами.

– Устроимся в другой гостинице. Тут их полно. Давай, Казанова, складывай вещи!

Через несколько минут мы вышли из отеля и смешались с пестрой толпой на улице. На станции подземки Хоймаркт сели в поезд и сделав затем пересадку на трамвай, вышли на площади Хлодвига. Вскоре мы уже устраивались на новом месте – в комнате небольшого пансиона, который содержал немолодой кельнец явно турецкого производства. Уютная чистая комната находилась на втором этаже старинного домика недалеко от южной окраины Кельна. На первом этаже располагалось турецкое кафе, также принадлежащее хозяину пансиона.

Едва мы успели перевести дух, как уже было пора ехать на встречу в «Далмацию». Так как Сашка наотрез отказалась ждать меня в пансионе, пришлось взять упрямую девчонку с собой. Я вызвал по телефону такси, и мы отправились обратно в Инненштадт. Ровно в двенадцать желтый мерседес кельнской таксомоторной компании остановился на парковке перед дверями ресторана.

Пастернак нас уже ждал. Он читал газету, удобно расположившись недалеко от входа. Коричневый портфель стоял под столом. Мы поздоровались, и я заказал два кофе и мороженное для Сашки.

Человечек аккуратно сложил газету, убрал ее в портфель и посмотрел на часы.