Хроники Второго пришествия (сборник) Соловьев Владимир

Глава 15

При моем появлении Никита, Табриз и Илья встали из-за стола и подошли меня обнять. Выглядели они очень взволнованными. Шутка ли, все эти три дня я был безумно похож на умирающего. Никита, как самый старший, обратился ко мне первым:

– Ну ты нас и напугал! Хорошо, что ты вернулся.

– А я и не уходил, просто было о чем подумать. – Я натянуто улыбнулся: – Садитесь, пейте чай.

Эльга собрала на стол какую-то снедь, поставила заварной чайник и вышла, предоставив нас самим себе. Я посмотрел на ребят:

– Рассказывайте! Никита, начни ты.

– Было страшно, – выдохнул он, – в какой-то момент я подумал, что мне приходит конец и эти жуткие духи заберут и меня, так что стоял как истукан и боялся пошевелиться. А когда все закончилось, я был весь в прахе грешников, просто весь: в ушах, в носу, между пальцев ног, одним словом, всюду был этот прах! А эти вопли! Б-р-р-р. До сих пор по ночам снятся.

– Кто-нибудь еще уцелел? – спросил я, заранее зная ответ.

– Кроме нас, никто!

– Не очень хорошо. Так нам билеты на повторный сеанс не продать. – Я вновь улыбнулся, но, увидев неподдельный ужас на лицах моей команды, передумал шутить. Юморок оказался непонятым. Черноватым.

Нужно было срочно менять тему.

– Никита, с грешниками все понятно, а что произошло со мной?

– Ты потерял сознание, – опередив Никиту, ответил Табриз. – Точнее, ты вдруг как-то осел, а когда все завершилось, словно ушел в себя. Я был рядом. Когда началась свистопляска, я подтянулся к тебе поближе и стоял чуть сбоку, буквально в паре метров, так что успел тебя подхватить. Точнее, я не знаю, как это получилось, меня вдруг какая-то сила оторвала от стены и подбросила к тебе.

– Спасибо, Табриз. Не очень красивый был бы кадр – рухнувший апостол. Неубедительный. Кстати, какая была пресса после события?

– Да какая там пресса, – Табриз махнул рукой, – все в шоке! Боятся. Репортажи были по всем каналам и статьи во всех газетах, ведь в этом зале были представители почти всех крупнейших изданий, и ты никого из них не пощадил. Так что всем непросто. Были обращения семей погибших к Президенту, кое-кто возмущен: как так – убили людей без суда и следствия? На тебя написали ряд заявлений в прокуратуру, но, насколько я понимаю, их отказались принимать, так как на записи ясно видно, что лично ты ни к кому из пострадавших не прикасался и вооружен не был, так что формально предъявить тебе обвинение никто не сможет.

– Да, кстати, – вмешался Илья, – тебе звонил Президент и всякие разные рангом пониже! Просили с ними связаться, когда ты сочтешь нужным.

– Свяжусь, – поморщившись, кивнул я. – Значит, говоришь, в суд подавали? И газеты с телеканалами своих грешников жалеют? Похоже, так никто ничего и не понял. Поди уже и общество членов семей невинно погибших создают. Ну-ну! – Я почувствовал, как мое лицо начинает наливаться кровью, и с силой сжал кулаки: – Значит, и в прокуратуру обращались? Небось кричали, что не Средние века и что по конституции мы светское государство? Милые, глупые твари земные! – Мною овладел приступ бешенства, и я резко поднялся. Странно, каждый раз, когда во мне зреет черный смерч гнева, я не могу усидеть на одном месте. Мне обязательно хочется вскочить и вытянуться в полный рост, аж до хруста в костях. – Твари! Твари! Твари! – Я что есть мочи лупил кулаками по столу. – Где их души?! Дьяволу и брать-то там нечего! Даже не в Аду их место, а где-нибудь на свалке, рядом с отходами жизнедеятельности крупного рогатого скота!

Илья вскочил вместе со мной и схватил меня за руки:

– Умоляю тебя, Володя, только не надо сейчас ничего делать! Не трогай этих несчастных, не лишай их жизни!

– Заступничек! – прорычал я ему в ответ. – С чего вдруг такая любовь?! Мы не адвокаты, мы судьи!

Илья ничего не ответил. Остальные тоже молчали. Тем не менее гнев мой постепенно угасал. Я медленно сел на стул, и на кухне воцарилось напряженное молчание. Правда, как только я пришел в себя и почти уже успокоился, где-то в сердце квартиры зазвонил телефон – громко и тревожно. Раньше так звучали междугородние вызовы. Через мгновение в дверях столовой появилась Эльга с переносной трубкой в руках, продолжавшей истошно трезвонить. Не успел я взять у нее аппарат, как он перестал звонить и заговорил хорошо знакомым низким голосом моего давнего знакомого Еноха:

– Трубочку-то возьми, бесовский прихвостень, а то я уже устал тренькать! – Невоспитанный патриарх проявил доселе невиданный такт, заговорив со мной на арамейском. Наверное, решил, что кроме нас двоих им никто не владеет. Я приложил трубку к уху:

– Ты, никак, в бегах, Енох? В Сибири прячешься или сидишь на даче в Подмосковье и консультируешь высшее руководство страны по поводу создания антиклерикального народного форума?

– Окстись, неслух, ты что, совсем рассудок потерял? – Голос Еноха звучал ровно, но выражал немалую степень недовольства. – Лучше скажи мне: тебе не жалко людей-то? Три дня о них горевал, а теперь опять осерчал.

– Так, может, это были не мои, а твои мысли? Ты мне внушал их, пророк?

– А что, до этого у тебя было много своих мыслей? – Старик насмешливо хмыкнул.

– Не надо этих пустых разговоров! – выкрикнул я, снова поднявшись на ноги. Мое секундное спокойствие как ветром сдуло. – Что ты мне из себя сейчас овцу невинную строишь? Думаешь, я забыл, как ты в Лондоне призывал своих дружков расправиться с Даниилом и с нами? Почему ты решил, что я хочу с тобой говорить?! Неблагодарный старик!!! Даниил вернул тебе жизнь, а как ты отплатил ему?

– Спокойней, молодой человек, перестаньте кричать на старших – это невежливо. И потом, что значит – вернул? Не он давал, не ему и распоряжаться! – Енох вздохнул. – А ты сильно изменился, не нравится мне это. Я ведь давно тебя предупреждал – смотреть надо, кому служишь! Мне-то, старому дураку, сперва показалось, что ты неплохой парень, а теперь я вижу, он тебя полностью под себя подмял.

– Прекрати трепаться! – Я кричал в трубку во весь голос: – Ты, да ты жив лишь потому, что Он хочет этого! Не смей противиться Его воле!

– Мальчишка! – возмутился старик. – А ну выйди – поговорим!

Отшвырнув телефон, я бросился к входной двери и прошел ее насквозь, пронзив взбешенным телом послушно поддавшуюся мне материю стены. Отбросив соблазн сразу проследовать по телефонному кабелю до трубки Еноха, я материализовался прямо перед ним.

Глава 16

Енох не скрывался в ближнем Подмосковье. Он выбрал место под стать своему характеру – Красноярское море. Не надо меня поправлять, может, название и небезупречное, но придумано оно не мной. Енисей перекрыли плотиной, вот и получили море. Красота! Просторы! Масштаб – не чета городскому. Глаз отдыхает, скользя по поверхности бесконечного водного зеркала. Вода чистейшая и все время холодная, да и глубоко. А уж по берегам леса какие дремучие – тайга, редко где мобильные телефоны берут! Да и кому тут звонить? Местные обитатели все больше по старинке живут – охотой да собирательством, трепаться часами в этих местах не принято.

Правда, у Еноха телефон был спутниковый. Модные все-таки парни эти пророки, научно-технический прогресс им явно по душе! Не удивлюсь, если в его избушке на курьих ножках окажутся широкоформатный телевизор и лэптоп с высокоскоростным подсоединением к Интернету. Домишко еноховский мне тоже пришелся по вкусу. Прямо как с картины «Меншиков в Березове» – добротно срублен!

– С местом ты промахнулся, дружище, – засмеялся я. – Относительно неподалеку тут Шушенское, где Ленин с Наденькой на охоту хаживал со стариком Сосипатычем! Вот это место так место, историческое!

– Это сын того самого святого? – не понял пророк.

– Размечтался! – хмыкнул я. – Просто у кого-то из родителей несчастного было плохо с чувством юмора, вот по святцам и назвали. А как пацану в жизни мучиться с таким имечком придется, и не подумали. Вот такие были на Руси суровые времена. Представляешь кого-нибудь из современных россиян с именем Енох? А дети его – Геннадий Енохович, как звучит!

– Замечательно звучит, – насупился старик, – благородно!

– А планы Ильича особым благородством не отличались. В результате их осуществления вся Россия юшкой умылась, про Бога и вовсе забыли. Так что думай, дед, что ты сделаешь и зачем!

Мы стояли неподалеку от избы пророка, метрах в двадцати от воды. Из соседних домов нас видно не было, что было очень даже хорошо, а то вопросов потом не оберешься. Я как выскочил босой из московской квартиры, так и стоял в одном халатике на голое тело, переминаясь с ноги на ногу. Енох же был принаряжен по последнему писку местной моды. На нем были какие-то невнятные сапоги, замызганные брючки и пиджачок с дырками на локтях, надетый на старую тельняшку. Одним словом – два алкаша! Не хватало только «Беломора» в зубах и трехлитровой бутыли с самогоном.

– Не боишься, что я тебе тут всю репутацию испорчу? – спросил я. – И кстати, чего это ты без такси?

Енох довольно ухмыльнулся:

– А я тут только на выходных отдыхаю, а так в Красноярске ишачу. Хотя машина, должен тебе сказать, ужас! Все-таки эти ваши «ГАЗы» не чета «Фордам». Если бы не кой-какие ветхозаветные штучки, из ремзоны бы не вылезал. А соседей не бойся, их тут немного. В основном старики. Они и не слышали, что царь-батюшка помер.

– Николай Второй? – съязвил я.

– Нет, Леонид Пятизвездный, – невозмутимо парировал Енох.

– Но-но, ты наших не тронь!

– А до своих я по земле еще не дотопал, – гордо ответил старик, – Господь за праведность жизни призвал на небеса до эры царей израильских. Кстати, тебе босиком не холодно, может, в избу пойдем?

– Не пойдем, – огрызнулся я, – ты тут мне зубы не заговаривай! Наговорил мерзостей, вытащил из теплой московской квартиры в какую-то глухомань, по телефону нагрубил, а теперь в гостеприимство играешь? Надавать бы тебе тумаков за такое поведение, неблагодарный старик!

– Но-но, молокосос, не зарывайся! – Пророк по-стариковски погрозил мне кулаком: – Что это ты себе позволяешь? Тумаков ты уже нараздавал – вся страна видела. Милосердия в тебе ни на грош! Да и сила твоя не чета моей, я-то слуга Господа, а вот ты сам понимаешь, кому достался. Смотри, как бы самому по рогам не надавали!

Если поначалу Еноху удалось меня расслабить настолько, что я уже и не жаждал выяснять с ним отношения, то теперь волна холодного гнева стала снова заполнять меня.

Кстати, не могу не отметить, что начинаю получать удовольствие от прихода этого чувства. Когда я был помоложе и не находился на службе у Даниила, гнев у меня был другой – парообразный. Его зарождение и развитие идеально описывались процессами, происходящими с кипятящейся в чайнике водой. Пар – субстанция легковесная, и гнев мой тогда был похожей консистенции – постоянно уходил в гудок.

Со стороны все это выглядело даже забавно. Толстый дядька (а тогда я был настоящий шарик на жирных ножищах) закипал в момент: рожа краснела, вены на шее взбычивались – прелесть, что за картина! Я походил на самовар! Довольно быстро наступала кульминация – я раскрывал пасть и весь гнев уходил в рев. Орал я самозабвенно, но недолго. И оставалось после всего этого только глубокое чувство неземного опустошения. Да и эффект был недолгим. Граждане пугались, у них даже портилось настроение, но не более того. С годами я даже выяснил, что привыкание людей к моему ору происходит крайне быстро. Уже на второй-третий раз эффективность практически нулевая – не боятся, не пугаются и даже не вздрагивают! Одним словом, провоцируют и в душе хихикают, а я давление для них по жилам гоняю, рожей краснею, вены надуваю – и все без толку!

Все равно орал – по поводу и без повода, придумывая себе самые разнообразные оправдания. Самое популярное: если прямо сейчас, именно в эту минуту не выскажу всю правду – умру от инфаркта. Вранье чистой воды! Другое пояснение более точное: не наору – хватит апоплексический удар. И действительно – давление подскакивало, затылок начинало ломить, глаза навыкат, пасть растворяется, а оттуда такой жуткий ор…

Однако правда гораздо прозаичнее. Я получал колоссальное удовольствие от крика. Физическое, близкое к радости интимных утех. Даже природа этих двух процессов близка. Все дело в приливающей крови, хотя органы и разнятся. Когда я срывался на людей, мне становилось удивительно сладко. Чувство радости и неги наполняло мое тело. Я будто наблюдал за происходящим со стороны. Смысловые нюансы произносимого не имели ни малейшего значения, но вот сам ор был упоителен. Ненадолго я впадал в состояние транса шаманов: все полости начинали резонировать, звуковое давление возрастало и крик начинал свое самостоятельное существование. К сожалению, недолгое. Как я теперь понимаю теток, орущих на своих мужей! Ведь у них кайф от этого посильнее сексуального, и без всяких тебе хлопот с опостылевшим партнером.

Однако все это в прошлом. Теперь мой гнев иной природы. Никакой парообразной субстанции, я весь уплотнился – и духом, и телом. Даниил дал возможность перейти на качественно иной уровень всем моим чувствам и ощущениям. Открылось новое измерение. Мой гнев уже не парообразная субстанция, и сам я не аморфный тюфяк. Я воин, призванный моим Господином, и гнев мой подобен лаве – прекрасен и смертоносен! Не стоит становиться на моем пути – уничтожу! И лик мой будет прекрасен, а не искажен гримасой предыдущих жалких потуг, когда мое предназначение еще не было открыто для меня. Хвала призвавшему меня! И не этому жалкому, выжившему из ума старику становиться у меня на пути. Да что я трачу время на пустые разговоры с ним?! Уничтожить надо этого беглого врага, не желающего подчиниться воле моего Господина!

Я почувствовал, что мое тело меняется. Как на публичной казни ныне ушедших журналистских мразей, я вновь преображался в ветхозаветного старца. Глаза горели неистовым холодным огнем, и стихия, подчиняясь моему решению, выстраивала в боевые порядки несметные полчища клубящихся облаков. Ангелы – предвестники смерти начали свой ритуальный танец, и их мертвенно-бледные лики высматривали приговоренных к страшной, но справедливой расплате.

Глава 17

– Мальчишка! – орал на меня пророк, размахивая руками. – Что же ты себе позволяешь? Совсем из ума выжил? Хочешь повоевать – ну давай, покажи, на что способен!

Крики жалкого старика не могли отвлечь меня от принятого решения. У меня на кончиках пальцев уже зарождались молнии, и им не терпелось отыскать свежую плоть для сожжения. Это было новое ощущение – раньше мне не подчинялась огненная стихия, я лишь просил Даниила и через него вершил правосудие. А теперь и сам удостоился чести решать.

Я не спеша поднимал руки вверх, чувствуя, как полчища ангелов, послушные моей воле, ускоряют свое сумасшедшее верчение в предвкушении скорой жертвы. Мой гнев достигал своего апогея, и я получал непередаваемое удовольствие от осознания собственного могущества и возможности свершить казнь над ветхозаветным бунтарем. Гнев очистил меня от сомнений и подсказал единственно верное решение. Даниил вернул этому проходимцу жизнь, но он так ничего и не понял. Ну что же, пусть свершится суд и на все вопросы будут даны ответы. Енох исчезнет в Геенне огненной или воссядет у престола! Хотя, уверен, там все места уже заняты и стульчика с его именем не предусмотрено.

– Ну что, убийца, готов? – спросил пророк. – Давай сразимся!

Енох не стал смиренно ждать часа расплаты. Пока я упивался собственным величием, сельский старикашка преобразился. И так немалых размеров, он, казалось, стал еще выше и шире в плечах. Неопрятная одежда уступила место хитону, сияющему белизной, на плечах появилась накидка из выделанной овчины, место сапог заняли сандалии, а в руках образовался тяжелый посох. Лик его тоже преобразился, но, в отличие от меня, он помолодел. На лице его, еще недавно напоминавшем карту горных разломов, не осталось ни единой морщинки и, как ни странно, никаких следов бороды или усов. Волосы старика расстались с сединой и стали черными как смоль, зачесанными назад и прихваченными кожаным ремешком. По-моему, старый пижон даже успел их набриолинить.

Все эти трансформации вызвали у меня усмешку. Дед из деревенского пьяницы превратился во франтоватого пастуха-чистюлю, явно чуждого красноярским пейзажам.

– Ну ты красавец! – развел я руками, еле сдерживая накатывающий приступ хохота. – Прямо «тетя Ася приехала»! Ишь, как хитон отстирал! Ты по-прежнему кипятишь или замачиваешь?

Никакой реакции на мои слова не последовало. Острослов-таксист остался где-то там, далеко, в ином измерении. Нынешний ветхозаветный патриарх смотрел на меня спокойно и, как мне показалось, даже с любовью. По крайней мере, в его глазах не было ни капли осуждения.

– Оглох? – раздраженно переспросил я. – Ну ничего, это мы поправим!

Я поднял руки вверх, и небо, подчиняясь моей воле, отозвалось рокочущим громом.

– Ну что, пастушок, Илия-пророк на огненной колеснице приедет к тебе на подмогу, или сам справишься?

– На все воля Божья! – В устах Еноха эти слова не звучали смиренно, в них ощущался вызов.

– Вот как заговорил! Ну что ж, насладись Его милосердием!

Я опустил руки в сторону Еноха и резким движением встряхнул кисти. Разбрасывая искры, молнии выскользнули из моих рук и, продолжая линии пальцев, ринулись к жертве. Однако, вопреки ожиданиям, Енох не превратился в кучку пепла. Он не стал притворяться гением кунг-фу, совершать акробатические прыжки или размахивать шестом, хотя и смиренно принимать удар тоже не собирался. Грациозным движением пастух скинул с плеч овчину, и она переместилась ему на грудь. Мои молнии ворвались в овечий мех, раздирая его в клочья, и в воздухе противно запахло паленым.

Такое активное сопротивление даже позабавило меня.

– Молодец, дедуля, даешь жару! А то было бы слишком скучно. Ну, давай показывай, что у тебя там припасено! Начнешь кидаться камушками в стиле псалмописца Давида? Ах, прости, я забыл, что ты отъехал на небеса до этой разборки с филистимлянами.

Енох не обращал на мои слова никакого внимания. Хорошо понимая, что запас молний у меня неистощим, а с волшебными шкурами у него проблема, он попытался перейти в наступление, используя посох в качестве копья. Я не без интереса наблюдал за его движениями: как-никак, передо мной открывалась секретная техника владения оружием начала времен. Патриарх двигался довольно умело, но, откровенно говоря, мне это напомнило детскую игру в кошки-мышки. Во-первых, слишком медленно, а во-вторых – очевидно. Увы, в наши дни у д’Артаньяна не было бы никаких шансов против заурядного кандидата в мастера спорта по фехтованию.

Енох определенно уделял недостаточно времени тренировкам. Он настолько вяло пытался меня уколоть, что за это время я мог бы успеть смотаться в Париж на чашечку кофе и вернуться, чтобы прочитать утреннюю газету, но делать этого не стал. Мягким движением я подхватил посох и вырвал его из рук оппонента, ускорив поступательное движение орудия вперед. А в самом конце, когда Енох инстинктивно подался за посохом, перенаправил его импульс вверх, отчего мой соперник презабавно плюхнулся на землю с пустыми руками.

Я ожидал услышать ругательства, но старик сдержался.

Поскольку уверенности в том, что вражеский посох не несет в себе каких-нибудь опасных сюрпризов, у меня не было, я сразу же его отпустил. Не успев коснуться земли, тот вспыхнул и обратился в горстку серого пепла. Так как мне не очень хотелось продолжения знакомства с этим предметом, легко дунув, я произвел на свет средней силы ураган. Мощная масса вертящегося ветра не только разметала пепел, но и снесла близлежащие сараюшки и подняла на Енисее волну, сравнимую с небольшим цунами. Увидев, что стало с его посохом, старик состроил кислую мину, и мне сразу стало понятно его молчание. Все время нашего недолгого поединка он помалкивал лишь по одной причине – пытался не думать, чтобы я не смог прочитать его мысли. Теперь же, оставшись безоружным, он дал волю своим чувствам. Я оказался прав. Задумка с посохом была простенькой двухходовочкой – если бы я не отбросил его, то вступили бы в действие вышеупомянутые «ветхозаветные штучки», от которых меня на некоторое время могло парализовать. Но – кукиш вам, товарищ пророк.

– Доволен, антихристова сила? – спросил Енох, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. – Думаешь, одолел? Мы еще на кулачках сойдемся!

– Побереги силы, старик! Все кончено. Олимпиада для ряженых завершилась. Ты продемонстрировал прекрасную программу упражнений с предметами – можешь претендовать на участие в мужской команде по художественной гимнастике.

– Шутишь, что ли? – внезапно подобревшим голосом ответил пророк. – Они же там все пидорасты!

– Геи, – поправил его я, – теперь принято быть терпимыми.

– Кто бы говорил! – махнул рукой старик и улыбнулся.

Я вдруг понял, что Енох в очередной раз пытается заговаривать мне зубы и тянет время. Он явно чего-то ждал и изредка посматривал в небо. Ну, конечно! Старик ждет подмогу. Ведь пока мы здесь тешимся и радостно валтузим друг дружку, его дружок Илия спешит на помощь. Путь-то из Америки неблизкий, так что время работает против меня.

Проследив взгляд Еноха, я посмотрел на небо. Оказалось, что и в воздухе все это время было неспокойно. Мои верные ангелы не теряли времени даром – ни в чем не повинный город Красноярск представлял собой поистине печальную картину. Оказывается, после их работы от человека остается так мало пепла, что его совсем не заметно за всем этим нагромождением уродливых строений, некогда служивших людям пристанищем. Всего за пару минут город полностью опустел. Индустриальный сонм одинаковых панельных и кирпичных строений навсегда утратил своих владельцев. Увы, некому было вести со мной торг о количестве праведников, проживавших здесь. Да это и не важно – я не Господь Бог, а Аврааму тут и взяться неоткуда.

Я вдруг поймал себя на мысли, что совсем не жалею этих людей. И действительно, чего убиваться-то? И зачем я так раскис по первому разу с журналистами? Ведь на все воля Даниила. Праведники себя замечательно чувствуют у престола отца Его, а о грешниках и печалиться не стоит.

Сделав свою работу, мои ангелы чертили небо вороньими крыльями, как будто ждали нового задания. Вдруг где-то вдали зародился нарастающий грохочущий звук, и в самой гуще небесного воинства показались всполохи молний. Мои воины расступились, и я увидел колесницу, запряженную сгустками света, формой напоминающими пегасов. Управлял колесницей Илия. Заметив меня, он попытался швырнуть в меня молнию, но, подняв руку, я легко перенаправил ее в еноховский дом, отчего тот весело загорелся новогодним бенгальским огнем.

– Дедушки, ну вы будто комиксов перечитали! – рассмеялся я. – «Старики-разбойники» – ветхозаветный римейк! Умора!

Разделить со мной радость было некому. Воспользовавшись моей занятостью, Енох отбежал к берегу и, сильно оттолкнувшись, взлетел. Поймав поток восходящего воздуха, он оказался в колеснице рядом с Илией, который, на манер конников времен Гражданской войны, заложил лихой вираж и, дождавшись своего подельника, умчался восвояси. Я было решил бросить им вслед пару молний – поджарить стариковские бедрышки, но перстень у меня на пальце неожиданно сильно запульсировал. Буквы на нем сверкали столь ярко, что у меня не осталось ни малейшего сомнения – Даниил не потерпит моего опоздания.

Глава 18

В Гефсиманском саду меня ждал на редкость холодный прием. Весь разгоряченный после битвы, я ждал от Даниила слов одобрения, но он не был благодушно настроен. Скорее наоборот. Когда Учитель посмотрел на меня, я сразу вспомнил старинный придворный термин – зыркнул! В его глазах сверкали молнии.

Даниил был не один. Чуть поодаль к стене жался Билл, поникшая голова которого не оставляла сомнений в том, что ему тоже досталось. Выглядели мы с братом по служению на удивление похоже: те же сандалии, хитоны – своего рода боевая униформа апостолов. Только у Билла на носу опять зачем-то были очки.

– Что вы себе позволяете, – гневно спросил Даниил, – как вы смеете таким образом использовать данную вам силу? Разве я сам вершу подобное? Да если бы я хотел смерти этих людей, то устроил бы судилище уже давно! Где ваши мудрость и милосердие? Вы не оставляете этим несчастным ни единого шанса, у них даже нет возможности раскаяться в своих прегрешениях! Вы, как дантисты-извращенцы, вместо того чтобы исправить прикус брэкетами, бьете больного кувалдой по зубам!

Я было подумал, что в столь странном сравнении звучат нотки личного опыта, но пошутить на эту тему не успел. Даниил бросил в мою сторону тяжелый взгляд, и у меня парализовало лицевые мышцы. Мой юмор явно был неуместен, босс был настолько разгневан, что его мелко била нервная дрожь. Он подошел ко мне очень близко, казалось, я чувствовал прикосновение его ресниц, и сказал ледяным голосом:

– Не смей ерничать, палач, не смей! Ты весь в прахе этих несчастных! Ты ничем не лучше, ведь ты не смог их полюбить, как самого себя. Даже не хотел! Что ты, что брат твой. – Он презрительно посмотрел на моментально побелевшего Гейтса. – Отродья гиены! Тщеславные пузыри! Что же вы наделали?

Я не был в курсе похождений Билла Гейтса, так что не мог оценить его подвигов, но, похоже, братец тоже времени не терял. Неожиданно Даниил смягчился, отошел от меня в глубину шатра и сел на камень, служивший ему стулом. Затем поставил руки на колени и уперся в кулаки подбородком.

– Все не так. – Учитель тяжело вздохнул и прикрыл глаза. – Все должно было быть совсем не так. Что же делать? – В его голосе звучали искренняя боль и смятение.

Так, подумал я, началось! Все пошло по кругу – Гефсиманский сад, мольба о чаше… Сейчас дадим слабину и нас порвут на части. К счастью, мои мимические мышцы вновь обрели силу, и я решил попробовать перевести беседу в конструктивное русло:

– Даниил, а что, собственно, случилось? Я не в курсе произошедшего у Билла, но уверен, что он, как и я, придерживался изначально одобренного тобой плана. Неужели ты пытаешься сказать, что Страшному суду подверглись те, чье время еще не пришло? И какие у тебя к нам претензии, если и силу даешь ты, и ангелы смерти подчиняются тебе? – Голова Даниила нервно дернулась, но он промолчал. Я продолжил: – Ты пойми – мы хотели как лучше! Мы ведь и беседы с гражданами вели, и исцеляли, и чудеса являли, а все без толку! Они все равно дерзят и меньше всего на свете похожи на раскаивающихся грешников. А тот факт, что они неправедны, проверен экспериментальным путем, согласен, довольно жестким, но иного ты нам и не предлагал!

– Прекрати, – закричал Даниил, – немедленно прекрати! За все время твоего нахождения в России ты ни минуты не испытывал любви и сострадания к людям. Ты только и делал, что упивался обретенной силой! Зачем ты решил убить Еноха? Разве я о чем-то подобном просил тебя или в моих словах ты услышал намек?

Крыть было нечем, и я замолчал, сосредоточенно изучая земляной пол шатра Даниила. Тот, в свою очередь, встал и принялся ходить из угла в угол:

– Я посылал вас быть судьями, а не палачами, а что сотворили вы? Смерть, ужас и опустошение. Тоже мне – слуги Божьи! И не надо мне говорить, Владимир, о глубине твоих страданий, так как они не удержали тебя от попытки расправиться со стариком.

Молчавший все это время Билл снял запотевшие очки, протер их о край хитона и, словно невзначай, обронил:

– В ошибках подчиненных в первую очередь следует винить менеджмент!

– Ты прав, – встрепенулся Учитель, – я ошибся, но не в вас, а в глубине заблуждения человечества! Я не учел того, как вам будет тяжело, и не смог подставить свои руки, когда чувствовал, что вы оступились. – Даниил тяжело вздохнул. – А может, так все и должно быть, и зря я терзаю себя сомнениями? – Он отвернулся от нас и, взявшись за голову руками, глухим голосом произнес: – Мне надо побыть одному. Ступайте, я сам вас найду.

Глава 19

Я уже и не вспомню, когда мы вот так по-братски оставались с Биллом вдвоем. Пожалуй, только во время поездки в Рим и первые часы после явления Даниила народу. Дней пятьдесят уж точно не виделись.

Мы шли по улицам Иерусалима, и я с удовольствием отмечал разительные изменения, произошедшие с городом. Так, например, в лавках появились сувениры с изображением Даниила, а у старого кладбища выстроилась гигантская очередь из заранее ждущих своего часа граждан. Правда, большинство из них дежурили явно не ради себя, и за немалые деньги были готовы уступить свое место богатеям из дальних стран. Бизнес – ничего не поделаешь.

Но, пожалуй, самым важным изменением, буквально бросающимся в глаза, стала перемена общего настроения в столице мира. Город успокоился. Традиционно разрываемый религиозными и этническими противоречиями, щетинящийся недоброжелательными взглядами хасидов и арабов, в районы которых чужакам лучше не соваться, Иерусалим переродился и предстал перед нами совсем иным. Он стал лучшим городом в мире, где для беседы с живым Богом не нужны телефоны и даже церкви, и все твои деяния у него на виду. Иерусалим – город, построенный на месте жертвоприношения Авраамом Исаака, вернул себе свое истинное предназначение. Он стал городом беспрекословного подчинения слову Всевышнего, местом, послушным его воле, полным доверия и любви.

И еще Иерусалим стал городом сплошной субботы. Люди понимали – Мессия пришел, и ему не надо мешать работать. Лучше чуть-чуть подождать – очередь дойдет до всех. А пока еще можно кое-что исправить! Во всем мире было крайне сложно найти людей, более рьяно соблюдающих все мыслимые указания Моисея и Иисуса, чем соседи Даниила. Во многом это было связано с тем, что особо непримиримые были вынуждены покинуть свои жилища, а вновь прибывших не надо было убеждать в Его предназначении.

Забавно – в городе воцарилась мода на хитоны! От этого все вокруг стало напоминать безразмерный голливудский павильон, в котором непрерывно снимается картина на библейские сюжеты. Только постоянно лезущие в кадр автомашины и массовка, болтающая по сотовым телефонам, мешала жить. После теракта в гостинице «Царь Давид» смерть забыла дорогу в этот город. Люди стремились исправиться и жить по заветам, так что нужда в полиции и армии отпала сама собой. Даже политики покинули свои кресла. Правда, магазины продолжали работать, да и деньги по-прежнему были в ходу, но уже скорее по привычке – нуждающихся не осталось. Многие состоятельные граждане, не задумываясь, раздавали свои состояния страждущим. Денег было так много, что специально созданный городской фонд никак не мог их потратить. Жители Иерусалима молили Даниила о беседах, и он стал проповедовать по воскресеньям в мечети Омара. Одним словом – хорошо, хоть где-то жизнь налаживалась.

Гуляя с Биллом по Старому городу, я не без удовольствия рассматривал эту новую для меня реальность и жалел, что не смог в Москве добиться такого же результата. В одной из лавочек я увидел майку с изображением Билла и зашел под навес пообщаться с продавцом. Хитрющий араб расплылся в улыбке и стал тараторить, какая это честь для него, что апостолы нашего Даниила (и он, закатив глаза к небу, произнес – да святится имя его во веки веков!) зашли в его никчемную лавку. Тут же появились традиционный кофе по-восточному, сладости и холодная вода. Я был уверен, что, пока мы будем здесь сидеть, на ближайшем столбе обязательно прикрутят табличку, гласящую, что это не просто лавка, а официальное место отдыха новоявленных апостолов Божьих.

Уже немолодой мусульманин легко приспособился к новой реальности. Он так же молился, как и все годы до пришествия Даниила, но теперь добавлял к имени Аллаха и его пророка Магомета еще одно. Это, конечно, несколько удлиняло процедуру, зато позволяло оставаться политически корректным. Довольно многие верующие, независимо от церковной и конфессиональной принадлежности, пошли по этому пути.

– Дорогой Хасан, – сказал я, с удовольствием отхлебнув изумительно вкусный кофе, – не мучай нас своим восточным хлебосольством. Просто скажи, в какую цену маечка с Биллом?

– Да как я могу брать с вас деньги? – всполошился араб. – Да пусть отсохнут мои руки, если такая мысль хоть на мгновение промелькнула в моей голове…

Я бросил быстрый взгляд в его сторону и сказал:

– Ты уверен, что этого хочешь? Думай, о чем просишь, а то может и свершиться.

Хасан побелел от страха, но смог выдавить из себя улыбочку:

– Грешен! Возникла одна просьба, но только одна.

– Слушаю тебя, – покровительственно сказал я.

– Можно, я возьму у вас автографы и размещу их на моей апостольской продукции?

– Зачем, – удивились мы, – ведь деньги тебе не нужны?

– При чем здесь деньги, хабиби, – залепетал продавец, – при чем здесь деньги? Просто у всего города такого нет, а у Хасана есть. Знаешь, как приятно?

Я многозначительно посмотрел на Билла – грех тщеславия Даниилу все же не удалось побороть. Моему брату захотелось продолжить игру, и он взял инициативу в свои руки.

– Скажите, уважаемый, – спросил Билл, – а майки с чьими портретами продаются лучше?

Хасан потупил глаза. Я даже не стал пытаться читать его мысли, так как происходящее в его мозгу напоминало круговерть барабана «Спортлото».

– Вам не могу врать, – торопливо ответил Хасан, – оба хорошо идут! Но вас, уважаемый, сильно молодежь не любит. Эти ваши «окна», знаете ли, – Хасан долго подыскивал подходящие слова, – виснут постоянно! Так что в сердцах о вас много чего говорят. Некоторые даже покупали майки и рожки вам подрисовывали. Вы только не сердитесь…

Билл ухмыльнулся, достал из глубин хитона фломастер и размашисто расписался на майке со своим изображением. Затем еще раз посмотрел на свой портрет и быстро пририсовал ему симпатичные рожки. Полюбовался содеянным и добавил высунутый язык.

– Вот так в самый раз будет! – сказал Гейтс и отдал майку сияющему от восторга Хасану.

Я вежливо, но довольно решительно взял Билла под руку и вывел его из лавки на улицу. Отойдя шагов на пять, я махнул рукой назад, и майка с политически некорректными каляками, вспыхнув в руках изумленного Хасана, обратилась в пепел. Зато все остальные изделия с нашими изображениями оказались подписанными.

– Так, – улыбнулся я, – судя по не в меру самокритичному поведению, ты у себя в Америке наворочал дел почище моего?

– Ну да, – промямлил Билл, – а ты что натворил? Я был настолько занят, что не следил за происходящим в твоей части света.

– Я был добр: уничтожил весь цвет российской журналистики, провалялся три дня в обмороке, после чего обозлился на Еноха и попытался его грохнуть. Но так как на помощь ему явился Илия в своей долбаной колеснице, то деды удрали, а я по случайности привел к единому знаменателю все население города Красноярска. Таковы вкратце мои подвиги. Это я еще не беру во внимание созидательную часть – работу с общественностью, властью и прочую лабуду.

– Впечатляет, – присвистнул Билл. – Но я тоже хорош, отличился по полной программе!

– Уничтожил всех нелегальных пользователей твоего софта? – ехидно предположил я. – Или нет, еще хуже: дал интервью вражескому каналу, а не нашему другу Теду, и он довел тебя до истерики?

– Ты недалек от истины, друг мой, совсем недалек. Знаешь, я ведь сначала думал, что после всей мощи, продемонстрированной Даниилом, мне будет довольно легко общаться с согражданами, но оказалось, что я совсем не прав. – Билл обернулся на лавку Хасана, очевидно, вспомнив отзывы о себе, пожал плечами и посмотрел на меня:

– Во многом я повторил твой путь. Решив, что при столь разветвленной сети дистрибьюторов продукции «Майкрософта» мне будет несложно донести слово Даниила до максимального числа пользователей, я первым делом открыл сайт. Посадил туда обученных людей, в задачу которых входили ответы на просьбы страждущих и выдача им советов о том, как вести себя в житейских ситуациях в соответствии с Учением. Идея пошла на ура, и вскоре количество ежесекундных обращений превзошло все самые оптимистические прогнозы. Появились наши колонки в газетах, были запущены программы на радио и телевидении. Конечно, внутренне я был готов к тому, что нелюбовь многих ко мне никуда не делась и рано или поздно она проявится, но они ударили меня по самому больному месту.

Гейтс сжался, будто его били прямо сейчас.

– Ты знаешь, как непросто складывалась моя личная жизнь и как счастлив я в браке. Жена для меня столь много значит, что когда они устроили этот… – Билл не смог продолжать. Спазм перехватил его горло, кровь отлила от лица, а на глаза навернулись слезы. Пытаясь их сдержать, он высоко задрал подбородок и учащенно задышал.

– Успокойся, – сказал я, – может, не надо об этом рассказывать?

– Надо, – ответил Билл, – знаешь, как тяжело держать все это в себе?

Я подумал об Эльге, и мне стало стыдно за себя. Вот Билл – молодец, любит свою до беспамятства, заботится. А я – вышел из дома в Москве в домашнем халатике и через Красноярск в Иерусалим нон-стопом. И ни слова домашним – а они там, наверное, с ума сходят. Хотя бойцы у меня грамотные, что-нибудь наплетут. Надо им каких-нибудь сувениров привезти, что ли, да и про подарки Эльге не забыть.

Тем временем Билл справился с волнением и продолжил:

– Так вот, эти ублюдки взломали мой сайт и разместили на нем омерзительную порнуху. Лица всех «актеров» и «актрис» были заменены на наши!

– Твое и мое?! – У меня аж глаза округлились.

– Да нет, конечно, – мотнул головой Гейтс, – мое и Мелинды.

– Боюсь даже представить, что ты натворил.

– Даже не пытайся, – всхлипнул Билл, – это просто фильм ужасов какой-то. Я вспылил сразу! Не думал и не выжидал. Я чувствовал, как эти люди прилипли своими мерзкими рожами к мониторам и стали разглядывать всю эту похоть! Как своими жирными липкими пальчиками они расстегивают брюки, вываливая похотливые фрагменты плоти, и начинают их мять, думая, что вступают в интимные отношения с моей любимой. Как они тянут свои блевотные губы к монитору….

– Прекрати, – меня передернуло, – а то узнаешь, что я ел на завтрак! Мутит от таких подробностей.

– Я возжелал им всем смерти, – продолжал Билл, – страшной смерти, и она пришла! Я физически ощущал, как к своим целям устремились ангелы смерти, ведомые моим желанием. Судя по рассказам судмедэкспертов, по неизвестной причине у всех, кто наблюдал в тот момент порнуху, взорвались мониторы, и мощнейший разряд неведомой природы обратил их в пепел. Примечательно, что тех, кто посещал этот сайт с нечестивыми мыслями, примерно в то же время посетило такое редкое явление, как одиночная молния. Причем, заметь, не шаровая! Некоторые из этих случаев произошли в закрытых помещениях, но сценарий повсюду оказался одинаковым. Стоит такой подонок где-нибудь в очереди, и вдруг разряд молнии. И все, вместо него серый пепел.

– Правильно ли я понимаю, что молнии – это образное выражение, так как ничего подобного ранее никто из свидетелей не наблюдал?

– Конечно, сам я их не видел… – Билл сделал паузу, смысл которой я оценил несколько позже, и добавил: – В тот момент.

– Должен тебе сказать, – перебил его я, – это прелюбопытнейшее зрелище. Они стремительны! Возникает ощущение, будто молнии сотворены из неведомого металла. Если быть точным, это никакие не электромагнитные разряды, это, братишка, ангелы смерти. С печальными суровыми лицами, пронизывающие своими стрелоподобными телами несчастных грешников. Наблюдать их за работой волнительно и тревожно – они клубятся, выбирая жертв, и от них не убежишь и не спрячешься. Не понимаю, почему их принимают за разряд молнии? Совсем не похоже – скорее это стрелы гнева!

– Согласен, – кивнул Билл. – Я смотрю, ты в России действительно покуролесил!

– Не отвлекайся, – отмахнулся я.

– Так вот, самая тяжелая судьба постигла разработчиков этого похабного контента и хакеров, взломавших мой сайт. Обратились в прах не только они, но и члены их семей. У одного было несколько любовниц, так их всех испепелило!

– А не проклял ли ты, братец, весь их род и всех их близких? – спросил я, состроив наигранно грозную мину.

Вместо ответа Билл опять стал играться со своими очками, снимая и лихорадочно протирая их.

– Слушай, прекрати, а! – не выдержал я. – Мы-то с тобой прекрасно знаем, что у тебя идеальное зрение, так что можешь выбросить свои окуляры!

– А что я тогда буду теребить? – возмутился Гейтс.

Прочитав мою очевидную скабрезную мысль, он густо покраснел и укоризненно посмотрел на меня:

– Да, знаешь ли, имидж – в очках я для людей как-то привычнее. Так вот, на этом мои приключения не закончились. Вдруг все вокруг забыли о том, что я помогал любому страждущему и раздал все деньги неимущим. Все добро, когда-либо сделанное мной людям, в момент перечеркнули журналисты. История приняла совершенно неожиданный для меня оборот. Какой-то полицейский из Сан-Франциско озадачился исчезновением стольких людей и умудрился проследить, что единственное объединяющее их обстоятельство – ненависть ко мне и любовь к порнографии.

– Старичок, – засмеялся я, – таких пациентов процентов шестьдесят от всего половозрелого населения земного шара!

– Шути-шути, – обиделся Билл. – Тебе легко, а у меня был настоящий шок, когда газеты стали печатать списки пропавших. При этом сначала никто не связал все эти таинственные случаи поражения самых разных людей со мной, и когда этот полицейский выдвинул свои предположения, его сразу же подняли на смех. Я уже подумал – пронесло, хотя, с другой стороны, чего мне бояться, ведь по заслугам получили грешники, а не какие-нибудь случайные люди? Но не тут-то было. Я и представить себе не мог, сколько народу лазило на мой сайт за мерзкими картинками и, соответственно, скольких постигла кара небесная. Счет шел на сотни тысяч людей, среди которых оказались не только прыщавые программеры, но и сенаторы, конгрессмены, известные деятели культуры, бизнесмены, полицейские и агенты ФБР. Даже пара губернаторов! И что меня особенно огорчило – неслабое количество сотрудников «Майкрософта».

– Не может быть! – Я заломил руки в притворном ужасе.

Билл не почувствовал издевки в моем голосе и продолжал:

– На меня подали в суд и даже вручили повестку! Меня травили во всех газетах и по всем каналам телевидения. Вряд ли это могло пройти мимо тебя.

Я потупил глаза. Действительно, о каком-то смешном скандале в Америке мне говорил Илья и даже клал на стол распечатки, но я был настолько погружен в решение своих российских вопросов, что жизнь колорадских жуков меня не интересовала. Билла не очень огорчила моя реакция. Ему надо было выговориться, так что он и не думал останавливаться:

– Меня представили этаким графом Дракулой, а моих обидчиков агнцами, тем более что многих из них было довольно сложно заподозрить в увлечении порносайтами. Мол, они мне на ногу в подземке наступили, а я их молниями по фейсу. Шизофреник, короче. Мне вспомнили все, даже тот факт, что мои друзья, то есть Даниил и ты, – родом из России. Не могу перечислить всех глупостей, озвученных в это время! Конечно, меня поддерживали друзья и даже президент, но когда и он мне на полном серьезе посоветовал взять хорошего адвоката, я вспылил и пошел по твоему пути – созвал пресс-конференцию. И что ты думаешь? Заявки прислало столько желающих, что пришлось снять «Мэдисон Сквер Гарден»! Ну, а там я устроил бойню почище твоей московской.

– Да, переплюнул ты меня! И сколько граждан США ты уконтрапупил, то есть, извините, осудил?

– Да боюсь даже прикинуть, – Билл шмыгнул носом, – но, по-моему, до миллиона недалеко.

– Силен! – Я уважительно посмотрел на Гейтса: – Только вот чего я никак не пойму – ведь мы с тобой действовали не в один день, так? Тогда почему ни тебе, ни мне Даниил даже не пытался подсказать, каким путем идти?