Хроники Второго пришествия (сборник) Соловьев Владимир

Глава 5

Вот все меня сегодня раздражает! От неуверенности, что ли? Даже этот здоровый парень, открывший дверь, жутко меня злит. Ведь ясно, что он терпеть меня не может, а туда же: «Добро пожаловать!» Тоже мне, воплощенная вежливость…

Да уж, неудачное начало визита. Настроение у меня препаршивое, да и с чего я, собственно, решил, что это краткосрочная командировка? Даниил ничего подобного не говорил – просто послал на родину наводить порядок, и все. Ни тебе командировочных, ни инструкций. Вот чего я к Президенту полез, а? Сам ведь позвонил из аэропорта по хитрому номерочку: «Владимир Владимирович, повидаться бы! Я тут на родину собрался, вечером буду». Тьфу. Настроение у меня окончательно испортилось. Ну ничего – главное, ни на кого не сорваться. А впрочем, если верить Писанию, у апостолов характер обычно совсем не ангельский – парни мы резкие и жесткие. А как иначе народу объяснишь, что к чему? Надеюсь, что президент не заставит себя долго ждать, а то ведь он у нас любитель опаздывать.

– Владимир, привет!

– Здравствуйте, Владимир Владимирович!

Не опоздал! Ждал в предбаннике, что на него совсем не похоже. Отобрал у меня последний шанс осерчать, хлопнуть дверью и убраться восвояси.

– Вы ведь с дороги, может, пообедаем и заодно поговорим? – проявил участие Путин.

– Хорошо, – ответил я.

Президент вел себя так, будто мы расстались всего пару часов назад, и не было Лондона, его звонка в Иерусалим и маленькой, но победоносной войны с Ираном. Как всегда, строго одет, хотя галстук слишком темный, на грани допустимого. Дорогой костюм сидит не ахти. Видимо, дает о себе знать спортивная травма молодости – спина у Президента болит, и Путин частенько ежится в пиджаке в поисках удобного положения. Само собой, пиджак за такими перемещениями не успевает и начинает жить по своему графику, не совпадающему с расписанием хозяйского торса. Часы на правой руке правильные – скромный «Брегет» на резиновом ремешке, никакого жлобства новорусских. Интересно, а почему он часы так странно носит? Вряд ли следом за Полом Маккартни, да и не похож Путин на левшу.

Мы прошли через комнату ожидания на первом этаже, которую украшал огромный бильярдный стол. Судя по сукну, играли на нем довольно часто, но не Путин – проходя мимо, Президент даже не посмотрел в эту сторону, так что не его это увлечение. Лестница, второй этаж, тяжелая двухстворчатая дверь. Путин по-хозяйски распахнул ее, и мы вошли в большой светлый зал, посреди которого стоял гигантский стол, накрытый на две персоны. По замыслу неизвестного метрдотеля, обедая, мы должны были смотреть друг на друга с расстояния метров в шесть.

– Будем кричать, или раздадут мегафоны? – поинтересовался я.

Путин улыбнулся и тяжело вздохнул:

– У них на все инструкции. Своей головой думать не приучены, беда! – Он взял тарелку и направился ко мне. Моментально появились официанты с лицами прапорщиков, подхватили стул, приборы, бокалы и через мгновение засервировали место для президента рядом со мной.

– За приезд выпьем? – нервно спросил меня Путин.

– С удовольствием, Владимир Владимирович! А что вы так волнуетесь?

– Заметно? Не уверен, скорее я сосредоточен. – Путин поднял брови, морща лоб. Поискал меня прицелом бледно-голубых глаз, оценил обстановку, должно быть, внося поправку на ветер, и продолжил:

– Посудите сами: в результате вашего появления на меня оказалась возложена гораздо более тяжелая задача, чем любая, когда-либо выпадавшая на долю российских правителей. История не дает мне вразумительных подсказок.

– Соглашусь, – кивнул я. – Не хотелось бы участвовать в инсценировке «Русь – второй Иерусалим», да и роль Понтия Пилата для вас мелковата – он не был государем.

– Вот-вот! Это уж скорее к Лужкову! – Президент натянуто улыбнулся. – Шучу! Мягко, но тема все равно есть. Можно, конечно, сидеть и сопли жевать, ожидая, что скоро все кончится, но что-то мне подсказывает, что по крайней мере три с половиной года у нас есть. Не так ли?

Я почувствовал, как медленно наливаюсь гневом – во мне напористо зрел черный смерч и яростно искал выхода. Я так и знал! С самого начала, с первого момента после прилета в Россию меня не покидало предчувствие большого скандала. Уж больно все гладко складывается: и все сразу выстроились во фрунт, и честь спешат отдать, и все без сучка и задоринки. Готовились? Ждали? Считали, но просчитались, сукины дети! С кем играться вздумали?

Ненависть распирала меня изнутри, и больше не было сил сдерживать ее. Молниеносным движением я вскочил из-за стола. Мой стул, отреагировав на такой пассаж, отлетел к стене и разбился вдребезги. Мои руки, еще секунду назад державшие приборы, взлетели вверх, и на потолке оказались вошедшие в плоть лепнины вилка и нож. Гнев клубился во мне, вырываясь наружу темно-багровыми языками пламени. Огонь образовывал хаотично бурлящий поток, ниспадающий с моего тела и покрывающий пол дышащей пурпурной пеленой. От неожиданности Президент отпрянул и чуть не свалился со стула. Я, еле сдерживая громовые раскаты в голосе, спросил его:

– И ты звал меня сюда, чтобы раба Спасителя назвать слугой Антихриста? Слепец, не отличающий белого от черного! Я терпел все твои намеки, надеясь, что вера укрепит твой разум, но все тщетно!

Путин враз постарел. Его лицо напряглось, скулы заострились, но он не потерял присутствия духа. С отчаянием идущего на смерть он спросил меня:

– А почему ты решил, что я должен принять Даниила за Христа? Я, конечно, не в религиозной семье вырос, но традиций христианских в России достаточно, да и святых у нас было немало. Многие описывали конец времен. И не случайно большинство людей компетентных считают, что Даниил и есть Антихрист. И кстати, по большому счету, это и есть один из признаков близкого прихода Спасителя!

Гнев покинул меня так же внезапно, как и появился. Темное пламя испарилось, не причинив вреда паркету, но столовые приборы так и остались торчать в потолке. Я огляделся в поисках замены уничтоженному стулу, но потом, решив, что аппетит все равно уже испорчен, промолвил:

– Пошли отсюда! Хватит, трапеза сорвалась. Лучше погуляем по территории. Наверняка там тоже все пишется, так что покажешь своим консультантам позже. Кто там у тебя главный эксперт по нам – уж точно не Патриарх, небось Еноха поднанял?

Мои слова попали в точку. Президент не смог скрыть своего удивления, и я не дал ему и рта раскрыть:

– Меня не интересует, как он на тебя вышел! Думаю, ты его сам нашел. Человек он грамотный и в Лондоне засветился, так что я был уверен, что испариться из госпиталя ему помогут. Теперь я знаю, кто это сделал. Что, в молодости не наигрался в шпионов? Уважаю, ход правильный. Играть нужно всегда на несколько вариантов. Вот только один вопрос: ведь палестинские террористы не твоих рук дело, зачем звонил? Не отвечай! После привлечения Еноха понятно – чтобы мы сгоряча не решили, что взрыв ты заказал.

– Я не мог быть уверенным, что Даниил не знает о Енохе.

– М-да, дорогой товарищ! А вы непростой фрукт, очень даже непростой.

Растворившись на глазах у изумленной челяди, мы покинули особняк и уже прогуливались по на редкость уродливому участку. Путин шел рядом и не смотрел мне в глаза – держал паузу. Но потом, тяжело вздохнув, ответил:

– Я же с этого начал! Ответственность у меня гигантская, а подходящих наработок нет. Я не вправе рисковать жизнями миллионов моих сограждан, Владимир! Подумайте – сто сорок семь миллионов человек! И среди них есть люди близкие вам лично: ваши родители, дети… Эльга.

Молодец, товарищ Президент! Вот это тонко! Продемонстрировал высокий класс! Домашнее задание выполнено на отлично! Как легко и грациозно он упомянул Эльгу, будто мы с ним всю жизнь на одной лестничной клетке жили! Но должен вас огорчить, дорогой мой ответственный друг, мы тоже не вчера родились. На грудь с расспросами не кинусь и не зарыдаю в раскаянии. Но, если вам угодно мериться возможностями, то как вам такой поворот?..

Для всех камер, снимавших нас, и всех глаз, устремленных на Президента, мы просто исчезли. Не растворились, как улыбка Чеширского кота, не провалились в сумрак и не накинули волшебный плащ Гарри Поттера. Просто только что господин Президент были здесь, на лужайке Ново-Огарево, и правой ножкой изволили о земельку опираться, а левую вперед вынесли – шажочек делали. И уже практически его заканчивали, ботиночек аж травку приминать начал, а приземлились на паркет, и совсем в другом месте. В прихожей той самой Эльги, о которой господин Президент так заботился.

– Ляля, это мы с Владимиром Владимировичем пришли. Чайку нальешь? – громко сказал я и сжал губы. Ой, не так, не так я планировал нашу встречу после разлуки! Думал… Да вру я все – ничего я не думал! Вспоминал, конечно, но запрещал себе думать о моей маленькой девочке. Апостол не может быть сентиментальным. Вот только, как увидел ее вновь, сразу растворился в ее глазах. Об остальном умолчу, вдруг дети услышат.

Эльга вышла из комнаты – на лице у нее была написана нешуточная растерянность. Она сделала два шага в нашем направлении и стала медленно оседать на пол. Я бросился вперед и успел подхватить ее. Прижал к себе и поцеловал. Если бы рядом не было президента, то на этом я бы не остановился. Как только я почувствовал ее тело, внутри меня началась такая круговерть, что светлый образ царя Соломона стал мне близок и по-человечески понятен. К счастью, моя «царица Савская» со мной одной веры.

– Прости, солнышко, что так явился – Президента воспитываю!

Эльга моментально пришла в себя, поднялась и выпрямила спинку. Как она все-таки хороша – грация, порода! Посмотрела на нас и сказала:

– Проходите! Чай, кофе?

– Спасибо, все хорошо, – ответил Путин.

– Я вижу, вам надо поговорить, – сказала Эльга. – Так что я вас, пожалуй, оставлю. Проходите в гостиную. Я буду в другой комнате, так что, если вам что-то понадобится, зовите!

– Мы не будем тебя смущать, – сказал я. – Вечером увидимся. А сейчас мы отправимся дальше.

В этот раз я не дал Президенту сделать шаг, просто декорации изменились. Только что была замечательная московская квартира, выделенная личным указанием Президента из его фонда на нужды государственной важности, а вот теперь мы уже совсем в другом городе – на родине Путина, в Питере. И стоим в маленькой комнатке Зимнего дворца, в которой с замиранием сердца прислушивались к тяжелой поступи революционных матросиков члены Временного правительства в ночь Октябрьского переворота.

– Здесь у вас камеры не стоят, – начал я, – так что мы сможем поговорить спокойно. Хотя вывести всю вашу аппаратуру из строя несложно.

Путин устало опустился на подвернувшийся ему стул.

– Итак, Владимир Владимирович, демонстрация моих возможностей не ставит своей задачей убедить вас в том, что Даниил и есть Спаситель, ибо в Писании сказано, что будут творить чудеса и называющиеся именем Его. Енох наверняка вас на эту тему просветил. Просто я хочу, чтобы вы меня поняли, а для этого иногда надо встряхнуться и начать воспринимать жизнь с позиции не умудренного опытом правителя, а наивного ребенка, сердце которого живет предвкушением приключений. Но сначала покончим с формальностями. За квартиру для Эльги спасибо. Понимаю, как нелегко было договориться с московскими властями и получить не каменный мешок, незаслуженно именуемый ими квартирой, а такое чудо современного дизайна. Эльгу сами убеждали или Суркова заслали?

– Владислав Юрьевич сам занимался этим вопросом, как, впрочем, и решением бытовых вопросов всех ваших родственников.

Должно быть, в этот момент меня должны были замучить укоры совести, так как ни о маме, ни о детях я не вспоминал уже давно, а значит, и денег не давал. Одним словом, апостол, твою мать! Хорошо хоть мир не без умных людей – Путин моей семье помог. Молодец, уже я ему должен.

Мудро.

– Святой водой окропляли? – Я строго посмотрел на Президента.

– А не надо было?

– Шутка! Собой освящу жилище. Вся эта чушь с квартирами и помощью очень мила, но не играет никакой роли. Я уже давно не сентиментален. Поймите, служение жестоко и выжигает из сердца многие былые привязанности. Да и сам Спаситель учит: «…кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот мне брат, и сестра, и матерь». Видите, Владимир Владимирович, у вас есть шанс – можем стать братьями!

– Ну-с, вербуете?

– Можно и так сформулировать. Вы ведь и сами практически готовы. Только вот никак для себя уяснить не можете, кому придется служить. Вот об этом давайте и порассуждаем! Когда у себя в Ново-Огарево (и название-то какое мерзкое – прям Старопогорелово!) вы заговорили о трех с половиной годах, то, очевидно, цитировали довольно известное высказывание апостола первого призыва – Иоанна. Того самого, который написал не только Евангелие, но и Апокалипсис, на основании которого ваши консультанты и делают свои умозаключения. Так вот, сам Иоанн прожил на земле долго и счастливо и единственный из ближнего круга Христа избежал насильственной смерти.

Опять я о смерти. Ну да ладно.

– Кстати, у меня с ним много общего – дурной характер. Не случайно его с братом, тоже апостолом – семейственность процветала и тогда, – прозывали «Воанергес», что значит «сыны громовы». Гневались ребята частенько. Мальчики хотели особых привилегий в Царствии Господнем в связи с тем, что приходились Спасителю родственниками. Их матушка была сестрой Иосифа, мужа Марии. И, как вы, должно быть, помните, братья потребовали у Христа сидеть по правую и левую руку его, когда он будет в славе своей. Но Иисус сказал им: «Не знаете, чего просите. Можете ли пить чашу, которую я пью, и крещением, которым я крещусь, будете креститься?» Они отвечали: «Можем». Далее им Христос объяснил, что, где кому сидеть, зависит от Всевышнего, но весь разговор показателен, так как десять остальных учеников сильно разгневались. Именно поэтому ни в «Деяниях апостолов», ни в «Посланиях» вы не найдете упоминаний о добрых отношениях Иоанна ни с Петром, ни с Павлом. Позволю себе крамольную мысль: если бы Иоанн их всех не пережил, отношение к нему в христианском мире могло быть не столь уж и положительным. Кстати, в своем Евангелии Иоанн о размолвке с десятью апостолами тактично умолчал.

Путин внимательно слушал, не пытаясь вставить свое веское слово. Я продолжил разъяснительную деятельность:

– Все-таки одно удовольствие описывать давно прошедшие события, когда ты остался единственным живым их свидетелем. Никаких шансов на творческую дискуссию с теми, кто не в большом восторге от твоих человеческих качеств, и теми, кто тоже там был. Представляете, если по прошествии двух тысячелетий редакторской работы, проделанной поколениями церковных служителей, в тексте Нового Завета до сих пор читаются отголоски напряженных отношений между апостолами, то какие же страсти бурлили на самом деле?

Я театрально развел руками:

– Простите великодушно, отступление от темы! Уж больно забавны исторические параллели, например, с переосмыслением роли товарища Сталина в Великой Октябрьской социалистической революции по мере выбывания из списков живущих ее непосредственных свидетелей. Ну так вот, все эти рассуждения Иоанна о сроках довольно условны. Притом исходят они от источника, как мы с вами видим, с не самой безупречной репутацией. Ваш главный консультант Енох, пророк во всех отношениях образцово-показательный, об этом знает. При этом сам он никаких иллюзий насчет Иоанна не питает!

– Я заметил, – качнул головой Путин. – В результате наших бесед у меня сложилось стойкое убеждение, что старик довольно резок в суждениях и апостолов искренне недолюбливает. Хотя к вам все же испытывает некоторую симпатию.

– Я всегда щедро платил ему за проезд! – улыбнулся я. – Или он вам не рассказывал историю нашего знакомства?

– Рассказывал, но о финансовой стороне дела умолчал.

– Енох! Его надо принимать таким, каков он есть. Пророк, одним словом, да еще и не просто из ветхозаветных, а из допотопных. Я имею в виду, до Великого потопа. Считай – чудо-богатырь. В его время апостолов не было, да и есть также некоторый личный момент. Как Енох, так и Илия были призваны Всевышним, минуя физическую смерть. Апокрифы христианские утверждают, что Иоанн тоже не умирал, а, почувствовав приближение конца, попросил закопать его в землю, и наутро там уже бил источник ключевой воды. Эта история, судя по всему, не очень пришлась по душе Еноху. Похоже, пророки считают себя белой костью и к апостолам относятся, как старослужащие к новобранцам.

– Понимаю, – кивнул Путин.

– Не вполне, – возразил я. – Думаю, что вы слышите, но вот на понимание я бы не рассчитывал. Я не пытаюсь быть дерзким, просто считаю нужным удержать вас от скоропалительных выводов. Итак, для Еноха все эти откровения Иоанна – не более чем набор комиксов. Знаете ли, как наши сериалы про войну, имеющие к реальным событиям очень приблизительное отношение.

– Но ведь идеи Конца света обсуждаются и в Ветхом Завете?

– Абсолютно точно, но не самыми важными его персонажами. Видите ли, «ужастики» в литературе всегда считались низким жанром, и Писание не является исключением из этого правила. Читателю, конечно, нравится, когда его пугают, но вот как быть с подтверждением правдивости описанного? Ведь вся эта манера путано выражаться не близка Библии. Таких заморочек, как в Апокалипсисе от Иоанна, вы больше нигде не найдете. Посудите сами – Христос прямолинеен и точен, а если слушатели, что называется, «не догоняют», он переходит к притчам – то есть упрощает, чтобы все поняли его мысль. Моисей, как известно, вообще оратор был никудышный, так что обходился четкими и понятными командами.

В глазах у Путина проблеснул вопрос, но я не дал ему открыть рот:

– Вот только не надо мне сейчас говорить про Каббалу, а то умных слов от сенаторов наслушались, а о чем они, спросить забыли. Модно сейчас быть каббалистом, примерно как раньше филателистом. Все читали, слушали, на лекции ходили, книжек накупили, ниточек понавязали, ничего не поняли и отправились на поиски следующего модного увлечения. Каббала – мистическая часть иудаизма и к нам не имеет никакого отношения. Забудьте – у Христа и апостолов об этом нет ни слова!

Путин, кажется, остался доволен моим ответом, но его явно волновала тема Апокалипсиса. По заинтересованному выражению его лица я понял, что он решил весь сегодняшний вечер посвятить расширению своего кругозора. Ну что же, раз из общества «Знание» прислали меня, то продолжим занятия для Президентов. Апостольский курс продолжается.

– Иоанн для Еноха не является авторитетом, скорее не очень здоровым во всех смыслах этого слова персонажем. Все эти видения, которые описывает евангелист, случались у него в моменты пограничных состояний, которые по симптомам крайне близки к эпилептическим припадкам. Обращу ваше внимание и на тот факт, что, прожив долгую жизнь, Иоанн все время был несколько в стороне от мученичества, хотя свою толику, конечно, тоже получил – и в кипящем масле поварился, и яду испил вдоволь. Римляне, конечно, туповаты: ну если яды не берут евангелиста, так чего все время продолжать его ими пичкать? Поделом империя рухнула.

– Владимир, – покачал головой Президент, – я смотрю, не только Енох апостолов недолюбливает.

– Что за намеки, я им завидую! Они мне как братья старшие! Иоанн так вообще молодец: написал про пришествие Антихриста, а я теперь объясняй, что это он не про Даниила. А ведь он просто сводил сугубо личные счеты с современниками. Да что вы так привязались к этой работе? Ведь в ней сплошные аллегории. Кто что хочет, тот то и видит! Любое буквальное толкование комично. Столетний старик с плохим характером, больной, уставший и погрязший в вечных спорах, понаписал всякого, и вот давай, все кому не лень, читай да анализируй. Уж кто только Антихристом ни был – начиная с Нерона и заканчивая Бушем. Пора бы за ум взяться.

– Так каков ваш ответ?

– Дорогой господин Президент, как вы думаете, зачем мы с вами находимся в этой трогательной маленькой комнатке?

– У меня нет вариантов.

– А напрасно! Я ведь не из города на Неве, не всякий в этом публично признается, но такие еще есть. А вот городок преинтересный. Давайте проанализируем все случившиеся с Россией в XX веке с позиции текста Иоанна. Заметьте, у нас есть еще и факторы наследные. Город трех революций, построенный на костях, костями всю Россию и завалил. Чем вам Ленин не лжепророк, а Сталин не Антихрист? Ведь все признаки совпадают: и своя вера, и признание евреев, пошедших в услужение, даже церковь, и та смирилась? И десять рогов были – республики, их там даже потом поболе насчитали! И война с войсками Гога и Магога (это то ли мы сами, то ли фашисты), и печать дьявола тут как тут – паспорта советские. Да, правил Сталин немало. Не три с половиной года, а тридцать – так кто считает? Чем не враг человеческий? И сидели в этой комнатке, где мы сейчас находимся, образованные люди, члены Временного правительства, и не понимали, что утекают последние секунды эпохи и с грохотом матросских сапог приходит царствие Сатаны. Ну, а чем Ленин не антипророк? А может, он и был Антихристом? Он-то реально правил как раз года три с половиной, а потом все больше в кресле-каталке с отвисшим лицом страдал. Вот уж настоящая махина была – не человек! За всю историю России второго такого не было. Сколько веков правили монархи, и была Русь православной. Конечно, изредка случались дворцовые перевороты или появлялись лжедмитрии, но чтобы вот так, не таясь, одному голодранцу всю Россию забрать – такого не было никогда. Куда там Разину, Пугачеву да Болотникову – этот смог! И ведь как все тонко сделал, совратил Россию! Нашел червоточинку в характерах людских и на этом целую идеологию построил. Не случайно и помощников себе набрал с изъяном: смотришь сейчас на их портреты, и оторопь берет, уж больно ликами страшны! Да и какие темные страсти их обуревали! И всем этим командовал он один – уверенный, сильный и страшный. Жизнь других для него ничто, песок сквозь пальцы. И вот ведь что интересно – страну подмял без всяких там новомодных приколов. Ни тебе радио, ни телевидения, ни одного пиарщика, а все состоялось! Россией правили невидимки. Не случайно ведь, когда бандит Ленька Пантелеев Ленина из «Роллс-Ройса» выгружал, не признал в нем вождя мирового пролетариата. Да и сам пролетариат – чем не войско Антихриста? Вот уж кровушки пролили так пролили! Куда там Нерону с его светильниками из христиан! Чекисты бы могли поделиться с ним настоящими секретами пыток, да боюсь, у Нерона нервишки бы не выдержали. А как они с попами разобрались, а что с церквями поначудили?.. Уверенный был гражданин Ленин пассажир, крутой! В наше время быть ему Чубайсом – тоже верит только в себя и людей не замечает. Ну а Сталин? Этот уж точно Антихрист – и шестипалый, и рука ссохшаяся, и семинаристом побывал, а значит, из церкви! Продолжать можно до бесконечности…

– Да, – согласился Президент, – но ведь после них не пришел Спаситель!

– Здрасьте! А Даниил кто, по-вашему?! Он и есть Спаситель, и пришел как раз после всех этих, по дороге отправляя в Ад целый ряд представителей террористических группировок. А вы все продолжаете умничать, пытаясь в нем разглядеть черты Сатаны. Ау-у-у, вот здесь и сейчас прислушайтесь! Слышите – это уходят революционные матросы! Эпоха Сатаны закончилась, круг завершился! Время России идти не своим путем, а предначертанным ей Всевышним. Вот поэтому я здесь, а вы, дружище, вместо того чтобы мне помогать, ведете свои закулисные игры. Нехорошо.

Не уверен, что я убедил президента, зато точно знаю, что примерно такую же беседу предстоит выдержать Биллу с американским коллегой Путина. У него, кстати, нет особой необходимости ссылаться на российский опыт – у них своих чертей хватит. За армию Гога и Магога вполне прокатит Ирак с Ираном, а Антихриста найдет или среди Бен Ладенов, или потормошит своих мерзавцев. Но вывод у него будет таким же: «США как оплот христианства и их лидирующая роль во втором пришествии». Звучит как тема диссертации.

– Хорошо, предположим, что вы правы. Каких действий вы ожидаете от меня? – Путин не потерял самообладания, и было видно, что он уже предвкушает вопросы Еноху, которые задаст сразу после того, как от него отстану я.

– Если вы переводите разговор в практическую плоскость, то давайте вернемся в вашу резиденцию.

Глава 6

Мой разбитый стул уже убрали, и на его месте стоял его брат-близнец – такой же неудобный урод. Еды не было – видимо, нас не ждали. Однако как только мы возникли в банкетном зале дома приемов в Ново-Огарево, за дверями послышалось приближение кого-то несущегося со всех лап, и, распахнув уж не знаю чем дверь, в зал вбежала собака Путина. Впервые за весь вечер на лице у Владимира Владимировича появилось выражение искренней симпатии к живому существу. Вслед за собакой показались охранники президента. Они выглядели встревоженно, но, поймав властный взгляд Президента, вопросов задавать не стали и молча ретировались.

– Познакомься, Конни, – это Владимир! – Собака равнодушно скользнула по мне взглядом. – Ну что, запаха серы не чувствуешь?

– Ну у вас и шуточки, господин Президент! Может, еще и в баню вместе сходим, чтобы вы лично смогли убедиться в отсутствии у меня копыт и хвоста, а расспросив вашу «наружку» о поведении Эльги в мое отсутствие, надеюсь, и рогов?

– Все, больше не буду. Олег! – повысил голос Путин. Появился клон предыдущих охранников и увел лабрадора. – Итак, товарищ Апостол, чем лично я могу вам помочь?

– Хороший вопрос. А поиск ответа мы так и будем вести стоя или все-таки где-нибудь присядем? Только, если можно, не за эту поляну, а то я на фоне этого гектара белой скатерти чувствую себя маленьким и потерянным человечком!

Путин окинул взглядом стол и ухмыльнулся:

– Не успели разобрать его к вашему приезду. Вы практически на минуту разминулись с вашими бывшими коллегами – журналистами. Я проводил неформальную встречу.

Так вот почему мне показались знакомыми лица людей в автобусе на пропускном пункте!

– Вербовали?

– Зачем? Они и сами рады услужить, да все не знают как…

– Высшая форма цензуры – любовь! – съязвил я.

– Можно и так сказать. Власть любить приятно и выгодно. Конечно, есть еще и оппозиция – это те, кто любит власть бывшую, в надежде, что прежние времена вернутся.

– Уже не вернутся. – Я покачал головой.

– Ну что же, – Путин пожал плечами, – одной проблемой меньше. А собраться надо было, так как не все понимали нашу позицию относительно военной операции в Иране. Пришлось объяснить, а то ведь многие даже не догадывались, что иранские ракеты долетают до городов, расположенных в средней полосе России, так что на самотек процесс пускать было нельзя. И когда эти отморозки решили нанести атомный удар по Израилю, я просто не имел права рисковать, ведь у нас нет никаких гарантий, что следующий удар не пришелся бы по России.

– Классический пример совпадения интересов.

– Да. Ну что же, пройдемте в мой кабинет. Там и продолжим беседу.

Путин на правах хозяина прошел вперед. Я следовал за ним метрах в двух, понимая, что ему – человеку, живущему в постоянном сопровождении охраны, не очень комфортно ощущать чужое дыхание в затылок. Хотя, с другой стороны, тот факт, что мы с ним примерно одного роста, невольно располагает друг к другу. Хоть шеи при общении не затекают! С его больной спиной это большая радость.

Мы прошли по коридору до кабинета Президента. Распахнув дверь, Путин сделал характерный жест рукой, указывая на зеленый стул, стоящий у журнального столика, а сам присел на такой же, стоящий напротив. Интерьер комнаты был мне знаком по телевизионным репортажам. Именно здесь проходят встречи с членами правительства. Кабинет был довольно большой, с камином, тяжелой подставкой под государственный флаг и письменным столом. Однако меня не покидало ощущение казармы – на всем был отпечаток аппаратного прошлого. Вместо Путина здесь легко мог бы находиться и Брежнев, и Андропов, и Черненко – ничего бы не поменялось. Никакого отпечатка личности хозяина. В этом интерьере правит функция – преемственность власти в деле. Личность – ничто, положение – все!

– Я не люблю этот кабинет, – признался Путин, – да и весь этот дом… Но в нем все-таки не так тяжело, как в Москве.

– Соглашусь, – кивнул я. – По ночам привидения не шастают?

– Здесь нет, а вот в Кремле, говорят, бывает.

– Кровушки там пролили немало, нехорошее место. Ну ничего – отмолим.

– Как-то вы особо за молитвой замечены не были. – Путин хитро улыбнулся.

– Ага, значит, все-таки следим по чуть-чуть! Нехорошо. А по поводу вашего замечания – то, как я живу последнее время, и есть молитва. Возвращаясь к вашему вопросу. Итак – чем вы можете помочь?

– Именно так.

– Очевидно, что Царствие Небесное уже не за горами…

– Это то, с чего я начал, – перебил меня Президент, – пока вас не потянуло путешествовать и мебель ломать!

Я пропустил его колкость мимо ушей – не до этого сейчас, а то мы так никогда не дойдем до сути:

– Также очевидно, что мир, если угодно, не готов к подведению финальной черты. Не готов по многим причинам. Не все верят в Бога, и за это с них будет спрошено, но и не все знают о Боге, так что, по всей видимости, предстоит еще какую-то часть населения привести к вере. Но это не мой вопрос. По мне, так можно было уже сегодня все завершить, но у Даниила есть надежда – он считает, что шанс на исправление все-таки есть. Знаете ли, типично христианское обращение к падшим. Вот этот шанс России я и попытаюсь с вашей помощью реализовать.

– Чем могу помочь? Может, точнее было бы обратиться к Патриарху?

– А что мы будем делать с другими гражданами нашей страны? Как быть с мусульманами, иудеями, буддистами, да и просто атеистами? Непорядочек. А смириться с их существованием придется, так и в Евангелии сказано о помощи самаритянам. Поэтому вам не увильнуть – поработать придется!

– Чертовски хочется поработать! – сказал Путин, выражая лицом чувства человека, довольно потирающего руки перед колкой отличных сухих дров острейшим топором.

– Господин Президент, ну что вы ерничаете? Вы на Егора Кузьмича совсем не похожи.

– Хорошо, – согласился Путин, – а в каком качестве будем работать?

– В президентском, и не только. Забавно, как много намеков в Новом Завете. Как вы помните, двенадцать апостолов были ближним кругом Христа, но кроме них было немало людей приближенных и очень достойных. Уж никак не меньше ста двадцати, так что ООН в новом свете вполне может учесть христианские рекомендации. При этом, так как нас с Биллом только двое и уже можно быть уверенными, что это число неизменно, я не исключаю возможности существования некоего мирового правительства из двенадцати избранных, которые также будут осуществлять божественную миссию с помощью уполномоченных граждан.

– Уполномоченных кем?

– Даниилом, кем же еще?! – удивился я. – Продолжаем. Итак, если базироваться на «Деяниях апостолов», то неплохой мне кажется следующая идея для ищущих спасения – продать все свое имущество и вверить его в надежные руки для честного распределения оного среди нуждающихся.

– Звучит как социалистические лозунги, – нахмурился Президент. – Все бы ничего, но есть проблема с исполнителями.

– Согласен – воруют, да и сдавать не захотят. Это вопрос выбора и раскрутки. Кое-кто согласится, а для других все довольно просто – десять заповедей.

– А как же действующие законы, суды, милиция, налоги? Выборы, политические партии, наконец?

– Все таки чувствуется юридическое образование. Выше голову, монсеньор, у России теперь есть я – гарант Второго пришествия. Как-нибудь разберемся. Кстати, есть возможность апелляции по инстанции – Даниил как высший судия. Только давайте обращаться к нему за советом буду я лично, а не всякий, кому заблагорассудится. И вот еще что. Вам бы подготовить обращение к народу – так, пару слов о Конце света. С Енохом советоваться не надо – в его время государств не было, с историей человечества он знаком понаслышке, а Новый Завет вообще не читал. Поэтому вся его доктрина мирового зла совсем не христианская, а скорее иудейская – и звучит она так: «А что тут думать? Перед Мессией придет антимессия!» Так как Енох, помимо его желания, вновь оказался среди живых, значит, последние времена точно пришли. А так как не бичевать он не может, то ему все вокруг видятся врагами. Что происходило в мире за последние сто лет, ему наплевать, но народ явно мелкий и грешный, только Даниил по уровню личности забивает старика, вот и простой вывод – ату его! Кстати, разрыва контракта с ним я не требую – дело ваше. Может, еще и сгодится – вам ведь надо приводить все религии и конфессии к единому знаменателю – ему и поручите. Заодно и посмеетесь, он-то ни про Магомета, ни про Моисея, ни про Будду, ни про Лютера, ни про Кальвина слыхом не слыхивал.

– Владимир, а каковы ваши личные планы? – неожиданно спросил меня Путин.

– Замечательный вопрос, – хохотнул я, – после которого могу с уверенностью сказать, что журналистская карьера вам не светит! Чувствую, вы не огорчились. Планы? Покинуть вас для начала и встретить утро в объятиях любимой. Ну а с утра начнем разбираться с накопившимися делами. И резиденцию мне искать не надо – я уже выбрал! Кстати, недалеко от вас – дом Пашкова. Засим откланиваюсь. Провожать меня не надо. Как я понимаю, теперь за мной закреплена машина и пара накачанных граждан? Так вот – до дома пусть довезут, а завтра на работу не выходят – своих найду! И номерок у машины смените – «666» уже не в тему, шуточка поднадоела.

– Есть пожелания?

– Проявите сообразительность, господин Президент! Всего хорошего!

Я устал. Мне хотелось прекратить этот тяжелый разговор. Удивительно, насколько никто не желает проявлять инициативу! И ведь даже когда вынуждены хоть что-то делать, ерничают – такая вечная фига в кармане. Мне не хотелось подавать руку Президенту, но я решил, что это выглядело бы оскорбительно. Проявив смирение (Даниил – улыбочка!), я встал из-за стола и, обойдя его, подошел к Путину, который, в свою очередь, сделал несколько шагов мне навстречу. Рукопожатие не для камер светской хроники, так что в фальшивых улыбочках нужды нет. А забавно быть апостолом – мысли читать легко! Все-таки в каждом мужике до старости живет ребенок. В момент рукопожатия Путин думал о том, что мог бы довольно легко бросить меня через спину с колен и перейти на удушение. Я широко ему улыбнулся и сказал:

– А вот этого делать не надо! У вас и так спина болит. Бросите как-нибудь в другой раз.

Путин еле заметно покраснел и виновато улыбнулся.

Глава 7

А я раньше и не догадывался, что у меня столько близких знакомых! Оказывается, со мной в школе училось человек пятьсот, и все сидели за моей партой! Да что там – мои институтские «друзья» могут запросто сформировать пару дивизий. Каждый, кто хоть раз включал телевизор во время одной из моих программ или слушал меня по радио, – уже чувствовал себя вправе заявлять о нашем близком знакомстве. Номер моего мобильного продавали чуть ли не во всех привокзальных ларьках, и бойкое народонаселение знало его наизусть сразу после с детства знакомых цифр 01, 02 и 03. Правда, телефоном я не пользуюсь, так что не тратьте ваши деньги. И старых друзей помню сам, без напоминаний. И все школьные годы просидел за одной партой с Сашкой Красавицким, который ныне замечательный ученый-филолог. И если что, я ему сам позвоню.

Великая страна – Россия! Великий град – Москва! Вот только население подкачало – не все, лишь те, кто считает себя элитой, высшим светом и тусой. Весь первый месяц от них в мою сторону делались отчаянные заходы и приглашения на сумасшедшие вечеринки. Меня так ждали! Со мной так мечтали познакомиться! Можно до бесконечности перечислять имена «светских львиц», желавших шаловливо потрепать меня за бока. Дурочки – женщины, рассматривающие свое доработанное докторами тело как общественную собственность, на время сдаваемую в аренду подвернувшимся лохам, меня никогда не интересовали.

А заискивающие чиновники и политические деятели? А знатоки жизни и доморощенные философы? А милицейские генералы и недобитые олигархи, почему-то именующие себя предпринимателями, хотя по сути они «отниматели»? В течение первых трех месяцев моего пребывания в Москве эти персонажи пытались получить аудиенцию со мной за любые деньги! Но больше всего меня замучили журналисты! Я постоянно чувствовал, как при одном звуке голоса какого-нибудь очередного мэтра, с легкой долей привычного панибратства объясняющего мне все преимущества прихода именно к нему на эфир, к горлу подкатывал приступ тошноты.

С этой стороны город, в котором родился и вырос, я раньше не знал.

В тусовке всегда действовали определенные правила игры – ты помогаешь, значит, тебе должны услугу. Но мне никто и ничем помочь не сможет, а они должны понять, что пришло время, когда связи перестают работать. Некому будет звонить из очереди на Страшный суд даже по телефону «Вирту»! И совсем не важно, достаете вы его из сумочки «Луи Вюиттон» наманикюренными коготками в безделушках от Картье или нет. Да, совсем забыл! В Геенне огненной силикон горит так же хорошо, как и ваша родная плоть.

Слава Богу, президент после нашей долгой беседы больше меня не беспокоил. Очевидно, он понимал, что, если мне что-то понадобится, я сам к нему обращусь. Патриарх никаких комментариев относительно моего приезда на родину не давал и, по слухам, пребывал в усердных молитвах, что, бесспорно, было очень мудро с его стороны. А вот широкая общественность совсем потеряла голову. На второй день после моего приезда в квартиру, где я жил с Эльгой, явился фельдкурьер с письмом из Государственной Думы. Слуги народа изъявили желание послушать меня на одном из своих заседаний, для того чтобы, цитирую: «…выработать подходы к законотворческой деятельности в условиях новых политических реалий». Я написал на полях письма «Молитесь и кайтесь!» и вернул посыльному. Тот не смог сдержать улыбку.

Под окнами нашей квартиры, находящейся в особняке в Деевом переулке, пришлось установить охрану, поскольку все подходы к дому были буквально забиты страждущими. Большинство из них просили жестоко покарать своих соседей, прокуроров, милиционеров, бывших жен и мужей, а также дать им самим побольше денег, чтобы достойно встретить Конец света. Некоторые стремились вызвать меня на дискуссию, чтобы убедительно доказать мне, будто я исчадие ада. Но поскольку время споров уже миновало, я не тратил сил на городских сумасшедших. Да и не только на них.

Мне было важно понаблюдать за реакцией людей и подсказать им верное направление движения.

Идеальным мне виделся срок в сто дней после моего приезда в Россию. Я решил использовать телевизионные возможности, но работать из студии мне показалось неправильным – требовался совсем иной антураж, очень московский и в то же время лишенный традиционной политической окраски. Пожалуй, самым точным местом, на мой взгляд, являлась смотровая площадка на Воробьевых горах. Выступать надо будет в паре с Президентом – сначала он с обращением к народу, а вот потом уже я. Конечно, подготовка к столь грандиозному мероприятию не может быть незаметной, но с другой стороны, любые попытки провокаций мне только на руку. В конце концов, ничто так не поднимает авторитет власти, как публичная казнь!

Глава 8

И все-таки нельзя мне быть излишне строгим к согражданам. Все же им довольно сложно осознать, что привычная жизнь подходит к концу. И куда сложнее принять в качестве апостола человека, который не так давно был известен совсем в ином качестве. И, скажем прямо, качество было не очень. По крайней мере, точно не библейское – что-то несерьезное и сиюминутное. Вот если бы прилетели инопланетяне, тогда бы никаких вопросов не возникло! Невольно вспоминаешь строки из Евангелия: «…не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем, и у сродников, и в доме своем».

Больше всего мне поначалу доставалось от коллег-журналистов. Когда стало понятно, что интервью от меня они не дождутся, тон их статей с относительно сдержанного, вызванного ожиданием каких-либо действий с моей стороны, сменился на откровенно глумливый. Проезжались и по мне самому, и по моему прошлому. Дошло даже до попыток откровенного шпионажа. Поскольку до меня им было добраться нелегко, основной удар пришелся по родственникам. Мама оказалась, пожалуй, в самом сложном положении. Газетчики и телевизионщики атаковали ее беспрерывно, требуя все новых и новых подробностей моей жизни. Предложения вести программы на радио и телевидении в любом качестве сыпались на ее голову ежечасно.

За три месяца я видел мать только один раз, на следующий день после встречи с Президентом.

Я поехал к маме один, не взяв с собой Эльгу. Даже не знаю почему, должно быть, меня смутил наш телефонный разговор с утра. Я не услышал в ее голосе привычной радости от общения с сыном – договорились, что я подъеду к обеду. Мама не поменяла место жительства, хотя помощь Кремля пришлась кстати и квартиру расширили за счет соседской жилплощади.

Свежий ремонт. Чистый подъезд, охрана.

Не какая-то бабка, вечно читающая газету, а настоящий прапорщик – кровь с молоком. При моем появлении вскочил, вытянулся во весь рост, жрет обожающими глазами. Я поднялся на второй этаж и замер в нерешительности. Что я скажу своей матери? Мы ведь не виделись с начала всей этой эпопеи, и я успел стать совсем другим. Я уже не ее сын, не тот мальчик, которого она знала и любила. Я так не позвонил – мама открыла дверь сама, услышав мои шаги. Она по-прежнему была очень хороша собой: образец еврейской красоты, должно быть, праматерь Сарра была именно такой.

– Здравствуй, сын.

– Привет, мама.

На звуки наших голосов выбежала моя дочь и бросилась мне на шею. Я обнял и поцеловал ее. Потом поцеловал мать. Все это время меня не покидало ощущение иллюзорности происходящего. Я, конечно, дома и со своей семьей, только вот кто этот самый «я»? Тело, бесспорно, похоже, но вот душа принадлежит уже совсем другому человеку.

Мы вошли в дом и обменялись новостями. Странно, но разговоры о моей жизни и рассказы про то, что произошло с мамой и дочерью в мое отсутствие, совершенно не задевали меня. Я их слышал и даже вовремя улыбался или печалился, но все это происходило где-то на границе моего сознания. Внутри я оставался холодным наблюдателем, понимая, что теперь я совершенно чужд этим людям, по странной прихоти Создателя являющимся членами моей семьи. Все как в Писании: «…и те, кто идут за мной, те моя мать и мои братья». Но не только мои кровные родственники далеки от меня, все эти люди, ежедневно оказывающиеся рядом со мной, еще дальше! Они чужды мне. Зачем они все здесь, зачем заискивающе смотрят в глаза в ожидании приговора? Не их общества я жажду. Все эти беседы – мука, утомительное ожидание возможности вернуться наконец в общество, куда более приятное для меня – в компанию Даниила и Билла.

Печально.

Из размышлений над моим изменившимся «я» меня вывел голос дочери. Полька что-то щебетала о своей учебе в институте и о том, как все ее подружки только и говорят обо мне, и как вокруг нее теперь все вьются и заискивают, и что, наверное, она теперь выйдет замуж за своего мальчика, так что в обозримом будущем я могу стать дедом. Когда мама это услышала, она расплакалась. Горько, навзрыд. Поля, не понимая, что вызвало у матери подобную реакцию, тоже захлюпала носом и стала ее утешать.

– Мама, что случилось? – не повышая голоса, пожалуй, даже излишне отчужденно спросил я.

– Сынок, я же все вижу! Мы тебе стали совсем чужие. Ты такой холодный, мы тебе в тягость. Я, конечно, могу понять, что ты страшно устал и ответственность на твоих плечах такая, что никому и не снилась, и что ты теперь не можешь принадлежать никому – ни мне, ни детям, но я даже не знаю, хорошо ли, что я дожила до такого дня. Меня встречают соседи и просят, просят о помощи. Просят, чтобы я тебе рассказала, вдруг услышишь и поможешь. А я не знаю, как им сказать, что мы и не видимся, и не общаемся. Сегодня мне всю ночь снились родители, я была недавно у них на кладбище – там так хорошо, туйки разрослись, все вокруг зелено и чистенько.

– Я давно там не был, надо бы съездить.

– Конечно. – Мама скорее успокаивала меня. Мы оба прекрасно понимали, что вряд ли я найду время для этого. Да и не только в этом дело. Надо ведь «мертвым оставить хоронить своих мертвецов», а у меня куча дел к живым. Мама тяжело вздохнула и продолжила:

– Ты прости, что я расплакалась. Когда Полька о внуках заговорила, я вдруг подумала – а для какой жизни они будут расти? Да и что это будет за жизнь? Или что, рожать их на смерть, на суд? – Мама опять не удержалась и расплакалась. – Я все понимаю: и что люди и так смертны, и что жила я правильно и бояться мне нечего, да и натерпелась так, что меня ничем уже не испугаешь, но вот детки… Как им объяснять, что они никогда не будут взрослыми? Да и каково это – жить в преддверии конца? И как им объяснить, кто ты – пророк, апостол, но для них уже не человек? Ведь, по сути, ты уже умер для всех нас.

– Не смей так говорить о папе, – взвизгнула дочь. – Он у нас самый лучший! Он один такой! Ты не должна так говорить с ним! Он ведь обидится и больше никогда не придет, а он мне нужен, нужен! Я его люблю, мне всю жизнь его так не хватало! – Поля еще продолжала что-то кричать, но слов было не разобрать из-за всхлипываний и рыданий.

Мама не шелохнулась. Она будто превратилась в каменное изваяние. Королевская осанка, высоко поднятый подбородок, точеные черты лица.

– Мам, какая же ты у меня красавица! – восхитился я и повернулся к дочери: – Поля, немедленно прекрати рыдать и никогда больше не повышай голос на свою бабушку. У нас в семье не принято кричать. Тем более что мама права. Я каждый день задаю себе эти же вопросы, и у меня на них нет ответов. Мне так же больно, как и вам, но я уже не принадлежу себе. Но я не умер, я всегда рядом и всегда приду на помощь. А насчет внуков, как я могу советовать? Разве молодость готова слушать? Да и кто знает, сколько нам еще отпущено. Когда я впервые увидел Даниила, то подумал, что счет пошел на дни, но проходили месяцы… Теперь уже ясно, что и годы впереди, так что нет у меня ответа. Знаю лишь одно, что завидовать моей судьбе не имеет никакого смысла. Все чаще думаю строчками из Экклезиаста: «Многие знания – многие печали». Знаешь, мам, когда я получил перстень от Даниила, я все никак не мог наиграться. И понимаю я любой язык, и перемещаться могу в пространстве и времени, и мысли читаю, и худею по желанию, и чудеса творю. А потом вдруг понял, что я все реже позволяю себе заглядывать в души людей и бегу их мыслей.

– Страшное разочарование?

– Да, мама, жутчайшее! Мелкие все вокруг. Их даже людьми назвать сложно, так, обрывки душ. Знаешь, я регулярно пересекаюсь с одним стариком, Енохом. Он пророк – настоящий, ветхозаветный! Редкий грубиян, конечно, но какой масштаб! И не любит он меня, а Даниила вообще почитает Антихристом.

– Я его видела, – сказала мама, – во время первого репортажа из Лондона! Он, конечно, очень необычный человек. В нем чувствуется порода…

– Да не порода это, мама! Дело в близости к Создателю. Понимаешь, Господь ведь лично сотворил только Адама и Еву. Никого не было и не может быть лучше их, так как никто не может сравниться с Творцом. Порода сразу пошла с червоточинкой, и дело не только в изгнании из Рая. Посмотри, уже в следующем поколении разразилась страшная трагедия – братоубийство, даже ежедневное присутствие Бога не удержало Каина от преступления. Так вот, от поколения к поколению личности мельчали. В современной истории уже не встретишь таких гигантов, как Авраам, Моисей или тот же Ной. Всегда вспоминаю эту странную фразу в рассказе о потопе: «И был он праведником во времена свои». А это ведь означает, что, по гамбургскому счету, Ной был очень даже средненький, просто вокруг него людишки были еще хуже – и настал конец времен. Так что Ной – лучший из людей конца времен, но с Адамом его даже сравнивать грешно. А нынешние?.. Какие мысли – что за разочарование! Знаешь, мама, самое сложное в апостольском деле – продолжать любить людей.

– Сынок, но ведь говорят, что Бог и есть любовь?

– О да, я наслушался об этом предостаточно! – буркнул я недовольно. – Давай постараемся обойтись без дискуссий на эту тему!

Ох, это я зря! Мама обиделась – я ощутил, как она закрылась.

– Конечно, – сжав губы, ответила она, – я понимаю, ты устал говорить на эту тему по тысячному разу.

Я почувствовал себя виноватым. Ведь, может быть, единственный человек, которому не надо объяснять, что я не исчадие ада, и который всегда готов принять меня и в горе, и в радости, и есть моя мать, и я часами могу молоть языком со всяким людским сбродом, а ей отказываю в малой толике своего времени.

– Виноват, прости, отвык от нормальных человеческих эмоций. Да, мама, Бог есть любовь, но есть и четкое объяснение, данное Иисусом, что это за любовь и к кому она. И на первом месте там стоит Бог, а уж потом все остальные, кого мы именуем ближними. Да и кроме любви там меч, и меч острый. Ох, как востра эта сабелька, и много голов полетит!

Мы еще долго говорили. Так тяжело начавшийся визит закончился довольно благополучно. Только вечером, вернувшись к Эльге, я все никак не мог успокоиться. Глубокой ночью, оторвавшись от обожаемого мною тела, когда страсть уступила место усталости, я лежал в постели, прижимаясь к моей любимой, а перед глазами продолжало стоять застывшее мамино лицо. Еще одного такого вечера я не переживу – сердце не выдержит. Если я намерен выполнить указания Даниила, то я должен, да нет, просто обязан себя беречь! А то так и до неврастении недалеко. Апостол-психопат – та еще радость для страны. Впрочем, с моим тяжелым характером широчайшей общественности все равно придется ознакомиться, и в самое ближайшее время.

Глава 9

Новый Завет – это не только описание того, что было, но и путеводитель конца времен. Нет, дорогие мои друзья, я не имею в виду «Откровения Иоанна». Более того, скажу вам прямо: самое важное в этом творении – отсутствие точных дат. Поколения толкователей наивно полагали, что Иоанн конкретную дату знал и зашифровал ее в тексте. Глупцы! Они тратили годы на доскональное изучение текста и попытки расшифровки, а в результате все как один допускали смешную, детскую ошибку. Все они указывали дату, отстоящую от них крайне недалеко. В результате им самим приходилось доживать до этого красного дня календаря и под улюлюканье сограждан убеждаться, что в расчеты закралась обидная ошибочка. То ли дело настоящие мастера своего дела! Астрологи и всякие там Нострадамусы безопасно предсказывали события, отстоящие от них и их современников на века. Хотя и эти на всякий случай не указывали точных дат.

Какие все-таки смешные создания – люди. Все элементарно – никто не знает даты Конца света! Никто. Есть намек в Новом Завете. История с попыткой братьев-апостолов договориться о месте возле престола по окончании земного служения закончилась фразой, что это даже Христу не под силу, а только Всевышнему – то бишь его Папе. Кстати, в оригинальном тексте в этом моменте о триединстве не сказано ни слова. А то странновато как-то – Христос вдруг начинает говорить о себе в третьем лице, причем это лицо старше его как по званию, так и по возрасту? Ну так вот, ежели даже Христос не на все вопросы знал ответы, то становится понятно, почему, говоря о времени своего возвращения, он не указывает точной даты, а делится некоторыми соображениями о признаках пришествия. Ибо ведомо это только Отцу его.

Поясню.

Любая дата Конца света, указанная в источниках и истекшая до сегодняшнего дня, – очевидное вранье. А если дата точная, то пережить ее все равно никому не удастся, а значит, и будущих поколений, решающих, правильно дата была указана или нет, не будет, так что нечего забивать себе голову расчетами. Живите правильно – и от Страшного суда вы получите сплошное удовольствие! Вам будет уготовано пребывание в райских кущах, а вашим гадким соседям воздастся по заслугам. Вот.

Но в чем же тогда функция путеводителя Нового Завета? Да в датах, точнее, в расстояниях между самыми важными событиями! Именно исходя из этих дат я и решил на пятидесятый день после пришествия Даниила устроить массовое общение с журналистами. Мне не хотелось, чтобы подобная инициатива исходила от меня лично, так что эта же мысль вдруг пришла в голову моему давнему знакомому – Михаилу Гусману, как раз работающему в ИТАР-ТАСС.

Михаил знал меня лет двадцать, так что мог позволить себе обращаться со мной по-дружески. А поскольку сам он был из Баку, где уже в советские годы смог построить капитализм в отдельно взятой семье, то удивить его было довольно сложно. На его глазах складывались карьеры и постремительней моей, так что фирменная ирония позволила бы ему справиться с проявлением кессонной болезни, если бы признаки оной у меня проявились.

Заболевание, о котором идет речь, свойственно не только излишне поспешно поднимающимся из морских глубин на поверхность, но и многим из тех, кто слишком быстро вырвался «из грязи в князи». Симптомы ее просты – нос задран, апломб сумасшедший, дозвониться невозможно, при случайных встречах на лице усталая гримаса смутного узнавания и манера подавать кисельную руку. То ли для рукопожатия, то ли сразу для раболепного поцелуя. Особенно часто проявления сего заболевания наблюдаются у провинциальных чиновников, получающих высокие посты в Москве. Кстати, очень эффективное лекарство – отставка. Она тут же приводит к пробуждению всех человеческих проявлений, подавляемых в чиновничьем сознании до этого.

Как это обычно бывает с Михаилом, общение он начал с пары новых анекдотов, один из которых был про меня. Ничего не могу сказать, смешной анекдотец, хотя и довольно злой. По понятным причинам пересказывать его не буду, но, признаюсь, смеялся я от души. Услышав мою реакцию, Миша облегченно выдохнул и констатировал, что я не забронзовел.

Ура.

По делу мы договорились очень быстро: оповещение о такого рода мероприятиях – дело нескольких часов. Я попросил Гусмана быть максимально корректным и не подгонять на встречу только доброжелательно настроенных ко мне журналистов. Миша отреагировал моментально:

– Хорошо, что ты не сказал «не испуганных», а то в зале был бы только ты один!

Когда мы заканчивали разговор, раздался звонок из администрации Президента. Тональность разговора была несколько иной, чем прежде, более официальной, что ли, но результат в целом оказался положительным. Меня попросили о встрече, и я согласился, так как отказать в очной беседе человеку, приложившему столько усилий для разрешения бытовых проблем моей семьи, было бы просто невежливо. Договорились поужинать часов в девять вечера в ресторане «Фиш». Поступило предложение взять с собой жен, но, вспомнив предыдущий опыт совместного поглощения пищи в «Боско Кафе» и завязавшийся там локальный вооруженный конфликт, я решил ограничиться мужской компанией.

Ни малейшего сомнения, что Сурков знает о предстоящей пресс-конференции, у меня не было.

Глава 10

Рестораны – моя слабость. Я люблю поесть. И не надо меня тыкать носом в Священное Писание – я не чревоугодник, просто кушать надо. Христос, между прочим, придавал этому вопросу не самое последнее значение. Пища духовная неважно усваивается без пищи земной, так что и рыба, и хлеб, и вино – все должно присутствовать в жизни человека. Но, конечно, без фанатизма, как говорит современная молодежь.

Однако не столько еда привлекает меня в ресторанах, сколько сам ритуал поглощения пищи.

Вот ведь удивительное дело – в жизни не так много физиологических надобностей организма, которые человек предпочитает справлять в компании! Заметьте, далеко не самое эстетичное зрелище – жующий человек. Тем не менее понаблюдать за собой во время этого непростого процесса мы приглашаем дам, которые нам понравились, и зачастую на самое первое свидание. Конечно, в этом есть и тайный смысл – если отношения сложатся, вам частенько придется видеть друг друга за едой, так что лучше уж сразу определить, сходитесь ли вы в привычках и пристрастиях. Но тем не менее.

А вообще ресторан – удивительная вещь! Он мгновенно и безболезненно излечит вас от неразумной влюбленности, особенно если объект вашей страсти будет чавкать или прихлебывать. А сколько дам навсегда вычеркнули из своей жизни нерях, умудрившихся испортить тщательно подобранный вечерний наряд вином или капельками подлив! Кстати, о нарядах. Манера держаться за столом и делать заказ говорит о людях намного больше, чем самый дорогой наряд. Вот уж где не скрыть отсутствия воспитания – все проявится! Пусть времена принцессы на горошине канули в Лету, нынешний тест на аристократизм – поход в ресторан – ничем не хуже.

Рестораны бывают разные. В России они уже давно делятся на вкусные и модные. К сожалению, существует очень немного мест, попадающих в обе категории сразу. Да и во вкусных ресторанах всегда нужно точно знать, что заказывать, иначе возможно горькое во всех смыслах разочарование. Хотя сегодняшний мой поход в ресторан не ставит перед собой задачу знакомства с изысками мастерства местного шефа, да и манеры высокопоставленного чиновника кремлевской администрации меня не очень интересуют – беседа важнее.

Ровно в девять я вошел в ресторан. Метрдотель был предупрежден и проводил меня в дальний зал, где уже обедали несколько нешумных компаний – по виду вполне приличные люди. Подъезжая к ресторану на выделенной президентом машине, я обратил внимание, что автомобиль Суркова уже на месте – догадался по номерам. Также отметил, что у меня машина поновее будет, хотя тоже «Ауди А8». Мы прошли в дальний угол, где у стола вместо стульев были расположены уютные диванчики. На одном из них сидел Владислав Сурков. Увидев меня, он приподнялся и, улыбнувшись, приветственно протянул руку:

– Добрый вечер!