Родная речь – убийца Соколов Глеб

Настоящих психохакеров было немного. Технология внедрения вируса в мозг человека была слишком сложной. Для непрофессионала ее самым непреодолимым звеном оказалась необходимость доподлинно знать все подробности внутреннего мира объекта, в который внедряется вирус.

Помните, кто первый изобрел психовирус? Правильно – Джон Колтрен. А кем он был? Все верно – врачом-психоаналитиком, обладающим весьма обширной практикой. Соответственно, Колтрен имел возможность свободного копания в психологической подноготной пациентов. Без всякой опаски – наоборот, с горячим желанием они выдавали ему свои страхи, сомнения, комплексы. Он же при помощи молодого племянника, который на деньги дяди, в свою очередь, нанял в подручные целую группу оболтусов-сверстников – недоучившихся студентов-психологов – и экспериментировал над несчастными больными.

В назначенный Колтреном момент времени они с разных направлений подвергались массированной психологической атаке. К примеру, к одной из первых жертв – приличному респектабельному джентльмену – на улице привязались какие-то, как он думал, случайные молодые мерзавцы. Сначала на многолюдном перекрестке в бизнес-квартале один из них грубо толкнул его. Джентльмен сделал ему замечание. Тот в хамской манере ответил, между ними завязалась словесная перепалка.

Между тем от самого пациента Колтрен получил информацию, что в подростковом возрасте и в юности и даже позже – уже будучи зрелым мужчиной, этот джентльмен переживал по поводу своего маленького роста и больших оттопыренных ушей. Физические недостатки на самом деле не так уж и портили его, но в течение всей своей жизни он нет-нет да и зацикливался на них.

Племянник и пара нанятых им балбесов, которые изображали уличных хамов, принялись обзывать джентльмена. Основной темой хамских шуток были именно его физические недостатки. Словесные нападки оказались для джентльмена тем более ощутимыми, что парни в точности повторяли обидные слова, которые давным-давно, когда он был еще подростком, бросал в его адрес один одноклассник, бывший его врагом. Джентльмен рассказал о них психоаналитику, а тот – своим подручным.

Эффект получился мощным. Джентльмен – его фамилия была Рейнольдс – прекрасно понимал, что подобные вещи попросту не стоит воспринимать всерьез, и если не получается их вообще не слышать, то нужно тут же забыть о них. Тем не менее он хорошо запомнил все, что услышал от хулиганов. И несколько раз в течение дня мысленно возвращался к их словам.

В случае Рейнольдса психоаналитик применил и еще одно мрачное ноу-хау. На следующее утро ровно в десять ноль-ноль в компании, где многие годы работал джентльмен, должно было состояться собрание совета директоров. Главная его тема – выборы нового управляющего директора. Уже было известно, что по поручению совета вице-президент компании подобрал несколько кандидатур, в число которых входил Рейнольдс.

Чутье, а также жизненный опыт подсказывали Колтрену, что шансы его подопечного занять новое место – самые выигрышные. Сделать вывод эскулапу помогли сведения о жизни компании, которые пациент сам же ему и рассказал после ряда ловких наводящих вопросов. При этом Рейнольдс из-за нервного напряжения, предшествовавшего грядущему событию, которое должно было стать кульминацией его карьеры, находился отнюдь не в оптимистическом состоянии и не был до конца уверен в успехе.

На следующее утро его таки избрали управляющим директором. Мечта джентльмена сбылась. Но накануне вечером он посетил психоаналитика и долго беседовал с ним. Колтрен специально отложил визиты других пациентов, чтобы дать беседе с Рейнольдсом перерасти в долгий задушевный разговор. В итоге он закончился в одном из маленьких ресторанчиков неподалеку от здания, где был кабинет психоаналитика.

Вот в этом-то ресторанчике и произошло главное действие драмы. Колтрен осуществил эксперимент, который, как впоследствии подтвердилось, оказался удачным.

Психоаналитик внедрил в мозг пациента психовирус – особый код, который зацикливал его на определенных мыслях и переживаниях. В случае с Рейнольдсом это были переживания на тему того, что совет директоров компании – все эти вальяжные седые дядьки в дорогих костюмах – не оценил его усилий, отнесся к его труду, в который сам он вложил всю душу и время, наплевательски…

Если бы в тот момент можно было сделать аудиозапись разговора психоаналитика с пациентом, то у человека, не посвященного в суть дела, после прослушивания беседы возникло бы впечатление как раз в обратном: что врач пытается убедить пациента в том, что его ценят на работе. На самом деле Колтрен ловко сеял в душе пациента сомнения в своих собственных словах.

Психический код был коротким и заключался всего в нескольких ключевых фразах. Его внедрению предшествовала большая подготовительная работа. Ее врач проводил в течение полугода, предшествовавшего этому моменту.

В кабинете психоаналитика стояло оборудование для снятия электроэнцефалограммы мозга, а также ряд более современных приборов, позволявших точно регистрировать электрическую активность мозга, приблизительно определять, в каких участках полушарий возникают наиболее сильные импульсы.

Исследователь выяснил: при определенных физических и психологических обстоятельствах определенный тип людей реагирует на некоторый вид типовых фраз резким всплеском электрической активности мозга. Затем она достаточно длительное время продолжается. Угасая через какое-то время, тут же возобновляется, если некие фразы, образы или обстоятельства напоминают человеку о ключевом наборе слов, который он однажды услышал.

Психоаналитик начал собирать статистику. Вскоре у него под рукой был целый классификатор человеческих типов, психофизических состояний, ключевых фраз и сопутствующих им ключевых обстоятельств, тех психологических состояний, куда они ввергают пациентов и из которых потом уже невозможно самостоятельно выбраться.

Мысленному взору исследователя открылась удручающая картина. Человек, про которого десятки поколений душеведов и моралистов, политиков, художников и ученых отзывались, как о непревзойденном творении природы, гордом одухотворенном создании, чья душа бессмертна, оказался ходячим набором алгоритмов. Если в приемник его сознания поступала какая-то информация, факт, он обрабатывал ее, точно простенькая вычислительная машина из самого первого поколения подобной техники. «Если то, тогда это…» «Если это, тогда то…» Человеческий язык оказался лишь банальным набором кодов для программирования эмоций, поступков, мыслей… Миллионы особей, которые отличаются друг от друга многими чертами, станут реагировать на ключевой набор слов, который проникнет достаточно глубоко в их сознание, одними и теми же вариациями поведения.

Но разве не на этом построено действие всевозможных политических идей, религиозных догм, художественных новаций?! Словесный код, который заставляет человека осуществлять определенные действия… Когда его влияние кончается, человек раскаивается, не понимает, зачем он проделал все это… Словесный код, как метод, при помощи которого общество управляет своими рабами. Теперь психоаналитик встал на его место…

Все эти исследования и приготовления предшествовали моменту, когда Колтрен решился на ключевой эксперимент со своим пациентом – бизнесменом Рейнольдсом. Тип этого человека был определен. Психоаналитик точно знал место бизнесмена в своей, как он ее называл, «психофизической таблице Менделеева». Текущие обстоятельства жизни Рейнольдса ему были тоже хорошо известны. В каком-то смысле для психоаналитика эксперимент был стрельбой по хорошо видной большой и неподвижной мишени.

Ключевые фразы, которые ввернул в разговор психоаналитик, взяты из разработанных им сводных таблиц. Для усиления эффекта молодая пара, нанятая за деньги племянником Колтрена, уселась за соседний столик и, якобы громко разговаривая между собой, произнесла еще несколько дополнительных ключевых фраз психовируса.

Ресторан Рейнольдс покинул с уже внедренным в его сознание кодом. Затем он некоторое время не посещал психоаналитика. Работа в новой должности первое время требовала от него огромных усилий. Бизнесмен лично посетил все филиалы компании и ее дочерние предприятия, познакомился со всеми подчиненными ему менеджерами более низкого уровня.

Для любого человека такая рабочая нагрузка была бы серьезным испытанием. А ведь в голове Рейнольдса вдобавок ко всему уже сидел и вовсю действовал психовирус. Он переиначивал мысли и настроения бизнесмена. Вместо того чтобы радоваться заслуженной победе и думать, как ему развить карьерный успех дальше, Рейнольдс ощущал себя так, словно вдруг «прозрел» и обнаружил вокруг много прежде невидимых ему вещей.

Коллеги и члены совета директоров, с которыми он всегда прекрасно ладил и к которым он никогда не испытывал никакой неприязни, стали казаться ему отвратительными людьми. Он понял, что они всегда противодействовали его карьере, хотя прекрасно понимали, что из всех управленцев компании он – из самых достойных, профессионал высшего класса.

Не давая работать другим, – так казалось бизнесмену, – эти люди приносили компании и ее клиентам только вред. Все их усилия были направлены на махинации, в результате которых на их личные счета поступали кругленькие суммы денег.

На первом этапе мозг бизнесмена сам кое-как блокировал деятельность психовируса. Но затем эта защита была взломана, и разрушительная работа охватила все уголки сознания Рейнольдса. Кончилось все тем, что он приобрел в оружейном магазине скорострельный пистолет и зайдя однажды утром в офис, расстрелял, целясь спокойно, как в тире, половину его сотрудников.

Оставив на этаже кучу раненых и убитых, он равнодушно спустился вниз. У входа в здание его поджидало такси. Но ровно на линии распахнувшихся автоматических дверей он сам был смертельно ранен прибывшим на место преступления нарядом полиции.

Колтрен торжествовал.

Однако сыщик, которому поручили вести это дело, оказался проницательным человеком. Психоаналитик был допрошен полицейским одним из первых. При этом сыщик что-то почувствовал. Что-то с этим врачом было не так… Но это было скорее чутье, не подтвержденное никакими фактами ощущение.

Действия Рейнольдса совершенно очевидно относились к сфере психиатрии. При восстановлении картины жизни пациента, предшествовавшей преступлению, сотрудничество с лечащим врачом было ключевым моментом.

Колтрен вел себя очень хитро. При том, что сыщик подозревал его особую роль в этой истории, зацепиться стражу закона было не за что. Расследование постепенно приходило к той точке, за которой надо было окончательно признать бизнесмена сумасшедшим и закрыть дело.

Помогла случайность. Племянник психоаналитика поссорился с ним – молодой человек пристрастился к наркотикам и начал тянуть у своего родственника деньги. После очередной просьбы дать взаймы Колтрен пришел в ярость и выставил парня вон. Тогда племянник совершил в офисе одной страховой компании кражу кошелька с кредитными картами, попытался расплатиться одной в соседнем магазине и тут же был задержан.

На первом же допросе, находясь в состоянии наркотической ломки, он предложил следователю сделку: полиция отпускает его, а он взамен сообщает особо ценные сведения, которые прольют свет на недавнее громкое преступление…

Неизвестно, как повела себя в этой ситуации полиция, однако в этот же день племянник психоаналитика выложил все подробности, известные ему об отношениях дяди и Рейнольдса – офисного убийцы. После этого к Колтрену нагрянула полиция. В его доме был проведен обыск, а его самого затем увезли на допрос.

Были изъяты многочисленные файлы с данными, которые психоаналитик собирал, разрабатывая своего психочервя. Однако записи эти были столь путанны и не всегда называли вещи своими именами, – однозначно что-либо понять из них было невозможно. Именно на этом и построил свою защиту Колтрен. Племянника он объявил клеветником, а создание психовируса полностью отрицал до самого конца…

Колтрен так и не был арестован, полиции не удалось собрать доказательств его вины. Но через год после начала следствия он неожиданно умер от инфаркта. Родственники продали его записи одному издательству. Данные исследователя были опубликованы, и вот с этого момента и берет начало широкое распространение психочервей.

Экспериментировать с этой тематикой пустились многие. Разумеется, тайно… Появились целые сообщества психохакеров.

Меня эта тематика никогда не интересовала. Но в какой-то момент я был вынужден ею заняться. В компании, где мне предложили очень перспективную и хорошо оплачиваемую должность, к психочервям особое отношение. Ведь именно здесь управляющим директором работала первая жертва первого психохакера в мире. Да-да, вы не ослышались! Именно у нас работал тот самый, расстрелявший людей в офисе Рейнольдс.

Его жертвы до сих пор смотрят с портретов, что висят на стенах холла, в который неминуемо попадают люди, приходящие в нашу компанию, – клиенты, сотрудники, партнеры. Мне кажется, логичным было бы повесить в центре этого просторного помещения портрет убийцы. Но место занято – там висит изображение давно почившего в бозе отца-основателя организации.

Казалось бы, такое количество жертв должно навечно посеять ненависть к психохакерству в нашей компании. Но все ровно наоборот: нет в мире другой фирмы, столь же зараженной психочервями, как эта. Да, я забыл вам сказать – с момента первого эксперимента Колтрена его последователи продвинулись далеко вперед. Уже разработаны такие психочерви, которые могут сами перепрыгивать с одного человека на другого.

Под их действием жертва начинает произносить в присутствии других людей кодовые слова и фразы, необходимые для внедрения червя в психику. Единственный способ борьбы с этим – молчать. Или, наоборот, заткнуть уши.

Но общаться-то как-то надо!.. Поэтому в нашей компании на периоды особой психовирусной активности разработаны цифровые коды. Они опубликованы в специальных корпоративных книжечках.

Например, человек говорит вам – «1». Вы открываете книжечку и видите, что «1» значит – «пойдем пообедаем…»

Поверили?.. Нет, слава Богу, до такого дело не дошло. Холл есть, портреты висят, правда, не жертв убийцы, а членов совета директоров, но никаких корпоративных книжечек не существует. Слухи о циркулирующих повсюду психочервях будоражат прессу, хотя в действительности их вокруг не так много.

Я постараюсь сделать так, чтобы их стало на один меньше. Потому что иначе он уничтожит меня.

Он или я. Вот как сейчас стоит вопрос!..

Все-таки тень первого психочервя витает в этом здании. Пусть в нем расположено лишь российское представительство печально знаменитой компании Рейнольдса!.. И одно это не дает некоторым людям покоя. Думаю, что этот офис по количеству обитающих в нем психовирусов может стать чемпионом нашей страны…

Их двое: он и его сообщник – младший клерк в соседнем отделе.

Мои подозрения можно было бы считать паранойей, если бы в последнее время у меня не стали появляться очень странные мысли.

Я стал полагать, что все окружающие люди относятся ко мне враждебно. И если я при этом по-прежнему продолжаю к ним хорошо относиться, то этим только ставлю себя в невыгодное положение. По характеру я человек весьма добродушный и покладистый. В случае конфликта всегда стараюсь первым и поскорее ретироваться с поля боя.

Теперь же, когда я устаю или что-то расстроит меня, я вдруг начинаю испытывать припадки дикой злобы. Она не утихает, пока я не дам ей выход в каком-нибудь физическом действии. Например, сегодня утром я с силой бросил на пол чашку, из которой пил чай во время завтрака. Она разбилась, осколки разлетелись по всей кухне. Прежде я никогда ничего подобного себе не позволял. Да у меня и желания не было.

А тут, не удовлетворившись тем, что чашка уже разбита, я принялся топтать ногами крупные осколки, превращая их в фаянсовое крошево. Угомонился, лишь когда острый край одного осколка впился в подошву моей домашней тапочки. Если бы я еще раз что есть силы топнул ногой об пол, осколок пронзил бы подошву насквозь и впился мне в ступню.

Придя на работу, я почувствовал какую-то особенную тревогу. Я уже говорил, что подозреваю двух коллег в том, что они уже внедрили или пытаются внедрить в мое сознание психовирус. Скорее – второе, потому что если бы вирус уже сидел во мне, я бы утратил способность оценивать собственное состояние и поступки критически.

Один из этих людей – его зовут Чистоплясов, и я считаю его главным психохакером – встретился мне сегодня ранним утром еще у станции метро – ближайшей к нашему комплексу офисных башен. Он возник у меня перед глазами, едва я успел о нем в очередной раз подумать. Это было тем более странно, что он всегда добирается до работы на собственном автомобиле и делать ему возле станции метро совершенно нечего.

Через пару минут я потерял его из виду, но тут же заметил второго – Семенова, подручного. Того самого младшего клерка из соседнего отдела. Впрочем, его я часто встречаю по дороге на работу и обратно.

Уже потом, в офисе, оба несколько раз заглядывали в кабинет, в котором я сижу. Вот это было особенно странно! У меня появилось ощущение, что именно сегодня должно произойти то, что проделал Колтрен с Рейнольдсом накануне собрания совета директоров. В мое сознание будет внедрен вирус!..

Я занервничал. Что делать?! Как этому противостоять?!. Всякий человек, против которого действуют психохакеры и который догадывается об этом, похож на сумасшедшего-параноика. Опасность реальна, но она ловко прячется в речах людей, которые находятся рядом с тобой. Ты вынужден бороться со словами, и это делает тебя в глазах окружающих ненормальным…

Думая обо всем этом, я сидел за своим офисным столом в нашей комнате. Нервозность моя все нарастала. Работать я не мог. А мне надо было к завтрашнему дню закончить отчет о количестве договоров, заключенных департаментом в этом месяце. Я отодвинул кресло и поднялся из-за стола.

Зачем-то передвинул с места на место стоявшую на нем белую чашку с блюдцем. Руки мои немного дрожали. Я покинул комнату и медленно пошел по коридору в сторону лифтового холла.

Там я некоторое время в задумчивости смотрел на электронные индикаторы, показывавшие, на каком этаже находятся кабины. Потом я нажал кнопку, дождался, когда двери раскроются, и в полном одиночестве спустился на первый этаж. Вышел из здания.

В последние дни стояла очень жаркая погода. Совсем недавно я то ли слышал, то ли читал о необычной активности солнца. Оно все покрыто вспышками. После каждой из них сгустки нездоровой энергии несутся к Земле…

Я дошел до табачного киоска, передал продавщице деньги, взял пачку сигарет, зажигалку. Медленно двинулся в сторону нашего офисного билдинга. Вообще-то я не курю, но иногда, когда сильно нервничаю, покупаю себе пачечку сигарет… Не знаю, успокаивает ли это на самом деле, но – хоть какое-то занятие, чтобы отвлечься…

Я выкурил одну сигарету, зажег вторую. Обернулся, посмотрел через стеклянную стену в лобби первого этажа.

С другой стороны стены ровно напротив меня стоял Чистоплясов. Толстое стекло бликовало, и я не мог точно уловить, куда смотрят его глаза. Но я был уверен – на меня. В этот час ему нечего делать в лобби. Он должен быть на рабочем месте. Значит, он находится здесь с единственной целью – наблюдать за мной.

Я отвернулся.

Как происходит внедрение психовируса?.. Я принялся припоминать все, что знал, глубоко затягиваясь сигаретой. Ее длина стремительно уменьшалась.

Ничего путного в голову не приходило. Было очевидно: Чистоплясов с компаньоном уже провели надо мной какие-то подготовительные действия. Появившиеся у меня в последнее время странности поведения, которые я сам же и замечал, свидетельствовали об этом однозначно. Видимо, сегодня произойдет внедрение в мое сознание основного червя. Но что же мне делать?!.

Пожаловаться начальству?.. Как назло, все руководство уехало в командировку на один из принадлежащих компании промышленных объектов. Контрольный пакет его акций был куплен нами недавно… Служба безопасности?.. Даже если эти люди и выслушают меня, вряд ли они смогут предпринять действенные меры. Что можно сделать с психохакерами?! Ничего!.. Ведь невозможно доказать состав преступления. Сам факт внедрения червя невозможно установить с точностью. Вирус будет сидеть в моей голове, а доказать, что изменения в моих мыслях и настроениях вызваны именно им, я не смогу.

Меня охватила паника. Отбросил догоревшую почти до фильтра сигарету на тротуарную плитку, хотя в нескольких метрах стояла специальная урна.

Лучший выход – немедленно бежать из этого здания. Но наверху, в нашей комнате оставался мой портфельчик. В нем – ключи от квартиры. Без них не попаду домой. Так что мне обязательно нужно было подняться наверх – на этаж.

«Ничего, потом как-нибудь оправдаюсь за этот уход с работы! – думал я, входя в здание и стремительно пересекая лобби. – Вызову на дом врача… Скажу, что резко поднялось давление… Что-нибудь в таком роде. Мол, вынужден был уйти…»

Вот и лифты. Я нажимаю кнопку и обнаруживаю, что Чистоплясов уже за моей спиной. Тяжело дышит – чтобы угнаться за мной, ему пришлось энергичным шагом пересечь огромное лобби. Передвигаться в таком темпе он, видимо, не привык, офисная крыса!..

Я отворачиваюсь от него и пристально смотрю на электронный индикатор над створками лифта. За спиной раздается голос Чистоплясова.

Я опять поворачиваюсь к нему: он говорит по мобильному телефону.

– Нужно забрать документы… Жизнь – сложная штука. Но кто-то же виноват во всем этом… Отправьте к ним курьера… В детстве каждый полагает, что вокруг все гораздо проще… – Чистоплясов стоит ко мне спиной и смотрит на лифт, двери которого расположены в противоположной стене лифтового холла.

Тем временем кабина «нашего» лифта прибыла на первый этаж. Створки распахнулись…

Я вхожу внутрь и тут же вслед за мной в лифте оказывается Чистоплясов. Он отнимает телефон от уха и торопливо сует его в карман.

Успеваю нажать на кнопки этажа и закрытия дверей. Створки начинают двигаться навстречу друг другу прежде, чем Чистоплясов раскрывает рот, чтобы сказать мне что-то.

Меня и без того уже охватила паника. Пока мы стояли у лифта, он успел, якобы разговаривая с кем-то по телефону, произнести кодовую фразу. «Психовирус уже занесен в мое сознание!» Сейчас он заговорит вновь, внедрит в мой мозг за тот десяток секунд, что кабина ползет наверх, еще один компонент психочервя! Я плотно зажал уши ладонями.

Он по инерции произнес несколько фраз. В этом уже не было смысла – я не различал ни слова из того, что он говорил. Тогда он подскочил ко мне и попытался силой отодрать руки от ушей. При этом он раскрывал рот, явно продолжая выкрикивать свои фразы. Но я надавил ладонями на уши с такой силой, что, казалось, еще немного, и раздавлю собственный череп, как грецкий орех.

Он невольно толкнул меня. Я не удержался на ногах и повалился назад, спиной на огромное, во всю стену, зеркало. В следующее мгновение, не отрывая рук от ушей, я что было силы ударил его коленом в низ живота.

Он задохнулся от боли, губы его вытянулись и изобразили букву «о», глаза выкатились. Кабина встала, створки распахнулись. Я увидел лифтовой холл, коридор нашего этажа, двери комнат.

Я ринулся на свободу. Чистоплясов, как ни был скрючен болью, сделал попытку задержать меня – загородил выход из кабины. Но я плечом оттолкнул его.

Оказавшись в коридоре, я побежал к нашей двери. При этом я плотно закрывал руками уши. По дороге попался коллега – начальник одного из департаментов компании. Он остолбенел и с дичайшим видом вытаращился на меня.

Я ожидал: вот-вот его губы начнут шевелиться. Он должен был задать вопрос. Что-то вроде «Болят уши?!» Хотя, конечно, не услышу ни слова. Но он лишь таращился на меня – губы его были плотно сомкнуты.

Мне надо было добежать до комнаты. В ней – до своего стола. К его ножке прислонен портфель – схватить его и ринуться обратно. Только лифтом я в этот раз пользоваться не буду. Лестница! Там меньше шансов поймать вирус.

Вот и комната! Дверь закрыта. Скрючившись, я локтем повернул ручку и затем что было силы ударил ботинком в нижнюю часть дверного полотна. Дверь распахнулась.

Картина, открывшаяся глазам, поразила меня…

Почти все сотрудники нашего департамента – на месте. Включая начальника. Я был уверен, что он вместе с делегацией улетел на открытие производства, но, оказывается, был не прав. Отсутствовал только один молодой парень. Еще неделю назад он ушел в отпуск…

Обычно в нашу комнату зайдешь и увидишь: кто-то стоит у чужого стола и беседует с сидящим за ним коллегой, кто-то подошел к окну и, глядя в него, говорит по мобильному… Кто-то вставляет в принтер пачку чистой бумаги…

Теперь все сидели на своих местах. Такое тоже случается. Но обычно при этом сотрудники смотрят в экраны своих компьютеров. А не на здоровенного дядьку в сером костюме и белой рубашке без галстука, как сейчас. Он стоял возле моего стола и, водрузив на него мой портфель, деловито в нем копался.

Дядька повернулся к открывшейся двери, но занятия своего не прекратил. Во мне вскипела ярость!.. Все напряжение, накапливавшееся во мне в последнее время, враз прорвалось в дикой вспышке эмоций: какой-то мужик смеет шарить в моих вещах, да еще и не обращать при этом на меня внимания!..

Перестав зажимать ладонями уши, я ринулся через комнату к своему столу. Он находился на значительном расстоянии от двери. В ту секунду я как-то не сопоставил вместе все детали картины. Никак не объяснил себе того факта, что коллеги безропотно наблюдали, как посторонний человек запустил руки в портфель их товарища…

Дверь нашей комнаты была теперь распахнута. В то мгновение, когда я ринулся к обидчику, из коридора донеслись звуки, которые привлекли внимание дядьки гораздо больше, чем мое появление…

На нашем этаже есть маленькая комнатка. Там хранятся хозяйственные припасы: емкости с водой для кулера, чайные и кофейные чашки для угощения клиентов, коробки с бисквитным печеньем, разные подарки с фирменным логотипом компании. Шкаф со всем этим добром стоит в дальнем углу комнатки и заперт на ключ.

Дверь в это помещение находится рядом с нашей, но на противоположной стороне коридора. Когда я шел по нему, она была раскрыта.

Сейчас откуда-то оттуда раздался страшный грохот. Был слышен звон бьющейся посуды…

Дядька ринулся туда. Преградив дорогу, я попытался схватить его за грудки, но он очень ловко – должно быть, профессионально – увернулся от моих рук и тут же сам толкнул меня плечом. Я отлетел в сторону и едва не упал.

Он выскочил в дверь.

Я – за ним. Но на пороге остановился. Сообразил, что не стоит зарываться. Ведь только что в панике, зажав уши, я промчался по коридору в нашу комнату. Но справиться с любопытством не мог. Поэтому теперь, стоя в дверном проеме, выглядывал в коридор, пытаясь понять, что же творится у нас на этаже.

Шум в хозяйственной комнатке на несколько мгновений прекратился, но потом послышался вновь. Распахнутая дверь – чуть наискосок от нашей. Я слышал, но не видел происходившее внутри.

Глухие удары и звуки падения тел свидетельствовали, что там идет драка.

Вдруг в коридоре открылась дверь еще одной комнаты. Там был отдел по работе с особо важными клиентами: большая зала, разделенная на отсеки стеклянными перегородками. Сидели там в общей сложности человек десять… Не знаю, что он там делал – к этому отделу он не имел никакого отношения, – но из двери выскочил Семенов.

Мне запомнилось его лицо. В нем была сосредоточенность спортсмена, который готовится к старту на беговой дорожке. Он действительно на мгновение замер, прислушиваясь, откуда доносятся эти звуки, а потом ринулся в хозяйственную комнатку.

В мою сторону он не посмотрел…

Дальше события развивались очень стремительно. Дядька, копавшийся до этого в моем портфеле, вывел из хозяйственной комнатки управляющего директора нашей компании.

Меня это настолько поразило, что я уже не обращал внимания на коллег, которые высыпали вслед за мной к дверному проему. Я мешал им выйти в коридор и рассмотреть, что происходит на этаже…

Меня толкнули, подвинули в сторону.

Я продолжал рассматривать управляющего директора.

Он был в той же одежде, в которой я видел его накануне. Тогда он садился в лимузин, чтобы уехать в аэропорт. Вернуться из поездки он должен был только послезавтра.

На нем была кремовая рубашка, зеленый свитер из тонкой шерсти и темно-зеленые вельветовые брюки. Свитер сбился на одно плечо, пуговицы на рубашке, торчавшей в широком вырезе под горлом, были оторваны… Дядька, державший нашего управляющего директора за заведенные за спину руки, замкнул у него на запястьях стальные наручники и повел, держа за локоть, по коридору. В сторону лифтового холла.

Я – а вслед за мной и сотрудники нашего департамента – двинулся туда же… У лифта, прислонившись спиной к облицованной мрамором стене, стоял с такими же наручниками на запястьях Чистоплясов. Рядом с ним – двое рослых мужчин.

Управляющего директора поставили к этой же стенке. В этот момент Чистоплясов хотел что-то сказать, но Семенов решительно шагнул к нему и ладонью грубо заткнул ему рот. Затем достал из кармана скотч и, не церемонясь, обмотал им голову психохакера так, чтобы тот при всем желании больше не смог произнести ни слова.

Из сгрудившейся толпы к охранявшим директора и Чистоплясова дядькам протиснулся начальник моего департамента. Видимо, хотел спросить их, что происходит…

Но Семенов опередил его, не дав сказать ни слова.

– Господа, в офисе орудовали психохакеры, – проговорил он. – Главный из них – Чистоплясов – задержан. Два его подручных недавно уволились, но мы уже тоже арестовали их…

«Кто эти двое?!» – судорожно соображал я. Никто из тех, с кем я общался в офисе в последнее время, не увольнялся. Может быть, кто-то из других департаментов, расположенных на другом этаже?

– Они внедрили вирус в мозг управляющего директора. Собирались в ближайшее время заразить еще кого-то из вас, – продолжал Семенов. – Директор же под воздействием вируса тайно вернулся сегодня из командировки. Собирался устроить в одном из департаментов бойню. Вот пистолет, который мы при нем нашли…

При этих словах дядька, который копался в моем портфеле, вынул из-за пазухи и помахал в воздухе массивным черным пистолетом. Затем убрал его обратно под пиджак.

– Пистолет был заранее спрятан в кладовке. Он должен был вынуть его из тайника и пойти стрелять. Но ярость, которая одолевала его, была столь сильна, что он не выдержал приступа и принялся крушить все, что попадалось ему под руку, еще в кладовке… Потом он, конечно, пошел бы с оружием по комнатам, – рассказывал Семенов. – Я же, господа, являюсь сотрудником спецотдела по борьбе с психохакерством Министерства внутренних дел. Меня внедрили в вашу контору специально. На время проведения контрхакерской операции… – пояснил нам он.

Я понял, что мой первый бой с психохакерами, хоть и не без чужой помощи, выигран!