Тёмный Человек Россик Вадим
– Ваш отец ударил Лохматуса сзади в шею очень тонкой иглой, – жестко произнес Мукомель. – А затем выжег ему на лбу слово «виновен». Мы нашли в его столе клеймо, которым он это сделал. Самое настоящее убийство.
Мелодию била дрожь.
– Я боюсь отца, месьеры. Всегда боялась. Он и раньше был не таким, как другие люди, а в последнее время совсем изменился. Он часто не спит по ночам. Я слышу, как он до рассвета ходит, бормочет, яростно спорит с кем-то. От этого безостановочного жуткого бормотания можно сойти с ума. Я так устала от всего этого!
Услышав это признание, ротмистр обнял девушку за плечи, забыв о светских условностях. Она доверчиво прижалась к нему.
– Спасибо, Альфонс.
– А почему Александр убил своего брата, отца Кароля? – спросил инспектор.
– Завладев пустым саквояжем, отец подумал, что теперь шкатулка у отца Кароля. Священник был умным человеком – мог сложить два и два, поэтому, чтобы он ни о чем не догадался, отец заговорил хронику.
– Отравил своего брата, – хмыкнул Мукомель.
На это замечание Мелодия не нашлась, что сказать.
– А зачем вы поехали в Вилемов Двор? – задал следующий вопрос нотариус.
– Вы и это знаете? – удивилась девушка. – Накануне я караулила возле «Беличьего дупла» и мне удалось подслушать, как месьер инспектор пожелал вам, месьер нотариус, счастливо добраться в Вилемов Двор к отцу Цедрику. Я немедленно сообщила об этом отцу. Он послал меня в селение рано утром, чтобы я встретилась с отцом Цедриком раньше вас и постаралась узнать у него, что тот знает о шкатулке.
– Но вы не встретились с ним?
– Отец Цедрик все утро провел в церкви, а я не могла зайти внутрь.
– Почему же, моя дорогая? – спросил Гильбоа.
Мелодия показала ему кольцо на мизинце.
– Я же ведьма! Я не могу ступать на святую землю.
– Это все ваш отец-колдун виноват. Совсем заморочил вам голову! – воскликнул ротмистр. – Но ничего! Клянусь своей саблей, я развею злые чары, моя прекрасная дева, и вы из ведьмы превратитесь в милую, нежную и добрую девушку!
– Обычно бывает как раз наоборот, – проворчал Мукомель себе под нос. К счастью вспыльчивый гусар его не расслышал.
Тем временем Мелодия продолжала рассказывать:
– Я не решилась войти в церковь, поэтому отправилась к старой Амброзии, которая живет за болотом.
– Вы побывали у этой очаровательной старушки, мадемуазель?
Ротмистр сморщился, как будто попробовал чего-то кислого. «Как же! Очаровательная старушка! Древняя ведьма с говорящим лошадиным черепом для обмана сельских простаков!»
Мелодия вздохнула.
– Нет. Я побоялась идти через топь Семи Сестер. Да и Амброзия не была бы мне рада. В последний раз, когда мы виделись, она запретила мне даже приближаться к ее дому. Очень гневалась почему-то на моего отца.
– Александр просил Амброзию научить его скверным вещам – объяснил Мартиниус. – Вот она и разозлилась.
– В общем, я решила возвратиться к отцу. Признаюсь вам, месьеры, что вся эта ужасная история со шкатулкой смертельно испугала меня. Я боюсь выполнять приказы отца и боюсь его ослушаться. Он стал совершенно невменяемым. Когда я вчера ни с чем вернулась из Вилемова Двора, отец бешено кричал, что покончит с каждым, кто встанет у него на пути.
Мелодия с тревогой посмотрела на Мартиниуса.
– Отец знает, что шкатулка по-прежнему у вас, месьер нотариус. Он приговорил вас к смерти и его приговор исполнится сегодня!
Мельхиор почувствовал, как по его спине поползли мурашки. Остальные с опаской отодвинулись от маленького нотариуса. Вдруг проклятие сумасшедшего колдуна заразно?
– А чем вы и ваш отец занимались сегодня, мадемуазель? Откуда вы явились? – вернул присутствующих из мистических сфер обратно на грешную землю инспектор.
– Утром отец велел мне в костюме прокаженного сходить в «Беличье дупло».
– Зачем же?
Мелодия устало пожала плечами.
– Я не знаю. Наверное, даже сам Создатель не разберет, что творится в голове моего отца. Я должна была дождаться, когда вы покинете пансион и сделать так, чтобы хозяйка вышла на несколько минут на крыльцо. После этого мне нужно было идти домой.
– Вы выполнили приказ отца?
– Да, я все сделала, как он сказал. Подождала, пока вы все уйдете, а потом просто постучала в дверь и спряталась за углом. Хозяйка выглянула за дверь, потом вышла на крыльцо, спустилась с него, несколько минут постояла, недоуменно озираясь, затем вернулась в дом, что-то недовольно ворча.
Мелодия оглядела мужчин и с удивлением заметила:
– Не понимаю, как вы сюда попали. Отец ведь наложил заклятье на дом! Он уверял, что ни один чародей не сможет разрушить эти чары.
– Так мы же не чародеи, – небрежно кинул Гильбоа. Девушка одарила гусара взглядом, в котором испуг смешался с восхищением.
– Значит, вы, мадемуазель, ничего не знаете про пастуха Вилема, найденный им клад, казнь шести гвинбургских ведьм? – спросил Мартиниус.
– Нет, месьер нотариус. Не понимаю, о чем вы говорите.
Мукомель вопросительно посмотрел на Мартиниуса.
– Что будем делать? Ждать месьера Александра?
Нотариус потер свой длинный нос.
– Не нравится мне, уважаемый инспектор, то, что рассказала нам наша очаровательная мадемуазель. Очень не нравится! Не могу понять, зачем Александру было нужно, чтобы Матильда вышла на крыльцо?
Мелодия вдруг произнесла:
– Я вспомнила! Отец недавно сказал, что начинать нужно с собора. Тогда я не поняла его. Да и сейчас не очень понимаю, что он имел в виду.
Мартиниус покивал, отвечая каким-то своим мыслям. Инспектор с недоумением смотрел на него, поглаживая свои короткие усики.
– Да-да! Он был совершенно прав. Нужно искать след в гвинбургском соборе.
– О чем это вы, уважаемый Мартиниус?
Нотариус важно поднял палец.
– Нам необходимо немедленно отправиться в городской собор, инспектор. Мы должны поторопиться! Мадемуазель Мелодию можно пока оставить здесь под охраной ваших людей. Они арестуют Александра, если он появится.
Мелодия испуганно вскрикнула:
– Я боюсь оставаться в этом страшном месте!
Гильбоа лихо подкрутил усы.
– Со мной вам нечего бояться, моя прекрасная дева! Я побуду с вами.
Мукомель быстро отдал необходимые указания стражникам и в сопровождении Мартиниуса с Мельхиором покинул мрачный дом на улице Фиалок.
Глава двадцать седьмая.
Поиски в соборе
Несмотря на обычную в этот час уличную толчею, полицейский фургон быстро домчал компанию сыщиков до переулка Одуванчиков. Перед собором было пустынно. Горожане уже знали, что отец Кароль внезапно умер и все службы отменены. Толстый Филеас, что-то жуя, лениво подметал горячие от солнца камни мостовой перед входом.
– Вам не кажется, уважаемый месьер Мартиниус, что эта Мелодия довольно таки подозрительная особа? – проворчал Мукомель, входя в высокие ворота собора.
– Почему вы так полагаете, инспектор?
– А вдруг именно эта дочь чародея и есть убийца? Легко сваливать на того, кого нет рядом. Возможно, ее отец ни в чем не виноват.
– Я так не думаю, месьер инспектор. Я с самого начала говорил вам, что у меня есть вторая кандидатура на роль прокаженного. Мелодия подходила как нельзя лучше. Заметьте, инспектор, прокаженный не зашел в церковь отца Цедрика. Мелодия нам объяснила, почему. Ведьмы ведь, действительно, не могут ступать на священную землю. Малоуважаемый месьер Лохматус и несчастный отец Кароль были убиты в соборе. Это значит, что наша очаровательная ведьма не могла находиться в квартире священника. Хронику она тоже вряд ли отравила бы. Да и зачем ей все это нужно? Про клад пастуха Вилема она ничего не знает.
Мукомель только скептически хмыкнул.
В сумрачном зале собора было торжественно тихо, пахло ладаном. Вдоль одной из стен на специальном столе, увитом колосьями ржи – символом смерти и возрождения, треща, горело множество свечей. Большая часть из них была зажжена добрыми прихожанами в память отца Кароля. Кое-где видны были сгорбленные спины стоящих на коленях верующих, в основном гвинбургских старушек. Они истово отбивали поклоны перед статуями святых и что-то беззвучно шептали тонкими бескровными губами.
Инспектор беспомощно оглядел громадное помещение. Затем задал вопрос нотариусу:
– Что вы собираетесь тут искать, месьер Мартиниус?
Тот не отвечая, принялся ходить взад и вперед по собору, бормоча себе под нос тоненьким голоском:
– Допустим, что молитвенник указывает на собор… Как же расставить все предметы в логичный ряд?.. Вода, земля, перстень, кинжалы… И Вилем… Но пастух ведь умер не здесь, а в селении… Вилем-Вилем…
Мечась по залу, нотариус неожиданно столкнулся с помощником, который не успел уступить дорогу своему патрону.
– Что вы путаетесь у меня под ногами, Мельхиор? – раздраженно начал было Мартиниус, но вдруг замолчал и радостно куда-то указал рукой.
– Это же Святой Вилем! Одна из самых древних статуй в соборе! Ну, конечно! Имя на кинжалах! Вилем! Это не пастух! Святой Вилем!
Нотариус поспешил к старинной каменной фигуре самого знаменитого гвинского святого. Мельхиор и Мукомель последовали за Мартиниусом.
– Смотрите, инспектор! – воскликнул нотариус, внимательно оглядывая статую. – У Святого Вилема на пальце надет такой же перстень, как из шкатулки! Значит, мы на правильном пути!
Мартиниус вынул из шкатулки перстень и поднес его к статуе. Сомнений не оставалось. Перстни, действительно, были совершенно одинаковыми
– Я согласен с вами, месьер нотариус, но что означает перстень на пальце нашего святого? – спросил Мукомель, придирчиво сравнивая оба украшения.
– У нас еще остались бутылочка с водой и холщовый мешочек с землей, – лихорадочно пробормотал Мартиниус, не слушая инспектора. – Как разгадать эту загадку? До чего же хитроумным человеком оказался отец Фабиан!
– Глядите, доминус, под ногами Святого Вилема есть какая-то надпись! – взволновано произнес Мельхиор. Его зоркие молодые глаза разглядели в полумраке собора полустертые временем буквы на подножии статуи.
Инспектор принес зажженную свечу и сообща они с трудом разобрали слова: «Video et taceo».
– «Я вижу и молчу», – тут же перевел с латыни нотариус.
– Что он видит?! О чем молчит уже сто пятьдесят лет?! – с отчаянием вопрошал Мартиниус, безостановочно хлопая себя по лысине. Остальные просто смотрели на нотариуса и друг на друга. Идей не было.
Наконец, когда Мельхиор подумал, что их поиски уже бесславно завершены, Мартиниус вдруг возбужденно пропищал:
– Кажется, я догадался, месьеры! Я был слеп как крот! Вы, впрочем, тоже!
Только отойдя от фигуры Святого Вилема на несколько шагов, Мельхиор понял, что имел ввиду его патрон. Одной рукой каменный святой держал молитвенник, похожий на тот, что хранился в шкатулке, а другой указывал на неприметную дверь в боковой стене. Тем самым пальцем, на котором был надет перстень. Юноша вспомнил, как отец Кароль, говорил, что боковая дверь в соборе ведет на кладбище. Видимо, нотариус тоже вспомнил слова покойного священника, потому что радостно воскликнул:
– Статуя указывает нам на чью-то могилу. Кстати, на этом кладбище был похоронен отец Фабиан! Вот почему в шкатулке земля.
– Не будем терять время на разговоры, месьер Мартиниус, – нетерпеливо сказал Мукомель. – Вперед!
Повинуясь немому знаку Святого Вилема, сыщики вышли из собора через боковую дверь и оказались перед покосившимися воротами заброшенного кладбища. Над ними старинные буквы складывались в трудно читаемую надпись «Царство мертвых». Направо и налево от ворот тянулась старая кирпичная стена, вдоль которой росли высокие клены. Унылое место. Унылое и пустынное. Ни один звук не нарушал печального безмолвия, только вороны изредка каркали, сидя на деревьях.
Мельхиор с усилием нажал на створку. Она душераздирающе заскрипела и неохотно распахнулась. Спутники вступили в «Царство мертвых». На внутренней стороне ворот по гведскому обычаю был изображен глаз сурового бога Деуса – чтобы покойники не разбежались с кладбища.
– Ну-с, в какую сторону пойдем? – спросил Мукомель, оглядывая неровный ряд изваяний Скорбящего ангела, установленных над могилами.
– Все прямо и прямо. Туда, куда указывает палец Святого Вилема, – ответил ему Мартиниус, подпрыгивая на месте от нетерпения.
Они двинулись по узкой дорожке между надгробий. Мельхиор внимательно читал эпитафии на могилах. Ничего важного не попадалось. Здесь, под этими тяжелыми плитами лежали обычные гвинбургские обыватели, честно прожившие отпущенный им век и навсегда ушедшие отсюда в Темную долину.
Чем дальше углублялся инспектор со своими спутниками в «Царство мертвых», тем старше становились могилы. Теперь сыщиков окружали потрескавшиеся от времени корявые фигуры Скорбящих ангелов с обломанными носами и крыльями, да изъеденные временем надгробные плиты с едва заметными надписями. В этом мире забытых смертей трудно было что-либо найти.
После мирян пошли могилы соборных священников. Все они, судя по изображению пчелы на надгробных памятниках, принадлежали к ордену Гведских Братьев и Сестер. Мельхиор слышал, что похоронный обряд ордена требует хоронить монахов на сосновой доске лицом вниз, прибив гвоздями края одежды к доске.
Компания бродила по кладбищу уже не меньше часа. Казалось, что они напрасно теряют здесь время. Маленький нотариус устал, Мукомель курил сигареты одну за другой. Мельхиор с отчаянием оглядывался вокруг. Время от времени Мартиниус тихо шептал сам себе:
– Для чего в шкатулке бутылочка с водой? Последний предмет оставшийся неразгаданным. Для чего же в шкатулке бутылочка с водой?
Когда уже казалось, что они никогда не найдут ничего, что навело бы их на дальнейший след, нотариус вдруг замер на месте и закричал:
– Смотрите, месьеры! Кажется, мы нашли то, что искали!
Инспектор и Мельхиор торопливо подошли. Перед Мартиниусом лежала надгробная плита из зеленоватого мрамора с изображением увядшей розы – символа преждевременной смерти. Розу обрамлял венок из дубовых листьев. Видно было, что плите уже много-много лет. Она вся была покрыта трещинами, гладкая когда-то поверхность искрошена, углы обломаны. Нотариус смел рукой листья и травинки, чтобы прочитать эпитафию. На древней плите с трудом угадывались архаичные буквы: «Святой отец Фабиан Зудик. Suum cnique».
– Что означают эти слова, месьер Мартиниус? – спросил Мукомель.
– «Каждому свое», – взволнованно пропищал нотариус. – Обратите внимание, инспектор, на Скорбящего ангела!
Стоя в самом центре мраморной плиты, коленопреклоненный Скорбящий ангел держал в руках большую чашу для воды. Беспощадное время не пощадило его. Фигура потеряла четкие очертания, расплылась, потемнела, превратилась в бесформенную каменную глыбу. И не удивительно. Ведь прошло более ста лет с тех пор, как скульптор высек статую из зеленого новогведского мрамора.
– Итак, месьеры, земля из шкатулки указывает нам на могилу, а вода – на Скорбящего ангела! Что же может нам рассказать этот памятник?
Мартиниус с надеждой посмотрел на статую. Напрасно. Вопрос так и остался открытым. Скорбящий ангел молчал как камень, каковым собственно и являлся. Нотариус достал шкатулку, раскрыл ее и принялся перебирать содержимое в надежде, что какая-нибудь мелочь вдруг что-то ему подскажет. Тщетно. Время шло.
Из-за могил показался толстый Филеас. Его сопровождал какой-то мужчина в черной одежде, подпоясанной белой веревкой. Еще один Гведский брат. Такой же, как и те, что лежат вокруг под слоем земли. Только этот пока еще был способен двигаться и говорить. Филеас с незнакомым монахом подошли к сыщикам.
– Да будет у вас всегда обильная пища, добрые люди! – приветствовал всех толстяк. Монах же молча обвел присутствующих благословляющим знаком. Он был среднего возраста, среднего роста, жилистый, с печальными глазами, дочерна загорелый, что было необычно для обитателя холодной северо-западной Гвеции. С черной курчавой бородкой.
– Это наш новый священник, отец Доминик, – представил незнакомца Филеас.
– Рад знакомству, святой отец, – сухо кивнул Мукомель, принимая официальный вид. Он назвал свое имя и должность. Нотариус и Мельхиор также представились.
– Позвольте узнать, что вы делаете на нашем старом кладбище, уважаемые месьеры? – невыразительным голосом задал вопрос отец Доминик.
Нотариус выступил вперед.
– Мы искали могилу отца Фабиана, который проповедовал в гвинбургском соборе сто пятьдесят лет назад, ваша святость. Вот она перед нами.
– Зачем же вам понадобилась эта могила?
Мартиниус оглянулся на инспектора. Тот немедленно вступил в разговор:
– Речь идет о расследовании убийства, святой отец, поэтому мы не вправе сообщать кому-либо сведения о нашей работе. Надеюсь, вы поймете и простите нас.
Священник кивнул.
– Хорошо, уважаемые. Тогда, может быть, я могу вам чем-нибудь помочь?
Мукомель с сомнением покачал головой.
– Вряд ли, святой отец. Я вижу, вы здесь человек новый иначе я бы вас знал. Где вы служили раньше?
– Вы совершенно правы, месьер инспектор. Я только что переведен в гвинбургский собор из Партии.
– Из Партии? – удивился Мукомель. – Это ведь возле Корнелиума, в другой баронии? Селение Партия, если не ошибаюсь, находится по ту сторону Вилемины, недалеко от Красных гор?
– Судя по вашему загару, ваша святость, вы много времени провели на юге? – задал вопрос нотариус.
Отец Доминик криво улыбнулся.
– Вы очень наблюдательны, уважаемый. Я действительно много лет жил в Оранжевой стране. Служил нашему Создателю в соборе неофициальной столицы Гведской Ривьеры – городке Сан-Питер. Как вы, наверное, знаете, Гведская Ривьера – это береговая полоса с севера на юг от Аквариума, что на реке Акве до Портобелло. Слева и справа от Сан-Питера вдоль берега тянутся курортные местечки: Парадиз, Легионерия, Ривьера-Юлия, Диадема, Каролина. В Легионерии еще король Себастьян Второй поселил ветеранов королевской армии. Там тепло круглый год, замечательные песчаные пляжи, апельсиновые и лимонные деревья. Райские места! Но последние два года я прожил в гвинской Партии.
– Ну, что же, все ясно, – заключил инспектор. – Вернемся к нашему расследованию, месьеры. Я прошу вас ненадолго остаться с нами, святой отец. Возможно, вы сможете заметить то, что не замечаем мы.
– Вы не находите ничего необычного в этой могиле? – спросил присутствующих Мартиниус. Все послушно уставились на полуразрушенную плиту и бесформенный памятник. Даже Филеас на минуту перестал жевать.
– Мне кажется странным, доминус, что роза здесь изображена в венке из листьев, – неуверенно произнес Мельхиор. – Не помню, чтобы я видел подобное еще где-то.
Все с интересом посмотрели на отца Доминика.
– Действительно, – задумчиво сказал он. – Обычно принято изображать одну только увядшую розу. Цветок говорит о том, что человек, похороненный в этой могиле, умер раньше отпущенного ему Создателем срока.
– Тогда, для чего здесь эти листья? – опять спросил нотариус. Он вгляделся в едва заметный рисунок. – Мне кажется, это дубовые листья. Нет?
– Я согласен с вами, месьер Мартиниус, – важно проговорил Мукомель. Остальные просто покивали.
– Мы знаем, месьеры, что эта могила является как бы посланием, неким сообщением для того, кто сможет его прочитать, – принялся рассуждать вслух нотариус. Все внимательно его слушали. – На первый взгляд, могила как могила: эпитафия, увядшая роза, Скорбящий ангел. В ней необычно только изображение цветка в венке из дубовых листьев. Я тоже не встречал такого рисунка. Интересно, чтобы это значило?
– Заметьте, месьеры, на кладбище нет дубов. Здесь растут только клены, – сказал Мельхиор. Все принялись оглядываться по сторонам. Действительно, вдоль забора были посажены клены. Ну и что?
– Венок… Дубовые листья… Дубы… Дубовая роща… – бормотал Мартиниус, крутя в руках серебряный кинжал из шкатулки.
– Понял! – вдруг вскрикнул инспектор. – Я понял, не будь я Леопольд Мукомель! В Гвинском лесу есть высокий холм. Знаете, как он называется? Он называется Дубовый!
– Где находится этот холм? – спросил нотариус.
– Всего в миле от брошенного селения! От гати сразу налево по кромке болота! Точно! Это то самое место, где пастух мог найти…
Мукомель заткнул сам себе рот обеими руками и вытаращил глаза на спутников. Отец Доминик с любопытством смотрел на инспектора. Филеас тупо жевал. Он все равно ничего не понял из разговора важных месьеров.
Внезапно ворон, сидевших на кленах, охватило смятение. Они принялись перелетать с ветки на ветку, оглушительно каркая. И не зря. К могиле отца Фабиана подбежал задыхающийся стражник, одни из тех троих, что были оставлены Мукомелем на улице Фиалок. Стражник был весь в поту, растрепанный, с налитым кровью лицом.
– Что случилось, Хенрик?
– Беда, месьер инспектор! Мадемуазель, которую мы должны были охранять, исчезла!
Глава двадцать восьмая. В погоню!
На секунду все онемели. Потом Мукомель опомнился.
– Говори толком, Хенрик! Докладывай по всей форме! Что случилось? Почему ты здесь? Где остальные?
Стражник вытянулся в струнку перед инспектором, с трудом перевел дыхание и испуганно начал докладывать:
– Как вы и велели, месьер инспектор, мы заняли позицию возле двери. Мадемуазель под охраной месьера ротмистра находилась в кабинете. Прошло не более полчаса после вашего ухода. И вдруг мы увидели, как из подвала в коридор выползает желтая гадина – чудовищная змея. Мы застыли от ужаса, а она все выползала и выползала. Клянусь статуей Святого Вилема, казалось, что эта тварь никогда не кончится! Кто-то из нас заорал от страха, возможно, что и я, честно признаюсь, месьер инспектор. Мы в панике выбежали на улицу, а месьер офицер с дамой остались в доме. За оградой мы остановились и немного пришли в себя. Хвала Гведикусу, нас никто не преследовал.
– И что вы сделали потом? – спросил Мукомель. На его круглом лице заиграла пренебрежительная усмешка.
– Набравшись смелости, мы осторожно вернулись в дом. Прошли в кабинет и обнаружили месьера гусара без сознания лежащего на полу. Он был весь в крови. Затылок его был разбит. Рядом с ним валялось тело той самой проклятой твари. Похоже, что месьер ротмистр ухитрился отрубить чудовищу голову.
– Так Гильбоа погиб?! – воскликнул Мукомель.
– Он еще дышал, месьер инспектор, когда мы отправляли его в городской лазарет. Но девушка словно испарилась! Мы обыскали весь дом сверху донизу. Никаких следов!
– Вот и поручай этаким идолам важное дело! – вышел из себя Мукомель. – Во всей Старой Гвеции не найдется других таких усатых балбесов! Обязательно все провалят, безмозглые! Простой змеи испугались! Герои!
Под градом упреков строгого начальника несчастный стражник только скорчил виноватую гримасу. Пока инспектор упражнялся в бранном красноречии, между могил появилась Матильда в своем черно-желтом полосатом фартуке. В руках она почему-то несла Харизму. Хозяйка пансиона растерянно озиралась по сторонам. Заметив кучку знакомых мужчин, Матильда, со всей скоростью на которую была способна, устремилась к ним. Мельхиора охватило недоброе предчувствие.
– Вашей племянницы нигде нет, дорогой месьер нотариус! – сходу выпалила женщина. – Она пропала!
Мартиниус побледнел и схватился за сердце. Этого еще не хватало! Плохие новости нарастали как снежный ком.
– Успокойтесь и расскажите, что случилось, уважаемая Матильда, – проговорил Мукомель. Надо отдать ему должное, он не потерял самообладания, а сразу приступил к выполнению своих полицейских обязанностей. Женщина, всхлипывая, принялась сбивчиво рассказывать:
– После завтрака я напоила девочку теплым молоком с медом, укутала ей шею шерстяным платком, чмокнула в щеку и отпустила поиграть в дворик за домом. Туда, где она все время резвилась. Потом я закрутилась с обедом и совсем забыла о времени. Когда спохватилась, прошло уже несколько часов. Барбара за это время ни разу не показалась в пансионе! Это насторожило меня. В тревоге я кинулась за дом – в дворике никого не было. Только ее кукла лежала на земле у заборчика. Я стала громко звать Барбару. Но мне никто не ответил. Тогда, схватив куклу, я побежала к собору. Мне пришло в голову, что, возможно, девочка пошла сюда.
– Нет, Барабары с нами нет, – произнес нотариус.
Мельхиор только сейчас заметил, что пока они слушали Матильду, отец Доминик незаметно удалился. Рядом остался только бородатый Филеас, который, разинув рот, таращился на убитую горем женщину.
– Я полагаю, что Александр перешел в наступление, – сказал Мартиниус. – Он вернул себе дочь и в отместку похитил Барабару.
Матильда услышав слово «похитили» в ужасе закрыла рот ладонью. Мукомель заявил, бросив грозный взгляд на жалкого стражника:
– Я обещаю, что мы поймаем негодяя, не будь я Леопольд Мукомель!
– Мы должны немедленно вернуться в «Беличье дупло», – пропищал нотариус. – И начать поиски девочки!
Мукомель отрицательно замотал головой.
– Нет-нет, месьер Мартиниус. Предоставьте это полиции. Я сейчас же пошлю стражника в управление и наши люди перевернут весь Гвинбург вверх дном! Мы же должны побывать на Дубовом холме.
Инспектор взял нотариуса под руку, отвел на несколько шагов от могилы и многозначительно прошептал:
– Не забываете, уважаемый, речь идет об огромном богатстве! Оно достанется тому, кто первый его найдет. Не знаю, как вы, а я не собираюсь быть вторым!
Мартиниус с негодованием вырвал руку, открыл было рот, но вдруг его поднятые плечи опали и он кивнул.
– Возможно, вы правы, инспектор. Тогда давайте не будем терять времени. В путь!
Мукомель сделал несколько распоряжений стражнику. Тот отдал честь и бегом поспешил к выходу. Нотариус попросил Матильду вернуться в пансион, чтобы там дожидаться от них известий. «И, пожалуйста, не потеряйте Харизму!» Затем инспектор, Мартиниус и Мельхиор торопливо покинули кладбище, заняли свои места в полицейском фургоне и Мукомель крикнул кучеру, чтобы тот гнал к воротам. Стражник, привстав на козлах, дико гикнул на коней, щелкнул кнутом. Черный фургон со всех сторон украшенный эмблемой гвинбургской полиции помчался, грохоча, по узким улочкам города. Прохожие в страхе прижимались к заборам и стенам домов.
У ворот по приказу инспектора кучер придержал коней. Мукомель, выглянув в открытое окно, крикнул подбежавшему начальнику караула:
– Эй, Лоренс! Кто за последний час проехал в сторону Кругогведских гор?
Усатый старший стражник озадаченно почесал затылок.
– Даже не знаю, что сказать, месьер инспектор. Люди весь день ездят взад и вперед.
– Подумайте, уважаемый. Может быть, кто-то особо привлек ваше внимание? – пропищал Мартиниус, тоже высунув острый нос в окошко.
Стражник подумал.
– Ну, разве что та карета, которая этак с полчаса назад пролетела мимо нас так, словно за ней гнались все демоны Темной Долины.
Мукомель сразу насторожился.
– Что за карета?
– Большой красивый экипаж, весь в позолоченных завитушках, с гербами нашего барона на дверцах. Видно было, что очень торопится. Он промчался через ворота и свернул на запад к злой Астрелии. Я заметил.
– А ты заметил, кто управлял каретой?
– Какой-то человек. Я не обратил внимания.
Инспектор разочарованно посмотрел на стражника. Он хотел еще что-то сказать, но передумал. Повинуясь знаку Мукомеля, кучер резко щелкнул кнутом и кони повлекли фургон к воротам.
– Сами видите, месьер Мартиниус, с какими болванами приходится работать! – пожаловался инспектор нотариусу. Тот только кивнул. Потом заметил:
– Я думаю, что это был Александр в карете покойного месьера Лохматуса. Он опережает нас на полчаса. Видимо, тоже стремится туда же, куда и мы. Интересное совпадение.
– Нам непременно нужно догнать негодяя! Наверно в карете и его дочь с вашей племянницей! – сердито произнес Мукомель.
Мартиниус ничего не ответил. Он сидел глубоко задумавшись. Инспектор тоже замолчал, рассеянно пощипывая свои усики. Мельхиор устало смотрел в окно на мелькающие сосны. Перед его внутренним взором вставало то бледное лицо Мелодии, то капризная мордочка Барабары, то, почему-то, желтая от загара физиономия отца Доминика.
Фургон, гремя и качаясь на поворотах, вылетел на поляну, где по-прежнему в одиночестве торчала железная статуя злой ведьмы. Кучер остановил фургон, чтобы его пассажиры смогли бросить в Астрелию камень. Мукомель, кряхтя, выбрался из фургона, подобрал небольшой голыш и метко кинул его прямо в грязное лицо старухи. Звук удара спугнул ворон, сидевших на голове статуи. Они взлетели в воздух и принялись на свой птичий манер ругать озорников. Мартиниус последовал примеру инспектора. За патроном нехотя бросил камешек и Мельхиор. Зато кучер, сделав охраняющий знак рукой, швырнул полкирпича. Традиция была соблюдена, можно было продолжать погоню.
Едва фургон тронулся дальше, как знакомый серый ослик преградил ему дорогу. Это был Упрямец на котором нелепо восседал сам Альфонс Ромуальд Бартоломей Гильбоа, ротмистр Третьего королевского линейного Флорианского гусарского полка. Хотя голова ротмистра была туго забинтована, усы маленького гусара воинственно дыбились, а руки крепко сжимали поводья.
– Приветствую вас друзья! – крикнул Гильбоа, похлопывая ослика по шее. – Я с вами, семьдесят тысяч демонов и кулаки Деуса!
– Как вы здесь оказались, дорогой ротмистр? – удивился нотариус.
– Когда я очнулся в лазарете, первой моей мыслью была: спасти прекрасную деву! Не обращая внимания на уговоры врачей, я вернулся в «Беличье дупло». Заплаканная сестра сообщила мне о том, что Барабара пропала, а вы с инспектором отправились в Вилемов Двор. Я взял у Матильды Упрямца и как вихрь поскакал за вами!
Ослик с безмерным удивлением на глупой морде взглянул на лихого гусара.
– Но что случилось в доме колдуна? Кто вас ранил? – поинтересовался Мукомель.
Гильбоа немного смутился.
– Все произошло внезапно. Должен признаться, месьеры, что я совершенно не ожидал нападения. В тот момент я как раз признавался моей прекрасной деве в чувствах. Вдруг в коридоре, где расположились стражники, раздался леденящий душу вопль. Потом страшный шум и топот. Когда я выглянул в коридор, там никого не было, а перед собой я увидел громадную желтую змею. Выхватив саблю, я вступил в бой с чудовищем. Последнее, что я помню, это мой точный удар по шее кобры. Ее голова отлетела в сторону и все. Свет у меня в глазах потух. Очнулся я на койке в лазарете с перевязанной головой.
– Кто же это вас так? – с сочувствием покачал головой Мартиниус.
Ротмистр пожал плечами.
– Я его не видел. Каким-то образом негодяй подкрался сзади. В честном бою он бы меня не одолел, клянусь своей саблей!
– Вы думаете, дорогой ротмистр, что на вас напал Александр? – задал вопрос нотариус.
– А кто же еще? Это проклятый колдун пустил в ход свои штучки. Но ничего! Будьте уверены, я с ним еще встречусь! И тогда никакое знание демонологии и цирковых фокусов ему не поможет, восемьдесят тысяч демонов и кулаки Деуса!
Условившись дальше действовать сообща, сыщики покинули перекресток. Повинуясь стреле указателя, они направились в Вилемов Двор. Впереди громыхал полицейский фургон, а за ним, стараясь не отставать, семенил Упрямец. До селения еще оставалось пять гведских миль. Мельхиор обратил внимание на то, что на этот раз Гильбоа не поленился бросить в Астрелию камень.
Читать бесплатно другие книги:
