Время «мечей» Корецкий Данил
Соколов осмотрелся еще раз, наклонился к уху Вампира и перешел на шепот:
– Идут сообщения на родственника Магомедали Алиевича. На Магомедова – депутата. Связь с Джебраиловым, удержание похищенных людей. Но мы их не фиксируем.
– Почему? – спросил Нижегородцев, хотя прекрасно понимал – почему.
Соколов поднял палец и указал в потолок. А вслух сказал шепотом:
– Доказательств нет…
– Так откуда они возьмутся, если не принимать сообщений и не разрабатывать фигурантов?
Соколов молча развел руками, и укоризненно глянул: мол, сами и разрабатывайте, раз такие умные! И он был прав.
– Ладно, спасибо! – полковник встал.
– А вас что-то заинтересовало? – приободрившись, спросил Соколов.
– Нет, – равнодушно произнес Нижегородцев. – Получил общую информацию…
Неспешно спустившись на улицу, Вампир сел в ожидающую его машину.
– Давай в Каспийск, – сказал он водителю. – Полк внутренних войск знаешь?
– В/ч тысяча восемьсот двадцать? Чего ж не знать…
Через сорок минут полковник Нижегородцев уже разговаривал с дежурным офицером на КПП:
– Прикомандированные десантники где располагаются?
Старлей усмехнулся:
– Те, которые все из себя супер-пупер? Никогда не видел таких десантников! Это в конец территории и направо. Только у них там свой пост выставлен!
– Ничего, может, пропустят, – улыбнулся в ответ Вампир и двинулся в указанном направлении.
Действительно, дальняя часть территории была ограждена натянутыми веревками, завешенными брезентом, у своеобразной калитки стоял рослый мужчина в камуфляже «Хамелеон» с ВСС на правом плече.
– Я к Шауре, – сказал Вампир, чем очень удивил часового. Но удивил приятно – жесткое лицо мужчины расслабилось и приняло доброжелательное выражение: знать фамилию командира мог только очень осведомленный человек.
Почти сразу к импровизированному забору подошел Шаура. Как всегда быстрый, собранный, энергичный. Лицо его густо заросло черной щетиной. Увидев Нижегородцева, он расплылся в улыбке.
– Здорово, Толян! С чем прибыл?
Мир спецов тесен, как, впрочем, и любой профессиональный круг. Шаура и Нижегородцев встречались на соревнованиях по рукопашному бою. Первый выступал под «крышей» десантуры, второй – как сотрудник МВД, хотя оба догадывались, что это просто такие «прикрытия».
– С работой, Костя, с работой! – улыбнулся в ответ Вампир. – Чего это ты такой заросший? Сливаешься с местным населением?
– Точно! Бритое лицо здесь – демаскирующий признак! – усмехнулся тот. – А если серьезно, у меня после бритья раздражение, так что пользуюсь любой возможностью…
– Ты сейчас на грузина похож!
– Так я и есть наполовину грузин! Ну, пойдем, побеседуем!
Через несколько минут они сидели в штабной палатке и негромко разговаривали.
– Обустроились сносно, – рассказывал Шаура. – Закрытая территория, море рядом, вертолетная часть рядом, машины выделили… Говори, что у тебя там?
Нижегородцев полез в карман и положил на стол листок из блокнота с непонятными каракулями: «Гюр. Зол. тел.», «Олов. – шашл.», «Абр. – свадь.»… Этот клочок мятой бумажки никак не производил впечатление серьезного документа.
Окрестности Камров
– До того момента, с которого вы сможете гордо сказать, что вы настоящие муджахеды, воины Аллаха, остался один шаг! – негромко говорил Оловянный. Он всегда лично давал наставления новичкам перед испытанием кровью.
– Вы прошли серьезную подготовку, научились стрелять, взрывать, освоили радиодело…
Шестеро молодых мужчин в разношёрстном камуфляже – от российской «Флоры» с горизонтальными полосами, не очень хорошо подходящей для гор Кавказа, до штатовского «Леса» с четырёхцветными пятнами, по ошибке зачастую называемого «НАТОвкой», – сидели под деревьями на склоне горы, поджав ноги, как будто собирались молиться. Автоматы лежали рядом, стволами вперёд, руки – на коленях. Младшему, Исе, семнадцать лет, самому старшему, Магомеду, – тридцать.
Амир стоял перед ними, расставив ноги на ширину плеч и сложив руки за спину, как крутые солдаты в американских фильмах. Если бы он отслужил в российской армии, то знал бы, что так становятся по команде: «Спортивную стойку принять!»
Испытание кровью – своеобразный экзамен, которым заканчивается подготовка в учебном лагере бандформирования.
– Теперь вы знаете, как бороться с кафирами, которые думают, что могут устанавливать здесь свои законы. Вы мусульмане и понимаете, что право принимать законы принадлежит только Аллаху… И вот пришло время применить свое умение и показать этим собакам, кто настоящий хозяин на нашей земле! Вам предстоит сдать последний экзамен!
Оловянный повысил голос:
– Вы должны напасть на пост ОМОНа перед туннелем, расстрелять кафиров и принести их оружие. Так вы докажете, что стали настоящими муджахедами. После этого вы вернетесь в свои семьи и будете собираться вместе, когда Аллах позовет вас на джихад. Когда это случится, я лично поведу вас в бой и буду вместе с вами на равных, потому что все муджахеды – братья…
«Наконец-то я увижу Зарему и Асланчика, – подумал Магомед. – Скорей бы кончился этот экзамен!» Разлука с семьей затянулась, и он уже жалел, что ввязался в джихад. Но обратного хода не было.
– На эту операцию старшим назначаю Магомеда, – закончил свою речь амир. – Аллаху Акбар!
– Аллаху Акбар! – подхватил нестройный хор голосов.
Товарищи смотрели на новоиспеченного командира с уважением, и Магомед воспрял духом.
После обеда он лично пошёл на рекогносцировку, хотя и не знал, что это занятие называется таким мудреным словом. Выломав ветку в ближайшем кустарнике, он подошел к коровам, свободно пасущимся недалеко от дороги, отогнал одну и погнал в сторону большого туннеля. Глупая корова вначале не оценила своей роли в джихаде и пыталась, как горный козёл, вскарабкаться вверх по склону, но лоза в умелых руках Магомеда наставила ее на истинный путь. За укрощением строптивой скотины с интересом наблюдали двое омоновцев, проверявших машины перед въездом в туннель. Они были в камуфляже, «разгрузках», с автоматами в руках.
– Куда ты её гонишь? – смеясь, спросил один.
– А? А… Дамой ганю…
– А техпаспорт есть?
– Какая паспарта? – Магомед округлил глаза.
Он специально надел чёрное спортивное трико с обвисшими коленками, надвинул на самые глаза лохматую баранью шапку и коверкал слова, будто плохо владеет русским. Какой спрос с туповатого чабана, который только спустился с гор?
Нехитрый расчет оправдался.
– Ладно, иди уже… – махнул рукой боец.
В карманах его «разгрузки» Магомед заметил две гранаты, правда, не разобрал – какой системы…
Третий кафир, с пулеметом, прикрывает этих двоих из-за мешков с песком. Их учили, что это надежное укрытие… Ещё трое, максимум четверо кафиров обычно дежурят на противоположной стороне туннеля, но как стемнеет, все соберутся в вагончике и будут по очереди дежурить лишь на этой стороне – по ночам машин мало. Магомед знает это наверняка: Идрис рассказывал, его брат хлеб кафирам возит.
Вагончик, в котором кафиры отдыхают, мешками не обложен. Он из дерева, точнее, судя по открытой двери, – из обшитого фанерой пенопласта. Автоматные очереди прошьют его насквозь!
Магомед свернул влево, прошёл между вагончиком и въездом в тоннель и по верхней дороге погнал корову в Камры. Он был доволен собой: так ловко все высмотрел! Если подобраться по оврагу, можно одним выстрелом из «Мухи» если не убить, то контузить всех, кто будет в вагончике, а потом дорезать их, как оглушенных и перепуганных кур…
Магомед, как учили, шел, не оборачиваясь, и не видел, что из вагончика вышел старший смены в зеленой спецформе «Ночь» и черном берете на светловолосой коротко стриженной голове. На правом боку в открытой кожаной кобуре у него висел АПС.
– Товарищ капитан! – обратился к нему боец, разговаривавший с Магомедом. – Здесь пастух странный проходил.
– Здесь все странные, Иван, – философски отозвался капитан Каплинский. – В чём странность этого?
– Так он корову не свою забрал. Эта корова постоянно здесь пасётся. И домой сама ходит. Один раз только в туннель ушла, её хозяин оттуда выгонял, а я как раз на посту был и видел. Другой хозяин. Тот старый, а этот молодой.
– Так может, корова другая? Корова старая или тёлочка молодая, а, товарищ прапорщик? – капитан улыбался.
– Я же в селе вырос, товарищ капитан, – не обращая внимания на шутливый тон командира, вполне серьёзно ответил прапорщик.
Он хорошо знал, чем заканчиваются неразгаданные странности. Перерезанными глотками – вот чем!
– Что, я корову от тёлки не отличу? Он ещё вокруг всё внимательно рассматривал, особенно в том направлении, – Иван указал рукой в сторону электроподстанции у края глубокого, как ущелье, оврага, с крутыми склонами.
С трех сторон подстанция была огорожена бетонным забором. Судя по тому, что со стороны оврага забора не было, его поставили для защиты от коров, а не от горных коз или людей.
– Ладно, Переварюха, – капитан перестал улыбаться. Он тоже повидал вырезанные или расстрелянные посты. – Пойдём в вагончик, поговорим!
– Мы подойдём по оврагу, когда кафиры будут крепко спать, – докладывал Магомед свой план Оловянному. – Идрис и Иса вылезут к подстанции, там в бетонных плитах забора есть технологические отверстия, как бойницы, они выставят автоматы, приготовятся… А мы четверо вылезем за забором, сбоку, я ударю из гранатомёта по вагончику, по этому сигналу все открывают огонь. Иззат забрасывает гранатами часового за мешками, до него от оврага не больше тридцати метров. Никто из собак не уйдет.
– Молодец, грамотно, – Оловянный улыбнулся и похлопал Магомеда по плечу. – Ты настоящий командир!
Магомед польщенно улыбнулся.
В два часа ночи шестеро экзаменующихся начали выдвигаться от Камров по заросшему оврагу. У всех по автомату Калашникова, вдоволь запасных магазинов и по паре ручных гранат Ф-1 и РГД-5. А у Магомеда вдобавок висел за спиной гранатомёт РПГ-18 «Муха». К трём часам они подошли к нужному месту, и Магомед отметил, что пока все идет по плану. Так оно и было, только события развивались по плану, разработанному капитаном Каплинским.
Идрис и Иса вылезли на территорию подстанции и заняли отведенные им позиции, выставив автоматы в импровизированные бойницы. Четверка во главе с Магомедом поднялась по склону и залегла с внешней стороны ограждения, справа от забора.
Зеленые силуэты были хорошо видны в ночных прицелах. И когда Магомед занял положение для стрельбы с колена, прапорщик Переварюха снял с предохранителя «Винторез» и начал медленно выбирать спуск. Магомед успел открыть заднюю крышку «Мухи» и раздвинуть трубы, когда Иван выстрелил. В ночи свист глушителя прозвучал ударом бича, хотя сразу никто из нападающих не понял, что он обозначает.
Боевики ждали сигнала, но не дождались: Магомед уронил «Муху» и уткнулся лицом в заросшую колючей травой и загаженную коровами землю…
Зато щелчок «Винтореза» послужил сигналом для омоновцев. Капитан Каплинский ударил толкателем зажатой в правой руке подрывной машинки о свою ногу, чем пробудил противопехотную осколочную мину ОЗМ-72, вкопанную посредине двора подстанции. Такие штуки недаром называют «лягушками»: вышибной заряд подбросил боевую часть на высоту 70 сантиметров, грохнул взрыв, и две с половиной тысячи стальных роликов разлетелись на 360 градусов, сметая всё на своём пути. Они вмиг изрешетили тела двух несостоявшихся муджахедов и покрыли выщербинами железобетонные плиты забора…
Тут же заговорил пулемет, накрыв огнем тройку Магомеда. Джамалутдин был убит на месте, Иззат ранен в плечо, а Имран – в руку. Они успели скатиться в овраг и, бросив оружие, побежали со всех ног. Их никто не преследовал… Сами «экзаменующиеся» не успели произвести ни одного выстрела – экзамен был с треском провален!
Утром в Камрах федералы провели грандиозную, но безрезультатную зачистку. Камринцы в ответ устроили митинг и перекрыли трассу с требованием убрать посты. Такая схема была привычной. К вечеру все успокоилось и о происшедших событиях внешне ничего не напоминало. Только состоявшиеся на следующий день похороны подвели итог попытке шестерых сельчан влиться в Великий джихад.
Зарема безутешно рыдала вместе с другими родственниками погибших. Теперь она окончательно и бесповоротно стала молодой вдовой.
Махачкала
На Кавказе особый менталитет. Речь не только об обычаях и традициях – отличаются привычки и манеры, правила проведения досуга, дресс-код, рамки разрешенного поведения и тэ дэ и тэ пэ. В ресторане нередко «гуляют» одни мужчины в больших кепках или папахах, допустимы пятна на скатертях и банальный обсчет, а певица может сидеть на эстраде в домашних тапочках и, не вставая со стула, петь в микрофон…
Но в «Золотом тельце» такого не было: Мирза сам подбирал персонал по европейскому образцу, по крайней мере, тому, который существовал в его представлении. Девушки, работающие в номерах, по слухам, меньше чем за пятьсот долларов и «дорожку» кокаина, к клиенту не выходили. И в зале все было в порядке – чистые скатерти, подтянутые официанты в черных костюмах и «бабочках», строгий метрдотель, внимательно наблюдающий за персоналом. А прекрасная солистка Тамара в коротком, облегающем черном платье, черных колготках и на высоченных черных шпильках пританцовывала у самого края подиума и пела так чувственно, как будто хотела вставить микрофон в рот, как большой чупа-чупс:
- Ты бродишь пьяная и вечно бледная
- По темным улицам Махачкала.
- Тебе мерещится дощечка медная
- И шторы синие его окна…
Но полностью добиться европейских стандартов в одном отдельно взятом дагестанском ресторане не могли ни Мирза, ни даже Махач, ни они оба. Тем более, что это не входило в их планы: слишком со многими пришлось бы рассориться, да и вряд ли это способствовало бы привлечению посетителей. Поэтому и кепки, и папахи, и громкие разговоры, а иногда и выкрики в зале присутствовали, и строгий метрдотель считал это в порядке вещей.
Сейчас в зале шумно гуляли за сдвинутыми столами четыре большие компании, а вдали от входа, в углу, сидели три кавказца приблизительно одинакового возраста, телосложения и одинаково одетые – галифе, сапоги, френчи и те самые знаменитые кепки, закрывающие пол-лица. Судя по одежде и скованному поведению, это были односельчане из горного села, удачно расторговавшиеся на рынке и приобщающиеся к городской «шикарной жизни». Они неспешно ели салаты и хинкали и пили то ли водку из графина, то ли воду из бутылок. Но вели они себя тихо и не привлекали внимания, поэтому разбираться, почему они так мало едят и что пьют, было некому. И слушать их разговоры – тоже.
– Может, шашлык закажем? Жрать охота, а сколько еще ждать, неизвестно…
– А деньги откуда? Свои платить? Оперативная норма – триста рублей в час на нос. Забыл, что ли?
– Да лучше и не наедаться, мало ли как обернется… Вдруг пулю в живот словишь…
– Типун тебе на язык, – один из них постучал по столешнице.
Если бы кто-то их подслушивал, то удивился бы тому, что горцы говорят на чистом русском языке, да и разговор был какой-то странный для обычных посетителей ресторана. На самом деле ничего странного тут не было, ибо в «Золотом тельце» находились загримированные бойцы «Меча Немезиды» – Семин, Хомяков и Выхин. Они уже понажимали кнопки игральных автоматов, покурили на веранде, а теперь сидели за столом с выпивкой и закуской, слушая жалостливую песню:
- Муж уже старенький, душой измучился,
- Жену-красавицу в гостиной ждет,
- А когда лампочки в отелях тушатся,
- Она, качаяся, к нему идет…
Но не за развлечениями они пришли в «Золотой телец». «Мечи» прибыли для выполнения боевого задания и терпеливо ждали цель, не зная – появится она или нет. Мог ошибиться агентурный источник, могли измениться планы у самой цели, и тогда они сидели здесь напрасно, зря тратили средства на оперативные расходы и сжигали нервы томительным и опасным ожиданием. Впрочем, нервы не стоили денег, и поэтому они о них не думали. Между тем цель уже прибыла, хотя до зала еще не дошла, потому что вначале появилась там, где ее ждали хозяева заведения.
– Проходите, Расул Омарович! – приветливо сказала Роза, как только Расул Шейхмагомедов, более известный в республике под прозвищем Гюрза, появился в приёмной.
Однако приветливая улыбка оказалась неуместной: Гюрза ее ни о чем не спрашивал и ждать в приёмной не собирался. Он неодобрительно осмотрел женщину, которая открывает рот до того, как мужчина что-то спросил. Ее одежда была более скромной, а внешность – менее броской, чем можно было ожидать от секретарши такого заведения, как «Золотой телец». Поговаривали, что Роза доводится родственницей жены Махача и специально поставлена сюда контролировать любвеобильного супруга. И хотя на Кавказе мужья не очень боятся жен, из этого правила есть исключения. Как было в данном случае: жена Махача являлась любимой племянницей главного налоговика республики – Навруза Курбангалиева по кличке Мытарь. И это бы шайтан с ним, но под ружьем у Мытаря было около тысячи боевиков. Поэтому Гюрза ограничился осмотром и ничего не сказал.
– Ждите здесь! – скомандовал он двум охранникам и открыл дверь кабинета.
Махач восседал в директорском кресле, а Мирза – левым боком к нему, за приставным столом. При появлении гостя оба брата нехотя привстали, вроде обозначив уважение. Но сквозь показную приветливость проглядывало явное недовольство.
– Ничего не поняли, Расул, ничего не поняли, – развел руками Махач после традиционных приветствий.
– Мы с тобой говорили, наши проблемы рассказали, просили помочь, обо всем договорились. Клянусь Аллахом, так все и было! А потом пришел твой брат Руслан и сделал все по-своему… Разве так бывает?
Гюрза заерзал на стуле. Прозвище свое он не оправдывал – ни внешним видом, ни силой и опасностью. Он был похож, скорее, на неповоротливого хряка, чем на Гюрзу. А прозвище пристало с юных лет: он родился в Кухтах – небольшом горном селе на юге, где, по слухам, жители вместо собак держали в саклях змей, и молодой Расул часто рассказывал, как его чуть ли не вырастила огромная гюрза толщиной в руку.
– Руслан? – было заметно, что он неловко себя чувствует. – Руслан никого не слушает. Для него нет авторитетов.
– Пятьсот тысяч у нас взял! – вмешался Мирза, но неодобрительный взгляд старшего брата смутил его, и он замолчал.
– Но он твой двоюродный брат! Значит, заодно с тобой! А ты заодно с нами!
– Ну, так он же амир муджахедов, кроме того что мой брат…
– А ты кто? – спросил Махач, в упор глядя на Гюрзу.
– И я амир… Для других. А Руслан и для меня амир. Не для себя он взял. На святую борьбу с неверными деньги нужны.
Братья молча смотрели на Гюрзу. И во взглядах этих не было даже показного уважения. Наоборот, он отчетливо читал в них вопрос: «Тогда ты нам зачем?»
И действительно… Черный Прокурор у них есть, он от многих неприятностей прикроет. А от «лесных», выходит, их лучше Оловянный защитит. Зачем им Гюрза нужен?
Он выпрямился, наклонился вперед, прищурился, глянул на наглых бизнесменов, стараясь, чтобы это был взгляд готовой к броску змеи. И вроде невзначай распахнул пиджак, открывая рукоятку золотого пистолета в плечевой кобуре.
– Чего вы плачете?! – грубо спросил он. – Скажите спасибо, что в живых остались! Он, перед тем как к вам идти, полбазара вырезал! Тоже платить не хотели… Если бы я за вами не стоял, и вы бы в землю легли!
Теперь братья заерзали на своих стульях, понимая, что перегнули палку. Гюрза – такой же бандит, как и Оловянный, он тоже может выстрелить им в головы из такого же пистолета. А тогда какая разница, кто это сделал – тот или этот?
Расул снова откинулся на спинку кресла, пиджак запахнулся. И тон стал мягче.
– Ну, отдали деньги на святое дело, на джихад, и что? Новые отобьете с моей помощью! Зато в следующий раз Руслан к вам уже не придёт. Теперь другие платить будут!
Умело перейдя от угрозы кнутом к обещанию пряника, Гюрза сгладил ситуацию.
– Спасибо, Расул, мы знаем, что ты наш друг, – не слишком уверенно сказал Махач. – Не обижайся, если мои слова показались тебе неуважительными.
Мирза кивнул, поддерживая старшего брата.
– Мы тебе верим, Расул!
«А что вам остаётся делать?!» – подумал Гюрза. И вслух сказал:
– Я хочу отдохнуть. Дайте мне лучший кабинет в ресторане, пусть накроют хороший стол на двоих. Поужинаю, потом – в сауну, и приготовьте золотой люкс – может, останусь до утра…
– Все сделаем, Расул, – почтительно наклонил голову Махач.
– Только никому не рассказывайте, – предупредил Гюрза. – Особенно Руслану…
– Не волнуйся, Расул. Мирза тебя проводит и проследит, чтобы все было в порядке.
Махач проводил гостя до двери, скрывая за улыбкой досаду: платить Гюрза не будет, к тому же наверняка распугает посетителей: мало радости отдыхать рядом с головорезами, которые могут от радости или досады открыть огонь, не раздумывая над тем, куда полетят пули… У пьяного Гюрзы это был коронный номер, на его счету было несколько раненых и один убитый.
Гюрза в сопровождении младшего брата и охранников спустился в ресторан. Они миновали общий зал и зашли в просторный кабинет, рассчитанный на десять персон. Окна занавешены тяжелыми желтыми шторами, гармонирующими с желтыми стенами и мягким освещением. Кожаный диван, несколько кожаных кресел, кожаные стулья вдоль застеленного желтой скатертью длинного стола – все производило впечатление респектабельности и дорогой добротности.
– Хорошо тут у вас, – осклабился Гюрза, прыгнув в кресло. – Может, отобрать у вас эту точку?
Лицо Мирзы вытянулось, улыбка исчезла.
– Да не бойся, я пошутил!
Но Мирза знал цену подобных шуток: если мысль появилась, она будет развиваться и рано или поздно воплотится в действие. Надо что-то делать! И для начала рассказать старшему брату об этой «шутке»…
– Где Мадина? – благодушно спросил Гюрза.
– Наверху, отдыхает.
– Зови её сюда! Вдвоем отдыхать будем!
– Хорошо, Расул! – Мирза мгновенно исчез.
«Мечи» внимательно наблюдали за дверью кабинета.
– Их там всего трое, – сказал Семин, когда Мирза вышел. – Пошли?
– Подожди, – покачал головой Хомяков – он был старшим группы. – Сейчас официант придет, может, и этот вернется. Подождем, пока движение закончится. Зачем нам лишние тру… свидетели! Сиди, расслабься, слушай песенку.
- В шелках и бархате, подмышки бритые,
- Минуты дороги любви твоей…
- Диваны мягкие, вином залитые,
- Стоят во мраке твоих ночей…
Хомяков был прав – действительно, вскоре в кабинет нырнул официант, чтобы уточнить, что такое, в понимании уважаемого гостя, «хороший стол».
– Ну, пожрать принеси! Табака-мабака, шашлык-машлык, коньяк-маньяк, – дал исчерпывающий ответ Гюрза. – Фрукты-мукты, шампань-мампань для телки… Сам не знаешь, что ли?
Официант вышел, но почти сразу в кабинет зашла высокая девушка в коротком красном платье, черных ажурных чулках и красных туфлях для стриптиза на высоченных «гвоздях» и толстой прозрачной танкетке.
– Черт! Она, наверное, останется, – с досадой проговорил Выхин.
– Сиди, она погоды не делает, – невозмутимо ответил Хомяков.
В кабинет начали носить еду и напитки.
Гюрза, как голодный пес, разрывал цыплёнка табака, жадно обгладывал хрупкие, раздробленные кости, фужерами пил коньяк «Дербент» и норовил подлить его в шампанское Мадине. Та, смеясь, не очень активно пресекала эти попытки.
– Ты что, забыл, что бывает, когда я напьюсь?
– С чего тут напиваться? – Гюрза подмигнул и запил коньяк шампанским. – Мы еще и кокса занюхаем!
Девушка оглянулась на охранников, отметив, что они больше похожи на напёрсточников с вокзала, чем на личных телохранителей серьезных бизнесменов, бывающих в «Золотом тельце». Правда, несмотря на черные костюмы, военную выправку и гарнитуру связи в ухе, тех все равно убивали вместе с их важными хозяевами. А на Расула никто не рискнет напасть. Потому что главное – не охрана, а авторитет! В Дагестане никому не придет в голову поднять на него руку!
– Не бойся, они ничего не видят и не слышат! – довольно захохотал Гюрза, перехватив ее взгляд. – Иначе я отрежу им языки и уши. И скормлю свиньям!
Два мрачных парня недовольно переглянулись: «Лучше бы накормил, чем прикалываться!»
Гюрза прочел невысказанную мысль и царственно махнул рукой.
– Потерпите! Потом доедите все, что останется! А пока я гуляю!
Он был очень доволен, смеялся, гладил коленки Мадины и все места, до которых доставал. Та взвизгивала.
Но хорошее настроение было не у всех. Хмурились охранники, официант заходил в кабинет с таким видом, будто нырял в холодную воду. Одна из гуляющих в зале компаний поспешно расплатилась и покинула ресторан. Другие тоже притихли. Только «мечи» оживились и повеселели.
Наконец принесли шашлык. Гюрза вытер жирный рот салфеткой.
– Жди здесь! – сказал он Мадине и, пошатываясь, встал из-за стола, непринужденно пояснив: – Отолью и вернусь…
В окружении охраны толстый мужчина с мутными глазами направился в туалет. Момент настал.
– Работаем! – еле слышно шепнул Хомяков своим спутникам и поднялся.
Семин подозвал официанта и принялся расплачиваться, внимательно наблюдая за происходящим. Хомяков и Выхин обошли сектор обзора установленной под потолком камеры видеонаблюдения и направились в сторону туалета вслед за Гюрзой. Вначале в полированную дверь с буквой «М» вошел охранник, и тут же из туалета выскочили двое мужчин, возмущенно оглядываясь и на ходу застегивая ширинки. Только потом порог переступил Гюрза и второй охранник.
За ними двинулись «подвыпившие горцы» в старомодной одежде.
– Подождите, пока эти шайтаны уйдут, – предостерегли их приводящие себя в порядок мужчины. Но те не послушали и зашли в заветную дверь.
Туалет состоял из двух помещений – в первом висели зеркала, под ними фарфоровые раковины с хромированными кранами с холодной и горячей водой, здесь же сушилки для рук и флакончики с жидким мылом. Во втором находилось то, ради чего большинство сюда и заходит, – писсуары и кабинки с унитазами. Охранники ждали в умывальной, и когда туда зашли «мечи», заступили им дорогу:
– Куда прете, колхозники?! А ну, назад!
Один страж левой рукой повелительно указал на дверь, второй, подбоченясь, стоял рядом и презрительно улыбался. Они не ожидали никаких возражений, да, собственно, их и не последовало. Просто в руках вошедших одновременно сверкнули хищные клинки НРСов, предназначенные только для одной цели: уничтожения живой силы противника. Хомяков ударил под повелительно вытянутую руку, нож со скрежетом скользнул между ребер, пробил сердце и тут же выскочил обратно. Таким же отработанным ударом Выхин поразил второго противника. Охранники вряд ли успели осознать, что происходит, они повалились на чистый кафельный пол, чувствуя, как жизнь уходит из сильных, пропитанных агрессией тел.
Хомяков прошел в следующую комнату, где подергивался у писсуара Гюрза, тихо присвистнул. Цель обернулась, удивленно уставившись на какого-то селянина, направляющего ему в лицо рукоятку зажатого обратным хватом ножа. Щелкнул ударник стреляющего устройства, пуля бесшумно прорвала резиновую диафрагму в торце рукояти и вошла Гюрзе в лоб. Вряд ли он тоже осознал, что с ним произошло.
Омыв под краном клинки, «мечи» спрятали ножи и спокойно вышли. Они пробыли в туалете не больше минуты и встретили понимающие взгляды двух мужчин.
– Мы же говорили – туда нельзя…
Не отвечая, старомодно одетые горцы прошли мимо. В зале продолжалось веселье.
- Ребенок-девочка, ты все изведала,
- Тебе двадцатая идет весна.
- Ты ищешь счастия, оно потеряно
- И не вернется уж никогда…
Через служебный ход «мечи» вышли на улицу. Через минуту они сели в «Шеви-Ниву», за рулём которой ждал Семин. Машина плавно тронулась с места.
– Я эту песню школьником слышал, – сказал Семин. – Сосед как напивался, так и орал под гитару…
– Что? Какую песню? – повернулся к нему Хомяков.
– Вот эту, что здесь… Я еще думал: почему «Махачкала»? Надо же «Махачкалы» Но он по-другому пел: «Тебе мерещится, что водка плещется, закуска прыгает вокруг стола…»
– А-а-а, – Хомяков отвернулся и принялся смотреть в окно на освещенные, но пустынные улицы.
– Дурак твой сосед, старинный романс испортил, – нехотя сказал Выхин. – Когда-то у родителей была такая пластинка…
Разговор сам собой заглох. Машина миновала центральную часть города и выехала на темное ночное шоссе.
В кабинете директора Мирза взволнованно рассказал брату о «шутке» Гюрзы. Махач вытер платком вспотевший лоб. Это никакая не шутка! Это первый звонок… Очень серьезный сигнал!
– Ничего, ничего, что-нибудь придумаем, – задумчиво процедил он. – Раз так, надо с ним решать вопрос… Ребята есть, попросим, денег дадим… Хотя и трудно! Только я не баран, чтобы ждать, пока меня зарежут!
Он позвонил по нескольким номерам, коротко переговорил, отойдя в угол, нервно и беспокойно заходил по кабинету. Мирза чувствовал, что у него ничего не получается.
Но через несколько минут дверь распахнулась, и вбежал взволнованный метрдотель.
– Гюрзу убили! – с порога выкрикнул он. – И двух охранников!
– Так быстро?! – Мирза с благоговением посмотрел на брата.
Камры
– А правда говорят, что кафиры Гаруна забрали?!
«Язык бы этим болтунам подрезать… Зачем мать волновать?» – подумал Руслан. А вслух сказал:
– Не волнуйся, его скоро отпустят.
– Сначала отобьют все внутренности, а потом отпустят, – на глазах Саиды Омаровны выступили слёзы. – Как Хусейну Сулейманову, или сыну Омара Вагабова, или…
Она замолчала, махнула сухонькой рукой, прижала к глазам застиранный передник.
– Что ты сравниваешь! Гарун Джебраилов крупная фигура, его не посмеют и пальцем тронуть! – хотя Руслан говорил уверенно, он испытывал какое-то беспокойство.
– Уже тронули… Забия сама по телевизору видела: специальный вертолет его забрал. И солдаты какие-то особенные…
«И этой дуре Забие язык подрезать!» – зло подумал Руслан.
– Пусть меньше телевизор смотрит! Вранье это все!
И чтобы сменить тему, осмотрелся, провел пальцем по подоконнику.
– Что-то у тебя не убрано, пыль везде…
– Зарема ко мне перестала ходить… Это правда, что у нее мужа убили?
– Ну, правда… Не повезло ему в первом же бою. Ты-то тут при чем?
– Она считает, что все из-за тебя. Кричала, плакала…
«Еще больше наплачется, шлюха!»
– Завтра она к тебе придет!
Саида Омаровна замахала руками.
– Не вздумай заставлять ее! Пройдет время, если она успокоится и сама вернется – тогда другое дело. А насильно… Зачем мне в доме человек с ненавистью?
– Как хочешь, – он встал. – Пора мне…
– Руслан, хватит тебе по горам да лесам бегать. Приходи с Меседу в этот дом жить. Или построй новый, большой. Умру я скоро, – завела старую песню мать.
Но сейчас это не вызвало обычного раздражения. Ему не хотелось никуда уезжать. Он подошел, обнял мать, прижался к ней, как в детстве, когда надо было прогнать мелкие страхи. Но сейчас непонятная тревога не отступала. Ничего удивительного – ведь детство давно прошло.
– Поеду, мама, – он отстранился и быстро вышел.
Ускоренным шагом пошел по узкой улочке к школе, как всегда претерпевая обратное превращение: из послушного и заботливого сына Руслана в жестокого главаря Камринского джамаата Оловянного.
Нехорошее предчувствие шло по пятам, не отставая. Настроение окончательно испортилось. Так было с ним несколько раз. Совсем зеленым, он шестым чувством ощутил засаду и убежал через соседские дворы. Как-то раз остался ночевать у матери, но заснуть не мог, встал и отправился к Абрикосу. Ночью кафиры устроили облаву, вломились в отчий дом, а он спокойно ушел оврагом. Вот и сейчас такая непонятная тревога – будто ноет зуб, только не в челюсти, а в душе…
Он вышел на пыльную площадь. У школьного стадиона стоял отобранный у Вагаба «Рейндж-Ровер» и наглухо затонированная черная «Приора».
«Как катафалк», – подумал Оловянный, подходя вплотную.
Рядом с машинами Абрикос с Сапером прыгали на одной ноге и наскакивали друг на друга, как бойцовые петухи, – кто кого собьет. Муса выступал арбитром. Все трое весело смеялись. Вокруг собрались местные мальчишки, восхищенно рассматривая самых сильных, смелых и удачливых мужчин в округе.