В тенетах суккуба Снежин Эдуард
«Господи, — всё у нас с ней — просто яркая короткая вспышка, слишком большая разница в возрасте. Жизнь моя превратилась в полную зависимость от её тела, не потяну я долго такие сексуальные упражнения с постоянными выпивками и стрессами. Придётся не раз отбиваться от посягательств кобелей на совершенное тело. А мне надо отдохнуть, поправить здоровье. Сказать ей спасибо за то, что излечила от Татьяны, а там … всё перемелется и жизнь пойдёт своим чередом».
«О, боже! — возражал другой голос, — уеду на курорт, Лара, конечно, найдёт с кем праздновать день рождения, а раз я её предал, именно так оценит она мой поступок, то бросится во «все тяжкие», даже не желая этого. Выходит, я сделаю подлянку. Ладно, скажу пока про путёвку».
— Что ты выдумал? — возмутилась девушка. — Хочешь бросить меня?
— Но Лара, все хотели получить эту путёвку, а досталась мне. За здоровьем надо следить.
— Не воображай себя старпёром. Тебе многие молодые могут позавидовать.
Я неуверенно молчал.
— Ну что же, поезжай, — уже спокойно сказала Лариса. — В июле у меня кончатся экзамены, и я прилечу к тебе.
— Зачем такие жертвы?
— Дурачок! — девушка прижалась ко мне, по щекам текли крупные слёзы, — я боюсь тебя потерять. Знаешь! — вдруг зажглась она, — я собиралась после экзаменов к предкам в Волгодонск — поехали вместе!
— Сколько лет твоим «предкам»?
— Маме сорок пять, папе сорок восемь, старички по сравнению с тобой.
— Шутишь?
Лариса отскочила от меня на пару метров:
— Да тебе тридцать не дашь!
— Да уж! — усмехнулся я.
— Нет, правда! А ты знаешь — какая на Дону рыбалка, какие пляжи? Курорт получше твоего «Ерина». И, главное, рядом я. Вадик, если я тебе не девушка, то кто?
Я обнял, поцеловал встревоженную богиню и сказал:
— Путёвку сдам. Давай думать, кого пригласим на день рождения?
— Девочки мои — мужики твои, но пусть приходят без «самоваров».
До сих пор мы с Ларисой жили самодостаточно, вполне хватало друг друга. Кто-то являлся без приглашения, например, лучший мой друг Сашка — партнёр по кооперативу, но Лариса быстро находила предлог для удаления незваных гостей.
Красавица была неотразима для мужского пола, при виде её терялся даже татарин Фаукат. На подчёркнуто вежливую просьбу девушки: «Мы устали и хотим отдохнуть», татарин, обычно нахальный, моментально испарялся: «Ухожу, ухожу!»
С «сильным» полом Лариса умела ладить, мужчины попадали под гипнотическое обаяние цветущей внешности и милой непосредственности, свойственной только юным девушкам.
На день рождения явились: Сашка, Фаукат, долговязый Игорь, сосед Женька. Этот пришёл с «самоваром» — Ольгой, любовницей двадцати трёх лет. Женькина жена сбежала в другой город к родителям; открылось, что второго ребёнка она ждёт не от мужа.
Увидев как-то у меня Ларису, сосед заныл: «Тоже хочу молодую».
— Будет тебе молодая! — успокоила Лариса и тут же вызвонила свою старшую подругу, красивую разбитную разведёнку. С тех пор Ольга жила у Женьки.
Лариса пригласила Марину, Юлю, сексапильную задумчивую брюнетку лет двадцати, оказавшуюся тоже без родителей с собственной однокомнатной квартирой, и единственную подружку из колледжа шестнадцати лет — Свету, яркую блондинку, такую же акселератку, как она сама.
- Мужики были в «отпаде». Какие девушки!
- Включили Токарева, его обожал Фаукат:
- «Па, па, па, па! Па, па, па, па!
- Одесса мама так добра!
- Душа её из серебра!
- Па, па, па, па! Па, па, па, па!»
Девчонки с визгом крутили задницами, кобеля подпрыгивали и крутились, стремясь перещеголять друг друга.
Наметились пары.
Фаукат, старше всех, конечно, запал на самую младшую — Светку. Оказалось, что его дочь — её подруга со школы, блондинку он видел раньше и мечтал о ней. Лариса сама подтолкнула молодушку любвеобильному татарину, чтобы тот отстал от неё самой.
Светка пришла в восторг от рок-н-рольных прыжков худощавого партнёра, которыми тот виртуозно умудрялся танцевать на юную даму.
Игорь чуть переморщился, имея сначала тоже виды на Светку, но сексапильная Юля, любившая выбирать сама, уже давала авансы, повиснув на парне тугой грудью, и приятель радостно бормотал ей на ухо всякую чушь.
Толстый Женька уже два раза сбегал с Ольгой в свою квартиру и, насытившись человечиной, с аппетитом уминал теперь буженину и ревел под Токарева пьяным голосом.
Марина охмуряла Сашку, что не мешало ей перебывать на коленях у всех мужиков, стоило тем присесть. Самцы удовлетворённо хохотали и с удовольствием отвечали на объятья и поцелуи резвой пышногрудой блондинки. Девчонки сначала косились на неё, но потом сами стали подражать ей.
На что «профессионалка» ехидно заметила:
— Что миряне, то и обезьяне!
Однако меня Лариса одёрнула, а Марину сбросила с моих колен. Она оказалась необыкновенно ревнивой.
Тут ещё позвонили с работы, я отдал на ВЦ во вторую смену решать задачу, и бархатный голос программистки пытался выяснить у меня какие-то неясности.
Пьяная красотка, разобрав, что голос женский, вырвала из моей руки трубку. На попытки объясниться, она просто оторвала трубку от телефона. Я ругнулся, но Лариса, как ни в чём не бывало, вывела меня на круг и сразила наповал совершенным исполнением «танца живота». Не только меня.
— Классно! — орал Игорь.
— У, у, у! — неуклюже пытался пристроиться Женька сзади вёрткой фигуры красавицы.
Все встали вокруг нас. Обаяние Ларисы всегда распространялось и на женский пол, она считалась у них лидером, не смотря на возраст. К ней не ревновали мужчин, а восхищались тем, что может увести любого.
Я тоже присоединился к кружку зрителей, чтобы не мешать эротичному танцу в переполненной комнате. И тут прилично подпитый Игорь восторженно шепнул мне на ухо:
— Какова! Эх, жаль, что имел с ней только раз!
— Ты врёшь! — развернулся я к нему.
— Вру, вру Вадик! — поспешно ретировался от своих слов приятель и добавил:
— Я же только хотел, ничего не было.
Однако пьяное признание ударило мне в виски, я схватил танцорку за руку:
— Хватит скакать, а то ещё кто-нибудь трахнет!
Она поняла всё сразу и с ненавистью обожгла Игоря взглядом.
— Болтун, — негромко, но веско произнесла Лариса.
Я понял: у них было.
В комнате повисло напряжённое молчание.
Спас ситуацию Фаукат:
— Да я давно знаю, что Игорь трепло, не обращай внимания.
— Трепло, трепло, — тут же согласился парень, согнувшись пополам. Он и так был худой и сутулый при росте метр девяносто, теперь вся его поза вызывала полное смирение, и моё боевое настроение улетучилось.
Лариса произнесла сакраментальное:
— Мы хотим отдохнуть, — и толпа с улюлюканьем, глотая на ходу рюмки на «посошок», покинула наше гнездо.
Марина ушла с Сашкой последней, произнеся нараспев:
— Ты Вадик не обижай Лару, у ней ранимая душа. И добавила, глянув на подругу: — У этой крутой кобылицы.
Я не знал — смеяться мне или плакать, но ночь помирила нас.
XI
Мы приземлились в Ростове, там надо было сделать пересадку в город к родителям Ларисы. Она одела шикарный светло голубой костюмчик с короткой юбкой в обтяжку, все мужики таращились на её гордое, красивое лицо. Лицо, одновременно юное и окончательно оформившееся по женственному, без подростковой угловатости, притягательное и надменное одновременно от чуть тяжёлого подбородка.
Наблюдатели облизывались на выпуклости юниорки и длинные загорелые ноги. Все они были не прочь побывать между них, это прямо читалось на лицах кобелей и раздражало меня.
Мы сидели в зале, ожидая рейс на Волгодонск, красавица прикорнула на моей груди, выставив вперёд обольстительные конечности. Вдруг она встрепенулась и прошептала мне на ухо:
— Смотри, что он там делает?
Я взглянул по направлению, указанному её глазами. Напротив, метров за десять сидел высокий молодой парень. Рука его была засунута в карман, а лицо искажено гримасой сладострастия. Парень бурно кончал в штаны на Ларису.
Могучий выброс в эфир сексуальной энергии разбудил девушку, и она задрожала всем телом, мысленно подаваясь навстречу бурному порыву.
Парень отвёл глаза в сторону, но я успел заметить его удовлетворённую усмешку на рефлективный отзыв красавицы.
Я встал и потащил Ларису на выход к взлётному полю.
Родители были в отпуску и смотались на Дон. Дочка звонила им перед отлётом, на столе лежала записка с информацией о запасах пищи в холодильнике и подробным описанием маршрута к месту стоянки на реке.
Я положил Ларису на родительский стол и с нетерпением овладел ей, ощутив неестественное возбуждение от памятной картины в аэропорту.
— Пусть они жрут тебя глазами, а трахаю я! — почти с ненавистью втолкнулся я в притягательную щель, крепко обхватив плотные бёдра.
Красавица мило улыбалась в ответ.
Через пару часов мы добрались до семейного бивуака на самом берегу величественной реки.
Отец, Владимир, оказался добродушным великаном крепкого телосложения, ростом Лариса вышла в него. Он сразу налил мне полный стакан коньяка, остальное разлил меж троих. Я принял и поглотил сразу весь напиток, в знак благодарности к искреннему расположению Владимира ко мне.
Жена его — Маргарита, невысокая, чёрно смольная, с цыганской внешностью, напротив, настороженно всматривалась в меня. «Не пара я её дочери» — читалось в её глазах, однако, она промолчала. Лариса восторженно начала рассказывать, какой я умный, как ценят меня на работе, какой у меня оклад по верхней сетке. Последний аргумент, видимо, смягчил «цыганку», и она показала в сторону стоящей в пяти метрах палатки:
— Спать будете там, отец поставил.
Выпитый коньяк вдарил в голову. Захотелось поразить «цыганку» своей доблестью.
— Смотаю за Дон, туда, сюда, — небрежно бросил я, словно всю жизнь был рекордсменом по плаванию.
— Там воронки! Не стоит! — возразил отец.
«Тёща», наоборот, посмотрела с вызовом.
«Не дождётесь!» — усмехнулся я про себя и, быстро раздевшись, с разбегу вбежал в холодную воду. На этом месте глубокая река закручивалась извилистыми берегами, течение набирало скорость, взбаламучивало воду снизу, и она не успевала прогреться.
Широкий Дон я перемахнул быстро и обернулся, достигнув берега. Лариса внимательно смотрела за мной, приставив ладонь козырьком ко лбу. Её мать тоже смотрела на реку в стандартной «тёщиной» позе — руки в боки.
«Однако далеко отнесло меня стремниной», — подумал я. Хотел перейти вдоль берега назад, чтобы не отдалиться от места при возвращении, но всполошился, что не выполню чистым образом обещание «туда-сюда», и, не задерживаясь на месте, поплыл назад.
Теперь меня относило быстрее, течение было круче, а на самой середине реки и поджидала коварная воронка. Я понял, что меня затягивает в неё, но только беспомощно барахтался, пытаясь оттянуться от центра водоворота. Быстро терялись силы.
«Только не пугаться»! — пронеслось в голове, и услужливая память подсказала манёвр, которым я, однажды, уже избежал утопления на Днестре. Я набрал в лёгкие воздуха и нырнул ко дну под самый центр воронки. Внизу кружение воды почти прекращалось за счёт поглощения встречным, отражённым от дна потоком, и в этой, относительно спокойной зоне, я проскочил опасное место.
Когда я вынырнул на поверхность, Лариса, путаясь в ветвях прибрежных кустарников, бежала навстречу.
— Эй, всё в порядке! — закричал я и помахал рукой, давая понять, что управляю ситуацией.
Мы встретились с ней на берегу метрах в двухстах от стоянки, девушка разрыдалась и крепко обхватила меня за голое тело, как бы вырывая к себе из объятий реки.
«Тёща» была сражена моей удалью и целых четыре дня подкладывала мне лучшие куски судаков, которых наловил отец специально к нашему приезду.
Назавтра я тоже с великим удовольствием вытащил из реки килограммового судака, мы с Владимиром съездили на резиновой лодке в тихую заводь у излучины, как раз напротив того места, где меня затянуло в воронку.
Потекли блаженные праздные дни отдыха на природе.
Днём загорали и плескались в реке, вечером палили костёр. Приняв славную дозу натурального цимлянского вина, сидели мы с Ларисой на зелёном пригорке, и величавый поток Дона у наших ног единил с бесконечностью степных просторов, вселяя незыблемую уверенность в вечности нашей Любви.
Иногда Лариса брала детский сачок и приглашала меня: «ловить кузнечиков».
Мы шли на цветастую поляну рядом с лагерем, девушка отлавливала в высокой траве кузнечиков и гонялась за бабочками. Когда я увидел донского кузнечика в первый раз, то поразился его размерам. Он был раза в три крупнее нашего уральского.
— Да какой это кузнечик? Это настоящая саранча, — хмыкнул я.
— Ой, ты прав, — согласилась Лариса, — только они здесь … домашние, не собираются в стаи. А дикая саранча, представляешь, я видела их, когда мы впервые приехали сюда покупать квартиру.
— Жутко?
— Жутко. Мы приехали на Дон, а они сидят тучами кругом на траве и кустах, все листья объели.
Мы сразу уехали, и мама даже расхотела покупать квартиру. Но в город они не залетали, и она успокоилась.
Девушка расправила кузнечику лапки, осторожно подрыгала ими и выпустила зелёного конька в траву.
— А на другой год саранчи не было, и я ловила этих, невредных. И бабочек, — ловко подсекла она сачком порхающую красотку с белыми крыльями с синей каёмкой по краям. — Я тогда собирала их в гербарий, а потом мне стало жалко сушить их на иголках, просто ловила, рассматривала и выпускала.
— Сколько тогда тебе было лет?
— Тринадцать.
«А потом ты вернулась домой и вмиг прыгнула из детства во взрослую жизнь, тебя саму поймали, как бабочку», — вспомнил я случай с рестораном, но вслух ничего не сказал.
— Я знаю, о чём ты подумал, — усмехнулась она. — Я осталась таким же ребёнком, люблю ловить кузнечиков и бабочек.
Она подпрыгнула высоко вверх и смахнула с ладони дуновением губ присмиревшую летунью.
«Ребёнок», с выпяченной почти под прямым углом мощной задницей, очень смахивал на сочную налитую кобылицу, мне показалось, что сейчас она призывно заржёт и поскачет по ковылям, а я с восторгом возбуждённого жеребца побегу догонять её и сольюсь с буйной огнедышащей стихией.
— Что ты. Тут предки рядом, — охладила она меня.
Не раз поражался я чтению прорицательницей моих мыслей.
Как-то я слышал, что у женщин гораздо больше развито правое полушарие — интуитивное, и большой вопрос, что вернее: мужской разум или женское подсознание?
XII
На пятый день разразился скандал. Ранним утром я не обнаружил рядом с собой согревающее ларисино тело. «Рано ещё» — зябко поёжился я от прохлады с реки, — «где она?»
Выбрался из палатки. Тихо, предки спят, кругом никого. Пошёл наугад вдоль берега. Метров за триста от нашего места заметил: из-за веток деревьев просвечивает мелькающими бликами костёр.
Я приблизился.
Лариса королевой, в одном открытом купальнике, в нём она обычно спала, восседала на массивном брёвнышке и цедила из горлышка портвейн. У её ног возлежали пажи, ребята в возрасте шестнадцати — семнадцати лет. Все трое гладили её по ступням, а один подбирался уже по бедру к вожделенному месту.
Сердце заколотило, как будто хотело вырваться из груди, я прихватил оказавшийся по случаю дрын и шагнул к костру.
Наверно, мой решительный вид был ужасен для тесной компании. Парни мигом убрали руки от девушки, и присели на задницы, опершись руками о землю. Лариса бросила бутылку, вскочила с королевского трона, схватила меня за руку, и мы молча удалились.
Позже, я узнал, что ребята приняли меня за её отца, иначе поединка было бы не избежать.
— Сука! — не вынес я по дороге. Она промолчала.
Мы вернулись к палаткам. Я потянул её внутрь, но она вырвала руку:
— Дай, проветрюсь на воздухе, не бойся не уйду.
Я лежал, стиснув зубы. Если б остался с ней, мог нагрубить ещё больше, а рядом спали родители. Уснуть, тоже был не в силах.
Вдруг что-то звякнуло, и я услышал громкий голос отца:
— Ты что, оборзела?
Я выглянул из палатки.
Владимир держал запасы вина в рюкзаке у изголовья, дочка просунула руку под край палатки, та была без дна, и вытянула из рюкзака бутылку. Но пьяная неосторожно задела другие бутылки. Хранитель святой жидкости вмиг проснулся, схватил вора за руку, и сейчас из-под палатки торчала только его голова, больше он не мог пролезть наружу.
Лариса, однако, вырвалась вместе с вожделенной бутылкой и, заплетаясь языком, возразила:
— Тебе что, для дочери родной жалко? Да?
Она отошла на защитную дистанцию и, ловко просунув пальцем пробку внутрь, приложилась к горлышку.
Отец, который уже вылез из палатки, очумело смотрел на алкающую дочь.
На шум проснулась мать и, оценив обстановку, с криком набросилась на меня:
— Вы там запились в городе, не просыхаете!
— Я трезвый, посмотри! — пытался обороняться я.
— Значит, девочку приучил, без пьянки она с тобой спать не будет!
Это оскорбление я не мог стерпеть:
— Ну, это слишком! Оставайтесь со своей «девочкой», я уезжаю домой!
— Никто тебя и не держит! — вспыхнула «тёща».
Всеобщая ссора, спровоцированная Ларисой, вмиг поглотила призрачную гармонию согласия.
Рубикон был перейден, отступать было некуда.
Отец хмуро молчал. Лариса, проглотив почти всю бутылку, забралась в палатку и рухнула животом на матрац. С великой грустью смотрел я на выдающуюся задницу, которую, похоже, не придётся больше проминать своим передком.
Отец осторожно увёл злыдню Маргариту к автомобилю, стоявшему неподалеку, слышно было, как машина заурчала и скрылась за кустами.
«Нормальный мужик», — подумал я, «наверно, предоставляет мне возможность попрощаться с Ларисой». Но проститься можно было только с бесчувственным телом.
Я порывался плюнуть на всё, собрать нехитрые свои пожитки и отправиться к остановке автобуса за километр от нашего лагеря.
«Уже не «нашего», — поймал я себя на мысли. Вспомнив, что в трудные минуты жизни, выручала меня физкультура, решил, пока проспится Лариса, пробежаться до сельского поля, километров на семь, один раз такую пробежку я уже совершал.
Быстро натянул спортивный костюм, кроссовки и побежал.
Свежий утренний воздух от реки, живописные извилины Дона, убегающие в таинственные дали кустарники, благоухающие распустившимися почками, а дальше равнины с пёстрыми коврами цветов, примыкающие к уже зеленеющему полю с небесами до горизонта, восстановили равновесное состояние души.
«Что ж, придётся закончить наш любовный марафон с Ларисой, вместе с финишем этого забега. Чем раньше, тем лучше. За месяц знакомства уже куча стрессовых ситуаций. Если дальше безнадёжно привяжусь к ней, то стану прощать и терпеть всё, но конец всё равно наступит, только ещё больней будет разрыв».
Я увлекся в ту пору познанием тайн человеческой психики, серьёзные учёные объясняли любовь проникновением и слиянием двух биологических полей партнёров.
Как трудно выживать тому из дуэта, чьи полевые связи оказались, вдруг, разорванными без немедленного замещения на новые!
Оголённые концы растерзанного поля притягивают злых демонов виртуального мира, которые устремляются в незащищённую душу и пожирают её.
Тяжко, как тяжко!
Я вернулся назад, неспешным шагом, бег мешал переваривать терзающие мысли, хотя побежал я с намерением прогнать их.
Лариса уже проснулась и освежилась в воде, с купальника стекали ручейки. Она сидела на нашем любимом бугорке перед рекой.
— Привет спортсменам! — помахала красавица рукой.
Я хмуро промолчал.
Она поднялась и мокрой лягушкой прильнула ко мне.
— Холодно! — непроизвольно вскричал я.
— Сейчас тебе будет жарко.
Она достала из-под пригорка бутылку, дошла до столика у кострища и вылила всё в голубую чашку. Вина пришлось больше стакана.
— Твоя птичка принесла тебе в клювике.
Я выпил. Полегчало.
Лариса подвела меня за руку к палатке, затолкнула в неё и стремительно сорвала с меня спортивный костюм, а с себя купальник.
Потом толкнула на спину и уселась сверху.
Я снова весь оказался в её власти и лишь издавал непроизвольно смачные междометия:
— О, как ты качаешь! О, сучка! А-а-а! Вдарь сильнее своей развратной задницей!
Мы излились вместе.
— Видишь, я научилась кончать с тобой в любой позиции, — наклонилась она всем телом, целуя меня в губы.
Захотелось сразу есть. Мы разогрели на костре банку тушёнки с гречей и позавтракали.
— Они сейчас вернутся, — сказал я, — не смогу без ненависти смотреть на твою мать.
— А, ну их! — махнула дочь рукой, — пошли на Дон, здесь недалеко такие пляжи посреди реки! Давно хотела тебе показать.
Мы продрались сквозь густые заросли, как будто специально скрывающие от людей сокровенные красоты природы, и я обалдел.
В этом месте Дон раскрылся широкой поймой, огибая с обеих сторон большой песчаный остров. Отдельные ручейки реки разделяли песок на мелкие островки, в заводях ручейков виднелись коврики из белых цветов и зелёных листьев кувшинок, но сам остров был удивительно чистым и сиял натуральным золотым цветом.
Красота природы заставила позабыть утреннюю ссору.
Мы замерли, прижавшись, друг к другу, и ощутили, как Вечность переливается сквозь нас.
Потом поплыли на остров. Лариса набирала из реки полный рот воды и отфыркивалась, пуская китовые фонтанчики.
— Не захлебнись! — озаботился я.
— Ой, какой противный портвейн! — сморщилась она.
— Хоть отвадит шататься по злачным компаниям, — злорадно заметил я.
На пляже девушка долго бродила по заводям и рвала кувшинки.
Пока она щипала цветы, я поймал себя на мысли, что тоскливо смотрю в верховья Дона, где-то там, в Саратове живёт сейчас моя бывшая жена Таня, что она делает в это ясное летнее утро?
До сегодняшнего дня я ни разу не вспомнил о ней после знакомства с Ларисой.
Закрыв глаза, я погрузился в воспоминания о своей прошлой семейной жизни.
Развели нас с Таней её контакты с «господами офицерами», служащими воинской части, охранявшей наш режимный город. Один из них, невзрачный и хромой, женатый и отец двух детей «запал» на Таню. Как всегда, принято у этих служителей Эроса и Вакха, женщину споили и капитан совершил с ней половой акт. Их отношения продолжались почти год в моём полном неведении. Татьяна забеременела от офицера и, испугавшись меня и огласки, уехала на родину в Саратов к матери, где сделала аборт.
Узнал я о этой истории случайным образом.
Как-то вечером в мою угловую квартирку на проходном месте города заскочила, но осторожно, на всякий случай вместе с малолетним сыном, Галка — близкая Танина подруга по работе. Галка была разведена, попивала, внешность имела сексапильную (так и хочется сказать «блядскую»!) и всегда улыбалась. Я, конечно, оказался ей рад, как близкому к Тане человеку, и выставил бутылку коньяку. Галка совсем засияла, и у нас наладился душевный разговор — долго я держал в себе молчаливую тоску по жене.
— Да ты, я вижу, совсем расклеился, — пожалела меня Галка, выслушав мои нерадостные откровения.
— Да уж, — согласился я.
Галка помолчала.
— А может, не стоит так страдать?
— Любовь, Галка, любовь. Вина на мне, всё-таки я намного старше Татьяны.
— Ох, не хотела я говорить! — сказала Галка опять после некоторого молчания. — У Таньки вина не меньше.
— Всё это мать её, мать! — стукнул я рукой по столу, вспомнив, всегда настороженное отношение Таниной матери ко мне.
— А Татьяна просто дурочка невинная, внушаемая.
— Она не невинная! — вспыхнула непроизвольно Галка.
Ничто так не задевает другую женщину, знающую свою слабость «на передок», как похвала невинности её подруг.
Галка вздохнула, налила сама себе ещё коньяку и залпом выпив, вдруг решилась:
— Изменяла она тебе!
— Ну, это ты брось! — ошарашено возмутился я.
Галка знала из прежних встреч, когда приходила к нам после работы вместе с Таней, что я недолюбливал их общение. Иногда обе были в подпитом состоянии.