Трилогия тумана (сборник) Сафон Карлос

Глава 9

К тому моменту, когда брат с сестрой достигли подножия холма, откуда вверх уходила дорога к маяку, Макс чувствовал, что мышцы ног у него вот-вот превратятся в желе. Перед выездом Алисия предложила взять второй велосипед, по-прежнему мирно дремавший в темноте гаража. Но Макс гордо отверг предложение, вызвавшись доставить сестру на место на своем велосипеде, как это сделал накануне Роланд. Через какой-нибудь километр Макс начал раскаиваться в необдуманном поступке.

Роланд с велосипедом дожидался гостей в начале дороги: он как будто знал, какие страдания выпали на долю друга по дороге от дома к маяку. Заметив его, Макс остановился и дал сестре возможность спуститься на землю. Глубоко вздохнув, он принялся растирать бедра, онемевшие от напряжения.

– По-моему, ты стал ниже на четыре-пять сантиметров, – сказал Роланд.

Макс решил понапрасну не сотрясать воздух, отвечая на шутку. Алисия, не проронив ни слова, пересела на велосипед Роланда, и эти двое тронулись в путь. Макс отдохнул еще немного, собираясь с духом для подъема по склону холма. Он уже точно знал, на что потратит первую в жизни зарплату: купит мотоцикл.

В маленькой столовой в доме смотрителя маяка пахло горячим кофе и трубочным табаком. Пол и стены были из темного дерева. Помимо великолепной библиотеки и морских приборов неизвестного назначения, Макс не увидел никаких украшений. Дровяной камин, стол, застеленный темной бархатной скатертью, старые, вытертые кожаные кресла вокруг него – вот и вся роскошь, которую позволил себе Виктор Крей.

Роланд пригласил друзей сесть в кресла, а сам устроился между ними на деревянном стуле. За время недолгого ожидания ребята едва перекинулись парой слов. Через пять минут они услышали шаги старика на втором этаже.

Наконец перед гостями появился смотритель маяка. Он выглядел совсем не так, как представлял Макс. Виктор Крей был среднего роста, бледный, с густой копной посеребренных сединой волос, обрамлявших лицо, не выдававшее истинного возраста.

Зеленые проницательные глаза смотрителя маяка неторопливо изучали брата и сестру: Крей как будто пытался прочитать их мысли. Макс улыбнулся, донельзя смущенный пристальным взглядом деда Роланда. Виктор Крей ответил ему доброжелательной улыбкой, смягчившей его черты.

– Вы первые гости, переступившие порог моего дома за много лет, – сказал он, усаживаясь в свободное кресло. – Простите меня за плохие манеры. Впрочем, когда я был маленьким, то считал, что все эти правила хорошего тона – полная чепуха. И думаю так до сих пор.

– Мы уже не маленькие, дедушка, – напомнил Роланд.

– Во всяком случае, вы намного моложе меня, – отмахнулся Виктор Крей. – Ты, конечно, – Алисия. А ты – Макс. Не требуется большого ума, чтобы разобраться, верно?

Алисия искренне рассмеялась. Они познакомились всего две минуты назад, но чувство юмора старика ее очаровало. Макс, в свою очередь, пытливо смотрел на этого человека и силился представить, как он десятилетиями жил пленником на маяке, став хранителем тайны «Орфея».

– Я догадываюсь, о чем вы думаете, – продолжал Виктор Крей. – Неужели все, что вы видели в последние дни, или думали, что видели, – правда? На самом деле я вообразить не мог, что настанет момент, когда мне придется с кем-то обсуждать эту тему, даже с Роландом. Но реальность редко соответствует нашим ожиданиям, не так ли?

Ему никто не ответил.

– Хорошо. Приступим к делу. Во-первых, вы должны рассказать мне все, что знаете. Когда я говорю все, я имею в виду действительно все. Включая подробности, которые вам могут показаться незначительными. Все. Вы поняли?

Макс покосился на ребят.

– Я начну? – вызвался он.

Алисия и Роланд не возражали. Виктор Крей жестом предоставил ему первое слово.

Следующие полчаса Макс рассказывал без передышки обо всем, что запомнил. Старик не сводил с него внимательного взгляда, слушая без тени удивления или (чего больше всего опасался Макс) недоверия.

Когда Макс закончил, Виктор Крей взял трубку и принялся методично набивать ее.

– Неплохо, – пробормотал он, – неплохо…

Смотритель маяка раскурил трубку, и по комнате поплыло облако сладковатого ароматного дыма. Виктор Крей смаковал табак особого сорта, расслабившись в кресле. Потом он по очереди заглянул в глаза каждому из ребят и заговорил…

– Нынешней осенью мне исполнится семьдесят два года. Утешает, конечно, что выгляжу я моложе, но каждый прожитый год давит на меня, точно каменная плита. С возрастом человек начинает многое понимать. Например, теперь я знаю, что жизнь делится в основном на три этапа. На первом никто даже не задумывается, что когда-нибудь постареет, что время идет и с самого дня рождения перед нами открывается путь, конец которого предопределен. Юность проходит, и наступает второй этап, когда человек осознает, сколь хрупка его жизнь. То, что поначалу он принимает за обычное смятение, нарастает в душе как лавина сомнений, и в этом состоянии неуверенности люди пребывают до конца дней. Наконец на закате жизни начинается третий этап, когда человек способен принять реальность как есть. Его уделом становятся смирение и ожидание. Я знавал немало людей, кто задержался на одном из этих этапов, будучи не в силах преодолеть себя и двигаться дальше. Это ужасно.

Виктор Крей отметил, что дети внимательно слушают его, не перебивая, но в глазах каждого сквозило недоумение – они не понимали, о чем он говорит. Он сделал паузу, потягивая трубку, потом улыбнулся маленькой аудитории:

– Эти этапы – путь, который каждому из нас полагается пройти самостоятельно, от начала и до конца, моля Господа, чтобы Он помог не заблудиться по дороге. Если бы все мы были способны понять такую простую истину на заре жизни, бед и страданий в мире стало бы намного меньше. Но вот один из величайших парадоксов вселенной – озарение снисходит на нас, когда уже слишком поздно. Конец лекции.

Вы спросите, зачем я говорю вам все это. Объясню: очень редко – в одном случае на миллион – человек, будучи еще совсем юным, понимает, что жизнь есть дорога в один конец, и его подобный расклад не устраивает. Представьте, что вы решили смошенничать в игре, когда проигрываете. Обычно вас ловят за руку и – партия проиграна, вы покрыты позором. Но порой обманщик выходит сухим из воды. Если же вместо забав с картами и костями такой мошенник предпочитает играть с жизнью и смертью, он представляет большую опасность.

Давным-давно, когда мне было столько же лет, сколько вам, судьба свела меня с одним из величайших обманщиков, когда-либо ступавших по земле. Его настоящего имени я никогда не знал. В квартале бедноты, где я жил, его называли Каином. Некоторые величали его Владыкой Тумана, поскольку, по слухам, он всегда являлся из густого тумана, застилавшего ночные переулки, а на рассвете вновь исчезал во мгле.

Каин был молод и хорош собой. Никто понятия не имел, откуда он родом. По ночам в одном из темных переулков квартала Каин подходил к оборванным, покрытым грязью и фабричной копотью мальчишкам и предлагал сделку. Каждый мог загадать одно желание, и Каин обещал его выполнить. Взамен он просил лишь послушания и абсолютной верности. Однажды ночью мой лучший друг Ангус привел меня на такую встречу Каина с местными ребятами. Этот Каин был одет как господин, только что вышедший с оперной премьеры. Он все время улыбался. Казалось, его глаза меняли цвет в полумраке, а голос был низким и тягучим. Мальчишки считали его магом. Я не верил ни одному слову из тех историй, что рассказывали о нем, и в ту ночь собирался посмеяться над самозванцем. Но я хорошо помню, что в его присутствии у меня начисто пропало желание шутить. Едва увидев его, я почувствовал только страх. Стушевавшись, я вообще остерегся открывать рот. Однако некоторые парни стали высказывать свои пожелания Каину. Когда все закончили, Каин устремил ледяной взгляд в темный уголок, где затаились мы с Ангусом. Он поинтересовался, неужели нам не о чем попросить. Я не издал ни звука, но Ангус, к моему изумлению, заговорил. Его отец в тот день потерял работу. Литейный завод, где работало большинство мужчин нашего квартала, увольнял персонал, заменяя людей машинами, работавшими дольше и не доставлявшими лишних хлопот. Первыми на улице оказались смутьяны, самые несговорчивые из рабочих. У отца Ангуса были все выигрышные номера в этой лотерее.

Без работы он не мог прокормить семью (в том числе Ангуса и пятерых его братьев), ютившуюся в убогом доме из заплесневелого от сырости кирпича. Ангус несмело изложил просьбу Каину: он хотел, чтобы отца снова взяли на завод. Каин согласился ее выполнить и – в точности как о том говорили, – шагнул в туман и пропал. На другой день отцу Ангуса по необъяснимым причинам вновь предложили работу. Каин сдержал слово.

Спустя две недели мы с Ангусом возвращались вечером домой, побывав на передвижной ярмарке аттракционов, раскинувшей палатки в предместьях города. Не желая слишком задерживаться, мы выбрали кратчайший путь и свернули к старой заброшенной железной дороге. Мы шли по бесконечному полотну при свете луны, как вдруг в тумане возникла фигура, закутанная в плащ, на котором сверкала золотая шестиконечная звезда, помещенная в круг. Человек двинулся нам навстречу по шпалам бездействующей дороги. Это был Владыка Тумана. Мы окаменели. Каин приблизился к нам и с обычной своей улыбкой обратился к Ангусу. Он сказал, что настало время отблагодарить за услугу. Ангус, насмерть перепуганный, кивнул. Каин сообщил, что поручение его нетрудное, речь идет о небольшом сведении счетов. В ту эпоху самым богатым человеком квартала – фактически единственным богатым человеком – был Сколимовский, польский торговец, владевший магазином, где продавались продукты и одежда. Там закупалась вся округа. Ангус должен был поджечь магазин Сколимовского. И выполнить задание ему следовало ближайшей ночью. Ангус хотел запротестовать, но слова застряли у него в горле. Выражение глаз Каина ясно давало понять: он не примет ничего, кроме слепого послушания. В следующее мгновение маг ушел туда же, откуда явился.

Мы поспешили в город, и, когда я расставался с Ангусом у дверей его дома, в его глазах стоял такой ужас, что у меня сжалось сердце. На следующий день я везде искал друга, но он как в воду канул. Забеспокоившись, что Ангус намерен исполнить преступный приказ Каина, я решил с вечера встать в карауле у магазина Сколимовского. Ангус не появился, и в ту ночь лавка поляка не сгорела. Я испытывал чувство вины из-за того, что усомнился в друге, и подумал, мне следовало бы пойти успокоить его. Зная его характер, я догадывался, что он прячется дома и трясется от страха при мысли о возможной мести мага. Утром я пришел к нему. Ангуса дома не оказалось – со слезами на глазах мать сказала, что ее сын отсутствовал всю ночь. Она попросила меня разыскать его и привести домой.

С тяжелым сердцем я обежал весь квартал вдоль и поперек, не пропустив ни одного из его зловонных закоулков. Ангуса никто не видел, он пропал бесследно. К вечеру я чувствовал себя совершенно измотанным и пребывал в полной растерянности, не зная, где искать друга. И тут меня как ударило. Повинуясь нехорошему предчувствию, я направился к старым железнодорожным путям и пошел вдоль рельсов, тускло поблескивавших под луной в ночной темноте. Мне не пришлось далеко идти. Мой друг лежал на полотне на том самом месте, где позапрошлой ночью Каин вынырнул из тумана. Я бросился искать пульс, но, прикоснувшись к телу, не ощутил кожи под пальцами. Только лед. Тело Ангуса стало жуткой статуей из голубого льда, от которой поднимался пар. Она медленно таяла на рельсах за брошенной железной дороги. На шее статуи висел маленький медальон с изображением знака, красовавшегося на плаще Каина: шестиконечной звезды, вписанной в окружность. Я оставался с Ангусом до тех пор, пока черты его лица не растаяли, превратившись в лужу ледяных слез, замерзающих в темноте.

Этой же ночью, в то время как я на рельсах оплакивал ужасную участь несчастного друга, магазин Сколимовского сгорел дотла в сильном пожаре. Я никому не рассказал, свидетелем каких происшествий тогда невольно сделался.

Через два месяца моя семья переехала на юг, далеко от тех мест. Шло время, и вскоре я поверил, будто Владыка Тумана превратился лишь в горестное воспоминание мрачных лет, прожитых под сенью нищего, грязного, исполненного насилия города моего детства… Потом я встретил его снова и понял: то было только начало.

Глава 10

Моя следующая встреча с Владыкой Тумана состоялась тем вечером, когда мой отец, который сделал успешную карьеру и получил должность главного технического специалиста текстильной фабрики, привез нашу семью на большую ярмарку аттракционов. Ее соорудили на деревянной пристани, далеко вдававшейся в море, и она напоминала хрустальный дворец, словно висевший в воздухе. С наступлением сумерек разноцветные огни аттракционов, загоравшиеся над морем, являли собой волшебное зрелище. Я никогда не видел ничего красивее. Отец был счастлив: он сильно изменил судьбу, сулившую, казалось, лишь унылое прозябание на севере, и стал солидным, уважаемым человеком, достаточно обеспеченным, чтобы его дети могли развлекаться, как и все дети в городе. Мы наскоро поужинали, а затем отец дал каждому из нас денег, чтобы мы потратили их по своему усмотрению, пока он с матерью будет прогуливаться под руку в толпе местных жителей, наряженных в воскресные костюмы, и туристов, разодетых в пух и прах.

Меня пленило огромное колесо обозрения, крутившееся без устали в конце пристани. Его сияющие очертания были видны за много миль по всему побережью. Я побежал к очереди, которая выстроилась к колесу. Томясь ожиданием, я обратил внимание на один из павильонов, расположенный в нескольких шагах от меня среди лотков с лотереей и навесов для стрельбы. Багряный свет заливал таинственную палатку некоего доктора Каина – прорицателя, мага и ясновидящего, как гласила афиша, на которой третьесортный художник намалевал физиономию фокусника. С плаката Владыка Тумана грозно взирал на любопытных, окружавших его новое обиталище. Уродливая афиша и пляшущие тени, отбрасываемые багряным фонарем, придавали палатке вид мрачный и зловещий. Путь в нее преграждала занавеска с шестиконечной звездой, вышитой черными нитками.

Завороженный этим зрелищем, я вышел из очереди к колесу и приблизился к палатке. Я пытался заглянуть внутрь сквозь узкую щелку, когда занавеска внезапно распахнулась и женщина в черной одежде, седая как лунь, с темными проницательными глазами жестом пригласила меня войти. В недрах палатки я сумел различить сидевшего за письменным столом при свете керосиновой лампы человека, которого в другом месте и в другое время знал под именем Каин. У его ног громадный черный кот с золотистыми глазами облизывал усы.

Без долгих размышлений я вошел и шагнул к столу, где меня с улыбкой дожидался Владыка Тумана. Я до сих пор помню его голос, низкий и тягучий. Он произнес мое имя, и оно странно прозвучало на фоне гипнотической мелодии органчика карусели, крутившейся где-то далеко, бесконечно далеко от палатки мага…

– Виктор, мой добрый друг, – прошелестел Каин. – Не будь я ясновидящим, сказал бы, что судьбе угодно вновь свести нас на одном пути.

– Кто вы такой? – с трудом выдавил юный Виктор, украдкой поглядывая на кошмарную женщину, отступившую в темный угол палатки.

– Доктор Каин. Как написано на афише, – отвечал Каин. – Веселишься с семьей?

Виктор сглотнул и молча кивнул.

– Это замечательно. Развлечения подобны лаудануму, – облегчают горе и боль, хотя и на краткое время.

– Я не знаю, что такое лауданум, – отозвался Виктор.

– Наркотик, сынок, – устало проронил Каин и повернулся к часам, стоявшим на этажерке справа.

Виктору показалось, что их стрелки идут в обратную сторону.

– Времени не существует, а потому его не стоит терять. Ты уже придумал желание?

– У меня нет никаких желаний, – ответил Виктор.

Каин рассмеялся:

– Ну-ну. Каждого обуревает не одно желание, но сотни. И как мало шансов преподносит нам жизнь их осуществить. – Каин посмотрел на загадочную женщину с гримасой сочувствия. – Разве не так, дорогая?

Женщина не ответила, словно он обращался к неодушевленному предмету.

– Но некоторым везет, Виктор, – сказал Каин, чуть наклонившись над столом. – Как тебе, например. Ибо у тебя есть возможность сделать свои желания явью. И ты знаешь как.

– Как Ангус? – выпалил Виктор, в тот момент подметивший одну странность, которая навязчиво занимала его мысли, мешая сосредоточиться: Каин ни разу не моргнул.

– Несчастный случай, друг мой. Трагическая случайность, – проникновенным голосом, исполненным печали, промолвил Каин. – Было бы заблуждением считать, что можно обрести воплощение мечты, ничего не предложив взамен. А ты как считаешь, Виктор? Скажем, это несправедливо по меньшей мере. Ангус позволил себе забыть об обязательствах, что совершенно недопустимо. Но пусть прошлое останется в прошлом. Поговорим о будущем. Твоем будущем.

– Именно это вы и сделали? – спросил Виктор. – Осуществили мечту? Стать таким, как сейчас? И что вам пришлось отдать взамен?

Змеиная улыбка исчезла с губ Каина, и он впился глазами в Виктора Крея. Мальчик на миг испугался, что этот человек набросится на него и разорвет на куски. Наконец Каин улыбнулся снова и вздохнул:

– Умный юноша. Мне такие нравятся. Однако тебе еще многое предстоит узнать. Приходи, когда будешь готов. Тебе теперь известно, как меня найти. Надеюсь, скоро увидимся.

– Сомневаюсь, – ответил Виктор, поворачиваясь и устремляясь к выходу.

Женщина, будто сломанная марионетка, которую неожиданно дернули за веревочку, тоже шагнула к двери, порываясь проводить посетителя. В двух шагах от выхода Виктор снова услышал голос Каина, раздавшийся за спиной:

– Еще одно, Виктор. Относительно желаний. Подумай. Предложение остается в силе. Может, если ты сам не хочешь им воспользоваться, кто-то из членов твоей счастливой дружной семьи лелеет втайне постыдное желание. Подобного рода желания – моя специальность…

Виктор не остановился, чтобы ответить, и выскочил на волю. Глубоко вдохнув свежий ночной воздух, он поспешил на поиски родных. Удаляясь, мальчик слышал, как затихает за спиной смех доктора Каина, похожий на песнь гиены. Его заглушал органчик карусели.

До сих пор Макс зачарованно слушал рассказ старика, не озвучив ни одного из тысячи вопросов, теснившихся у него в голове. Виктор Крей как будто прочел его мысли и погрозил пальцем:

– Терпение, молодой человек. Все части головоломки сложатся воедино в свое время. Перебивать запрещено. Понятно?

И хотя предупреждение было сделано Максу, вся троица дружно кивнула.

– Вот и ладно, – пробормотал смотритель маяка.

Тогда же я твердо решил держаться подальше от зловещего типа и навсегда выбросить из головы всякие мысли о нем. Это оказалось непросто. Каким бы ни был доктор Каин, он обладал редким даром проникать в сознание и застревать там. Это как заноза – чем энергичнее вы пытаетесь ее вынуть, тем глубже она впивается в кожу. Я не мог ни с кем поговорить о нем, если только не хотел, чтобы меня приняли за помешанного, не мог также обратиться в полицию, поскольку было непонятно, как все объяснить. В подобных случаях благоразумно выждать время, и я предоставил событиям идти своим чередом.

Наша семья благоденствовала на новом месте. Я имел счастье познакомиться с человеком, оказавшим мне очень большую помощь. Достопочтенный учитель преподавал в школе математику и физику. На первый взгляд он производил впечатление человека не от мира сего. Но его глубокий ум мог сравниться лишь с бесконечной добротой, которую он пытался скрыть под весьма убедительной маской сумасшедшего ученого, городского блаженного. Он внушил мне, что учиться надо основательно, и увлек математикой. Неудивительно, что после многолетних занятий под его руководством мои способности к точным наукам проявлялись все ярче. Вначале я предполагал пойти по его стопам и посвятить себя преподаванию, но достопочтенный учитель категорически против этого возражал, убеждая, что я должен поступить в университет, серьезно заниматься физикой и стать лучшим инженером в стране. В противном случае он пригрозил лишить меня всяческой поддержки.

Именно он добился для меня университетской стипендии и открыл путь к той жизни, какой по идее она должна была стать. Он умер за неделю до моего выпуска. И мне не стыдно признаться, что я горевал о его кончине так же, если не больше, как и о смерти собственного отца. В университете я познакомился с человеком, который впоследствии снова свел меня с доктором Каином. Юноша учился на медицинском факультете и происходил из баснословно богатой семьи (во всяком случае, мне так казалось). Звали его Ричард Флейшман. Иными словами, это был тот самый будущий доктор Флейшман, кто много лет спустя построил дом на пляже.

Ричард Флейшман отличался пылким и буйным нравом и частенько впадал в крайности. Он привык получать от жизни все, что хотел, по первому требованию, и если по какой-то причине реальность не отвечала его устремлениям, он начинал злиться на весь мир. Судьба, наверное, решила подшутить, когда сделала нас друзьями: мы оба влюбились в одну женщину, Еву Грей, дочь самого невыносимого и деспотичного профессора химии в университетском кампусе.

Сначала мы повсюду ходили втроем и совершали прогулки по воскресеньям, когда этому не препятствовал злобный огр Теодор Грей. Но долго так продолжаться не могло. Самое забавное, что мы с Флейшманом не только не стали соперниками, но сделались неразлучными друзьями. Каждый вечер, провожая Еву до пещеры огра, мы возвращались по домам вместе, прекрасно понимая, что рано или поздно кто-то из нас двоих выйдет из игры.

До рокового дня мы провели вместе два года, и они были лучшими в моей жизни. Но все когда-нибудь заканчивается. Для нашей неразлучной троицы наступил вечер вручения дипломов. И хотя я стяжал все мыслимые лавры, душа моя пребывала в трауре из-за смерти старого учителя. Ева с Ричардом пытались всеми силами развеять мою тоску и придумали меня напоить, хотя в принципе я не пил. Разумеется, злобный огр Теодор, хоть и был глухим как пень, ухитрился подслушать разговор через стену и таким образом проведал о замысле. В результате вечер закончился тем, что мы с Флейшманом вдвоем напились в стельку в вонючем кабаке, где без устали восхваляли предмет нашей безответной любви – Еву Грей.

Ближе к ночи, когда мы, спотыкаясь, возвращались в кампус, передвижная ярмарка аттракционов будто соткалась из тумана около вокзала. Мы с Флейшманом решили прокатиться на карусели, ни на секунду не усомнившись, что это верное средство поправить самочувствие. Мы отправились на аттракционы и в конце концов очутились около палатки доктора Каина, прорицателя, мага и ясновидящего, как по-прежнему сообщала уродливая афиша. Флейшмана осенила гениальная идея: пойти и попросить доктора Каина открыть нам тайну – кого из нас двоих предпочтет Ева. Несмотря на состояние отупения, у меня сохранилось достаточно здравого смысла, чтобы не соваться туда, но не хватило сил удержать друга. Он решительно переступил порог, скрывшись в павильоне.

Наверное, мне отказал рассудок, поскольку я плохо помню, что происходило в последующие часы. Когда я очнулся, страдая от зверской головной боли, то обнаружил, что мы с Флейшманом лежим на старой деревянной лавке. Светало, фургоны циркачей исчезли, точно город огней, наполненный шумом и гуляющей толпой, привиделся нам прошлой ночью с пьяных глаз. Мы не без труда сели, удивляясь пустынному виду окрестностей. Я спросил приятеля, помнит ли он что-нибудь из событий минувшей ночи. С некоторым усилием Флейшман пробормотал, что ему приснилось, будто он вошел в палатку ясновидящего и на вопрос, каково его сокровенное желание, ответил, что хочет завоевать любовь Евы Грей. Потом он разразился смехом, потешаясь над мучившим нас жестоким похмельем, убежденный, что всего этого не было и в помине.

Через два месяца Ева Грей и Ричард Флейшман поженились. Меня даже не пригласили на свадьбу. С тех пор я не видел их целых двадцать пять лет.

Однажды в дождливый зимний день господин, закутанный в макинтош, шел за мной по пятам от работы до дома. Из окна столовой я заметил, что незнакомец все еще стоит на улице, наблюдая за моими окнами. Поколебавшись мгновение, я вышел, намереваясь призвать к ответу загадочного соглядатая. Им оказался Ричард Флейшман, постаревший и дрожавший от холода. У него был загнанный взгляд человека, всю жизнь спасавшегося от преследования. Задавшись вопросом, сколько месяцев мой бывший друг не спал, я увел его в дом и напоил горячим кофе. Не осмеливаясь смотреть мне в лицо, он спросил, помню ли я, как давным-давно ночью мы подходили к палатке доктора Каина.

Не тратя времени на пустые любезности, я прямо спросил Флейшмана, что попросил Каин взамен за исполнение его сокровенного желания. Бывший друг с лицом, искаженным стыдом и страхом, упал передо мной на колени, сквозь слезы умоляя о помощи. Меня не тронули его стенания, и я вновь потребовал ответа: что он пообещал доктору Каину в качестве платы за услугу?

– Первенца, – сказал он. – Я пообещал ему первенца…

Флейшман признался, что много лет давал жене без ее ведома лекарство, делавшее невозможным зачатие ребенка. Однако со временем Ева Грей впала в тяжелую депрессию, и отсутствие столь желанного наследника превратило семейную жизнь доктора в ад. Флейшман опасался, что, если Ева не родит ребенка, она сойдет с ума или начнет чахнуть от горя и угаснет, как свеча без доступа воздуха. Он сказал, что ему не к кому обратиться, умоляя меня о прощении и о помощи. Наконец я обещал ему помочь, но не ради него, а ради той привязанности, которую все еще питал к Еве Грей, и в память о нашей прежней дружбе.

В тот вечер я выставил Флейшмана из своего дома, но вовсе не по той причине, о которой он сам подумал. Я последовал за доктором под дождем и шел за ним через весь город, недоумевая, куда он держит путь. Меня выворачивало от одной мысли, что Ева Грей, отвергнув меня в дни нашей молодости, теперь должна отдать своего ребенка подлому колдуну. И для меня это являлось достаточным основанием, чтобы оказать сопротивление доктору Каину, хотя юность давно прошла и по зрелом размышлении я понимал, что на сей раз, возможно, проиграю партию.

Блуждания Флейшмана вывели меня к новому логову моего старого знакомого, Владыки Тумана. Теперь его домом стал странствующий цирк шапито. К моему удивлению, доктор Каин отказался от почетного звания прорицателя и ясновидящего, приняв новое обличье, гораздо скромнее, однако в большей степени соответствовавшее его своеобразному чувству юмора. Теперь он выступал как клоун – с лицом, размалеванным белой и красной красками, хотя беспокойные проницательные глаза выдавали его сущность даже под десятками слоев грима. Эмблемой цирка Каина являлась шестиконечная звезда, укрепленная на флагштоке. Мага окружала клика приспешников, не внушавших доверия. Казалось, под личиной бродячих артистов таился порок. Две недели я следил за цирком Каина и вскоре обнаружил, что потертый линялый шатер служит пристанищем для опасной банды преступников – мошенников и воров, совершавших грабежи везде, где бы они ни находились. Я также выяснил, что небрежность, с какой доктор Каин набирал рабов, привела к тому, что за собой он оставлял пылающий след преступлений. Исчезновения людей и ограбления привлекли внимание местной полиции, которая почуяла гнилой душок, исходивший от этого феерического цирка.

Несомненно, доктор Каин осознавал, что у него земля горит под ногами. Потому он решил, что ему со своими приспешниками следует без промедления исчезнуть из страны, незаметно и желательно без соблюдения хлопотных полицейских формальностей. Такую возможность ему преподнес на блюдечке капитан «Орфея». Воспользовавшись глупостью голландца, чей карточный долг пришелся как нельзя кстати, Каин однажды ночью сел на корабль. Я последовал за ним.

Случившееся в ночь катастрофы я сам не в состоянии толком объяснить. Свирепая буря отнесла «Орфей» назад к материку и выбросила на скалы. Сквозь образовавшуюся в корпусе пробоину хлынула вода и потопила корабль в считанные секунды. Я прятался в одной из спасательных шлюпок, которую сорвало в тот момент, когда корабль налетел на рифы. Прибой вынес лодку на берег. Только поэтому мне удалось спастись. Каин со своими людьми путешествовали в трюме. Циркачи притаились под ящиками из опасения, что корабль нарвется на военный патруль посреди пролива. Возможно, когда ледяная вода заполнила трюм, они даже не поняли, в чем дело…

– И все же, – не вытерпел Макс, – трупы не нашли.

Виктор Крей покачал головой:

– Довольно часто во время ураганов такой силы море уносит тела погибших.

– Но оно их возвращает, пусть и через много дней, – возразил Макс. – Я читал.

– Не верь всему, что пишут, – сказал старик. – Хотя в данном случае это правда.

– Но что же тогда могло произойти? – спросила Алисия.

– В течение многих лет я размышлял над одной теорией, в которую сам полностью не верил. А теперь она как будто подтверждается…

– В кораблекрушении «Орфея» выжил я один. Однако когда в больнице ко мне вернулось сознание, я почувствовал во всем этом какой-то подвох. Я решил построить маяк и поселиться здесь, но последнюю часть истории вы уже знаете. Я подозревал: события той ночи не означали, что доктор Каин исчез бесследно. Скорее, наступила передышка. Потому я просидел тут столько лет. Через некоторое время, когда погибли родители Роланда, я взял его на свое попечение, а он, в свою очередь, скрашивал мое одиночество в добровольном изгнании.

Но это далеко не все. Я совершил еще одну роковую ошибку. Мне очень хотелось встретиться с Евой Грей. Вероятно, я желал убедиться, что жертва принесена не напрасно. Флейшман меня опередил. Узнав, где я обосновался, он приехал меня навестить. Я рассказал ему о кораблекрушении. Казалось бы, это избавляло бедолагу от химер, преследовавших его долгие годы. Он загорелся идеей построить дом на берегу моря, а вскоре родился маленький Якоб. Это были самые счастливые годы в жизни Евы. Гибель мальчика положила конец счастью.

В тот день, когда Якоб Флейшман утонул, я понял, что Владыка Тумана никогда не уходил. Он оставался в тени, неторопливо выжидая, что некая сила возвратит его в мир живых. А нет ничего сильнее обета…

Глава 11

Старый смотритель маяка закончил горестную повесть. Часы Макса показывали без малого пять часов дня. Побережье накрыла кисея моросящего дождика, и ветер, задувавший с моря, настойчиво стучал в ставни на окнах дома у маяка.

– Приближается буря, – сказал Роланд, обозревая свинцовые тучи на горизонте над морем.

– Макс, нам надо возвращаться домой. Папа скоро позвонит, – пробормотала Алисия.

Макс неуверенно кивнул. Ему было необходимо тщательно обдумать рассказ старика и попробовать сложить воедино части головоломки. Оживить в памяти давнюю историю стоило смотрителю непомерных душевных усилий, теперь его охватила апатия. Обмякнув в кресле, он молча смотрел в пустоту отсутствующим взглядом.

– Макс… – позвала Алисия.

Мальчик встал и безмолвно попрощался со стариком, который даже не пошевелился. Роланд несколько мгновений смотрел на деда, а потом вышел вместе с друзьями на улицу.

– И что дальше? – спросил Макс.

– Я не знаю, что думать. – Алисия пожала плечами.

– Ты не веришь дедушке Роланда? – допытывался Макс.

– В такое нелегко поверить, – возразила Алисия. – Должно быть другое объяснение.

Макс перевел вопросительный взгляд на друга.

– Ты тоже не веришь деду, Роланд?

– Честно? – отозвался тот. – Не знаю. Поехали, пока нас не накрыла буря. Я вас провожу.

Алисия вскарабкалась на велосипед к Роланду, и, не тратя слов даром, ребята пустились в обратный путь. Макс обернулся на миг, посмотрев на домик у маяка. Его одолевали сомнения. Вдруг, утратив чувство реальности за годы одиночества, проведенные на вершине утеса, Виктор Крей сочинил страшную историю, в которую сам верил всей душой? Мальчик подставил лицо под освежающий дождик и покатил вниз по склону холма.

Выезжая на дорогу, огибавшую берег, он в мыслях снова и снова возвращался к истории Виктора Крея. Крутя педали под дождем, Макс начал систематизировать факты единственным приемлемым для него способом. Если предположить, что рассказ старика соответствовал действительности, чему с трудом верилось, он все равно не давал ответов на все вопросы. Получалось, что могущественный маг, пребывавший долгое время в летаргическом сне, медленно возвращался к жизни. В соответствии с этой теорией первой ласточкой, возвестившей о его пробуждении, явилась смерть маленького Якоба Флейшмана. И все же в истории, которую смотритель маяка так долго никому не рассказывал, было много неясных моментов, ставивших Макса в тупик.

Засверкали молнии, окрашивая небо пурпуром, навстречу подул сильный ветер, осыпая лицо Макса градом тяжелых капель. Мальчик сильнее налег на педали, хотя мышцы ног до сих пор ныли после утреннего марафона. До дома на пляже оставалось еще километра два.

Макс пришел к выводу, что не может принять рассказ старого смотрителя без поправок и считать, что он объясняет все факты. Существование колдовского сада скульптур и случившееся в первые дни жизни в городке подтверждали, что адский механизм запущен и никому не под силу предсказать, что произойдет дальше. С помощью Роланда и Алисии или без нее, но Макс твердо решил не останавливаться на полпути и докопаться до истины. И начинать следовало с того единственного, что как будто содержало все ключи к тайне, – фильмов Якоба Флейшмана. Чем больше Макс размышлял об услышанном сегодня, тем сильнее проникался уверенностью, что Виктор Крей сказал им не всю правду, далеко не всю.

Алисия с Роландом стояли на террасе, когда Макс, промокший до нитки, завел велосипед в гараж и бросился спасаться от потопа под крышу.

– Попадаю под дождь второй раз за неделю, – со смехом сказал Макс. – Так я полиняю. Ты ведь не собираешься ехать сейчас обратно, верно, Роланд?

– Боюсь, придется, – ответил ему приятель, глядя на плотную завесу водопада, лившегося с небес. – Не хочется оставлять деда одного.

– Возьми хотя бы плащ. Иначе схватишь воспаление легких, – забеспокоилась Алисия.

– Не нужно. Я привык. К тому же это летняя гроза. Она быстро пройдет.

– Великая вещь – опыт, – поддел его Макс.

– Конечно, – положил конец дискуссии Роланд.

Друзья молча переглянулись.

– Мне кажется, лучше не касаться этой темы до завтра, – предложила Алисия. – Утро вечера мудренее. По крайней мере так обычно говорят.

– Интересно, кто заснет сегодня ночью после такой истории? – вскинулся Макс.

– Твоя сестра права, – поддержал Алисию Роланд.

– Ну уж нет, – упорствовал Макс.

– Отвлекаясь в сторону, завтра я собирался снова понырять вокруг корабля. Вдруг найду секстант, который некоторые посеяли вчера… – поделился планами Роланд.

Макс мысленно сформулировал убийственный ответ, желая дать ясно понять, что лично он считает безумием снова нырять на «Орфей», но Алисия его опередила.

– Мы придем, – негромко сказала она.

Шестое чувство подсказало Максу: множественное число она употребила из вежливости.

– Тогда до завтра, – ответил Роланд, сияющими глазами глядя на Алисию.

– Я еще тут, – произнес Макс нараспев.

– До завтра, Макс, – попрощался Роланд, направляясь к велосипеду.

Брат и сестра смотрели, стоя на террасе, как их друг уезжает в разгар грозы, пока его силуэт не исчез из вида на дороге, вившейся вдоль берега.

– Тебе нужно надеть сухую одежду, Макс. Пока ты переодеваешься, я что-нибудь соберу на ужин, – промолвила Алисия.

– Ты? Да ты не умеешь готовить, – поддел ее Макс.

– А кто тебе сказал, что я собираюсь готовить, братец? Ты не в гостинице. Идем в комнату, – распорядилась Алисия с лукавой улыбкой.

Макс предпочел не спорить и вошел в дом. Отсутствие Ирины и родителей усиливало ощущение, что они вторглись в чужое жилище. Это чувство преследовало мальчика с самого первого дня. Когда Макс поднимался по лестнице в свою спальню, его неожиданно осенило, что противный кот Ирины уже давно не попадался ему на глаза. Пропажу кота он не считал большой потерей, а потому не придал этому факту большого значения, тотчас забыв о нем.

Верная слову, Алисия долго на кухне не задержалась, сделав лишь самое необходимое. Она нарезала ржаной хлеб ломтями, намазала их маслом и джемом и налила два стакана молока.

Выражение лица Макса, когда он увидел на подносе так называемый ужин, было весьма красноречивым.

– Ни слова, – предупредила Алисия. – Я создана не для того, чтобы похоронить себя на кухне.

– Не зарекайся, – откликнулся он. Ему все равно не очень хотелось есть.

Дети тихо поужинали, с минуты на минуту ожидая звонка из больницы. Телефон молчал.

– Может, родители звонили раньше, когда мы были на маяке, – предположил Макс.

– Может быть, – пробормотала Алисия.

У сестры был встревоженный вид.

– Если бы что-то случилось, – выдвинул довод Макс, – они обязательно перезвонили бы. Все будет хорошо.

Алисия неуверенно улыбнулась, убедив Макса, что он действительно обладает врожденным даром успокаивать других с помощью аргументов, в которые сам не верил.

– Ну конечно, – согласилась с ним сестра. – Я собираюсь ложиться спать. А ты?

Он допил молоко и кивнул в сторону кухни.

– Скоро лягу, но сначала еще что-нибудь съем. Я голоден, – солгал он.

Услышав, как захлопнулась дверь в комнату Алисии, Макс поставил пустой стакан и отправился в гараж за фильмами из коллекции Якоба Флейшмана.

Мальчик повернул ручку выключателя проектора, и в луче света на стене выступило смазанное изображение, напоминавшее россыпь каких-то символов. Постепенно картинка обрела четкость, и Макс понял, что непонятные символы – это цифры, расположенные по кругу. Он смотрел на циферблат часов. Стрелки часов застыли неподвижно, отбрасывая заметную тень на циферблат, что позволяло предположить, будто съемка велась на ярком солнце или под мощным прожектором. Часы оставались в кадре, пока не ожили стрелки. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее стрелки пошли вспять. Камера отодвинулась, предоставляя зрителю возможность убедиться, что луковица часов висит на цепочке. Камера удалилась еще примерно на метр, показывая, что цепочку держит белая рука. Кисть руки принадлежала статуе.

Макс тотчас узнал сад скульптур, уже появлявшийся в том фильме Якоба Флейшмана, который они смотрели несколько дней назад всей семьей. И статуи снова стояли не так, как запомнилось Максу. Камера опять дала полный обзор изваяний, плавно скользя по кругу, как и в первом фильме. Каждые два метра она задерживалась на лице очередной скульптуры. Макс дотошно изучал застывшие черты цирковых персонажей, членов преступной труппы. Разыгравшееся воображение рисовало картины их гибели в кромешной темноте трюма «Орфея», куда хлынула ледяная вода, отнявшая шансы на спасение.

Наконец камера неторопливо приблизилась к центральной скульптуре, венчавшей центр шестиконечной звезды. Клоун. Доктор Каин. Владыка Тумана. Рядом, у его ног, Макс различил неподвижную фигурку кота, вытянувшего вперед когтистую лапу. Макс, не видевший никакого кота во время своего посещения сада скульптур, готов был поспорить на что угодно: тревожное сходство каменного животного с котом, которого Ирина подобрала на станции, отнюдь не случайно. Выяснилось, что очень легко поверить в историю старого смотрителя маяка, рассказанную нынче днем, если смотреть на эти изображения под аккомпанемент дождя, барабанившего в окна, и громыхание грозы, удалявшейся в глубь материка. Факта существования зловещих фигур оказывалось достаточно, чтобы заглушить любые сомнения и голос разума.

Камера подплыла почти вплотную к лицу клоуна, застыв на расстоянии около полуметра от него, и задержалась в таком положении на несколько мгновений. Макс покосился на бобину с пленкой и убедился, что досмотреть осталось метра два – фильм заканчивался. Движение на экране вновь привлекло внимание мальчика. Выражение каменного лица неуловимо менялось. Макс вскочил и шагнул к стене, куда проецировалось изображение. Зрачки глаз каменного изваяния расширились, губы медленно изогнулись, сложившись в жестокую усмешку, обнажившую сплошной ряд длинных и острых, как у волка, зубов. У Макса перехватило дыхание.

Секунду спустя изображение исчезло, и мальчик услышал, как крутится вхолостую бобина в проекторе. Пленка закончилась.

Макс выключил проектор и глубоко вздохнул. Теперь он поверил каждому слову Виктора Крея, но от этого ему не стало легче. Совсем наоборот. Мальчик поднялся в спальню и закрыл за собой дверь. За окном, в отдалении он смутно различал сад скульптур. И снова очертания каменной ограды окутывал туман, густой и непроницаемый.

Но на сей раз вихрящаяся мгла наползала не из леса, а будто текла из-за ограды.

Чуть позже, ворочаясь без сна и прилагая титанические усилия, чтобы вытравить из памяти лицо клоуна, Макс вообразил, будто густой туман есть не что иное, как ледяное дыхание доктора Каина, с улыбкой ожидающего часа своего возвращения.

Глава 12

Утром Макс проснулся с ощущением, что голова у него наполнена желатином. То, что он увидел в окно, обнадеживало: день обещал быть жарким и солнечным. Он лениво повернулся и взял с тумбочки свои карманные часы. Сначала Макс решил, что часы испортились. Однако, прижав их к уху, он убедился, что механизм работает прекрасно. Значит, счет времени потерял он сам. Часы показывали полдень.

Макс выскочил из постели и бросился вниз по лестнице. На столе в столовой лежал листок бумаги, исписанный изящным почерком сестры. Макс взял его и прочитал:

«Доброе утро, спящий красавец!

Когда ты прочтешь письмо, я буду с Роландом на пляже. Я одолжила твой велосипед, надеюсь, ты не рассердишься. Сообразив, что ночью ты «был в кино», я не стала тебя будить. Рано утром звонил папа и сказал, что они с мамой еще не знают, когда смогут вернуться домой. Состояние Ирины прежнее, но врачи говорят, что она со дня на день выйдет из комы. Я убедила его, что за нас нечего беспокоиться (это было непросто).

На завтрак, естественно, ничего нет.

Мы будем на пляже. Счастливых сновидений…

Алисия».

Макс три раза прочитал записку, потом положил ее обратно на стол. Он бегом взлетел по лестнице и наскоро умылся. Надев плавки и набросив голубую рубашку, он поспешил в гараж за вторым велосипедом. Как только Макс выехал на дорогу, тянувшуюся вдоль пляжа, его желудок громко потребовал законную утреннюю порцию пищи. Добравшись до городка, Макс взял курс на пекарню на площади муниципалитета. Восхитительный аромат свежей выпечки, распространявшийся на пятьдесят метров от пекарни, и одобрительное урчание желудка убедили мальчика в том, что он выбрал правильное направление. Съев три кекса и две шоколадки, Макс возобновил путь на пляж с улыбкой блаженства на лице.

Велосипед Алисии мирно покоился на подставке в начале тропинки, спускавшейся на пляж, где Роланд построил хибару. Макс поставил своего коня рядом с велосипедом сестры и подумал, что, хотя городок мало похож на место, где полно воров, было бы не лишним купить замки. Он задержался, посмотрев на маяк, высившийся на скалистом утесе, а затем направился к пляжу. В маленькую бухту вела дорожка, сплошь заросшая высокой травой. Макс, не дойдя до конца тропинки метра два, резко остановился.

На краю берега, примерно в двадцати метрах от того места, где замер мальчик, на песке, наполовину погрузившись в воду, лежала Алисия. Роланд склонился над ней и, обнимая за талию, опустил голову и поцеловал ее в губы. Макс отступил на шаг и притаился в высокой траве, надеясь, что его не успели заметить. Застыв неподвижно, он размышлял, как теперь поступить. Появиться как ни в чем не бывало с дурацкой улыбкой и поздороваться с сестрой и приятелем? Или лучше пойти прогуляться?

Макс не имел привычки подглядывать, но в тот момент не смог подавить желание снова бросить взгляд сквозь стебли луговой травы на сестру и Роланда. Макс слышал их смех и видел, как Роланд застенчиво гладил тело сестры. Его руки дрожали, выдавая волнение: он переживал важный для себя момент, и для него наверняка это был первый сколько-нибудь серьезный опыт отношений с девушками. Максу стало любопытно, является ли и для Алисии этот опыт первым. К своему удивлению, он понял, что не в состоянии найти неизвестную величину для данного уравнения. Сестра оставалась для него загадкой, хотя они всю жизнь прожили бок о бок под одной крышей.

То, что Макс увидел на пляже, повергло его в замешательство. Он с самого начала чувствовал, что между Алисией и Роландом возникло явственное взаимное влечение, но одно дело воображать и совершенно другое – видеть собственными глазами, к чему это приводит. Он подался вперед, чтобы взглянуть на парочку еще раз, но вдруг почувствовал, что не имеет права тут находиться: это мгновение принадлежит только его сестре и Роланду. Стараясь ступать бесшумно, Макс вернулся к велосипеду и покинул берег.

Удаляясь в противоположную от пляжа сторону, он спрашивал себя, уж не ревнует ли он. Может, все дело было в том, что, пока они мирно росли вместе, он привык считать, что сестра – просто большая девочка, у которой нет никаких секретов, и она, конечно, не может целоваться с парнями. Собственная наивность даже рассмешила его. Не сразу, а как-то постепенно, он начал радоваться тому, что увидел. Он не мог предсказать, что произойдет через неделю, а тем более к концу лета, однако в тот день и час не сомневался, что сестра счастлива. Впервые за много лет Макс мог хоть что-то сказать о ней с уверенностью.

Мальчик опять приехал в центр городка и остановил велосипед у здания местной библиотеки. У входа находился старый застекленный стенд, где были указаны часы работы библиотеки, а также висели другие сообщения, включая месячную афишу единственного на всю округу кинотеатра и карту городка. Макса заинтересовала карта, и он внимательно ее изучил. Топографию города он примерно так себе и представлял.

Карта показывала во всех деталях порт, городской центр, северный берег, где находился дом семьи Карвер, бухту «Орфея», маяк, спортивную площадку рядом с вокзалом и городское кладбище. Макса внезапно осенило. Городское кладбище! Ну как он раньше не подумал? Макс сверился с часами – было десять минут третьего. Он сел на велосипед и покатил по центральному бульвару города, направляясь к маленькому кладбищу, где предполагал найти могилу Якоба Флейшмана.

Местное кладбище представляло собой прямоугольник, обнесенный оградой. Оно было разбито на пригорке в конце длинной аллеи, засаженной кипарисами. Ничего особенного. Каменная стена выглядела слегка обветшалой, само кладбище по виду ничем не отличалось от любого другого погоста в маленьком поселении, где навещают усопших лишь два раза в год, а в остальное время посетителей мало – не считая церемоний похорон. Ворота были открыты, и металлическая табличка, тронутая ржавчиной, сообщала, что посетители допускаются на территорию с девяти до пяти часов дня летом и с восьми до четырех зимой. Если на кладбище имелся сторож, Макс его не заметил.

По дороге на кладбище воображение рисовало ему мрачное, зловещее место, но сияющее солнце первого летнего месяца сообщало обители усопших сходство с монастырским двориком, благостным и проникнутым светлой печалью.

Макс прислонил велосипед к стене с внешней стороны и ступил на освященную землю. На небольшом пространстве теснились скромные усыпальницы, принадлежавшие, наверное, семьям, чья история в этом городе исчислялась многими поколениями. Вокруг высились более современные по архитектуре стены с нишами для урн.

Макс не исключал возможности, что Флейшманы в свое время пожелали похоронить маленького Якоба подальше от этих мест. Но внутренний голос подсказывал ему: останки наследника доктора покоятся в том же городке, где мальчик родился. Макс искал могилу Якоба около получаса и все-таки нашел в дальнем конце кладбища, под сенью двух старых кипарисов. Это оказался маленький каменный мавзолей, на котором оставили отпечатки время и непогода. Его окружала аура заброшенности и забвения.

Склеп был сооружен в форме узкого одноэтажного домика из мрамора, ныне почерневшего и покрытого грязными разводами. По бокам кованых ворот портала высились статуи двух ангелов, обративших скорбный взор к небесам. Между ржавыми балясинами ворот с незапамятных времен лежал букет засохших цветов.

Это место навевало грусть. Отголоски боли и трагедии, казалось, еще витали в воздухе, хотя было очевидно, что сюда очень давно никто не приходил. Ко входу в мавзолей вела короткая тропка, выложенная каменными плитами. Макс прошел по плитам и остановился у порога. Ворота были приоткрыты, из глубины склепа исходил затхлый запах. Вокруг стояла мертвая тишина. Макс в последний раз посмотрел на ангелов, охранявших покой Якоба Флейшмана, и вошел, осознавая, что если промедлит еще минуту, то пустится наутек.

Камера мавзолея тонула в полумраке. Макс смутно различил увядшие стебли цветов на полу, выстилавшие ковер к подножию могильного камня, на котором рельефными буквами было начертано имя Якоба Флейшмана. Но обнаружилось кое-что еще. Под именем ребенка, у плиты, под которой покоились останки, красовалась шестиконечная звезда, вписанная в круг.

Макса пронизала дрожь, и впервые он задался простым вопросом: с какой стати он пришел на кладбище один? Солнечный свет за спиной как будто слегка померк. Макс достал часы и взглянул на циферблат. Ему вдруг стало не по себе от абсурдной мысли, что он, забыв о времени, пробыл на кладбище слишком долго, а теперь сторож запер ворота, поймав его в ловушку. К счастью, стрелки показывали лишь начало четвертого. Макс перевел дух и расслабился.

Он в последний раз окинул взором камеру и, удостоверившись, что ничего нового о докторе Каине тут не узнает, собрался уходить. И в этот момент он заметил, что находится в склепе не один. По потолку крадучись, как неведомое насекомое, двигалась темная тень. Часы выскользнули из вмиг вспотевших пальцев. Макс поднял голову. Один из каменных ангелов, которых мальчик видел у входа, шел по потолку! Статуя остановилась, повернула голову, свисавшую вниз, к Максу и, ощерившись в злобной улыбке, обвиняющим жестом указала на него точеным пальцем. Медленно черты изваяния стали расплываться, и лицо ангела преобразилось в знакомую физиономию клоуна, маску доктора Каина. Макс прочитал ярость и ненависть в его пылающих глазах. Мальчик подался к выходу, порываясь бежать, но ноги его не слушались. Спустя мгновение призрак растворился в сумраке. Пять бесконечных секунд Макс стоял словно парализованный.

Как только к нему вернулась способность нормально дышать, он ринулся к выходу и бежал, не задерживаясь и не оглядываясь назад, пока не добрался до велосипеда и ворота кладбища не остались далеко позади. Безумная гонка помогла мало-помалу взять себя в руки. Макс понял, что злую шутку с ним сыграло неуемное воображение и он стал жертвой собственных страхов. Тем не менее он решительно отверг саму мысль прямо сейчас вернуться в склеп за оброненными часами. Успокоившись, Макс снова выехал на берег. На сей раз он спешил повидаться не с Алисией и Роландом, а со старым смотрителем маяка. Со вчерашнего вечера у Макса накопилось к нему немало вопросов.

Старик предельно внимательно выслушал рассказ о происшествии на кладбище. Когда Макс выложил все до конца, смотритель задумчиво кивнул и жестом пригласил его сесть рядом.

– Я могу говорить откровенно? – спросил Макс.

– Именно этого я и ожидаю, молодой человек, – ответил старик. – Смелее.

– Мне кажется, вчера вы нам рассказали далеко не все, что вам известно. Не спрашивайте, почему я так думаю. Просто внутреннее чувство, – сказал Макс.

Выражение лица смотрителя оставалось невозмутимым.

– Что еще ты думаешь, Макс? – спросил Виктор Крей.

– Я думаю, этот доктор Каин, или кто он там, что-то затевает. И осуществит свой замысел очень скоро, – продолжал Макс. – И я считаю, что происшествия последних дней, по сути, являются предзнаменованиями того, что грядет.

– «Того, что грядет…» – повторил смотритель. – Любопытная манера выражаться, Макс.

– Послушайте, господин Крей, – перебил Макс, – я только что чуть не умер от страха. Уже на протяжении нескольких дней происходят очень странные события, и я уверен, что моей семье, вам, Роланду и мне грозит какая-то опасность. И меньше всего я расположен разгадывать новые загадки.