Культурный конфликт (сборник) Ронина Елена
– НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ, через сорок минут вас ждут в банке, на встречу отводится приблизительно два часа. Потом можно будет пообедать. Обед – на работе. В три к вам приезжает Михайлов. Думаю, это надолго. Все документы я вам для встречи подготовил, лежат в красной папке. Вечером ужин с главным архитектором в «Альбатросе». Столик заказан. Ресторан вас устраивает?
– Вполне. – Гаврилов помолчал. – До банка ехать минут двадцать пять. Заскочим на Гиляровского.
– Николай Петрович! Можем не успеть.
– Успеем, мне нужно всего семь минут, – жестко ответил шеф.
Федор оглянулся с переднего сидения на своего непосредственного начальника. Хотел еще что-то возразить, но Гаврилов уже набирал номер на сотовом телефоне. Разговор с помощником окончен.
– Куда? – повернул в сторону Федора голову шофер.
– На Гиляровского, – вздохнул Федор.
Володя возил Николая Петровича уже три года. Вопросов никогда не задавал, просто исполнял поручения. И последнее время уже не прямые – Гаврилова, а его помощника Приходько Федора. Так даже было всем удобнее. Федор всё улаживал, всё отлаживал, а дело Володи было только доставить шефа в срок по нужному адресу. Никого и никогда не интересовали пробки и то, что Володя водит не вертолет, а легковой автомобиль. Автомобиль, правда, был хорошим, восьмая модель «Ауди». Зверь, а не машина. Правда, если ехать было некуда и всё стояло, то и «Ауди» не помогала. Вот это было Володиной проблемой. И он ее решал.
Проблема Федора была сейчас не опоздать в банк. Ну с чего шефа вдруг понесло на улицу Гиляровского? Семь минут… Не успеет, ничего у него не выйдет. Федор занервничал. Что делать? Перезвонить в банк, передоговориться? Прямо сейчас, при шефе, или когда тот уже выйдет из машины? А вдруг он все-таки успеет? Хотя… Федор прекрасно знал о сложившейся ситуации. Какие могут быть семь минут? Даже с жесткостью Гаврилова. Там проблемы такие, за час не решить! Да… Только почему об этом думает Федор? Его, что ли, проблемы? Если шеф готов их решать так быстро, так и ладно. Главное, не опоздать в банк. А если даже у Гаврилова настроение какое-то не то после встречи на Гиляровского будет, то это уже не страшно. В этом плане шеф – кремень, всегда соберется, и никто его настроения не почувствует.
Федор прислушался к телефонному разговору шефа. Должность такая. Всегда и во всем быть в курсе. Хорошие новости, плохие – должен быть готов к любым неприятностям шефа, вникать в семейные проблемы. И за это тоже он получал свою немалую зарплату.
– Нина? Как ты? Как настроение? Да вот, в банк еду. Нет, обедать уже буду потом. Лекарства принимала? И как, лучше? Ну хорошо. Леша из школы пришел? Ладно, я сегодня поздно, ужинаю с главным архитектором. Да, приеду, всё расскажу подробно. Дай трубку сиделке.
Иногда тон у Гаврилова мог быть совсем другим. Практически душевным. Федор слышал этот тон два раза в день, когда шеф разговаривал по телефону с женой. Обычно это случалось перед обедом и когда выезжали после последней встречи домой. У такого мужика – жена прикована к постели. Трагедия. Об этом мало кто знал, даже из близкого окружения. Гаврилов жалости не терпел ни к себе, ни к жене. Как-то справлялся, сам занимался сыном.
– Анна Германовна, почему до сих пор не было врача? – ну вот, знакомый металл. – За что мы вам платим деньги? Я вас прошу, немедленно еще раз свяжитесь с Никифоровой. Фруктов в доме достаточно? Хорошо, всё привезут в течение часа. И проследите, чтобы Нина поспала после обеда, пусть Леша ей не мешает. До свидания.
– Федор, нужно отправить домой яблоки и апельсины.
Если бы Федор не был так внимателен, он бы просто не понял, что последняя фраза обращена к нему. Шеф не утруждал себя сменой тона или необязательными «спасибо» и «будьте любезны». Вот, опять начал говорить по телефону. И Федору нужно будет одновременно заказывать фрукты, причем делать это так, чтобы не мешать при этом шефу, и прислушиваться к разговору Николая Петровича. Последняя фраза может опять относиться непосредственно к нему, Федору. Гаврилов два раза не повторял. Сказал и забыл. И это правильно, ему было про что помнить. Для того и существовал Приходько Федор. Чтобы голова шефа хоть немного была свободной для мыслей более высокого полета.
Естественно, жене Гаврилов сказал, что едет сразу в банк. Понятное дело.
– На месте будем через пять минут.
Это уже Володя. Привычка заранее говорить о прибытии устраивала и Гаврилова, и Приходько. Оба были в своих мыслях, и хорошо, что кто-то предупреждал их заранее: «Всё, готовность номер один. Приехали».
Машина бесшумно въехала в тихий двор и остановилась у старинного особняка. Федор быстро вышел из машины, привычно огляделся по сторонам и открыл заднюю дверь.
Мила наблюдала из окна, как из подъехавшей машины вышел сначала охранник, потом и человек, которого она ждала. Пунктуален. Она достала пудреницу, еще раз критически взглянула на себя. Пригладила руками прическу, поняла, что волнуется. Как найти правильный тон, как не растеряться? Ну вот, даже ладони вспотели. Она незаметно вытерла их о юбку. В коридоре раздались быстрые шаги, и дверь распахнулась. От напряжения Мила встала.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, я Гаврилов.
– Я поняла, спасибо, что пришли, мне нужно с вами поговорить. Понимаете, всё очень серьезно.
– Подождите, – властным движением руки Гаврилов остановил Милу. – Говорить буду сначала я. Предупреждаю, времени у меня мало, поэтому я буду краток.
Мила попыталась было открыть рот, но поняла, что это бесполезно. С такой харизмой бороться было невозможно. Перед ней стоял властный деловой человек, который привык, что решения принимает он один, а все должны ему подчиняться.
– Скажите, пожалуйста, у моего сына есть портфель?
– Да, – вопрос был неожиданным, и Мила даже растерялась.
– И он с ним каждый день приходит в школу?
– Ну конечно!
– А учебники у моего сына есть, тетрадки, ручки, линейки?
– Есть, конечно, только я хотела вам сказать…
– Я не закончил, – Гаврилов остановил Милу одним взглядом, и учительница запнулась на полуслове. – Если у моего сына есть портфель и всё, что нужно для обучения, я так понимаю, что как отец свои функции я выполнил. С этим портфелем Алексей пришел в школу. На этом мои обязательства заканчиваются и начинаются ваши. Теперь ваше дело его всему научить. Я лично ситуацию воспринимаю именно так. Вам всё понятно?
– Понятно, – пролепетала Мила, – но как же?
– И я прошу вас больше меня в школу не вызывать. Я же не спрашиваю вас, как мне строительным трестом управлять, вот и вы меня в свои проблемы не вмешивайте. Каждый должен заниматься своим делом, тогда это будет профессионально.
– Николай Петрович, но это же ваш сын! – практически выкрикнула Мила.
– И ваш ученик. Простите, ваше время истекло. Рад был познакомиться.
Гаврилов развернулся и быстро вышел из класса.
«Чему он был рад? Он же даже не спросил, как меня зовут», – вздохнула про себя Мила.
«Ровно семь минут, – подумал Федор, – как всегда, шеф не подвел, в банк успеем точно. Учительницу только жалко».
До Федора Приходько доходили слухи, что Лешка стал в школе неуправляемым. И про учительницу новенькую и молодую, которая из-за мальчишки плачет уже. Оно и понятно: мать больна, отец вечно на работе. Надо будет училке объяснить ситуацию-то, пусть к парнишке повнимательнее будет. Федор сделал в голове заметку: «Заехать в выходные домой к Людмиле Павловне, поговорить про Лешу, постараться помочь, если возможно».
Что там шеф за семь минут ей донести смог? Очередные команды отдал? Эх, вот ведь жизнь. Такими делами ворочает, а у самого жизнь совсем вся нескладная получается. Где только силы берет.
– Поехали, Николай Петрович?
– В банк.
Современная амазонка
ЖЕНЩИНЕ научиться водить машину сложнее, чем мужчине. Почему? Скорее всего, это все-таки момент психологический. И дело не в том, что мы, девушки, к обращению с техникой не способны. Совсем даже не так! А некоторые из нас очень даже способны. Мужики же тоже есть, которые гвоздь вбить не могут. Или вы таких не встречали? Я вам не верю.
Только надоело слушать это извечное со стороны:
– Ну, понятное дело – тетка поехала!
Или:
– Осторожнее, не видишь, кто за рулем?! Неизвестно, чего от нее ждать!
А что значит неизвестно? Вот как раз-таки известно. Потому что женщина ездит не как вздумается, а как в правилах записано. Другое дело, что эти правила надо сначала припомнить. А на это нужно время. Поэтому и получается, наверное, не так быстро. Зато абсолютно правильно.
И нам, женщинам, про мужчин-автомобилистов есть что рассказать. Тоже, между прочим, не ангелы! Но мы ведь этого не делаем. Принимаем их стиль вождения как данность. И не обсуждаем.
Мне, например, стало немножко легче, когда я научилась ругаться. Причем конкретно так, используя разные слова, причем не очень нормативные. И легче, и не так страшно. А то «подрежет» тебя кто-нибудь на дороге, еще и с совершенно перекошенной физиономией что-нибудь прокричит вдогонку. Ему невдомек, что ты ничего не слышишь. Но по выпученным глазам понимаешь, что обозвал тебя как-то совсем неприлично. Какая реакция у меня была первое время? Естественно, сразу слезы из глаз, руки трясутся, ничего вообще не видишь, соображать перестаешь совсем. А останавливаться-то нельзя. Нужно же дальше ехать, маневрировать. А ты выбита из колеи окончательно и бесповоротно.
Поэтому учимся быстро реагировать. Сначала на ругань. Как? Такой же руганью в ответ. Очень помогает. Сужу по собственному опыту. Он тебе слово (мужик из соседней машины), а ты ему двадцать в ответ.
И под конец – язык показать. Это обязательно. Он же не слышал, как ты его сейчас припечатала. Лицо же искажать не будешь. Вдруг в соседнем ряду кто из знакомых едет? Не очень эстетично получится. А так язык высунешь, скажешь:
– Э-Э!
И всё. Главное, больше в его сторону не смотреть и ехать себе дальше. Под нос себе всё равно повторяя:
– Сам дурак, сам дурак!
Психотерапия такая. Или аутотренинг, не знаю. Но очень помогает.
Вот мужчины, они какие? У них вообще нет никакого терпения. Если их кто «подрежет» или, как им показалось, обидит на дороге, они же заводятся с полоборота. Мой муж сразу начинает за обидчиком гоняться. А тот, значит, от нас убегает. И вот мы уже забыли, куда ехали, не вспоминаем, что в салоне любимая жена, маленький ребенок. Несемся. Куда, зачем? В противоположную сторону от той, куда ехали. Говорить мужу в это время что-либо бесполезно. Всё, вошли в раж. Обидчика нужно догнать. Причем за пятнадцать лет совместного проживания не догнали никого ни разу. Но гоняемся исправно всегда. Раньше я нервничала, пыталась уговаривать, убеждать, обижаться. Потом поняла, что бесполезно. Нужно пристегнуться потуже и, если совсем лихо, прикрыть глаза. И проверить, надежно ли на заднем сидении пристегнут ребенок. Всё. А потом представить, что будто мы просто по Москве катаемся. Поездим так поездим, повозмущаемся, что на дорогах одни уроды ездят, и начинаем искать дорогу назад. Нет, ну согласитесь, просто язык показать, по-моему, значительно спокойнее. И главное, сколько же экономится времени.
Но это ладно. Мой муж просто ангел по сравнению с другим моим родственником. Тот ни за кем и никогда не гоняется, а просто спокойно доезжает до ближайшего светофора, неторопливо выходит из машины, достает обидчика из его автомобиля и дает ему кулаком в глаз. Люди, закрывайте изнутри свои машины!!! Мой родственник – бывший спортсмен. Ростом он под два метра, и кулак у него как моя голова. Кошмар, одно слово. Причем он вдарит так, как следует, потом так же без лишней суеты садится в свою машину и уезжает. А через неделю ему повестка в суд приходит.
И главное, вот я не знаю, как к этой ситуации отнестись. С одной стороны, бывают действительно случаи, когда я думаю: «Ну почему у меня нет такого кулака? Если бы был, тоже дала бы, не раздумывая!»
А с другой стороны, все-таки у женщины есть инстинкт самосохранения. Она понимает, что должна себя беречь. Причем думает не про себя для себя самой, а про себя для семьи, детей, мужа. Думает: вот случись со мной что – и что с ними со всеми будет? А? Я когда кормила своего ребенка грудью, вообще за руль не садилась. Понимала, ребенок не выживет, если со мной что случится. Вот откуда я сама себе такое правило придумала? Откуда-то придумала, изнутри.
Или вспоминала слова своего инструктора, который меня учил на машине кататься:
– Машина, Лена, на дороге – это стопроцентная опасность, а если в этой машине сидишь ты – это двухсотпроцентная опасность.
Причем интересно, этот постулат он придумал, когда я к машине только подходила, просто глядя на меня.
Когда я села за руль, он говорить перестал, он тоже, как те нервные мужики, только ругался, причем не кричал, а так шипел тихо себе под нос.
Я действительно оказалась какой-то удивительно неспособной к вождению автомобиля. Причем машину научиться водить хотела безумно. Каждую женщину за рулем воспринимала как личное себе оскорбление. Нет, ну почему это она за рулем, а я рядом с мужем на пассажирском сидении?! И главное, мне казалось, что та, которая за рулем соседней машины, тоже в тот момент про меня думает: «Видно, что-то в той тетке не то, раз ей муж руль не доверяет, тем более машину ей не покупает».
Откуда мне было знать, что когда сидишь за рулем, вообще не соображаешь и уж про теток из параллельных машин точно не думаешь? Кто там кому что купил, что дал, что не дал… Я этого не понимала. Я только знала, что мне нужно за руль, любой ценой. Только бы прорваться. О своих предстоящих страхах и существующих способностях я не задумывалась. Все как-то водят. Причем легко, одной рукой, еще и с сигареткой. Опять же эти бабульки немецкие. Неужели я хуже? Тоже научусь. «Не боги горшки обжигают, и медведя на велосипеде можно ездить научить» – эти мысли были у меня основными, когда я наконец получила от мужа «добро» пойти на курсы вождения автомобиля.
Знак свыше мне был дан сразу, в первый же день занятий. Я, как и большинство наших согражданок, взращенных на психологической литературе, отношусь к знакам и всяким совпадениям очень настороженно. И долго не могла я это странное предупреждение правильно расценить. Что бы это могло означать? Мне нужно уходить с курсов? Это совсем не мое? Это представляет для меня жизненную опасность? На самом деле в глубине души именно так этот знак я и расценила. Никому о своих внутренних опасениях не рассказала и все-таки занятия решила продолжить.
Что же произошло?
В первый день занятий на автомобильных курсах, возвращаясь, окрыленная, домой, я попала под машину. Переходя улицу по пешеходному переходу на зеленый свет. Машина вынырнула из-за угла, скорость была небольшая. Тем не менее она меня ударила так, что я отлетела метра на два и со всего маха ударилась задним местом об асфальт. На какое-то мгновение я потеряла сознание. А придя в себя, всю картину уже наблюдала как будто бы со стороны. Вот машина остановилась, из нее выбежал перепуганный водитель, начал поднимать меня, собирать мои рассыпавшиеся из сумки вещи. А еще я увидела людей, стоявших на автобусной остановке. Они молча наблюдали эту картину. Никаких эмоций, никакого желания помочь или хотя бы удивиться. Или отругать водителя. Они стояли и смотрели. Как стояли ровно минуту назад и смотрели на просто проезжавшие мимо них автомобили. Меня это потрясло больше всего. Даже больше того, что на меня только что наехала машина.
– Жива? Идти можешь? Ничего не сломала?
– Вроде нет. Не знаю.
Я действительно ничего не знала, только всё смотрела на публику с автобусной остановки, которая всё так же безучастно наблюдала эту сцену.
– Где живешь? Я довезу тебя до дома.
Плохо соображая – видимо, головой тоже ударилась или тряхнуло меня сильно, – я залезла в машину. По дороге уже додумалась: а вдруг он меня куда-нибудь сейчас завезет? Все-таки ведь чуть не убил сейчас. А ну как я на него подам в суд? Зачем я с ним поехала?
Нет, довез меня мой несостоявшийся убийца до дома, высадил у подъезда, погладил по голове и пожелал мне скорейшего выздоровления. Так же автоматом я дошла до квартиры, рухнула на кровать и проспала ровно два дня.
А когда пришла в себя, опять ринулась на автомобильные курсы. Решив, что эти знаки мы от себя отметем. Или придумаем для них подходящее для себя объяснение. Например, это было для меня своеобразным предупреждением свыше:
– Отнесись к этому новому для тебя делу, вождению автомобиля, очень серьезно. Это огромная ответственность, это риск. И может случиться всякое, даже непоправимое. Но если будешь учиться хорошо, не выедешь на дорогу неподготовленной, всё будет в порядке, и такого с тобой не произойдет никогда.
У меня была на тот момент в жизни цель: научиться водить машину. Доказать всем, что я это могу.
Доказывать пришлось прежде всего себе. Я даже не предполагала, что это за ощущение, когда ты первый раз садишься за руль. Может, у кого-то они бывают другие. У меня был животный ужас. Я нажала на педали, и эта махина поехала. Причем, как мне показалось, сама по себе, на меня никак не реагируя. Это был шок. Я хотела тут же выйти и больше никогда в эту школу не возвращаться и в этот автомобиль с множеством педалей не садиться. И дальше каждый мой приход на эти занятия был маленьким преодолением себя. Слышала я, что у кого-то бывает совсем наоборот. Села и поехала. Это было не про меня.
Я села и никуда не поехала. А если ехала, то только не туда, куда надо.
Подумалось, что, наверное, дело в инструкторе. Ну не тупее же я других. А как же эти мои врагини из соседних автомобилей, которые каждый день на дорогах Москвы кидают мне вызов? Почему у них получается, а у меня нет?
И тут я приняла самое неправильное на тот момент решение в моей жизни. Я попросила быть моим инструктором собственного мужа.
Дорогие девушки, не делайте этого никогда!
Это самое последнее, что вам может в данной ситуации прийти в голову.
Во-первых, вы узнаете о своем муже такое, чего даже не предполагали. И во-вторых, с этими самыми знаниями о своем муже вам потом придется жить (непонятно как) дальше.
А узнаете вы то, что свой автомобиль ваш муж любит гораздо больше, чем вас. Сами понимаете, знания не из приятных.
В дальнейшем вы в этом убедитесь неоднократно. Когда каждая царапина, сделанная вами при поездке на его машине, будет восприниматься вашим мужем как личная трагедия, и ваши уверения, что главное – это то, что вы остались живы, будет восприниматься им не очень адекватно.
При чем здесь ваша жизнь? Да с вами никогда ничего не случится! Царапина!!! Нужно красить, нужно выравнивать. На эту царапину он будет смотреть часами. Так долго он не смотрел на вас даже в тот день, когда вы были в свадебном платье. Эту царапину он не простит вам очень долго.
Но всё это у вас еще впереди, и вы к этому в конце концов привыкнете. Изменить это невозможно, каждый раз нервничать устанешь.
Но в первый раз – это удар. Мужу какой-то карбюратор, который ты можешь сжечь, важнее, чем ты? И твой муж умеет ругаться?! Причем нецензурно?! И прямо конкретно на тебя?!
Через пятнадцать минут совместного с мужем урока я выскочила из автомобиля посреди дороги, хлопнув дверью что было сил:
– Да провалитесь вы все со своими машинами!
Дальше была веселая сцена для всей нашей улицы. Муж ехал за мной, просил меня опять сесть за руль, извинялся. Я, не обращая на него никакого внимания, гордо шагала по тротуару.
Несколько раз мужу еще удавалось меня уговорить продолжить такое обучение. Я по простоте душевной соглашалась, и картина повторялась вновь.
Так что урок я извлекла и готова им с вами поделиться.
И учиться у собственного мужа этому делу не стоит, и катать его впоследствии на автомобиле тоже. Всё и всегда ты будешь делать не так. Зачем раздражать его, нервничать самой? Делаем себе зарубку на всю жизнь. Возим только уже не очень транспортабельное тело. Во всех остальных случаях, если вы встретились в автомобиле, за рулем только муж.
Ну зачем тебе нужны его советы? Пару раз, послушавшись советов своего мужа: «Давай! На газ! Проскочишь!» – я угождала в очень неприятные ситуации. Опять же, по его высказываниям, была сама и виновата. Или на газ не так давила, или поворачивала не по тому радиусу. Короче, нам это всё не надо. Делаем выводы: учитель из мужа никакой, и курсы повышения квалификации под его руководством тоже проходить не стоит.
Что же мне было делать? Пришлось, сжав зубы, учиться у своего инструктора. Он матом на меня не ругался, и мне из машины вылетать было как-то неловко. Поэтому пришлось идти к цели. Шла непросто, но пришла. И водительские права я получила.
Получить-то получила, но ездить боялась панически.
Самыми лучшими и уважаемыми людьми на тот момент для меня стали шоферы. Это же какую голову нужно иметь?! И на педали нажимать, и поворотники включать, и на светофор смотреть, и за машинами, которые тебя окружают, наблюдать. Ну как со всем этим справиться? Где взять столько интеллекта? Как что-то не упустить? Нет, тут нужны способности Цезаря, не иначе. И уже подкрадывались малодушные мыслишки: «А может ну ее, эту машину?»
В конце концов, как же приятно ездить на метро! Села, книжечку открыла, и никаких забот.
И вот так я начала бороться сама с собой. С вечера я давала себе слово, что поеду на работу на машине, выучивала маршрут, проезжала его мысленно с перестроениями в голове, а с утра лихорадочно начинала искать причину, почему все-таки на метро ехать лучше. И, приехав на работу, корила себя за неуверенность и опять клялась, что завтра этого безобразия не повторится. Только на машине! В конце концов, муж подарил мне на день рождения ребенка собственный автомобиль! Я его очень люблю. Мужа тоже, естественно, но сейчас речь идет о машине. Вон она какая красивая стоит, из окна видно, загляденье просто! И имя я ей дала экзотическое – Агата. Нет, завтра всё изменится.
Завтра повторялось всё то же самое. Дельный совет дал один сотрудник на работе:
– Думаешь, я не боялся ездить? Да брось ты, боялся, еще как! Ты знаешь, начинай ездить понемногу. Вот пришла домой вечером и, пока светло (потому что в темноте ощущение дороги совсем другое), села за руль сама и поехала до ближайшей булочной. Причем одна, подружек не бери. А то потом привыкнешь и одна будешь бояться – обязательно в салоне кто-нибудь сидеть должен будет. И так каждый день. А потом на работу выезжай. И тоже, проехала до ближайшего метро, где дорогу знаешь, – и оставь там машину. Где припарковаться можешь, где за нее волноваться не будешь. И поезжай дальше на метрополитене. И так каждый день что-то прибавляй или отрабатывай знакомый маршрут. Главное, езди. Езди каждый день. Никаких перерывов. И, вот увидишь, медленно начнет получаться. Обязательно. Только всё не так быстро. Первый этап – это три месяца. И будет чуть-чуть легче. Запомни: чуть-чуть! Но все-таки появится хоть какая-то уверенность в себе. Страх останется. Потом будет шесть месяцев. И станет уже гораздо легче! Гораздо. И вот так отмечай каждые последующие три месяца.
Советы того самого дядьки оказались для меня неоценимыми. Я взяла себя в руки, садилась в машину каждый день. Причем первое время просто в ней сидела. И в итоге – поехала. Было сложно, но каждый день я преодолевала маленький рубеж. Я гордилась сама собой.
И вот я первый раз доехала до работы. Вбежала в кабинет, где сидели наши мужчины, и счастливо выдохнула:
– Я приехала! Машина посередь двора стоит, кто припаркует?
Коллеги по работе в положение вошли, помогали парковаться первое время, потом научилась и сама.
И постоянно собирала советы окружающих:
– Паркуйся не спеша. С толком, с расстановкой. Пусть на тебя в это время кто-то смотрит с ухмылкой. Плевать. Езди взад-вперед до тех пор, пока не будешь уверена, что машина едет ровно.
– Всегда, когда ставишь машину, думай, как будешь выезжать. Лучше потрать времени побольше на парковку, найди более подходящее место. Никогда не знаешь, при каких обстоятельствах ты будешь выезжать. Иногда сильно опаздываешь, и нет лишнего времени на сложный выезд, или действительно нужно будет на кого-то произвести впечатление. Незачем всем знать про твои страхи и мучения. Выедем как королева.
– Сто раз проверь, закрыла ли машину, подергай за ручки.
И всё обязательно будет хорошо.
Ну и, конечно, самое главное, машина – она живая. И с ней нужно общаться. И благодарить ее, и поддерживать. И здороваться, и прощаться. Машина должна чувствовать твою к ней расположенность, и она вывезет тебя из любой ситуации.
Как-то в наследство от мужа мне достался автомобиль. Хороший, у меня такого не было. Только вот я не знаю, кто кому из нас не понравился. Но только машина эта делала что хотела. И ехала в ту сторону, куда хотела. Это была такая странная машина. Могла спонтанно заглохнуть, могла так же вдруг завестись. Почему? Что я делала не так? Не знаю. Только в один прекрасный момент я поняла, лучше без надобности в этой бывшей мужниной машине вообще никакие кнопки не нажимать. Машина, видите ли, обижалась.
Не было у меня с этой машиной контакта, и не чувствовала я в ней себя защищенной.
Вот действительно, есть машина твоя, есть не твоя. К этому тоже отнестись надо серьезно, выбирая себе автомобиль. Он должен тебе подходить, стать твоим вторым «я».
Не нужно торопиться при выборе машины. Всё должно сыграть свою роль.
Пусть она будет другом, охранником, помощником, членом семьи.
А опыт вождения – он придет. Плюс к этому ваша аккуратность, знание правил дорожного движения и логическое мышление. И пусть противоположный пол говорит, что мы на дороге непредсказуемы. Всё неправда. Они просто ездят по интуиции, а мы по правилам. Вот и вся разница!
Дорогие девушки, водителей лучше нас – не найти. Запомните и не сомневайтесь. Хорошей вам дороги!
Музыкант
Я СИЖУ в зале ночного клуба на VIP-местах, и меня не покидает чувство нереальности происходящего. Идет концерт популярной среди молодежи рок-группы. Музыка очень громкая, просто бьет по ушам, солист всё время хрипит, причем так старается, как будто хочет выдавить из себя то, что съел позавчера. Если бы хотел выдавить то, что съел вчера, наверное, так шею не раздувал бы и глаза не выпучивал. В зале под сценой, между тем, начинается драка. Это, как выясняется, теперь такая форма танца. Хорошо, что мы сидим на достаточно приличном расстоянии: если даже сильно разойдутся, до нас им не достать. Да и охранников много.
Ну и что же здесь странного? Обычный клуб, обычный концерт, рядовая публика…
На сцене стоит мой сын. И я никак не могу поверить, что вот так же он стоял на сцене Московской консерватории, только в руках была не гитара, а флейта. На глаза наворачиваются слезы, и я ловлю себя на мысли, что уже не слушаю эту музыку, а смотрю на моего Антошку и вспоминаю весь тот путь, который мы прошли с ним по музыкальным тропам. И всё пытаюсь понять, как это так вышло, что он сочиняет и играет совсем другую музыку.
То, что у меня родился талантливый ребенок, стало понятно очень быстро, уже к году. Нет, не подумайте, что я ненормальная мамаша. К своим детям я всегда пыталась относиться объективно.
Антон появился на свет в 1984 году. Когда ему было несколько месяцев от роду, я краем глаза смотрела по телевизору передачу «Музыкальный киоск». Передача так себе, мне она никогда не нравилась, но как-то зацепила меня там одна фраза. Производился опрос на улице «Какую дети слушают музыку?».
И вот одна девочка говорит: «А я никакую не слушаю, у нас дома нет проигрывателя». Я схватилась за голову. Позор, у нас тоже дома не было проигрывателя! Я сразу в телевизоре представила своего сына через много лет, абсолютно неграмотного, обвиняющего в этом собственных родителей: «Когда я был маленьким, у нас дома не было даже проигрывателя, мне негде было слушать музыку, поэтому что это такое, мне неведомо!» Эта передача произвела на меня настолько сильное впечатление, что в ближайшие же выходные я понеслась в музыкальный магазин, обратно я вернулась с новеньким проигрывателем, несколькими пластинками и уверенностью в том, что своего сына я с сегодняшнего дня воспитываю правильно.
Вот! Вот где были зародыши наших талантов – мучений, волнений! То есть не зря мне этот «Музыкальный киоск» не нравился. Не нужно было реагировать на их сомнительные советы. Но очень хотелось сделать для ребенка как можно больше.
А ребенок за этот проигрыватель уцепился мертвой хваткой. Слушать мог часами, причем ему было абсолютно всё равно, современная это музыка или классическая. К году начал подпевать, мог смотреть по телевизору концерты классической музыки, а в два года по произведениям мог уже примерно определить авторов. В список избранных попали Чайковский, Вивальди и Свиридов. Слушая музыку, Антошка замирал, и я могла спокойно заниматься своими делами, зная: пока не дослушает, с места не сдвинется. Непроизвольно сама начала этой музыкой окружать нашу жизнь – покупала все новые пластинки, мы смотрели с ним хорошие музыкальные программы по телеку, ходили на концерты.
Первая опера, на которую мы попали, была «Мнимая садовница» Моцарта. Антоше было года три. К моему разочарованию, опера шла в концертном исполнении. То есть оркестр сидит на сцене, певцы по очереди выходят вперед и поют свои арии. Ну, думаю, наглость какая, ну хоть бы костюмы надели. И так ничего не разберешь, кто кем друг другу приходится! Да и музыка довольно сложная. Ребенок отсидел всё действо примерно, хлопая в нужных местах, а после спектакля всё нам подробно объяснил, про что была речь, кто плохой, кто хороший. На мои уверения, что вообще-то опера – это не совсем так, что это должно быть очень красиво – с декорациями, песнями и плясками, мой сын заверил меня, что и так было неплохо и он в общем-то готов и без декораций. Главное – музыка! Ну не знаа-аю…
Я свою первую оперу посмотрела в шесть лет. Это был «Борис Годунов» в Большом театре. Я сидела на первом ряду партера, вернее сказать, стояла – усадить меня было невозможно, я всё равно всю дорогу вскакивала от восторга. Мама, которая сидела рядом, и соседи сзади уже махнули рукой и пытались рассмотреть что-то сквозь меня. Действо было монументальное. Декорации старой Москвы, хор, от голоса которого мурашки бежали по телу, грандиозная музыка Мусоргского, пел сам Козловский. Всем этим я была оглушена. А уж когда на сцену выехала Марина Мнишек на настоящем коне, моим восторгам не было предела!
Любовь к опере я пронесла через всю жизнь. Думаю, «Борис Годунов» мне сильно помог, поэтому очень хотелось, чтобы сын испытал что-то подобное. Но смотри-ка же, ему не нужен антураж. Ему опера понравилась и без живой лошади. Он слушал музыку!
Было несколько попыток направить Антошку в другое русло. С пяти лет его можно было отдать в студию эстетического воспитания. Эстетически воспитанными детьми, по мнению педагогов студии, считались дети, которые рисовали, танцевали и знали основы музыкальной грамоты. Я была в принципе с ними согласна. Потом неизвестно же, может, мой сын станет великим художником или вторым Барышниковым. Пожалуй, Барышниковым бы не очень хотелось. Но всё равно пусть откроют в нем еще какие-нибудь таланты.
Таланты открылись везде – и рисовал что-то как-то, и двигался в такт музыке. Но то, что музыкальные способности явно есть, учительница по сольфеджио мне подтвердила уже как специалист: «Вам не кажется, мальчик способный». Ну что ж, значит, идем в музыкальную школу!
Интересно, что через много лет, разговорившись с одной новой приятельницей, выяснила, что именно она организовала эту студию эстетического воспитания для маленьких детей. Сколько ей инстанций пришлось пройти, чтобы всё срослось, – это был отдельный длинный рассказ. Студия просуществовала всего год, потом ее все-таки закрыли, посчитали, что детям это не нужно, помещение отдали под очередной магазин. Антошка именно в этот год и попал! На мой взгляд, студия была очень неплохая, люди работали с большой отдачей, любовью к детям. Моему сыну тогда просто повезло.
Итак, мы идем на вступительный экзамен в музыкальную школу. Ближайшая школа к нашему дому оказалась не просто так, а достаточно известная. Поступить туда было сложно, нужно было выдержать конкурс. К такому раскладу я была не готова, думала: раз ребенок способный, его и так возьмут. Когда же увидела огромное количество детей и родителей, поняла, что всё здесь не просто и, видимо, одних способностей будет маловато. Тем более что родители постоянно вылавливали педагогов в коридорах и шушукались с ними.
Мой ребенок начал нервничать, но в основном ему, я думаю, передавались мои флюиды, потому что у меня от страха зуб на зуб не попадал.
Когда я закончила институт, подумала: Боже, какое счастье, мне не надо больше сдавать экзамены! Кто же мог подумать, что с детьми начинаешь сдавать экзамены по-новой, только здесь еще страшнее. Изменить ты ничего не можешь, помочь тоже, одни страдания.
На экзекуцию детей запускали одних – группами, родителям присутствовать было нельзя. Вместе с Антошкой в группу попала и наша подружка Сашенька. Сашенька не боялась вообще ничего. Для нее главное было не экзамен сдать, а себя на экзамене продемонстрировать. Пришла она в ярком платье, в бусиках и с сумочкой. На лице у Сашеньки сияла улыбка-вопрос: «Ну, все видели, какая я красавица, никто не сомневается?» Не сомневался, естественно, никто. Сашенька такая была одна, все остальные в принципе пришли поступать в школу и больше думали об этом. Сашенька как вплыла в комнату для прослушивания со счастливой улыбкой на лице и сумочкой на вытянутой руке, так и выплыла через полчаса с точно такой же умиротворенной улыбкой.
Антошка вышел сосредоточенный, с чувством, что сделал всё от него зависящее.
– Ну что, зайчик, как ты?
– Вроде нормально, на все вопросы ответил правильно. А вот у Сашки проблемы. Ничего не смогла сделать правильно!
– Как это, как это? – засуетились Сашенькины мама и бабушка.
– Да вот так это: и спела фальшиво, и прохлопала не в такт.
Смотрю, вокруг нас уже родители начали собираться.
– Мальчик, а Андрюша мой как?
– Это который?
Мамаша засуетилась и через минуту за рукав притащила упирающегося Андрюшу.
– Ну, он ничего, практически справился, – вынес свой вердикт Антошка, посмотрев на Андрюшку.
– А мой, а мой?
Смотрю, к нам выстроилась очередь. Мамаши держали за руку своих детей, показывали их Антоше, а мой крошечный сын давал им оценку, причем делал это очень конкретно, не оставляя никаких надежд.
– Нет, вашего не возьмут! А ваша молодец, ни разу не ошиблась.
Почему мамы верили моему ребенку, я не знаю. Не знаю, кстати, почему это я вдруг выбрала для экзамена песню «По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед». С тем же успехом можно было бы и «Вот кто-то с горочки спустился» или «Шумел камыш», тоже достаточно сложные музыкально. Но при чем здесь маленький ребенок? Не поймешь нас, мамаш!
Вечером у Антона поднялась температура, он вдруг понял, что в школу его могут не принять.
В школу нас приняли, по возрасту Антон проходил в подготовительный класс, но как особо одаренного ребенка его взяли сразу с инструментом, причем рекомендовали флейту. Мы прошли колоссальный отбор, без всякого блата. С инструментом взяли совсем немного детей, и это была уже первая маленькая победа. Про флейту я не понимала ничего, в доме стояло пианино. Ну, про скрипку я еще что-то знала, но что значит флейта?
И началась у нас с Антоном совсем другая жизнь. Почему у нас? Да потому что я должна была присутствовать на всех занятиях, а по вечерам ежедневно заниматься с ним по правильным методикам. Про методики я соображала плохо, в основном кивала с умным видом. Да Антон и сам во всем хорошо разбирался, от меня требовалась только моральная поддержка. По выходным мы обязательно ходили на какие-нибудь концерты. Тяжело было безумно, но меня поддерживало то, что успехи у Антошки были конкретные: его выделять начали сразу, и сразу он начал выступать, принимать участие в конкурсах.
Очень колоритная на подготовительном отделении у Антона была учительница по сольфеджио, такой солдат в юбке. Говорила командным голосом, дети ее как огня боялись.
По итогом года она устроила родительское собрание.
– Да, не ожидала! Дети бездарные практически все. Забирайте, пока не поздно, толку всё равно не будет, – и всё в таком духе.
– Что вы себе позволяете?! Да вас близко к детям подпускать нельзя! – возмутился один папаша.
– А как, кстати, вашего ребенка фамилия?
– Иванов Вова.
– Ах, Вова! А я думаю, в кого он такой бездарь. Теперь вижу: в собственного папу, – злорадно подытожила училка.
Вовин папашка задохнулся в гневе и выскочил из класса, думаю, к директору побежал.
– Ну не могут же все дети быть бездарными. Может, вы плохой педагог? – пытались отвоевать права своих детей родители.
– Педагог я хороший, – без тени сомнения ответила железная дама, – а про то, что бездарные все… Нет, не все, но в первый класс я бы взяла из всего выпуска только одного мальчика, – тут у нее на лице появляется легкое подобие улыбки, – Гарасиева Антона.
При этих словах я тихо заплакала.
Переводной экзамен в первый класс был очень сложным. Среди прочих испытаний детям игрался аккорд (это когда несколько нот одновременно), а они, стоя спиной к роялю, должны были пропеть все ноты по отдельности. У меня, например, в голове это всё не укладывается. Однако ж кто-то, видимо, пел правильно. Антошку взяли в первый класс.
Нагрузка огромная, музыкальная школа каждый день, в старших классах и по воскресеньям, потому что добавляется оркестр. И тут, конечно, нужна жесткая организация, зачатки желания заниматься у ребенка и огромная моральная поддержка в семье. Все должны всю дорогу восхищаться и принимать участие во всех музыкальных мероприятиях.
Когда я была маленькая, мама купила в кредит пианино. Такая у нее была мечта и уверенность: девочки должны заниматься музыкой. Причем сделала это абсолютно самостоятельно, ни с кем не посоветовавшись. Больше я не вспомню ни одного такого случая в нашей семейной жизни. То есть чтобы мама что-то сделала без ведома папы!
А тут папа приезжает из командировки, а у нас стоит новенькое пианино. Думаю, он обалдел от маминой смелости и поэтому ничего не сказал. Учительница к нам приходила на дом. Звали ее Дагмара, по отчеству не помню. Но уже понятно, что хорошим человек с таким именем быть не может. Я ее ненавидела всей душой, как и ее музыкальные занятия. Она называла меня бестолочью и била по рукам, сестра Наташка плакала от жалости ко мне в соседней комнате и удивлялась, почему родители разрешают этой мымре издеваться над ребенком. Наташку никто не бил, она была очень старательная, но, может, не очень способная. Во всяком случае, она впоследствии никогда больше к инструменту не подошла, а я всю жизнь играла для себя на пианино и детей своих музыке учила. То есть страшная Дагмара не смогла выбить из меня какие-то способности.
Еще я с детства была пофигисткой. Не очень-то я расстраивалась на эти музыкальные темы. Ой, ну подумаешь, всего-то полчаса потерпеть, а потом гуляй не хочу. Еще я буду про эту Дагмару думать и настроение себе портить!
В конце года устраивалось общее мероприятие под названием домашний концерт. В нашем дружном доме не только моя мама купила пианино в кредит. Наша тихая мама подбила еще и других мамаш, поэтому таких, как мы с Наташей, учениц набралось с десяток. И вот по очереди каждая семья устраивала праздник, готовились угощения. Нарядные девочки по очереди демонстрировали свои таланты (уж какие у кого были), а потом, быстро поев, убегали на улицу, а родители веселились дальше вместе с Дагмарой за праздничным столом. В квартире под нами жил писатель-фантаст Север Гансовский. От их семьи мучилась дочка Илонка. Дядя Север к каждому такому празднику рисовал программки. Они всегда были разными, и их ждали не меньше, чем самих выступлений (это потому, что они были гораздо лучше).
А меня даже к инструменту на таких праздниках не подпускали, чтобы не позорилась. Я была слушателем, как родители. Усидеть мне было сложно, уж очень нудно девочки играли. Правда, на одном празднике я вдруг замолчала и просидела не шелохнувшись в течение всех выступлений. Ну вот, подумала мама, наконец-то и у ее младшей дочери проснулся интерес к музыке.
– Аленка, ну что тебе понравилось больше всего?
– Мне? Ничего не понравилось. А я не слушала!
– Но ты же так тихо сидела, прямо замерла вся?
– А, так это на пианино муха сидела. Я боялась ее спугнуть. Всё думала: улетит не улетит.
Мама очень старалась привить нам любовь к музыке, мы с сестрой в детстве посмотрели весь репертуар Большого театра. Но заниматься с нами она, конечно, не могла. А без этого, как я потом поняла, ну просто никак!
Папа, когда приходил с работы и видел меня сидящей за пианино, вытягивал вперед руку и грозно говорил: «Только не при мне!»
На всю жизнь эта фраза врезалась мне в память. Ребенок на то и ребенок, что его нужно убеждать и направлять. Меня всегда удивлял вопрос:
– А вот ваш сын сам захотел учиться музыке или вы его заставляете?
Странный вопрос.
Может, в начале он и хотел, а потом начался труд и бесконечная работа. Причем поначалу он думал, что это все так музыкой занимаются от зари до зари. Но потом до него потихоньку начинало доходить, что все его друзья после школы балду гоняют, а он должен в музыкалку бежать. Вставал законный вопрос: «А зачем нам это всё надо?» И дальше – законный ответ: «Ну вас всех подальше со всей этой вашей музыкой!!»
Вот здесь-то я всегда была рядом и рассказывала, как всё здорово у него получается, напоминала, когда будет следующий концерт и что далеко не все дети побеждают на конкурсах, – стало быть, бросать это дело ну никак нельзя, просто даже преступно!
Можно было всё это не говорить, можно было просто всё бросить. И всем сразу бы стало легче. Но как? Когда видишь, что действительно всё получается. И есть успехи. Да и потом, жизнь-то совсем другая, интересная, постоянно что-то происходит. То конкурс, то концерт, то заграничные гастроли, то к нам гости, то мы в гости. Один раз даже французов у себя принимали…
Меня вызвала к себе директор музыкальной школы. Бегу, как всегда, после работы, опаздываю, смотрю, в кабинете уже собралось человек десять родителей.
– Итак, дорогие родители, к нам едет…
Мы с места подсказываем: «Ревизор!»
– Не ревизор, хуже, французская делегация! Дети будут жить в семьях, вам оказана высокая честь. Вы как раз и есть те семьи!
Только этого нам не хватало. На лицах других родителей тоже особого восторга не наблюдается:
– Да у нас и условий особенно нет, а потом, мы же на работе весь день! За детьми присматривать надо или как? – наперебой начали родители. – И чем их кормить? А по-русски они умеют?
Родители неуверенно сопротивлялись. Ну и потом кто-то самый храбрый задал вопрос, который был у всех в голове:
– А что нам с этого будет? Наши дети тоже во Францию поедут или как? Ради этого, конечно, можно и понадрываться!
– Тихо, тихо! – пытается нас успокоить директриса. – На все вопросы отвечу по порядку. По поводу поездки ваших детей. У нас существует обмен между школами, естественно, в следующем году поедут наши дети. Кто поедет конкретно? Поедут лучшие! – и так многозначительно на нас смотрит и паузу держит. Мы все тоже многозначительно переглядываемся между собой. Какая умная женщина, ей же не положено вот так прямо говорить, что у нас дашь на дашь будет. Понятно же, что наши дети самые лучшие и есть!
Ну ладно, раз такое дело, напряжемся с этими французиками.
– Ваша задача – обеспечить им завтрак, ужин и место, где они будут спать, – тем временем продолжает директриса. – По возрасту дети разные, на инструментах тоже на разных играют, но в основном струнники – скрипачи, виолончелисты. Говорят только по-французски, старшие – немного по-английски. Ну нечего волноваться! Что вам с ними обсуждать? Утром завтраком накормили, за руку в школу привели, сдали под роспись. Вечером в семь под роспись в школе приняли, ужином дома накормили и спать уложили. Все! На самом деле это даже интересно!
Читать бесплатно другие книги:
