Проклятие Ведьмака Дилейни Джозеф
Какая-то часть меня хотела бросить Алису здесь. Я знал, что Ведьмак именно так и поступил бы. Но я не мог. Понимал, что иду против него, но все равно не мог. Ведь это была та самая Алиса, вместе с которой нам так много пришлось пережить…
Она оказалась легкой, и все же переходить реку с грузом на плечах было трудновато. Я пошатывался, стараясь удержать равновесие на скользких камнях. И, хуже того, едва я начал пересекать реку, Алиса завопила, точно ее режут.
Когда мы в конце концов оказались на другом берегу, я поставил ее на землю и взял свечу.
– Пошли!
Но девочка только дрожала и не двигалась с места. Пришлось взять ее за руку и тащить за собой до самых ступенек в подпол.
Там я поставил свечу и сел на край старого ковра. Алиса же осталась стоять, обняв себя за плечи и прислонившись к стене. Никто из нас не произносил ни слова. О чем было говорить?
К тому же я был занят: надо было поразмыслить.
Я проспал долго, но сколько точно? Выглянув в дверь, я увидел, что солнце уже садится. Еще полчаса, и пора в путь. Мне отчаянно хотелось помочь Ведьмаку, однако я понимал, что бессилен. Больно было даже думать о том, что его ожидало, но что я мог сделать против нескольких десятков вооруженных людей? А просто так стоять и смотреть, как его сжигают на костре… Нет, это было выше моих сил. Нужно вернуться домой и поговорить с мамой. Она подскажет, что мне делать дальше.
Может, моя жизнь в качестве ученика ведьмака окончена. А может, мама скажет, что я должен пойти на север и найти себе нового наставника. Трудно предугадать, какой совет она даст.
Поняв, сколько примерно сейчас времени, я размотал с себя серебряную цепь и положил в мешок Ведьмака, где уже лежал его плащ. Мой папа всегда говорит: «Мотовство до добра не доводит». Поэтому я вытряхнул из карманов соль, опилки – столько, сколько сумел – и пересыпал в специальные отделения в мешке.
– Пошли, – сказал я Алисе.
Так, с плащом, мешком и посохом в руке, я поднялся по ступенькам и с помощью второго ключа отпер заднюю дверь. Когда мы вышли во двор, я снова запер ее за собой.
– Прощай, Алиса.
– Что? Разве ты не пойдешь со мной, Том? – требовательно спросила она.
– Куда это?
– Туда, где их будут сжигать, конечно. Чтобы найти квизитора. Он получит сполна все, что заслужил, за то, что сотворил с моей бедной старой тетей и Мэгги.
– И как же ты собираешься сделать это?
– Видишь ли, я дала Лиху свою кровь. – Алиса широко распахнула глаза. – Просунула пальцы сквозь решетку, и он высасывал кровь из-под ногтей. Сами девушки, может, ему и не нравятся, но их кровь – совсем другое дело. Он высосал, сколько хотел. Значит, наше соглашение вступило в силу, и теперь он должен сделать то, что я скажу. Должен выполнить мою волю.
Ногти левой руки Алисы почернели от запекшейся крови. Почувствовав тошноту, я отвернулся, отпер ворота и вышел в проулок.
– Куда ты, Том? Не бросай меня сейчас! – крикнула Алиса.
– Я возвращаюсь домой, хочу поговорить с мамой, – даже не обернувшись, ответил я.
– Ну и иди к своей мамочке! Ты просто маменькин сынок и всегда таким будешь!
Не успел я сделать и дюжину шагов, как она бросилась вдогонку.
– Не уходи, Том! Пожалуйста, не уходи!
Я продолжал шагать, по-прежнему не оглядываясь.
Когда Алиса снова меня окликнула, чувствовалось, что она по-настоящему разозлилась. Однако еще явственнее в ее голосе слышалось отчаяние.
– Ты не можешь вот так взять меня и бросить, Том! Я тебе не позволю. Ты мой. Ты принадлежишь мне!
Когда она подбежала ко мне, я развернулся лицом к ней.
– Нет, Алиса. Я не принадлежу тебе. Я принадлежу свету, а ты теперь принадлежишь тьме!
Она выбросила вперед руку и вцепилась мне в левое предплечье. Очень сильно – я чувствовал, как ногти впиваются в тело. Я вздрогнул от боли, но не отвел взгляда.
– Ты не понимаешь, что натворила!
– Ох, Том, очень даже хорошо понимаю. Я точно знаю, что сделала, и когда-нибудь ты поблагодаришь меня за это. Ты так переживаешь из-за своего драгоценного Лиха, но поверь мне, квизитор гораздо хуже. – С этими словами Алиса отпустила мою руку. – Я сделала то, что сделала, ради всех нас, ради тебя, ради меня и даже ради старика Грегори.
– Лихо убьет его. Это первое, что он сделает, оказавшись на свободе!
– Нет, ты ошибаешься, Том! Это не Лихо желает смерти старику Грегори, а квизитор. Теперь у Грегори одна надежда уцелеть – Лихо. И все благодаря мне.
Я стоял, не зная, что и сказать.
– Послушай, Том, пошли со мной и сам все увидишь.
Я покачал головой.
– Ну, пойдешь ты со мной или нет, я все равно это сделаю, – продолжала Алиса.
– Что сделаешь?
– Спасу пленников квизитора. Всех! И покажу ему, что это такое, когда тебя сжигают заживо!
Я сурово посмотрел на Алису, но она не дрогнула. В ее глазах полыхал гнев, и мне показалось, что сейчас она выдержала бы даже взгляд Ведьмака, на что обычно была неспособна. Алиса и вправду намеревалась сделать все, о чем говорила. Наверно, Лихо действительно станет повиноваться ей. В конце концов, они и впрямь заключили соглашение.
Если существует хоть крошечный шанс спасти Ведьмака, нужно идти туда и помочь ему оказаться в безопасности. То, что приходится полагаться на помощь такого порождения зла, как Лихо, мне совсем не нравилось, но разве у меня был выбор? Алиса свернула в сторону холма с маяком, и я медленно побрел следом.
Улицы были пустынны, и шли мы быстро.
– Мне, наверно, лучше избавиться от этого посоха, – сказал я Алисе. – Он может нас выдать.
Она кивнула в сторону полуразрушенного сарая.
– Спрячь позади него. Подберем на обратном пути.
На западе догорал закат. Алое зарево отражалось в реке, змеящейся меж холмов. Мой взгляд неудержимо притягивал холм с маяком. Нижняя часть его склонов заросла деревьями, с которых уже начали облетать листья, но у вершины были лишь трава и кустарник.
Оставив последние дома позади, мы влились в поток людей, пересекающих реку по узкому каменному мосту. Люди медленно брели, словно с трудом преодолевая сопротивление пропитанного влагой воздуха. Берега затянул туман, но он остался внизу, когда мы, оскальзываясь на мокрых гниющих листьях, стали взбираться по склону холма. Наверху уже собралась большая толпа, и люди с каждой минутой прибывали. Там были сложены три огромные груды хвороста, самая большая – в середине. Из этих погребальных костров торчали толстые деревянные столбы, к которым должны были привязать жертв.
Городские огни остались далеко внизу, и здесь было заметно холоднее. Освещение создавали факелы на верхушках высоких, тонких деревянных шестов, медленно покачивающихся под порывами ветра. Однако все равно оставалось множество островков густой тени, и мы юркнули в один из них, чтобы иметь возможность все видеть, оставаясь незамеченными.
Спиной к кострам стояли человек десять или больше – крупных, сильных мужчин в черных колпаках с прорезями для глаз и рта. В руках они держали дубинки и, похоже, страстно желали пустить их в ход. Это были палачи, которым предстояло помогать квизитору во время сожжения и, в случае необходимости, удерживать на расстоянии толпу.
У меня были большие сомнения насчет того, как поведет себя толпа. Можно рассчитывать на этих людей или нет? Конечно, тут наверняка присутствуют родственники и друзья осужденных, у которых, может, и возникнет желание спасти их, но осмелятся ли они? Брат Питер был прав, говоря, что есть множество людей, которым нравится смотреть, как сжигают людей. Для них это просто развлечение.
Только эта мысль промелькнула в моем сознании, как в отдалении послышался барабанный бой.
«Сжечь! Сжечь всех ведьм, сжечь!» – вот что, казалось, выбивали барабаны.
По толпе пробежал ропот, постепенно перешедший в рев и свист. На своем огромном белом жеребце приближался квизитор, а следом за ним грохотала открытая повозка с пленниками. Со всех сторон ее окружали всадники с мечами на бедрах. За ними важно вышагивали двенадцать барабанщиков, театральными жестами вскидывая и опуская барабанные палочки.
«Сжечь! Сжечь! Сжечь всех ведьм, сжечь!»
Внезапно у меня возникло ощущение полной безнадежности. Те в толпе, кто стоял впереди, начали забрасывать пленников гнилыми фруктами. Однако сопровождающие повозку охранники, видимо опасаясь, что по ошибке достанется и им, направили коней прямо на толпу, заставив ее отхлынуть обратно.
Повозка остановилась, и тут я в первый раз смог как следует разглядеть Ведьмака. Некоторые пленники стояли на коленях и молились, другие плакали и рвали на себе волосы, но мой учитель стоял, выпрямившись и глядя прямо перед собой. Лицо у него выглядело измученным, усталым, и в глазах было то же отсутствующее выражение, как будто он не понимал, что происходит. Над левым глазом появился новый синяк, нижняя губа треснула и распухла, из чего я сделал вывод, что его опять били.
Вперед вышел священник со свитком в правой руке, и ритм барабанного боя изменился. Теперь это был низкий, нарастающий по громкости рокот, внезапно оборвавшийся, когда священник начал зачитывать то, что было написано на пергаменте.
– Слушайте, жители Пристауна! Мы собрались здесь, чтобы стать свидетелями казни на костре двенадцати ведьм и одного колдуна, великих грешников, которых вы видите перед собой. Молитесь за их души! Молитесь, чтобы страдания помогли им осознать свои ошибки. Молитесь, чтобы, поняв это, они просили Господа о прощении и о спасении своей бессмертной души.
Снова зарокотали барабаны. Священник, однако, еще не закончил и, едва они смолкли, продолжил чтение.
– Наш лорд-протектор, верховный квизитор, желает, чтобы эта казнь послужила уроком тем, кто избрал путь тьмы. Смотрите, как будут гореть эти грешники! Смотрите, как затрещат их кости и плоть начнет оплывать, словно свеча. Слушайте их крики и все время помните, что это ничто по сравнению с пламенем ада! Ничто по сравнению с вечными муками, ожидающими тех, кто не заслуживает прощения!
После этих слов воцарилась гробовая тишина. Может, людей испугало напоминание об аде, однако, как мне показалось, тут было что-то еще. То, что самого меня страшило невероятно: стоять и смотреть на тот ужас, который вот-вот должен был произойти. Осознавать, что живая плоть и кровь преданы огню и терпят невыразимую боль.
Двое мужчин в колпаках вышли вперед и грубо стащили с повозки первую пленницу – женщину с длинными, густыми седыми волосами почти до пояса. Пока они волокли ее к ближайшему костру, она плевалась, осыпала их проклятиями и отчаянно пыталась освободиться. В толпе засмеялись, начали отпускать колкости и всячески обзывать ее, но она каким-то чудом сумела вырваться и бросилась в темноту.
Не успели охранники сделать и шагу вдогонку, как квизитор проскакал мимо них на своем коне, из-под копыт которого во все стороны летел дерн. Он схватил старуху за волосы, ударил ее кулаком и дернул вверх с такой силой, что спина у нее выгнулась дугой, а ноги почти оторвались от земли. Пока квизитор волок ее к костру, она вопила высоким, тонким голосом. Охранники снова схватили приговоренную и быстро привязали к одному из столбов ближайшего костра. Ее судьба была предрешена.
Сердце у меня упало – следующим из повозки вытащили Ведьмака. Его подвели к самому большому костру и привязали к центральному столбу. Он не делал попыток вырваться. Я снова вспомнил его слова о том, что смерть на костре – одна из самых тяжких и что поэтому он никогда не поступает так с ведьмами. Это было невыносимо – видеть, как он стоит здесь привязанный к столбу, ожидая страшной участи. У некоторых людей квизитора в руках были факелы. Я представил себе, как они подносят их к кострам и пламя охватывает Ведьмака. Ужас сковал меня, по лицу заструились слезы.
Что он там говорил о том, будто кто-то или что-то все время наблюдает за нами? И если мы живем по совести, так он говорил, то в час нужды это что-то или кто-то встанет рядом с нами и даст нам часть своей силы? Ведьмак всю жизнь жил по совести и делал то, что считал правильным. Разве он не заслуживает, чтобы ему помогли?
Если бы я вырос в семье, где принято ходить в церковь, я бы сейчас помолился. Однако у меня не было такой привычки, я не знал, как нужно молиться, и все же, не отдавая себе в этом отчета, начал нашептывать что-то. Я не собирался молиться, но, полагаю, именно так это и называется.
– Помоги ему, пожалуйста, – прошептал я. – Пожалуйста, помоги ему…
Неожиданно волосы на голове у меня зашевелились, я ощутил очень сильный холод – к нам приближалось нечто, принадлежащее тьме. Нечто сильное и опасное. Алиса вдруг тяжело задышала и застонала. В то же мгновение в глазах у меня потемнело, и, потянувшись к ней, я не смог разглядеть даже собственной руки. Приглушенный шум голосов толпы затих в отдалении, воцарилась тишина. Возникло чувство, будто я отрезан от остального мира, остался один в темноте.
Я знал, в чем дело. Это появился Лихо. Я ничего в кромешной тьме не видел, только чувствовал, что он рядом – огромный темный дух, страшная тяжесть, угрожающая выдавить из меня жизнь. Я был в ужасе – боялся и за себя, и за всех собравшихся тут ни в чем не повинных людей, – но не мог сделать ничего, лишь дожидаться, пока тьма рассеется.
Когда в глазах прояснилось, я увидел, что Алиса устремилась вперед. Прежде чем я смог остановить ее, она вышла из тени и направилась прямо к Ведьмаку, рядом с которым стояли два палача. Квизитор тоже был рядом. Когда она приблизилась, он развернул коня в ее сторону и пустил его легким галопом. У меня мелькнула мысль, что он хочет сбить ее с ног, однако он вдруг резко остановил коня, так близко от Алисы, что мог бы дотянуться до нее рукой.
На его лице заиграла жестокая улыбка. Должно быть, он узнал в ней сбежавшую пленницу. То, что Алиса сделала дальше, мне не забыть до конца моих дней.
Во внезапно наступившей тишине она вскинула в сторону квизитора руки, указывая на него обоими указательными пальцами. И вдруг расхохоталась – так громко, что смех эхом прокатился по холму, – и снова волосы у меня на затылке встали дыбом. В этом смехе звучали вызов и торжество, и я подумал, как это странно – квизитор собрался сжечь на костре невинных, несправедливо обвиненных людей, в то время как настоящая ведьма, обладающая подлинной силой, на свободе и смело смотрит ему в лицо.
Потом Алиса раскинула руки в стороны и завертелась волчком. На носу и голове белого жеребца квизитора проступили темные пятна. Поначалу я не понял, что происходит, но потом конь испуганно заржал и встал на дыбы, и я увидел, как капли крови срываются с левой руки Алисы. Оттуда, где совсем недавно сосал кровь Лихо.
Откуда-то налетел мощный порыв ветра, ослепительно полыхнула молния, и загрохотал гром, с такой силой, что у меня заломило уши. Я стоял на коленях, люди вокруг кричали и плакали. Оглянувшись на Алису, я увидел, что она по-прежнему крутится, все быстрее и быстрее. Белый конь снова встал на дыбы и на этот раз сбросил с себя квизитора прямо в костер.
Еще раз полыхнула молния, и вдруг край костра вспыхнул. Пламя с треском взметнулось вверх и охватило стоящего на коленях квизитора. Охранники бросились к нему, чтобы помочь, однако толпа тоже хлынула вперед, и одного из охранников стащили с коня. То, что происходило дальше, выглядело как самый настоящий бунт. Одни люди яростно сражались вокруг, другие начали разбегаться. В воздухе звенели крики и вопли.
Я выронил мешок и бросился к своему наставнику – пламя распространялось быстро и грозило поглотить его. Не раздумывая, я кинулся прямо в костер, чувствуя жар пламени, от которого уже начали загораться крупные куски дерева.
Я неумело пытался распутать узлы на веревке Ведьмака. Слева какой-то человек развязывал седовласую женщину, которую привязали первой. Меня охватила паника – ничего не получалось. Слишком много узлов! И они слишком сильно затянуты, а жар все сильнее!
Внезапно слева раздался торжествующий вскрик. Человек освободил женщину, и одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять, как именно он это сделал: в руке у него блеснул нож. Мужчина повел женщину от костра и тут бросил взгляд в мою сторону. Шум стоял страшный – вопли, стоны, треск пламени. Даже если бы я крикнул, он меня не услышал бы, поэтому я просто протянул к нему руку.
На мгновение он заколебался, но потом бросил мне нож.
Он упал неподалеку, в огонь. Не раздумывая, я сунул туда руку и нащупал нож. На то, чтобы разрезать веревки, ушло всего несколько секунд.
Меня охватило чувство огромного облегчения: Ведьмак, только что стоявший на пороге смерти, был свободен. Однако радовался я недолго. Вокруг было полно людей квизитора, нас запросто могли заметить и схватить. И на этот раз мы сгорим оба!
Нужно было увести Ведьмака от горящего костра во тьму, туда, где нас никто не сможет увидеть. На это, казалось, ушла целая вечность. Он тяжело наваливался на меня и делал маленькие, неуверенные шаги. Вспомнив про мешок, я свернул к тому месту, где оставил его. Нам просто на редкость повезло, что мы не наткнулись на людей квизитора. Самого его нигде не было видно, но в отдалении направо и налево рубили мечами всадники. В любую минуту кто-нибудь из них мог напасть на нас. С каждым шагом двигаться становилось все труднее и труднее – Ведьмак наваливался на меня всей своей тяжестью, а я еще в правой руке нес и его мешок. Но потом кто-то подхватил его под другую руку, и мы устремились под деревья, во тьму и безопасность. Это была Алиса.
– Том, у меня получилось! – взволнованно воскликнула она.
Я не знал, что и сказать. Конечно, я был рад тому, как обернулось дело, но мне не нравилось, какой путь она выбрала.
– Где теперь Лихо? – спросил я.
– Не волнуйся из-за него, Том. Я могу чувствовать, когда он рядом, и сейчас его здесь нет. Наверно, потратил много сил на то, что только что сделал, и теперь убрался куда-нибудь во мрак, чтобы восстановить их.
Не могу сказать, что это сообщение меня обрадовало.
– А что там с квизитором? – спросил я. – Он сгорел?
Алиса покачала головой.
– Только руки обжег, когда упал, вот и все. Но теперь, по крайней мере, он знает, что это такое – гореть заживо!
Только тут я почувствовал боль в собственной руке, левой, на которую опирался Ведьмак. Я глянул на нее и увидел, что тыльная сторона ладони покраснела и покрылась волдырями. С каждым шагом боль усиливалась.
Мы пересекли реку по мосту среди испуганных людей, торопливо шагающих в сторону города и жаждущих как можно скорее оказаться подальше от того, что творилось за их спинами. Очевидно, они опасались расплаты за бунт. Можно не сомневаться, люди квизитора быстро спохватятся и постараются изловить пленников и наказать тех, кто принимал участие в их освобождении. Пострадать мог любой, подвернувшийся им под руку.
Задолго до рассвета мы покинули Пристаун и первые несколько часов нарождающегося дня провели в полуразрушенном хлеву, опасаясь, что люди квизитора рыщут вокруг в поисках сбежавших пленников.
Ведьмак не произносил ни слова, если я заговаривал с ним, даже когда я подобрал его посох и отдал ему. Взгляд у него по-прежнему был отсутствующий, как будто мысленно он находился где-то совсем в другом месте. Я начал беспокоиться, что, может, удар по голове серьезно повредил ему, и эта мысль не оставила мне выбора.
– Нужно отвести его к нам домой, – сказал я. – Мама сумеет ему помочь.
– Хотя не будет рада видеть меня, верно? Даже когда узнает, что я сделала. И твои братья тоже.
Я кивнул, вздрогнув от боли в руке. Алиса была права. Лучше бы не брать ее с собой, но без помощи мне было не обойтись. Ведьмак еле стоял на ногах.
– Что с тобой, Том? – Тут она заметила, в каком состоянии моя рука, и подошла поближе, чтобы разглядеть ее. – Побудь здесь, я скоро вернусь…
– Нет, Алиса, это слишком опасно!
Но она уже выскользнула из сарая, а десять минут спустя вернулась с маленькими кусочками коры и листьями растения, которое я не узнал. Разжевала кору в кашицу и скомандовала:
– Вытяни руку!
– Что это? – с сомнением спросил я, но послушался, поскольку рука сильно болела.
Осторожными движениями Алиса приложила кашицу из коры к ожогу и обернула руку листьями, после чего закрепила их, оторвав лоскут от своего черного платья.
– Это Лиззи меня научила, – сказала она. – Скоро перестанет болеть.
Я собрался запротестовать, но боль почти сразу же стала ослабевать. Это было лекарство, и применять его научила Алису ведьма. Лекарство, которое помогало. Странно устроен этот мир. Иногда зло творит добро. И я имею в виду не только свою руку. Сделка, которую Алиса заключила с Лихом, спасла жизнь Ведьмаку.
ГЛАВА 14
Рассказ отца
К нашей ферме мы вышли примерно за час до заката. Это было удачно, потому что как раз в это время папа и Джек обычно шли доить коров. Я хотел успеть поговорить с мамой наедине.
Я не был дома с весны, когда сюда явилась старая ведьма, Мамаша Малкин. Благодаря отваге Алисы мы уничтожили ведьму, но случившееся расстроило Джека и его жену Элли. Я знал, что они будут недовольны, если я останусь здесь после наступления темноты. То, чем занимался Ведьмак, пугало их, к тому же они беспокоились, как бы что не случилось с их ребенком. Поэтому все, что я хотел, это помочь Ведьмаку и тут же уйти.
Я понимал, что, приведя сюда Ведьмака и Алису, рискую жизнями всех домашних. Если люди квизитора найдут нас здесь, они не пожалеют тех, кто укрывает ведьму и ведьмака. Я не хотел подвергать свою семью большей опасности, чем это необходимо, и решил оставить Алису с Ведьмаком за пределами фермы. Неподалеку находилась старая пастушья хижина, принадлежащая нашим соседям. Они больше не разводили скот, и хибарка уже много лет стояла пустой. Я помог Алисе втащить Ведьмака внутрь, сказал, чтобы она подождала меня здесь, и пошел через поле к ограде нашей фермы.
Когда я открыл дверь кухни, мама, как обычно, сидела в своем кресле-качалке около очага. Стоило мне войти, кресло перестало качаться и мама пристально посмотрела на меня. Занавески были уже задернуты, и в медном подсвечнике горела восковая свеча.
– Садись, сын, – негромко, мягко пригласила меня мама. – Подвинь кресло и расскажи мне обо всем.
Она, казалось, ничуть не удивилась при виде меня.
Так было всегда. К помощи мамы часто прибегали, когда у живущих по соседству женщин были трудные роды и повитухи боялись, что не справятся. И каким-то загадочным образом она всегда заранее знала, что к ней обратятся. Она чувствовала такие вещи, вот как сейчас почувствовала, что я приду. В маме вообще было что-то особенное. Она обладала даром, который человек вроде квизитора наверняка попытался бы искоренить.
– Произошло что-то скверное, да? – спросила мама. – И что с твоей рукой?
– Это пустяки, мама. Просто ожог. Алиса помогла мне. Теперь совсем не болит.
При упоминании Алисы мама вскинула брови.
– Расскажи мне обо всем, сын.
Я кивнул, чувствуя, как к горлу подступает ком. И смог заговорить лишь с третьей попытки, так срывался голос. Когда же наконец мне это удалось, слова полились неудержимым потоком.
– Они едва не сожгли мистера Грегори, мама. Квизитор схватил его в Пристауне. Мы сбежали, но за нами наверняка гонятся, а Ведьмак плох. Ему требуется помощь. Нам всем требуется помощь.
Слезы побежали по лицу, когда я признался самому себе в том, что сейчас беспокоило меня больше всего. Главной причиной, почему я не хотел идти на холм с маяком, был страх. Я боялся, что они схватят меня и тоже сожгут.
– Что, хотела бы я знать, вы делали в Пристауне? – спросила мама.
– Брат мистера Грегори умер, и похороны проходили там. Мы должны были пойти.
– Ты не все мне рассказал. Как вам удалось сбежать от квизитора?
Мне неприятно было рассказывать маме, что сделала Алиса. Видите ли, однажды мама попыталась помочь Алисе, и я не хотел, чтобы она знала, что в конце концов Алиса перешла на сторону тьмы, как всегда и опасался Ведьмак.
Однако у меня не было выбора. Ну, я и рассказал ей все. Когда я закончил, мама испустила глубокий вздох.
– Скверно, по-настоящему скверно, – сказала она. – Лихо на свободе… это не предвещает ничего хорошего для жителей Графства… а еще и подчиняющаяся его воле молодая ведьма… Я боюсь за всех нас. Однако теперь нужно просто сделать все, что в наших силах. Больше ничего не остается. Пойду возьму свою сумку и посмотрю, могу ли я чем-нибудь помочь бедному мистеру Грегори.
– Спасибо, мама. – Тут до меня дошло, что до сих пор мы разговаривали только о моих неприятностях. – А как дела у вас? Как дочка Элли?
Мама улыбнулась, но я заметил в ее глазах оттенок грусти.
– О, с малышкой все прекрасно, Элли и Джек по-настоящему счастливы. Но вот что, сынок, – она ласково прикоснулась к моей руке, – у меня для тебя тоже есть плохие новости. Они касаются твоего отца. Он очень сильно болел.
Я вскочил, не веря своим ушам, но одного взгляда на лицо мамы оказалось достаточно, чтобы понять – это серьезно.
– Сядь, сын, и выслушай меня внимательно, прежде чем горевать. Дело обстоит скверно, но могло бы быть еще хуже. Вначале он все время мерз, потом болезнь перекинулась на грудь, дело обернулось воспалением легких, и мы едва не потеряли его. Сейчас, надеюсь, он пошел на поправку, однако всю зиму ему придется беречься. Боюсь, на ферме он теперь не работник, и Джеку придется справляться без него.
– Я мог бы помочь, мама…
– Нет, сынок, тебе нужно заниматься своим делом. Сейчас, когда Лихо на свободе, а твой наставник не в форме, Графство нуждается в тебе как никогда. Послушай, давай сначала я поднимусь к твоему отцу и сообщу ему, что ты здесь. Я не стану ничего рассказывать о бедах, которые на тебя обрушились. От плохих новостей ему может сделаться хуже. Давай умолчим о них.
Я остался ждать на кухне. Спустя минуту-другую мама вернулась со своей сумкой.
– Я пойду к твоему хозяину, а ты пока поднимись к отцу. Он обрадуется тебе, но постарайся не слишком утомлять его. Он все еще очень слаб.
Папа сидел в постели, опираясь на подушки. Когда я вошел, на его лице возникла бледная улыбка. Он похудел, выглядел усталым, а седая щетина на подбородке старила его.
– Какая приятная неожиданность, Том! Садись. – Он кивнул на кресло рядом с постелью.
– Мне очень жаль, – сказал я. – Если бы я знал, что ты заболел, то пришел бы раньше, чтобы повидаться с тобой.
Папа вскинул руку, словно хотел сказать, что это неважно. И вдруг ужасно раскашлялся. Что же с ним было в разгаре болезни, если он сейчас так кашляет? В комнате пахло болезнью… чем-то таким, чего никогда не ощущаешь на открытом воздухе. Чем-то, что бывает только в комнате больного.
– Как твоя работа? – спросил он наконец, с трудом отдышавшись.
– Неплохо. Я уже привык. Это лучше, чем работать на ферме. – Я постарался загнать подальше воспоминания обо всем случившемся.
– Работать на ферме для тебя слишком скучно, да? – Он снова устало улыбнулся мне. – Вспомни, я и сам не всегда был фермером.
Я кивнул. В молодости папа был моряком. Он рассказывал всякие истории о краях, в которых побывал. Очень интересные истории, красочные и волнующие. Когда он вспоминал те времена, его глаза сияли, и в них появлялось такое выражение, как будто мыслями он был далеко-далеко. Хотелось бы мне, чтобы эти искры жизни снова вспыхнули в его глазах.
– Да, папа, расскажи мне одну из своих историй. Ту, об огромном ките.
Помолчав, он взял меня за руку и подтянул поближе.
– Думаю, сейчас мне нужно рассказать тебе другую историю, сынок. Пока еще не поздно.
– Не говори глупостей, – сказал я, испытав шок от такого поворота нашего разговора.
– Да, Том, я надеюсь увидеть еще одну весну и лето, но не думаю, что надолго задержусь в этом мире. Я много размышлял в последнее время и пришел к выводу, что пора рассказать тебе о том, что мне известно. Я не рассчитывал увидеться с тобой так скоро, но вот ты здесь, и кто знает, когда мы встретимся снова? – Он помолчал. – Это о твоей матери… как мы с ней нашли друг друга, и все такое.
– Впереди у тебя не одна весна, папа, – возразил я.
По правде говоря, я был удивлен. Папа рассказывал нам много замечательных историй, но от разговора кое о чем упорно уклонялся: о том, как он встретился с мамой. Всегда чувствовалось, что он не хочет говорить об этом. Он либо менял тему, либо заявлял: «Пойдите и спросите у нее самой». Но мы этого никогда не делали. В детстве многого не понимаешь, но если чувствуешь, что родители не хотят о чем-то говорить, спрашивать не решаешься. Однако сегодня все было иначе.
Устало покачав головой, папа понурился, словно на плечи ему давила ужасная тяжесть. Когда он выпрямился, на лице снова промелькнула бледная улыбка.
– Запомни, я вовсе не уверен, что мама поблагодарит меня за то, что я рассказал тебе. Поэтому пусть все останется между нами. Твоим братьям я ничего рассказывать не стану, и ты не делай этого, сынок. Но, раз уж ты выбрал такое ремесло и раз уж ты седьмой сын седьмого сына… ну, ты меня понимаешь…
Папа снова замолчал и закрыл глаза. У меня даже сердце защемило – он выглядел таким старым и больным! Наконец он открыл глаза.
– Как-то раз мы вошли в маленькую гавань, чтобы пополнить запасы пресной воды. – Как будто опасаясь, что может передумать, папа с ходу приступил к сути дела. – Это была уединенная деревушка у подножия высоких скалистых гор – всего лишь дом капитана порта и несколько маленьких рыбачьих хижин, построенных из белого камня. Мы были в море несколько недель, и наш капитан, добрая душа, сказал, что мы заслужили передышку. И отпустил нас всех на берег, но по очереди, в две смены. Я оказался во второй и попал на сушу уже после наступления темноты.
Нас было больше десяти человек, и когда в конце концов мы оказались в таверне, расположенной на краю деревни примерно на полпути к горам, та уже закрывалась. Так что мы быстренько напились, заливая крепкое спиртное в глотку, как будто были уверены, что завтрашний день никогда не наступит. А потом купили еще по бутыли красного вина на каждого, рассчитывая прикончить их на обратном пути к кораблю.
Наверно, я здорово перебрал, потому что проснулся на обочине крутой дороги, ведущей к гавани. Небо уже начало светлеть перед рассветом, но это меня не слишком обеспокоило, потому что мы должны были отплыть только в полдень. Я поднялся, отряхнулся и тут услышал в отдалении чьи-то всхлипывания.
Я не сразу сообразил, что это за звуки. В смысле, вроде бы похоже на женский плач, но кто знает, что это такое на самом деле? Мы вдоволь наслушались странных рассказов о всяких тварях, охотящихся на путников. Я был тут один и, не боюсь признаться, испугался. Но если бы я так и не пошел посмотреть, кто же это плачет, то никогда бы не встретил твою маму и сейчас ты не сидел бы здесь.
Я вскарабкался на крутой холм рядом с дорогой, спустился по другой его стороне и оказался на краю утеса. Очень высокого утеса, и о скалы внизу бились волны, и в заливе стоял на якоре корабль, такой маленький, что, казалось, он мог уместиться у меня на ладони.
На краю утеса, словно крысиный зуб, торчала узкая скала. Спиной к ней и лицом к морю сидела молодая женщина, привязанная к скале цепями. Хуже того, она была в чем мать родила.
При этих словах папа покраснел как рак.
– Она заговорила, обращаясь ко мне… о чем-то, чего сильно боялась… о чем-то гораздо худшем, чем просто быть привязанной к скале. Она говорила на своем родном языке, и я не понимал ни слова… и до сих пор не понимаю, но тебя-то она учила своему родному языку, только тебя, верно? Она хорошая мать, но ни один из твоих братьев не слышал ни слова по-гречески.
Я кивнул. Некоторым моим братьям это не слишком нравилось, в особенности Джеку, что нередко осложняло мне жизнь.
– Нет, она не могла объяснить на словах, чего боится. Я понял лишь, что это что-то со стороны моря, и никак не мог взять в толк, о чем речь, но тут над горизонтом показался краешек солнца, и девушка закричала.
Я смотрел на нее, не веря своим глазам: ее кожа начала покрываться крошечными волдырями. Не прошло и минуты, как тело девушки превратилось в одну сплошную рану. Солнца она боялась, вот чего. И до сего дня, как ты наверняка заметил, она плохо переносит даже здешнее солнце, а в том краю солнце куда злее нашего, и без моей помощи она бы просто умерла.
Отец замолчал, сражаясь с одышкой, а я в это время думал о маме. Да, я всегда знал, что она избегает солнечного света, но это казалось мне само собой разумеющимся.
– Что я мог сделать? – продолжал папа. – Времени на раздумья не было, поэтому я содрал с себя рубашку и укрыл женщину. Этого, однако, оказалось мало, пришлось снять и штаны. А потом я встал спиной к солнцу, чтобы моя тень падала на нее, защищая от опаляющего света.
Наступил и прошел полдень, а я все стоял, пока солнце наконец не скрылось за горой. К этому времени корабль отплыл без меня, спина моя обгорела, зато твоя мама осталась жива и ее волдыри исчезли. Я попытался освободить ее от цепи, но тот, кто завязывал ее, знал об узлах больше меня, а ведь я, что ни говори, был моряком. И только когда мне в конце концов удалось распутать цепи, я заметил кое-что еще более жестокое, еще более гнусное. Я просто глазам своим не поверил. В смысле, она хорошая женщина, твоя мама… как могли сделать с ней такое, да и с любой женщиной, если уж на то пошло?
Папа снова замолчал, глядя на свои руки, подрагивающие от воспоминаний. Я ждал почти минуту, а потом не выдержал и спросил:
– Что это было, папа? Что с ней сделали? Когда он поднял на меня взгляд, его глаза были полны слез.
– Прибили левую руку к скале, толстым гвоздем с широкой шляпкой. Я даже представить себе не мог, как освободить руку, не причинив твоей маме боли. Но она лишь улыбнулась и просто сдернула руку с гвоздя. На камни тут же хлынула кровь, но твоя мама встала и подошла ко мне, как будто все это были сущие пустяки.
Я попятился и едва не свалился с утеса, но она схватила меня за плечо и помогла удержаться… и тут мы поцеловались. Я был матросом и каждый год бывал во многих портах, не раз целовал женщин, но обычно после того, как крепко напивался, иногда даже до бесчувствия. Я никогда не целовал женщины на трезвую голову и, уж точно, при свете дня. Не могу объяснить, каким образом, но в тот же миг я понял, что она – моя судьба. Женщина, с которой я останусь до конца своих дней.
Папа снова раскашлялся. Кашлял он очень долго, а когда наконец перестал, то с трудом перевел дыхание. Наверно, нужно было оставить его в покое, но я понимал, что другого шанса узнать о маме мне может и не представиться больше. Мысли метались в голове. Кое-что, рассказанное папой, напомнило мне записи Ведьмака о Мэг. Ее тоже связали цепью, и, освободившись, она тоже поцеловала его. Интересно, была ли серебряной цепь, которой связали маму? Я не решился задать этот вопрос, потому что какая-то часть меня не желала знать ответ. Если папа захочет, он сам скажет.
Выждав минуту, я все же спросил:
– Что произошло дальше, папа? Как ты сумел вернуться домой?
– У твоей матери были деньги, сынок. Она жила одна в большом доме с садом, окруженном высокими стенами. Он находился примерно на расстоянии мили от того места, где я ее нашел. Там я и остался. Рука у нее зажила быстро, не осталось ни малейшего шрама, и я научил ее нашему языку. Указывал на разные предметы и говорил, как они называются. Она повторяла, а я кивал, если она говорила правильно. Каждое слово она схватывала с первого раза. Твоя мама умная, сынок. В самом деле умная, и память у нее прекрасная.
Мы прожили в этом доме не одну неделю, и я был по-настоящему счастлив, но только до того вечера, когда к нам в гости впервые пришли ее сестры. Их было двое, такие высокие… неистовые женщины. Обычно они разводили костер позади дома и оставались там до рассвета, разговаривая с твоей мамой. Иногда все трое танцевали вокруг костра, а в иные ночи играли в кости. Но всегда, когда они приходили, возникали споры, с каждым разом все более бурные.
Я чувствовал, что эти споры имеют какое-то отношение ко мне, потому что сестры твоей матери сердито поглядывали на меня, увидев в окне, и она махала мне рукой, чтобы я шел обратно в комнату. Нет, я им не нравился, и, по-моему, именно по этой причине мы уехали оттуда в Графство.
Когда-то я отплыл отсюда как наемник, обычный матрос, но вернулся джентльменом. Твоя мама оплатила дорогу домой, у нас была отдельная каюта. Потом она купила эту ферму, и мы поженились в маленькой церкви на холме Меллор, где на кладбище похоронены мои родители. Твоя мать не верит в то, во что мы верим, но она ради меня согласилась обвенчаться, чтобы соседи не судачили. Не прошло и года, как на свет появился твой брат Джек. Я прожил славную жизнь, сынок, и лучшая часть ее началась в тот день, когда мы встретились с твоей мамой. Однако я рассказываю тебе все это, потому что хочу, чтобы ты кое-что понял. Ты отдаешь себе отчет в том, что однажды, когда меня не станет, она вернется домой, туда, откуда она родом?
Услышав такое, я изумленно открыл рот.
– Но ведь у нее тут семья, – сказал я. – Не бросит же она своих внуков?
Папа печально покачал головой.
– Не думаю, что у нее есть выбор, сынок. Как-то она сказала мне, что у нее там осталось «незаконченное дело». Не знаю, что это такое, и она никогда не рассказывала мне, почему ее привязали к скале и оставили умирать. Там ее родина, и мама вправе распоряжаться собственной жизнью. Когда время придет, она вернется туда, поэтому постарайся не делать расставание еще труднее. Посмотри на меня, парень. Что ты видишь?
Я не знал, что сказать.
– Ты видишь старого человека, которому недолго осталось жить. Достаточно мне посмотреть в зеркало, чтобы убедиться в этом. Поэтому не надо говорить мне, что я ошибаюсь. Что касается твоей мамы, то она еще в расцвете сил. Конечно, она не та девушка, какой была когда-то, и все же впереди у нее долгая жизнь. Если бы не то, что я сделал тогда для нее, твоя мама и не посмотрела бы в мою сторону. Она заслужила свою свободу, так пусть уйдет с улыбкой. Ты сделаешь, чтобы так все и случилось, сынок?
Я кивнул и оставался с отцом до тех пор, пока он не успокоился и уснул.
ГЛАВА 15
Серебряная цепь
Когда я спустился, мама уже вернулась. Мне хотелось узнать, как там Ведьмак и как она помогла ему, но ничего из этого не вышло. Сквозь кухонное окно я увидел Джека, пересекающего двор вместе с Элли, которая несла на руках малышку.
– Я сделала для твоего учителя все, что смогла, сынок, – прошептала мама перед тем, как Джек открыл дверь. – Поговорим после ужина.
Увидев меня, Джек замер в дверном проеме. На его лице одно выражение быстро сменяло другое. Наконец он улыбнулся, подошел и положил руку мне на плечо.
– Рад видеть тебя, Том, – сказал он.
– Я просто заглянул по пути в Чипенден, – ответил я. – Хотелось посмотреть, как вы тут. Я бы и раньше пришел, если бы знал, что папа так болен…
– Он уже поправляется, – перебил меня Джек. – Вот что важно.
– Ох, да, Том, ему сейчас гораздо лучше, – сказала Элли. – Пройдет несколько недель, и он будет в полном порядке.
Грустное лицо мамы говорило о другом. Истина состояла в том, что папе крупно повезет, если он доживет до весны. Она понимала это, и я тоже.
За ужином все выглядели подавленными, даже мама. Не знаю, в чем тут было дело, в моем присутствии или в папиной болезни, заставившей всех притихнуть, но во время еды даже Джек все больше помалкивал, хотя когда наконец открыл рот, то не удержался от насмешки:
– Что-то ты бледный, Том. Должно быть, все рыщешь по ночам. Смотри, добром это не кончится.
– Не будь таким бессердечным, Джек! – упрекнула его Элли. – Как тебе наша Мэри, Том? Мы ее уже месяц как крестили. Выросла она хоть немного с тех пор, как ты видел ее?
Читать бесплатно другие книги:
