Голливудские триллеры. Детективная трилогия Брэдбери Рэй
— Это я… — прошептал я чуть громче. — Я все-таки нашел тебя…
— А? — отозвалось невидимое.
В проеме двери по-прежнему стояла стена дождя. Молнии вспыхивали, гром не отвечал.
— Констанция, — сказал я, обращаясь к темному силуэту на верхней полке, который тоже, казалось, был спрятан за пеленой дождя. — Ты слышишь… Это я…
Я назвал свое имя.
Молчание.
Я повторил его.
Господи… Нет, ну не мертвая же она! Только не это!
Хватит! Давай уже, выходи! Тень пошевелилась, будто пожимая плечами. Тень, у которой нет лица на том месте, где должно быть лицо… Я слышал ее дыхание.
А может, и не слышал. Только чувствовал.
— Что? — почти беззвучно прошептала она.
Я был рад любой жизни, любому ее биению…
— Меня зовут… — Я еще раз назвал свое имя.
— О… — отозвался сумрак.
Меня как будто вбросило в реальность. Из дождя в гробовой холод.
— Я пришел тебя спасти, — прошептал я.
— Да?
Или это просто облако мошкары вьется в темноте? Его не слышно, его нет… Нет. Ведь мертвые женщины не умеют говорить?
— Я уже сплю… — прошептал шепот. — Спокойной ночи…
— Не засыпай! — крикнул я. — А то не вернешься! Не умирай.
— Почему?
— Потому. Потому что я так говорю.
— Говори…
Вздох.
Господи, ну, придумай же что-нибудь, кретин!
— Говори! — сказала тень.
— Спускайся! — прошептал я. — Это место не для тебя!
— Для меня… — почти беззвучно прошелестел шепот.
— Нет!
— Да… — выдохнула тень.
— Я помогу тебе выбраться.
— Откуда? — спросила тень.
Внезапно ее охватил ужас.
— Их нет! Они ушли! — воскликнула она.
— Кто — они?
— Эти! Они должны были уйти! Скажи, они ушли?
Огромная молния пронизала землю, прямо в гробницу ударил гром. Я увидел, как сверкающий сад надгробных камней тонет в дожде… Как холодные потоки смывают имена и даты, написанные помадой на зеркале, фотографии со стен, в рамках и без, чернила с писем и рукописей, серебристые лица с кинопленок, экраны, на которых они беззвучно смеются… И все стекает в землю, в бездну, на тысячи километров вниз — фотографии, зеркала, кинопленки и еще кинопленки, еще зеркала, еще фотографии, имена, даты, имена, имена…
— Они еще там? — спросила тень с верхней полки склепа. — Там, под дождем?
Я окинул взглядом кладбищенский холм, где десятки, сотни, тысячи могильных камней лежали в траве под одним общим дождем.
— Их больше нет, не должно быть… — продолжала она. — Я думала, они уйдут насовсем. Но они стали стучать в двери, будить меня. Я уплывала в море к своим друзьям — морским котикам… Заплывала очень далеко, но когда возвращалась — они все равно поджидали меня на берегу. Ведь сплетники всегда свято помнят то, что ты хочешь забыть…
Она помолчала.
— Я не смогла от них убежать. И тогда мне пришлось убить их — по очереди, одну за другой… Кто они были такие? Разве они были мной? Это я, я их преследовала — а не они меня. Я находила их по очереди — где они похоронены… И хоронила их снова. Двадцать пятый год, потом — двадцать восьмой, тридцатый, тридцать пятый… Чтобы они остались там навечно. Теперь и мне тоже пора — лечь и уснуть навсегда. Иначе они снова заявятся ко мне в три часа ночи… Где я?
Повисла пауза, которую сразу же заполнил шелест дождя. Потом я сказал:
— Ты здесь, Констанция. И я тоже здесь, я слушаю тебя.
Она снова замолчала.
— Так они ушли? На море теперь спокойно? Я опять могу плавать… и не бояться?
— Да, Констанция, теперь они все похоронены. Ты это сделала. И все простят тебя за то, что теперь ты будешь Констанцией. Выходи.
— Зачем? — спросил меня голос с верхней полки склепа.
— Потому что… может, я скажу глупость, но ты нужна. Так что, пожалуйста, соберись с силами, а потом протяни мне руку, и я помогу тебе спуститься. Ты слышишь меня, Констанция?
Небо потемнело, свет померк. И только дождь все лил, размывая камни, надгробья и имена… Эти страшные имена — высеченные для вечной памяти, чтобы потом зарасти травой…
— Они правда ушли? — просвистел шепот.
— Да… — Ледяной дождь добрался и до моих глаз.
— Да?
— Да. На кладбище никого. Фотографии сорваны. Зеркала отчищены. Остались только ты и я.
Дождь заливал камни, уже наполовину скрытые в траве.
— Выходи, — тихо позвал я.
Дождь, который растворяет все: дороги, надгробия, камни, плиты, имена…
— И еще, Констанция…
— Что?
Я выдержал длинную паузу.
— Фриц Вонг ждет, — сказал я. — Сценарий закончен. Декорации выстроены…
Я зажмурился, мучительно вспоминая.
Вспомнил.
— «Если бы не мои голоса, я бы впала в уныние… — Я запнулся и продолжил: — Там, на просторе, в тишине, звон колоколов слышится, как будто с небес… И от каждого удара тянется долгий отзвук… В этом отзвуке и живут мои голоса! Без них я бы точно впала в уныние…»
В склепе повисла тишина.
Тень зашевелилась. На свет появились сначала кончики пальцев, потом вся ладонь и за ней — тонкая рука.
Констанция долго молчала. Потом судорожно вздохнула и произнесла:
— Я спускаюсь.
Глава 47
Гроза прошла, как будто ее и не было вовсе. На небе не осталось ни облачка. Дул свежий ветерок — кажется, придуманный специально, чтобы вымести остатки воспоминаний и с могильных плит, и с зеркал, и из головы.
Крамли, Генри и я молча стояли на берегу перед арабской крепостью Раттиган. Фриц Вонг прощупывал взглядом мизансцену в поисках мелких и крупных планов.
Было видно, как по дому, точно призраки, ходят двое мужчин в белых комбинезонах. И в моем больном писательском воображении сразу же родилась мысль о том, что они похожи на служителей церкви. Не хватало только, уж простите за кощунство, отца Раттигана в белом — с курильницей, ладаном и дождем из святой воды. Стоило бы освятить этот дом заново — если он вообще когда-либо был освящен. Может быть, священник и смог бы очистить эту обитель порока от греха… Маляры старательно отскребали стены, перед тем как покрыть их свежей краской. Их счастье, что они не знали, кому принадлежал этот дом. И что здесь раньше обитало.
В патио, на столике у бассейна, стояло пиво, предназначенное для теплой компании, состоящей из Крамли, Фрица, Генри и меня. И водка — на случай резкой смены настроения.
Запах свежей краски вселял надежду. В нем было и избавление от безумия, и отпущение грехов. Молю тебя, Господи… Пусть с новой краской наступит новая жизнь.
— Как далеко она обычно заплывает? — Крамли вглядывался в барашки волн метрах в ста от берега.
— Вопрос не ко мне, — отозвался Генри.
— Думаю, она в открытом море — плавает с котиками, — сказал я, — или уже у берега. В море у нее гораздо больше друзей. Слышишь?
Где-то тявкали морские котики… Во всяком случае, я их слышал. И эти звуки радовали меня не меньше, чем свежая краска.
— Скажи малярам — когда они будут красить ее почтовый ящик, пусть оставят место только для одного имени, ja?
— Это правильно… — Генри склонил голову набок, как будто к чему-то прислушивался, после чего нахмурил брови. — Что-то долго она плавает. А если не вернется?
— Ничего страшного, — сказал я. — Она любит плавать в открытом море.
— После шторма вода высокая — для серфинга самое то… Эгей! Что там за шум!
Это был явно шум, достойный театрального финала.
На парковку за домом Раттиган с ревом въехало такси. Очень вовремя.
— О господи! — сказал я. — Кажется, я знаю, кто это!
Хлопнула дверца машины. Мы увидели, как от дома к бассейну, проваливаясь ногами в песок, шагает женщина, руки которой недвусмысленно сжаты в кулаки. Когда она подошла ко мне, все остальные отошли подальше, как будто боялись об нее обжечься.
— Ну и что ты скажешь в свое оправдание? — выкрикнула Мэгги.
— Ну, извини… — проблеял я.
— Извини!
Она размахнулась и изо всех сил врезала мне по носу.
— Еще на бис, пожалуйста! — сказал Крамли.
— И еще разочек на счастье, — подхватил Фриц.
— Что происходит? — спросил Генри.
— Ублюдок!
— Знаю…
— Сукин сын!
— Да, — кивнул я.
Она нанесла второй удар.
Кровь хлынула мне на подбородок и забрызгала мои поднятые кверху руки. Мэгги отскочила.
— О господи, — вскрикнула она, — что я наделала!
— Врезала сукину сыну и ублюдку, — отозвался Фриц.
— Точно, — подтвердил Крамли.
— А ты помолчи! — рявкнула Мэгги. — Кто-нибудь, принесите пластырь.
Я посмотрел на свои окровавленные руки.
— Пластырь тут не поможет.
— А ну, заткнись, бабник!
— Почему бабник? Она же всего одна… — заныл я.
— Заглохни! — проорала она и опять занесла кулак.
Я заглох, и Мэгги сдалась.
— Я больше так не могу… — Она заплакала. — Господи, ну за что мне все это?
— Бей… Я заслужил.
— Правда заслужил?
— Правда.
Мэгги посмотрела в синюю вдаль.
— Где она? В море?
— Да, где-то там.
— Надеюсь, она больше не выплывет!
— Я тоже.
— Оригинально. Что ты хочешь этим сказать?
— Не знаю… — тихо сказал я. — Может быть, на самом деле ей там лучше. Там у нее друзья — немые… Может, и не надо ей возвращаться, пусть остается с ними навсегда.
— Попробует вернуться — убью.
— Ну, тогда ей точно стоит держаться отсюда подальше.
— Все защищаешь ее, гаденыш?
— Нет, просто говорю, что ей лучше сюда не возвращаться. Обычно после шторма ей всегда становилось лучше. Когда море спокойное, небо ясное… Я не раз это наблюдал. В такие дни она была почти счастлива — могла не пить целый день и только плавала, плавала. И каждый раз казалось, что вот в этот раз она не вернется…
— Господи, что только у тебя в голове? И что у нее?
— Никто не знает. Но так бывает всегда. Это не объяснить. Просто что-то случается, а дальше ты понимаешь, что это все, край…
— Говори, говори… Может, все-таки скажешь что-нибудь умное.
— Вряд ли — чем больше слов, тем меньше в них смысла… Сначала она пропала. Надолго. Теперь, возможно, нашлась. Но только возможно — не наверняка. Это бред, я понимаю. Со стороны это звучит как полный бред. Но я пообещал ей, что, если она заплывет в море со всеми своими… именами, то выплывет обратно уже с одним. Возможно. Нельзя ничего обещать. Вот выйдет на берег, тогда все и узнаем…
— Замолчи. Ты же знаешь, что я тебя люблю, сволочь ты малахольная.
— Знаю.
— Даже несмотря на все вот это дерьмо — я все равно люблю тебя. Господи, неужели это участь всех женщин?
— Почти, — сказал я. — Почти что всех. И этому нет объяснений. И причин тоже нет. Просто — страшная правда. Пес гуляет. Пес возвращается домой. Пес виновато улыбается. Его бьют. Он прощает за то, что простили его. И отправляется к себе в конуру. Или живет один. Я не хочу жить один. А ты?
— И я нет, избави господи. Вытри нос.
Я вытер. Кровь пошла еще сильнее.
— Прости… — зарыдала Мэгги.
— Не надо просить прощения. Ты ни в чем не виновата. Не надо.
— Подождите! — сказал Генри. — Слышите…
— Что? — спросили все в один голос.
— Вы чувствуете?
— Что, черт возьми, что?
— Это идет большой вал, самая большая волна, — прошептал Генри. — И что-то несет с собой.
Где-то вдалеке затявкали морские котики.
Где-то вдалеке поднялась на дыбы гигантская волна.
Крамли, Фриц, Генри, Мэгги и я затаили дыхание…
И волна пришла.
Читать бесплатно другие книги:
