Разведотряд Тамоников Александр

Светлой памяти гвардии майора Якова Чернера, фронтовика, орденоносца, командира – посвящается

Часть 1

Глава 1

Офицеры и джентльмены

Июнь 1942 г. Траверз мыса Сарыч

«Что-то не так…» – вяло подумал Саша Новик, глядя, как серебрится кромка облаков и наползает на фосфорно светящийся череп луны.

Он всего минут пять, как сменился на банке. Руки так ныли, ладони так горели от гребли, что нельзя было даже окончательно провалиться в блаженный сон после напряжённой ночи, когда каждый миг мог закончиться бедой, никак нельзя…

– Товарищ лейтенант!

Новик очнулся от яростного горячего шёпота в самое ухо и невольно чуть дальше отдёрнулся от Кулика, бойца своей группы, кадрового морпеха. Только теперь он понял, что именно сквозь наплыв дремотных облаков показалось ему «не так»: не скрипели уключины, не всплёскивала вода – пусть чуть слышно, с усыпляющим постоянством, но без этого рефрена.

– Что случилось? – кивком спросил он матроса.

– Вон, на лунной дорожке… – ткнул ему в грудь бинокль Юра Кулик. – Я сначала подумал: буёк от рыбачьих сетей, а это – посмотрите…

Протерев глаза тыльной стороной ладони, Саша приложился к окулярам.

Метрах в трехстах справа по борту, в серебряной чешуе лунного света, будто шелушившейся в радужных плавниках мгновенных вспышек, всплыло что-то неожиданное, неподвижное и пугающее, словно чёрная головка змеи.

– Командирский перископ, не зенитный. Значит, на глубине торпедной атаки… – расслышал над головой лейтенант. – Наверное, всплывать хотят…

– А торпедой не..? – обернулся Саша.

Через банку с замершими гребцами к ним на бак перебрался Колька Царь.

– Вряд ли… – покачал головой старший матрос. – Да и какая мы мишень для торпеды? По блохе кувалдой. Даже если…

– «Даже если» они нас скорее за немецкую береговую охрану примут, – прошептал Кулик, подбирая со дна шлюпки «дегтярёв». – Под самым-то берегом…

– Уже приняли. Всплывают! – ухватившись за борт, пригнулся Царь. – Может, фарватер спросят, да пойдут себе с богом…

Серебряную дорожку вспорол снежный бурун и вслед за «змеиной головкой» на поверхность вырвалась узнаваемая рубка подводной лодки. Но даже с такого расстояния она показалась мелковатой.

Лейтенант поднял к глазам бинокль. В круге линз стальной бок рубки мгновенно увеличился. И впрямь, рубка не больше надстройки буксира, с единственным иллюминатором и триколором – итальянским флагом – под индексом CB-3.

– А вот вам и «сеньоры»… – не отрываясь от бинокля, пробормотал Саша. – Так что, выходит, об их приходе правду врали…

Медленно вырастая, субмарина двигалась встречным курсом, и никакого вооружения на пайолах не просматривалось. Это не особенно, но вдохновляло. Впрочем, секундой позже лейтенант разглядел и характерный силуэт пулемёта над рубкой.

– Говоришь, фарватер расспросить? – протянул назад руку Новик. – Вот что, Царь, дай-ка мне твою бескозырку.

– Я и свою башку подставить могу… – мрачно заметил старший матрос, мгновенно сообразивший затею командира: бескозырка – она и у немцев почти такая же, разве что без лент, но в потёмках…

– Можешь… – согласился лейтенант, распрямляясь на банке и забросив ремень шмайсера на плечо, так, чтобы характерный пенал магазина торчал из-под локтя. – Только она у тебя по-немецки не разговаривает, так что давай-давай, а сам заляг на дно. И все остальные.

Мельком обернувшись, Новик обнаружил, что «все остальные», шесть морских пехотинцев, как раз таки в бескозырках, и никто из них, включая Царя, «ложиться на дно» не собирается.

– Вам бы только с трёпанной матерью, да в рукопашную… – хмыкнул Саша. – Сказано ж было русским языком: строго «по гражданке». Ладно. Ты хоть не маячь… – потянул он книзу Кольку Романова за борт курточки. – Ложись за пулемёт.

Вода тем временем шумно схлынула с палубы субмарины, обведённой леерами, и корпус её зачернел на волнах по ватерлинию крейсерского хода. Почти тотчас на верху рубки откинулся люк и появилась фигура в глянцево-чёрном плаще с пелериной капюшона; за ней выросли и споро ссыпались на узкую палубу ещё несколько моряков.

– Гребём, как на параде… – негромко скомандовал лейтенант. – Стрелять по моей команде… Ein, zwei! – И, прочистив горло, крикнул в сторону лодки, до которой оставалось уже не более полусотни метров: – An Bord! Wie der Fischfang? Эй, на борту! Как рыбалка?

– Si! – невпопад отозвалась чёрная фигура на мостике.

– Точно итальянцы… – вполголоса пробормотал Саша. – Давайте-ка поближе, пока до них не дошло… – И, распрямившись, демонстративно забросил шмайсер за спину. – Ein, zwei! – помахивая рукой, назначил ритм Новик и, оградив ладонью латунный блеск лунной дорожки от глаз, крикнул чёрным фигуркам на борту субмарины, которых заметно прибавилось: – Nur fallen auf den Grund! Только не провалитесь на дно! Затянете и нас!

Человек шесть итальянских подводников, видимо, вся свободная вахта, сгрудились под настройкой лодки, на тесной палубе, настолько тесной, что…

– Хорошо стоят, кучно… – процедил сквозь зубы Колька Царь, щурясь на прорезь пулемётного прицела.

– Погоди… – чуть слышно бросил Саша через плечо. – Как говорила Анка-пулемётчица: «Пусть поближе подойдут, гады…» – и с каким-то пьяноватым задором снова выкрикнул в сторону лодки: – Kann ich den Kapitn sehen? Я могу видеть капитана?

– Ja, warum nicht… Почему бы и нет… – громко, но без надрыва, с командирской самоуверенностью, которую невозможно спутать даже с боцманским нахрапом, раздалось с капитанского мостика. На котором, в общем-то, никого и не было. Только чернели крупнокалиберный С-30 да наполовину отброшенный люк с винтовым замком.

Новик нервно облизнул губы, – до влажной и смоляной, как китовая шкура, брони оставалось не более трех десятков метров, из них половина – золотые блёстки бакового огня субмарины. Уже и тень от шлюпа разведчиков упала на воду; вот-вот – и вполне можно будет разглядеть, кто в ней и чем это чревато. Но, наконец…

– Aber wer sind Sie? – с металлическим лязгом окончательно откинулся люк на вершине рубки и блеснул глянцем непромокаемый плащ капитана. – А вы-то кто?

Капитан упёрся в край люка подошвой высокого шнурованного ботинка и, подняв козырёк фуражки указательным пальцем, повторил свой вопрос:

– Mit wem habe ich die Ehre?.. – смягчая гортанную жесть немецкого языка латинской «си-бемоль». – С кем имею честь?

– Andersen. Leutnant Andersen… – на секунду запнувшись, ответил Новик. – Hans Hristian. Der Uferschutz, береговая охрана…

– Kapitnleutnant Val'di – козырнула в свою очередь глянцево-чёрная фигурка, поправив на груди бинокль. – Капитан-лейтенант Вальди.

– Им что, мама книжек в детстве не читала?.. – нервно хохотнул в приклад «дегтярёва» Колька. Хоть вряд ли малограмотная херсонская рыбачка читала самому Кольке на ночь «Русалочку» Андерсена, как, впрочем, и неаполитанская рыбачка – будущему капитану Вальди. Но всё-таки не сложно разобрать, как представился лейтенант Новик: «Лейтенант Андерсен… Ганс Христиан. Береговая охрана…»

– Seniore… – тем временем обратился капитан-лейтенант к экипажу по-итальянски, окончательно выбираясь из люка: – Это русские и они считают нас идиотами, хотя в отношении вас, мичман, это вполне справедливо. С каким умом вы их подпустили? Какого чёрта здесь охранять береговой охране?.. У кого-нибудь есть гранаты?

Новик, всё это время настороженно прислушивавшийся к итальянской скороговорке капитана, при слове «La granada» как-то невольно ссутулился и, привлекая внимание Кольки, похлопал ладонью его по плечу.

– Сушим вёсла? – не отрываясь от прицела, пробормотал Колька.

– А что ещё… – шепнул Новик и обернулся к остальным разведчикам. – Табань!

И счел нужным пояснить:

– Шансов у нас не особо… Нашу деревяшку их спарка в щепки разнесёт. Конечно, пару-тройку тех, кто снаружи, положить успеем, но…

– По моей команде открыть огонь из всего, что на руках! – продолжал тараторить капитанлейтенант Вальди. – Сильвано, полезайте внутрь и скажите старпому, чтобы готовил погружение. Если русские проявят настырность и сразу не отчалят, будем погружаться. Кто не успеет в люк, прыгайте за борт, мы подберём вас. Боччони, к пулемёту… – секунду подумав, скомандовал капитан-лейтенант и приветливо помахал рукой шлюпу. Но чуть позже добавил негромко: – Впрочем, можно и вовсе обойтись без крови…

– Гранаты в оружейной, – запоздало доложил мичман, калабриец с красивой фамилией Маринелли. – Прикажете достать? Но надо чуть подойти, могу не добросить.

– Не подойти, а отойти, – распорядился после секундной паузы Вальди. – Право на борт, малый вперед!

Лодка зарокотала дизелем и споро повернулась, так что рубка закрыла от краснофлотцев всех, кто оказался на узкой палубе. Струя чуть вспененной гребным винтом воды мягко толкнула шлюп и сбила прицел.

Впрочем, во что теперь целиться? Обшивку из «дегтяря» не просадишь, гранату не добросишь, а ничего более мощного у разведотряда не было.

Один за другим итальянские подводники, уже почти невидимые в полутьме лунной ночи, забрались вовнутрь лодки. На палубе остались только капитан и мичман, и только тогда Маринелли осмелился спросить:

– А почему мы уходим? Мы же могли всех их искрошить?

– И что? – Неприязненно поинтересовался Вальди. – Что я доложу? Что в жарком бою потопил деревянную весельную шлюпку? Вы что, хотите, чтобы я, капитан Вальди, сделался посмешищем на весь «Реджиа Марина»? Чтобы в мичманских школах изучали героический подвиг подлодки СВ-3 и покатывались от хохота?

– Но это же русские… – Только и нашёлся, что сказать Маринелли.

– А это я! – отрезал капитан-лейтенант и взялся за стальную скобу трапа.

– Не стрелять, – чуть запоздало скомандовал Новик.

И в самом деле, палить заведомо безрезультатно, лишь потому, что там настоящие, классические фашисты, а не германские «наци», которых невесть почему, но именно так стали называть – стоит ли? Задание разведгруппы ведь предусматривало совсем иное. И, как знать, быть может, эта нежданная тишина и поможет его выполнить, во всяком случае, подойти к берегу незаметно?

Конечно, вот такой ловкий маневр и демонстративный уход оскорбительны – мол, нас же что, и за противников не считают?

«Но лучше уж так, – подумал Александр Новик. – А там посмотрим…».

И сказал вслух не своё, заученное, но всё же как нельзя лучше соответствующее:

– Наше дело правое. Победа будет за нами.

Глава 2

Здесь всё вокруг тебя напоминало…

Та же ночь июня 1942 г. Гелек-Су

Сводная разведгруппа 1-го и 2-го отрядов (авиации и морской пехоты ЧФ).

Берег нависал мрачной громадой, когда свечной огонёк полной луны затапливало расплавленным свинцом облаков, и вновь блестел чищеным серебром скальных утесов Ай-Петри, когда облака расползались, пробитые и изгнанные холодными лучами лунного света. Берег казался полуразрушенным замковым мостом, провисшим над пропастью моря и готовым вот-вот оборваться в его чёрную бездну, в которую даже звёзды боялись заглянуть, вспыхивая редкими блёстками на колеблющейся поверхности.

Берег казался чужим и чуждым, ненадежным и даже враждебным, хотя…

Лейтенант Новик ещё хорошо помнил тот берег, берег довоенной Всесоюзной здравницы, виденный им когда-то также ночью, но с борта прогулочной лодки. И тот берег, к этому, приложить можно было разве что лишь контурно, с равнодушием чертёжной кальки. В памяти сердца они не прилагались друг к другу нисколько.

Тот берег был иным.

У подножия заколдованного замка Ай-Петри взрывался и, не затухая, трепетал на невидимой волне праздничный фейерверк огней, разноцветный, как монпансье из жестяной банки, куда она то и дело запускала свою нескромную щепотку. В барочных химерах тропической зелени белели скульптуры неизменной «девушки с веслом», впрочем, и с кувшином тоже, виднелись готические зубцы и восточный купол дворца, и накатывал волнами пасодобль или танго «Рио-Рита». И было на сердце так по-детски легко и радостно, будто пяти лет от роду отыскал в ящике мороженщика пломбир со своим именем на вафельном стаканчике: «Саша». И кружилась голова от «Вечерней Москвы», невидимым кисейным шарфом вьющейся за её смоляными кудрями. И в кудрях этих, на его плече, прятался новенький малиновый кубик младшего лейтенанта НКВД, вчерашнего курсанта, а сегодня уже ни много ни мало – начальника караула…

Правда, не бог весть какого секретного объекта, а ведомственного санатория с незнакомым названием Гелек-Су, но…

Подтянутый, во френче с жарко-медными пуговицами и бриджах в сапоги «бутылочкой», перетянутый скрипучей портупеей нагана. А главное, с «байроновским сплином» в чёрных глазах, затенённых глянцевым козырьком, со скептической улыбкой в тонких губах, которые до революции «нервическими» называли. С улыбкой человека, по долгу службы знающего о жизни нечто такое, что и помыслить боязно – «большую военную тайну». К нему, если верить приятелям-однокашникам, даже самые отъявленные комсомолки из кулинарного училища подступиться не решались. Посчитаются на танцах – кому «Печорина» на «белый» приглашать, и… Ну его! Как глянет эдак, так и выдашь бабушку, что фельдфебелем женского батальона из-за поленницы дров перед Зимним подсчитывала: «Бежит солдат… бежит матрос…», затвор передёргивая…

Бог весть в кого у сына симферопольских самых что ни на есть пролетариев – водовоза и прачки – удалась такая аристократическая физиономия, хоть сейчас в ИНО НКГБ для внедрения в белогвардейское подполье. Неспроста обладательница смоляных кудрей, дочь самого Пельшмана, между прочим, обращалась к нему шёпотом: «Ваше благородие», когда вместе с папашей, начальником кадрового отдела, в Гелек-Су отдыхала…

Сегодня он снова был там, на бывшей даче Пензенского предводителя дворянства и территории бывшего санатория Крымского наркомата внутренних дел.

Но теперь наглухо зашторены были стрельчатые окна усадьбы – чёрные стекла с бумажными полосками крест-накрест. Не горели лупоглазые прожекторы на башенках декоративных минаретов – светомаскировка; не гремел оркестр в раковине эстрады в саду и не мелькали среди куп лавровишни парочки отутюженных, с иголочки, офицеров и их дам, когда смешливых и юных, когда чопорных, как бронзовая чернильница.

Когда-то вечно праздничный, полный шипения шампанского, пьяного треньканья рояля и ресторанного гвалта, дом казался теперь вымершим; даже в затейливой татарской резьбе на его террасах чудилось что-то от паутины заброшенности…

Впрочем, какая-то, приглушенная то ли светомаскировкой, то ли грифом «Совершенно секретно – Ganz geheim», жизнь тут угадывалась.

Время от времени между резными столбиками галерей оживало мерное, как маятник, движение часовых; глухо ворча двигателями, подкатывали к парадному открытые штабные «опели» с притушенными фарами и, кудахча переполошенной курицей, торопился куда-то посыльный BMW с коляской…

Старший лейтенант Новик Александр Васильевич.

Особый отдел КЧФ.

Личное дело

Новик А.В. 1919 г.р., член ВЛКСМ, уроженец Симферополя. Окончил школу младшего офицерского состава войск НКВД «Симеиз». Владеет немецким. С лета 1941-го командир сапёрно-маскировочной роты 4-го полка 184 дивизии НКВД, прикрывавшей отход 51 армии из-под Одессы. 11 ноября 1941-го с остатками роты пробился в осаждённый Севастополь. По расформированию полка добровольцем зачислен во 2-й разведотряд штаба флота.

Отлично проявил себя во время Евпаторийского рейда, представлен к медали «За отвагу» и назначен командиром отдельной разведгруппы.

…– Что это у тебя тут, Зелим? – спросил лейтенант у старого знакомца, старика-татарина Зелимхана, после того как тот вновь обрёл дар речи и, машинально дунув на огарок свечи в руке, торопливо втолкнул ночного гостя внутрь своей сторожки на самой окраине парка, в трехстах метрах от кованого забора – «внешнего периметра»: – Штаб какой-то? Кстати, салям…

– Алейкум… – опустился старик, бывший, а может, и всё ещё настоящий садовник огромного парка Гелек-Су, растерянно нащупав под собой табурет. – Откуда ты здесь, Саши-джан?..

– Дезертировал… – подумав и, предупредительно глянув на своего спутника, ответил Саша, присаживаясь напротив, на скрипучую панцирную кровать с хромированными шишечками. – Или от своих отстал, считай как хочешь…

Не далее как полчаса назад командир разведгруппы «Б» 2-го разведотряда лейтенант НКВД Новик и старший матрос Николай Романов, боец той же группы по кличке Царь, переждав, пока сапфирное зарево прожектора проскользнёт дальше по дикому галечному пляжу, вынырнули из-за глыб бетонного лома…

Старший матрос Романов Николай Николаевич.

Особый отдел КЧФ.

Личное дело

Романов Н.Н. 1910 г.р., беспартийный, уроженец Херсона.

Гражданская профессия – моторист 2-го класса. В 1935 г. призван на Черноморский Флот. Действительную военную службу проходил в должности матроса-моториста подлодки М-118 класса «Малютка». После затопления М-118 25.06.41 во время рейда на Констанцу[1] временно зачислен в бригаду морской пехоты Севастопольского ОБОР. С 5.04.42 добровольцем зачислен во 2-ой разведотряд штаба флота. Состоит на штатном учёте 7-го дивизиона 2-ой бригады малых подводных лодок, как специалист резерва.

Шлюпка «шестёрка», доставившая их к разрушенному пирсу, тотчас же отвалила обратно во тьму, за скалистый мыс, а разведчики остались на берегу, спрятав среди бетонных обломков штук пять гранат и парочку трофейных шмайсеров. Колька Царь даже скрепя сердце сунул в гальку свою бескозырку. А её, оказывается, вопреки строжайшему: «Никаких мне!», он всё время прятал за поясом подстреленных мешковатых штанов, под рубашкой.

Насупив на нос кепку с клапанами на макушке, затянув молнию вельветовой ковбойки, стал Колька совершенно похож на базарного одесского пижона, этакого карманника с Привоза. С шикарным чёрным чубом на смешливых, но колючих глазах.

Ещё через секунду, вскарабкавшись на каменистую осыпь, разведчики канули во мгле по направлению к Ялтинской дороге. Мимо патруля проскочили незамеченными…

Ни адресов, ни явок подполья, которое, согласно предвоенному плану «Д», автоматически взводилось в боевое состояние с первых дней оккупации, как затвор ППШ, Саша Новик, конечно, не знал – чином не вышел.

Но это, как говорится, был «секрет полишинеля». Особой затейливостью план «Д» не отличался. По линии Наркомата внутренних дел этим должен был заниматься первый заместитель наркома, по партийной – второй секретарь и так вниз по структуре, вплоть до городских и районных отделов госбезопасности, милиции, горкомов и райкомов партии. Но, мало того, что каждого такого «подпольщика» всякая собака знала в лицо, ещё и осведомительная агентура вербовалась ими накануне войны из тех же «стукачей», кто клепал доносы в НКВД на своих соседей или начальников. И делали это в редком случае в угаре шпиономании или из других каких идейных соображений – а куда чаще из страха угодить вслед за теми, кого сдал; в гонке на опережение, так сказать. Из страха, что на тебя напишут раньше. И то, с каким удовольствием вчерашние доносчики сдавали своих ненавистных кураторов, свои «бумажные» подполья, закладки продовольствия и оружия, и целые партизанские отряды в отдел «1С» 11-й немецкой армии, то есть в контрразведку армии Манштейна – стало притчей во языцех.

Собственно, с этого и начиналась деятельность «фельдполицай» – тайной полевой полиции в каждом мало-мальски крупном населённом пункте, захваченном немцами.

Эта полиция, Geheimefeldpolizei, являлась исполнительным полицейским органом, приданым военной контрразведке и действующим в военное время. И деятельность её начиналась с виселицы для тех, кого выдали, и с отправки в концлагеря тех, кто выдал – если, конечно, иного применения иудам не находилось.

Чаще – находилось…

– Зелим, не знаешь, остался в городе кто-нибудь из нашего отдела? – спросил Саша, обжигаясь краем столовской эмалированной кружки с горячим чаем.

Зелимхан поскрёб в седой правоверной бородке – это нововведение лейтенант отметил сразу, потому и оставил открытым вопрос о верности всяческим присягам и клятвам, включая ту, что в детстве давал «делу Ленина – Сталина». Чёрт его знает, раньше национальность старика выдавали только тюбетейка да характерный разрез глаз на сморщенном, как печёное яблоко, личике. А теперь выяснилось, что немецкая разведка, несмотря на многочисленные «поимки и разоблачения» своей агентуры в предвоенные годы, действовала более чем успешно, особенно в кругу национальной интеллигенции, и теперь буквально в каждом городе, в каждом татарском селе вдруг объявились так называемые «мусульманские комитеты», а вскорости и отряды самообороны.

Шайтан их всех знает. Раньше старик производил впечатление добрейшей души, по-детски наивной и занятой исключительно розами и лаврами…

– Не знаю… – пожал старик худыми плечами под овчинной жилеткой. – Как немец подошёл, Каранадзе всех в Симферополь вызвал…

Саша кивнул. О том, что республиканский наркомат во главе с наркомом НКВД Каранадзе практически всем своим штатом вместе с отступающими войсками оказался в Севастополе, он и сам знал, хоть и проходил по другому ведомству, по ведомству войск НКВД. Но три сотни чекистских офицеров – не жменя семечек, в карман не спрячешь, распихивали их кого куда, без особого толку и надобности.

Однако, забегая чуть вперёд, скажем, что, к чести крымского корпуса НКВД, хоть и не особенно справлявшегося с поимкой шпионов в осаждённом городе, все они, за исключением самого высокого начальства, дрались до последнего и погибли на Херсонесском мысу. Таких потерь офицерского состава не знало ни одно управление НКВД на оккупированных территориях.

…– Егер один только вернулся, – вдруг, а может, и не совсем «вдруг», пойди разбери на засушенной маске лица с извечной доброжелательной улыбкой, которая у Зелима, наверное, сохранилась со времён Пензенского предводителя, первого хозяина Гелек-Су, вспомнил старый садовник.

– Егер? Куркаев? Зам начальника горотдела милиции?

На каждое уточнение Саши Зелимхан покивал.

– Он теперь председатель мусульманского комитета. С немцами знается. Очень… – подчеркнул старик и, сделав пару глотков из пиалы, спросил, как бы между прочим: – Хочешь, скажу ему про тебя?

Саша замер, не отрывая взгляда от кружки.

Царь попятился к окну, тронув пальцами цветастую шторку, выглянул наружу… И, отрицательно покачав головой, сел на корточки у косяка двери.

– Документы сделать… – проследив его эволюции, усмехнулся старик. – Вам же надо теперь документ какой-нибудь, а он тебя помнит, я думаю. Ты ж почти зять Пельшмана, за одним столом сидел…

– Ну, тебя, как я погляжу… – заметил Саша, – он тоже не забывает.

– Что ты, какие могут быть дела у такого важного человека со старым садовником? – беззвучно засмеялся Зелимхан. – Здоровается только, когда тут бывает. Так со мной, слава аллаху, весь Гурзуф здоровается…

– Когда тут бывает? – переспросил лейтенант. – А что у тебя тут теперь такое, Зелим? – повторил он свой, первый при встрече, вопрос.

– То же, что и раньше, Саши-джан… – поднялся за турецким, похожим на медный кальян, чайником татарин. – Отдыхают тут, Саша. Только уже не товарищи офицеры, а господа. «Герр официрен», а ещё «сеньоры» недавно завелись… Подлить?

Саша бросил быстрый взгляд на Кольку Романова и уточнил, протягивая старику кружку:

– Сеньоры, говоришь? Итальянцы, что ли?

– Румыны, итальянцы… – пожал плечами Зелимхан. – Я их не слишком разбираю, похоже говорят… Наверное, итальянцы… – подумав, решил он. – У румын форма бедная, а эти как павлины. Да, и ещё у них якоря здесь… – похлопал старик себя по рукаву длинной, до колен, белой полотняной рубахи. Тоже непонятно из какого музейного сундука взятой.

– Моряки, значит… – констатировал Саша.

– Наверное.

– Ладно, Зелим! – хлопнул себя по бёдрам лейтенант, будто собираясь вставать. – Не надо никому про меня рассказывать, старик. Устал я. Ну их всех. И немцев с их Егером, и Красную армию с их партизанами… Кстати, о партизанах тут ничего не слышно? – поинтересовался он, будто бы между прочим.

– Слышно, почему не слышно… – кивнул старик бритым пергаментным черепом. – Немец часто говорит. На террасе гуляют, говорят: «партизанен» и что-то ругаются очень. А так – не слышно. Не так, как в 19-м. И, знаешь, Саши-джан… – прищурив один глаз, словно от горячего пара, перевёл взгляд старик с одного на другого разведчиков. – О партизанах вам не меня надо спрашивать. Кто мне, татарину, по нынешним временам, о партизанах скажет? Когда наши дети собирают угли на головы своих стариков… – с неожиданной восточной затейливостью и довольно мрачно пробормотал он.

Саша хмыкнул, не найдя что сказать. Романов-«Царь», хоть и сидел по-прежнему, с отсутствующим видом на порожке, всё больше напоминал то ли скрученную часовую пружину, то ли зажатую в кулаке гранату без чеки; поглядывал из-под курчавой чёлки, будто прицеливаясь, куда сигануть, если что…

– Но я думаю, что знаю, где вам можно о партизанах спросить… – повернул Зелимхан голову к лейтенанту.

Новик и Царь переглянулись.

– На Кизиловой улице, крайний дом, как раз перед лощиной… – продолжил старик спокойно и размеренно, словно речь шла о таком же обыкновенном деле, как и состряпать документы через «мусульманский комитет» бывшему энкавэдэшнику. – Только сегодня туда не ходите, вам не откроют. А дня через два приплывёте, я вам скажу, где и как с хозяйкой дома встретиться можно…

– Приплывёте? – машинально повторил Саша. И остановил жестом дёрнувшегося было Царя, в глазах которого затлел четырехсекундный запал. – А с чего ты взял, что мы приплыли?

– Ну, Саши-джан… – ощерил беззвучным смехом редкие зубы Зелимхан. – Это немецкий патруль расстреляет тебя только за комендантский час. А для меня вы сюда с красным знаменем пришли, как на парад 7 ноября. У вас соль на сапогах, хоть вы и прячете их под штанины… – ответил он на немой вопрос Романова.

– Вы посмотрите, какой пинкертон, – буркнул тот, невольно почесав носок ботинка о штанину. – Может, мы рыбу ловили…

– Немцы в море только артельщиков выпускают, – усмехнувшись, ответил вместо старика лейтенант.

– И только днём. Так, чтобы береговая охрана видела… – подтвердил татарин.

– Спасибо, Зелимхан, – поднялся наконец с пёстрого лоскутного одеяла Саша. – Будем осторожнее. Я вижу, ты не зря столько лет в органах работал, хоть и садовником, верить тебе можно…

– Не надо мне верить… – отмахнулся старый садовник. – Я сам никому не верю, ни одной власти. Я давно живу и на всех насмотрелся. Я людям верю. Тебе верю – ты глупый и честный, и значит, вдвойне глупый. Не обижайся, Саши-джан, это у тебя от молодости. Такая глупость не мешает быть умным человеком и хорошим воином.

– И на том спасибо! – фыркнул, возвращая кружку на низкий столик, лейтенант. – Думаю, ещё свидимся.

– Если на заборе будет висеть вот эта дорожка… – мотнул головой под ноги себе Зелимхан на пёструю циновку с орнаментом и золотой арабской вязью суры на чёрном, как грань Каабы, поле.

…Эту циновку уже на следующий день внимательно рассматривал капитан, а по нынешним временам вернее будет сказать – гауптман, хоть и «русского батальона» – с самой что ни на есть народной фамилией Иванов.

Рассматривал, будто бы и просто так, чуть ли не из этнографического любопытства, что, впрочем, вполне можно было объяснить и гражданской его профессией. Был до войны гауптман Иванов учителем истории и большим краеведом. Интересовался древнерусской историей Крыма, дотатарской, так сказать. Княжеством Тмутарканским, Корсунью, Сурожем. Так что любопытство его было, в меру соответствия довоенным исследованиям, вполне невинным и праздным.

Но едва только гауптман в сопровождении двух бойцов в форме вермахта с русскими трехцветными угольниками на рукавах удалился, из-за глинобитного белёного забора вытянулась старческая худая и смуглая рука, и циновка с сурой шмыгнула вовнутрь. Не то чтобы хозяин не особенно верил в возможность дотатарской русской истории… Скорее ему новая «русская» не очень-то нравилась.

А может, смутило старика – чего это преподаватель немецкой разведшколы в Гурзуфе, школы специально для завербованных в лагерях военнопленных русских солдат, в этакую даль притащился на молитвенный татарский коврик полюбопытствовать?..

Центральному ШПД[2] от ИНО НКГБ.

Пояснительная записка

В июне 1941 года в структуре абвера был создан штаб «Валли» для непосредственного руководства разведывательной деятельностью на советско-германском фронте. В 1942-м для борьбы с партизанским движением и для создания антисоветского партизанского движения в советском тылу был создан Зондерштаб «Р». Во главе этой структуры встал белоэмигрант и бывший офицер Императорской Русской армии Б.А. Смысловский.

Крым и Севастополь относились к Разведывательно-резидентской области «А». Начальник соответственной разведшколы для подготовки диверсантской и политической резидентуры – майор «РОА» Г.Г. Бобров, ставший впоследствии заместителем начальника Вайгельсдорфской разведшколы.

Глава 3

Действующие лица и исполнители

Июнь 1942 года. Штаб Севастопольского оборонного района.

Разведотдел

– Особого толка, товарищ майор, от наблюдений подпольщиков, о которых намекал Зелимхан, не будет… – скептически дёрнул губой Новик и добавил, как будто из вежливости: – По-моему.

Тихомиров посмотрел на него несколько удивлённо.

– С чего взял?

– Так мы ж даже не знаем – может ли там кто карту читать, не то чтобы уже координаты для бомбардировки сообщить…

– Это верно… – нахмурился Тихомиров, отправляясь по привычке в поход вокруг стола – довольно быстрый, маршевый. – Мы вообще не знаем, кто они там такие и откуда взялись. – Он раздражённо пожал плечами. – Имеют ли связь с партизанами 2-го района?

– Так что нужен не только радист, но и толковый артиллеристский наводчик… – приободрённый ценностью своего замечания, быстро поворачивался вслед за ним Саша вокруг оси, скрипя хромовыми сапогами.

– Наводчик… – эхом повторил командир разведотдела и снова пожал плечами. – Так здесь этого добра сейчас пруд пруди. Вон, 180 батарей вокруг города…

И зачем-то уставился на бетонный потолок бункера, за которым гулко, отдалённой майской грозой, грохотала беспрерывная канонада. Даже сыпалась то и дело с этого потолка нескончаемая известковая пыль. Хотя, казалось, что ещё тут могло сыпаться? За те долгие месяцы, пока рвёт и долбит Севастополь крупповская сталь, включая семитонные снаряды «доры», от одного воя которых кровь в жилах стынет?

– Наводчика подберём… – подошел к карте «Оборонного района» майор. – И самого лучшего… – проворчал он, вглядываясь в карту «СОРа», будто надеясь высмотреть того самого «наилучшего» прямо в зубчатых полукругах картографических батарей… – Подберём… – задумчиво повторил Тихомиров.

Севастополь. Штольни базы 3-го дивизиона ПЛ.

Расположение 2-й разведгруппы

– Что-то я не понял… – поднял глаза на невысокого, но коренастого парня старший лейтенант Новик. – Если восстановлен, то почему снова младший состав?

Взгляд, ответивший ему, был лишен всякого простодушия, будто бы типичного для «рязанской рожи», хоть и типически голубоглазой, да и волосы из-под засаленной по краям пилотки торчали клочьями рыжей соломы. Взгляд изучал нового командира со снисходительным любопытством. И обладатель взгляда неожиданно просипел простуженно ответ, поправив на шее самую натуральную зимнюю портянку. Явно не ношеную, где положено, но всё равно от копоти почернелую донельзя.

Старший сержант Каверзев Антон Александрович.

Особый отдел КЧФ.

Личное дело

Краснофлотец Каверзев А.А., 1918 г.р., член ВЛКСМ, уроженец с. Хитрово Рязанской губернии.

В 1938 году окончил сельскохозяйственное училище по специальности агроном. В том же году призван на действительную воинскую службу с зачислением в артиллеристскую школу. Окончил школу в звании младшего лейтенанта, командиром полковой миномётной батареи. В июле 1941 разжалован в рядовые по представлению особого отдела 313 стрелковой дивизии. В период обороны Одессы восстановлен в звании и ВЛКСМ как искупивший кровью. Имеет опыт ведения войсковой разведки (рекогносцировка) и подготовки соответственной агентуры из местного населения. В данный момент приписан к 13-й батарее СОР, командир гаубичного расчёта береговой обороны…

– Как восстановили, так и снова разжаловали… – сообщил присланный командиром отряда наводчик.

– Что ж ты? Такой беспокойный, что ли? – хмыкнул Саша. – Задиристый?

– Очень даже наоборот, – невинно просипело новое приобретение разведгруппы. – Обидчивый я очень.

– Понятно… – кивнул старлей, хоть и не особенно понятно было, кто бы мог обидеть этакого крепыша. А вот на кого он мог «обидеться», так что прямо до разжалования дошло – догадаться было несложно.

«Поди, такая “обида” обходилась “обидчику” недёшево, не одним зубом…» – подумал Новик, глядя на рабоче-крестьянские кулаки Антона.

Душевные подробности такого рода командир разведгруппы выяснять перед строем не стал, оставив на потом.

Он перешёл к следующему «новобранцу». Впрочем, скорее новоприбывшему, поскольку на порыжелой гимнастерке бойца поблескивал эмалью орден Красной Звезды. Хоть и не он остановил взгляд командира группы. А место, на котором Красная Звезда сияла манящим пламенем.

Это была плотная девическая грудь, натянувшая гимнастёрку скульптурным рельефом какой-нибудь античной Психеи.

– За что? – невольно сглотнув слюну, кивнул на орден старший лейтенант и наконец перевёл взгляд на лицо обладательницы рельефов.

О такой мордахе ничего и не скажешь, кроме как «миленькая». Поэтического воображения вроде как-то и не будит, ничего особенного, а смотреть приятно – улыбчивая, крепкие «жениховские» зубы никогда не закрываются полностью приподнятой верхней губой с персиковым пушком над линией скромной помады… Когда только мазнуть успевает?.. Веснушек целый разворошенный муравейник по широковатым скулам, и по-младенчески наивно-мудрые глаза цвета спелой лещины.

«Ничего такого. Но, поди ж ты, из-за таких простушек-конторщиц и рубятся в деревнях топорами ребята из МТС», – отчего-то скользнуло в несколько расстроенных мыслях лейтенанта. Так, что он даже не сразу расслышал звонкий рапорт:

– За диверсионную деятельность в тылу врага, товарищ старший лейтенант!

– В каком тылу? – глуповато вырвалось у Саши.

– Виновата, товарищ старший лейтенант… – сияла девчушка, приложив ладошку к виску с каштановым колечком волос из-под лихо заломленной пилотки. – Не имею права доложить без особого распоряжения разведотдела армии!

«На тебе…» – опешил Новик, машинально отдавая честь, отчего расплылась в двусмысленных улыбках вся остальная разведгруппа.

– Понятно… – только и нашёл чего ответить, но спохватился. – А какой армии, я могу знать?

– 51-й Отдельной армии генерал-полковника Кузнецова!

– Так она же… – недоуменно наморщил лоб Саша, имея в виду, что в таком вот виде – «Отдельная Кузнецова» – 51-я давненько эвакуировалась на Тамань, ещё ко времени первого штурма. И в городе сейчас нет даже её арьергарда, если не считать дивизию НКВД, в которой воевал и сам Новик. Но генералу Кузнецову они не подчинялись, только прикрывали отступление…

– Так я же говорю… – простодушно развеяла его сомнения девушка всё с той же обезоруживающей улыбкой. – В тылу врага!

– Логично, – коротко кивнул Новик и подумал: «Кажется, Михалыч нашёл именно то, что нужно. Вот только где он это, чёрт возьми, нашёл?»

Сержант Привалова Анастасия Ивановна.

Особый отдел КЧФ.

Личное дело

Красноармеец Привалова А.И., 1922 г.р., член ВЛКСМ, уроженка Москвы.

Студентка МПИ, факультет романо-германской филологии. В 1941 году добровольцем призвана в Красную Армию. Окончила радиотехнические курсы центра диверсионной подготовки Московского ВО. По окончанию курсов прикомандирована к разведотделу 51-й Отдельной Армии. Неоднократно забрасывалась в тыл к немцам в качестве радиста особого парашютно-десантного разведотряда. За выполнение сложных заданий награждена орденом Красной Звезды. В период отступления 51-й армии из Крыма разведотряд оказался отрезанным и не был эвакуирован после выполнения ответственного задания. С ценными документами несколько бойцов отряда, в том числе сержант Привалова, сумели пробиться в Севастополь, где сержант Привалова поступила в распоряжение разведотдела штаба флота.

Имеет опыт ведения войсковой разведки и вербовки агентуры из местного населения…

– Значит, так… – подытожил смотр лейтенант. – Задание следующее…

Интерлюдия

…Грохочет орудиями главного калибра «Императрицы Марии» с 30-й и 35-й батарей осаждённый Севастополь, выбиваются из последних сил остатки Приморской армии, и рвут на груди тельняшки спешившиеся моряки, надолго закрепляя за собой прозвище «полосатых дьяволов».

Страницы: 1234 »»

Читать бесплатно другие книги:

Города Бреслау больше нет. По итогам Войны он отошел к Польше и теперь называется Вроцлав. Именно Бр...
«Потом, в Москве, долгие годы я провел в проектной организации, в подвале, старшим художником. От зв...
Партиалы – искусственно созданные органические существа, идентичные людям.Из-за войны с ними человеч...
Автор этой книги – пожалуй, самый ироничный питерский колумнист, обозреватель журнала «Город 812», д...
Петербург, 1829 год. Город потрясает череда самоубийств и несчастных случаев: застрелился граф Ухтом...
Болеслав Лесьмян (1877–1937) – великий, а для многих ценителей – величайший польский поэт, в чьем тв...