Звёздный Ласки Кэтрин
– Они вновь соединяются примерно в лиге. Сверху выглядят одинаково, – доложила Зануш. Илон кивнул в знак согласия.
– Но это сверху, – сказала Эдме. – А снизу все может оказаться иначе. Кроме того, с моря идет туман. Когда он покроет мост, идти будет гораздо труднее.
– Мы с Мхайри можем отправиться на разведку, – сказала Дэрли.
– Нет! – выпалила Эдме и тут же извинилась за резкий тон: – Просто я хотела сказать, что могла бы пойти по северному пути, а Фаолан – по южному.
– Одни? – спросил Свистун.
– Да… одни, – ответила Эдме.
Что-то в ее голосе подсказывало, что лучше не возражать и не задавать лишних вопросов.
Свистун внимательно посмотрел на своих старых друзей и отошел в сторону. Он знал их достаточно давно – с того времени, когда все они, молодые глодатели, состязались на играх гаддерглода. Наблюдая за тем, как они растворяются в сумерках, он догадывался, что они отправились не просто на разведку, а в особенное странствие в поисках себя. Это их странствие каким-то образом должно быть связано с Пещерой Древних Времен, в котором он сам провел некоторое время как страж Кровавого Дозора. Рисунки на стенах пещеры имели отношение к Фаолану, он давно это чувствовал, а теперь догадался, что они имели отношение и к Эдме. Та кость, которая она несла с собой, была найдена как раз в таинственной пещере.
Пути Фаолана и Эдме разошлись на развилке. Странствие в поисках себя подразумевало путешествие не столько в пространстве, сколько во времени. Два волка издалека показались Свистуну похожими на чужаков. Они в каком-то смысле и были чужаками – чужаками во времени. Более всего их заботили не мокрый снег и не лед под ногами, не торосы и не ледяные гребни, а складки и искривления времени. Свистун вспомнил старую историю, которую часто рассказывали скрилины, – историю о Ледяном походе во время Долгого холода. Историю о том, как их предки пришли издалека в страну Далеко-Далеко. Она начиналась с рассказа о вожде, который дожил до мгновения своего «хвлина расщепления», то есть до того момента, когда душа волка отделяется от его тела, чтобы взобраться по звездной лестнице. Только в той истории вождя призвали обратно на землю, чтобы он возглавил поход своего народа, и он спрыгнул со звездной лестницы. «Как это похоже на наше нынешнее странствие, – подумал Свистун. – Можно ли назвать его очередным Ледяным походом в время Долгого холода, только в обратном направлении? Все странным образом перевернулось, переплелось. Мы оказались на изгибе времени. И эти два волка знают это».
Свистун смутно ощущал, что изогнулось и переплелось не только время – переплелись одна в другой несколько жизней. Между этими двумя волками прослеживалась какая-то глубинная связь, разрушить которую не могло даже всесильное время. И эту связь могла быть только любовью.
С каждым шагом боль в задней лапе Эдме усиливалась, но она повторяла себе, что должна дойти до нужного места. Так она и называла свою цель – «это место». Других слов на ум не приходило. Она вспомнила о том, что стала малькадом не по рождению и что ее не относили на тумфро, где она должна была погибнуть. Но она ощущала это место, как свое давнее тумфро. Если выросшим малькадам везло и они получали право вступить в Стражу Священного Кольца, то перед тем как отправиться к вулканам, они должны были посетить свои тумфро. Это путешествие называлось слаан-лиф, и оно было ритуалом прощания со своей прежней судьбой. Странствие в поисках истины и своего места в мире. Но когда в слаан-лиф отправилась Эдме, она обнаружила ужасную истину – выяснилось, что она не рождалась малькадом. Ей в младенчестве вырвал глаз сам предводитель клана.
Сейчас Эдме совершала свой настоящий слаан-лиф. Она шла по северному рукаву моста к тому месту, где когда-то сама, будучи старой волчицей, решила остаться, чтобы не мешать остальным. Ее недостаток не проявлялся несколько лет и не был похож на уродства малькадов. Ее слегка скрученная бедренная кость поначалу не доставляла ей никакого беспокойства, но потом начала болеть. Эта боль понемногу усиливалась, но не мешала ходить вплоть до того, как наступил Долгий холод и они отправились в Ледяной поход. «Вот же как получается! – подумала она. – Я действительно старая волчица. Мне уже за тысячу лет». С каждым шагом она подходила все ближе и ближе. Лед становился все мягче, но луж, почему-то не было. Вместо них из-подо льда показались камни; на некоторых виднелись серые полоски лишайника. Она задумалась на секунду, как эти камни могли попасть на Ледяной мост. Если мост был оставлен прошедшим когда-то здесь ледником, то ледник по пути сюда мог прихватить различные вещи, от камней до деревьев. Но она особенно не задумывалась над этим, потому что вдруг поняла, что нужное ей место находится совсем рядом. Сердце ее отчаянно колотилось, костный мозг застыл. Она ощетинилась и закрыла единственный глаз; ноги у нее подкосились, и Эдме невольно прилегла на поверхность камня. Он еще не успел остыть от полуденного солнца, как будто берёг тепло специально для нее. «Вот я и здесь, – подумала она. – Здесь».
Это было не тумфро, вовсе нет. Это было место ее хвлина расщепления. То место, где столетия тому назад ее душа отделилась от тела. Место ее смерти. Сердце у нее стучало все медленнее, но она знала, что оно не остановится. Ведь она сейчас не умирала, а только как бы попала в древний сон. История искривленной бедренной кости, которую она несла в своей пасти через всю Хрустальную равнину и по Ледяному мосту, вдруг стала ясной.
«Уходи сейчас, не медли, дорогой Фенго!»
«Я не могу оставить тебя умирать, Быстробуйная».
В своем сне Эдме моргнула – как ей показалось, двумя глазами. Ибо ее звали Быстробуйная, и у нее было два глаза.
«Моя душа покидает меня. За мной опускается Скаарсгард».
В своем сне она произносила эти слова Фенго.
И Фенго ответил: «Он приходил за мной, а потом скинул со звездной лестницы. Я не для того возвращался, чтобы потерять тебя снова, Быстробуйная».
«Ты возвращался не за мной. Ты приходил за своим родом, теаглахеном, чтобы вывести всех своих сородичей из Долгого холода».
«Но я не смогу сделать это один, Быстробуйная».
«Фенго, обещаю тебе, отныне ты не будешь один… никогда… никогда… Слаан боладх».
«Слаан боладх» – таковы были два последние слова, которые произнесла Быстробуйная. На древнем волчьем языке они означали: «до следующей пахучей метки».
На другом ответвлении моста, менее чем в полулиге от Эдмы, Фаолан тоже погрузился в своего рода сон наяву. Глаза его были широко открыты, он стоял на месте, но душа его странствовала во времени. И даже не одна душа, а несколько душ – душ вихря. Прошел год с тех пор, как Фенго возглавил поход своих сородичей из царства Долгого холода. Теперь он что-то искал, разглядывая Ледяной мост, но что именно? Он прищурился, пристально вглядываясь в туман. «Что ему нужно? Что он ищет?» – задавал себе вопросы Фаолан.
Души его первого и последнего духа переплелись. «Почему старый волк плачет? Почему я плачу?» Над головой его пролетела сова. Это был Гранк, пятнистая неясыть, лучший друг Фенго. Гранк хотел повести его за собой, но куда? Вдруг мех у него на загривке встал дыбом. Он учуял тот самый запах, который не спутать ни с каким другим запахом. Запах особой метки, которые волки оставляют на том месте, где скончался близкий им волк или щенок. В то же время он заметил, как пятнистая неясыть резко разворачивается в воздухе и по спирали опускается к разбросанным по льду костям. Фаолан помчался к этому месту что есть сил, да так быстро, что ноги его превратились в одно расплывчатое пятно.
«Вот ее кости!» – крикнул Гранк.
Он вспомнил, что именно Гранк отправился с ним назад к друмлину, чтобы почтить память Быстробуйной. Фенго же хотел забрать одну кость, чтобы отнести ее обратно в страну Далеко-Далеко, в Пещеру Древних Времен.
Фенго осмотрелся и сквозь пелену слез разглядел кости, побелевшие и обветрившиеся дочиста за те луны, что прошли со времен Ледяного похода. Они как будто ждали его. Его взгляд остановился на одной кости – на скрученном бедре.
Впервые Фаолан увидел эту кость во снах за четыре луны до этого, накануне землетрясения. А через две луны увидел ее наяву, не во сне, а в Пещере Древних Времен. Она лежала там, освещенная тонким лучиком лунного света. Он назвал ее самой прекрасной из всех костей. Она манила его необъяснимым образом, она притягивала его, как притягиваются металлические опилки к сильному камню.
Фаолан не чувствовал, что идет или как-то передвигается, но он вдруг оказался на другом ответвлении Ледяного моста, по которому должна была идти Эдме. Чуть поодаль, свернувшись калачиком, лежала волчица и как будто спала. В ее пасти была зажата кость.
Он подошел поближе и нежно прошептал:
– Быстробуйная.
Звуки ее имени показались музыкой. Давно он его не произносил вслух. Волчица почти тут же встала на ноги. Боль ее прошла!
– Я же говорила тебе, Фенго!
– Что ты говорила?
– Слаан боладх. До следующей пахучей метки, – Эдме помолчала. – И вот мы тут. Старые волки в новых шкурах.
Она слегка усмехнулась.
– И с новыми именами, – добавила она. – Фаолан и Эдме.
– А мы можем снова стать парой? – спросил Фаолан, склонив голову набок и внимательно вглядываясь в ее единственный зеленый глаз. Уши его нервно подергивались.
– Фаолан, мы и так пара. И всегда были ею.
Она уткнулась носом в мех за его ухом.
Он шагнул назад и посмотрел на нее серьезно.
– Я хочу сказать – здесь, на Ледяном мосту, в наших новых шкурах, с нашими новыми именами. Возьмешь ли ты, Эдме, некогда носившая имя Быстробуйной, в честь которой был назван один из вулканов Кольца, меня в свои товарищи по костному мозгу и в вечные супруги? Я же, Фаолан, именуемый так в моем последнем духе вихря, но в первом носивший имя Фенго, беру тебя в свои вечные спутницы, как в стране Далеко-Далеко, так и в Синей Дали, а когда наступит время, то и в Пещере Душ.
– Да, беру. А я, Эдме во втором моем духе вихря, но в первом носившая имя Быстробуйной, беру тебя, Фаолана, в вечные супруги и спутники, как в стране Далеко-Далеко, так и в Синей Дали и в Пещере Душ.
Эти обещания волки скрепили пожатием лап. Сначала Эдме поставила свою лапу поверх лапы Фаолана, а потом он поставил свою лапу поверх ее. Свидетелями их клятвы были восходящие созвездия спотыкающегося волка Бизара из старого мира и Нарвала из нового, который они называли Синей Далью.
– Посмотри, Эдме! Восходит еще одно созвездие.
– Сарк! Это кувшин памяти Сарк!
В звездном кувшине ярко сверкали двенадцать звезд. Казалось, будто созвездие поднялось над горизонтом специально, чтобы запечатлеть память об этом событии, когда осколки времени собрались в единое целое и волки наконец-то снова закрепили свой союз пожатием лап.
Оба они повернулись и пошли обратно к отряду, к своему новому клану разных животных, которых им предстояло привести в новый мир Синей Дали.
Глава восемнадцатая
Похищение Аббана
Пока Фаолан с Эдме обменивались клятвами в свете только что народившейся луны, Аббан потихоньку сползал с основания Ледяного моста. Ему ужасно захотелось полакомиться мойвой, а мама крепко спала. Он часто убегал тайком после того как упал в воду – днем она не отпускала его ни на шаг. Этой ночью, когда все вокруг неожиданно покрыл плотный перекатывающийся через мост туман, сбежать не составляло труда. Даже стоявшие на страже Свистун и Мхайри не заметили, как он подкрался к пологому ледяному склону.
Мать Аббана не понимала, что то происшествие, когда он свалился в море, было самым лучшим за всю его жизнь. Да, поначалу щенок испугался, потому что никогда еще не оставался совсем один, а море тянулось во всех направлениях и ужасно пугало. Но когда к нему подплыли необычные существа, страх улетучился. Он почувствовал родственную связь с этим соленым миром, и ему, пожалуй, здесь было даже лучше, чем в Крайней Дали. Проплывающие мимо существа казались гораздо более добрыми, чем его отец. «Почему так? – часто задумывался он. – И почему я так странно говорю?»
Когда слова находились еще в его голове, они звучали не так, как вылетали вслух. Что-то происходило, когда он пытался их произнести. И все думали, что он «кэг-мэг». Но это ведь не так!
Он всмотрелся в воду. Можно ли отсюда разглядеть загадочные «морсульки», которые водные существа называли еще «зубами смерти»? Они вырастали снизу льдин и иногда достигали дна, скручиваясь в различные фигуры, напоминающие клубы замерзшего дыма. Они могли оказаться смертельными, особенно для существ, обитавших на дне, которые при соприкосновении с этими морскими сосульками замерзали до смерти. Морсульки – самые холодные вещи на земле; их ледяные острия столь же гибельны, как и стальные когти сов-кузнецов.
Глупень и Глупка принесли Аббану с полудюжины мойв, как вдруг Глупень взмыл в воздух с резким, закладывающим уши криком. Аббан подпрыгнул и собрался бежать, но было уже поздно. На его загривке сомкнулись чьи-то челюсти и подняли его вверх. Он ощутил знакомый запах – слишком знакомый! Запах Хипа!
Но нес его не отец. Отец бежал рядом. Аббана схватил Беван, необычайно большой волк, крупнейший в шайке, возглавляемой Хипом.
– Ни звука, а то Беван перегрызет тебе глотку! Перекусит артерию, и лед обагрится твоей никудышной кровью.
- Никудышной, говоришь?
- А зачем же ты бежишь?
- Зачем схватили вы меня,
- Если бесполезен я?
– Заткнись! – прорычал Хип, но его злобный крик потонул в оглушающем гвалте тупиков. Десятки птиц взлетели в воздух, издавая душераздирающие вопли – сигналы тревоги.
Свистун и Банджа подбежали к краю моста и посмотрели на огромное скопление тупиков у его подножия. Некоторые беспокойно бегали по льдинам у основания моста, другие кружили в воздухе.
– Что же они так раскричались, Люпус их побери?! – воскликнул Свистун и завыл. Его вой отчетливо перекрыл какофонию тупиков. К ним прилетела и села рядом Глупышка. К тому времени подбежали и осталтные волки, включая Мхайри и Дэрли.
– Это… это… как его… как бы сказать… – беспокойно повторяла Глупышка, размахивая во все стороны своим смешным оранжевым клювом.
Толку от ее объяснений было никакого. Она просто добавляла шума и в без того оглушающий гвалт. Вдруг раздался скорбный вой.
– Он исчез! – рыдала Кайла.
– Да, это я и хотела сказать. Он… исчез. Его схватили!
– Кто исчез? Кто схватил? – спросил Свистун.
– Аббан! – закричала Кайла. – Его нигде нет! Аббан, где ты? Аббан!
Свистун насупился и посмотрел на Глупышку.
– Послушай, Глупышка. Успокойся. Успокой свой желудок или что там у вас, тупиков, вместо него. Соберись с мыслями! Что случилось? Что ты видела? Не торопись, говори шаг за шагом.
– Шаг за шагом? Но мы не очень хорошо ходим. Мы лучше летаем, а плаваем и вовсе превосходно! Но шагать?…
«Ах, Люпус тебя забери! Как же все буквально понимают эти бестолковые птицы!» – подумал Свистун, чувствуя, что сходит с ума. Он не хотел злиться. В конце концов, эти птицы делились с ними едой. Но нужно же как-то привести Глупышку в чувства, вернуть ей способность здраво мыслить, если она вообще на это способна. Ведь украли щенка, и медлить они сейчас не могли.
На негнущихся ногах Свистун подошел вплотную к птице и принял одну из самых агрессивных волчьих поз, подняв хвост и навострив уши, будто готов был наброситься на существо, во много раз его меньше по размеру. При этом он развел губы, обнажил внушающие страх клыки и издал рычанье, словно доносившееся из Сумрачного мира.
Глупышка съежилась и несколько раз нервно вздохнула. Она так сильно зажмурилась, что ее смешные глазки превратились в маленькие черные черточки на белых блюдцах по бокам от носа.
– Ну ладно. Вы готовы слушать? – спросила она, открыла глаза и внимательно посмотрела на Свистуна.
«Конечно готов!» – захотелось закричать Свистуну, но он подавил в себе это желание. – А теперь начинай с самого начала.
– С самого начала? Ну то есть не с середины и не с конца, так ведь?
«Великий Люпус!» – подумал Свистун. Ему захотелось и вправду наброситься на бестолковую птицу и оторвать ей голову. Но он просто кивнул.
– Ну так вот. Аббан спустился к воде, и мы принесли ему рыбы. Он просто стоял и ел. Ну, знаете, как обычно едят рыбу. Наклонился…
– Продолжай. Что произошло потом?
– Вдруг, совсем неожиданно, из-за колонны появились два волка и схватили его. Ну, то есть, один волк схватил. Огромный.
– А один из волков был с желтым мехом?
– Да, но не тот, который огромный.
Кайла испустила вопль отчаяния.
– Я знала, что Хип догонит нас! Знала!
Она упала на лед и зарыдала. Банджа подошла утешить ее.
– Как эти волки подобрались незаметно, и почему мы их не видели? – спросила Мхайри. – Просто не понимаю.
– И я не понимаю, – сказал Свистун, поворачиваясь к Глупышке в ожидании объяснений.
– Э… пробрались по ледяным языкам? – сказала Глупышка, щелкнув клювом.
– Ледяным языкам? Никаких ледяных языков поблизости не было. Мы проверяли ночью.
– При такой погоде они быстро образуются, словно ниоткуда. Один из них мог отколоться от основания моста, и течение прибило его сюда.
– Но как?
– Да просто! – воскликнула Глупышка. – Ледяной язык – это узкая и длинная льдина. Течение подносит его сюда, и он спаривается с мостом.
– Спаривается?
– Ну да. Соединяется с ледяным мостом. Не просто касается в одном месте, а словно сращивается. Иногда с мостом соединяются и несколько отдельных языков. Все зависит от течения и водоворотов.
– Итак, – подвел итог Свистун. – Если я понимаю правильно, от основания одной из колонн оторвался ледяной язык. Он проплыл и присоединился к мосту. Если на нем был Хип, то он мог незаметно подкрасться к волчонку и схватить его.
– Точно! – кивнула Глупышка. – Так и было.
Она принялась царапать клювом по льду, и от этих скрежещущих звуков Свистун поморщился. Но потом он пригляделся и увидел, что она что-то рисует.
– Вот это мост. Мы здесь, – она отметила их местонахождение крестиком. – Ледяной язык оторвался от основания колонны, развернулся и подплыл сюда. Она нарисовала еще один крестик.
Волки взирали на Глупышку в изумлении. Казалось, она неожиданно поумнела прямо на их глазах. Будто кто-то взял и вложил совсем другие мозги в ее потешную головку.
– На что уставились? – спросила она.
– На тебя! – ответила Дэрли. – Ну, то есть не обижайся, но ты говоришь так… так… по-умному.
– Ах, да не обижаюсь я, – снисходительно ответила Глупышка. – Когда я начинаю объяснять, у меня еще и не такое выходит. Такие вот мы, тупики. Сначала у нас не очень-то и выходит. Но когда раскачаемся, тогда нас не остановишь!
– А у тебя есть мысли по поводу того, куда могли отнести Аббана?
– В этом-то и весь вопрос. Ледяные языки ведут себя гораздо сложнее, чем кажется. Особенно в это время года.
– Почему в это время года?
– Потому что приближается весна. Вода прибывает, лед ломается… Видели, сколько пещер намыло у основания моста? Они к тому же соединяются между собой переплетающимися туннелями. Наверное, похитители скрылись в одной из таких пещерок. Их там десятки!
– О нет! – воскликнула Кайла и снова зарыдала.
Глава девятнадцатая
Моя история такова
По пути назад, к отряду, Фаолан и Эдме заметили еще больше камней, похожих на те, на которых спала Эдме. На этих камнях лежали какие-то штуковины, которые на первый взгляд походили на засохшие скрученные листья.
– Что это такое? – спросила Эдме, склоняясь перед одним из камней и изучая листья единственным глазом.
– Листья? – спросил Фаолан, подходя поближе к ней. – Но здесь нет деревьев. И к тому же некоторые пушистые.
– Это не листья. Совсем нет, – ответила Эдме. – Мне кажется, Фаолан… мне кажется, что некоторые из них – коконы.
– Коконы? Как у бабочек или мотыльков?
– Да. В стране Далеко-Далеко было мало бабочек и мотыльков, и я не точно не могу сказать… Смотри! Один пошевелился!
Они смотрели на кокон несколько минут, пока он не начал раскалываться пополам. Словно завороженные, волки следили за тем, как трещина расширяется и из нее показывается чей-то кончик. Вслед за первым зашевелилось несколько других коконов. На всех них появились трещины. Но Фаолан с Эдме не сводили глаз с первого. Они понимали, что присутствуют при каком-то важном событии, которое сродни чуду и свидетелями которому они никогда раньше не были.
– Посмотри! Это кончик крылышка, если я не ошибаюсь! – возбужденно воскликнула Эдме.
Кокон дернулся и едва не перевернулся. Из него выглянула мохнатая бабочка.
– Наконец-то! – вздохнуло существо.
– Наконец-то? – переспросил Фаолан.
Они с Эдме переглянулись в изумлении. Существо заговорило, и они понимали его язык! Чем-то он походил на древний волчий, хотя и не совсем. Но почему оно сказало: «Наконец-то»?
– И могу повторить. Наконец-то!
Крылышки существа, за мгновение до этого мокрые и помятые, начали высыхать и выпрямляться. Они оказались мягкого золотистого оттенка. Посередине крыльев шел ряд черных точек.
– Хотите знать, почему я сказала «Наконец-то»? – спросила бабочка.
Фаолан с Эдме кивнули.
– Я ждала этого момента целых четырнадцать зим. Чтобы полетать.
– Четырнадцать зим! – воскликнула Эдме.
Похожая на золотистую монету бабочка расправила крылья и зашевелила ими, отражая нежный свет луны. Потом взлетела, сделала несколько кругов в воздухе и опустилась.
– Ну, как вам для начала? Неплохо?
– Замечательно! – воскликнула Эдме.
– Не понимаю. Вы ждали четырнадцать зим, чтобы полетать? – спросил Фаолан.
– Да, – ответила бабочка и повернулась к полудюжине других коконов, которые начали раскрываться.
– Для этого требуется время, – прошептала она.
Между коконами находились еще какие-то пушистые комочки. Один из них дернулся, расправился и лениво пополз по камню. Это оказалась гусеница с оранжевыми и черными полосами.
– Биндл, это ты? – спросила бабочка.
– Ага. Еще пять зим.
– А потом и ты полетишь? – спросила Эдме гусеницу, к которой бабочка обратилась как к Биндлу.
– Даже лучше!
– Все это очень странно, – сказала Эдме.
– Да, есть такое, – согласилась другая гусеница, которая тоже выпрямилась и поползла по камню.
– Ну ладно. Придется мне с вами попрощаться. Нужно найти еду, а то срок у нас небольшой. Думаю, мы больше не увидимся, Беллс, – обратилась к бабочке гусеница по имени Биндл.
– Почему не увидитесь? – спросила Эдме и тут же подумала, что лучше было не спрашивать. – Ах, извините. Я не хотела задавать вам такой личный вопрос.
– Не извиняйтесь, – добродушно сказала бабочка. – Вовсе он не личный. Просто мы так устроены. Я умру еще до того, как весна вступит в полную силу.
Эдме и Фаолан открыли рты в недоумении. Они никогда еще не слышали, чтобы какое-нибудь существо таким спокойным, почти радостным тоном говорило о своей неминуемой смерти.
– Не очень-то вы расстраиваетесь, я погляжу, – осторожно заметила Эдме.
– А с чего мне расстраиваться? Я же летаю! Наконец-то летаю! Четырнадцать зим, и наконец-то я стала собою. Тем, кем и должна была стать изначально.
– И я тоже, – раздался тоненький голосок из одного из только что расщепившихся коконов.
– Ах, Трис, это ты! Я думала, это твоя тринадцатая зима.
– Нет. Та же, что и у тебя.
Крылья у этой бабочки были такими же мокрыми и помятыми, что и крылья Беллс несколько минут назад.
– Подожди, пока просохну, привыкну к крыльям, а потом полетаем вместе.
– А пока объясните кое-что, – сказала Эдме, оглядываясь по сторонам.
Коконов оказалось больше, чем они заметили сначала. Казалось, что небольшая площадка на Ледяном мосту была сплошь покрыта либо коконами, похожими на сухие листья, либо мохнатыми гусеницами. А теперь среди них начинали сверкать и золотистые крылья бабочек, поднимавшихся в ночное небо.
– Значит, так. Моя история такова, – начала Беллс. – Точнее, наша история, – добавила она, кивком указав на Триса. – Мы существа, у которых в каком-то смысле бывает несколько жизней.
Фаолан с Эдме обменялись взглядами, но ничего не сказали.
– Я бы даже сказала, что мы старше вас на много зим. Мы начинаем свой путь в виде яиц, которые откладывают наши родители-бабочки, – продолжила Беллс. – А потом мы превращаемся в крохотных мохнатых медвежат.
Она кивнула на Биндла.
– Крохотных Мохнатых медвежат? – переспросил Фаолан.
– Да, потому что мы покрыты пухом. Похожим на шерсть медведя. Каждое лето мохнатые гусеницы должны много питаться. Но лето недолгое, и одного его не хватает, чтобы мы наелись достаточно и… и… – бабочка слегка запнулась. – И пережили великое превращение. Наелись достаточно, для того чтобы у нас выросли крылья и были силы для полета. Видите, Биндл еще не может летать. Ему нужно есть еще несколько лет, чтобы набраться сил.
– А зимой? Что с ним будет зимой?
– Замерзну. Впаду в спячку и превращусь в твердый комочек, – ответил сам Биндл, вроде бы зевая, но утверждать наверняка этого было нельзя, потому что рот у него был уж очень крохотный.
– Ну да. Так и я спала четырнадцать зим, – сказала Беллс. – В начале осени мое сердце начинало биться медленней, а к началу второй осенней луны полностью останавливалось.
– Останавливалось? – тихо прошептала Эдме.
– Да, останавливалось. Потом замерзал желудок, а за ним кровь и все остальное.
– Но почему ты не умерла? – спросил Фаолан.
– Точно не знаю. Наверное в нашей крови есть что-то такое, что защищает нас от холода и смерти, даже когда мы полностью замерзаем. Но в последнюю нашу осень мы обматываемся коконом из наших собственных волос – из того самого меха, – а также шелка.
– Шелка? – одновременно спросили Фаолан и Эдме, потому что раньше они никогда не слышали такого слова.
– Да, шелка. Это… это… ну, как бы вам объяснить? Что-то вроде вашего меха, я полагаю. Кстати, а вы что за меховые существа?
– Волки, – ответил Фаолан. – Ты что, никогда не видела волков?
– Пока была гусеницей нет, никогда, – ответила Беллс. – Но, как я уже сказала, мы делаем шелк и обматываемся этим шелком и волосками, делая кокон вокруг себя. Так получается убежище, в котором у нас вырастают крылья. Это место на Ледяном мосту прекрасно подходит для того, чтобы оставаться здесь на осень и на зиму. Эти камни идеальны, – сказала она, трепеща крыльями и зависнув над одним из камней. – Они защищают нас от ветра, а когда наступает теплая погода, то накапливают достаточно тепла, чтобы мы проснулись или вылупились из кокона и продолжили свою жизнь. Мохнатые гусеницы тогда продолжают есть, а мы начинаем летать!
– Смотрите, гусеницы движутся на запад!
– Да, туда, где много пищи. Гусеницы умеют ползать довольно быстро. Но, как вы можете и сами догадаться, летаем мы гораздо быстрее!
– И куда же вы полетите? – спросила Эдме.
– На Запад. На Великий Запад.
– То есть в Синюю Даль? – спросил Фаолан.
– Вы так называете эту страну: Синяя Даль? – спросила Беллс.
– Да.
– Забавно, – тихо сказала бабочка и вспорхнула ввысь над мордой Фаолана. – Могу показать вам путь, если хотите. Она не так уж далеко.
– Недалеко? – насторожились Фаолан с Эдме, выпрямляясь.
– Насколько недалеко? – спросила Эдме.
– Ах, всего лишь у той звезды.
Беллс взлетела вверх и словно зависла под одной из звезд.
– Килирик! – воскликнул Фаолан.
Глава двадцатая
Тишина и снег
Приблизившись к лагерю, Фаолан с Эдме услышали беспокойный гул тупиков.
– Как они всполошились! – сказала Эдме. – Неужели что-то случилось?
Навстречу им вышла Дэрли.
– Хип! Хип утащил Аббана! – крикнула она.
– Что? Как? – изумленно спросил Фаолан.
– Видите тот ледяной язык?
Эдме перевела взгляд в ту сторону, в которую смотрела Дэрли.
– Когда мы уходили, его не было.
– Нет, был. Просто его скрывал туман.
– И куда же его унесли? – спросил Фаолан, ощетинившись.
К ним подошла Мхайри.
– Это ужасно, – сказала она. – Мы не знаем куда. В ледяных языках полно пещерок и туннелей. Кайла с Банджей уже отправились на разведку. Кайлу невозможно было сдержать.
Мхайри замолчала. На глазах у нее выступили слезы. Она вздохнула и выпалила:
– Он убьет ее!
– Нет! Мы убьем его, прежде чем он до нее хотя бы дотронется. Где орлы? Где Зануш и Илон? – сказал Фаолан.
Читать бесплатно другие книги:
