Анжелика и король Голон Анн
— Простите меня, — смутилась Анжелика.
— Она умерла под плетью, потому что осмелилась полюбить дворцового стражника.
— Ox! — вздохнула Анжелика, положила кусочек лакомства на поднос и широко раскрытыми от ужаса глазами посмотрела на перса. — Вот оно что?! Расскажите, как у вас поступают с неверными женами?
— Мы связываем их спинами с любовниками и относим на самую высокую сторожевую башню дворца. Стервятники первым делом выклевывают им глаза, и они долге мучаются перед смертью. Но я оказался более милосердным. Я перерезал ее любовнику глотку кинжалом.
— Ну разве сейчас они не счастливы, — назидательно сказала Анжелика, — ведь вы отправили их в рай…
Посол расхохотался.
— Маленькая фузул… Каждое слово, срывающееся с ваших уст, как подснежник, цветущий в горах Кавказа. Дайте мне выучить новый урок: научите меня любить европейскую женщину. Мужчина должен уметь разговаривать с ней о делах, как совсем недавно мы с вами, петь ей хвалебные песни. Но когда же наступает время молчания и томительных вздохов?
— Когда этого захочет женщина.
Бактериари Бей вскочил на ноги, лицо его запылало от гнева.
— Не правда! Этого не может быть! Как может мужчина допустить такое унижение… французы слывут храбрецами…
— Но они побеждены на поле любви.
— Этого не может быть! — повторил перс. — Когда к женщине входит повелитель, она должна немедленно раздеться, намазать тело благовониями и предложить его своему хозяину.
Быстрым кошачьим движением он кинулся к ней, и в одно мгновение она оказалась прижатой спиной к подушкам. Хищная улыбка перса все ближе и ближе придвигалась к ее лицу. Анжелика изо всех сил оттолкнула его от себя, хотя близость его обнаженного тела заставила ее задрожать от страсти.
— Еще не время…
— Поберегитесь! И за меньшее оскорбление я приговаривал женщин к смерти.
— Вы не имеете права распоряжаться мной. Я принадлежу королю Франции.
— Король послал вас ко мне для развлечения.
— Нет, всего лишь для того, чтобы оказать вам честь и получше узнать вас. А если вы убьете меня, он с позором выгонит вас из страны.
— Я расскажу всем, что вы вели себя как шлюха.
— Король не поверит вам.
— Он отправил вас в мое распоряжение.
— Повторяю вам, нет! Он не мог сделать этого.
— А кто же может?
Не отрываясь, она смотрела ему прямо в лицо изумрудными глазами.
— Только я сама!
Посол ослабил хватку и явно смутился.
Анжелика расхохоталась, потому что почувствовала, что одержала победу.
— Знаете ли вы, — заворковала она, — как огромно различие между женщиной, которая говорит «да» и которая говорит «нет»? Когда она говорит «да» — это есть величайшая победа для мужчины-француза.
— Понимаю…
— Помогите мне встать, — вдруг произнесла она, протягивая руку.
Он покорно помог ей подняться. У нее мелькнула мысль, что он похож на дикого прирученного кота.
— А каким должен быть мужчина, чтобы женщина сказала «да»?
Ей очень захотелось ответить: «Он должен быть таким же диким и прекрасным, как вы!»
Его близость опьяняла ее. Как долго она сможет играть в такую опасную игру? Она смотрела на его блуждающие глаза, на раздвинутые в страстной улыбке губы, и ей казалось, что она сама жаждет оказаться в его объятиях.
Тем временем Бей наполнил серебряный кубок каким-то напитком и подал его ей. Анжелика поднесла к губам холодный металл и почувствовала вкус ликера.
— У каждой женщины свой секрет, и только ей известно, почему ей нравится брюнет или блондин.
Вытянув руку, держащую кубок, она перевернула его и тоненькой зеленоватой струйкой вылила его содержимое на пышный восточный ковер.
— Дьяволица… — пробормотал сквозь зубы Бей.
Анжелика уже полностью пришла в себя. Она заверила его превосходительство, что довольна приемом, что передаст королю его пожелания и думает, что король сочтет их вполне обоснованными.
Все еще грозно сверкая очами, Бей сказал, что в его стране есть обычай предоставлять друг другу кров до тех пор, пока длится дружба.
Анжелика привела себя в порядок, поправила волосы и взяла веер.
— Я буду защищать ваши интересы в Версале и попытаюсь уладить все трудности протокола встречи. А можете ли вы пообещать мне сохранить все двадцать католических миссий в Персии?
— Это входит в наш договор. Но не будет ли оскорблена ваша религия и священнослужители тем, что женщина вмешивается в их дела?
— Несмотря на всю мужскую гордость, ваше превосходительство, вы должны признать, что именно женщина произвела вас на свет!
Посол промолчал, но в его глазах светилось уважение к собеседнице. Он улыбнулся, потом сказал:
— Вы достойны титула султан-баши!
— Это еще что такое?
— Это титул женщины-царицы. Ею может быть только одна женщина, которая владеет телом и душой мужчины. Он ничего не делает без ее совета. Она главенствует над другими женщинами. И лишь ее сын наследует трон отца.
Он подошел с ней к шелковой занавеси дверей.
— И первое достоинство султан-баши в том, что она не знает страха. А второе — знает цену тем услугам, которые оказывает.
В одно мгновение он снял все кольца со своих пальцев и сунул ей в руку.
— Это вам. Вы — самая большая драгоценность. Вы достойны быть увешанной драгоценностями, как древний идол.
Анжелика с восхищением смотрела на алмазы, рубины, изумруды, но так же неуловимо быстро, как и он, она вернула их обратно.
— Вы наносите мне еще одно оскорбление! В нашей стране если женщина говорит «нет», то она говорит «нет» и всем подаркам.
Бактериари Бей тяжело вздохнул.
Анжелика, улыбаясь, смотрела, как он медленно надевал кольца обратно на пальцы.
— Взгляните, — сказала она, протягивая руку, на которой красовался перстень с бирюзой, — вот то, что вы подарили мне в знак нашего союза. Цвет его не изменился.
— Мадам Бирюза, когда я увижу вас снова?
— В Версале, ваше превосходительство.
Погода на улице была скверная. Было холодно. Анжелика совсем забыла, что сейчас зима. И что ей предстоит вернуться в Версаль, чтобы доложить о результатах миссии. Она нервно теребила платок, ее душили слезы, ей хотелось расплакаться.
«Как бы я хотела вновь очутиться на мягких подушках и безрассудно предаться любви». Она была зла на короля, так как была уверена, что его величество видит в ней лишь авантюристку, чье тело можно выгодно продать для дипломатии. Еще Ришелье неоднократно обращался к помощи легкомысленных красавиц, пользуясь ими, как пешками, в своих дьявольских интригах.
Анжелика была готова расплакаться от жалости к самой себе. Так вот в кого хотел бы превратить ее король?! Да еще эта Монтеспан, которая, очевидно, тоже считает, что Анжелике отведена роль защитницы королевских интересов!
Глава 20
— Король сказал «нет», — услышала Анжелика чей-то голос, когда только коснулась первой ступеньки лестницы, ведущей в королевские покои.
— Сказал «нет» — чему?
— Свадьбе Пегилена с Великой Мадемуазель. Дело решено. Вчера принц Конде и герцог Ангулемский, его сын, валялись в ногах его величества и умоляли не соглашаться на этот брак, который позорит весь королевский род. Они говорили, что станут посмешищем всех королевских дворов, а король прослывет монархом, который не заботится о чистоте своей родословной. Короля не пришлось долго уговаривать, и он сказал «нет»! Сегодня утром он сам сообщил об этом Великой Мадемуазель. Она расплакалась и в отчаянии укатила в Люксембургский дворец.
— Бедная Мадемуазель!
В прихожей королевы Анжелика увидела мадам де Монтеспан, которая завершала туалет в присутствии служанок. На ней было алое бархатное платье, шитое серебром и золотом и отделанное драгоценными камнями.
Луиза де Лавальер, стоя на коленях, закалывала булавками ленты.
— Ах нет-нет, не так! Помогите мне ради бога, Луиза! Вы единственная, кто может так ловко закреплять шелк. Он такой капризный. Но зато как мил, не правда ли?
Анжелика страшно удивилась, увидев, как покорно Луиза отошла на второй план и с каким старанием помогает сопернице примерять наряды перед зеркалом.
— Да, мне тоже кажется, что так лучше, — продолжала Атенаис. — Спасибо, Луиза, вы как всегда правы. Я просто не могу как следует одеться без вас. Король так придирчив! А вы — настоящая волшебница, вы многому научились в обществе мадам де Лоррен.
— А вы как считаете, мадам дю Плесси?
— Превосходно, — пробормотала Анжелика, пытаясь отогнать собачку, которая рычала на нее.
— Ей, очевидно, не нравится ваш черный костюм, — сказала Атенаис, поворачиваясь перед зеркалом. — Как жаль, что вам до сих пор приходится носить траур. Он так не идет вам. А вы как думаете, Луиза?
Мадемуазель де Лавальер, которая все еще стояла на коленях, помогая сопернице, подняла вверх светло-голубые глаза.
— Я считаю, что мадам дю Плесси идет даже траур.
— Больше, чем мне красное?
Луиза промолчала.
— Отвечай! — взвизгнула Атенаис. Глаза ее потемнели, как море перед штормом. — Ты, может быть, скажешь, что красное мне не идет?
— Ваш цвет — голубой!
— Почему же ты не сказала мне об этом раньше, идиотка! Дезиле, Паппи, живо помогите мне раздеться! Катрин, неси голубое платье с алмазами!
И в это самое время вошел король в нарядном костюме. На нем не было лишь королевской мантии, расшитой лилиями. Он вышел из апартаментов королевы. Бонтан следовал за ним.
— Вы еще не готовы, мадам? — нахмурился он. — Поторопитесь, польский король должен появиться с минуты на минуту, а я хотел бы, чтобы вы присутствовали на приеме.
Король был явно не в настроении, ибо обида, которую он нанес своей кузине
— Великой Мадемуазель, лежала на его совести. А тут еще замешкалась фаворитка.
— Вам следовало бы пораньше подумать о своем туалете.
— Откуда мне было знать, что вашему величеству не нравится мое голубое платье? Это не честно.
Король повысил голос, стараясь перекричать шум, поднявшийся в комнате.
— Не становитесь в позу! Сейчас не время. Лучше прислушайтесь к моему совету: мы уезжаем в Фонтенбло завтра утром, и, пожалуйста, не опаздывайте!
— Мне тоже готовиться к отъезду в Фонтенбло, сир? — робко спросила Лавальер.
Луи неодобрительно глянул на хрупкую фигуру бывшей возлюбленной.
— Нет! — отрезал он грубо. — Вам незачем ехать туда.
— Но что же мне делать? — застонала она.
— Оставаться в Версале. А еще лучше — поехать в Сен-Жермен.
Лавальер опустилась на скамеечку и залилась слезами.
— Одна? И со мной никого не будет?
Король подхватил собачонку и кинул прямо на колени плачущей женщине.
— Вот кто составит вам компанию!
Быстрыми шагами он направился к выходу из комнаты, сделав вид, что не узнал Анжелику, но вдруг, обернувшись, резко спросил:
— Вы отправляетесь завтра к персидскому послу?
— Нет, сир, — в тон ему ответила Анжелика.
— А куда?
— На сен-жерменскую ярмарку.
— Зачем?
— За вафлями.
Король до ушей залился краской и прошествовал в соседнюю комнату, в то время как Бонтан придерживал другую дверь, через которую служанки вносили голубое одеяние для мадам де Монтеспан.
Анжелика подошла к Лавальер. Та продолжала рыдать.
— Почему вы позволяете мучить себя? Почему сносите такие унижения? Мадам де Монтеспан играет с вами, как кошка с мышкой, и чем больше вы покорны, тем она становится злее.
Лавальер подняла заплаканные глаза.
— Вы тоже предали меня.
— Я никогда не клялась вам в верности, — печально сказала Анжелика, — и никогда не навязывала вам свою дружбу. Я никогда не предавала вас, и мой искренний совет вам: покиньте двор! Верните себе чувство собственного достоинства. Зачем добровольно обрекать себя на существование предмета насмешек этих бессердечных людей?
Заплаканное лицо Луизы осветилось ореолом мученичества.
— Мой грех был на виду у всех людей. Богу .угодно, чтобы и муки мои были на виду.
— Вы действительно кающаяся грешница. Но неужели вы думаете, что богу угодны такие страдания? Вы лишитесь здоровья и разума.
— Король не разрешает мне уйти в монастырь. Я много раз просила у него разрешения.
Она посмотрела на дверь, в которую только что в гневе вышел монарх.
— Может быть, он еще вернется ко мне…
Анжелика не сдержалась, чтобы не передернуть плечами. В эту минуту вошел паж и склонился перед ней.
— Будьте добры следовать за мной, мадам. Король зовет вас.
Между королевской спальней и залом Совета находилась комната, в которой хранились парики короля. Не часто женщине приходилось видеть, как Луи подбирал себе парик с помощью парикмахера Бине и его помощника.
Тут было множество париков: для мессы, для охоты, для приемов… Бине предлагал королю парик под названием «королевский», который был так высок и пышен, что скорее был пригоден для статуи, чем для живого человека.
— Нет, давайте оставим его для чрезвычайных случаев, например, для приема персидского посла.
Король посмотрел на Анжелику. Та присела в реверансе.
— Подойдите сюда, сударыня. Вы были вчера у посла, это правда?
К нему вернулись его обычная снисходительность и театральность жестов, но даже всего этого было недостаточно, чтобы охладить пыл Анжелики.
— Как вы объясните свое дерзкое поведение? — глухо спросил король. — Я не узнаю одну из самых обходительных женщин Лувра.
— А я не узнаю самого любезного монарха во всем мире.
— Мне нравится смотреть на вас, когда вы в гневе. Ваши глазки сверкают, а носик морщится. Пожалуй, я и в самом деле был грубоват.
— Вы были… невыносимы! Как петух на навозной куче!
— Мадам, вы разговариваете с королем!
— Нет, я разговариваю с мужчиной, который шутя играет женскими сердцами.
— Каких женщин вы имеете в виду?
— Мадемуазель де Лавальер… мадам де Монтеспан… я сама… и вообще все женщины!
— Это слишком тонкая игра для мужчины? У мадемуазель де Лавальер сердце чересчур большое, у мадам де Монтеспан его вовсе нет. А что касается вас… я совсем не уверен, что играю вашим сердцем. Мне кажется, что я еще не овладел этим искусством настолько, чтобы играть вашим сердцем.
Анжелика опустила голову. Он попал в цель. Она ждала последнего завершающего удара, который навсегда должен был отвратить ее от короля. Но какие-то грустные нотки в голосе короля доставили ей беспокойство.
— Что-то сегодня все идет не так, как надо, — произнес король. — Меня очень растрогало отчаяние мадемуазель де Монпансье, в которое она впала, услышав мое решение. И вот я вновь хочу пересмотреть вопрос о ее замужестве. Она любит вас, так пойдите и успокойте ее.
— А что месье де Лозен?
— Я даже не знаю, какова была реакция бедного Пегилена. Но я знаю, как поднять его дух. Вы видели Бактериари Бея?
— Да, сир.
— И как продвигаются наши дела?
— По-моему, очень хорошо.
Дверь с шумом распахнулась, и на пороге появился Лозен в сдвинутом набок парике. Глаза его сверкали гневом.
— Сир! — выкрикнул он, даже не извинившись за вторжение. — Я пришел спросить ваше величество, чем я заслужил бесчестье, которое творится вашими руками?
— Ну, старина, успокойтесь, — ласково сказал король.
Он чувствовал, что гнев его любимца неподделен.
— Нет, сир, я не вынесу такого унижения! — широким жестом Лозен вытащил шпагу и протянул ее королю. — Вы лишили меня чести, так возьмите же и мою жизнь! Я ненавижу эту жизнь!
— Возьмите себя в руки, сударь!
— Нет, нет! Это конец! Убейте меня, сир!
— Пегилен, я знаю, какую боль причинил вам, но я компенсирую это. Я подниму вас так высоко, что вы перестанете сожалеть об этом несостоявшемся браке.
— Мне не нужны ваши дары, сир. Я ничего не приму от монарха, который не держит своего слова.
— Месье де Лозен! — вскричал король звенящим голосом.
Анжелика вскрикнула от испуга.
Лозен тут же обратил свое внимание на нее.
— А, и вы здесь, дурочка! И вы заодно! Куда же вы запропастились вчера? Наверное, опять отправились торговать своим телом, и именно тогда, когда я вас кое о чем просил?
— Довольно, сударь! — ледяным тоном произнес король. — Уймитесь. Я могу понять ваше состояние, но больше не желаю видеть вас при дворе, если вы не способны покориться судьбе!
— Покориться?! Ха! Как вам нравится это слово, сир? Вы хотите видеть вокруг себя лишь рабов. Время от времени вы позволяете кому-нибудь поднять голову, но при условии, что он тут же сунет ее в пыль у ваших ног, как только у вас переменится настроение… Я прошу вашего разрешения удалиться. Я рад был служить вам, но пресмыкаться никогда не буду. — И Лозен гордо удалился, не попрощавшись.
— Мне тоже можно уйти, сир? — спросила Анжелика, которая в сложившейся ситуации чувствовала себя неловко.
Король кивнул.
— Не забудьте пойти утешить мадемуазель де Монпансье, как только появитесь в Париже.
— Хорошо, сир.
Король подошел к зеркалу.
— Вы уже выбрали, Бине?
— Да, сир. Очень приятный парик. Два ряда локонов прямо от центра, и он не выглядит ни высоким, ни низким. Я называю его «посольским».
— Превосходно. Вы всегда выбираете то, что нужно.
— Мадам дю Плесси часто говорила мне то же самое. Будьте добры, наклоните чуть-чуть голову, сир, чтобы я мог закрепить парик.
— Да, да. Я помню, ведь именно благодаря мадам дю Плесси вы попали ко мне. Это она рекомендовала мне вас. Мне кажется, что вы давно были знакомы с ней.
— Да, очень давно, сир.
Король, глядя в оправленное золотом зеркало, сказал:
— И как она вам нравится?
— Сир, я думаю, что только она достойна вашего величества.
— Вы не поняли, Бине. Я говорю о прическе.
— И я тоже, сир, — скромно ответил Бине, опустив голову.
Войдя в большой зал, Анжелика принялась расспрашивать, что за церемонию ожидают. Все придворные были одеты в парадные костюмы, но никто толком не знал, в чью же честь.
— Готова поспорить, что это русские, — сказала мадам де Шуази.
— А вам не кажется, что это польский король? Его величество упоминал о нем в разговоре с мадам де Монтеспан, — сказала Анжелика, довольная тем, что может блеснуть сведениями, полученными из надежного источника.
— В любом случае — это посольство. Король всегда поднимает знамена в честь приезда иностранцев. Посмотрите на этих парней с варварскими усами. Один из них уставился прямо на вас. От одного его вида у меня кровь леденеет в жилах!
Анжелика повернула голову в направлении, указанном мадам де Шуази, и встретилась взглядом с венгерским принцем Ракоци, с которым познакомилась в Сен-Манде. Он пересек зал, подошел к ним и поклонился. На нем был подходящий к этому случаю Парик, а меч он сменил на кинжал в дорогих ножнах, отделанных голубыми камнями, оправленными в золото.
— Сударыня, уделите мне несколько минут.
Анжелика испугалась, не заведет ли он снова речь о женитьбе, но, сообразив, что в такой толпе придворных ей вряд ли стоит бояться его, она спокойно отошла с ним к нише ближайшего окна. Блеск голубых камней на ножнах принца напомнил ей о других событиях.
Перехватив ее взгляд, принц сказал:
— Это персидская бирюза.
— По-персидски ее называют «фирюза».
— Вы говорите по-персидски?
Анжелика сделала неопределенный жест рукой.
— Очень красивый кинжал, — сказала она.
— Это все, что осталось у меня от прежнего богатства. — Смущение в его голосе смешивалось с гордостью. — Кинжал и мой конь Господар. Только благодаря ему я удачно пересек границы, а во Франции вынужден держать его в конюшне Версаля. Парижане каждый раз потешаются, когда видят его.
— Почему?
— Вы поймете это, когда сами увидите Господара.
— Так что же вы хотели мне сказать, принц?
— Абсолютно ничего. Просто хотел вытащить вас из толпы, чтобы хоть немного побыть с вами, чтобы хоть на миг иметь возможность посмотреть в ваши глаза.
— Мне кажется, что вы выбрали неподходящее время, принц. Версаль редко бывает так переполнен людьми.
— У вас такие прелестные ямочки на щеках, когда вы улыбаетесь. А ваша улыбка всегда мила, даже тогда, когда у вас вряд ли есть причины для улыбки. Что вы здесь делаете?
Анжелика с интересом смотрела на него. Его речь всегда принимала какой-то неожиданный оборот. Может быть, потому, что, зная французский язык, он все же не разбирался в отдельных его тонкостях.
— Ну как же! Я — придворная фрейлина. Я обязана быть здесь.
— Очень глупое занятие.
— Но у него есть и хорошие стороны, месье евангелист. А что же вы хотите? Женщинам вовсе не присущи черты бунтарей. Им больше нравится наблюдать за другими и самим быть на виду, они созданы, чтобы украшать двор великого короля своим присутствием. И жизнь в Версале вовсе не скучна. Здесь каждый день что-нибудь новенькое. Вот, например, вы знаете, кого ожидают сегодня?
— Нет, не знаю. Один из швейцаров принес мне приглашение от короля прямо в конюшню, где я был с лошадью. И я рассчитывал на аудиенцию у короля.
— Вы уже имели ее раньше?
— Да, и не раз. Ваш король вовсе не деспот, он уже оказал мне помощь в деле освобождения моей родины.
Читать бесплатно другие книги:
