Меч Немезиды Корецкий Данил

– Живет в Малаховке, на даче. Забор, телекамеры, охрана…

Генерал поморщился.

– Что за охрана? Десяток бандюков с пистолетами?

– Да нет, все по-взрослому… И автоматы, и гранаты, может, гранатометы.

– Ну да. Может, даже «Вампир»… Продолжай.

– Фитиль – сердечник, живет на таблетках, «скорую» к нему вызывают раза два-три в месяц, бывает и чаще…

– Вот! – оживился Карпенко. – Это и есть возможный подход!

– Я тоже так думаю. Надо использовать спецсредство «К». Как говорится, без шума и пыли!

Генерал некоторое время шел молча.

– Что ж, продолжайте разработку, – наконец, сказал он. – Для Козыря и Дяди у них тоже полномочий не было. А у нас нашлись. Так, постепенно, и наведем порядок…

Они уже почти подошли к штабу. Так же светило солнце, шумели деревья, щебетали птицы. Казалось, в мире ничего не изменилось. Но на самом деле это было не так.

Очередной целью «Меча Немезиды» стал вор в законе «Фитиль».

В 11–30 планерка.

За Утопки пришлось отдуваться Гараяну: два криминальных трупа отдали ему в производство. Дерзон отчитался по февральскому убийству риелтора: во вторник дело будет направлено в суд. Саша Ляпин получил втык за необоснованное продление сроков следствия и личную недисциплинированность. Замнач Следственного управления Климчук сделал доклад о взаимодействии следователей с оперативными аппаратами, поставил в пример Дерзона, потом, помявшись, похвалил Петровского.

– Правда, у Дениса Александровича лучше налажен контакт с ФСБ, чем с уголовным розыском, – добавил он, глядя в окно.

Денис на эту реплику никак не отреагировал, и сгустившееся было молчание сразу утратило свою многозначительность.

Потом наступило время подводить итоги и расставлять акценты. Начальник СУСКа Давыденко нацепил на широкое холеное лицо очки в серебряной оправе от Диора, заглянул в приготовленную заранее бумажку и объявил:

– Полугодие закрыли вполне успешно. Статистика преступлений имеет отрицательную динамику, раскрываемость повысилась на 3 процента. Наш коллектив награжден Почетной грамотой полпреда ЮФО…

– А премия будет? – спросил Дерзон.

То ли голос у него какой-то неправильный, то ли в самом деле неспроста он такую фамилию носит – но начальники любое его высказывание расценивают как выпад.

– Премии не будет! – резко ответил Давыденко. – У вас, Дерзон, еще два «висяка», так что в те три процента вы не входите. Вам надо повысить требовательность к себе! Вот об этом думайте, а не о премии.

– Так эти дела требуют оперативного раскрытия, – отозвался Дерзон, выпячивая нижнюю губу. – Следственным путем бандитские налеты не раскроешь!

– Дерзон, не дерзите! – Климчук пришел на помощь своему руководителю.

Все заулыбались.

– И Петровскому надо форсировать дело о пропавшем вагоне! – сказал начальник, многозначительно похлопав ладонью по столу. – Где он? Где пассажиры? Как вообще такое стало возможным? У меня об этом спрашивают на всех совещаниях!

После планерки Денис задержался, попросив у Давыденко две минуты внимания.

– Я уже продвинулся по вагону, и убедительная версия есть, – сказал он. – Нужно бы поездить по линии, осмотреть все на месте… Мне бы с транспортом как-то решить…

Начальник свел брови, задумался.

– С финансированием проблемы. Но с учетом важности дела… Чеки на бензин сохраните, оплатим в начале следующего месяца. Могу даже командировку оформить.

– У меня нет автомобиля, – сказал Денис.

Прокурор задумался.

– А поезд? Садитесь на тот самый, московский, да езжайте.

– Из окошка ничего особо не рассмотришь, Игорь Владленович. Да и нужный участок на темное время суток приходится.

– Так что ты хочешь?

Давыденко, если начинал нервничать, сразу переходил на «ты».

– На нашей служебной «Волге» я бы за двое-трое суток управился. Хотя лучше бы, конечно, вертолет.

– Вертолет? – Начальник остолбенел.

– Легкий, типа «Ми-60». У эмчеэсников такие есть, у милиции. Можно ведь как-то договориться с ними. Часов десять, не больше. И дело бы пошло быстрее, вы же сами говорили: срочно…

– Ты в своем уме, Петровский?! Какой вертолет? Какие десять часов? У них за час работы около полмиллиона рублей выходит!.. На неделе получишь «Волгу» с Архипычем, но и то под большим вопросом. Какой там у тебя участок по протяженности? Километров сто? Двести?

– Шестьсот, – сказал Денис.

Давыденко набрал в грудь воздух, подержал и шумно выдохнул.

– Это ты брось, Петровский. Сперва здесь работай, – он показал на свою голову. – Вот так. Думай. Собери больше сведений, максимально локализуй зону поиска. А потом уже подключай технику, вертолеты, истребители-перехватчики, летающие заправщики и все такое прочее. Ясно? Ну и иди, работай!

Четырехэтажный дом в Малом переулке, старые тополя, двор-колодец. К двери парадного прибита фанерка с надписью масляной краской «ВСЯЧИНА. Стенная газета жильцов подъезда 4». Самой стенгазеты, правда, нет.

Денис набрал номер квартиры на домофоне и услышал нагловатый мальчишеский голос:

– Кого надо?

– Я следователь, Петровский фамилия.

На том конце провода зашуршало, голос крикнул в глубину квартиры:

– Ба-аб! Ты ментов вызывала, что ли?

Спустя несколько секунд отщелкнулась тяжелая входная дверь подъезда. Денис вошел и поднялся на третий этаж. Валентина Афанасьевна, на редкость хорошо сохранившаяся старушка семидесяти лет, ждала его на площадке.

– Извините, что заставила вас ехать в такую даль. Ноги уже не те, а подвезти меня сегодня некому. Зато хорошим чаем напою…

Из-за ее спины выскочил мальчуган младшего школьного возраста с торчащей козырьком челкой:

– Ого! Мусор пожаловал! Документы у него проверь!

И убежал обратно в квартиру.

– Это мой младший внук, Артем. Не обращайте внимания. Целыми днями у телевизора, мозги набекрень. Совсем не слушается.

Она впустила Дениса, аккуратно закрыла дверь на цепочку.

Уютная, чистая однокомнатная квартира с антикварным трюмо в прихожей. Тапочки как в музее – натягиваешь прямо на туфли, не разуваясь.

– А как же вы с ним рискнули ехать в Москву? – спросил Денис, неловко шаркая в огромных полотняных тапочках на кухню вслед за хозяйкой.

– Когда к родителям едет – как шелковый.

Валентина Афанасьевна Матвеева и ее внук Артем – пассажиры 19-го вагона, они из списка № 4 с вопросительными знаками. «Невыясненные». Вернулись в город только на днях, в прихожей еще стоят два щегольских дорожных чемодана на колесиках.

– Присаживайтесь. Настоящий ройбош, из Южной Африки.

Старушка налила Денису в чашку мутно-зеленый дымящийся отвар.

– Тёмочкины родители в Кейптауне работают, в Москве бывают наездами. А я одна пытаюсь перевоспитать их чадо.

– Не горюй, бабуля! Все будет зашибись! – бодро отозвалось чадо из гостиной, перекрикивая шум телевизора.

Денис отхлебнул горьковатый чай, положил перед собой блокнот.

– По телефону я не мог объяснить вам все подробно, – начал он. – Дело вот в чем. Одиннадцатого января вы ехали поездом в Москву, в 19-м, если я не ошибаюсь, вагоне…

– Да. – Валентина Афанасьевна сидела прямо, едва касаясь запястьями края стола; на безымянном пальце левой руки Денис заметил тяжелый перстень с красноватым камнем.

– Но в Москву этот вагон почему-то не прибыл, – продолжил он. – Пропал. И я занимаюсь поисками его пассажиров. Собственно, за этим я…

– Значит, пропал, – Валентина Афанасьевна кивнула головой, словно что-то подытоживая в уме. И неожиданно добавила: – Вот и хорошо. А то я боялась, что у меня старческий маразм… Как это, думаю, не могли же его просто взять и отцепить – вагон-то московский, прицепных в этом составе вообще не бывает…

Она опять покивала и рассмеялась.

– Ну а если пропал – значит, со мной все в порядке!

– Что вы имеете в виду? – не понял Денис.

Она приподняла ладонь, сосредоточенно о чем-то помолчала. Опять улыбнулась.

– Мы с Темой еще в Новочеркасске поменяли места, – сказала она негромко. – Молодые люди в нашем вагоне, они мне с самого начала не понравились. Мы каждый год берем спальные места, имеем некоторый печальный опыт. Вагон «СВ» некоторые люди рассматривают как своего рода увеселительное заведение. Выпивка, песни, женщины, хождения из купе в купе… Даже драки. А однажды в вагоне справляли чей-то день рождения. Представляете? В этот раз я сразу поняла, что покоя не будет. Там такие мордовороты, страх. А Темочка мальчик своеобразный, он может сказать что-нибудь или сделать… Сами понимаете. У меня всегда наготове «тяжелая артиллерия» – я знаю, к кому обратиться, кому пожаловаться, опыт тоже в некотором роде… Вместе с тем мне известно, что все это начинает работать только «по факту». Вас покалечили, избили, выбросили под откос – отлично, теперь примут меры. Ну а пока терпите. Я подошла к проводнице, переговорила – та хлопает глазами, пустое место. Говорю: дайте место в другом, приличном вагоне, я имею право это требовать, я потребительский закон наизусть знаю. Она мне: «спальник» только один, а все купейные под завязку, если хотите, идите договаривайтесь сами… Может, вам подлить чаю?

– Нет, спасибо, – сказал Денис.

– И вот когда к нам постучался молодой человек и предложил два места в 16-м вагоне с компенсацией – довольно щедрой, надо сказать, – я даже не раздумывала. Мы с Темочкой взяли вещи и пошли и устроились великолепно. Семейная пара, москвичи, программисты, интеллигентные люди… И только перед сном – а ложусь я довольно поздно, после одиннадцати, – вспомнила про очки. Перед сном я всегда читаю, книга для меня что-то вроде снотворного. Уже переоделась ко сну, расстелила постель – а очков нет. Все перерыла, расшумелась, даже Тема проснулся, спрашивает: что случилось? Рассказала ему про свою беду, а он говорит: ты их в «спальнике» оставила, на полке.

Делать нечего, я без книги уснуть все равно не смогу – оделась, отправилась в девятнадцатый. В вагонах уже тихо, все спят. Я дверями старалась не греметь, знаете, нажму ручку и тихонько толкаю, чтобы не скрипнуло, не хлопнуло. И вот знаете, это меня спасло. Впрочем, нет, не совсем…

Валентина Афанасьевна на минуту задумалась, приставив к виску тонкие пальцы с желтоватой бумажной кожей.

– Я что-то начала подозревать, когда подходила к последней двери в восемнадцатом, которая ведет в тамбур. Да, именно тогда. Громко очень. Шум! Стук! В тамбуре всегда шумно, но такого грохота обычно нет… Я вошла в тамбур, выглянула в окошко – ничего не видно. Открыла дверь в этот… Тёмочка зовет его «кишкой» – ну, где переход между вагонами. А там ничего нет! Пусто, ночь. Рельсы убегают, ветер воет, и фонари в стрелку вытягиваются. Я была потрясена. Хорошо, что за ручку держалась, иначе меня бы туда утянуло – вы не представляете, какой там ветер!..

– Во сколько это было? – спросил Денис.

– Я же говорю, где-то в начале двенадцатого. Одиннадцать десять, одиннадцать пятнадцать, где-то так…

– Врешь, бабуля! – заорал из гостиной Артем. – Половина уже была, даже больше! Ты мне не разрешила «Женщин-убийц» смотреть по НТВ! А он ровно в половине начинается!

Она вытянула губы, подняла указательный палец:

– Знаете, да. Тёмочка прав!.. Родители купили телефон с телевизором, он не расстается с ним ни на минуту, вплоть до скандала. И мы как раз повздорили из-за этого дурацкого фильма, а потом я стала укладываться… Да, теперь я точно вспомнила. Значит, было без двадцати двенадцать…

«Ничто не исчезает бесследно и не появляется ниоткуда» – эту премудрость Денис помнил еще со школьной скамьи. Но сейчас, сидя над картой железных дорог Южного федерального округа, он начал сомневаться в справедливости закона сохранения материи. Железнодорожный транспорт весь на виду. Прямые четкие линии путей, ответвлений немного, нет никаких лабиринтов или подземных туннелей, короче, – не спрячешься. Куда же делся вагон? Ну, допустим, его взорвали и сбросили под откос, сколько он может пролежать там незаметно? Ну десять минут, ну сорок, ну максимум – час! Или, предположим, утопили в озере… Но крупных водоемов поблизости от железной дороги на этом участке не имеется… Скорей всего, его банальнейшим образом украли. И загнали в отстойник, между ржавыми паровозами и развалившимися составами. Но зачем?

В дверь позвонили. Опять Мамонт – потный и красный, как после пробежки, но не в спортивном костюме, а в строгой темно-серой «двойке», белоснежной сорочке и галстуке в полоску – приволок с собой цыпленка-гриль в промасленной оберточной бумаге.

– Еще горячий, гад! – радостно сообщил он с порога. – Освобождай место! Стаканы на стол! Что за бардак у тебя?

Бардак заключался в трех разномасштабных картах, разложенных одна поверх другой, а также в линейке, карандаше и циркуле. Денис нехотя убрал все это, сложенные карты закинул на холодильник.

После нападения на «Рай» они встречались довольно часто. Обычно Мамонт заходил в гости с выпивкой и закуской. Денис даже разбаловался.

– А пиво где? – спросил он.

– Ну как ты себе это представляешь: в выходном костюме – и с пивом? У тебя водка должна быть. Не жмись. В дверце холодильника, нижняя полка – спорим?

Денис поставил бутылку на стол, достал приборы и хлеб.

– Пиво ему к костюму не подходит, – проворчал он. – А водку в такую жару, значит, глушить можно. И с цыпленком в выходном костюме тоже можно…

– С сырым – не! С сырым никак нельзя! Моветон! – Мамонт вышел из ванной, опустил закатанные рукава сорочки, уселся за стол и поиграл пальцами над тарелкой. – А если гриль – то вполне. И водка – если не паленая…

– Не иначе как во французском консульстве был фуршет, – сказал Денис.

– Какой фуршет? Ты меня огорчаешь! – Мамонт торопливо чокнулся, выпил, руками выдрал гузку и половину задней части в придачу. – Еще Шерлок Холмс называется! Я ж голодный как волк – какой может быть фуршет?..

Набив рот, он исторгал из себя краткие рубленые фразы:

– Подведение итогов. За полугодие. Мой отдел. Грамотой наградили.

Денис рассмеялся.

– Что, у вас тоже повышение раскрываемости и понижение преступляемости?

Мамонт довольно заурчал и кивнул головой:

– Точно. Про УТГ ничего не слышно, да и ОПГ притихли. А их лидеры куда-то подевались. Козыря помнишь? Ну, Буланова? Того хмыря из «Рая»? Жена четыре месяца назад пришла в милицию, подала в розыск. Ни слуху ни духу. И еще несколько его бригадиров исчезли. Про них никто не заявлял, но мы-то знаем…

Он отодвинул свою рюмку от занесенной Денисом бутылки, помахал над ней ладонью: больше не буду.

– Казалось бы: пропали – и хрен с ними! Ан нет: наши руководители требуют их отыскать!

– Зачем? – Денис поставил бутылку на место. Он не любил водку.

– Затем, что они могли уйти за кордон, в международные террористические центры! – Мамонт откинулся на спинку стула и усмехнулся. – Нормально, да? Козырь, Умный и Тапок сбежали к Бен Ладену и укрепляют международный терроризм! Только они если куда и сбежали, то на свои виллы в Испанию да на Кипр! А скорей всего, их уже закопали где-нибудь в подмосковном лесу. Или у нас, на Левом берегу… Или еще где-то прячутся. У них же война не на шутку…

Мамонт подлил себе соус, вздохнул и в момент расправился с цыплячьей ножкой. Потом тщательно вытер руки салфеткой, отодвинулся от стола, осмотрелся. Кивнул на холодильник, с которого свешивался край самой большой карты европейской части России масштаба 1: 200 000.

– Что ты тут замышляешь? Или план генерального наступления разрабатываешь?

– Вагон свой ищу. Не мог же он исчезнуть!

Денис встал.

Жратву Мамонт приносил вкусную, ничего не скажешь. Но со стола никогда не убирал. Денис закинул тарелки в мойку, поставил чайник на огонь, сел на место. И тут его будто окатило.

– Слушай, у вас же свой лётный парк должен быть! – сказал он. – Я читал в газете – «Контора» даже беспилотники закупает, на днях новый тендер объявили!

– А зачем тебе беспилотник? – поднял брови Мамонт.

– Да нет. Не беспилотник. Обычный легкий вертолет с пассажирским местом. Ни пушек, ни ракет, ничего такого. Смотри…

Денис полез за картой, разложил ее на столе, ткнул пальцем в обведенную фломастером линию между Тиходонском и Москвой. Мамонт был в курсе его поисков, поэтому подробности он мог опустить.

– Отправление поезда в 13–30, протяженность маршрута – 1000 километров, время в пути – 18 часов. Я разговаривал вчера с одной старушкой, которая ехала в этом вагоне…

– Погоди, – перебил Мамонт, – ты же говорил, все пассажиры пропали. Откуда старушка-то взялась?

– Никуда они не пропали. Просто одни ехали по поддельным документам, других попросили перейти в другие вагоны. Вот и старушка перешла. А около полуночи вернулась за очками. И вагона уже не было…

– И что? Его могли еще в Северске отцепить…

Денис снисходительно улыбнулся.

– Это вряд ли. Там проводницу убили. И проводника соседнего вагона. Их трупы нашли в районе Кротово. Состав проходил мимо этого места в 23.20. Если их не выбросили из вагона, значит, 40 километров несли на руках. Может такое быть?

Мамонт хмыкнул.

– Не факт, что их убили в пропавшем вагоне. А может, отстали от поезда в Северске, догоняли машиной, там их и…

– Голыми догоняли? – ернически спросил Денис.

– Да-а-а…

– Пиво лучше, чем вода! Вот где он исчез!

Денис отсек карандашом часть маршрута и жирно ее закрасил.

– Между Северском и Кротово.

Денис посмотрел на Мамонта.

– Такая вот получается картина. Непонятная, правда. Сюрреализм какой-то.

– Сюрреализм бывает интересным, если правильно посмотреть. С одной точки глянешь: женская задница. А с другой – портрет Линкольна, – пробурчал Мамонт, развернул к себе карту, взял линейку, приложил, что-то сосредоточенно промерил. – Точно, здесь!

– Что «здесь»?

Тот глянул исподлобья.

– Там есть особо режимные объекты. Точнее, были. Полигон под Кротово помнишь, где боевой лазер испытывали?

Денису в нос ударил тошнотворный дух горелого человеческого мяса, он вскочил, с трудом сдержав тошноту.

– Кончай!

– Ладно, не буду, раз ты такой нежный. А кроме лазерного полигона, еще пара объектов неподалеку… Но сейчас их все позакрывали. Отсутствие денег и избыток миротворческих намерений…

– А при чем здесь твои объекты? – насторожился Денис. – Как они могут быть связаны с моим вагоном?

– Да никак! – майор вновь сложил карту. – Просто к слову пришлось.

– Лучше скажи, что ты про вагон думаешь?! – раздраженно вскинулся Денис.

Мамонт пожал плечами:

– Что тут думать, все и так ясно…

– Ясно?! И что тебе ясно?!

– Пассажиров, сам говоришь, пересадили…

– Я не так говорю…

– А вагон перекрасили и продали какому-нибудь толстосуму.

– Продали?! – изумился Денис. – Вагон?!

– А чему ты удивляешься? – Мамонт еще раз пожал плечами. – Есть же личные самолеты, почему не завести личный вагон? Может быть, вскоре пропадет тепловоз, потом еще вагон, потом еще… А какой-нибудь олигарх станет кататься на своем поезде.

Наступила тишина. Потом Денис покачал головой:

– Я в это не верю. Зачем тогда проводников убивать? – И упрямо сказал: – Мне нужен вертолет! Облет покажет, что к чему… На машине я кучу времени угроблю, там и дороги не везде есть. Пешком, что ли, по путям ходить?

Мамонт задумался:

– В общем-то идея хорошая. Правильная. А Давыденко твой – что он-то говорит?

Денис махнул рукой:

– Жмется. Да и нет у него вертолета.

– Ну а под каким соусом ты собираешься взять вертолет у нас? «Контора», думаешь, не жмется? У нас все служебные «аудюхи» на 92-м бензине ездят, хотя положено на 95-м…

– Бедные вы, бедные, – посочувствовал Денис. – Лично я брать ничего не буду. Брать будешь ты. Напишешь рапорт: пропажа вагона с пассажирами, так и пиши – с пассажирами, сильней подействует, – с большой долей вероятности может явиться следствием преступления террористической направленности, в связи с чем прошу выделить в распоряжение моего отдела вертолет для проверки данной версии путем облета маршрута движения поезда «Тиходонск—Москва» и контроля прилегающей территории…

– Хорошо излагаешь, – восхитился Мамонт. – А что – и напишу! За этим действительно могут стоять террористы… Какие-нибудь долбаные УТГ…

Белый микроавтобус с красными крестами и надписью «Кардиологическая» несся по шоссе со скоростью почти сто километров в час. Коммерческая «скорая» прибывает по вызову максимум через тридцать – сорок минут. А поскольку на этот раз помощь требовалась постоянному пациенту Фитилеву, кардиологическая бригада особенно спешила. Медики знали – за старание их щедро отблагодарят. И подозревали, что если они чем-то не угодят, то расплата будет жестокой.

– Часто стали вызывать, – сказала молоденькая медсестра, старательно жевавшая мятный «Дирол». – Этот дедок действительно плох?

– Да нет, – махнул рукой крупный, полноватый доктор. – Скрипучее дерево долго живет… У пациента кардионевроз. Послушаешь его, кардиограмму снимешь, укол поставишь – глядишь, он отвлекся, и все вошло в норму…

– Психотерапия, – сказал санитар.

– Точно, – усмехнулся врач. – У нас только Миша еще диагнозы не ставит!

– А что, я могу, – весело отозвался водитель и тут же чертыхнулся.

На дороге стоял милиционер и, вытянув полосатый жезл, приказывал остановиться. Миша притормозил на обочине, покопался в сумке, нашел бумажник с документами и открыл дверь.

– Объясни ему, что мы на вызов торопимся! – сказал доктор. – Каждая минута на счету!

– Ладно, разберемся! – бодро ответил водитель и, выскочив на дорогу, направился к милиционеру.

В это же время к дому Фитиля подкатил точно такой автобус. Едва врач с медицинским саквояжем в руке и фельдшер с кардиографом вышли из машины, калитка распахнулась, и широкоплечий секьюрити с лицом обыкновенного братка выглянул наружу.

– Давайте живее, филины! – раздраженно крикнул он. – Вас не дождешься!

За ним маячил напарник и почти близнец, который всем своим видом тоже выражал недовольство.

Оставшийся в кабине водитель «скорой», в неестественно чистом белом халате, внимательно рассматривал, как встречают его коллег. На коленях он держал пистолет-пулемет «Скорпион» – лучшее в мире оружие для ближнего боя.

Немолодой врач восточной внешности, развел руками:

– Помилуйте, уважаемые, мы с одного вызова на другой, быстрей невозможно…

– Ладно, давайте быстро…

Людей в белых халатах тщательно ощупали, потом впустили во двор и осмотрели аппаратуру.

– Проходите, – буркнул, наконец, охранник и закашлялся.

Внутренняя охрана провела врачей в дом.

Фитиль лежал на диване. Он был бледен, может, оттого губы синели сильней обычного.

– Быстро вы, молодцы, – прохрипел он. – А где Сергей Николаич? Я просил всегда его присылать…

– Машина у них поломалась, – сказал врач. – Колесо прокололи.

Это была чистая правда. Пока Миша беседовал с милиционером, у настоящей «Кардиологической» действительно спустило колесо.

– Но это не беда, мы вас тоже быстренько вылечим…

А это уже было вранье. Бероев никогда не лечил людей. Скорей наоборот – занимался делом прямо противоположным. Но сейчас он очень правдоподобно изображал лекаря.

– На что жалуетесь? Острая колющая боль? Не хватает воздуха?

– Нет, – тяжело вымолвил Фитиль. – Колотится, как перед расстрелом… Да еще удары пропускает. Как в яму падаю…

– Ясно – аритмия и тахикардия… Сейчас я вас послушаю…

– Только никаких уколов! – предупредил охранник у двери. – Уколы у нас только Сергей Николаич делает… Брякните ему, пусть меняют колесо и пулей сюда!

Бероев поморщился.

– Может, мне уехать? Вы сами и будете лечить пациента?

Пациент глянул на «кардиолога», будто зубочистку в глаз воткнул.

– Не обращайте внимания, доктор, Боря, он ведь за меня беспокоится. Работа у него такая. Да и любит он меня, старика…

– Ничего, мы привычные, – Бероев надел тонкие резиновые перчатки, протер их спиртом.

– А это зачем? – не унимался охранник.

– Для гигиены! В Европе давно так делают.

– О-хо-хо, – вздохнул Фитиль. – Все за Европой гонимся… А зачем? Ну обгоним, и они увидят наш голый зад… И что тут хорошего?

И поскольку вступать с ним в политические дискуссии никто не стал, перевел разговор в практическую плоскость:

– Кардиограмму сделайте, все и ясно станет. И мне никакого вреда…

– Как скажете, так и сделаем, – покорно кивнул Бероев. Изображать покорность удавалось ему с трудом.

Из черной пластиковой коробочки он извлек фонендоскоп, вставил в волосатые уши блестящие металлические трубочки с черными пластиковыми наконечниками, потом снял с чувствительного датчика черную пластиковую заглушку. Последнее движение по смыслу напоминало выключение предохранителя на автомате. Потому что фонендоскоп являлся оружием: на гладкую поверхность мембраны была нанесена капелька контактного яда «QX». И эта безобидная на вид поверхность прижалась к желтоватой коже гражданина Фитилева, известного всей криминальной Москве, да, пожалуй, и всей России, как жестокий преступник под прозвищем Фитиль. Если сердце его и отличалось от сердец обычных, законопослушных людей, то прослушать эти отличия или отразить их на кардиограмме еще никому не удавалось. Не удалось это и Бероеву.

– Дышите… Глубже… Не дышите… Повернитесь спиной…

Через пару минут процедура была окончена, и Бероев осторожно спрятал фонендоскоп.

– Ничего страшного. Нервное переутомление.