Цветок душевного стриптиза Мавлютова Галия
И я заранее знала ответ. Так и вышло.
– Не в тюрьму, зачем в тюрьму, я тебя в клетку приглашаю, а что в этом плохого? Клетка-то золотая, любая девушка тебе позавидует, – удивился Черников, он замедлил шаг, полуобернулся ко мне, словно спешил договорить неоконченную фразу. – Я ведь люблю тебя. Глупая ты, Настя. Несмышленая еще. Кутенок. Можешь не сомневаться в моих чувствах. А ты… Ты привыкнешь. Когда-нибудь. К хорошему быстро привыкают. Особенно женщины. Одной тебе нельзя быть. Ты много горя натерпишься. А ты, Настя, хрупкая и тонкая девушка. Не сможешь одна жить.
– И ты уверен, Черников, что я соглашусь? – сказала я, опять-таки зная ответ на свой вопрос.
– Уверен, – сказал Черников.
И он замолчал. Денис Михайлович обдумывал ситуацию. Все-таки Черников немного колебался. Он не был уверен на сто процентов. И на этом спасибо.
Я закрыла глаза. Не хотела больше видеть Дениса Черникова. Он мне опротивел до тошноты, и вместе с ним – весь белый свет. Реальность, окружающий мир – все вдруг стало ненавистным, противным, муторным. Не стало смысла, появилась пустота. Все было. И ничего не было.
А до Октябрьской набережной в тот день я так и не добралась.
Глава 8
Я ненавидела Марка Горова лютой ненавистью. Сволочь, редкая сволочь. Этот человек вынуждал меня плохо говорить, плохо думать и даже плохо жить. От Горова исходило только дурное, грязное, плохое. Из-за него мне очень трудно сейчас. Благодаря стараниям этого чудовища мне придется опуститься на ступеньку ниже, мой социальный статус резко упал из-за пресловутого Марка Горова.
Итак. Все по порядку. Падает не только рейтинг. Может упасть тонус. И заодно статус. И чего они все падают и падают? Я никогда не выйду замуж за Черникова. Мне противно продаваться. Ощущения не из лучших. Кажется, наконец я приняла разумное решение. Разумнее не бывает. Живут же люди. Работают. И не умирают от пониженного статуса. Это же не кровяное давление. Ничего со мной не случится. Меня не убудет. Стану покупать продукты в соседнем ларьке, ездить по городу на маршрутках. Превращусь в обычную девушку, бедную и честную. Я пошла на соседнюю улицу, нашла там маленький фитнес-клуб и нанялась администратором. У меня даже трудовую книжку не спросили. Она им была без надобности. А содержание предложили не ахти какое. Шесть тысяч в месяц плюс бонусы и премиальные. Прожить можно. Нелегко будет протянуть. После моей зарплаты в «Макси» мое нынешнее содержание резко сократилось до мини. В компании мне неплохо платили по нынешним временам. Тридцать восемь без налогов. Хватало на бензин, супермаркет и дорогой фитнес. И на отдых в Тунисе. А на Австралию пришлось одалживаться у мамы. Зато сейчас у меня просто бешеные деньги. Шесть тысяч российскими рублями. Не разбежишься. Можно оплатить счета и навсегда забыть про машину. Видели бы меня клиентки из моего клуба. Умерли бы разом. Все без исключения. Но не от зависти. От ужаса. Я позвонила маме.
– Мам, у меня все нормально. Я устроилась. Кем и куда? Ну, это, в клуб, администратором, здесь недалеко, рядом, – сказала я.
Нет. Не сказала. Прошептала. Но мама все слышала.
– Я сейчас приеду, – сказала мама.
Она тоже говорила шепотом. Мы обе потеряли голос. В одно время. Я положила трубку и задумалась. Что же такого я сделала, что мама потеряла голос? Я же не пошла на панель. Ничего не украла. Никого не убила. Просто опустилась на одну социальную ступеньку ниже, чем полагалось по статусу.
Надо что-нибудь приготовить. Хоть какой-нибудь обед. Но сил не было. Вся энергия вышла, полностью истрачена на скат по социальной лестнице, сегодня я опустилась на одну ступеньку ниже.
– Настя, ты не будешь работать администратором в клубе, – сказала мама, когда я открыла дверь.
Она зацепилась плащом за ручку. Сердито дернула, послышался треск, и мама заплакала, жалобно, не скрываясь от меня.
– Мам, почему, скажи мне? – сказала я, вытаскивая мамин плащ из заключения.
– Ты училась в специальной школе, окончила ее с золотой медалью, университет с красным дипломом. Я не позволю тебе работать в фитнес-клубе простым администратором. Не позволю.
Мама почти кричала. Она взывала к моей гордости. Она пробуждала мое самолюбие.
– Я привезла деньги. Ты больше не будешь ходить пешком. Вызови механика, пусть починит машину. Тебе нельзя терять статус. Ты купишь абонемент в свой клуб. На шесть месяцев. И прекрати экономить. Ты начнешь вести привычный образ жизни. У меня нет лишней дочери. У меня одна дочь. Я живу ради тебя. Мы выдержим эту ситуацию. Выстоим. Вместе. Я возьму еще одну халтуру, но не дам тебя в обиду, – у мамы появился голос.
Она больше не шептала. Мама будто выступала на митинге от имени всех российских матерей. А я тихо заплакала.
– Мам, ну это же временно, – сказала я.
– Не бывает ничего временного. Безысходность засасывает. Это болото. Трясина. Застой. Ты не пойдешь на временную работу. Никогда. У нас ничего не случилось. Ты отдохнешь. Пойдешь на курсы, подтянешь язык, это полезно для мозговой деятельности. И у тебя не будет времени на размышления. Мы выстоим. Нас двое, – мама обняла меня.
Она уже не плакала. И я притихла. Золотая у нас мама. Есть такая реклама. А в душе кошки скреблись. От умиления. От наплыва родственных чувств. Хорошо, что у меня есть золотая мама, драгоценная. Моя милая и любимая. Я говорила мысленно, но мама все слышала. У нее для меня есть третье ухо. Она всегда слышит мои немые слова.
– Мам, мне Черников предложение сделал, торопит меня с ответом, как ты на это дело смотришь, – сказала я, утыкаясь в мамины колени, – ты же хочешь, чтобы я быстрее замуж вышла.
– Настя, думай сама, решай. – Мама погладила меня по затылку, а я тихонько поцеловала материнское колено. – Ты же не любишь его. А с нелюбимым жить непросто. Я прожила с твоим отцом много лет, а разлюбила в один день. И в тот же день выставила его. Не смогла даже смотреть на него. Настя, подумай хорошенько, не спеши. Я тебя не отговариваю. И не уговариваю. Денис Михайлович – мужчина богатый, а с такими людьми сложно строить семью. Он старше тебя. А ты же совсем девочка, маленькая еще, подумай, Настя, решай, но не торопись. Ты не будешь больше экономить, трястись над каждой копейкой. Я избавлю тебя от нужды. И ты не бросишься в замужество, как в омут, чтобы не страдать от безденежья. А в остальном полагайся на себя, слушай свое сердце, как оно подскажет, так и поступай. Я тебя не оставлю. Не спеши жить, Настя. Успеешь. Наживешься. Я так хочу, чтобы ты была счастливой. Хоть с Денисом, хоть с кем угодно.
Мы долго сидели в темноте, обнявшись, молчали, вздыхали, но не плакали. Потом мама уехала. Деньги оставила на столике. В конверте. Я больше не нуждалась. У меня были средства к существованию. На шесть месяцев. Можно было спокойно жить, не нервничать, не изводиться, вести привычный образ жизни. В конце концов, я могу реанимировать отношения с Черниковым. Нужно реанимировать наш роман, попробовать начать все заново. Ведь я когда-то была в него влюблена. Тысячу лет назад. Можно вновь наладить нарушенную связь, чтобы понять человека. Вполне вероятно, что в нем говорит мужская бравада, а сам он прячется за грубыми и бестолковыми словами. Мужчины часто так поступают. Они играют с окружающим миром в прятки. У меня было смягчающее обстоятельство. Я очень хотела замуж. Очень. Я мечтала о ребенке, маленьком, смешливом карапузе. И я позвонила Денису. Он сразу приехал. И мы закружились в обновленном ритме. Денис довольно мило ухаживал. Черников принял мой женский призыв за чистую монету. Он видел во мне будущую спутницу жизни. И относился ко мне как к собственности. А я кружилась в вихре безудержной свободы. Я пыталась понять Дениса. Прочитать его. Ведь скоро мы станем одной семьей. Я приму мужа как данность. Мне придется изменить фамилию. Денис будет для меня родным человеком, больше, чем отец. Однажды я застала его за чтением. Денис с упоением читал «Костер ведьмы».
– Интересно? – я заглянула в книжку.
– Занимательно, – буркнул он, не отрываясь.
– О чем книга? – спросила я, щекоча под мышкой будущего супруга.
– О любви и ненависти, – сказал Черников, оскаливая зубы.
Денис не переносит щекотки. Он набросился на меня, играя, а я испуганно сжалась: сейчас загрызет. Съест и косточек не оставит. И вдруг мне открылась его сущность, будто тайная заслонка приподнялась на миг, обнажив его внутренности в разрезе. Душа – темная и мрачная, опутанная комплексами, как проволоками. Сердце – холодное, не сердце, а мускулистый кусок оледеневших прожилок и вен. С ним сложно. Я всегда буду ощущать исходящую от него опасность. Выйдя за него замуж, я получу вечное удовольствие проживать на одной территории с врагом. Ни шагу без приказа. Денис всегда останется для меня чужим. Черников отшвырнул ногой книгу, чтобы ничто нам не помешало, изменил выражение глаз на приторно-игривое и привлек меня к себе. Хищник исчез. Вместо разбойника на ковре лежал искусный любовник. Сейчас он покажет мастер-класс. Двадцать минут непринужденного секса рядом с «Костром ведьмы». Прекрасный соус, острый, заманчиво возбуждает, но можно легко сгореть заживо. Изнутри. С ковра мы сползли на голый пол. Денис не переносит тривиальный секс, он не любит заниматься любовью на кровати. И всегда выбирает неизведанные места. Любит путешествовать по квартире в поиске укромных местечек. И всегда находит. С ним легко и свободно. Совсем не стыдно. Это подкупает. Но и отстраняет. Отпугивает. Черникову будет легко с любой женщиной. Не только со мной. Я также останусь для Дениса неизведанной планетой. Мы оба холодны друг к другу. В нас нет любви. Мы не любим и не доверяем один другому. Нам нельзя быть вместе. И все-таки я выйду за Дениса замуж. Больше не за кого. Не оставаться же в одиночестве. Ведь все женщины являются скоропортящимся товаром. Типа осетрины второй свежести. Я притворилась, будто испытываю восторг. Но Денис не повелся. Он устроил целое представление. Спектакль о половом влечении. Без капельки любви. Денис очень старался. Мне стало жаль его. Черников не хочет уронить мужское достоинство. Постоянно думает о том, как бы не упасть своим красивым лицом в грязь. А я обнаружила еще один падающий предмет. В мире столько всего зыбкого, непостоянного, скользящего по поверхности. Все люди живут по простой схеме. Они не задумываются о том, что и где падает, когда и в каком количестве. А я постоянно наблюдаю падение жизненных комет. Рушится оземь рейтинг, тонус, а теперь вот мужское достоинство с трудом держится на плаву. Недавно мой статус упал. С горной вершины прямо в канаву. Со всего размаху. Мама не разрешает мне падать. И никогда не позволит уронить мой статус ниже положенного уровня. А мне нужно самой выкарабкиваться из канавы. В замужестве я обрету самостоятельность. Уверенность. И больше не буду зависеть от маминых указаний. Я стану замужней женщиной. Рожу ребенка. Двух. Трех. Пятерых. Я хочу иметь много детей. Целый выводок. Смешно и нелепо отказываться от бесподобного мужчины. Обо всем этом и думала я во время полового акта.
– Ты не со мной, не здесь, ты далеко от меня, – сказал Денис, отрываясь от меня.
Наконец-то все закончилось. Спектакль подошел к концу. Занавес опустился. Еще один опускающийся предмет. Пора заняться исчислением падающих и опускающихся вещей. Им конца и краю не видно. Я промолчала. Черников молча оделся и ушел. Стукнула дверь. Обиделся, не встретил понимания. Восторги публики прошли стороной. Как летний дождь. Я посмотрела в зеркало. Какая-то незнакомая девушка. Юная, невинная. А во взгляде бездна цинизма. Разве можно заводить детей от нелюбимого мужчины? Можно и нужно, если этот мужчина богат и умен, красив и успешен. Меня не поймут, если я откажусь от своего удела. Никто не поймет. Общество осудит меня. Легкая отстраненность. Интеллигентная недосказанность. Ты этого хотел, Денис Черников? Так получи сполна желаемое. И наслаждайся.
И я поехала на фитнес. Как истинная бездельница. Я уже готовила себя к будущей жизни. Ломки на тайбо, затем йога, латино. Три часа подряд. Здорово. Если долгое время не ходишь на работу, мозги усыхают. Словарный запас уходит на дно сознания. Кажется, что ты нигде не училась, ничего не читала, ни о чем не думала. И все равно мне было легко и спокойно. Во мне жил небольшой секрет. Я оставалась одна и, засыпая, мысленно отдавала себе приказ. Задавала ночную программу. И мне снился мой дивный сон. Ко мне приходил таинственный незнакомец. Он прикасался к моей руке, а я к его, и мы были бесплотны, невесомы, воздушны. Бестелесные существа, будто встретились случайно два марсианина. Мы любили друг друга космической любовью. И сердце заходилось от непереносимого восторга. Казалось, оно не выдержит, разобьется, разлетится на мельчайшие кусочки. И я просыпалась с ощущением великого счастья. Мне было хорошо. Во сне я жила реальной жизнью. И Денис Черников больше не тревожил меня. Он проходил мимо моего сознания. Не касался души. Он получал лишь мое тело. Оно больше не принадлежало мне. Я его продала. Дорого. И получила хорошую выгоду. С процентами. Я стала самостоятельной и уверенной. И больше не нуждалась в инструкциях. Я собиралась замуж. Моя мечта подошла к логическому завершению. А впереди алела финишная ленточка. Она была уже близко. Я стояла у цели. Смотрела вперед. И видела маленьких ребятишек. Их было много. Очень много. Целый выводок. Стайка смешливых карапузов. Это были мои дети.
Глава 9
Праздная жизнь текла размеренно, она убивала полезное время, расстреливала его из автоматов, уничтожала напалмом. Я не обращала внимания на часы. Раньше все было по-другому, я боялась опоздать на работу, на свидание, на встречу, на переговоры. Считала минуты. Смотрела на часы. Нынешнее безделье превратило меня в манекен. А манекены ничего не чувствуют. Ни времени, ни жестокости, ни удовольствия. На то они и манекены – бесчувственные истуканы. Совместная жизнь быстро прискучила моему жениху, Черников все чаще стал пропадать на работе. Первые радости прошли. Денис все распланировал. По минутам. Свадьба должна была состояться через месяц. Регистрация брака пройдет во Дворце бракосочетаний на Английской набережной. Затем праздничный обед, плавно перетекающий в ужин, вкусное и съедобное мероприятие заказано в двух дорогих ресторанах. Уже известны номера и марки автомобилей, фамилии водителей, подготовленных для перевозки подвыпивших гостей. Я никого не включила в список приглашенных. С моей стороны будет только мама. А свидетельницей предстанет Ирка Акимова. Все. Больше у меня никого нет. Так я думала. И напрасно, как оказалось. Сначала позвонила Наташка Вавилова. Потом приехала, нагрянула: радостная, возбужденная, сияющая. Долго чмокала меня в обе щеки, звонко, сочно. Я даже не отстранялась. Наташка Вавилова – симпатичная девчонка, искренняя, чистая. С ней приятно целоваться.
– А я замуж выхожу, Настя, – сказала Наташа.
– И кто этот счастливец? – улыбнулась я.
Вавилова всегда хотела замуж. Безумно хотела. И вот свершилось. Заветная мечта исполнилась.
– А-а, так себе женишок, из Москвы, простой российский менеджер средней руки. Зато столичная штучка. Вот у тебя Черников, жених – всем на зависть. Ты такую рыбину отхватила, Настя. Молодец!
Да уж. Обзавидуешься. Черников всем девчонкам глаза застил. Богатый, умный, ловкий. Это я мысленно.
– А где ты с ним познакомилась? Столицу, что ли, навещала? – сказала я, терзаясь смутными догадками.
– Н-нет, что ты, этот зануда Марк Горов выкупил одну московскую компанию, я туда ездила еще по делам «Максихауса». Пока меня не уволили. Так вот, там я познакомилась с мужчиной средних лет. Неплохой, в сущности, дядька. Небогатый, конечно, но жить можно. Я же долго без работы сидела. Никуда меня не принимали, отовсюду отшивали, после «Максихауса» все пути были заказаны. Что мне еще оставалось делать? Только замуж прогуляться. Ты что, не рада за меня, Настена? – крикнула Наташка и бросилась ко мне на шею.
Я отступила в сторону. Задушит. Непременно задушит.
– А жениха случайно не Игорем ли Юрьевичем зовут? – усмехнулась я.
Хмырь в сером все успел, пострел. И в столице реально обустроился, и светскую жизнь не забывает, и невесту в Питере присмотрел. Винное пятно на пиджаке небось до сих пор не вывел. Ждет, когда Наташка возьмется наводить порядок в холостяцком хозяйстве.
– Да, жениха Игорем зовут. А ты откуда знаешь? Никто в городе не знает, а ты, как ведьма, по глазам читаешь или по губам? Признавайся, Настя, как на духу, – нервно захихикала Вавилова.
– Шаманю понемногу, видишь, сколько свечей в квартире, и все разноцветные. Синие, красные, коричневые. Костры жгу по ночам, я же ведьма. Давай бананы жарить? Вкусно, пальчики оближешь, – я уже вертела во все стороны сковородой.
Пусть хоть Наташка будет счастлива. Хотя по глазам подружки видно, что она не особенно рвется в столицу. Просто радуется переменам в жизни.
– Наташка, не горюй, стерпится-слюбится. Привыкнешь помаленьку. Хочешь коньячку? – я перевела печальный разговор в безопасное русло.
Так будет спокойнее. И мне, и Наташке. Мир тесен. Авось свидимся. Когда-нибудь. Вавилова уезжала от меня чуть-чуть пьяненькая, грустная и задумчивая. Мы долго обнимались. Молча, истово. Ночью я немного поплакала, слегка, не размазываясь. А на следующий день позвонила Вера.
– Привет, – сказала она, что-то усиленно прожевывая.
В трубке слышалась мощная работа челюстей. Чавк-чавк. Чавк. Видимо, мембрана усиливает звуковые эффекты физиологического процесса.
– Привет, – вздохнула я.
– Че, замуж выходишь, что ли? – сказала чавкающая трубка.
– М-м, – помычала я.
– Секретничаешь, не хочешь на свадьбу пригласить, – съязвила Вера.
Она уже прожевала жесткий кусок. Трубка больше не чавкала.
– М-м-м, – я добавила немного мычания.
Я не могла выдавить из себя ни единого слова. Вошла в ступор.
– А нас твой Черников пригласил. Вон прислал с водителем два приглашения, – зло хихикнула Вера.
Я покраснела. Разумеется, я не видела, как покраснела, лишь почувствовала, как мои щеки заполыхали огнем. Настоящий костер ведьмы, пропитанный любовью и ненавистью. Повисло неловкое молчание. Даже эфир затих. Никакого треска, писка, приглушенных голосов, отдаленной музыки.
– Настя, а ты знаешь, ведь Черников целую комбинацию разработал, чтобы тебя подсечь, рыбка ты наша золотая, – сказала Вера.
Я упрямо молчала, будто соглашалась с Верой. Разумеется, Черников разработал хитрую комбинацию. Он же сам мне все объяснил, поделился помыслами, честно рассказал о сокровенном. Насколько мог – честно. Я отлично знаю, на что иду. Ведь я согласилась с ним, выгодно продала товар. Черников прав. Женщины являются скоропортящимся продуктом. Судя по Вере, мгновенно портящимся. Не внешне. Внутренне.
– Денис специально тебя под увольнение подвел. Подставил. Тебя же должны были перевести в Москву. На повышение. Горов в столице компанию какую-то купил, крутую, навороченную. А Черников разгромил на совещании твою кандидатуру. А потом он разогнал по всем фирмам «черную» информацию, что ты прогульщица и алкоголичка. Это мне Витя рассказал. По секрету. Ты только меня не выдавай. Черников на футболе расслабился, потом в сауну сходил, ну, сама понимаешь, выпил немного и выложил мужикам все начистоту, – кажется, Вера наслаждалась процессом, ей нравилось меня унижать.
– Ты слушаешь? – сказала Вера.
Мне пришлось мяукнуть в ответ. Мычать я уже не могла. Обессилела. Окончательно.
– Не обижайся, Настя, но я бы на твоем месте подумала, стоит ли выходить за такого подонка. Он же использовал тебя. Ты ему нужна как домохозяйка. Закроет тебя под замок, и все, поминай как звали. Все забудут твое лицо. Имя вычеркнут из памяти. Черников – непростой мальчик. Сама понимаешь, – сказала Вера и опять что-то принялась жевать.
Она шумно глотала, булькала, видимо, слишком горячим чаем запивала поздний ужин. Обжигала горло. Это вредно. Совсем не жалеет себя женщина. Горит ярким пламенем. Преимущественно – синим.
– А ты не на диете разве? – сказала я, чтобы что-нибудь сказать.
– Нет, не на диете. Не до этого. Работы много. – Вера вполне откровенно издевалась надо мной.
Она пришла из своего издательства, усталая, измученная, но удовлетворенная. Сегодня у нее не было приступов зависти. Болезнь отступила. Вера нашла, чем уязвить подругу, и жалила, жалила, жалила. Без жалости и сострадания. У Веры есть карьера. Книги. Муж. Гости. А у меня темное прошлое. И мрачное будущее. И никакого просвета. Я разозлилась. На себя. На окружающий мир. На дивный сон. Мне вдруг все опротивело.
– Вер, а ты зачем мне штору прожгла? – сказала я.
– Ты что, Настя, совсем с ума сошла? – удивленно протянула Вера.
И я поняла, что она прожгла нарочно, чтобы причинить мне боль. И сейчас она говорит мне плохие слова, чтобы сделать больно. Зачем я с ней разговариваю, зачем? И я повесила трубку. Не прощаясь.
Меня разыграли. Использовали. Пешка в чьей-то хитрой игре. Мелкая и ничтожная. Любая мелочь может стать значительной, даже маленькая моська пытается однажды укусить слона. Прыгает, скачет, старается дотянуться до корня зла и никак не доберется. Но однажды у нее все получится, и моська укусит слона. Обязательно укусит. Я злилась. Изводилась. Сильные мира указали мне мое место. Со мной поступили, как поступают с непокорными наложницами. Не хочешь жить в согласии и покорности – заставим. И ведь заставили. Хитростью и лукавством. В сущности, я ничего не теряю. У меня все будет. И королевство. И свита. Я выйду замуж, и меня назначат первой леди компании «Максихаус». У меня будет много охраны и прислуги. Черников приставит ко мне огромную свору челяди. Подруги умрут от зависти. Первой скончается Акимова. Ирина будет издыхать медленно и печально. Ирина любит меня, и не мне она позавидует, не моему липовому счастью, нет, моя подружка будет представлять на месте Черникова своего мужа Колю. С Иркой все ясно. Второй закончит жизненный путь неутомимая завистница Вера. В расцвете лет. Но Вера умрет другой смертью, более утонченной. Она примчится ко мне с белым флагом. Сразу после свадьбы. Вера обожает богатых и знаменитых. И тогда горько плакали мои бедные шторы. Они постоянно будут в дырках. Злая подруга истыкает окурками. Ничего, богач Черников купит новые, он же миллионер. Мужчина всем на зависть. Мы станем с Денисом отличной парой. Мы досконально изучили друг друга. Выведали один в другом разные нюансы, детали, тонкости. Ничего нового уже не узнаем, ничего зазорного не услышим. Нас ничем не удивишь. Все этапы большого пути пройдены. Осталось спокойно встретить старость. Основные дела уже сделаны. Экономический союз двух злодеев создан. Наступила замыкающая фаза, но какая же она долгая. Длиною в жизнь.
Меня замутило. Затошнило. Вывернуло. Спазмы повторялись с завидной частотой. Какое-то нервное потрясение. В таком состоянии замуж не выходят. А если выходят, то не для счастья, а для горя. С Черниковым я его вдоволь нахлебаюсь. Денис Михайлович лукавит, хитрит, пугает меня, а мне не страшно. И я не верю ни одному его слову. Все слова наполнены фальшью. И пусть я ошибаюсь. Пусть. Это же мои ошибки. И мне их расхлебывать. Как-нибудь разберусь со своей жизнью. Лучше останусь одна. Я обойдусь без Черникова. Карты выпали из рук шулера. Мужская хитрость вышла наружу. Черникову будет проще без опытной напарницы. И я оставлю его в одиночестве. Легко и непринужденно. Я освободилась от спазм. Усилием воли прогнала недомогания из организма. Меня больше не тошнило. И не мутило. Меня манила свобода. Я выбежала из квартиры. Сбежала по лестнице, минуя лифт. И смело зашагала по лужам. Повсюду хлестал дождь, сбоку, сверху, сзади, снизу, со всех сторон лило, будто из ведра. А я шла вперед и сквозь водяную призму смотрела правде в глаза. И больше не боялась жизни. Я буду бороться за свою судьбу. До конца своих дней. Стану самостоятельной. И я знала, что преодолею жизнь, чего бы мне это ни стоило.
Глава 10
Ненавижу оплачивать счета. Повсюду очереди. Нудные, томительные и утомительные одновременно. Я уплатила за квартиру, отстояв в длинной веренице людей. Мне больше не хочется замуж. Стайка веселых и непоседливых карапузов исчезла… Грезы прошли. Черников еще ничего не знает. Надо выбросить его вещи на помойку. Стильные вещи, дорогие, бережливому Денису будет неприятно, что он лишился части ценного имущества. Хоть чем-то смогу досадить бывшему кандидату в мужья. Хорошо, что все хорошо кончается. Надо еще заплатить за сотовый. Телефон пищит, молчит и тренькает. Поэтапно. Я зашла в центр сотовой связи. За высокой стойкой расположилась девушка моего возраста. Симпатичная. С ямочками на щеках.
– Добрый день, 8-936-10-69. Тысяча рублей, – сказала я.
– А у меня сдачи нет, – нагло, с вызовом ответила приемщица.
Ответила, как плюнула. Прямо в лицо. А такая симпатичная девушка. Почти невеста на выданье. Вот такую бы супругу милому Черникову предложить, за деньги, разумеется. Причем за большие деньги.
– И что? – сказала я.
И тоже нагло сказала, с вызовом. Ведь только что выстояла в очереди в сбербанке. И тут такая катавасия. Сдачи нет. Я же деньги предлагаю, а не шиш с маслом. Клиент всегда прав.
– У меня нет сдачи, девушка, – с нажимом сказала приемщица.
Ох уж это извечное российское: «Я стояла!» Можно подумать, что я не стояла. Очень даже стояла. Даже устала от вечного стояния.
– Разменяйте где-нибудь, идите-идите, – рявкнула девушка.
И я покорно пошла. В соседних магазинах мне не разменяли купюру. Я даже вспотела от напряжения. Вот это дела! Я вернулась в центр. Приемщица хищно оскалила зубы. Сейчас чрезвычайно модно все стихийное, природное, апокалипсическое.
– У вас есть книга жалоб? – спросила я, но без нажима.
Вежливо спросила, без наглинки и вызова. А к кому взывать? Где, в какой стране вы видели, чтобы вам в магазине сказали, что у них нет сдачи? Нет такой страны на свете. И в нашей нельзя говорить эти страшные слова. Иначе всем нам будет плохо, очень плохо. Как мне сейчас.
– Давайте уж ваши деньги, – вздохнула кассирша.
Она так тяжело вздохнула, будто черта внезапно увидела. И ямочки пропали. И вовсе она не симпатичная. И сдача у нее была. Это она от внутреннего протеста так отвечала. Назло клиентам. Чтобы не докучали. Я заплатила и ушла, вполне удовлетворенная собственными бойцовскими качествами. Могу же за себя постоять. Не только на ногах стоять, но и за себя постоять могу. Мамино воспитание. Не самое плохое, хочется заметить.
Собрала вещи Черникова. Понюхала. Ничем не пахнут. Никакого запаха. Ледяной рыцарь совсем не выделяет пот, у него начисто отсутствуют потовые железы. Он будто замороженный лещ. Я не смогла бы с ним прожить в замужестве и недели. Даже одной недели. Наконец-то все закончилось. А плохо это или хорошо, узнаю со временем. Я вытащила из целлофанового вороха самый яркий пакет. Финский. Красочный. Пакет непременно привлечет внимание бомжей, они быстренько нащупают золотую жилу. Утащат одежду ледяного истукана подальше от моего дома. Я побросала вещи в пакет. Вышла во двор. Проход к мусорным бакам был плотно забит машинами, кто-то устроил во дворе стихийную стоянку. Недавно в нашем доме открылось страховое общество. На первом этаже. А на втором расположился какой-то банк. Кругом сплошные «Мерседесы», джипы и «Лексусы». Другие марки мне трудно определить, не до определения тут. Крутые тачки, одним словом. Теперь к помойке не пробраться. Я потыкалась пакетом по машинам. Глухо. Не пройти. Я со злостью пнула какую-то машину. Оглушительно завизжала сигнализация. И вдруг во мне что-то сломалось, видимо, внезапно раскрутился винтик, самый маленький, невидимый, неощутимый, зато самый ответственный. Я бросила пакет на асфальт, рухнула на него и разрыдалась. Мне было плохо, очень плохо. Я слишком слаба для того, чтобы преодолевать жизнь в одиночку. Мама не в счет. Она прожила свою жизнь, прожила как могла, как умела. Теперь настала моя очередь. А у меня нет больше сил. Я чувствую себя слабой и беззащитной. Меня дотла сжег костер отчаяния. Как ведьму. И мне нет места на чужом празднике жизни.
– Не плачьте вы так, прекрасная Аленушка, и не сидите на камушке, – сказал кто-то.
Я подняла зареванное лицо. Надо мной склонился таинственный незнакомец из моего дивного сна. Я уронила голову на грудь и разрыдалась с новой силой. Меня повсюду преследуют бомжи и призраки, а ночью снятся кошмары. Наваждение из снов ходит за мной по пятам. Моя возвышенная душа оказалась непригодной для земного существования, а моя кожа – чересчур тонкой для этой жизни. Вообще мне кажется, что я живу без кожи. И я не приспособлена для обитания в суровой действительности.
– Не расстраивайтесь вы так, я сейчас уберу машину, это же не проблема, вставайте, не сидите на земле, холодно, простудитесь, – сказал заботливый голос, и мужская рука прикоснулась ко мне.
И я узнала ее, сразу узнала. Это была самая лучшая рука на свете, рука из моего чудесного сна. Я изучила самую мелкую, морщинку на ней, знала каждую складку, выучила наизусть все изгибы. Я подняла глаза. Передо мной стоял таинственный незнакомец. Тот самый. Из сна в тринадцатом вагоне. Лучистый взгляд. Мягкая улыбка. Ласковые руки. И любовь. Передо мной стояла моя любовь. Настоящая, космическая, неземная, виртуальная и параллельная одновременно.
– Вставайте же, не бойтесь меня, со мной не страшно, – сказал незнакомец, и я уже знала, что он любит меня и всегда любил, и я хотела, чтобы он говорил и говорил.
А я бы слушала его голос. Вечно. До самого конца моей жизни. И мне не было страшно. Я любила его. Всегда любила. И я знала, что встречусь с ним еще в этой жизни. Мне нашлось место в этой жизни. И самый родной голос добавил после небольшой паузы.
– Не бойтесь меня, со мной не страшно. Я Марк Горов.
Часть II
Код доступа
Глава 1
Передо мной стоял Марк Горов. Это был тот самый страшный человек, чье имя навязло в ушах и набило оскомину во рту. Чудовище и монстр. И прекрасный незнакомец из моего дивного сна. И я уже любила его, хоть и видела Горова воочию в первый раз в моей жизни. А Марк Горов любил меня. Я это чувствовала, ощущала его любовь каждой клеточкой кожи. Мимо проезжали машины, обдавая нас запахом гари. Синяя копоть реяла в воздухе, низко стелилась над асфальтом, будто туман. Нас окутало сказочной пеленой. Никого вокруг не было, только мы. Двое. И мы смотрели в глаза друг другу. И молчали. Пауза затянулась. Нам стало неловко в один миг, будто каждый вдруг почувствовал замешательство. Абонент недоступен. Марк Горов всегда останется для меня тайной. Даже сейчас, в минуту духовного слияния, нам было понятно, что между нами пролегла черта, незримая и непреодолимая.
– Так вы тот самый? – сказала я, округляя глаза.
– Наверное, тот самый, – засмеялся Марк Горов, – я вам помогу, позволите?
– Отчего же, пожалуйста, помогайте на здоровье, – сказала я, отбрасывая пакет с вещами в сторону.
– Что там у вас? – поинтересовался Горов.
– Да так, мусор случайный, – смущенно пролепетала я.
– Не бывает случайного мусора, – наставительно сказал Горов и вытащил пакет из-за моей спины.
Для этого ему пришлось здорово изловчиться. Ну не могла же я рассказать незнакомому человеку, прямо здесь, не отходя от мусорных контейнеров, что вдруг решила уклониться от намеченного бракосочетания. А в этом пакете носильные вещи моего бывшего жениха. Правда, жених еще не посвящен в мои планы, этот несчастный пока ничего не знает о моем решении. И в чем юмор? Не смешно. Абсолютно. Меня зашатало от порыва ветра, я ведь плохо спала ночью. И неожиданно онемела. Силы оставили меня. Язык мгновенно отвердел. Мягкий и податливый по обыкновению, он вдруг зажил самостоятельной жизнью, отказываясь работать в привычном режиме. Бесполезно, нет нужды что-либо растолковывать этому мужчине. Марк Горов все равно ничего не поймет из моих объяснений. Ведь я сама себя не понимаю. Материализация прекрасного незнакомца вывела меня из нормального состояния. Я ушла на дно сознания, погрузившись в абстрактное месиво. Реальность сдвинулась, слегка сместилась, будто мне вновь снился сон. Все происходило в зыбком тумане небытия, но реальность просвечивала сквозь тусклую пленку. Пришлось призвать на помощь воображение, я представила на минуту картинку: стою на помойке, разговариваю с самым богатым человеком в нашем городе. Хоть кино снимай! Из моих снов и грез выйдет целый сериал, превосходная «мыльная опера» с главной героиней, мечущейся в поисках неземной любви.
– Тяжелый какой, там что – кирпичи? – сказал Горов и, повертев пакетом, швырнул вещи Дениса Черникова в мусорный бак.
Объемистый пакет шумно шлепнулся на металлическое дно. Наконец-то.
– А у вас, наверное, есть какое-то имя? – поинтересовался Марк Горов, заглядывая мне в лицо.
– Наверное, есть какое-то, – сказала я, отступая назад, будто хотела спрятаться за машину.
– Секрет? – спросил Горов и отошел подальше.
Мы словно повторяли движения. Дразнили один другого. Будто игра у нас такая. Встретились во дворе двое. Мужчина и девушка. А знаменательная встреча произошла у мусорных баков. И эти двое придумали странную игру. Но любая игра рассчитана на сближение людей, а наши действия отодвигали нас друг от друга на значительное расстояние. Абонент недоступен, а код доступа скрыт под слоем условностей. Да и как возможно рассказать такое незнакомому человеку – ведь меня уволили с работы по указанию Марка Горова, и именно по его вине я осталась без всяких средств к существованию, и вынуждена была принять предложение от нелюбимого мужчины, и только что сделала выбор – лучше быть одной, чем замужем за постылым. И выбросила все вещи несостоявшегося жениха, чтобы не оставалось и следа от моего малодушия. Невозможно же такое рассказать. Невозможно. Язык отказывался повиноваться. Прилип к нёбу.
– Вы навсегда останетесь для меня Аленушкой, не бойтесь меня, я уже уезжаю, – сказал Горов и сел в машину.
Марк Горов выглянул в окно. Улыбнулся. Покачал головой. И уехал. Легкая синяя дымка гари ковром расстелилась у моих ног. А я осталась у разбитого корыта, одинокая, с возом нерешенных проблем. И уныло побрела к воротам. Набрала код. Замок открылся. У нас теперь повсюду замки. На воротах, в парадной, у входа на площадку. В мозгах. Будто мы прячемся от самих себя.
Надо что-то сделать, усилием воли заставить себя совершить хоть какое-нибудь действие. Любое бездействие способно вогнать разумного человека в сумеречное состояние. Марк Горов уехал, пыхнув на прощание синим дымком гари. Даже имени моего не знает. Он навсегда останется для меня таинственным незнакомцем. Да и не бывает чудес на свете – увидела сон, влюбилась в незнакомца, затем встретила человека из сна уже наяву. И не где-нибудь в приличном месте встретила, а на помойке. Чушь, бред, ерунда какая-то. За окном шумно лилась вода. Осень, октябрь, сырость. Промозгло, пасмурно. В душе поселились сумерки. Я плотно прижала створку. Тоскливый шум стих. Вода струилась по стеклу, будто просилась в дом, в тепло, дождю было холодно и неуютно за окном. Я смотрели на водяные струи, они словно проникали в меня, омывая мою душу. Осеннее фэн-шуйство разыгралось. И вдруг я разозлилась на себя: да что же я так раскисла, расквасилась? Мне всего двадцать пять, у меня все впереди, целая жизнь. Встречи, расставания, любовь и разлука. Наверное, однажды я уже встречалась с Горовым в реальной жизни, наверное. Может, это было в тот самый раз, когда на меня налетело мужское ополчение, кто-то сбил меня с ног, а затем почти на руках перенес в кресло. Абсолютно не помню его лица, только руки, заботливые, крепкие, ласковые. Образ остался в подсознании. Надо было назвать Марку Горову свое имя. Растерялась, глупая девчонка, это мой главный недостаток, я всегда теряюсь в неожиданных ситуациях. Излишнее волнение мешает мне выстроить правильную конструкцию поведения. Насмарку многочисленные психологические тренинги и семинары, при нежданной встрече с прекрасным незнакомцем все знания будто метлой вымело из головы. Вместо дипломированного специалиста на сцене жизни выступает робкий статист. Нет, так дело не пойдет. Нужно срочно вмешаться в процесс распределения жизненных ситуаций. Необходимо составить план, ведь для совершения любого действия требуется схема, а она, в свою очередь, входит в перечень организационных мероприятий по разработке оперативной комбинации. Круто замешано, круче не бывает. Я повертела головой. Рассмеялась. Игривый смех разлетелся по комнатам. А я смеялась и не скрывала удовольствия от самой себя. Ведь именно я только что придумала сложную схему действия. Умно, нечего сказать. А никакого плана у меня и не было. Даже в голове. Сначала нужно было составить распорядок дня. Затем необходимо включить в него список абонентов и перечень дел, как перспективных, неотложных, так и пустых, развлекательных, просветительных, разных и важных.
К примеру, в Манеже проходит выставка фотографий членов императорской семьи. Воспитатель царственных детей после революции вывез уникальные снимки за границу. Благородный француз, жертвуя жизнью, сохранил их для вечности, для потомков, для меня в частности. А я имею счастье проживать по соседству с выставочным залом, а в последний раз посетила какую-то дурацкую выставку три года назад. С тех пор Манеж обхожу стороной, а это непорядок. Пишем в план – посещение выставки, данное мероприятие попадает в разряд развлечений. Вторым пунктом обозначим поиски хлеба насущного. Нет, срочно поменяем пункты местами. Поиски работы выходят на первое место. Развлечения подождут. Не могу же я сидеть на шее у матери, не могу, мне давно пора повзрослеть. Начну прямо сейчас. Сделаю первый шаг на пути к старости, ведь прибавляя мудрости в голове, мы убиваем в себе молодость. Сначала позвоню в издательский дом «Диалог». Там есть какая-то вакансия, кажется, «Диалогу» срочно требуется редактор. Но я почему-то медлила. Меня манили другие просторы. Если Марк Горов не захотел приложить усилия, чтобы узнать мое имя, значит, я сама должна найти его и придумать повод для знакомства. Я не спешила набирать номер «Диалога». Мне хотелось испытать судьбу. А какие еще вакансии предлагает нам заботливый «Джоблист»? Я судорожно перелистала страницы сайта. И вдруг наткнулась на знакомое имя. Ого, как интересно, осиротевший «Максихаус» ищет кандидата на должность начальника отдела по продажам эксклюзивного товара. Я отправила свое резюме резвой молнией, пусть почитают в «Максихаусе» богатую биографию Анастасии Николаевны Розановой, хоть наизусть выучат. Разрешаю, мне не жалко. Попробую себя в торговле. Мне ведь терять нечего: чем кормиться из маминого котелка, лучше уж бегать по городу в поисках клиентов. Кому крыши починить, кому стены покрасить. Обоями «Максихауса» можно весь город застелить. Еще и на столицу останется. Метров пять полотна. Я взбудораженно бегала мышью по различным вакансиям. Если у меня ничего не вышло с переводами, начну продвигать товар любимой фирмы по всей стране. Разумно? Вполне. К тому же я начала действовать. Переступила через себя. Нет слабых женщин, как нет сильных, есть лишь ленивые, не способные на преодоление. Но у меня до сих пор не было плана. Теперь он есть. Ведь я уже действую. Ура! Но мою решимость волной смыл телефонный звонок. Резкий, рваный, как крик отчаяния. Я загрустила, услышав в трубке знакомый голос.
– Настя? – сказал Денис и замолчал.
Тягостная пауза. Томительное молчание. Напряженное и беспокойное одновременно. Видимо, Черников изо всех сил пытался обуздать гнев на другой стороне одиночества и отчаяния. Я даже видела, как он накидывает узду на собственную ярость. Бесполезные попытки, ему не удалось притушить обиду. Разве можно справиться с разбушевавшейся стихией, она и сама утихнет. Когда-нибудь. Немного позже. Я держала трубку на плече, стараясь придавить скользкую пластмассовую ящерицу пылающей щекой. Мне было стыдно. Очень стыдно. Ведь я нарушила данное мною слово, чем нанесла душевную рану мужчине. Приняла предложение руки и сердца, согласилась стать верной женой и супругой и неожиданно передумала. Теперь обиженный Черников наливается злобой по ту сторону ада. Денис Михайлович пребывает в чистилище, устроенном им самим своими же руками по его собственному желанию и образцу. В конце концов, Черников знал и знает, что я его не люблю. Я не скрывала от него своих чувств, если точнее выразиться, полного бесчувствия. И я не из-под венца сбежала. И нечего пылать, как факел. Я потерла щекой влажную пластмассу, прилаживаясь к ситуации, но трубка выскользнула, упала на ковер и завибрировала, заскользила по ворсу, будто ожила, вдруг превратившись в ручного зверька. Из трубки доносился разъяренный голос Черникова, нет, не доносился, он разносился буйным эхом, – одним словом, по всей квартире гром гремел и литавры били. Мужской гнев хлестал через край.
– Настя, ты еще пожалеешь об этом, крупно пожалеешь, я никому не позволю играть мной, моими чувствами, – что есть силы вопил, надрываясь, Денис Михайлович.
Вопрос о чувствах не обсуждался. Вообще. Между нами должна была состояться сделка. Но она рассыпалась. Расклеилась. Клиент раскаялся. Передумал. Я смотрела на ожившую трубку. Весело. Занимательно. В первый раз вижу, как телефон скачет сам по себе. Есть такие смешные игрушки. Повернешь ключик, и маленькая забава прыгает, скачет, живет обособленной жизнью. Пока завод не закончится.
– Дура, – донеслось из трубки.
И все разом стихло. И шум дождя за окном. И свирепая буря по ту сторону ада. Слышен лишь тихий голос, печальный, грудной, и он констатирует неоспоримый факт. И трубка вновь превратилась в неодушевленный предмет. Я наклонилась и подобрала омертвевшее тельце проводника человеческих страстей. Послушала. Тихо. Ни голоса, ни гнева. Я подула в мембрану. Послышался тихий вздох. И непонятно, кто вздыхал из троих беседующих: то ли мой бывший жених, то ли я, то ли ожившая телефонная трубка.
– Прости меня, Денис, – сказала я, – мне тоже больно, прости, если можешь, я не хотела тебе зла.
Но в трубке уже слышались чужие голоса, женский смех, где-то вдали орала во всю мочь прокуренных легких престарелая певица. Наконец все посторонние звуки утихли. Черников не простил меня. И уже не простит. Денис вообще не умеет прощать. Никому. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Я всегда знала это свойство его характера.
– Денис, я тебе не враг, прости меня, если можешь, – сказала я в пустую мембрану.
Пусто. Голо. Ни звука. Будто телефонный провод перерезали на лестничной площадке. Но там есть запасная дверь, кодовый замок. Посторонним людям вход воспрещен, никто не сможет обойти препятствия. Я осторожно положила трубку на рычаг. Мне уже не было стыдно. Я избавилась от боли. Черникову по силам справиться с утратой. Невелика потеря. Денис Михайлович не склонен к иллюзиям по определению. Он слишком реален. До наготы. Единственная причина, приводящая его в бешенство, – непонимание, почему его отвергли. За что, почему, зачем – эти три вопроса еще долго будут изводить больное самолюбие красивого и преуспевающего мужчины. Ничего, бог даст, как-нибудь переживет, не будет же он мне мстить. Будет. Черников будет тебе мстить. Кажется, я явственно слышала тихий голос. Он нашептывал мне ночные страхи. Но я заглушила его. Я хотела увидеть во сне Марка Горова. Нет. Не Горова мне хотелось увидеть. Это был живой человек, обладающий страшным именем. Символ зла и жестокости. А я мечтала встретиться в ночных грезах с прекрасным незнакомцем, приснившимся мне однажды в московском поезде. Он был похож на Марка Горова. Но это совершенно другой мужчина. Совсем не страшный. Я уговаривала себя, убеждала, приводила доводы. Ведь не могла же я увидеть во сне незнакомого человека, встретившегося мне чрезвычайно скоро в реальной действительности, днем, на помойке? Нет, не могла. Это невозможно. Ни практически, ни теоретически. Но я невольно могла запомнить образ того мужчины, что перенес меня на руках в кресло. Все может быть на этом свете. И мне вновь приснился таинственный незнакомец. И это был вовсе не Марк Горов, а мягкий, улыбчивый и совсем не страшный мой избранник из сна в тринадцатом вагоне.
На мое скоропалительное резюме, отправленное в виде молнии, пришел ответ из «Максихауса», также молниеносно. Придется еще раз испытать характер на прочность в любимом «Максихаусе». Разумеется, нельзя вступать в одну реку дважды, я знакома с этим постулатом. Но мне почему-то именно сейчас срочно понадобились препятствия и барьеры. Надо взобраться на вершину жизни на той работе, в том месте, где начиналась моя карьера. Да и другого выхода у меня не было. Придется ломать характер. Я позвонила в «Максихаус» по указанному номеру телефона. Назвала свое имя.
– Розанова Анастасия Николаевна? – переспросил баритон.
Приятный мужской голос в телефонной трубке явно принадлежал кадровому военному, но уже бывшему в употреблении, баритон привык командовать. А в «Максихаусе» большие перемены. Даже кадры сменились. Новые люди, новые песни. Это и к лучшему, ведь бывший военный наверняка еще не знает, что меня совсем недавно уволили из «Макси». В связи с реконструкцией предприятия.
– Да, это я, – сказала я, стараясь представить, как звучит мой собственный голос в трубке, прижатой к уху кадровика.
Представить не удалось. Не успела сконцентрироваться.
– Подъезжайте к нам в два часа, успеете? – сказал баритон. Помолчал и добавил: – Сейчас везде пробки. Не проехать.
– И не пройти, – сказала я, – но я успею. Обязательно успею. Вы только меня дождитесь. Я приеду.
– Возьмите паспорт и трудовую книжку, – сказал кадровик, и трубка громко клацнула.
Бывший военный бросил ее на рычаг. Решительно и бесповоротно. Почему я решила, что этот мужчина является военным? Не знаю. Наверное, из-за решительного и командирского тона. Настоящий полковник. Такие мужчины словами не бросаются. Ни на ветер, ни против ветра. У меня даже глаза заблестели, а зеркало вмиг забликовало от радости. Неужели в моей жизни все наладилось? Я отринула лень, разбудила чувство собственного достоинства, приняла решение действовать, составила план, и все пошло как по маслу. Локомотив судьбы вовсю несется вперед, в будущее, летит по рельсам. Только ветер свистит в ушах. Ой, пусть-пусть свистит в ушах, лишь бы не в голове…
Через сорок минут я уже торчала возле «Максихауса». Нет. Не торчала, а легкомысленно пряталась за углом свежеоштукатуренного здания бизнес-центра. Боялась увидеть знакомые лица. И заодно испачкала куртку краской. Поплевала на ладошку, почистила. Не получилось. Осталось пятно. Придется нести в химчистку. Мысленно поругала себя. Не рассчитала время. Приехала на переговоры раньше положенного срока. Так спешила в «Максихаус», летела со всех ног, видимо, мало меня здесь унизили, и вот я примчалась на крыльях за очередной порцией страданий. Я посмотрела на часы. Четверть второго. Я присела на корточки. Надо набраться мужества и взглянуть правде в лицо, а что там творится внутри меня? Я очень хотела вернуться в этот дом. Очень. Ведь это была моя первая работа. Отсюда меня несправедливо уволили. Незаслуженно. Неправедно. Во мне кипел и бурлил юношеский максимализм. Я не стремилась к мести, нет, это не мое. Ненавижу месть как явление. Вендетта не для меня. Мне всего лишь хотелось восстановить справедливость. Я должна сама выбирать место работы. Двигаться наверх по служебной лестнице. Расти. Повышать квалификацию. Переходить и переводиться. Но это должен быть мой выбор. И ничей больше. Никто не сможет меня уволить, если я стану незаменимой в профессии. Именно в этом случае я приобрету значимость. И мне больше не придется принимать брачные предложения от обеспеченных мужчин. Девушки должны выходить замуж. Это закон. Но они должны любить своих избранников. Иначе замужества не получится. Останется лишь сплошной брак.
Но я обманывала себя. Весь трюк с резюме был задуман с одной целью – мне хотелось увидеть Горова. Любой ценой. Стыдное признание. Девушка не имеет права добиваться внимания мужчины. Чтобы окончательно не запутаться в сомнениях, я взглянула на часы и вскочила, будто меня ужалила гремучая змея. Откуда бы ей взяться в промозглом октябрьском Питере? Неоткуда. В Питере не водятся змеи, не приживаются. Но я подпрыгнула и заорала, ведь на часах было уже два часа. Без трех минут. Я опрометью помчалась в бизнес-центр. Сотрудники безопасности стояли навытяжку. Каменные солдаты. Зомби. Изваяния. Все лица незнакомые. «Максихаус» полностью обновился. Свежая краска на стенах, новые лица в здании, прочищенный ветер в кондиционерах. Приятно. Свежо. Бодрит. Охранник с мрачным взглядом долго вертел в руках мой паспорт, разглядывал фотографию, затем меня, долго сравнивал, сличал – вдруг это не мой документ. А я в ответ состроила серьезную мину. Получилось, вышло, мина сработала, наконец меня пропустили. А я так боялась. Будто преступница какая-то. Пришла на бывшую работу и требую справедливости. Я и требую, но мирным способом, и не бунтую, а резюмирую. Исключительно по Интернету. Молодой человек в униформе с вежливым видом проводил меня в отдел кадров. Отдел по работе с персоналиями, кажется, именно так мы называли этот злополучный коллектив. Но в офисе ни одного знакомого, даже «слона» не видно, и женщины нет, а за большим столом уютно расположился приятный баритон. Командный голос молчит и пристально всматривается в мое лицо, но баритон по телефону точно принадлежит ему и никому иному. Баритон вдруг расплылся в широкой улыбке, что явно означало – ничего криминального в моем лице не обнаружено. И это стало чудесным предзнаменованием. Я растянула губы в японское смирение. Сама покорность. Продвинутость. Легкая придурковатость. «Максихаус» не прогадает от такого мудрого кадра.
– Вы раньше работали в «Максихаусе»? – пророкотал баритон.
Черт. Он все знает, видимо, порылся на досуге в компьютере, нашел там старые списки уволенных сотрудников и сейчас прогонит меня. Я вновь попыталась вызвать на поверхность воображение, но оно крепко дремало на краю сознания. Не уйду. Я вежливо присела на стул, вопреки указаниям делового этикета. Сидящего человека сложнее выставить за дверь. Попробуйте сами. Убедитесь на опыте.
– Да, работала. Мне нравится «Максихаус». Здесь мой дом. У меня высокая квалификация. И меня устраивает зарплата в «Макси», – заикаясь, пробормотала я.
Воображение мгновенно проснулось, оно выскочило из закоулков и нарисовало картинку, яркую, пеструю, как лоскутное одеяло. Сейчас отставной полковник вызовет охранника, и тот с каменным выражением на лице выпроводит меня из здания бизнес-центра. Я плотнее прижала попу к стулу, почти вросла в него. Слилась воедино. Если и выпроводят меня, то заодно с мебелью. А казенное имущество необходимо беречь. Ведь все военные – люди чрезвычайно бережливые.
– Анастасия Николаевна, в нашей компании произошли структурные изменения, и руководство «Максихауса» категорически настроено против приема на работу бывших сотрудников. Но вы у нас классный специалист. «Красный» диплом. Ни одного замечания. Сплошные премии и поощрения. Вообще не понимаю, почему вас уволили, – все рокотал и рокотал приятный баритон.
Дивная музыка. Я наслаждалась звуками мужского голоса. Самый приятный голос на свете, пусть бы он говорил и говорил бесконечно, а я бы слушала и слушала, замирая от удовольствия, не в силах оторваться от стула.
– Я лично поговорю с Марком Александровичем Горовым по вашему вопросу, ведь структурные реформы компании – исключительно его идея. Если он даст согласие, вы снова будет работать в «Максихаусе». Кстати, а где ваши фотографии? – и тембр голоса неожиданно переменился.
Непорядок в строю, налицо отсутствие формы. Нарушены отдельные пункты устава. Приятные ноты баритона мгновенно сменились грозовыми раскатами.
– А у меня нет фотографий, я забыла сфотографироваться, – пролепетала я, теребя ремешок сумочки.
– Не знаю, вряд ли у меня что-нибудь выйдет, Марк Александрович Горов рассматривает документы будущих сотрудников только при наличии фотографий, – сказал кадровик и взглянул на меня с неприкрытым осуждением, будто я совершила неприличный поступок.
Вроде как пукнула. Или громко булькнула горлом. В общем, произвела на свет что-то очень антиобщественное. Слезы заструились по моему лицу, начисто смывая нарисованное японское смирение.
– Успокойтесь, не плачьте, я попытаюсь уладить дело без фотографий. Попытка – не пытка, – галантно пошутил отставник. – Посидите здесь, Анастасия Николаевна, а я схожу в приемную. Если Марк Александрович примет меня, я попробую решить ваш вопрос.
– А если не примет? – сказала я, обмирая от ужаса.
Одновременно я пыталась загнать воображение вглубь, подальше, пониже, потуже, чтобы оно вообще усохло. Яркие картинки с завидной периодичностью замелькали перед глазами. Воображение решило вволю оттянуться на рафинированной хозяйке.
– На нет и суда нет, – сказал отставник.
Старый вояка внимательно осмотрел стол. Не забыл ли чего? Пухлая папка с документами плотно прижата локтем к широкому боку. Я напряглась и загнала воображение в затылок, пусть посидит в темноте, отдохнет немного. Никакого волнения. Все просто. Бывший военный пытается заново сделать карьеру. Одна у него уже есть. Военная. Теперь дядьке необходимо заработать деловую репутацию в гражданской жизни. А я для полковника и есть та самая карьера. Кажется, я у него первая. Первый рабочий день. Первый кандидат на замещение вакантной должности. Отставник заметно волнуется. Забыл мой паспорт. А там есть фотография. Паспорт сиротливо притулился на краю стола. А военный уже вышел за дверь. Он спешил жить. Хотел взобраться на вершину жизни во второй раз. У нас были одинаковые желания. Только меня глодали сомнения. Наверное, полковник тоже сомневался, вряд ли ему удастся покорить горный пик, годы уже не те, боевой задор весь вышел, да и волосы поредели, но он скрывал душевные терзания за густым баритоном и бетонной внешностью.
В отделе больше никого не было. Столы, компьютеры, стулья, крохотный телевизор, чайник. Непременные атрибуты любого учреждения. Присутственное место. Казенная обстановка. Что же делает работу желанной, любимой, родной – собственное преодоление, духовный рост, становление личности? Мне пока неясны карьерные мотивы. Они находятся в оболочке, в пленке, прозрачной, но запаянной. Мне нужно раскрыть тайну. Сорвать обертку. Узнать, что находится там, внутри. И я плотнее прижалась к стулу. Сейчас произойдет непредвиденное. Если полковник не сможет убедить Горова – мне придется покинуть здание. Со стулом в охапке или без него – уже никому не будет интересно. Даже мне самой. За дверью послышался победный напев. Приятный баритон напевал что-то из репертуара Николая Расторгуева. Комбат, спецназ, для нас и вас. Над этими словами гордо возвышалась мужская удаль, вымпелом реяла гордость. Как маяк в бурном море. Как флагшток над зданием бизнес-центра. По этим торжествующим победным звукам я поняла, что полковник сумел убедить Марка Горова. И меня все-таки приняли на работу в «Максихаус». Я стану продавать строительные товары для дома и дачи. Бери – не хочу. Покупай – налетай. Разбирай. А то не достанется. Начальник отдела по продажам строительных материалов – это звучит гордо. Я даже подросла немного, взлетела к потолку вместе со стулом. Я уже не пыталась отлепиться от него, словно намертво приросла. Кадровик вошел в офис, высоко вздыбив над седым ежиком папку с документами.
– Анастасия Николаевна, поздравляю вас, Марк Александрович прислушался к моим доводам. Он согласился со мной. Ранее у вас не было замечаний, выговоров, прогулов. Вы достойно работали в нашей компании. Сейчас мы оформим вас менеджером по продажам, – зазвенел металлическими руладами полковничий баритон.
– А почему менеджером, а не начальником отдела? – сказала я, изнывая от желания отклеиться от стула.
Но он крепко прилип ко мне, не встать, не уйти, не покинуть помещение без посторонней помощи.
– Для начальника отдела вы возрастом не вышли, годочков вам маловато, Анастасия вы наша Николавна, – вовсю веселился кадровый военный.
И я мысленно порадовалась за него. У него получилось. Вышло. Состоялось. Первая победа на гражданском фронте. Начальный этап восхождения на горную вершину. Отставник одолел небольшую ступеньку, одну, не очень высокую, но удачно, легко, свободно.
– А как же с фотографиями? – сказала я, вливая ложку женского дегтя в мужской мед победы.
– А не понадобились ваши фотографии, мы с вами сейчас пойдем на собеседование к Денису Михайловичу Черникову, вот он вас и увидит живьем. После согласования с Горовым – это обязательная процедура для всех кандидатов, – наставительно сказал кадровик.
А я внутренне охнула. Только что благополучно прошла через первое испытание и тут же напоролась на второе, опасное, смертельное. Мне предстояло пройти через очередное унижение. Черников непременно обольет меня грязью. В глазах военного я выгляжу бедной птичкой, юной барышней, а Денис Михайлович представит меня этакой Мессалиной, способной в один момент разрушить слаженный годами бизнес строительных материалов. И для кадровика это представление станет ощутимой каплей яда. Первая победа на гражданском фронте обернется убийственным поражением. Бог с ним, с Черниковым, а военного спасать надо. От неминуемой смерти. Я медленно сползла со стула, на цыпочках подошла к столу. Преданно заглянула в глаза старого служаки.
– Простите, а я ведь не знаю вашего имени, – умильно улыбаясь, сказала я.
Обольстительная восточная отрешенность, сладкая нега в глазах – этот гремучий коктейль убивает мужчин одним выстрелом, наповал. Проверено. Гипотетически. Полковник медленно таял под моим взглядом, будто мороженое на солнце.
– Степан Федорович я, – сказал кадровик, окончательно истаяв под облаком задумчивого взора Анастасии Николаевны.
– Степан Федорович, если удачно прошло в первый раз, во второй дело может сорваться из-за фотографий. Глупость в общем-то, но нам с вами нужно соблюдать инструкции, – вовсю медоточила я, не забывая о сладком восточном облаке.
– Это точно, – растерялся кадровик, – глупость глупостью, а хорошее дело может полететь ко всем чертям. Слушайте, рядом с бизнес-центром есть фотоателье. Там есть непревзойденный мастер по снимкам, сбегайте, сфотографируйтесь, скажите, срочно требуется, а я пока отпечатаю приказ о назначении, – привычно распорядился старый полковник. – Я ведь неважно владею компьютерной техникой. Долго набираю буквы.
Он суетливо собрал листы бумаги и уселся за монитор. А я зажмурилась от удовольствия. Честное признание облегчает участь виновного. Полковник медленно печатает, и пока он набирает одним пальцем приказ о моем назначении, я буду позировать перед объективом. Также медленно. И у меня будут самые лучшие фотографии. Гораздо лучше, чем у моделей с мировым именем. А к Черникову мы придем позже, когда приказ будет готов к подписи. Я вовремя нажала стоп-сигнал. Придется научиться обходить острые углы. Кажется, первый угол обошла благополучно.
Фотоателье находилось недалеко от бизнес-центра. Не мигая я смотрела в объектив. В моих глазах отражались мучительные сомнения. Можно было найти другую работу. Там мне было бы спокойнее. Но я упрямо рвалась обратно, в прошлое. Я всегда хотела вернуться в «Максихаус». Назло себе, обстоятельствам, жизни. Нельзя выталкивать человека на улицу, если он этого не заслуживает. Но все мои бунтарские помыслы были основательно забыты. Ведь сейчас я стремилась к одному Марку Горову. Я вернулась в «Максихаус» из-за него и ради него, я хотела видеть Горова каждый день, встречаться у входа в здание, находиться рядом с ним на совещаниях, лишь бы дышать с возлюбленным одним воздухом. Жить с ним в одном мире. Иметь общие интересы. И я больше не боялась Черникова. Я слишком хорошо его изучила. И легко могла обойти. Так рыбацкая лодка плавно минует боевой крейсер, едва завидев дымные трубы на горизонте. Время стремительно бежало, оно торопилось, спешило, будто боялось опоздать на поезд. Стрелка нервно подпрыгивала, проскакивая деления, напоминая своим бегом о скоротечности бытия. Фотограф вынес снимки. И впрямь, непревзойденный мастер. Полковник был прав. На меня смотрела красивая незнакомка с задумчивым отстраненным взглядом, слишком слабая, слишком хрупкая. Это была не я, а какая-то другая девушка, немного несчастная, тоскующая. Нет. Это не я.
– Это же не я, – сказала я фотографу.
– Как это не вы? – обиделся мастер.
Он ждал похвалы. Мастер старался. Моделировал искусство. А я опустила на землю его профессиональное мастерство, не оценила по достоинству высокую квалификацию. Фотограф сделал мое лицо чужим. Превратил меня в модель. Такое иногда случается. Изнутри я видела себя иначе. Значительно хуже качеством. А мастер увидел мое лицо по-другому. И в этом лице не было силы, оно было чересчур тонким и одухотворенным. С таким лицом никто не купит у меня строительные товары. Я проторгуюсь. И маме придется брать кредит в банке. Не допущу подобной жестокости, изменю собственные внутренности. Переделаю себя.
– Она совсем не похожа на меня, извините, пожалуйста, – пробормотала я.
Прижав пакет с фотографиями к груди, я прошла мимо охраны. Меня не остановили. Я была своей в обновленном «Максихаусе». Меня уже знали в лицо. И это обстоятельство окрыляло, придавало уверенности. Степан Федорович нетерпеливо постукивал крючковатыми пальцами по столешнице. Выбивал любимую мелодию. Я прислушалась. Комбат, спецназ, для нас и вас.
– Степан Федорович, все готово, я принесла вам фотографии, – сказала я, обрывая мелодию на середине ноты.
Кадровик вытащил фотографии, посмотрел, полюбовался.
– Красивая вы девушка, Анастасия Николаевна, – сказал полковник, – но вы опоздали. Посмотрите на часы.
На часах было пять. Зря проторчала столько времени у фотографа. Прозевала момент. Воображение срочно вылезло из норки. Но я прогнала пестрые картинки прочь. Не до абстракций тут. Жизнь, можно сказать, решается.
– Фотограф провозился, – сказала я, проклиная себя за опрометчивость.
В кои-то веки мне повезло, а я упустила свой шанс по собственной глупости. Сейчас меня выведут из «Макси» под белы рученьки. В который раз.
– Денис Михайлович уже уехал. Но вы не расстраивайтесь, я все же успел переговорить с ним на бегу. И Денис Михайлович разрешил мне оформить приказом ряд бывших сотрудников компании, в том числе и вас, Анастасия Николаевна, – полковник удовлетворенно потирал руки.
Я присела на родной стул. Теперь все в этой компании стало родным и близким. Столы, стулья, компьютеры и даже электрический чайник. А офисная обстановка была милее родного дома. Уютно-то как…
– А вы назвали Черникову мою фамилию? – зачем-то сказала я.
Я уже знала ответ на свой вопрос. А спросила старого полковника из вредности. Для подтверждения гипотезы.
– Не успел, Анастасия Николаевна, но это не страшно. Черников подписал приказ, и вы прошли в общем списке. Денис Михайлович и Марк Александрович доверяют мне, я ведь пришел в компанию из органов, – сказал полковник и многозначительно подмигнул, кивнув головой в потолок.
Как будто эти самые органы расположились на небесах. Прямо под боком у господа бога. Но мне было все равно, где они расположились. Я ликовала. Ведь мной только что одержана первая победа. У меня теперь есть высокооплачиваемая работа. Справедливость восстановлена. И неважно, каким способом я реконструировала утраченное положение – хитростью, лукавством, легкой ложью. Важен результат. Старый полковник будто прочитал мои мысли.
– Важен результат, Анастасия Николаевна, – сказал Степан Федорович, – теперь нужно доказать свою значимость.
Эти слова полковник говорил не мне, а самому себе. Он проговаривал мысли вслух, чтобы озвучить собственные потаенные думки и убедиться в своей правоте. И я согласилась с ним. Мы должны доказать собственную значимость. Неожиданно эмоции переполнили меня. Я вдруг бросилась Степану Федоровичу на шею, прижалась к нему всем телом, задохнувшись от счастья. Если бы не он, не видать мне мировой справедливости как своих ушей. Отставник непроизвольно восстановил прежнее положение. Он расставил фигуры по своим местам. Игра началась. Степан Федорович осторожно поставил меня на пол, как куклу. Смахнул скупую слезу. Сентиментальный кадровик мне попался. Втянул меня в игру. По моему страстному желанию. Странная игра, забавная, но она мне жутко нравилась, игра воодушевляла меня, будоражила, волновала. Ведь я находилась в одном здании с Марком Горовым. И этого было достаточно для счастья.
Глава 2
Ни в этот день, ни на следующий я так и не увидела Марка Горова и ничего о нем не слышала. Никто не произносил высокое имя вслух, будто вовсе не было на свете этого страшного человека. И Черников до сих пор не располагал сведениями о моих коварных проделках. До увольнения мое рабочее место располагалось на втором этаже. Я тихо корпела над переводами в присутствии шумной компании модераторов. И мы издевались над хозяевами компании как умели, шутили над ними, не скрывая своих эмоций. Пользовались разными непотребными словечками. Теперь все изменилось. Никто не обсуждал достоинства и недостатки хозяев. В офисе царило неизбывное молчание. Новые сотрудники всяческими способами доказывали лояльность и преданность делу строительных материалов. Кроме модераторов и меня в тесный офис заселилась группа менеджеров, из новых, свежих. Народу много, а поговорить не с кем, и от напряженного молчания можно устать больше, чем от болтовни. Накануне я позвонила Ирке Акимовой. Она квасилась в декретном отпуске по уходу за ребенком и утомилась от бездействия. Ирка тоже попала под сокращение, совершенно случайно, затем ее восстановили, разумеется, по просьбе районного собеса. Ирка туда кляузу отправила. По этой же слезной жалобе вновь приняли на работу в «Максихаус» Иркиного мужа Колю. Его уволили из «Хауса» раньше всех по желанию Черникова, а обратно приняли Колю вопреки воле Дениса Михайловича. Получился коллапс.
– Настя, не знаю, как дальше пойдет дело, – шипела Ирка мне в ухо.
– Ир, говори нормально, а, – сказала я, втискивая трубку в плечо.
– Не могу, Коля подслушивает, ругаться будет, – вовсю изгалялась Ирка, – я так боюсь за него. Настя, а как тебя-то в приказ пропустили? Ведь Черников тебя в унитаз спустит, вот увидишь. Он еще ничего не знает?
Читать бесплатно другие книги:
