Шерлок Холмс и дело о папирусе (сборник) Дэвис Дэвид

ПРОЛОГ

Судьба с изумительной причудливостью создаёт череду событий, которые изначально на первый взгляд как будто бы совершенно не связаны между собой, и только потом, по прошествии времени, понимаешь, что они, словно звенья, соединяются в цепь. Мой друг Шерлок Холмс отличался удивительной проницательностью. Он мог не только обнаружить подобную неочевидную связь между событиями, но и предсказать, как они будут развиваться в дальнейшем. Вне всякого сомнения, важная способность для детектива. Однако в деле о папирусе даже ему поначалу не удалось усмотреть связи между странной чередой происшествий, втянувших нас в расследование одного из самых сложных дел, с которыми нам доводилось сталкиваться.

Чтобы рассказать об этом деле во всех подробностях, мне придётся обратиться к записям в моём дневнике, которые я сделал примерно за год до убийств и кражи папируса. Первое звено в цепи событий было выковано в начале мая, в год возвращения Холмса из заграницы, после всего того, что случилось в Рейхенбахе. Насколько я помню, всё началось во вторник. На дворе стояла мрачная, пасмурная погода, пришедшая на смену солнечному дню, радовавшему нас накануне, и наводившая на мысль о том, что мы обманулись в наших ожиданиях и весны ждать ещё долго. Большую часть дня я провёл в своём клубе, где играл в бильярд с Тарстоном. Ушёл я оттуда в пять вечера, когда хмурый день уже сменялся не менее угрюмым вечером. Вернувшись домой на Бейкер-стрит, я плеснул в бокал бренди — некую компенсацию себе за то, что проигрался в пух и прах, после чего сел у камина напротив Холмса. Мой друг, машинально листавший газету, вдруг со вздохом швырнул её на пол и небрежно обратился ко мне:

— Скажите, Уотсон, не хотели бы вы составить мне компанию сегодня вечером? — Несмотря на скучающий тон, которым был задан вопрос, от моего внимания не ускользнула озорная искорка, на мгновение мелькнувшая в глазах Холмса. — Видите ли, мне назначена встреча в Кенсингтоне. Там мне предстоит пообщаться с мёртвыми.

— Ну конечно же, друг мой, — с лёгкостью согласился я и, хлебнув бренди, вытянул ноги у огня.

Бесстрастность, с которой я произнёс эти слова, показалось Холмсу забавной.

— Браво, Уотсон, браво! — тихо рассмеялся он. — А ведь моё предложение вас заинтриговало! Сильно заинтриговало, но вы и виду не подали! Вы стали куда сдержаннее.

— Мне есть у кого поучиться сдержанности.

Холмс изогнул брови в деланном изумлении.

— Впрочем, существует и другое объяснение моей реакции на ваши слова, — язвительно добавил я. — Всё дело в том, что я начал привыкать к сюрпризам, что вы мне преподносите, и нелепостям, которые принуждён от вас выслушивать.

— Нелепостям… — сияя, повторил за мной Холмс и потёр руки. — Ну и ну! И тем не менее только что я сказал вам чистую правду.

— Значит, вы настаиваете на том, что собираетесь пообщаться с мёртвыми? — недоверчиво спросил я.

— Я, друг мой, собираюсь принять участие в спиритическом сеансе.

— Вы что, шутите? — не поверил я своим ушам.

— Разумеется, нет. Ровно в половину десятого вечера у меня назначена встреча с мистером Юрайей Хокшоу, медиумом, предсказателем-ясновидцем и духовным наставником. Он заверил меня, что попытается установить контакт с духом моей любезной почившей тётушки Софи. Отчего же мне не захватить с собой на сеанс друга?

— Я и не подозревал, что у вас была тётка… Холмс, вы ведь неспроста собрались на этот сеанс?

— Вы, как всегда, проницательны, — ухмыльнулся Холмс и кинул взгляд на часы, которые извлёк из кармана жилетки. — Ага, времени как раз, чтобы привести себя в порядок перед выходом. Ну, так как? Пойдёте со мной или нет?

Некоторое время спустя, когда мы уже ехали в грохочущем экипаже по окутанным сумраком лондонским улицам, Холмс наконец соизволил внятно объяснить, зачем ему понадобился спиритический сеанс.

— Я хочу оказать услугу своему брату Майкрофту. У него есть друг, сэр Роберт Хайт, у которого недавно в кораблекрушении погиб сын. Сэр Роберт души не чаял в сыне, и его смерть стала страшным ударом. И вот представьте себе, едва только душевная рана стала заживать, как к безутешному отцу является этот самый Хокшоу и заявляет, что ему удалось вступить в контакт с духом сына сэра Роберта.

— Что за вздор!

— Я полностью разделяю ваше возмущение, Уотсон. Однако несчастного отца тоже можно понять. Он инстинктивно ухватился за Хокшоу, словно утопающий за соломинку. Когда человек находится в отчаянном положении, ему свойственно забывать о логике и рассудке, на смену которым приходят надежды и грёзы. Насколько я понимаю, этот жулик Юрайя Хокшоу оказался весьма убедительным.

— Жулик?

— Именно так считает Майкрофт. Хокшоу — один из многочисленных шарлатанов, которые дурачат доверчивых людей, устраивая нелепый спектакль и таким манером выманивая у них деньги. Майкрофт опасается, что в нашем случае дело может зайти слишком далеко. Хайт в курсе многих дел, являющихся государственной тайной. А кроме того, Майкрофт просто-напросто сочувствует бедолаге и не желает, чтобы того водили за нос и дальше.

— И какая же роль в этом деле отведена вам?

— Мне предстоит разоблачить медиума. Как говорится, сорвать с него маску и доказать, что он пройдоха и мошенник.

— И как же вы собираетесь это сделать?

— Полагаю, что это не составит особого труда. Я провёл кое-какие изыскания и пришёл к выводу, что есть достаточно много способов выводить подобных проходимцев на чистую воду. И уж поверьте мне, Уотсон, эти изыскания были весьма познавательными и доставили мне массу удовольствия. Например, в ходе них я нанёс визит профессору Аврааму Джордану, специалисту по языкам индейцев Северной Америки. Для меня совершенно очевидно, что, если мы хотим как можно убедительней развенчать Хокшоу, его надо взять с поличным, иными словами, разоблачить во время спиритического сеанса, в присутствии несчастных жертв.

— Так, значит, сегодня вечером на сеанс придёт и сэр Роберт?

— Именно. Стервятники собирают на сеансы несколько обманутых сразу — а потом начинается пир горой. Кстати, позвольте представиться. Меня зовут Амброз Трелони. Моя тётушка Софи почила чуть больше года назад. Нисколько не сомневаюсь, что сегодня вечером моя любезная тётя пришлёт мне весточку с того света. — Холмс усмехнулся в темноте.

Надо сказать, что я не разделял энтузиазм моего друга. Разумеется, я ни на секунду не поверил в существование призраков и духов, испытывающих желание общаться с миром живых, но при этом я сочувствовал потерявшим своих близких несчастным, которые в поисках утешения, пусть даже иллюзорного, в отчаянии простирали руки во тьму. Насколько я понимал, Холмс не учитывал всю тяжесть удара, который постигнет несчастного отца при разоблачении мошенника. Мой друг думал только о себе и своих талантах, и это роднило его с шарлатанами, одного из которых он сейчас собирался вывести на чистую воду. Я же откинулся на спинку сиденья в раскачивающемся кэбе и погрузился в размышления. Я не мог не думать о моей милой, любимой Мэри, а также о том, что был бы готов отдать за возможность вновь услышать её нежный голос.

Прошло совсем немного времени, и мы уже катили по улицам Кенсингтона. Холмс заметил, с каким интересом я разглядываю из окошка кэба роскошные особняки, и понял, о чём я думаю.

— Да, Уотсон, общение с духами — дело на редкость выгодное. Мистер Хокшоу живёт как настоящий богач.

Через несколько мгновений кэб остановился у большого особняка, возведённого в царствование одного из Георгов. «Порубежный дом» — значилось на латунной табличке, украшавшей ворота. Холмс расплатился с кэбменом и позвонил. Нам открыл высокий слуга-негр отталкивающего вида в плохо сидящем костюме. Он старательно приглушал свой резкий, грубый голос, словно ему приказали общаться с гостями исключительно шёпотом. Приняв наши пальто, он проводил нас в «святилище» — мрачную комнату в задней части здания, озарённую мерцающими свечами. Когда мы вошли, навстречу нам шагнул сухопарый рыжеволосый мужчина лет пятидесяти.

— Здравствуйте, мистер Трелони, — произнёс он гадким, елейным голосом, кинувшись пожимать руку Холмсу.

— Добрый вечер, мистер Хокшоу, — чуть запнувшись, мрачно кивнул Холмс и на миг склонил голову в коротком поклоне.

Начался спектакль.

— Я крайне рад, что мой секретарь сумел выкроить для вас сегодня местечко. Колебания эфирного пространства набирали силу весь день, и я нисколько не сомневаюсь, что сегодня спиритический сеанс будет совершенно особенным.

— Надеюсь, что так, — ответил Холмс. Его голос дрожал от нетерпения.

Хокшоу озадаченно глянул на меня через плечо моего друга. Слезящиеся глаза остановились на мне с нескрываемой алчностью, что не могло не вызывать отвращения.

— А вы, позвольте узнать… — начал он.

Прежде чем я успел раскрыть рот, за меня уже ответил Холмс:

— Это Хэмиш, мой слуга и неизменный спутник. — Холмс ласково мне улыбнулся и добавил: — К счастью, он не отличается многословием.

Как можно величественнее я кивнул Хокшоу, после чего возмущённо посмотрел на Холмса. Тот, продолжая сиять сердечной улыбкой, сделал вид, что не заметил моего взгляда.

— Позвольте мне представить ещё одного… гостя, — Хокшоу явно замялся, подбирая верное слово. Совершенно очевидно, что, назови он посетителя клиентом, это бы прозвучало бестактно, неуместно, по-торгашески.

Медиум повернулся и поманил рукой. Из сумрака навстречу нам шагнул сухощавый седовласый мужчина с аккуратно подстриженными на военный манер усами.

— Сэр Роберт Хайт, позвольте представить вам мистера Амброза Трелони.

Хайт склонил голову в поклоне, после чего сэр Роберт и мой друг обменялись рукопожатиями. Поскольку мне была отведена роль простого слуги, представлять меня гостям сочли излишним.

— Сегодняшним вечером мы очень рассчитываем установить контакт с сыном сэра Роберта, — проворковал Хокшоу. Несмотря на то что всем своим лицом он выражал сочувствие, его глаза оставались холодными и бесстрастными.

— Ну да, — тихо промолвил Холмс, внимательно разглядывая сэра Роберта.

Слова Хокшоу явно привели Хайта в замешательство. Черты несчастного отца, прежде чем ему удалось овладеть собой, на мгновение исказились от муки. Мне доводилось слышать о военной и политической карьере сэра Роберта, и потому случившееся показалось особенно странным и даже непостижимым. Я не мог понять, каким образом столь достойный, отважный, проницательный человек попал в лапы проходимца и мошенника Хокшоу. По-видимому, скорбь от потери сына была столь велика, что она затмила даже этот прозорливый разум. Так я решил по здравом размышлении.

Стоило повиснуть неловкой паузе, как распахнулась дверь и в комнату вошла тёмноволосая женщина в бордовом платье.

— Дорогой, прибыл последний гость, — произнесла она, подойдя к Хокшоу.

Медиум просиял от удовольствия и, как и все мы, повернулся к незнакомцу, стоявшему на пороге. Перед нашими взорами предстал высокий молодой человек с достаточно полным лицом. Последнему гостю явно не исполнилось и тридцати. Он был одет в чёрный шёлковый пиджак, его шею украшал пышный бант. Длинные светлые волосы доходили до воротника.

— Джентльмены, — торжественно промолвил Хокшоу, — позвольте вам представить мистера Себастьяна Мельмота.

По бледному лицу молодого человека скользнула лёгкая вежливая улыбка. Кое-что мне доводилось слышать и о Мельмоте. Он имел репутацию развратника, баловня и франта и являлся почитателем Оскара Уайльда. О его распущенности ходили самые разные слухи. Поговаривали даже, что он занимается чёрной магией. Подобные сплетни я слышал в своём клубе — их черёд наступает в поздний час, когда все партии сыграны, кии расставлены по местам, а джентльмены наслаждаются сигарами и бренди. Глядя на мягкие черты бледного, словно отлитого из гипса лица, которые в неверном сиянии свечей казались почти прекрасными, вы могли вообразить, будто оно воплощает собой всю невинность юности, однако большие полные губы, кривящиеся в заносчивой усмешке, выдавали жестокость и надменность.

Мы коротко поздоровались и представились, обменявшись рукопожатиями. Ладонь Мельмота была вялой и холодной. В отличие от Холмса, я сужу о людях не по внешнему облику. Я опираюсь на чутьё, инстинкты. Возможно, вы сочтёте подобный подход иррациональным для врача, человека науки, однако мне не только сразу стало ясно, что мистер Себастьян Мельмот — человек неприятный и не заслуживающий доверия, но я также сразу почувствовал исходящую от него злобу.

Миссис Хокшоу, каковой оказалась женщина в бордовом платье, включила граммофон, и полилась тихая лёгкая музыка неизвестного мне композитора. После этого хозяева задули все свечи, кроме одной, и попросили нас занять места у стола. Сам медиум устроился во главе его в величественного вида резном кресле, напоминавшем средневековый трон. Жена присела подле него, я — рядом с ней, далее расположились сэр Роберт, Холмс, а за ним — Мельмот.

С минуту царило молчание, которое никто не смел прервать. Преисполненные ожидания, мы сидели в этой мрачной комнате, будто бы онемев. Несмотря на то что одна свеча всё-таки горела, я мог разглядеть лишь бледные напряжённые лица гостей. Наконец хриплый голос граммофона умолк, и к нам обратилась миссис Хокшоу:

— Джентльмены, сегодняшним вечером мой муж попытается преодолеть ту невидимую сферу, что окружает наш физический мир, и установить связь с теми из ваших близких, чьи души уже навеки оставили тела. — Она говорила невыразительным, монотонным голосом, словно служила панихиду.

Вздор, который она несла, привёл меня в такое возмущение, что я едва сумел себя сдержать.

— Мне бы хотелось ещё раз подчеркнуть, сколь важно в точности выполнять всё, что я скажу, — продолжила она. — В противном случае попытка установить связь с потусторонним миром закончится неудачей. Более того, вы подвергнете опасности жизнь моего супруга.

Я кинул взгляд на Хокшоу. Казалось, он спал: глаза закрыты, голова поникла.

— Итак, приступим. Я прошу вас взять за руки соседей. После этого положите руки на стол. — Она замолчала в ожидании.

Мы выполнили требуемое.

— Благодарю вас. А теперь мы должны подождать, пока к нам не пробьётся дух-проводник.

Я сидел в тёмной комнате, чувствуя себя донельзя глупо. Меня переполняло безумное сочувствие к несчастным, которым не хватило воли и мужества смириться с утратой родных. Сколь презренны и жалки негодяи, вроде Хокшоу, обращающие горе людей в звонкую монету!

Мы просидели в молчании около десяти минут, вслушиваясь в тяжёлое дыхание Хокшоу. Постепенно я начал чувствовать, что веки мои тяжелеют и я проваливаюсь в сон, как вдруг в темноте раздался птичий щебет. Он был столь ясным и чётким, что, казалось, птичка летает кругами над столом, едва не касаясь крыльями наших лиц.

Вместе с птичьим пением в комнату ворвался холодный ветер. Пламя свечи заметалось из стороны в сторону, отбрасывая причудливые тени на бледные лица гостей, отчего создавалось жутковатое впечатление, будто лица плавятся, как воск, меняя черты.

Тьма и напряжённая атмосфера будоражили моё воображение. Не сомневаюсь, так всё и было задумано. Я глубоко вздохнул и помотал головой, чтобы избавиться от малоприятных и невероятных видений.

Наконец птичье щебетание стихло. И тут же снова захрипел граммофон, наполняя комнату странной мелодией. Поскольку мы держали друг друга за руки, оставалось предположить, что его запустила какая-то невидимая сила.

— Это работа духов, — нараспев произнесла миссис Хокшоу, будто бы отвечая на вопрос, который ещё не успел сорваться с моих губ.

В неверном свете свечи я мог разглядеть напряжённые лица гостей. Холмс выделялся на общем фоне. Мой друг пристально всматривался в темноту, куда не проникали янтарные отблески пляшущего огонька. Мне показалось, что он пытается разглядеть во мраке нечто материальное. И ему это удалось. Как и всем нам.

Раздался странный шуршащий звук, и в свете свечи блеснул металл. Миг спустя он снова сверкнул. Над головой Хокшоу, переливаясь в огне свечи, словно видение, мираж, висел латунный рожок.

Я кинул взгляд на Холмса. Поначалу его губы морщила циничная улыбка, но теперь, казалось, увиденное обеспокоило его. Удивление, угаданное мной на лице друга, заставило ёкнуть и моё сердце. Неужели я заблуждался, насмехаясь над теми, кто верит в спиритические сеансы? Может, мёртвые и в самом деле способны общаться с живыми? От одной этой мысли мои руки покрылись липкой и холодной испариной.

Рожок некоторое время поплавал в воздухе над головой Хокшоу, после чего медленно скрылся из виду во тьме.

— Духи готовы к беседе, — тихим монотонным голосом объявила миссис Хокшоу.

От этих простых слов меня охватил страх. Уверенность, которой я был преисполнен, когда вошёл в комнату, медленно улетучилась. Я своими глазами видел невероятные вещи, которые не мог объяснить, я чувствовал близкое присутствие потустороннего мира. Что же будет дальше?

Хокшоу, который всё это время сохранял неподвижность и будто бы спал, неожиданно резко вскинулся. Глаза его широко распахнулись, а ноздри раздувались. Из глотки донёсся булькающий звук, после чего медиум прорычал низким, глухим, совершенно чужим голосом:

— Что вам от меня надо?

— Это Чёрная Туча? — произнёс опять-таки Хокшоу, но на этот раз своим собственным, нормальным голосом.

Повисла пауза. Наконец потусторонний голос ответил:

— Я — Чёрная Туча, вождь племени санти, воин великого народа сиу.

— Будешь ли ты сегодня нашим духом-проводником?

В жутком диалоге вновь образовалась пауза. Потом глухой голос, исходивший из уст Хокшоу, провозгласил:

— Многие духи, обретающиеся здесь, пребывают в мире и покое. Они довольны своим уделом, и у них нет посланий для мира смертных. — Губы медиума едва шевелились.

— Чёрная Туча, прошу, окажи нам услугу. Протяни нам руку помощи, как ты уже делал в прошлом. Наши дорогие друзья, присутствующие здесь, потеряли тех, кто был им дорог. Они нуждаются в утешении и поддержке.

— Кого вы ищете?

Мистер Хокшоу повернулся к сэру Роберту и кивнул в знак того, что гостю следует вступить в диалог с духом.

Сэр Роберт подался вперёд к Хокшоу и с жаром произнёс:

— Найджел. Я хочу поговорить с моим сыном Найджелом.

Вновь повисла долгая пауза. Я чувствовал, что мои нервы натянуты как струна. Вдруг я услышал тихий звук, напоминавший шелест шёлковой ткани. Казалось, кто-то шепчет во тьме.

— Найджел? — хрипло выдохнул Роберт. В этом единственном слове слышалось безмерное отчаяние.

— Отец. — Голос был приглушённый, высокий и, вне всякого сомнения, принадлежал молодому человеку.

На лице Шерлока Холмса мелькнула тень удивления. Чуть подавшись вперёд, он начал пристально вглядываться во мрак.

— Найджел, сынок, это правда ты?

— Да, отец.

Сэр Роберт, не в силах совладать со своими чувствами, закрыл глаза. Его грудь тяжело вздымалась.

— Не надо скорбеть по мне, отец, — изрёк голос, который мог принадлежать как мужчине, так и женщине, — мне здесь хорошо. Спокойно.

Как ни силился сэр Роберт сдержать себя, по его лицу градом покатились слёзы.

— Мне пора, отец. Приходи, и мы снова поговорим. До свиданья. — Голос стих, упав до шёпота, а потом умолк и он.

— Найджел, прошу тебя, не уходи! Задержись хотя бы ненадолго. У меня к тебе столько вопросов. Умоляю, останься!

— Духи не подчиняются смертным. Будьте благодарны за то, что они вообще согласились с вами общаться. Приходите в другой раз, — снова вступил в диалог Чёрная Туча.

— Чёрная Туча, ты позволишь задать вам вопрос? — обратился Шерлок Холмс к медиуму, не дав сэру Роберту произнести и слова.

Прежде чем глухой голос ответил, снова воцарилась тишина.

— Спрашивай.

— Чёрная Туча, ты ведь вождь племени санти? Я правильно понял?

— Да.

И тут Холмс заговорил на неизвестном, гортанном и раскатистом наречии, которое мне ни разу прежде не доводилось слышать. Мой друг произносил незнакомые слова медленно, тщательно артикулируя каждое. Настолько я понял, это был язык санти.

Когда Холмс закончил, повисло неловкое молчание. Мой друг повторил несколько слов на том же странном языке, после чего снова перешёл на английский.

— Да будет тебе! Не пытайся убедить меня, что не понимаешь родной язык, — холодно заявил он.

Чёрная Туча молчал.

— Пожалуй, мне стоит перевести всё только что мною произнесённое. Между прочим, я сказал, что вы, Хокшоу, бессовестный мошенник. После чего объяснил, каким образом вы провернули все эти трюки…

— Мистер Трелони, прошу вас, — перебил Холмса сэр Роберт.

— Будьте благоразумны, сэр. Разве вам не кажется подозрительным, что индеец не понимает родного наречия, на котором я к нему обратился?

Не успел Холмс закончить фразу, как Хокшоу повалился лицом на стол, будто бы в глубоком обмороке.

— Поглядите, что вы наделали! — воскликнула миссис Хокшоу, склоняясь над супругом.

— Нисколько не сомневаюсь, что даже сейчас нас продолжают водить за нос, — воскликнул, вскакивая, Холмс. — Что ж, давайте прольём свет на череду загадочных явлений. свидетелями которых мы стали. Где-то я видел выключатель.

Одно ловкое движение моего друга — и комнату залил электрический свет. Все присутствующие были столь ошеломлены, что сидели неподвижно, будто бы остолбенев, не в силах сдвинуться с места.

Холмс молнией пронёсся по комнате и резко отдёрнул портьеру. Перед нашими изумлёнными взорами предстал негр, сжимавший в руках латунный рожок — тот самый, что мы видели парящим в воздухе. Негр стоял возле распахнутого двухстворчатого окна. Холмс быстро захлопнул его, чтобы слуга не сбежал.

Мой друг повернулся к нам, на его губах играла торжествующая улыбка:

— Нисколько не сомневаюсь, что все присутствующие здесь в самом начале сеанса почувствовали дуновение холодного воздуха. Разгадка проста: мошенники оставили окно открытым — только и всего. Что же касается загадочного шёпота, граммофона, который включился сам собой, и плавающего в воздухе рожка, то за все эти фокусы нам надо поблагодарить нашего приятеля. — Холмс кивнул на негра. — В нужный момент он появлялся из-за портьеры, шумел, шептал, запускал граммофон… Полюбуйтесь, он даже надел чёрные перчатки, чтобы его не выдали светлые ладони, когда он держал рожок. Вполне естественно, что во мраке нам казалось, будто рожок висит в воздухе. Я ничего не перепутал?

Негр, поникнув головой, что-то буркнул. Судя по тону, он со всём соглашался.

— Что же касается всего остального… Не буду отрицать, у мистера Хокшоу действительно есть дар имитатора и чревовещателя. Но не более того. Никаких других талантов у него нет. Сэр Роберт, положа руку на сердце признайтесь, голос, что вы услышали, не очень-то был похож на голос вашего сына.

Несчастный отец выглядел одновременно измученным и потрясённым:

— Да… я полагаю… полагаю, мне лишь хотелось, чтобы это был голос Найджела…

— То-то и оно. Именно подобное желание является величайшим подспорьем для шарлатанов вроде Хокшоу.

— Да как вы смеете! — воскликнула миссис Хокшоу, поглаживая голову мужа. — Посмотрите, что вы наделали своей клеветой!

— Нисколько не сомневаюсь, что он быстро оправится, — оборвал её Холмс и, схватив медиума за воротник пиджака, резко рванул его со стола, откинув на спинку кресла.

Изо рта мошенника выскользнул маленький металлический предмет.

— А пока ловля доверчивых пташек закончена.

Я подобрал странный предмет и принялся его рассматривать.

— Занятная штуковина. Птичий манок. Помните щебетание во время сеанса?

— А вы чертовски умны, сэр, — протянул Себастьян Мельмот, раскуривая маленькую чёрную сигару. — Вы оказали нам всем неоценимую услугу.

Отвесив молодому человеку лёгкий поклон, Холмс повернулся к медиуму и его жене, которые, не зная, как себя вести после разоблачения, в отчаянии цеплялись друг за друга.

— Вам я настоятельно рекомендую вернуть все деньги, что вы получили от этих джентльменов, и навсегда покончить с этими спектаклями. Если я хоть раз краем уха услышу, что вы снова взялись за старое и водите людей за нос, я на вас заявлю в полицию. Вы меня поняли?

Супруги, не говоря ни слова, почти одновременно кивнули.

— Да вы, мистер Трелони, и сами устроили здесь отменный спектакль, — весело усмехнулся Мельмот. — Браво!

— На этот раз самих обманщиков обвели вокруг пальца. — холодно улыбнулся мой друг. — Кстати, меня зовут не Амброз Трелони. Я — Шерлок Холмс.

История со спиритическим сеансом имела продолжение. Последний акт этой драмы разыгрался примерно неделю спустя у нас на Бейкер-стрит. Был поздний вечер — тот самый час, когда собираешься уже улечься в постель с хорошей книжкой. Всю вторую половину дня Холмс трудился над книгой об использовании фотографии при расследовании преступлений и пребывал в приятном, расслабленном настроении. Когда он работал, с губ его не сходила лёгкая улыбка, смягчавшая худощавое лицо. Я уже собирался пожелать ему спокойной ночи, как вдруг внизу кто-то позвонил в дверь.

— Для гостей слишком поздно. Значит, клиент, — озвучил Холмс мою мысль.

Несколько мгновений спустя к нам тихо постучали. На пороге стоял Себастьян Мельмот. Он был одет примерно так же, как и во время спиритического сеанса. В руке он сжимал бутылку шампанского. Холмс предложил ему сесть.

— Прошу прощения за столь поздний визит… Дело в том, мистер Холмс, что я уже давно собираюсь к вам заглянуть, но случай представился только сейчас.

Мой друг опустился в кресло и, сложив ладони, прижал их к губам.

— Вы меня заинтриговали, — с ленцой промолвил он.

Мельмот, практически не обращая на меня внимания, воздел бутылку шампанского в воздух так, словно это был его трофей:

— Это вам, мистер Холмс. Маленький подарок. В знак моей признательности. — Он поставил бутылку на пол у ног Холмса.

Мой друг изогнул бровь в немом вопросе.

— За то, что разоблачили этого негодяя, Хокшоу. Я слышал о нём массу лестных отзывов и потому искренне полагал, что наконец мне удалось отыскать настоящего медиума.

— Осмелюсь заметить, господин Мельмот, что ваша признательность излишня. Вы не бедствуете, родных и близких не теряли и вряд ли извлекли особую пользу из того небольшого спектакля, что я устроил в «Порубежном доме».

Ледяные глаза Мельмота загадочно сверкнули. Он подался вперёд. Игра теней придавала его юному лицу что-то демоническое.

— Вы совершенно правы, мистер Холмс, я не бедствую, и деньги для меня значат мало. Вы не ошиблись и в другом: в последнее время мне не доводилось терять родных. И всё же я более чем серьёзно отношусь к своим изысканиям, а вы весьма успешно продемонстрировали мне, что одно из направлений, которое я рассматривал как весьма перспективное, на самом деле не заслуживает моего внимания.

— Позвольте спросить, а что именно вы изучаете? — промолвил я, более не в силах сдерживать своё любопытство.

Мельмот посмотрел на меня так, будто только что заметил моё присутствие.

— Я изучаю смерть, — тихо ответил он. — Жизнь после жизни.

Недоумение, проступившее на моём лице, вынудило его пояснить:

— Видите ли, доктор Уотсон, я учёный нового времени. Смерть — средневековая загадка, которую можно и должно разгадать. Я не верю, что мы всю жизнь рвём жилы только для того, чтобы после смерти сгинуть, уйдя в небытие. Там, за порогом, что-то есть. Должно быть. Точно так же, как Оливер Лодж[1] и ему подобные я считаю, что жизнь — это только начало, отправная точка. Я говорю не о рае Священного Писания, не о сказочных краях где-то там, на небесах, но о двери, миновав которую мы становимся бессмертными.

Мельмот распалил сам себя. Щёки его полыхали, на скулах играли желваки. Вскочив, он раскинул руки в стороны:

— Прогуляйтесь по Ист-Энду, джентльмены. Что вы увидите? Нищету, страдания, вырождение. Люди, обитающие там, живут в грязи и мерзости, ведут себя как животные. Это что, и есть жизнь? Да будет вам, джентльмены, там за порогом смерти наверняка что-то есть. И есть ключ. Ключ, который откроет главный секрет. Вы, Холмс, боретесь с болезнями общества, вы, доктор, врачуете телесные недуги. Пусть так, но меня интересует нечто иное, куда более важное.

— И вы полагаете, что вам под силу изменить естественное положение вещей, предопределённое самой природой? — спросил Холмс.

— То, что вы называете естественным, считают таковым исключительно в силу неведения, — покачал головой Мельмот. — Смерть естественна, окончание нашего существования — нет. Да, люди наивные искренне полагают, что похороны — конец всему. Почему они так считают? Да потому, что никто никогда не ставил это под сомнение! Человечество до сих пор сидело бы в пещерах, если бы не они — сомневающиеся, те, кто не желает принимать существующее положение вещей как данность и постоянно раздвигает горизонты познания. Я не верю, что смерть — это конец. Её тайной можно овладеть, и это непременно случится. — Неожиданно молодой человек оборвал себя, будто бы испугавшись, что сболтнул нам лишнее. Его лицо расплылось в широкой неприятной улыбке. Тихим, свистящим шёпотом он прошипел, словно змея: — И уж поверьте мне, джентльмены, я прав. На этой фразе он низко, по-театральному поклонился и выскользнул из комнаты.

— Он безумен, — промолвил я, вслушиваясь в звуки шагов, доносившиеся до нас с лестницы.

— Боюсь, всё далеко не так просто, Уотсон, — отозвался Холмс и задумчиво воззрился на каминную решётку, за которой алели угли.

Глава первая

ВИЗИТ ИНСПЕКТОРА

Как вы помните, многие — я в том числе — нередко утверждали, что гений частного сыска Шерлок Холмс выступал неизменным защитником закона и порядка. Однако, оглядываясь назад, я вынужден признать, что подобное утверждение справедливо лишь отчасти. Преступление как таковое действительно завораживало Холмса, но, когда дело доходило до расследования, мой друг проявлял крайнюю избирательность. Не раз и не два я был свидетелем того, как Холмс, невзирая на все уговоры и мольбы, отказывался взяться за то или иное дело исключительно потому, что ему оно представлялось слишком простым, а значит, скучным. Моего друга занимали только головоломные преступления. Как бы ни нравилась Холмсу работа детектива сама по себе, она непременно должна была обещать что-то необычное. В противном случае расследование не представляло для Холмса никакого интереса.

Весной 1896 года Холмс достаточно долго сидел без дела и потому ежедневно внимательно изучал газеты, надеясь, что ему подвернётся какая-нибудь увлекательная шарада в его вкусе. Каждое утро, надеясь чем-нибудь занять его деятельный ум, я пытался привлечь его внимание то к одному, то к другому преступлению, способному, с моей точки зрения, увлечь моего друга.

— Уотсон, — всякий раз пренебрежительно морщился Холмс, — те дела, которые представляются вам загадочными и, по вашему мнению, могут оказаться для меня крепкими орешками, на самом деле таковыми не являются. «Музыкант театра-варьете найден задушенным в гримёрной». Ну что тут интересного? Обычная зависть. Не сомневаюсь, это дело расщёлкает за день даже Скотленд-Ярд.

— А вот эту статью вы видели? Об убийстве знаменитого археолога, сэра Джорджа Фавершема?

Холмс извлёк изо рта трубку.

— Что-нибудь украли из его фамильного особняка? — поинтересовался он, немного помолчав.

— Ничего особо ценного.

— Тогда это ерунда, — фыркнул он, — обычная попытка кражи, закончившаяся убийством.

— Сдаюсь! — воскликнул я, отшвырнув газету. — Ничем вам не угодишь!

— Хоть в этом мы с вами сходимся, — вяло улыбнулся Холмс.

Взгляд моего друга скользнул к ящику комода, в котором, как я знал, он хранил сафьяновый футляр со шприцом.

— И это тоже не выход, — резко произнёс я.

На мгновение Холмс показался мне удивлённым, а потом его лицо расплылось в мечтательной улыбке. Он понял, что я решил сыграть в его игру и читаю его мысли. Осознание этого так развеселило моего друга, что он расхохотался. Я засмеялся вместе с ним. Мы были столь поглощены весельем, что не сразу услышали стук в дверь нашей гостиной.

Мгновение спустя гость неуверенно открыл её, и мы увидели, что на пороге стоит инспектор Хардкасл из Скотленд-Ярда. Холмсу уже доводилось сотрудничать с ним в расследовании нескольких дел.

Хардкасл, угрюмый малый родом из Йоркшира, в полицейской работе главный упор делал на систематический подход и тщательность в расследовании. Наш смех привёл его в полнейшее замешательство.

— Если, джентльмены, я побеспокоил вас в неподходящий момент… — неуверенно начал он, подозревая, что, быть может, является причиной нашего веселья.

— Отнюдь, Хардкасл, отнюдь, — воскликнул мой друг, всё ещё фыркая от смеха, — я всегда рад, когда меня навещают коллеги, стоящие на страже закона. — Он показал инспектору на стул. — Присаживайтесь, друг мой, и пусть наше поведение вас не обескураживает. Уже много недель я бездельничаю, лишая ум столь необходимой ему гимнастики. Я, право, рад вас видеть — и буду рад вдвойне, если у вас есть для меня дело.

Инспектор, неуверенно взглянув на нас, опустился на стул. Хардкасл был высоким плотным мужчиной с вытянутым лицом, сломанным носом и большими серыми печальными глазами. Он помадил свои чёрные волосы, отчего казалось, будто их приклеили к черепу. Крепко вцепившись огромными лапищами в котелок, инспектор неуклюже устроился на крае стула напротив нас и замер.

— Так у вас есть для нас дело? — с апатией в голосе произнёс Холмс. Настроение моего друга менялось быстро.

— Думаю, кое-что может вас заинтересовать, — ответил Хардкасл, всё ещё пытавшийся восстановить душевное равновесие.

— Надеюсь, об этом пока не успели написать в газетах, — заметил Холмс, раскуривая трубку от уголька, который он взял в камине. — Вы ведь не о деле музыканта, удавленного в театре-варьете?

— Разумеется, нет, — с возмущением перебил инспектор. — Этим делом занимается Кингсли. Я бы поставил на то, что убийца — Роланд Райли. Его называют «ирландским мерзавцем с золотым голосом».

— Уверен, что вы правы. Я слышал, с ним в подпитии случаются приступы ярости. Музыканты, богема… Там даже мелкие обиды и зависть могут толкнуть на чудовищное злодеяние. Удивляюсь, как только варьете не превращаются каждый вечер в бойню?

Хардкасл озадаченно посмотрел на моего друга, пытаясь понять, говорит ли тот серьёзно или шутит.

— Впрочем, довольно об этом, — промолвил Холмс, несколько раз взмахнув ладонью на манер дирижёра, желающего, чтобы оркестр ускорил темп. — С чем же вы пожаловали к нам?

— С ограблением. Британского музея.

— И это всё? — разочарованно простонал Холмс, откидываясь на спинку кресла.

— Нет, не всё.

— Очень на это надеюсь. И что же похитили злоумышленники? Средневековые горшки? А может, какую-нибудь дребедень, принадлежавшую Генриху Восьмому?

— Минуту терпения, до этого я ещё доберусь. Работали профессионалы. Их было двое.

— Откуда вы знаете?

— Всё очень просто, мистер Холмс, — просиял инспектор, — злоумышленники имели неосторожность оставить после себя улики. Неподалёку от места преступления мы обнаружили две пары отпечатков ботинок. Спешу сообщить, предупреждая ваш вопрос, что никому другому, кроме как преступникам, эти отпечатки принадлежать не могут: после закрытия музея полы моют.

— Ладно, Хардкасл, сдаюсь, пусть будет по-вашему: двое злоумышленников так двое. — Холмс поднял руки.

— Насколько я понимаю, один из этих двоих был взломщиком, а второй — экспертом.

— Экспертом? — переспросил я.

— Да, доктор Уотсон. Кто бы то ни был, он знал, за чем шёл. В распоряжении преступников оказался целый музей с богатейшими коллекциями, однако украли они одну-единственную вещь.