Шерлок Холмс и дело о шахматной доске (сборник) Уилсон Дэвид

Глава 26

С улицы было видно, что в одном из окон фирмы «Мортхаус и Мортхаус» мерцает тусклый огонек. Это подтверждало догадку Холмса: Мортхаус с Фаулером действительно направились сюда. Может статься, предположил я, что там находится кто-то другой. Холмс был бы счастлив, если бы это оказалось правдой, но слишком уж подозрительным было совпадение.

– Будем надеяться, Уотсон, что брата Мортхауса нет в конторе. Не надо бы лишним свидетелям соваться в это грязное дело.

– Совершенно верно, – согласился я.

Входная дверь была не заперта. Холмс осторожно повернул рчку и приоткрыл ее ровно настолько, чтобы мы с ним могли бочком протиснуться внутрь.

– Старайтесь не шуметь, – прошептал он. – Надо подняться по лестнице, а там дождаться благоприятного момента и посмотреть, что происходит в кабинете.

Мне не терпелось ворваться в комнату с револьвером в руках и вступить в открытое противоборство с негодяем, но разумом я понимал, что мое безрассудство может иметь катастрофические последствия. Когда мы поднимались по лестнице, сверху донеслась какая-то возня. Добравшись до второго этажа, мы затаились, устроившись так, чтобы нас было не видно из главного кабинета, находившегося по левую руку и отделенного от нас небольшой приемной. Мы оба затаили дыхание, чтобы лучше слышать, что говорится в кабинете. Я постараюсь передать этот разговор настолько подробно, насколько позволит мне память…

– Да, сэр, папки хранились вот в этом шкафу, – промолвил Мортхаус.

Я услышал, как Фаулер, выдвигая ящики и роясь в документах, злобно бормочет что-то про себя.

– А где остальные? – прорычал он. – Вы сказали, их было больше.

– Я в этом не уверен, но если мы посмотрим во всех шкафах, то, может быть, найдем что-нибудь еще. Судя по всему, бумаги рассованы по ящикам бессистемно.

Фаулер выругался, а потом проговорил:

– Это я виноват.

– О чем вы, сэр? – удивился Мортхаус.

Я слышал, как из ящиков вытаскивают новые папки, перелистывают бумаги, а затем сваливают ненужные документы на пол.

– Я предполагаю, что эти бумаги были подделаны, возможно, вашим братом, – объявил Фаулер.

– Я сомневаюсь, что мой брат вообще их изучал, – возразил констебль. – У Эндрю достаточно своей работы, чтобы заниматься делами отца.

Поиски в кабинете продолжались: открывались и закрывались ящики, хлопали дверцы, шелестела бумага.

– Ваш отец явно не отличался аккуратностью, Мортхаус. Оставить дела в таком беспорядке! Если бы я знал, что бумаги до сих пор существуют, я бы… – Он умолк.

Шум в кабинете прекратился.

– Вы бы – что, сэр? – спросил Мортхаус с сомнением в голосе.

– Ничего. Ищите дальше! – рявкнул инспектор в ответ.

Я бросил взгляд на Холмса. Он знаком велел мне вытащить револьвер, чему я охотно подчинился. Мой друг, казалось, был готов в любой момент броситься навстречу опасности. Но прежде чем мы успели это сделать, послышался голос Мортхауса:

– Может, посмотреть в сейфе, инспектор?

– У вас есть ключ? – ответил тот вопросом на вопрос.

– А как же…

До меня донеслись звук торопливых шагов. Потом открылась тяжелая дверь, очевидно ведущая в соседнюю комнату или подсобное помещение.

– Ну так пошевеливайтесь, – заорал Фаулер, – открывайте живее!

Последовала короткая пауза, а затем я вновь услышал голос Мортхауса:

– Можно спросить, как вы узнали, где надо смотреть, сэр?

В этот миг Холмс, а за ним и я сорвались с места и вломились в кабинет. Дверь распахнулась до упора, затрещав на петлях. Очутившись в комнате, я увидел, что весь пол устлан бумагами, будто по комнате промчался смерч. Справа от меня застыл Мортхаус, потрясенный нежданным вторжением. Прямо перед нами в небольшом служебном помещении, где, очевидно, находился сейф, о котором они только что толковали, стоял Фаулер. Лишь на секунду на его лице отразилась растерянность, но выучка и опыт тут же заставили его кинуться к большому столу, стоявшему в центре кабинета. Я обернулся на Холмса и увидел, что он тоже бросился туда. Мне сразу стало ясно, к чему они оба стремятся: на столе стоял завернутый в коричневую бумагу ящик с выступом на передней стенке, в точности повторяющий размеры ларчика работы мистера Джойса, который мы видели недавно в его жилище. Мне казалось, что Холмс опередит противника: его боксерская подготовка и худощавое телосложение в подобных обстоятельствах сообщали ему необычайную прыткость. Но, к сожалению, Фаулер был ближе и успел выхватить ларчик прямо из-под носа у моего друга.

– Назад! – заорал инспектор; ноздри его раздувались, глаза налились кровью. – Назад, или я отправлю всех нас в преисподнюю. Будьте уверены, я это сделаю! – Он проделал в бумажной обертке дыру, высвободив ручки выдвижных ящичков, и крепко ухватился за них.

Холмс восстановил равновесие и сделал шаг назад.

– Вы, – крикнул Фаулер в мою сторону, – подойдите и бросьте ваш револьвер вон туда.

Я сделал, как он велел, приблизился к столу и положил на него оружие.

– Добрый вечер, инспектор Фаулер, – невозмутимо произнес Холмс, призвав на выручку свои стальные нервы. – Я вижу, вы снова нас переиграли. Мортхаус, надеюсь, вы поняли, что это и есть наш главный подозреваемый в убийстве мистера Артура Тернера, не говоря уж о шантаже и вымогательстве?

Мортхаус беззвучно раскрыл рот, переваривая эти сведения.

– Но это невозможно, мистер Холмс! – наконец вымолвил он. – Инспектор Фаулер?

Вопрос повис в воздухе, так как Фаулер пристально разглядывал прославленного сыщика.

– Боюсь, что да, – продолжал Холмс. – Мы только что провели прелюбопытнейшую беседу с его братом.

– Откуда вам известно о моем брате? Вы ничего не знаете.

Детектив рассмеялся:

– Забавно: он говорил то же самое. Однако мне известно, что вы вымогали деньги у здешних коммерсантов, пользуясь информацией, которую добывал через свой банк Тернер. Вы, должно быть, сколотили неплохой капиталец. Интересно, из-за чего все рухнуло?

На губах Фаулера появилась презрительная ухмылка.

– Прекрасно, мистер Холмс. Вы, я вижу, отлично осведомлены, но это не принесет вам ничего хорошего. Если вы действительно так много знаете, как говорите, вам, должно быть, известно, что я держу сейчас в руках?

– Да, известно. Мы были свидетелями смертоносной силы этого устройства в доме мистера Тернера. Вы собираетесь устранить нас тем же способом?

– А вина за это будет возложена на нашего юного констебля Мортхауса. Я сам об этом позабочусь, можете не сомневаться. Вы втроем что-то замышляли, собравшись в этом кабинете. Тут явился я и попытался разоблачить ваши козни, но вы от неожиданности привели бомбу в действие и погибли по собственной неосторожности.

Мортхаус сделал шаг вперед, но Фаулер повернулся к нему:

– Стой, где стоял, сынок, а не то с тобой случится то же, что и с… – Он прикусил язык, но Холмс закончил фразу вместо него.

– …с твоим отцом? – сказал он, в упор посмотрев на Мортхауса.

– Что?! Ради бога, о чем вы толкуете? – взмолился тот.

– Я полагаю, детектив Фаулер пытается намекнуть вам, Джеймс, что ваш отец вовсе не скоропостижно скончался, а был убит. Я прав?

Мне показалось, что по лицу Фаулера пробежала тень раскаяния, – не то чтобы он вдруг пожалел свою жертву, скорее сообразил, что сделал неверный ход, а его соперник это заметил.

– Что ж, мистер Холмс, если хотите, то да, так оно и было.

Мортхаус побагровел, но, к счастью, остался стоять, где стоял, не пытаясь геройствовать.

– От своих людей я узнал, что некоторых из наших, так сказать, клиентов попросили явиться в эту контору, – равнодушно пояснил инспектор. – Ясное дело, я не мог этого допустить. Адвокатишка становился чересчур любопытен, на мой вкус. Избавиться от него не составило большого труда: он был стар, и оказалось достаточно затолкать побольше хлеба ему в глотку, чтобы он тут же задохнулся, якобы по трагической случайности. – Фаулер провел рукой по стоявшему перед ним столу: – Он прямо на моих глазах повалился вот сюда. А теперь, – повернулся он к моему другу, – расскажите-ка и вы мне кое-что, мистер Холмс. Как вы докопались, что я замешан в этом деле?

– К сожалению, о вашем участии я узнал совершенно случайно. Ваш брат выдал вас в бреду. Мне оставалось только сложить разрозненные детали воедино и сделать единственный возможный вывод. Сюда же нас привели папки с документами, так как я понял, что вы захотите уничтожить оставшиеся доказательства. Связь взрывов с этим делом тоже была вполне очевидна.

– То есть? – спросил Фаулер.

– По прибытии в Эдинбург я прочел в одной местной газете о взрыве, произошедшем, как полагали, из-за утечки газа. Его жертвой пал некий Чарльз Ламон. После того, что случилось с мистером Тернером, я припомнил имя Ламонта, встретившееся мне в папках Мортхауса, и понял, что эти два факта, несомненно, связаны между собой.

Фаулер вновь презрительно усмехнулся:

– Отличная работа, мистер Холмс! Из вас еще выйдет настоящий детектив!

– Могу ли я тоже спросить об одной вещи, которая ставит меня в тупик?

Фаулер жестом просил моего друга продолжать. Мерзавец явно наслаждался возможностью продемонстрировать свою ловкость.

– Зачем вы избавились от мистера Тернера? Ведь теперь вы больше не имеете доступа к нужным вам сведениям?

– Верно, – почти с досадой признал Фаулер. – Но после убийства Вулбриджа он сделался помехой. У него совсем сдали нервы.

– Ах да, бедный мистер Вулбридж. Мистер Тернер одурманил его опиумным зельем. Вероятно, он настоял на том, чтобы самому расправиться с Вулбриджем из-за своей к нему привязанности, но в итоге лишь испортил все дело?

Мне показалось, что будничный тон, которым Холмс говорил об убийстве Вулбриджа, отдает некоторым бездушием, но на его вопрос последовал точно такой же будничный ответ:

– Вы правы. Вулбридж, который был правой рукой Тернера в банке, подобрался к нам слишком близко. Я предупреждал Артура, чтобы он ни с кем не сближался, но он сам себе навредил. Думаю, его подвели отеческие чувства, которые он начал испытывать к парню. Вулбриджу сделали весьма заманчивое предложение, но он его отверг. Правда, надо отдать ему должное: он оказался достаточно великодушен и не пошел прямиком в полицию, а дал Тернеру время одуматься и выйти из нашего дела.

– Какая ирония: благодаря этому великодушию вы получили возможность его прикончить, – холодно заметил знаменитый сыщик.

– Да бросьте, мистер Холмс, в таких обстоятельствах надо быть реалистами. Лично я не стал бы тянуть кота за хвост и сразу убил бы его, но Тернер мне не дал. Он решил поступить по-джентльменски и отравить Вулбриджа в его постели. После этого мы собирались избавиться от тела, а я должен был позаботиться об остальном.

– Но, – перебил его Холмс, – Тернер не справился даже с этим, дав Вулбриджу слишком маленькую дозу? Очевидно, он имел о действии яда более чем дилетантские представления.

– К несчастью, да, но прежде чем мы успели это понять, Вулбридж выбрался из своей комнаты и свалился с лестницы. Он умер от удара головой, хотя, возможно, свою роль сыграло и наличие яда в организме.

– Но, к сожалению, это случилось на виду у всего дома?

– Вот именно. Таким образом, я уже не мог скрыть преступление. Пришлось свалить все на мнимого призрака…

– …Сделав служанку невольной соучастницей? – подхватил Холмс.

– Да. Однажды ночью Тернер подловил ее на шалостях, но велел продолжать, пока он не распорядится об обратном. Он думал, что это поможет ему устранить Вулбриджа, но тот как будто не боялся привидений. В любом случае, после убийства Тернер стал поговаривать, что хочет выйти из дела, – он поверил, что рано или поздно его поймают. Я думал, что контролирую его, пока не появились вы. Тогда он еще больше стал бояться разоблачения.

– То есть у вас не было выбора – чтобы замести следы, сначала пришлось избавиться от служанки, а затем и от Тернера?

Фаулер кивнул так равнодушно, что у меня мурашки по спине побежали.

– Я был вынужден это сделать, мистер Холмс. Вообще-то я думал отделаться от последних затруднений куда ловчее, чем представляется мне нынче.

Он улыбнулся, протянул к нам посылку и наклонил ее, чтобы мы увидели адрес, выведенный наверху четким почерком. Я онемел от изумления, увидев имя Холмса, а под ним – место жительства моего кузена.

– Но вы же могли уничтожить нас всех, включая моего кузена и даже его детей! – воскликнул я, переходя от испуга к возмущению.

– Доктор Уотсон, в подобных обстоятельствах всегда есть победители и проигравшие. Вы, наряду с мистером Холмсом и молодым Мортхаусом, – последнее звено цепочки, которая вела ко мне.

Пока Фаулер с наслаждением повествовал нам о своих преступлениях, Мортхаус, незаметно для инспектора, но не для меня, стал очень медленно и осторожно придвигаться к своему начальнику. Я умышленно не смотрел на констебля во время разговора, чтобы мой взгляд не привлек к нему внимания Фаулера. Наконец молодому человеку удалось подобраться к Фаулеру совсем близко.

Лицо Мортхауса застыло, словно каменное, но глаза его прожигали Фаулера насквозь: он ненавидел коварного злодея за убийство отца. Казалось, гнев сделал его вдвое старше. Тут Фаулер словно внезапно вспомнил о присутствии констебля и повернул голову в его сторону, все еще держа в руках посылку. Мортхаус издал душераздирающий вопль и кинулся на Фаулера, застав его врасплох. Констебль уцепился за ларчик и потянул его к себе, но Фаулер быстро пришел в себя, вырвал у Мортхауса посылку и отступил назад, оказавшись вне пределов досягаемости. Однако Джеймс не растерялся: он схватил со стола мой револьвер, навел его на Фаулера и один за другим три раза нажал на курок.

Когда пули пронзили тело Фаулера, он страшно содрогнулся, безотчетно разжал руки, в которых находился смертоносный сверток, и прижал их к груди. Ларчик упал на пол. Я замер на месте, приготовившись к взрыву, но его не последовало. Ларчик приземлился на переднюю стенку, не позволив выдвижным ящичкам открыться и запустить детонацию.

Мортхаус встал над Фаулером, целясь раненому инспектору прямо в голову.

– Вы убили моего отца, – проговорил он, обращаясь к злодею, – и сейчас поплатитесь за это жизнью.

– Мортхаус! – закричал Холмс, заставив молодого констебля вздрогнуть и отвести от Фаулера горящий взгляд. – Не вставайте на этот путь! Он будет полон опасностей и сожаления!

– Мистер Холмс, мне пришлось оплакивать отца, а теперь я узнаю, что его смерти можно было избежать, поскольку это был не несчастный случай, а деяние холодного, жестокого убийцы. Если я не отомщу ему теперь, какой же я после этого сын?

– А если отомстите – как быть со всем тем, за что стоял ваш отец?

– Вы о чем? – спросил Мортхаус.

– Я о том, что ваш отец выступал на стороне закона и всю свою профессиональную жизнь сражался за справедливость. Не думаю, чтобы человек, посвятивший правосудию столько лет своей жизни, смирился бы с тем, что вы вершите его самостоятельно, не так ли?

Мортхаус на мгновение застыл, затем опустил оружие и отошел назад:

– Вы правы. Это не выход. Пусть им займется закон – если мерзавец доживет до того момента, когда предстанет перед судом. Но я не опущусь до его уровня. – Плечи молодого человека поникли, руки безжизненно болтались по бокам; кисть, сжимавшая револьвер, ослабила хватку. – Не будете ли вы так добры, мистер Холмс, привести сюда моих коллег, которые возьмут нашего пленника под стражу? – тихо сказал констебль.

– Разумеется. Уотсон, вы мне поможете?

Я кивнул и покинул кабинет; Холмс последовал за мной. Я был рад возможности уйти оттуда и обсудить с другом все, что мы пережили. Но не успели мы сделать и двух шагов, как сзади, в кабинете, грянул револьверный выстрел. Мы инстинктивно обернулись и прижались к стене, ища защиты.

Войдя в кабинет, мы увидели Мортхауса, стоявшего над безжизненным телом детектива Фаулера. Из дула револьвера курился легкий дымок; лицо молодого констебля было совершенно безмятежно.

– Мортхаус, что вы наделали! – воскликнул я.

Тот выпустил оружие из руки и отошел от тела.

– У меня не было выбора, – спокойно объяснил он. – Когда я отвернулся, чтобы уйти, он протянул руку к бомбе, явно собираясь открыть ящик и произвести взрыв. Я должен был остановить его, прежде чем он нас убьет.

Я взглянул на Холмса, который, как обычно, остался невозмутим.

– Не сомневаюсь, что так оно и было, – заметил мой друг. – Примите нашу благодарность за своевременные действия, Джеймс.

– Но, Холмс?.. – начал я.

– Фаулер был хозяином своей судьбы, Уотсон, как и все мы. И так будет всегда.

Глава 27

Наш последний день в Эдинбурге, в сравнении с предыдущими событиями, на первый взгляд прошел довольно скучно. После бессланой гибели инспектора Фаулера нас долго допрашивали в полиции, пытаясь воссоздать общую картину преступления по сведениям, изложенным главным образом Холмсом и Мортхаусом. Поскольку моя роль в этом ужасном деле ограничилась последней стадией, я мало что мог добавить от себя, зато охотно подтвердил рассказ констебля о кровавой развязке этой истории.

Назавтра я проспал до полудня, а поднявшись, застал в столовой не только Холмса, но и своего кузена с женой. Несмотря на отсутствие аппетита, мне пришлось присоединиться к трапезе.

– Сдается мне, что, заканчивая свой отдых в Эдинбурге, вы чувствуете себя куда более измотанными, чем до приезда? – задумчиво проговорил Патрик.

– Может, и так, зато на скуку жаловаться нам не пришлось. Надеюсь, все улажено, Холмс?

Мой друг, как всегда, курил свою трубку, развалившись на другом конце стола.

– Думаю, да, старина. Мы при поддержке сержанта Макаллистера дали свидетельские показания и были полностью оправданы, так же как и наш юный товарищ Джеймс Мортхаус. Все это дело всколыхнуло не только банк, но и полицию, но тут уж пусть разбираются другие. – Он смолк и выпустил в воздух длинную струю дыма. – Я беспокоюсь за будущее Мортхауса. Кажется, он сильно потрясен тем, что узнал про отца…

– Но этого следовало ожидать, – заметил я, удивленный тем, что Холмс полагает иначе.

– Да, Уотсон, но, кроме того, я вижу, что он весь в сомнениях относительно своего будущего. Он хотел служить в полиции, но обнаружил, что даже здесь встречаются такие негодяи, как Фаулер.

Я был ошеломлен, ибо видел, что Мортхаус обещает стать отличным полицейским.

– Надеюсь, вы напомнили ему про паршивую овцу в стаде, дружище? Главное, вовремя от нее избавиться!

Холмс ответил не сразу, глубоко затянувшись трубкой.

– Я пытался, Уотсон, но, по моему опыту, всегда найдется новая паршивая овца, которая займет место прежней. Такова жизнь, мой друг.

– Возможно, но если бы мы все смотрели на человечество подобным образом, то картина получилась бы чересчур мрачная, вы не находите?

Холмс неожиданно вскочил с места.

– Уотсон, вы неподражаемы! – воскликнул он. – Вы видели худшие проявления человеческой натуры и тем не менее надеетесь на спасение!

– Буду считать это комплиментом, – ответил я, прекращая дискуссию. – А теперь, если позволите, я немного поем.

У каждого из нас остались теплые воспоминания о нашем пребывании в Эдинбурге. Я был рад возможности обсудить с Патриком кое-какие профессиональные вопросы, возникшие на этой неделе. Несмотря на решение вернуться в Лондон, я все же чувствовал, что какая-то крошечная часть меня хочет принять почетный пост лектора и вновь войти в мир медицины, забыв о преступниках и злодеях, с которыми мне, несомненно, еще не однажды придется столкнуться, если я останусь с Холмсом.

Перед тем как пуститься в обратный путь, мы хотели еще раз прогуляться по городу, но поздно встали и слишком засиделись, ведя застольные беседы: оказалось, что уже пора брать кэб и ехать на вокзал, к ночному лондонскому поезду. Наконец наш багаж был водружен на повозку, и мы вышли на улицу.

– Я провожу вас на вокзал, Джон, – предложил мне кузен.

– Ну что ты, Патрик, не стоит. Не хочу отрывать тебя от семьи. Мы уже хорошо знаем город и без труда доберемся сами. Но спасибо, что предложил, – быстро добавил я, не желая показаться невежливым.

– Помни, что здесь тебе неизменно рады, Джон. За нашим столом всегда найдется место для тебя, стоит тебе только пожелать. И для вас, мистер Холмс, разумеется, тоже.

Прославленный детектив кивнул и учтиво улыбнулся, и я тоже. Но в глубине души я понимал, что не вернусь в Эдинбург, во всяком случае надолго. Для меня было очень важно поближе узнать Патрика, но в то же время я утешался словами, сказанными Холмсом ранее: «Иногда родственная душа бывает благословением, но в некоторых случаях может стать проклятьем». Патрик был моей семьей, и я искренне радовался его обществу, но мне следовало взять свою судьбу в собственные руки и жить своим умом. Кажется, теперь я начал понимать стремление Джеймса Мортхауса освободиться из-под власти старшего брата и добиться успеха самостоятельно. Все мы должны быть признательны другим за поддержку, но ни в коем случае не перекладывать на них свои задачи.

По дороге на вокзал мы не проронили ни слова – должен признаться, на этот раз скорее из-за меня, чем из-за Холмса. Мимо нас в окне экипажа проплывали в окне красоты Эдинбурга, и я всю дорогу праздно глазел на них, но на вокзале Уэверли вдруг заметил знакомую фигуру. Человек приблизился, чтобы поприветствовать нас.

– Констебль Мортхаус! – воскликнул я. – Надеюсь, вы поджидаете нас не по официальному делу?

Он улыбнулся:

– Нет, доктор Уотсон, вовсе нет. Я хотел бы сказать спасибо вам обоим, а особенно мистеру Холмсу.

– Не стоит благодарности, мой мальчик, – сердечно ответил великий детектив. – Надеюсь, вы оправились от вчерашнего испытания?

Мортхаус нахмурился:

– От потрясения-то я оправился, мистер Холмс, но мне еще предстоит свыкнуться с тем, что я выяснил. Я должен многое обсудить с братом и матерью, поскольку они имеют право знать, что произошло.

– Об этом судить только вам, – сказал сыщик, – однако спросите себя: будет ли польза от того, что вы откроете им правду? Быть может, им лучше пребывать в благословенном неведении?

– Возможно, мистер Холмс, возможно. Как бы там ни было, я желаю вам приятного путешествия. Вам пора идти к поезду.

Констебль горячо пожал нам руки, а мне взгрустнулось при мысли о трудностях, которые ему предстоят. Однако, глядя на него, я видел перед собой уже не того зеленого юнца, с которым недавно познакомился в Эдинбурге. Перед нами стоял человек, который многое повидал и должен был нести это бремя на своих плечах.

Мы зашли в вагон, расположились в своем купе, ничем не отличавшемся от того, в котором прибыли в Эдинбург, и я порадовался знакомой обстановке. Всего через несколько минут поезд тронулся, и я увидел на перроне Мортхауса. Он помахал нам вслед, затем повернулся и направился к вокзальному выходу. Холмс прервал мои размышления вопросом:

– Вы уверены, что не жалеете о своем решении, Уотсон?

– Нет, – ответил я. – Эдинбург – чудесный город, но я тут не дома. Я уже с нетерпением предвкушаю, как вернусь к себе на Бейкер-стрит и устроюсь в любимом кресле. Надеюсь, вы нашли нашу поездку небесполезной?

Великий детектив посмотрел в окно.

– Это было весьма занятное путешествие, старина, – ответил он, испытующе взглянув на меня. – Главное, вам будет о чем написать, когда мы окажемся дома.

При этих словах мне оставалось лишь от души расхохотаться.