Брачный контракт с мадонной Степнова Ольга
— Что?!! — Девушка побледнела под своими веснушками.
— Это просто необходимо. — Гранкин побарабанил по столу пальцами, как это делал препод по хирургии в ветеринарном техникуме. — Иначе начнётся заражение крови и животное погибнет. У крыс это часто бывает с хвостами.
Девушка, вскрикнув нечто среднее между «ой» и «ах», стала медленно оседать на пол. Через секунду она лежала на том же месте, где недавно валялся Гранкин. Гранкин привстал из-за стола и с удивлением уставился на девицу. Такого в его частной ветеринарной практике ещё не было.
— Эй! — крикнул он. — Эй, очнитесь!
Девушка не шевелилась. У неё была пышная грудь, простоватое лицо и юбка в мелкий горошек, от которого рябило в глазах и слегка подташнивало. Он подошёл к ней и слегка похлопал по нежной веснушчатой щёчке.
— Эй, да это вы припадочная!
От девушки одуряюще пахло Галкиными булочками, и Гранкину опять вдруг на ум пришла страшная цифра — триста пятьдесят тысяч долларов.
Кому понадобилось это похищение?
Кого осенила бредовая мысль, что у Гранкина стабильный, процветающий бизнес?!
Он с тоской посмотрел на крысёнка, умывавшегося на столе, потом на рыжую девушку, без чувств лежащую на не слишком чистом полу.
Наверное, он чересчур сильно хлопнул её по щеке, потому что девушка испуганно открыла глаза.
— Слушайте, — возмутился Гранкин, — ну вот никогда в жизни у меня клиенты чувств не лишались! У меня тут для этого ничего не предусмотрено. Давайте, вставайте, — он подал девушке руку, помог подняться и усадил на стул. — И чего вы так разволновались? Говорю же, крысе хвост отрезать — плёвое дело, тем более самый кончик. Это же не лапа и не голова. Проживёт ваша крыса и без хвоста ещё дольше и лучше!
— Правда? — всхлипнула девушка.
— Точно вам говорю. Что я, первую крысу с гнилым хвостом вижу? Как зовут?
— Лиза.
— Да не вас, а крысу.
— Крысу и зовут Лиза. С чего вы взяли, что я тут знакомиться с вами стала! — К девушке вернулась её ершистость, и Гранкина вдруг осенило, что не надо было её так спешно реанимировать. Нужно было сначала отрезать крысе хвост, а уж потом приводить в чувство девушку.
Почему они ни слова не написали про ребёнка?
Хватит ли у Галки молока, чтобы прокормить младенца?
«Сырое подвальное помещение, скудная простая еда…»
Галка никогда не была привередой, она привычна к простому быту и трудной домашней работе, но сколько может выдержать кормящая женщина в заточении? А ребёнок?
Гранкин чуть не завыл.
«И не дай Вам бог обратиться в правоохранительные органы…»
— Ну что ж, начнём, — сдавленным голосом сказал Гранкин и встал. В конце концов, ему теперь любая копейка нужна.
Он попросил выйти девицу за дверь, чтобы она не надумала больше падать в обморок, и быстро прооперировал крысу. Он делал всё сам, так как недавно уволил помощницу, решив сократить расходы и побольше складывать денег себе в карман.
Говорила ему Галкина мать, когда он только задумал открыть свою клинику, (да какую клинику, кабинет!) — что «придут бандиты окаянные и начнут с тебя деньги требовать»! Гранкин посмеялся тогда, объяснил необразованной бабе, что «прошли те времена», а вот поди ж ты, вляпался!
А тогда он был полон радужных надежд и грандиозных планов. Наконец-то он сам себе хозяин, наконец-то у него своё любимое дело, наконец-то он перестанет сводить концы с концами, будучи наёмным работником в чужих частных клиниках.
Гранкин долго копил на это «своё дело», долго собирался с духом, и был очень горд, когда получил наконец лицензию, зарегистрировался в налоговой и получил в руки печать. Первый день он только и шлёпал на всём, что попадалось под руки: «Индивидуальный предприниматель Гранкин Виталий Сергеевич», «Индивидуальный предприниматель Гранкин Виталий Сергеевич»…
А потом он носился по городу, подыскивая помещение, которое можно арендовать. Везде было дорого, очень дорого, безумно дорого. Он уже отчаялся, понимая, что не сможет платить ни пятнадцать тысяч рублей в месяц, ни даже десять, как вдруг в последний момент забрёл почти на окраину города, где располагалась какая-то типография. Здание было старое, одноэтажное, оно странным иероглифом распласталось по земле, и Гранкин подумал, ну неужели здесь не найдётся хоть какой-нибудь комнатёнки тысяч за пять в месяц.
Директор типографии оказался душевным дядькой, он проникся проблемой и сказал, что у него самого три собаки и кошка, которой скоро рожать. Он нашёл-таки комнатёнку, маленькую, тесную, с облупленными стенами и не за пять тысяч в месяц, а за три.
— Вот, — сказал Олег Петрович Виталию, — располагайся, Айболит. Я её два года назад сдавал какому-то хмырю, тоже частному предпринимателю, но он оказался букой, ни с кем общался, непонятно чем занимался, в конце концов, задолжал за полгода и скрылся в неизвестном направлении. Так что наводи порядок и начинай работать.
Радости Гранкина не было предела. За три дня он покрасил в комнатке стены, отремонтировал свет, купил жалюзи, цветы в горшочках, завёз необходимую мебель и позвал Петровича на новоселье. Директор пришёл с беременной кошкой, которая, пока они распивали коньячок, благополучно разродилась шестью котятами «под наблюдением специалиста», как выразился Петрович.
Хорошие отношения с Петровичем постепенно переросли в дружбу, частенько подкрепляемую во внерабочее время бутылочкой конька или водки. Виталий часто не мог заплатить в срок арендную плату, но Петрович махал рукой, сопровождая жест всегда одной и той же фразой: «Будут деньги, отдашь».
Так Гранкин приобщился к многочисленной братии частных предпринимателей. Бизнес шёл так себе и особых денег не приносил. Желающих тащить своих домашних животных на окраину города было немного. И тогда Гранкин снизил цены на свои услуги в два раза, относительно средних по городу, о чём и сообщил в рекламных объявлениях, на которые бухнул все оставшиеся у него от ремонта комнатёнки деньги. Ручеёк клиентов потёк веселее, завелось немного деньжат, Гранкин смог расплатиться с долгами и даже нанял себе помощницу. Вечерние посиделки с Петровичем сократились, но не сошли на нет. Теперь обычно субботними вечерами, когда у Виталия клиентов уже не предвиделось, а типографский цех шумел, проделывая свою круглосуточную, монотонную работу, они с Петровичем распивали коньячок, сопровождая это действие уже ставшей любимой поговоркой: «Сначала фуфырик, потом сделка». Поговорка работала безотказно: наутро в понедельник к Гранкину приходила куча народа с больными котами и занемогшими собаками, а к Петровичу заявлялся заказчик, которому понадобился большой тираж этикеток.
Дела постепенно налаживались, но у них — этих дел, существовал ощутимый, ясно видимый «потолок», выше которого прыгнуть было никак нельзя. Цены на лекарства росли, налоги нужно было платить, помощница ежемесячно требовала зарплату, Галка вот-вот должна была родить…
Гранкин уволил помощницу и немного поднял цены на услуги. В конце концов, постоянными клиентами он уже обзавёлся и слава о нём, как о хорошем ветеринарном враче разнеслась по городу.
Крысёнок хорошо перенёс операцию, быстро очухался от наркоза, и первым делом решил снова хорошенько умыться.
— Заходите! — крикнул Гранкин девушке, и она зашла, снова наполнив каморку запахом свежих булочек.
— Ну, вот и всё, — сказал Гранкин. — Всего-то самый кончик отрезали! Будет у вас замечательно здоровый крыс! Кстати, вы ошиблись, это не девочка, а мальчик. Его нужно переименовать, не может пацан Лизой быть.
— Лиза! — проигнорировала девчонка его слова и щекой прижалась к крысёнку. — Ей не больно?
— Я не делаю больно животным, — отрезал Гранкин и поинтересовался:
— А что это у вас за духи такие?!
— Ванилин это, а не духи, — пояснила девушка. — Мы с бабулей сейчас на даче живём, так там мошкары тучи! Вот, ванилин водой разводим и мажемся. Ни одна мошка близко не подлетает.
— Да ну? — удивился Гранкин. — А я-то думаю, куда ванилин из магазинов подевался? Меня жена его часто просит купить, а нету.
— У вас, наверное, нет дачи, — даже это девица умудрилась сказать язвительно.
— Да. Дачи у меня нет, — согласился Гранкин.
— Сколько с меня? — спросила девица, открыв кошелёк.
За подобную операцию Гранкин брал четыреста рублей.
— Тысяча, — не моргнув, сообщил он. — Операция стоит тысячу рублей.
Девушка вылупила глаза, и Виталию показалось, что они у неё такие же рыжие как веснушки.
— Мне рекомендовали вас как хорошего недорогого врача, — растерянно сказала она.
— Я и есть хороший и недорогой врач, — пряча глаза, парировал Гранкин.
— От вас, наверное, ушла жена, — прошипела девица, и глаза её превратились в щелочки.
— С чего вы взяли? — ошарашено спросил Виталий.
— А у вас галстук незавязанный верёвкой висит! Вам алименты, наверное, платить надо, вот вы цены и задрали! Да?!
Всё-таки несносная это была девица. Абсолютно несносная. Достанется же кому-то такая в жёны! Гранкин решил проявить твёрдость и выбил на кассовом аппарате чек в тысячу рублей.
— Вот, — протянул он его девице. — И передайте тем, кто меня рекомендовал, что хорошие врачи дешёвыми не бывают. И ещё — галстуки сейчас именно так и носят, вы отстали от жизни на своей даче со своей бабушкой и мошкарой, а жена от меня никогда никуда не уйдёт! Здоровья вам и вашему крысу Лизе. Вот здесь я написал, как ухаживать за хвостом.
Из узких щелочек глаза девушки опять превратились в две большие веснушки, она покорно отдала тысячу рублей, поцеловала в нос свою крысу и ушла, с почтительной осторожностью прикрыв дверь.
— Вот так-то! — сказал Гранкин самому себе и ещё кому-то, кто, как ему казалось, за ним наблюдал. Он похлопал ладонью по тысяче с ощущением маленькой победы.
«Мы понимаем, что понадобится некоторое время, чтобы собрать такую сумму наличных денег, поэтому на решение этой проблемы даём Вам десять дней».
Десять дней!
Может, всё-таки обратиться в милицию?! Что в таких случаях нужно делать? Писать заявление? Звонить?
«Лю-ди! — провыл про себя отчаянно Гранкин. — Что делать? Что?!!»
Десять дней и сущая ерунда — триста пятьдесят тысяч долларов! Да он квартиру за это время не успеет продать!
Нет, конечно же, он не пойдёт ни в какую милицию.
Он добудет деньги, чего бы это ему ни стоило.
«У камелька»
За день он принял двенадцать клиентов. Провёл три операции, поставил шесть прививок и три капельницы. К концу рабочего дня пачка денег на столе заметно припухла. У клиентов сегодня округлялись глаза, когда он озвучивал свои новые цены, но Виталя уже освоился с имиджем дорогого врача и даже язвительно приговаривал: «Дёшево только людей в поликлиниках лечат!» Народ послушно раскошеливался и обещал обязательно появиться ещё раз для повторной консультации.
Гранкин пересчитал купюры — десять тысяч пятьсот восемьдесят рублей. В любой другой день он пришёл бы в восторг от такой выручки и даже устроил бы себе на следующий день выходной — сгонял на озеро на рыбалочку, — если бы не новые обстоятельства.
От этих «новых обстоятельств» хотелось соорудить из малинового галстука петлю, и повесится прямо здесь, на рабочем месте. Виталий попытался перевести заработанные рубли в баксы, но не смог — не знал точного курса.
Оставалось дождаться двенадцати часов ночи, написать записку, в которой упросить похитителей дать ему чуть больше времени на поиски денег, а также вымолить снисхождения к кормящей матери и получше её кормить. Потом предстояло добраться до старого парка, отыскать там заброшенную танцплощадку, два переплетённых между собою дерева и опустить в дупло записку.
Странный способ общения выбрали похитители. Насколько Виталя знал, те, кто промышлял этим гнусным делом, всегда звонили по телефону, а не посылали писульки, пусть и выведенные на принтере. Почему на вкус послание отдавало изысканными духами?! Почему это случилось именно с ним, бедным ветеринарным врачом, недельный доход которого не составлял и трёх тысяч рублей?! Они даже фамилию его переврали — Ганкин! Дилетанты! Глупые, напыщенные уроды!
«Многоуважаемый во всех отношениях В.С.!»
Он мог без запинки повторить текст письмеца.
«Искренне ваши Доброжелатели».
Сколько их — двое, трое, четверо? Может, подкараулить одного их них у дупла, оглушить дубиной, взять в заложники, а потом обменять на Галку с младенцем? Гранкин сильно сжал виски пальцами. За весь день он не съел ни крошки, хотя обычно всегда обедал в типографской столовой.
Виски заломило, пальцы тоже заломило, всё тело заболело, засвербило в носу, глаза стало резать, и слёзы вдруг полились ручьём. Так полились, что деньги на столе намокли. Виталий вдруг понял, что это был правильный и единственно верный выход — заплакать. Что это нужно было сделать сразу, как только он понял, что произошло, и тогда бы он не грохнулся в обморок, и сердце бы так не саднило, и голова бы работала лучше, и он придумал бы что-нибудь пооригинальнее, чем продавать квартиру, занимать у друзей и задирать цены на свои услуги. Он придумал бы что-нибудь получше — например, грабануть инкассаторскую машину.
В дверь осторожно постучали.
— Приём закончен! — крикнул Виталий сорвавшимся голосом, но дверь приоткрылась и в щель просунулась голова Петровича.
— Добрый доктор Айболит допоздна у нас сидит, — схохмил Петрович. Он всегда плоско, но от души шутил. — А как насчёт «по маленькой»?!
— Никак, — пробормотал Гранкин и быстро, сначала кулаками, потом подолом халата, утёр лицо от слёз. Но от Петровича было трудно что-нибудь скрыть. Он носил очки с толстыми линзами в роговой оправе и очень гордился тем, что всё всегда замечает.
— Э-э-э! — протянул Петрович. — Ты что здесь, лук шинкуешь? — опять пошутил он. — Кролика на операции зарезал? Птичку жалко? Сопли, слёзы, ты чего?..
Петрович пошёл на Виталия, широко раскинув руки, округлив под очками глаза и, всем своим видом демонстрируя глубочайшее изумление.
— Петрович, я больше… того, не пью, — шмыгнул носом Гранкин. Он встал, снял халат и, скомкав его, основательно вытер им лицо, словно гигантским носовым платком.
— Да ну?! — ещё больше удивился Петрович. — Совсем?
— Совсем, — Гранкин отбросил халат на дерматиновую кушетку.
— Язва? Сердце? Камни в почках?! — ужаснулся Петрович.
— Нет.
— Рак?!! — Петрович со всего маха плюхнулся на смятый халат.
— Типун тебе на твоё помело!
— Подшился? — не угомонился Петрович.
— Петрович, мне нужны деньги, — Гранкин сел рядом с ним на кушетку, поймал во объятия свою всклокоченную голову и стал раскачиваться из стороны в сторону.
— О, делов-то! — хохотнул Петрович. — На! — Он вытащил из-за пазухи смятую тысячную купюру и сунул её Виталию в карман брюк. — Отдашь, когда будут. Давай по маленькой! Мне сегодня шикарный заказчик позвонил! Шикарный! Нужно обмыть, а то не дай бог, заказ сорвётся. Сначала фуфырик — потом сделка!
— Не, — Гранкин сунул смятую тысячу ему обратно за пазуху. — Мне, Петрович, нужно много денег!
— Много?!
— Да, много.
— Ну ладно, — вздохнул Петрович и стал, как фокусник, вытаскивать из карманов и выкладывать на диван мятые-перемятые купюры. Были там и доллары, и рубли, и даже, кажется, евро. Все деньги, несмотря на разность их достоинств, выглядели одинаковыми смятыми комочками и вместе образовали на кушетке довольно внушительную неопрятную кучку. — Бери, — кивнул на кучку Петрович и пододвинул её поближе к Гранкину. — Деньги — мусор. Вот до тебя тут хмырь сидел, так он никогда бы ко мне за помощью не обратился. Потому что брезговал он со мной по маленькой…
Гранкин посмотрел на купюры.
Триста пятьдесят тысяч долларов!
Сколько не собирай по крупицам, эта чёртова сумма не уменьшается. Ну возьмёт он эту кучу, ну продаст квартиру и барахло, ну возьмёт кредит и заберёт последние деньги у Кирюхи, отложенные на покупку дачи, что останется?! Триста тысяч вместо трехсот пятидесяти?
— Не, Петрович, — простонал Гранкин. — Меня это не спасёт. Не спасёт меня это! — он опять ощутил жжение в горле, слёзы хлынули сами собой, будто кто-то внутри открыл краник, и Гранкин не мог оказать на этот процесс никакого влияния.
— Ну и дела! — Петрович звонко хлопнул себя по коленкам. — На тебя, что, наехали? Так давай помогу! Есть у меня… знакомая бригада. Деньги из моих должников выколачивает! Если я попрошу, они и твоим вопросом займутся.
— Нет! — заорал Гранкин. — Только не это, не надо бригады! Надо триста пятьдесят тысяч долларов!
Петрович присвистнул, почесал затылок и развёл руками:
— Деньги — мусор, но столько у меня нет! Да и зачем тебе столько?!
— Сказать не могу, не спрашивай. Вопрос жизни и смерти.
— Ну, если жизни… Слушай, давай по маленькой! Такие вопросы на сухую не решают.
Виталий пожал плечами. Он совершенно не знал, как решают такие вопросы.
Пивнушка называлась «У камелька». Было в этом названии что-то милое, уютное, трогательное и музыкальное. Вспоминалось о доме, тапочках, жене в халате, невынесенном мусорном ведре, семейном ужине и Петре Ильиче Чайковском.[1] Правда, после первой кружки отличного, бочкового пива мысли эти бесследно испарялись. Закуска здесь тоже была отличная, а при желании можно было заказать и водку.
— Слушай сюда, — сказал Петрович Виталию, когда она уселись за столиком. Это был их первый поход в подобное заведение. Гранкин заказал большую кружку пива и пиццу, а Петрович графин водки и бутерброды с икрой. — Слушай, я уж не знаю, во что ты там вляпался, но море выпитых вместе крепких напитков не позволяет мне остаться равнодушным к твоей судьбе. Всю сумму я тебе, конечно, не организую, но кое-чем помочь смогу. Я тут новые печатные станки собрался покупать, да денег всё не хватало. А тут… индус на мою голову свалился, Сандипом зовут. Богатый, как падишах! Он решил у нас в России бизнес делать. Ему из Индии презервативы очень дешёвые без упаковки гонят, а он тут упаковку штампует, изделия заворачивает и по аптекам рассовывает. У них там в Индии типографские услуги — жутко дорогая вещь, зато презервативы копеечные. Вот он и хочет наладить тут такое прибыльное дело. Его товар самый ходовой в аптеках, потому что самый дешёвый, его оптовики тоннами хватают. Тиражи упаковки ему нужны бешеные! И он, представляешь, хочет со мной сработать! А ещё он собирается у меня печатать огромные, миллионные тиражи игральных карт. У него они какие-то особенные — очень оригинальный дизайн! В общем, на днях он мне должен предоплату внести, так я тебе тысяч тридцать долларов отстегнуть могу. Не буду пока станки покупать. Мои шалопаи-печатники пока на старых потрудятся, они и на них чудеса вытворяют!
— Спасибо, Петрович, — промямлил Гранкин, отхлебнул пива и подсчитал: минус тридцать, значит надо нарыть ещё двести семьдесят тысяч долларов.
Пиво показалось омерзительным, а пицца отвратительной. — Спасибо, Петрович. Я отдам тебе эти деньги, не сразу… но отдам! Заработаю…
— Ладно, — махнул Петрович рукой. — Деньги — мусор, главное — дружба. Давай по маленькой!
Они чокнулись, Гранкин огромной кружкой, Петрович маленькой стопочкой.
— Может, всё-таки скажешь, что у тебя стряслось?!
— Не могу, — замотал головой Виталя, словно лошадь, пытающаяся скинуть поводья. — Не могу, Петрович! Потом… как-нибудь.
— Ну ладно, давай о нейтральном. Жена у тебя родила?
Кранчик внутри опять кто-то открыл, и слёзы хлынули прямо в пиво, пробивая в плотной пене ощутимую брешь.
— Родила, — кивнул Гранкин.
— Э-э-э, худо дело, — Петрович забрал у него кружку и поставил её на стол. — Что, ребёнок урод?!!
— Какой урод?! — заорал Гранкин. — Какой урод?! Девка, красавица, Сашка! Талия осиная! Все четыре кило и рост как у манекенщицы — пятьдесят восемь сантиметров!!! Сам ты урод!!! — Гранкин беззвучно и судорожно зарыдал, уткнувшись носом в сложенные лодочкой ладони. — Триста пятьдесят тысяч долларов! — прошептал он. — Триста пятьдесят!
— Этому пива больше не наливать, — приказал Петрович подбежавшему официанту и тот деликатно, словно скользя на коньках, отъехал к соседним столикам. Петрович накапал из графина водки в столовую ложку, подсел поближе к Виталию и стал спаивать её как ребёнку, приговаривая:
— Давай, давай, за папу, за маму, за сестричку, за котика, за пёсика, за птичку, за девку Сашку-манекенщицу, за урода Петровича, за индуса-падишаха, за…
Внутри у Виталия потеплело, отошло, краник закрылся, горло перестало першить, глаза резать, ситуация показалось смешной.
Ха! Всего-то триста пятьдесят тысяч долларов! У него куча верных друзей! Они займут ему денег и никогда не поторопят с отдачей! Недостающую сумму он тоже займёт. У кого? Да у «барина», у соседа! У него денег куры не клюют! Виталя вылечит ему собаку и займёт. А коли отдавать будет нечем, то просто грохнет этого соседа — так, кажется, поступают с теми, кому много должен.
— Ха! — сказал Гранкин весело и хлопнул себя ладонью по лбу. — Ха-ха!
— Уже лучше. Уже гораздо лучше! — похвалил его Петрович, погладил по голове и налил в ложечку ещё водочки. — За «ха-ха»! Дай, я тебе галстук нормально завяжу, а то ходишь как Дмитрий Нагиев по программе «Окна».
Внутри у Гранкина стало ещё теплее, ещё лучше. Захотелось плясать и спать одновременно. Он даже топнул ногой и хлопнул в ладоши, но глаза закрылись, Виталя провалился в сон, успев пристроить прозрачно-лёгкую голову на сцепленные на столе руки.
Когда он очнулся, Петровича рядом не было. Графинчик водки был пуст, закуска съедена, на спинке стула висел пиджак Петровича, но самого его нигде не было видно.
— Эй, Петрович! — позвал Гранкин и заглянул под стол. — Ты мне баксы обещал! — Под столом валялись только скомканные салфетки и пепел, Петровича там не было. Судя по количеству ног, просматриваемых в перспективе за другими столиками, народу в зале было немного. Три ноги — три человека, подсчитал Гранкин. Нет, полтора. В поисках правды, Гранкин разогнулся и подсчитал количество голов. Четыре. Он снова нырнул под стол и пересчитал ноги — три. Разогнулся, пересчитал головы — четыре. Снова полез под стол — три ноги. Стало так обидно, что захотелось в туалет. Хватаясь за столики, он пошёл искать дверь с буквой «М».
У писсуаров никого не было, но Гранкин никогда ими не пользовался, когда не был уверен в координации своих движений. Он по стеночке дошёл до кабинки и тихо, как мышка, нырнул в первую же свободную.
— Будет лучше, если ты расплатишься сразу, — услышал он вдруг голос Петровича. Покрутив головой, Гранкин понял, что голос несётся из соседней кабинки. Он хотел крикнуть: «Петрович, я здесь!», но не успел.
— Да, там получается не такая уж и большая сумма, — совсем рядом сказал Петрович. — Если притащишь всё чёрным налом, то за всё про всё прошу двести тысяч зелёных. Скидка хорошая, мне станки нужно новые покупать, потому и стопроцентная предоплата понадобилась!
«Двести тысяч зелёных!» — Гранкин прикусил губу и припал ухом к тонкой перегородке. Петрович говорил тихо, но Витале казалось, что слух у него усилился в несколько раз, что не уши у него, а локаторы, которые ловят каждое колебание воздуха.
— Ну что? Согласен?! Тогда слушай меня внимательно, Сандип!
«Сандип! Индус, богатый, как падишах! — вспомнил Гранкин. — Делает в России бизнес на презервативах и игральных картах!»
Мозги вдруг прояснились. Хмель как рукой сняло.
— Значит завтра вечером, часиков в одиннадцать подгребайся ко мне с бабульками в кабинет. В типографии уже никого не будет, только рабочие, но они в цеху. Да, давай! Что значит все твои бабульки в Индии? Ты же сказал, что ты согласен?! Тьфу! Бабульки — это деньги, а подгребайся, значит, подъезжай! Усёк? Да нет, «усёк» — это значит, понял ли ты, что завтра вечером, в двенадцать ночи, я жду тебя в своём кабинете со всей суммой наличных?! Припаркуешься у чёрного входа, где кустарник густой растёт. Машину там где-нибудь брось, не хочу афишировать нашу встречу. Усёк? В смысле, понял?!
«Двести тысяч зелёных!» Гранкин сильно сжал руками голову, чтобы крамольная, преступная мысль перестала оформляться в пьяном мозгу. Но всё же она оформилась и выглядела примерно так. Вечером в типографии никого нет, кроме пяти-шести рабочих, которые катают срочные заказы. Но они находятся в цеху, где очень сильно шумят станки и ничего не слышно, даже если орать друг другу в ухо. Здание типографии никто не охраняет, кроме двух безобидных дворняжек, которым скармливают объедки из столовой. Объедков так много, что собаки сильно разжирели и пребывают в вечно благостном расположении духа. Петрович, человек по натуре не жадный, почему-то решил сэкономить на охране. «Толку от этих дармоедов!» — заявил он и уволил даже дедушку-сторожа, оправдывая это тем, что в цеху всё равно круглые сутки толкутся рабочие.
Если Сандип подъедет с чёрного входа, припаркует машину в тени густого кустарника, то…
На голову нужно натянуть чёрный чулок, в руку взять детский пистолет и внезапно выскочить из кустов. Индус вряд ли будет кричать и сопротивляться, скорее всего, он молча отдаст деньги.
Судя по звукам за тонкой перегородкой, Петрович стал использовать туалет по прямому назначению. Гранкин, забыв о своей нужде, на цыпочках выскользнул из кабинки и пошёл за столик.
Когда Петрович вернулся, Виталий с видом примерного ученика пил минералку.
— О! — удивился Петрович, и тут же «пошутил»: — Да ты молодец-огурец! Проспался, оклемался, посвежел, повеселел! Ну, что я говорил? Всё будет зашибись! Продолжим банкет?
— Не, Петрович, ты оставайся, а мне пора, — Гранкин посмотрел на часы. До полуночи оставался час и двадцать минут.
Дома, взяв ручку и лист бумаги, он понял, что понятия не имеет, как обратиться к похитителям.
Господа? Товарищи? Друзья? Мерзавцы?
Нет, не мерзавцы, конечно. У Виталия мурашки по коже пошли при мысли как они могут отыграться на Галке с младенцем за «мерзавцев».
«Уважаемые!» — написал он и снова задумался. Что дальше? «Я не располагаю всей суммой наличных, но, думаю, что в течение десяти дней её соберу». Нет, слово «думаю» лучше не употреблять.
«Я обязательно выдам вам всю сумму выкупа через десять дней!» — написал он и почувствовал, что вспотел. А вдруг он не сможет быстро продать квартиру? Вдруг ограбление не удастся? Вдруг его убьют или посадят? Нет, права на ошибку у него нет. Он сделает это — ограбит индуса. И даже думать не будет о морально-нравственной подоплёке этого дела — ведь на другой чаше весов жизнь Галки и Сашки.
«Я обязательно выдам вам всю сумму выкупа, — жирно обвёл он слова и дописал: — Умоляю, кормите Галку получше, ведь она же кормящая мать!» Подумав, он приписал: «С уважением, Гранкин В.С.»
Приписка показалась глупой, но что ещё было писать: «Ваш Гранкин»?
Всё-таки, странные они были ребята, эти похитители. Где это видано: общаться записочками через дупло? И потом, кому могла прийти бредовая мысль похитить женщину с новорождённым ребёнком? Это хлопотно, шумно и неудобно. Как они умудрились украсть Галку вместе с коляской?! Ни на один вопрос Гранкин не смог найти более-менее подходящий ответ.
Он сложил лист пополам и вложил в продолговатый конверт. Заклеивать или не заклеивать? Он жутко боялся допустить какую-нибудь ошибку и разозлить похитителей. Конверт он всё же заклеил, облизав его край языком.
В старом парке оказалось темно, безлюдно и страшно. Гранкин проплутал с полчаса в поисках заброшенной танцплощадки и уже подумал, что не смог выполнить условие похитителей — положить письмо ровно в полночь, как вдруг наткнулся на это странное дерево. Два ствола так тесно переплелись между собой, что казалось — это одно огромное дерево с большой, раскидистой кроной. Виталий пошарил по стволам на высоте своего роста и действительно обнаружил дупло — трухлявое, узкое и тёплое внутри. Он быстро сунул туда конверт и длинными прыжками, как заяц, помчался прочь от страшного места, путаясь ногами в высокой траве.
Никакой танцплощадки он там так и не заметил, и всю ночь промучился мыслью: то ли это было дупло, то ли дерево? Чувствуя себя самым несчастным человеком на свете, он забылся тяжёлым сном только под утро.
«Алая зорька»
Это было невероятно, но утром Гранкина опять разбудил будильник. Виталий точно помнил, что так и не нашёл его вчерашним проклятым утром, но ведь чтобы будильник зазвонил, его надо как минимум завести. Электронный звонок пиликал откуда-то сверху, и было полное ощущение, что это высшие силы сигналят Витале: «Вставай!»
Кто заводит будильник?
Откуда несётся назойливый звук?
Кто затеял с ним невероятную, страшную, плохую игру?!
«Помните, мы знаем и видим каждый ваш шаг…»
Виталий встал, протёр руками глаза и поплёлся на кухню. Будильник искать он не стал. И умываться тоже не стал.
Он не ел уже сутки, если не считать вчерашнего пива и водки, и с этим фактом нужно было как-то считаться. «А то ноги протянешь», — попытался убедить себя Гранкин. Он налил в самовар воды, ткнул шнур в розетку, отыскал в холодильнике три яйца, и когда вода закипела, опустил их в самовар. Галка всегда засекала время, когда яйца варились, но Гранкин решил, что просто досчитает до сорока. На десяти он сбился, начал сначала, но снова запутался. Тогда он отключил самовар, налил себе в чашку заварку и открыл краник, чтобы долить кипятка.
Бредовое решение, принятое вчера с пьяных глаз, оформилось в решимость и абсолютную уверенность в собственной правоте. Сегодня вечером он будет грабить индуса. Индус не обеднеет, а он спасёт Галку и малыша. Остальные деньги он тоже как-нибудь соберёт, например, по-соседски займёт у «барина». Идея, конечно, бредовая, но другой у него нет.
Конечно, он понимал, что, грабя индуса, он обкрадывает Петровича: ведь эти деньги — полная предоплата за шикарный заказ, который Петрович нарыл и был страшно горд этим. Наверняка за этим заказом охотились все типографии города, но Петрович смог убедить Сандипа сработать именно с ним, дал хорошие скидки, пообещал короткие сроки. И ведь именно с этих денег Петрович щедро пообещал отвалить Гранкину тридцать тысяч! Но что такое эти несчастные тридцать тысяч? Виталю они не спасут. А двести спасут. Но двести Петрович не сможет дать — на эти деньги он должен купить бумагу, краску, оплатить работу рабочих, заплатить за электроэнергию, рассовать взятки пожарным и санэпидемстанции… Нет, надо грабить индуса. Тридцать тысяч — это не двести. В конце концов, этот индус богатый, как падишах. Найдёт он ещё двести штук на свои игрушки в бизнес в России.
Когда Виталий очнулся, он увидел, что сидит за столом, а вокруг растеклась огромная лужа. Она медленной тонкой струйкой стекает на пол, образуя там маленькое озерцо. Оказывается, он забыл вовремя закрыть краник, и вся вода из самовара вытекла. Чашка, переполненная до краёв горячей водой, не вызывала желания попить из неё чая. Гранкин поплёлся в ванну за тряпкой и десять минут сражался с потопом, засучив рукава.
На работу с утра он решил не ехать. Предстояло как следует подготовиться к вечернему «мероприятию». Впрочем, особого плана действий у него не было. Сознание услужливо подсовывало ему банальный набор атрибутов и действий: нужно напялить на голову чёрный чулок, в руки взять игрушечный пистолет, выскочить неожиданно из кустов и крикнуть: «Жизнь или деньги!» Скорее всего, индус предпочтёт жизнь. Что будет, если индусу окажутся дороже деньги, Гранкин не знал. Он решил, что в этом случае будет действовать по ситуации. Может быть, даже придётся ударить индуса. В любом случае деньги он заберёт, чего бы это ему ни стоило. Даже если индуса придётся убить. Думать об этом не хотелось и Гранкин снова начал считать до сорока.
Так и не позавтракав, он собрался и поехал в ближайший универсальный магазин. Пошатавшись по этажам, он отыскал отдел, в котором торговали колготками и чулками. Галка никогда не носила всей этой тонкой, недолговечной ерунды, она предпочитала прочные хлопчатобумажные колготки, которые в случае чего можно было заштопать.
Продавщица отчаянно скучала за прилавком: лето — не сезон для такого товара.
— Вам колготки, чулки или гольфики? — оживилась она, заметив Гранкина, боязливо рассматривающего витрину.
— Чулок, — сказал Гранкин и воровато оглянулся.
— Придётся взять пару. Один чулок, да ещё целый — страшный дефицит! — пошутила девушка. У девушки были накрашенные глазки, наманикюренные ручки и кофточка с очень откровенным декольте. Гранкин старался на неё не смотреть.
— Давайте пару, — кивнул он.
— Вам жене?
— Не, моя такого барахла не носит. Это… мне. — Наверное, следовало всё же сказать, что покупку он делает для жены, но Виталя патологически не умел врать. Даже по мелочам, даже совсем чужим людям.
— Понимаю, — легко согласилась продавщица и метнула на прилавок несколько упаковок с умопомрачительными картинками. Гранкин аж зажмурился, какие это были картинки! Порода женщин, у которых вместо тела были только бесконечные ноги, ему сильно не нравилась и отчаянно его смущала. Баба должна крепко стоять на ногах, а не качаться над землёй как страус. Какой прок от такой бабы? Только сплошные траты на такие вот финдюльперсы!
— Если на вас, то троечка нужна, — посоветовала девушка и в её голосе Виталию почудилась издёвка. — Резиночка ажурная, силикончик на теле нагревается и плотно сидит, не съезжает совсем. Плотность какая требуется? Дэн сколько?
— Ну, чтоб сквозь них и видно было, но и скрывало бы хорошо…
— Двадцаточка самый раз будет, — продавщица выбрала одну пачку. — Раскроем?!
Гранкин кивнул и опять воровато оглянулся. Время сейчас, конечно, рабочее, но вдруг кто-нибудь из его клиентов бродит по магазину? Продавщица раскрыла пачку, достала чулок и аккуратно растянула его на кулачке.
— Ширше бы надо, — тихо попросил Гранкин. Ему пришла мысль, что его голова будет пошире женской ляжки.
— Шире четвёрочка, — объяснила девушка. — Великовата вам будет.
— Давайте четвёрочку. Покупатель прав всегда, слышали про такое? — Гранкин опять оглянулся. — И только это… цвет нужен чёрный, а то эти гламурные сильно какие-то…
— Чёрный не актуальный сейчас. Возьмите мокко, или капуччино, модно очень!
Нет, кажется, она всё-таки издевалась.
— Чёрный, — отрезал Гранкин и достал деньги.
— Поступили новинки: гольфики синие, жёлтые, красные…
— Заверните эти.
— Примерить не желаете? — Стервозина кивнула на зашторенную кабинку.
— Мне не для тела, — счёл нужным пояснить Гранкин. — Мне для дела!
Пусть думает про него что хочет.
Она всё же хихикнула, прикрыв рот ладошкой, и в ответ посоветовала:
— А бельишко женское на втором этаже. Прям надо мной отдельчик будет!
До чего ж бесстыдные эти современные девчонки! Нет, здорово, что он женился на скромной, деревенской Галке.
Гранкин юркнул за какую-то колонну и хотел раствориться в толпе, но толпы нигде не было: утренние магазины пусты, правильно говорила Галка. Втянув голову в плечи, он шагнул на пустой эскалатор и поехал на второй этаж, искать отдел детских игрушек.
Водяной пистолет он выбрал быстро. Сонная продавщица лениво выбила чек и упаковала покупку. Гранкин решил, что такого оружия ему будет достаточно. Для непредвиденных обстоятельств он зарядит его перцовым раствором. Если такой раствор попадёт в глаза… Всё-таки, он любыми путями должен заполучить эти деньги!
Наверное, новость о том, что Гранкин стал очень дорогим врачом, быстро разнеслась по городу, потому что за весь день к нему не пришёл ни один клиент. Только в районе обеда в кабинет настойчиво постучали и в дверь протиснулась полная, румяная бабушка в цветастом платочке.
— Сына, — сказала она, — поспособствуй народному творчеству, подскажи, где пустые квадратные метры найти!
— Чему поспособствовать? — удивился Виталя и внимательно посмотрел на бабушку, пытаясь найти в её облике признаки старческого слабоумия. Но бабуля выглядела бодро, подтянуто, была прилично одета, а в её лучистых глазах светился деловой огонёк.