Брачный контракт с мадонной Степнова Ольга
Как я могла про него забыть?!
Анель. Зараза Анель».
Таблица Менделеева
Звонок звенел, очевидно, давно, но Виталя включился в действительность с очень большим трудом. Первой мыслью было, что это во внеурочное время, среди ночи, зазвонил будильник. Потом он понял, что звонят в дверь, и здорово перепугался.
— Геральд? — прошептал Виталя, находясь под впечатлением прочитанного.
Звонил кто-то настырный и бесцеремонный. Гранкин на цыпочках подкрался к двери и припал к глазку. На хорошо освещенной площадке маячила и бликовала знакомая лысина профессора. Иван Терентьевич намертво припечатал звонок пальцем и не отпускал его уже больше минуты.
Гранкин открыл дверь.
— А меня Маргарита из дома выгнала, — слегка смущённо сообщил профессор и обескураживающе улыбнулся. — Она решила, что я завёл себе бабу. С ней это происходит раз год в разгар лета, когда женщины начинают носить шорты и сарафаны. Короче, приютите лауреата Госпремии! Мне ненадолго! Через неделю в экспедицию уезжаю, с утра до вечера на работе пропадаю, не помешаю!
— Заходи, — Виталя за рукав втянул профессора в коридор. В одной руке профессор держал небольшой чемоданчик, в другой бейсболку.
— Располагайся, Вань, не стесняйся! Будь как дома и не забывай, что в гостях! — Гранкин вдруг понял, что страшно рад такому повороту событий. Теперь ему в квартире не будет так страшно и одиноко. Теперь даже можно включить самовар.
Иван Терентьевич обошёл квартиру, заглянул на кухню, в ванну и туалет.
— Подходит, — одобрил он. — Слышь, Вить, а где жена твоя с дочкой?
— Галка к маме в деревню уехала, дочку с собой забрала, — пряча глаза, ответил Виталя, и стал наполнять водой самовар.
— Я так и подумал, Вить! Бабе с ребёнком летом в деревне самое место! Эх, кабы у моей Маргариты мама в деревне была! И чтобы деревня эта на Северном полюсе! — Профессор открыл чемодан и стал доставать пожитки, выкладывая их прямо на кухонный стол: стопка трусов, стопка носков, стопка носовых платков, гранёный стакан, очевидно, под челюсть, шесть банок тушёнки и какой-то плакат.
— Это тебе от меня презент, — протянул он плакат Гранкину. — На стену повесь, нет, дай я сам повешу.
Пока Иван Терентьевич приколачивал плакат к стенке, Виталя разливал чай. Когда профессор работу закончил, Гранкин решил рассмотреть подарок.
На первый взгляд это была таблица Менделеева, но, присмотревшись, Виталя понял, что над ней кто-то существенно потрудился, усовершенствовав до неузнаваемости.
— Меня Галка на лохмотья порвёт за такую икебану, — расхохотался Виталя.
— Не, не порвёт. Не заметит, что к чему. Решит, что ты химией увлёкся, — отмахнулся профессор. — Бабы народ невнимательный, в «найди десять отличий» с ними играть бесполезно.
— С моей небесполезно, — перебил Виталя. — Вань, ты веришь в любовь?
— Что?!
— В любовь, говорю, веришь? Ну, чтоб вот сразу и на всю жизнь? Чтобы даже плевать было, плохой человек или хороший? И чтобы верить этому человеку так, что память потерять? И поверить даже, что ты — это не ты, и зовут тебя по-другому? И чтобы преступление совершить ради этого человека?
— Память потерять, это ты загнул, Вить. А вот в преступление ради любви верю. Этого на каждом шагу, как грибов-поганок. — Профессор положил себе в чай столько смородинового варенья, что горячая жидкость полилась через край. Он начал мешать месиво ложечкой, громко бряцая ей о бокал.
— Тысяча извинений, — приговаривал он, производя жуткий шум, — тысяча извинений… — Потом, громко шваркая, он с наслаждением принялся пить чай.
— Значит, про память не веришь? — пытал Виталя. — Чтобы позабыть, как тебя зовут?!
— Нет, ну почему же не верю? В принципе, верю. Любовь, это что?!
— Что?!
— Химия! — Профессор пальцем постучал по таблице. — Ударил в голову вот такой элемент, и всё, прощай, крыша! Верю!!! И что имя можно забыть, и что преступление совершить! Верю. Вить, у тебя спальный мешок есть?
— Зачем?
— Да я бы тут на кухне, на полу его разложил… и… — глаза у профессора осоловели и стали закрываться.
— Диван же есть, два дивана!
— Нет, на диване я не могу. Мне для комфорта спальный мешок нужен и комары.
— Елки-палки, да где ж я тебе их возьму?! У меня только палатка…
— Палатка? — заорал профессор. — Тащи её!
— Куда?
— Сюда, ставить будем.
Идея показалась Витале забавной, и через двадцать минут на кухне стояла старенькая двухместная брезентовая палатка, которая верой и правдой служила Гранкину много лет на рыбалках. Виталя кинул на пол два одеяла, и они с профессором забрались в тёплое, тесное нутро.
— Эх, костерок бы! — мечтательно протянул Иван Терентьевич, укладываясь на одеяло и прилаживая голову на кулак.
Виталя сел рядом с профессором в позе лотоса.
— Костерок отложим на завтра. Не все удовольствия сразу, — сказал он. — Вань, ты знаешь, у твоего сына в доме тоже что-то искали. Устроили жуткий разгром и Эльзу чуть не убили. Кто-то к потолку прицепил фальшивую балку и соорудил такую конструкцию, что когда дверь открылась, балка упала вниз. Эльзу спасло только то, что зазвонил телефон, и она задержалась на пороге. В спальне у Эльзы всё перевёрнуто, и в её кабинете тоже. Другие комнаты не тронули.
— Да ну? — сонно удивился профессор. — Ну, для сынка моего это неудивительно. Я вообще не понимаю, как он с этим своим бизнесом до таких лет дожил. Эльзу, конечно, жалко. Эльза баба весёлая, не злая, не ленивая и справедливая. Но ведь и она должна понимать, что большие деньги без неприятностей не бывают! Так что ничего удивительного. А ещё это их безалаберное отношение к охране. Ромка почему-то уверен, что на него никто не посмеет рыпнуться. Служба безопасности у него, конечно, есть, но вот личной охраны ни у него, ни у Эльзы нет. Да и плевать ему, он большей частью в Париже живёт, у него там квартира.
— Нет, Вань, ты не так меня понял. Там орудовал тот же человек, что и в гостиной Крылова! Этот человек что-то ищет! Ищет что-то конкретное, потому что не берёт никаких денег и драгоценностей. И при этом он не прочь избавиться от Эльзы Львовны, или, как минимум, серьёзно её покалечить! Этот человек из ближайшего окружения, он вхож в дом, потому что нигде, нигде, нет следов взлома! Он убил одну сестру и теперь пытается избавиться от другой!
— Вон оно как! — Иван Терентьевич протяжно присвистнул. — Эльзу надо спасать!
— Я уже принял меры. Завтра пойду, побеседую с этим Крыловым, может, у него какие-то соображения есть. Ты узнал, в какой он гостинице?
— Не, — помотал головой профессор. — Так ты к нему на работу иди. Рекламное агентство «Стар» на улице Ипподромской. Тебе, что, Эльза координаты не дала?
— Дала. Но я же хотел в обстановке неофициальной! По-домашнему, так сказать, чтобы человек расслабился, разоткровенничался…
— Я бы на твоём месте, батенька ветеринар, начал опрос не с мужа убиенной, а с её ближайшей подруги. Есть у тебя координаты подруги?
— Есть, — растерянно сказал Гранкин, поражённый простотой и правильностью рассуждений профессора. — Есть у меня и адрес, и телефон подруги. Я вот боюсь, не натреплет ли… Бабы, они, знаешь, желаемое за действительное выдают, фантазируют много, брешут, и того… преувеличивают!
— Ну, на то ты и сыщик, Вить, а не ветеринар, чтобы котлеты от мух отделять, зёрна от плевел, фантазии от реалий… — назидательно сказал профессор, снова прилёг на кулак и закрыл глаза.
Виталя тоже прилёг на одеяло и подсунул ладошку под голову. Он был длиннее профессора, и ноги его торчали из палатки. Гранкин подтянул колени к подбородку и пробормотал:
— Я, Вань, тогда у Крылова в гостиной за батареей тетрадку нашёл. Там какая-то хрень написана. Увлекательно очень, но всё равно хрень! Любовь-морковь, алые паруса… — Виталя почувствовал, как сон железной рукой отключает его мозги, но продолжал бормотать. — Я её всё равно дочитаю, потому что это Ада Львовна писала, и там, наверное, есть что-нибудь про убийцу. Хотя… я уже потерял всякую надежду, может, зря я всё это читаю, а, Вань?
— На то ты, Вить, и детектив, а не ветеринар, чтобы знать, зря или не зря, — сонно пробормотал профессор.
— Эх, жалко мой «Москвич» не на ходу. Я бы на нём сейчас по городу рассекал, везде бы успевал. Как ты думаешь, Вань, может, мне машину купить? Мне ведь Эльза денег дала на расходы. Купить?
— Зачем покупать? — забубнил профессор в свой кулак. — Бери моего Проходимца, вон он, под окнами твоими торчит, я на нём приехал. Я тебе утром доверенность на него напишу и пользуйся. Проходимца моего все гаишники знают, любят, честь отдают и никогда не останавливают. А я себе «мерина» из гаража заберу.
— Спасибо, Вань! А как ты квартиру-то мою нашёл? Я ведь тебе номер не называл.
— Так сосед твой сказал.
— «Барин» что ли? — сквозь сон хохотнул Виталя.
— Хр-р-р-р-р! — захрапел Иван Терентьевич как рота солдат на рассвете.
— «Барин», значит. Надо же, а я-то думал, он меня вообще за человека не считает, в упор не видит. Я-то думал, он и не знает, в какой квартире я обитаю.
— Хрр-р-р-фь-ю-ю! — вывел замысловатую руладу профессор.
— А я наврал, Вань, тебе про деревню, — бормотал Гранкин уже во сне. — У меня жену, Вань, украли. И что самое невероятное, дочку тоже. Всю семью у меня украли! И требуют за них… столько требуют! Но если я убийцу Крыловой найду, то деньги у меня будут. И я куплю на них Галку и Сашку. Всю семью обратно куплю, и даже ещё останется. Я ведь, Вань, и не детектив вовсе, а простой, среднестатистический ветеринар. Крысе там хвост отрезать, это пожалуйста, а вот зёрна от мух отделить… Я ведь даже индуса не смог ограбить, а ещё у меня будильник по утрам звонит, который никто не заводит, а ещё я в дупло носки положил, а ещё мы тут завтра обязательно костерок разведём в тазике, а ещё…
Утром, когда Виталя выбрался из палатки, профессора уже и след простыл.
На столе стоял горячий самовар и открытая банка тушёнки, съеденная наполовину. Видно, Иван Терентьевич решил по-братски разделить с Гранкиным завтрак.
Виталя доел тушёнку, выпил чаю с вареньем, прислушался, не звенит ли будильник, но ничего не услышал. По всей вероятности, нечистые силы не вынесли профессорского темперамента, не пережили палатку, разбитую прямо на кухне.
— А мы вам ещё костерок в тазике! — потёр Виталя довольно руки.
Он собрался и вышел на улицу.
Проходимец Витале понравился. Он оказался лёгок в управлении, рвал с места, развивая хорошую скорость. Правда, имелось и небольшое неудобство — чтобы завести его, нужно было поднять капот и отвёрткой замкнуть контакты втягивающего реле.
Во все стороны брызгали искры, но мотор заводился, работал надёжно и ровно.
Был и ещё один недостаток у этой машины — очень уж приметная она была. Вряд ли детективу при необходимости можно остаться незамеченным, имея на зелёных бортах огромных розовых бабочек. Но в остальном Проходимец Витале понравился, особенно тем, что на него не пришлось тратиться и тем, что лопал он недорогое дизельное топливо.
Лучшая подруга Ады Львовны Крыловой значилась в списке Эльзы под именем Лизы Питерсон. Гранкин звонил-звонил по указанному номеру телефона, но трубку никто не брал. Тогда он решил поехать по адресу.
Дом, который был ему нужен, оказался серой девятиэтажкой. В прокуренном лифте Виталя приехал на девятый этаж и битых полчаса с настырностью судебного пристава пытался достучаться до этой Питерсон. Через тридцать минут он признал своё поражение и понял, что вынужден изменить свои планы. Придётся побеседовать сначала не с лучшей подружкой, а с мужем погибшей.
Фальшивый лимон
— Вы говорите, вас наняла Эльза? — Крылов в четвёртый раз задал Гранкину этот вопрос, и Гранкин в четвёртый раз ответил:
— Да, я частный детектив, и меня наняла Эльза Львовна. Она считает, что обстоятельства смерти её сестры и вашей жены ну никак не тянут на несчастный случай.
— И почему она так считает? — наконец-то разговор получил хоть какое-то развитие и сдвинулся с мёртвой точки. — Почему? — Крылов встал и зачем-то начал поливать цветы из маленькой пластмассовой леечки.
Гранкин никогда не думал, что директор рекламного агентства сам может поливать цветы. Даже у него, Гранкина, при всей микроскопичности его бизнеса и доходов, цветы в кабинете поливала уборщица.
— Ну как же, — Виталя слегка стушевался, — вы же сами прекрасно понимаете, что даже очень пьяный человек, упав с высоты вашего балкона, никогда не убьётся насмерть.
— Вы видели мой балкон? — Крылов стоял к Витале спиной, и лил и лил из лейки воду в один и тот же горшок.
— Да, видел, — признался Гранкин. Он совсем иначе представлял себе этот разговор и сейчас не мог найти правильную линию поведения. — Вы цветочек-то так не заливайте, — неожиданно для себя ляпнул он, — сгниёт цветочек-то! Во всём мера нужна.
Странный он был, этот Крылов, и агентство у него было странное. В полуподвальном помещении под табличкой «Стар» ютились две пыльные комнатушки со старыми компьютерами. За компьютерами сидели вялые девушки и поедали салаты из пластиковых коробочек. Виталя, конечно же, понимал, что девушки не всё время поедают салаты, но было ощущение, что — всё. Третья комната оказалась кабинетом директора и отличалась от двух предыдущих тем, что была существенно озеленена. Цветы в горшках стояли повсюду, даже на стульях. Тут даже жил роскошный лимон в кадке со множеством маленьких ярко-жёлтых лимончиков.
Виталя без особых хлопот прошёл в кабинет к Крылову, не заинтересовав своим появлением ни одну из сотрудниц.
Крылов мало походил на директора. Он смахивал на актёра, чьё амплуа герои-любовники, но которому никто почему-то этих ролей не предлагает. Хотя всё у него было: высокий рост, худощавое телосложение, глаза с поволокой, тонкие черты лица, длинные нервные пальцы и загадка, прорва загадки, которую женщинам наверняка хотелось бы разгадать.
Что-то не походил этот Крылов на мужчину, с которым бабу могут связывать «спокойные» отношения.
Он отставил, наконец, леечку, сел за обшарпанный стол, мотнул назад головой, откидывая с глаз длинную прядь и, глядя не на Виталю, а на лимонное деревце, сказал:
— Господи, ну какая глупость! Эльза всегда страдала больной фантазией. Всегда! Мне трудно говорить на эту тему, но придётся. Зря вы полезли в это дело. Ада… она стала пить в последнее время. Причём, именно в одиночестве, и при этом наряжаясь в вечерние платья. Я не знаю, что это было… Может, она страдала оттого, что в последнее время я был очень занят и уделял ей мало внимания? Каюсь, это было именно так. Я, видите ли, затеял новое дело — издание нового городского глянцевого журнала, и большую часть времени проводил на работе. Часто не ночевал дома, нередко ездил в командировки. Когда с ней случилась трагедия, я был в другом городе, наши партнёры устроили презентацию и пригласили директоров рекламных агентств. Если бы я знал, чем на этот раз обернётся моё отсутствие! Зря вы лезете в это дело. Следствие уже было, всех допросили, экспертизы проведены и выводы сделаны. Это несчастный случай. Господи, какая глупость, будто, упав с высоты нашего балкона, нельзя разбиться насмерть! Да будет вам известно, господин детектив, что люди сворачивают себе шеи, и просто поскользнувшись на улице! Эльза — баба с больным воображением и лишними деньгами.
Виталя терпеть не мог, когда с ним разговаривают, не глядя в глаза. Конечно, он понимал, что у человека произошла трагедия почище, чем у него, но… Что-то в этом Крылове было не так, и в агентстве его что-то не так, и в лимоне что-то не то — слишком уж роскошное деревце для такой занюханной, пыльной конторы.
— Может, она баба и с воображением, — вздохнул Гранкин, — но за последнее время её реально несколько раз пытались убить. Она вполне обоснованно считает, что сначала кто-то расправился с её сестрой, а теперь хочет убрать и её.
— Да-а?! — Крылов вскинул брови, мельком всё же взглянул на Виталю, и поискал глазами, за что бы схватиться. Попалась маленькая моделька автомобиля, и он с шумом начал гонять её по столу. — Это вам Эльза сказала?!
— Это вам я говорю, — Виталя вдруг для себя решил, что с этим Крыловым нужно быть понахрапистее, а то толку не будет. — Не угостите ли сигареткой? Свои дома забыл, — Гранкин похлопал себя по карманам, будто бы в поисках пачки, хотя никогда не курил.
— Не курю, — рассеянно пожал плечами Крылов, катая машинку.
— А чай? Чай в вашей конторе не наливают?
— Ленусик, два чая, пожалуйста, — нажал на стареньком селекторе кнопку Крылов. — У вас ещё есть вопросы ко мне?
— У вашей жены были туфли на металлических каблуках?
— О господи, ну я же специально не рассматривал её каблуки! Наверное, были. А что?! — Крылов посмотрел Витале прямо в глаза, и Гранкин обозначил это событие, как победу номер один.
— Что курила ваша жена?
— «Парламент», — поморщившись, ответил Крылов и снова отвёл глаза, — только «Парламент» и ничего больше.
— Есть ли у кого-нибудь из ваших знакомых автомобиль «Порше»?
— «Порше»?! — Крылов усмехнулся, щелчками погнал машинку вдоль стола, но не рассчитал силы удара, и машинка свалилась на пол. Он уставился на неё, словно не понимая, почему моделька не полетела. — Нет, «Порше» это машина богатых бездельников. Среди нашего окружения таких нет. Разве что Эльза, но она ездит на «Вольво». А почему вы об этом спрашиваете?
Дверь открылась, в кабинет вошла девушка, в руках она держала поднос. Виталя схватил пластиковый стаканчик с мутноватой водичкой и отхлебнул из него. Второй стаканчик девушка поставила на стол Крылову и испарилась, словно исполнив пресловуто-безликую роль «кушать подано».
Чай был отвратительный, с химическим вкусом. «Ну, никакого размаха», — подумал про себя Гранкин.
— Ну, вы хотя бы заметили, что в последнее время ваша жена изменилась? Подстриглась, покрасилась, похудела, стала часто отлучаться из дома? В конце концов, у неё стали появляться дорогие вещи!
— Вы на что намекаете?! — Крылов встал и снова схватился за лейку. Поняв, что поливать уже нечего, он неохотно поставил её на место.
— Я не намекаю, я прямо спрашиваю — заметили или нет?
— Нет, ничего такого я не заметил. Ада всегда за собой следила. Ну да, она немного похудела в последнее время, изменила причёску, но что в этом такого? Женщины любят меняться, — Крылов схватил со стола степлер и стал делать им «щёлк-щёлк», «щёлк-щёлк». — Насчёт вещей… тряпки она любила всегда. Нет, вы на что намекаете?
«Понятно, у человека горе, — подумал про себя Гранкин, — но переживает он его как-то странно, неправильно переживает. Того и гляди, жонглировать начнёт. Нервничает он, а не переживает», — вдруг нашёл Виталя правильное определение.
— Знаете, у вас отвратительный чай, — пожаловался Гранкин. — У меня в ветеринарном кабинете и то есть керамический чайничек, хорошая заварка, сливки и сахар.
— В каком, простите, кабинете?.. — Крылов выронил степлер и уставился в упор на Гранкина. Это можно было бы назвать победой номер два, если бы Виталя знал, что ответить.
— Шутка, — улыбнулся Виталя. — Я о том, что в зверинце и то лучше чай подают.
— Не понимаю, чего вы от меня хотите. Я с вами только потому разговариваю, что вас Эльза наняла. Если бабе с деньгами что-нибудь втемяшится в голову… Зря вы в это дело ввязались, пустое оно. Ада напилась и сломала шею. Других вариантов нет.
— Вы в какой гостинице остановились?
— Ах, вы и это знаете? — Крылов схватил со стола карандаш и начал вертеть его. — В «Северной». Мне очень тяжело находиться дома одному. Если бы вы потеряли жену, вы могли бы меня понять. Я думаю, время пройдёт, боль потихоньку утихнет, но пока мне легче в гостинице.
Гранкину вдруг стало стыдно.
Разве можно расстреливать человека вопросами, когда у него такая трагедия? Впрочем, ради Галки и Сашки не то ещё можно.
— Вы были вчера дома, в коттедже?
— Дома? Да… был. А что?
— И… там всё нормально?!
— Да на что вы опять намекаете?!!
— Я не намекаю, я спрашиваю.
— Нет, вы намекаете, намекаете! — Крылов сломал карандаш и бросил его на пыльный ковролин, в компанию к степлеру и машинке. — У меня всё нормально дома, нор-маль-но! Если не брать во внимание, что на прошлой неделе у меня погибла жена и мне больно, больно и больно! А вы мучаете, разрываете моё сердце своими вопросами! — Он сел в кресло и бросил голову на руки так отчаянно, что пряди волос упали на его длинные пальцы. Не было в мире жеста, более красноречиво говорящего о внутренней боли.
Виталя почувствовал себя полной сволочью.
— Странно, — пробормотал он, — странно, странно. А вот у Эльзы Львовны кто-то в доме устроил обыск, причём, только в её личных комнатах. И знаете, кто-то соорудил такую конструкцию над дверью, что когда она открылась, то сверху упала тяжеленная балка. Эльзу спасло чудо — у неё зазвонил телефон, и она задержалась на пороге. До этого тоже были покушения. Поймите, это серьёзно! — Виталя встал и начал ходить по комнате — от лимонного деревца к окну и обратно. Он залпом допил дрянной чай, и поставил стаканчик на стол.
— Эльза — богатая дура, — забубнил в руки Крылов, — её муж — ворюга и бандюган. Неужели вы думаете, что не найдётся желающих свести с ними счёты? Но при чём тут я и моя Ада?! — Крылов поднял голову, в его глазах стояли настоящие слёзы. — Найдите в себе мужество и здравый смысл, — обратился он к Гранкину, — откажитесь от этого дела, не ворошите чужое бельё. Хотя, наверное, вам Эльза пообещала хорошие деньги, и вы носом землю будете рыть…
— Буду, — перебил его Гранкин. — Ответьте на последний вопрос. Среди вашего окружения, или окружения вашей жены, были люди по имени Анель и Геральд?
— Что?!! — заорал Крылов и вскочил. — Кто?!!
Дверь открылась и в кабинет шагнула девица, которая приносила чай. Она была рыхлая, бледная, совсем неинтересная девица. Не такими представлял себе Виталя девушек, работающих в рекламных агентствах.
— Андрей Андреич, — меланхолично произнесла она, — там макет утвердить надо.
— Вон! — заорал Крылов, и было непонятно, кого он имеет в виду: Гранкина или девушку.
Девицу нисколько не удивил гнев директора, она тихо и равнодушно исчезла, затворив за собой дверь.
— Откуда вы выкопали эти дурацкие имена? — почему-то шёпотом спросил Андрей Андреевич, схватил со стола пустой пластиковый стакан и с шумом раздавил его в кулаке.
— Так знаете или нет? — растерялся Виталя.
— Нет!
— Ну, может быть, вы знаете банкира Анкилова?
— Нет!
— Может, хотя бы толстого Павлика? Или на худой конец слышали что-нибудь про пакостника кота Филимона?
— Где вы этого нахватались? Где?! Чёрт! Говорите! При чём тут я? При чём тут Ада? — Он пошёл на Виталю, он смотрел ему прямо в глаза, и Гранкин понял, что сейчас его будут бить.
— У вас замечательный чай, спасибо, я, пожалуй, пойду, — Гранкин попятился и спиной натолкнулся на лимонное деревце. Он взял и зачем-то содрал с него пару ярких, жёлтых лимонов, пробормотав: — С вашего позволения! У меня друг изумительное вино гонит из одуванчиков, но кроме одуванчиков, там до фига всего нужно, в том числе и лимоны. — Виталя вдруг ощутил, что лимоны в его руке не настоящие, а пластмассовые, и деревце в кадке тоже не настоящее — из картона и ткани.
Виталя сунул фальшивые лимоны в карман и выскочил из кабинета.
Пеликаны
Гранкин сидел в машине и, перекатывая в руке пластмассовые лимоны на манер китайских шариков, слушал в телефоне диктофонную запись своего разговора с Крыловым. Он прослушивал запись уже второй раз, и второй раз убеждался — Крылов не просто тяжело переживает смерть жены, он ещё и сильно нервничает.
Почему он молчит о разгроме, который обнаружил у себя дома?! Вывод один — боится. А раз боится, значит, что-то знает.
Что знает?!
Вопрос на миллион долларов.
Конечно, Виталя не стал ловить Крылова на лжи. Во-первых, как объяснить своё проникновение в коттедж? Во-вторых, если человек чего-то говорить не хочет, заставить его могут только исключительной убедительности аргументы. Таких аргументов у Гранкина не было.
Впрочем, время Виталя потратил не зря. Теперь он точно знает, что Андрей Андреевич что-то скрывает, чего-то боится, а главное, что имена Анель и Геральд наводят на него ужас и панику.
«Откуда вы выкопали эти дурацкие имена? При чём тут я? При чём тут Ада?» — орал Крылов, и было абсолютно ясно, что причём.
Определенно, Андрей Андреевич что-то знает.
Виталя заметил, как из подвальчика под вывеской «Стар» вынырнула девица — та самая, блёклая и неповоротливая, которая приносила чай. Гранкин выскочил из машины, нагнал в два прыжка девицу и схватил её за руку.
— Ой, — вяло испугалась девица и попыталась отнять свою руку.
— Только, пожалуйста, не пугайтесь, — попросил её Гранкин. — Если вы ответите мне на пару вопросов, я, пожалуй, заплачу вам тысячу рублей.
— Три, — девушка отняла свою руку и попыталась рассмотреть на ней следы насилия. К великому ужасу Гранкина, красные пятна на запястье девицы действительно проступили. — Хорошо, три, — мгновенно согласился он, — хотя на три у меня и вопросов-то нет! Пойдёмте в мой лимузин, — Виталя указал на Проходимца, припаркованного у торца здания.
— Вы из милиции? — задала глупый вопрос девушка, забираясь в высокую расписную кабину.
— Ага, — развеселился Гранкин, — у нас в ментовке мода сейчас такая пошла, на лапу гражданам деньги давать. Да и машина у меня самая что ни на есть ментовская! — Гранкин указал на огромных розовых бабочек, но девушка никак не отреагировала на его шутки.
В салоне Виталя выдал причитающуюся ей сумму и спросил:
— А почему вы решили, что я из милиции? Что, ваш директор натворил что-то такое, что появление органов в вашей конторе так неизбежно?
— Может быть, мне придётся искать новую работу, — вздохнула девушка, но ладно, скажу. Всё равно я здесь такие копейки получаю… Рекламное агентство, это только вывеска. По профилю мы работаем мало. В подвале стоит старый печатный станок «Ромайор» и находится допотопная студия звукозаписи. Основная деятельность нашей конторы состоит в изготовлении и сбыте контрафактной продукции — дисков и кассет с популярной музыкой. Вот, собственно, и всё. Я отработала деньги?
— Да-а-а! — протянул Гранкин. — Значит, агентство такое же фальшивое, как и лимоны. Но меня интересует не это. Вас, кажется, Лена зовут?
— Нет, Катя. Просто у Крылова никто долго не держится, и он запутался в именах своих вечно меняющихся сотрудников. Проблему он решил просто: всех девочек зовёт Ленусями, а мальчиков Димычами. И все откликаются.
— Да-а-а, — снова искренне удивился Виталя, — да-а-а…
— Я свободна? — Девица попыталась выскользнуть из машины.
— Нет! Я вовсе не это хотел узнать!
— Да? А что же может быть интереснее этого?
— Вы знаете, что жена Крылова погибла?
— Об этом все знают. Несчастный случай. Андрей Андреевич очень горюет. Говорят, даже перебрался в гостиницу, чтобы ничего не напоминало ему о трагедии, только…
— Что?
— Не верит ему никто.
— Не верят, что очень горюет?
— Что в гостиницу переехал. К любовнице он подался.
— У него есть любовница?
— А вы на него посмотрите. Глаза с поволокой, хлыщ хлыщом, тьфу…! Разве такой упустит случай развеяться на стороне?
— Ну, если вы считаете, что каждый, у кого глаза с поволокой…
— Звонит ему на работу постоянно кто-то. Он дверь закроет и шепчется у себя в кабинете, и шепчется! С Адой он всегда открыто разговаривал: «Привет, буду поздно, к ужину не жди!» И потом, девки наши видели, как он какую-то дамочку подвозил. Внешний вид дамочки не предполагает, что с ней можно иметь деловые отношения. Высокая блондинка с фигурой для мужского журнала.
— Да-а—а! И директор фальшивый, — усмехнулся Гранкин. — То-то мне в вашей конторе всё подозрительным показалось. Скажите, он сегодня на работе случайно не проговаривался, что кто-то учинил в его доме разгром?
— Нет. Он же дома сейчас не живёт. А что, его обокрали?
— Не знаю. Пока не знаю. А как вам идея, что Аду Львовну, его жену, могли убить?
— Хорошая идея, — пожала плечами девица. — Вполне подходящая для любовного треугольника. Думаю, что та баба, с которой Крылов постоянно шепчется, вполне могла «заказать» Аду Львовну, потому что разводиться Крылов явно не собирался. У него с женой были хорошие отношения, мне кажется, он ценил, что может делать при ней, что хочет. Она никогда не устраивала ему сцен. Я вам помогла?
— Да-да, — пробормотал Гранкин, — только ещё последний вопрос. Крылов курит?
— Нет, давно бросил. Когда хочет курить, хватает первые попавшиеся под руку предметы и начинает их мять, крутить, бросать или… поливать цветы. Половину растений уже загубил. Пришлось поменять на искусственные. Кстати, зачем вы сорвали два бутафорских лимона?
— Да так, друга хотел порадовать. Он вино из одуванчиков гонит.
— А-а, знаю такой прикол! Куча дорогих продуктов, щепотка сорняков и романтическое название с налётом фанатичной любви к Брэдбэри.
— И ещё, маленький такой вопросик, не знаете ли вы, не слышали ли случайно, есть ли в окружении Крылова или его жены люди с именами Анель и Геральд? Или, может быть, рядом с ними мелькал банкир Анкилов, толстый Павлик, или кот Филимон?
Девушка нахмурилась и задумалась. Виталя понял, что улыбаться она не умеет. Вот Галка бы обязательно расхохоталась: «Что? Толстый Павлик? Банкир Анкилов? Кот Филимон? Ха-ха-ха! Здорово!»
Но девушка хмурилась, вспоминала, и наконец сказала:
— Нет, не слышала я таких имён. А если бы слышала, то запомнила. Очень уж они необычные, прям как из сказки. В особенности, кот Филимон.
— Ну тогда ещё совсем маленький вопросик. Как все ваши девушки Ленусики думали, у Ады Львовны был любовник?
— У Ады? Да чёрт её знает. Этим вопросом наша контора не озадачивалась. Она была баба спокойная, здравомыслящая, вежливая, и никаких поводов для сплетен не давала. И, кстати, в отличие от муженька, знала всех его сотрудников по именам. Если заезжала в контору, то: «Здравствуйте, Катенька! Мой в кабинете или халтуру в подвале штампует?»
— Она знала, чем муж на самом деле занимается?
— Да, знала, и, кажется, не осуждала. Как-то раз слышала я, как она в кабинете ему сказала: «Если тебя посадят, я буду слать тебе самые лучшие передачи».
— А что за журнал издаёт Крылов?
— Да не журнал вовсе, а каталог для оптовиков, чтобы те лучше ориентировались в ассортименте халтуры, которую он продаёт. Ну ладно, пойду я, а то на вашу ментовскую машину все пялятся. Ещё поймут, что это я про кассеты и диски сдала.
— Стойте! — Виталя быстренько нацарапал на обрывке какой-то бумажки свой телефон. — Если что-нибудь вспомните интересное, позвоните мне! Я вам денег дам.
— Вряд ли я что-нибудь вспомню, даже за деньги, — буркнула девушка, но листочек взяла, и, цокая каблуками, ушла.
Виталя задумался.
Вот ведь как получается.
У Ады Львовны — любовник, у мужа — любовница, у обоих рыльце в пушку.
И любовник, и любовница теоретически могли убить Аду Львовну. Первый — за то, что она собиралась открыть их связь миру, вторая — за то, что Крылов не собирался разводиться с женой. Правда, при чём тут покушения на Эльзу? Что искали в гостиной? Что искали у Эльзы? Чего боится Крылов? Имеет ли ко всему этому отношение история, описанная в тетради? Сможет ли он со своими ветеринарными мозгами за оставшиеся до выдачи выкупа дни из этой мозаики выстроить стройную и ясную картину с выводами и доказательствами?
Почему люди не умеют жить просто и весело, не обманывая друг друга?
Так можно дожиться и до того, что всё в мире станет фальшивым, как два этих жёлтых лимона. Даже чувства.
…Той осенью было жутко холодно. Но Галке нужно было гулять, у Галки была самая настоящая беременность, и Виталя в воскресенье вывез её на плотину. «Там самый-самый свежий воздух», — сказал он Галке и оказался прав. Несмотря на пронзительный ветер и пасмурный день, у воды было здорово: дышалось легко, мечталось отчаянно, казалось, что вода и небо не имеют границ, и вся вселенная у тебя на ладони.
— Галка, я говорил, что люблю тебя? — крикнул Виталя, и ветер, подхватив его слова, понёс далеко-далеко.
Гранкин точно помнил, что не говорил: не любил он пустых громких слов, но сейчас, при шуме падающей воды, ему вдруг показалось, что вовсе не пустые это слова.